«Путь к священству». Протоиерей Алексей Давиденко

У нас в гостях был клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице в Москве, тюремный священник при СИЗО № 7 протоиерей Алексей Давиденко.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и священническому служению, почему в начале 2000-х годов он оставил свою мирскую профессию и пошел учиться в семинарию, а также разговор шел об особенностях тюремного служения священника.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Хочу вам сказать, что у нас в студии протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице города Москвы. Тюремный священник при СИЗО № 7. Здравствуйте, отец Алексей. Добро пожаловать.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Здравствуйте, Кира! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!

Кира Лаврентьева

— Батюшка, давайте, наверное, спросим Вас о пути к священству — это наш традиционный вопрос, если к нам приходит священник, готовый портретно о себе говорить. Как Ваш путь к вере, в ограду церковную все-таки прокладывался?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я, наверное, принадлежу к тому поколению, которое воцерковлялось в конце 80-х — начале 90-х годов. Но моя судьба и мой путь к священству насколько необычен, может быть, если об этом я сейчас начну разговаривать, настолько и привычен для моего поколения. Потому что я — советский мальчик, рожденный в первой половине 70-х годов, и самый формирующий фактор для меня был то, что я не родился в России и не жил в России (ну, по крайней мере, в нынешних ее границах). Я жил, как Святейший Патриарх говорит, в границах исторической России, то есть в Советском Союзе, в одной из ее провинций, а именно — в Средней Азии. Родился в древней столице — Самарканде. То есть за несколько тысяч километров от Москвы, где ныне служу, и, естественно, за несколько тысяч километров от русской и православной цивилизации. Ну, то есть, я в детстве не видел ни храмов, ни священников, ни службы. И семья моя была такая: отец и мать — это советские служащие, которые не обучали меня вере, конечно же, самым естественным образом. Это было в советской семье абсолютно естественно. Ну и дополняет картину то, что я не был крещен: ни в детстве, ни позже. И случилось так, что отец по работе был переведен в Москву (это было уже в 90-е годы). Я делал какие-то первые шаги, их нельзя назвать шагами к вере, но первые попытки какого-то такого осознания, Кто есть Бог, что такое вера. Но все это было на бытовом уровне. Больше из-за того, что, я помню, детские воспоминания: моя тетя на Пасху пекла куличи. Вот это, наверное, самый пик воцерковленности был тогда для советских детей.

Кира Лаврентьева

— Да, обычное дело.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да. Вот-вот, вы как раз подтверждаете мои слова: это обычное дело абсолютно. Но когда сначала отец, а потом вся семья переехали в Москву, в 90-е годы это было еще возможно, тогда оставались связи советские, и отец уже работал на новой работе, я стал прихожанином Новоспасского монастыря, будучи еще некрещеным. Я так считаю, что да, я стал прихожанином, потому что я туда стал ходить, мне там нравилось. Я туда пришел и, как многие говорят, когда приходят в свой храм, говорят: это мой дом. Вот я что-то такое подобное испытал. Но путем к священству это еще не было, разумеется. И через какое-то время я осознанно, уже в возрасте двадцати одного года, крестился. Вот это уже можно назвать путем к священству, через первое Таинство, что называется. От моего крещения до моей диаконской хиротонии прошло семь лет. То есть сейчас можно сказать, что я мирянином пробыл в три раза меньше, чем в священном сане. То есть можно сказать, что я мирянином почти не был.

Кира Лаврентьева

— Не был.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Насколько это обычно или нет — не знаю, но когда в семинарии в первом классе (тогда еще классы были, не курсы) преподаватели с нами знакомились, в сентябре, на первых неделях один из преподавателей, кстати, наверное, могу сказать, кто это — дорогой, уважаемый мною отец Павел Великанов, тогда еще молодой священник.

Кира Лаврентьева

— И нами тоже.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, да. Молодой священник, который первые годы начинал свою преподавательскую научную деятельность, замечательный человек, несмотря на то, что мое поколение давно закончило семинарию, академию, мы сохраняем к нему любовь и уважение. Так вот, он стал поднимать каждого из нас и спрашивать: «Скажите, кто вы, откуда? Что закончили?» Ну и мои сокурсники встают: МФТИ, МГУ, МГУ химфак, МГУ мехмат. И вот так один за одним, у нас был курс, наверное, до половины таких вот ребят, которые пришли, кому-то уже было около тридцати лет, кому-то было за тридцать. Вот, когда прихожане меня спрашивают: батюшка, расскажите свой путь к священству? Я рассказываю о семинарии, что у нас самому младшему нашему сокурснику было семнадцать лет, а самому старшему — тридцать четыре.

Кира Лаврентьева

— Вот времена...

Протоиерей Алексей Давиденко

— Ровно в два раза разница была.

Кира Лаврентьева

— Ну и сейчас такое тоже бывает, наверное.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Сейчас, наверное, поменьше, потому что людей старшего возраста все меньше и меньше поступает в семинарию и в академию, идут после школы. И сейчас статус семинарии и академии изменился, поскольку это уже учебное заведение, которые имеет государственную лицензию. Это немножко уже другой внутренний мир учебных заведений, той школы, которую мы когда-то прошли. У нас было немножко по-другому. Наверное, каждое поколение о себе так будет говорить, что мы-то да, мы так жили«.

Кира Лаврентьева

— Да.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Сейчас задумываешься, это было 25 лет назад, четверть века назад. Тем не менее, это все-таки были не 80-е, не 90-егоды, там наши предшественники-отцы испытали нечто другое. Мы-то учились тогда, когда священник было уже что-то высокое, почетное, и каждый из нас понимал, что мы не идем в буквальном смысле на распятие после школы духовной. А мы идем на обычное служение, на приходы. Никто не будет на улицах, как в советское время, тыкать пальцем и говорить: вон, пошел в рясе. Это вот так случилось. Потом семинария, академия, брак и хиротония, сначала одна, потом вторая. Таков путь к священству.

Кира Лаврентьева

— Отец Алексей, эти семь лет вызывают вопросы, когда вы верующим, но не крещенным пришли в Новоспасский монастырь. Там что произошло, что вы решили стать священнослужителем? Если можно, отец Алексей.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Это самый частый вопрос, который задают священникам, вообще, наверное, монахам, владыкам, как же произошло всё.

Кира Лаврентьева

— Там явно какой-то перелом произошел.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я всем отвечаю, не один раз любой священник отвечал чадам, знакомым: ничего особенного не происходило. Произошло что-то серьезное и важное после крещения. Например, после крещения через три дня у меня умер отец, но после крещения, а не до крещения, и он успел меня благословить на это крещение. Я подходил к крещению как неофит, очень серьезно, важно, что да, я должен получить родительское благословение. Отец был на работе, как сейчас это помню, я ему позвонил из дома, говорю: так и так, папа, хочу креститься. Я не хотел тайком это делать, хотя родителей очень настораживало, особенно маму, конечно.

Кира Лаврентьева

— Еще такие времена были.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да. Их очень настораживало, что я сейчас уйду с головой, меня постригут в монахи прям завтра, я брошу семью, в смысле родительскую. Отец у меня был человеком очень глубокой внутренней жизни, очень был начитанным человеком, интересовался всем. Он дитя войны, родился в 41-м году.

Кира Лаврентьева

— Да, это особый сорт людей.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Это Сибирь, это голод. И он был человеком таким, сейчас я могу сказать, самородком он был, что ли. Он очень серьезно отнесся к моему желанию получить благословение отцовское, сказал: да, да, конечно, но ты имей в виду, что это очень важно. Мы никогда об этом не говорили, вообще никогда, это было мое решение. Он так отнесся к нему и сказал мне эти слова так, как будто у нас внутренний диалог уже был, а его не было такого диалога. Исходя из его слов, душа душе какой-то привет передавала, отцовская сыновней. И вот я крестился. Крещение я очень хорошо помню, я крестился в храме Сорока мучеников Севастийских, что у Новоспасского монастыря, в то время, когда там еще квартировали организации. Там еще не было толком алтаря. И как сейчас помню, я потом это понял, в момент крещения я этого не знал, конечно, нас крестили семь человек — тогда это было обычное дело, по 20, по 30, по 40 человек крестились — мы крестились так, 95-й год, семь человек. И крестили нас просто в тазу, никакой купели, естественно, для взрослых не было, а все взрослые. Таз этот стоял на том месте, где сейчас стоит престол храма Сорока мучеников, в алтарной части, как оказалось. Тогда мы этого не знали.

Кира Лаврентьева

— Протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице города Москвы, тюремный священник при СИЗО № 7. Так, крещение. Храм Севастийских мучеников. Там еще не было, наверное, отца Максима Первозванского?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Он там уже был, служил первые годы свои, если даже не первый год, и крещение совершал, и венчание, и отпевание. Да, он там служил, я его знаю, конечно. Тогда еще архимандрита Алексея (Фролова), который в 95-м году в августе месяце на Преображение Господня был хиротонисан в епископа. На протяжении, как вы, конечно, знаете, 20-ти лет был наместником Новоспасского монастыря и сформировал всех тех прихожан, которые были тогда в 90-е годы, в христианском ключе.

Кира Лаврентьева

— В таком духе, да, каком-то очень горящем это всё происходило?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Каков он сам и был.

Кира Лаврентьева

— Так, отче, хорошо, крещение вы приняли, а дальше вы же могли пойти в мир.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я учился как раз в тот момент. У меня семья, и отец мой был инженером авиационным, и мой брат закончил авиационный ВУЗ. Я тоже учился в авиационном ВУЗе. Это Московский авиационный технологический институт, который сейчас находится в структуре МАИ на правах внутреннего института или факультета. А тогда это было отдельное учебное заведение, институт, который по моде второй половины 90-х годов стал университетом. Интересно, что я поступал в институт...

Кира Лаврентьева

— А закончили университет.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Переводился, потому что я начал учебу еще на своей родине, в Средней Азии, а потом переводился в Москву после окончания трех курсов, и здесь уже заканчивал полное образование. Меня иногда спрашивают, а что у вас в дипломе написано, вы вроде авиационный институт заканчивали? А у меня написано инженер по ракетным двигателям. Я всегда говорю, что это не совсем соответствует действительности, потому что квалификация должна была быть по авиационным в первую очередь двигателям, а потом уже по ракетным. В большей степени нас обучали технологии производства двигателей летательных аппаратов, кафедра наша была такая. Наверное, да, я поддержал семейную традицию, династию, можно сказать, инженеров авиационных и работал инженером какое-то время. Вы, наверное, представляете разруху 90-х годов? Что там с авиацией происходило, все заводы встали, ничего не производилось, авиационной техники не производилось. Нас, выпускников МАТИ тогда, выпускников 98-го года, я проучился довольно долго, потому что поступал в 91-м году, еще в советский ВУЗ у себя там, в Средней Азии. За счет того, что перевод был, потерял год еще один и заканчивал довольно поздно. Еще и программа обучения была более долгой, не 5 курсов, а 6. Поэтому я закончил не в 96-м, как должен был бы, а в 98. И вот нас, выпускников 98-го года, приглашали в ракетно-космическую корпорацию «Энергия», тогда космос еще как-то работал, в КБ Сухого приглашали. Это всё было очень и очень, понятно, что какие-то очень низкие зарплаты, вакансии были какие-то пустые совершенно, невозможно там было чем-то заниматься. Но я нашел вакансию в научно-исследовательском институте радио, это тоже инженерная работа. Она, понятно, не связана была с моей специальностью, но была связана напрямую с той системой компьютерного моделирования, которой я занимался в институте, и потом с помощью ее защищал диплом. Система геометрического моделирования «Кредо» такая была, отраслевая система в авиационной промышленности. Это мне помогло устроиться на работу, я работал несколько лет инженером, правда, конструировал не самолеты, а радиорелейную аппаратуру. Насколько образование в МАТИ помогло, широко, можно было устроиться в совершенно другую отрасль и там работать. Это отголоски еще советского образования очень хорошего, широкого. Ничто не мешало работать.

Кира Лаврентьева

— Квалификация.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Хорошая квалификация, да. Но потом наступил двухтысячный год. У меня как-то смена веков и смена тысячелетий и в моей жизни тоже стала сменой, когда я уже решил, что, наверное, пора. Я уже пел в хоре тогда несколько лет на подворье Новоспасского монастыря

Кира Лаврентьева

— То есть вам светская работа не давала полноты?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Нет, я бы не сказал, она мне вполне нравилась. Я даже скажу, что и сейчас не пропускаю новости об авиационной промышленности, стараюсь поддерживать, насколько это возможно свою осведомленность. Хотел сказать квалификацию, но квалификацию, конечно, трудно поддерживать, ничего не делая в этой области, но осведомленность поддерживаю. Если вы у меня сейчас спросите, каково сейчас состояние двигателя ПД-14, который сейчас выпускается, я вам могу сказать актуальную картину по этому поводу.

Кира Лаврентьева

— Вот это да.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Потому что я интересуюсь, мне это интересно. Когда я выбирал эту профессию в свое время, я ее выбирал действительно по душе, и сказать, что переход какой-то произошел, что там не было полноты, я ее искал и потом ее где-то нашел. Нет, это был совершенно отдельный самостоятельный процесс духовной жизни, на которую повлиял и своей личностью владыка Алексей, конечно, люди вокруг, которые тоже и вербально и невербально подвигали к этому. И самому, конечно, хотелось, интересно было. В двухтысячном году поступление в семинарию, дальше семинария, академия.

Кира Лаврентьева

— Да... А кто вас благословлял? Был ли у вас духовник на тот момент?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Конечно, разумеется. За благословением я пошел, это несколько ситуация получилась интересная. В документах для поступления в семинарию было сказано: получайте благословение у епархиального архиерея, или у своего архиерея для поступающих из какой-то области. Хорошо, для меня кто епархиальный архиерей? Владыка Алексей, конечно.

Кира Лаврентьева

— Что далеко ходить?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Что еще. Я, конечно, пошел к нему, говорю: владыка, собираюсь в семинарию. Он говорит: хорошо, молодец. Он благословил иеромонаху, которому я исповедовался, написать рекомендацию, которая тогда полагалось, и сейчас, наверное, полагается, в пакет документов. Он написал мне рекомендацию, причем, абсолютно стандартного содержания, вы, наверное, видели и слышали, что причащается, исповедается, ведет регулярную духовную жизнь, послушание исполняет прилежно.

Кира Лаврентьева

— Исправно.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Исправно, да. Таким образом, и духовник был, конечно, в монастыре, и рекомендация была получена, всё, как полагается.

Кира Лаврентьева

— Да. А как супруга отнеслась ваша к тому, что вы полностью меняете свою жизнь?

Протоиерей Алексей Давиденко

— На тот момент я еще не был женат, но мы были знакомы со своей супругой.

Кира Лаврентьева

— Невеста.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Можно так сказать. Она всё принимала так, как должно. Более того, она и сейчас иногда шутит, что ты меня так застращал. Я ей говорил, что представь себе, что это такое, служение.

Кира Лаврентьева

— Не шутки. Всё очень серьезно.

Протоиерей Алексей Давиденко

— То есть подготавливал. Она отнеслась к моей подготовке совершенно серьезно. Я, разумеется, с запасом стращал, но, видите, это стращание возымело свои плоды.

Кира Лаврентьева

— Свой эффект.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Конечно. Потому что всё то, что произошло потом, было намного легче, чем я стращал.

Кира Лаврентьева

— Ага. Готовься к худшему и будешь радоваться уже всему.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Это, кстати, очень хороший способ, пожалуйста, рекомендую. И потом моя невеста, будущая супруга меня провожала в семинарию, я поступал, она меня провожала. Потом уже мы приняли решение о создании семьи, через некоторое время была хиротония. Я помню, мы с хиротонией не торопились, на тогдашней благочинной академии игумен Тихон (Зайцев), ныне Берлинский архиепископ, он тогда был куратором нашего курса, собрал ребят, говорит: что вы ждете, уже вы женаты, надо принимать хиротонию, вы зачем сюда пришли? Давайте, решайте со своими духовниками, определяйтесь. А у меня прошло уже от брака полгода, наверное. По меркам семинарии, академии, это долго, потому что тогда было принято, владыка Евгений, тогдашний ректор, благословлял, чтобы не меньше месяца прошло. Не меньше, то есть были случаи, когда меньше, через несколько недель.

Кира Лаврентьева

— Сейчас это сложно себе представить.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Почему, нет. Если, представьте себе, 35-летний студент, он уже женат, конечно, это легко.

Кира Лаврентьева

— Так-то да. Как первые месяцы, первые дни после священства проходили у вас?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Сорокоуст.

Кира Лаврентьева

— Вы чувствовали разницу, что вы были одним человеком, стали другим?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, конечно, это чувствовалось.

Кира Лаврентьева

— Это удивительно.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Но здесь хорошо понимаешь слова Сергея Сергеевича Аверинцева, нашего ученого, который высказался на научном языке, но, наверное, это будет понятно. Что священство трансцендентно его носителю. То есть, оно дано ему, но это не от него. Оно переживается не как расширение своих возможностей, а как дар, радость. Я помню, у меня диаконская хиротония была как раз в эти дни, буквально несколько дней назад, 23 года назад диаконская хиротония у меня была. Как раз каникулы были, мне ничто не мешало каждый день приходить в академический храм и служить. Рядом со мной по дням тоже был рукоположен во иеродиаконы один из студентов академии. Мы с ним вдвоем приходили в алтарь храма, а там были назначены штатные диаконы по расписанию, и умоляли их, что отцы идите, мы сами послужим. Можно? Мы хотим сами послужить, а они уже опытные.

Кира Лаврентьева

— Горение такое.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Желали, да. Мы отслужили. Тогда в академии положено было служить семь дней, даже придумали термин «семиуст» вместо сорокоуста. Положено так было. Но мы старались, и мы отслужили сорок литургий.

Кира Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице города Москвы, тюремный священник при СИЗО № 7. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы очень скоро к вам вернемся. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

Кира Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. У нас в гостях протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице города Москвы, тюремный священник при СИЗО № 7. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы дошли до рукоположения и уже рукоположились в наших воспоминаниях с отцом Алексеем, в его воспоминаниях. И это всегда такая тайна, удивительное событие. Я всегда очень внимательно слушаю гостей наших, когда они рассказывают, как они рукополагались в диаконов, потом в священнослужителей, то есть в иереев. Это, конечно, особая история, это очень похоже на постриг или венчание, изменение полностью своей жизни. И это прекрасно, потому что человек полностью меняется, он не остается уже прежним. Ну да, в какой-то степени он еще тот, но уже другой, и это тайна некая.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Он и тот и другой одновременно. Это вы смотрите внешним взглядом, извне, вам трудно...

Кира Лаврентьева

— Ну да, мы же женщины не можем... Но мы переживаем своё. Сходно, знаете, что? Какие-нибудь роды или какие-то очень серьезные преобразования личностные.

Протоиерей Алексей Давиденко

— То, что качественно меняет человека.

Кира Лаврентьева

— Поэтому частично мы, женщины, можем вас понять, частично, не полностью.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я думаю, и не частично тоже.

Кира Лаврентьева

— Как бы перерождаешься в некоторой степени.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Наверное, то же можно сказать о мужчине, который никогда не может родить. Ну и что, он вообще, что ли, тогда женщин не понимает? Наверное, все-таки понимает. Он физически не может это пережить, но понять-то может. Я думаю, многодетные отцы меня только поддержат в этом смысле. Я думаю, и женщинам в этом смысле никак нельзя отказывать в понимании именно внутреннего мира кандидата в священника или в диакона, который проходит это. Да, действительно, это очень хорошее сравнение, потому что роды это рождение новой жизни, нового человека.

Кира Лаврентьева

— И ты вместе с этим тоже умираешь и опять рождаешься.

Протоиерей Алексей Давиденко

— В хиротонии рождается какой-то тоже новый человек, служитель Церкви. Недаром у нас академическая традиция была, не знаю, сейчас поддерживается она или нет, при нас была очень твердой эта традиция. Когда перед диаконской хиротонией нас даже иподиаконы, которые помогают при диаконской хиротонии кандидату, предупреждают, что мы приходим с кольцом на руке, и это кольцо нужно сдвинуть с основания пальца на одну фалангу поближе и так его держать. Когда кандидат опускается на колени перед престолом, возлагает вот так руки на престол, кладет голову на сложенные руки, это кольцо снимает архиерей. Понятно, что это некое символическое действие, оно никак к таинству не относится, но символ того, что ты был в семейном союзе.

Кира Лаврентьева

— Ты был только мужем.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, ты был только мужем.

Кира Лаврентьева

— А теперь ты уже пастырь.

Протоиерей Алексей Давиденко

— А теперь ты венчан с Церковью. Недаром, вы все прекрасно знаете, это тройное обхождение престола, песнопение венчальное, которое употребляется за таинством хиротонии, только в другом порядке, не в таком, как при венчании. Да, это символ, что одна жизнь заканчивается, а другая начинается.

Кира Лаврентьева

— Да, интересно. Не то, что интересно, а таинственно и удивительно слышать это всё. Отец Алексей, спасибо вам большое. Как развивалось в вашей жизни, появилось тюремное служение?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Совершенно неожиданно.

Кира Лаврентьева

— Из авиации к тюремному служению — это экстремально.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Выпускников духовных школ, служащих в Центральном благочинии после завершения обучения в скором времени указом святейшего патриарха, тогда еще Алексея, отправляли на тюремное служение, закрывали вакансии. В 2007-м году был юридически образован следственный изолятор № 7. На этом месте история учреждения начинается где-то с 50-х годов, но там различные другие были учреждения, не СИЗО городского подчинения. В седьмом году произошло вот это, там был организован следственный изолятор городского именно подчинения, и в начале восьмого года ближе к маю туда была назначена группа священников, старший священник и еще четверо клириков. Среди клириков, я тогда еще не был старшим священником, был я как раз. С 2008-го года мы там в этом учреждении находимся. Иногда говорят: батюшка, вы сколько там находитесь? Мы считаем, сколько лет: за убийство столько не дают, сколько вы там находитесь.

Кира Лаврентьева

— Сколько уже лет, отче, получается?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Сколько? 17, восемнадцатый год.

Кира Лаврентьева

— Тяжело?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Мне нет. Тоже часто мы слышим, как вы там, как вы вообще можете? Я как-то тоже отвечал на эти вопросы и говорил, что для меня это, как такая удивительная встреча с людьми.

Кира Лаврентьева

— Вот.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Там люди все равно. Иногда бывает очень тяжело воспринимать какого-то преступника, который наворотил дел, понятно, если у него руки в крови или еще что-то. Убийство убийству рознь, конечно, всякое там бывает. Приходится жалеть и утешать всякого человека, который там есть.

Кира Лаврентьева

— Я спросила тяжело не потому, что СИЗО, тюрьма и, значит, точно тяжело по определению. Нет, совсем нет. Скорее, это знаете о чем, на своем ты там месте или не на своем? Скорее, про это был вопрос. Человеку и в саду прекрасном, если он не на своем месте, будет и там тяжело. Тут вопрос собственного пути, чувствуете ли вы там себя нужным?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Любой священник в таких местах нужен, это место страданий и место боли, там священническое присутствие, священническое служение и вообще церковное служение очень востребовано. Поэтому, конечно.

Кира Лаврентьева

— Отче, а люди, которые выходят потом оттуда, к вам в храм начинают ходить, возвращаются к вам?

Протоиерей Алексей Давиденко

— У меня были такие случаи, когда приходили люди, уже освободившиеся, с какой-то благодарностью, спасибо сказать. Моими прихожанами они не становились, но они воцерковлялись и продолжали свою церковную жизнь уже на свободе. Такое было, да, несколько человек я встречал. Причем, даже в городе иногда встречал. Один раз, было лет десять назад, ко мне идет навстречу парень, достаточно молодой: о, батюшка. Я никак не могу понять, кто это. Вроде бы, лицо знакомо, но не могу понять, кто это. Он говорит: да я же из нашего учреждения, меня освободили, все хорошо у меня, я устроился на работу. Так что, да, были такие встречи, люди свою жизнь налаживают.

Кира Лаврентьева

— Вопрос налаживания жизни после мест лишения свободы очень остро стоит.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Конечно, да, сейчас звучат такие слова, как пробация, ресоциализация.

Кира Лаврентьева

— Человеку же надо как-то помогать, да?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Срок сроку рознь. Одно дело, когда человек отсидел 12 лет в колонии строгого режима или 15 лет, ему, конечно, социализироваться тяжело. Если человек отсидел год или два в Москве, при том же следственном изоляторе есть колония общего режима, где можно отбывать наказание прямо в этом же изоляторе. Там уже люди после суда находятся, в отношении которых законное решение вступило в силу. Они не теряют связи со своими родными, у них есть телефон, не мобильный.

Кира Лаврентьева

— То есть СИЗО это все же, давайте поясним для наших слушателей, это не совсем строгое место, особый режим.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Скорее, наоборот, следственный изолятор — это строгое место. Недаром срок, проведенный в следственном изоляторе, засчитывается один к полтора. Там как раз строгая система ограничения свободы, когда человек 24 часа в сутки, лишенный любых контактов, находится в камере. У него есть прогулка, конечно, душ, это понятно. Но он находится, можете себе представить, с ним 3, 4, 5, 20 совершенно чужих людей в одном помещении. Многие спрашивают, ужас какой-то. Никакой не ужас, помещения нормальные. В таком случае говорят, это же не санаторий. Да, это не санаторий, но там люди находятся. Помещения там нормальные, они в нормативном, в хорошем я бы даже сказал, состоянии. К нам иногда приходят люди, говорят: это не везде так. Ну да, в Москве так и очень неплохо. Говорят, питание. Питание нормальное, там можно вполне спокойно жить.

Кира Лаврентьева

— Чтобы они имели возможность сохранить здоровье, выйти и дальше жить жизнью нормальной.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, естественно. Нет, я совершенно не собираюсь приукрашивать, потому что место лишения свободы — это место лишения свободы, разумеется.

Кира Лаврентьева

— Ничего хорошего.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Но сказать, что там какой-то ужасный ад творится, нет, абсолютно. И люди тоже вступают в контакты друг с другом, общаются между собой, создают какие-то социальные связи внутри камеры. Сам следственный изолятор, когда люди находятся во время следствия там, почему он следственный, когда они обвиняемые, подсудимые, потом вступает в силу решение суда, они еще некоторое время могут находиться в изоляторе, потом их этапируют в колонию. Но некоторые из них, которые первый раз осуждены по не тяжелым статьям, могут остаться при хозяйственном отряде при изоляторе. Это и есть режим общий, колония общего режима.

Кира Лаврентьева

— Вот я это имела в виду.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Они отдельно живут, там уже нет камер, они живут в казарме.

Кира Лаврентьева

— Я приняла одно за другое.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, да, там два разных режима в одном учреждении, и там, конечно, полегче. Они уже по территории чуть попроще перемещаются. А те, кто находятся в камере, абсолютно закрыты. никуда не перемещаются, вот они закрыты 24 часа в сутки, это тяжело, конечно, это полное лишение. Представьте себе какого-нибудь бизнесмена, у которого телефон разрывается каждые две минуты, он без него жить не может, и раз, он оказывается в полном вакууме, абсолютном вакууме, когда он не может ни с кем ни поговорить, ничего. Понятно, что там в рамках закона разрешены встречи с родными, звонки.

Кира Лаврентьева

— Да, очень непросто. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице, тюремный священник при СИЗО № 7. У микрофона Кира Лаврентьева. Отец Алексей, это, наверное, тоже возможность остаться наедине с самим собой? Тяжелая история, очень тяжелая. И здесь, наверное, хорошо бы со священником пообщаться, в такой тяжести находясь.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Там как раз одна из сложностей, что там наедине с самим собой практически невозможно побыть.

Кира Лаврентьева

— Все время с кем-то, с соседями.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Все время с кем-то, абсолютно чужие люди, и они находятся в твоем внутреннем пространстве, когда ты ешь, спишь. Ты не можешь уйти куда-то в отдельную комнату, ты спишь, и рядом с тобой спят еще 15-20 человек в одном помещении на двухъярусных кроватях. Ты спишь, над тобой кто-то спит или под тобой кто-то спит, если ты наверху. Там как раз уединиться сложно. Но с точки зрения, если ваш вопрос трактовать в аскетической плоскости, то, конечно, и мы им об этом говорим. Это, наверное, самое частое, что произносят священники в качестве напутствия или утешения, что вы, пожалуйста, не считайте время заключения вычеркнутыми годами из своей жизни, это нужно использовать, это ваша жизнь. Вы здесь проживете 5-10 лет, вы можете что-то читать, выучить суахили. Вы можете использовать это для своей жизни, и в первую очередь, для своей христианской жизни. Те, кто не читал Священное Писание, возьмите, откройте Священное Писание, они там впервые знакомятся со Священным Писанием. Иногда приходится, даже зачастую приходится сталкиваться с полной дремучестью в отношении Церкви, то есть они вообще ничего не знают, ну просто вообще. Или даже того хуже, иногда голова наполнена какими-то мифами.

Кира Лаврентьева

— Суевериями.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Какой-то мистической дурью, я даже мягче не могу сказать. И суеверия, конечно, тоже.

Кира Лаврентьева

— Отец Алексей, а были ли случаи реальной метанойи, перерождения, когда был человек один, стал другой.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Метанойя — это хорошее слово. Да, пожалуй, что были. Да, могу сказать, такие случаи были. Случаи исправления у меня на глазах Я не имею в виду при мне, но я имел возможность отслеживать дальнейший путь.

Кира Лаврентьева

— Да, вы же там очень долго, вы же их видите постоянно.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Но то что долго, здесь вопрос режима. У нас же нет возможности там создать общину, особенно в условиях нынешнего режима нашего изолятора. Он находится в карантинном режиме, то есть все заключенные по городу Москва попадают сначала к нам, проходят карантин дней 10-14, и потом отправляются в другое учреждение. И всё, мы их больше не видим. Если он за эти десять дней к нам попал, молодец; если нет, значит, он в другой изолятор попадает.

Кира Лаврентьева

— То есть, у вас нет постоянного многолетнего общения с людьми.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Постоянного вообще нет. В следственных изоляторах это проблема. Даже если человек там содержится 3-4 месяца, все равно потом он уезжает через 3-4 месяца. С учетом того, что есть естественным образом очередь на посещение храма, они не могут все желающие каждую неделю ходить в храм, есть очередь. Есть ограничения, связанные с режимом, скажем, запрещения на межкамерные связи. Нельзя две камеры или три камеры одновременно вывести. Двадцатиместные три камеры это 60 человек, нельзя 60 человек взять и вывести, это невозможно. Максимум можно вывести одну камеру, 20 человек вывели и всё. Следующая камера будет только через неделю. Поэтому здесь нет общины как таковой.

Кира Лаврентьева

— Нет. Отец Алексей, как тогда в таких условиях священнику взаимодействовать с людьми? Тут надо очень быстро успевать что-то говорить в таких довольно потогонных условиях.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я читал воспоминания одного священника, который служил, наверное, это 90-е годы были, в спальном районе в Москве. Он рассуждает так, что я вижу человека, который ко мне приходит, многомиллионный город, я понимаю, что он сейчас один раз пришел и, скорей всего, больше уже не придет ко мне. Я должен вложить в него сейчас максимум, что возможно. Иногда это превращается в череду таинств, что его надо пособоровать; если он с женой, его венчать надо; если он некрещеный, его крестить надо. То есть максимально поднять его духоносность. И всё, и больше его не увидишь. У нас что-то похожее, только с учетом того, что у нас есть возможность прийти к этому человеку в камеру потом, если какая-то прям необходимость есть. Я не помню, чтобы такие случаи были, что срочно нужно было, какое-то тяжелое духовное состояние. Крещение, пожалуйста, мы крестим там. Даже венчаем, я венчал в следственном изоляторе. Правда не в своем, в семерке, а в следственном изоляторе четвертом, куда мы были направлены ныне покойным владыкой Иринархом, председателем Синодального отдела, предшественником нынешнего председателя, иерея Кирилла Марковского. Мы — это группа священников следственного изолятора 7, мы там помогали при СИЗО 4 полгода, наверное, несли там череду. На мою череду попалось венчание, мы выписывали бумагу, всё как полагается, подписи, печати. Невеста пришла в венчальном платье прям в тюрьму. Так что это не то, чтобы редкость. Я думаю, такие истории любой московский тюремный священник расскажет, это бывает.

Кира Лаврентьева

— Да, удивительно. Отец Алексей, как вы это для себя осмысляете, для чего вам это нужно, что вам дает это служение?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Здесь, наверное, научение тому, как Бог действует в людях, и тому, как Бог действует в судьбах людей. Познание собственной немощи, ты не можешь взять и сказать, да будет так, и это становится так. Да будет свет, и стал свет. Чтобы этот свет в душе человека возгорелся, нужен Бог, и нужно Его слово, и нужно какое-то прикосновение к душе человека. Вот этому научаешься. Научаешься терпению, что нужно долго, долго и очень долго терпеть, ждать, ждать, ждать каких-то плодов, которых нет, нет, нет, нет. Но потом как-то что-то появляется. Рассчитывать на какую-то отдачу эмоционально...

Кира Лаврентьева

— Не приходится.

Протоиерей Алексей Давиденко

— ...не приходится. Хотя бывают такие случаи, когда человек в заключении совершенно иначе исповедуется, с другим внутренним посылом, с другим внутренним напряжением своих духовных сил. Это очень многому научает, потому что перед тобой открываются глубины человеческой души, посмотришь так на человека, мужичок такой, вроде, с ноготок.

Кира Лаврентьева

— А там...

Протоиерей Алексей Давиденко

— А там глубина, настоящая, христианская глубина. Причем, человек делает первые шаги только. Это бывает очень удивительно.

Кира Лаврентьева

— Действительно, удивительно. Да, отец Алексей, тут, конечно, целое послушание. Сейчас вы храм строите там?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Сказать, что я его строю, нет.

Кира Лаврентьева

— Понятно, что Церковь строит.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я как старший священник курирую, помогаю. Сейчас завершающий этап, очень хочется надеяться, что в течение двух-трех месяцев всё, что там необходимо доделать, доделывается. Сейчас я познаю́ судьбу всех строителей храмов.

Кира Лаврентьева

— Она не проста.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я представляю, что такое, когда отцы строят храм, А у нас же еще, представляете, что это такое. Если в городе можно взять телефон, позвонить и заказать цемент.

Кира Лаврентьева

— Материалы.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да. И они просто подъедут к тебе. То здесь, во-первых, у тебя нет телефона в руке, потому что его надо сдать на входе, его просто нет. Поэтому на стройке ты находишься без связи, вообще. Если тебе что-то нужно, это только после выхода.

Кира Лаврентьева

— Когда выйдешь.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Если что-то срочно надо, можно как-то выйти, взять телефон, но это так не практикуется. Приехал цемент, он не может просто так подъехать к храму, нужно пройти через шлюз, нужен досмотр, это всё — время. Это очень-очень-очень много времени, много формальностей. Но они нужны, конечно. В шлюзе досмотр, собака.

Кира Лаврентьева

— А нет трудностей с коммуникацией с людьми, которые везут эти стройматериалы, из-за этих трудностей?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Они не всегда знают, куда они везут материалы.

Кира Лаврентьева

— А, вот оно что.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Им адрес дается и всё.

Кира Лаврентьева

— То есть они уже узнают по факту.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Мы предупреждаем, разумеется.

Кира Лаврентьева

— Есть такое, что нет, мы не поедем?

Протоиерей Алексей Давиденко

— Нет. Потом какая-то категория материалов или предметов, которые не обязательно завозить, можно их на себе занести и всё, какие-то мелкие предметы, пройти через досмотр, это не сложно.

Кира Лаврентьева

— Отче, вы в священстве, получается, уже 23 года.

Протоиерей Алексей Давиденко

— С учетом диаконского сана.

Кира Лаврентьева

— Скажите, пожалуйста, оглядываясь на молодого себя священника, уже сейчас анализируя все происходящее с вами, с жизнью священнической, можно ли сказать, что вы совершенно разные люди? Тот человек, который рукополагался, и тот, который есть сейчас?

Протоиерей Алексей Давиденко

— В отношении себя я, скорей, скажу, что нет. Моя жизнь меня к 21-му году, когда я принимал крещение, и к 26-ти годам, когда я поступал в семинарию, уже некоторым образом сформировала. Я это делал, как достаточно взрослый человек. Сейчас с высоты своего возраста, насколько высокий он, уж не знаю, по крайней мере, начало шестого десятка, если немножко приукрасить, конечно, понимаешь, что любой человек в 50 и в 25, конечно, разный. И разница эта в опыте, и опыт приобретается только тем, чтобы прожить эти 25 лет. 25-летний не может иметь опыта 50-летнего, даже если он будет очень умный. Это как раз притча о десяти девах. Что же это за масло такое, которое они никак не могли отдать? Это и есть этот елей опыта, который можно получить, только прожив эти 25 лет. Когда ты их проживаешь, тогда ты понимаешь, что у тебя какой-то опыт, ошибки такие-то совершил, здесь надо вот это и вот это подправить. Если в отношении меня этот вопрос, я не ощущаю, что какой-то другой абсолютно стал человек. Хорошо это или плохо? Наверное, для целостности личности это не плохо. Оценивать, что какие-то перемены благие произошли, наверное, тогда можно сказать, что недостаточно благих перемен произошло. Это повод для дальнейшей работы над собой.

Кира Лаврентьева

— Отче, тогда следующий вопрос. Очень часто, и я была этому свидетелем в Малом Вознесении, к вам подходят действительно творческие люди с огромным количеством разных метаний, терзаний, перипетий внутренних, сомнений и, может быть, даже поиска веры. Скажите, пожалуйста, насколько именно с такими людьми можно найти общий язык? Не то что общий язык, а какие-то нити духовные с ними протянуть, чтобы они в церковь все же пришли. Творческому человеку крайне сложно себя вогнать в определенные рамки.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Я не думаю, что воцерковление следует называть для них каким-то загоном в рамки. Нет, конечно. Мы их и не пытаемся загонять в рамки. Более того, они приходят же сами. На исповеди довольно часто приходится говорить такие слова, что наш с вами разговор на исповеди происходит по вашей инициативе, не по моей. Не я вас сюда притащил и что-то требую, а вы пришли с какой-то своей болью, со своими переживаниями, с покаянием, если оно есть, не всегда оно есть, разумеется. Так или иначе, это вы пришли, потому что вы что-то хотите от Бога получить — помощь, разрешение в проблемах каких-то, отдохновение души — вот вы зачем пришли. Это и есть эта ниточка. Раз вы пришли, значит, вы хотите что-то от Бога. Раз вы хотите что-то от Бога, значит, вы к нему направляете свой посыл, а это уже ниточка для веры. Это уже человек постулирует, что Бог есть, и Он может что-то для него делать. А то, что творческая интеллигенция, как ее принято называть, ну такая уж сверхпроблемная, как вы ее описали. Да нет, я бы не сказал, что это так зачастую. Можно сказать, что встречаются и воцерковленные люди, и люди глубокой веры, и люди глубоко внутренне и духовно чуткие и развитые. Им их творчество и интеллигентность в этом смысле никак не мешают. Другое дело, что для того, чтобы пастырски трудиться над такими людьми, нужно понимать, что часто над ними возобладают эмоции, чувства, переживания.

Кира Лаврентьева

— Есть такой момент.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Особенно это касается девушек, женщин. Это даже выходит за рамки творческой интеллигенции, потому что это вообще характерно для девушек и для женщин, переживательность, эмоциональность, которую они обильно добавляют в духовную жизнь, обильно, просто поливают своей эмоциональностью духовную жизнь. А это часто мешает собственно духовной жизни, вплоть до того, что человек вообще свою эмоциональную жизнь уравнивает с духовной, что мои переживания это и есть моя духовная жизнь.

Кира Лаврентьева

— Кстати, очень важные вещи вы сейчас говорите.

Протоиерей Алексей Давиденко

— На самом деле это, конечно, не так.

Кира Лаврентьева

— Это вообще женская очень история. Мужская тоже, но женская больше.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, в определенной степени это так. До отождествления.

Кира Лаврентьева

— И на молитве искать каких-то ощущений, каких-то озарений, откровений.

Протоиерей Алексей Давиденко

-Это уж слишком.

Кира Лаврентьева

— А я почувствовала это, а я почувствовала то.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Да, для новоначальных такие рассуждения характерны в большей степени. Конечно, человек, который 10 лет в церкви, девушка или женщина церковная православная христианка, конечно, не ищет никаких озарений, потому что духовник давно уже ей сказал, что не надо никаких озарений искать, каких-то чувств или что-то перед собой визуально представлять. Это законы молитвы, азбучные законы, которые любой церковный человек, конечно, знает.

Кира Лаврентьева

— Заключай ум в слова молитвы.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Совершенно верно.

Кира Лаврентьева

— Спасибо огромное, отец Алексей, за этот разговор. Действительно, хороший разговор, удивительный путь, и каждый раз, когда я приглашаю священника на программу, происходит несколько вариантов, и один из них был с вами, отец Алексей, когда вы говорите, что я могу сказать, мой путь банален и прост. Вот с этого можно всегда начинать, знаешь всегда, что нет, не банален и не прост, и всегда удивительное явление Божьей воли в жизни человека происходит. Спасибо огромное, отче. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях был протоиерей Алексей Давиденко, клирик храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице, тюремный священник при СИЗО № 7. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами. А вам, отче, желаем помощи Божией и сил.

Протоиерей Алексей Давиденко

— Спасибо вам. Спасибо за приглашение.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Священномученик Фаддей (Успенский)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Апокалипсис — богословский аспект». Кирилл Вах, Вероника Андросова
• «Иосиф Муньос-Кортес». Ксения Волкова