В этом выпуске курьезные, забавные, но неизменно светлые истории, связанные с началом воцерковления и первыми шагами в Церкви, рассказывали ведущие Радио ВЕРА Алексей Пичугин, Константин Мацан и Анна Леонтьева, а также наш гость — настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).
Ведущие: Алексей Пичугин, Константин Мацан, Анна Леонтьева
А. Пичугин
— «Светлые истории» на Светлом радио. Дорогие друзья, здравствуйте! Сегодня понедельник, и как всегда в это время, у нас здесь, в этой студии, мы собираемся... Вы нас можете видеть, и видеть вы нас можете, ну, скажем, на сайте Радио ВЕРА, где есть специальный медиаплеер, в сообществе ВКонтакте, а также на других площадках, где тоже есть какие-то возможности смотреть картинку и присутствует Радио ВЕРА. Итак, сегодня здесь, в этой студии, мы вас приветствуем в таком составе: нашего гостя с удовольствием представляем — игумен Филарет Пряшников, настоятель Никольского Староладожского монастыря. Здравствуйте.
Игумен Филарет
— Здравствуйте.
А. Пичугин
— Мои дорогие коллеги: Анна Леонтьева, Константин Мацан.
К. Мацан
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Добрый вечер. И наша тема сегодня: мы хотим с вами поговорить, рассказать свои истории о первых шагах в храме. Ну тут как? Это наши первые шаги. Кто-то про свои расскажет, кто-то про какие-то интересные случаи, которые там перед глазами проходили. У всех всё по-разному, но первые шаги в храме и первый «блин комом». То есть мы все приходим, приходили когда-то в церковь, не очень понимали, как там и что делать. Честно говоря, до сих пор иногда с опаской захожу в незнакомый храм, потому что я всегда... Это как-то вот в подсознании сидит, да, что не там встал, здесь нельзя. Хотя, ну, вот в другом храме понятно, что... Ну, в общем... Или вот, знаете, у меня, например, когда-то, много лет... Понятно, что мы сейчас почти все в России получаем зарплату на карточку. И банк — дело привычное. А когда-то вот я уже работал достаточно долго, но карточек еще не было так в ходу. Ну, они, естественно, были, они миллион лет у нас присутствуют, но у меня не было, например, зарплаты тогда, ещё на карточки не выдавали. Наличными. И для меня зайти в банк, это было что-то вот сродни... Я не знал, как себя вести. В банк ходят банкиры.
А. Леонтьева
— Какой-то неофит был банковский.
А. Пичугин
— Да, я был абсолютный неофит. А потом уже, ну как, ну сейчас вот в магазин сходил, молока купил, хлеб, зашел в банк, пошел там, я не знаю, на почту. Вот это вот примерно то, что делаем мы все абсолютно периодически. В банк ходят банкиры, в магазин — продавцы.
К. Мацан
— В магазин — продавцы, да.
А. Леонтьева
— А на почту — почтальоны, да.
А. Пичугин
— А в церковь — священники, хочется. Итак, первые шаги в храме, первый блин комом. Вот такая тема, и я предлагаю, ну, как всегда, по традиции, нашему гостю, отцу Филарету, сегодня начать.
Игумен Филарет
— Спасибо большое. На самом деле, тема не только... Она, с одной стороны, будет немного наполнена курьезами, разными интересными и, может быть, смешными ситуациями. На самом деле, когда приходят люди только-только в храм, и ты разговариваешь, особенно, знаете, с кем разговариваешь? Те люди, которые занимают какие-то должности, вот они пытаются войти в ограду церкви, стать верующими. Вы знаете, я ничего не знаю. Я боюсь что-то сделать не так, чтобы меня не осудили, не посмеялись, всё прочее. Всегда говоришь: «Вы успокойтесь. Делайте так, как делают все». Но про себя я хочу рассказать вот такой случай лично про меня. Вот если так подумать, я в церкви уже 36 лет, то есть я в 11 лет покрестился, это были 90-е годы, и понятно, что нас тогда ничему нельзя было учить, не было ни литературы, ни возможностей, не было даже священников в достаточном количестве, которые бы могли служить каждое воскресенье, поэтому чередовалось через воскресенье служба, к нам приезжал отец Михаил Сабов. Так вот я к чему говорю. Моё первое причастие. 11 лет, мальчик. Ну я об этом... Ну что? Ну что-то там вынесут. Ну так и произошло, литургия, много людей, выносят Чашу, я причащаюсь, понимаю, осознанно, да, Тело и Кровь Христа, но я-то мальчик и заметил, что на престоле ещё там что-то стоит. Какие? Рис. А вы помните, да, когда совершается проскомидия, вынимают частички об упокоении, о здравии, а потом это всё высыпают в Чашу, батюшка читает специальные молитвы.
А. Пичугин
— Это было прямо видно через царские врата, что там?
Игумен Филарет
— Да, я то есть я стою, и вы знаете, я причастился, я стою и говорю так: «А когда нам рис будут раздавать?». Вот это вот моё детство, и вот, ну, смешно. Потом-то я понял, насколько это всё символично, насколько это всё важно в нашей церкви, когда мы молимся друг за друга, и в частности, когда поминовение совершается на божественной литургии. Но вопрос-то, наверное, совершенно в другом. Вот часто люди, приходящие в храм, они своё неофитство показывают, я бы сказал, очень откровенно. Вот, допустим, у священников много таких историй интересных. Здравствуйте, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, а какой иконе можно поставить свечку?
А. Пичугин
— Ну, это очень часто, да.
Игумен Филарет
— Так, это начинаешь объяснять, что, вы понимаете, ну вообще не иконе же мы ставим, да, не иконе служим. А вот святому, вот если вы скажете, какому святому поставить свечу, какому святому помолиться, это будет совершенно правильно. То есть вопрос в чем? Вот эта грань, когда человек боится что-то сделать, и делает, и ошибается, как важно нам, священникам, а может быть, и простым людям, стоящим в иконной лавке, а может быть, рядышком, просто спокойно с улыбкой объяснить, чтобы человек уже не боялся следующего шага, а как креститься? А куда целовать? Ну, разные бывают моменты. Но вот я говорю, вот этот вот период, который мы проходим, все проходим, поверьте, кто-то ярко проходит, кто-то незаметно. Но я вот ещё раз убеждаюсь, что очень важно, чтобы в этот момент появился друг в лице священника, в лице знакомого прихожанина, который бы мог поддержать. И, конечно, если бы мне тогда в 11 лет объяснили, что это не рис, а это вот частички из просфоры, я бы не знал, что такое просфоры и все прочее. Это потом воцерковление, потом алтарь, потом там первый стихарь. Это все будет, конечно... Ну, вот это мое дело. Почему у меня это запало в голову... 36 лет я об этом помню, но это было искренне, очень, так вот, наверное, наивно, но это была моя история, вот начало церковного пути. Еще раз хочу сказать, что этому надо учиться, учиться правильно быть в церкви. Вот, наверное, самое важное, чтобы не допускать определенных ошибок, которые порождают вот такие вот истории, над которыми улыбаешься сам, сам над собой.
А. Пичугин
— Ну, ведь это же хорошо, мне кажется, 11-летнему мальчику. Ну а как вот можно объяснить, в общем, ещё ребёнку, что это такое? Я вот, например, не знаю. Так, чтобы он понял, действительно понял сам смысл. Мы можем читать там большие... Может быть, мы и сами до сих пор этот смысл как-то и не понимаем, поскольку вот это проскомидийное поминовение, есть достаточно много богословских статей на эту тему. Афанасий Сахаров об этом много писал, а кто-то ещё там один на это так смотрит, другой эдак. Мы сами, наверное, до конца не можем всё это понять, 11-летнему мальчику объяснить, что, ну вот, понимаешь, мы тут частицу вынимаем за своих близких, вот сюда. Мне кажется, это сложно, и поэтому история с рисом, она очень трогательная.
К. Мацан
— Я, знаете, о чём подумал, когда вы, батюшка, говорили, что, по крайней мере, такой мотив услышал у вас в словах. Вот мы представляем себе людей, которые заходят в храм и боятся немножко, потому что ничего не знают, как там происходит. А потом вы рассказывали про человека, который приходит и вот так просто спрашивает, там, какой иконе свечку поставить. Это как будто бы в этом таком, казалось бы, простом вопросе вот меньше благоговения. Не поменялся ли вообще... не поменялся ли контекст? Вот были люди, которые боялись зайти в храм и ничего там не понимали, но было некое ощущение того, что я куда-то вхожу, где надо что-то понимать, где какие-то правила есть, и вот эти правила боязно нарушить, потому что какое-то особенное пространство. Не сменилось ли это таким другим ощущением, когда нормально, мне все объяснят, надо делать как все, меня там не наругают, не отругают, не прогонят, поэтому можно совершенно с холодным носом в храм войти, и вот как бы кто-то куда свечку поставить, что сделать, скажите, я все сделаю. Есть какой-то такой перевёртыш, получается.
Игумен Филарет
— Я бы сказал немного по-другому. Почему? Потому что пока ты не знаешь каких-то моментов, да, основ, ты это делаешь без некоего трепета. Вот, знаете, что появляется со временем? Даже у меня, как у священника, который служит уже перед престолом, да, не один десяток лет. Вот всегда присутствует некий трепет внутри. Не потому, что ты боишься ошибиться, а у нас в священнической практике тоже бывают моменты, какие приезжаешь в другой храм, а сколько крестятся, а куда кланяются, а вот главное не попасть впросак и не оступиться, потому что в каждом храме есть определенные традиции, в каждой епархии, допустим, да, богослужебные традиции. Я это очень понял, когда в 2016 году вернулся... Не вернулся, а меня перевели из Южно-Сахалинска в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую Лавру. Александро-Невская Лавра — что это? Это хранительница традиций, да, вот этих вот древностей. Да вы что, это же просто мороз по коже. И вот тоже ведь я учился, да, тоже мне иногда было обидно, ну что же я, мальчик, что ли, и меня вот заставляют: вот это вот так надо делать, это так надо делать. То есть тоже некие были богослужебные особенности, которые ты, ну, воспринимал первоначально тоже как неофит, я этому учился. Год-полтора было очень тяжело переучиваться. А потом ничего, и все равно вот этот вот трепет к тому, что происходит, к тому, что ты делаешь, он всегда должен сохраняться, это не физика, когда вот поставил, перенес, да, это всегда осознание того, что происходит вокруг тебя. Так вот, у неофита уходит... Наоборот, у неофита наступает этот период, этого трепета, трепетного отношения к церкви, к богослужениям, тогда, когда он погружается в традиции, погружается в богослужебную жизнь, читает богослужебные тексты. Вот это тоже очень важно, нам учиться понимать это, ну и, конечно, узнав, получив этот дар, потом делиться с другими.
А. Пичугин
— Напомню, друзья, что это «Светлые истории», которые вы можете смотреть, видеть всех нас, кто здесь находится в студии, на сайте Радио ВЕРА, в нашем сообществе Вконтакте, а также на тех платформах, где также присутствует Радио ВЕРА, есть возможность смотреть видео. Здесь «Светлые истории» на тему: «Первые шаги в храме», такой первый блин комом. Как мы это называем? Может быть, это кому-то покажется достаточно странным по отношению к церкви. Но действительно, вот каждый человек, делая первые шаги в храме... Вот сейчас очень хороший пример отец Филарет привёл со своим переводом. Действительно, ведь для большинства священников приход просто в новый храм, где-то куда-то послужить, в гости приехать, это тоже наверняка сопряжено с тем, что другие традиции. Вроде всё то же самое, но делается по-другому немного. И так же и у прихожан. Я говорил, что я захожу в какие-то храмы периодически, стою и понимаю, что вот тут принято так, а где-то вот эдак. Я это, кстати, чаще всего видел с каждением. Когда священник или диакон идёт и совершает каждение по храму, в разных храмах люди по-разному становятся. Я очень часто наблюдал, как работницы храма начинают переставлять людей, которые, видимо, тоже вот... Кто-то замешкался, кто-то не успел, кто-то не знает, как правильно... А у кого-то там из другого храма своя традиция. И вот начинают вот людей в шахматном порядке так переставлять. Вот ты сюда, ты сюда, ты сюда. Костя, твоя история.
К. Мацан
— У меня как-то по поводу комов, которых... Комьев не было. Нет, у меня комья-то были огого. Я сейчас про них расскажу, про два... Ну, не огого, я думаю, что это, в общем... Я, конечно, погорячился, у каждого своё. Но комья... То, что можно характеризовать как комья, были, я расскажу про два своих и про один, которым я рассказывал, только он самый жутковатый, но смешной. Первый блин всегда комом. У меня вообще очень важный такой один из ранних, скажем так, религиозный опыт был связан с таким комом, что я проснулся в субботу однажды со страшного похмелья. Первый курс в институте. Я тогда был человеком совсем еще не церковным, хотя уже интеллектуально пережившим некую форму религиозного обращения. То есть я уже решил, что я верю в Бога, я крещён в детстве, я православный, но вот до какой-то практики церковной жизни было еще очень далеко. И я проснулся с дикой головной болью, и единственным способом как-то ее исцелить было пойти, ну, просто воздухом подышать. И у нас недалеко от дома есть храм Архангела Михаила. И я думаю, вот как раз прогуляюсь до храма, ну, прекрасное состояние, да, в таком состоянии только в храм, конечно, идти. Ну, думаю, я же как-то уже вроде решил, что я в Бога верю, надо как-то вот в храм сходить. Без всякой какой-то задней мысли пошёл, зашёл, постоял там 10 минут и вышел исцелённым. Но это было чудо. Всё, вот просто исчезло похмелье. И я эту историю потом тоже рассказывал, друзьям рассказывал, как очень опасно в этот момент подумать, что, ой, как здорово, удобно. Можно напиться, идти, значит, в храм, снимать симптомы. Но для меня это история прямо противоположная. Это вот такое личное поведение, которое было комом, которое в итоге... на которое Господь отозвался, показав, что смотри, Я есть. Вот я есть. Я показываю тебе, что Я могу всё, говорит Господь. Я могу вот так вот такое чудо с тобой совершить. Но как бы не вздумай повторять. То есть Я больше так тебя вот спасать, грубо говоря, не буду. В следующий раз на будущее думай своей головой и не греши. Вот как бы иди, больше не греши. Вот это для меня была история. Конечно, я больше никогда так, ну как бы, так и не думал и в таких состояниях в церковь не шёл и не воспринимал это как удобную таблетку. Ну, и как бы я не мог бы себе этого позволить, но это было важное такое для неофита именно уверение. Вот уверение. Вот я, вот Господь Себя в чуде явил с неким одновременно назиданием и научением, что если мне нужно, Я могу с тобой сотворить любое чудо, вот даже такое. Но Я не хочу, чтобы ты ко мне шёл за чудесами, говорит Господь. Я вот хочу, чтобы ты просто над собой работал и приближался ко мне с чистым сердцем. Это вот такая первая история неофитская, когда поведение преобразилось в какой-то важный опыт.
А. Пичугин
— А у многих, мне кажется, первая встреча с Богом, она... люди рассказывают, часто делятся, она кажется чудесной, а больше это не повторяется и не повторится. То есть Бог как-то показал Себя, дал знать, что он здесь. А потом уже это твоё личное дело, твоя встреча, твоя история, твоя жизнь.
К. Мацан
— Ты дальше по своей воле должен как бы не за чудесами, а к нему идти. Ну вот, а потом постепенно начался процесс уже такого воцерковления неофитского. И я тогда тоже на каком-то одном из ранних курсов института дружил, как это принято говорить, с девочкой, с девушкой. И, как оказалось, нас крестили в каком-то глубоком детстве в одном и том же храме. И я по неофитству просто подумал, что это какой-то... Это знак. Ну, это знак. Это да, это всё. Вот я в церковь пришёл, и вот девушка, и она тоже крещённая в том же храме. Ну, просто всё. Жизнь складывается. И что-то такое я говорил, и вообще вот моё неофитство, оно, мне кажется, проявлялось больше не в том, что я пытался кого-то в храм затащить, а в том, что я вот так... Я вообще любил говорить всегда. Я много говорил. Я так проповедовал, как-то что-то объяснял, вот как бы, как мне казалось, делился радостью. Кстати, вот если оценивать вот тот период, и так смотреть назад, может быть, вот главное, чему научаешься, это поменьше говорить. Вообще вот понимаешь, что в момент... Когда не спрашивают. Да, особенно когда не спрашивают, это как раз вот про эту историю. Вот, а особенно ты понимаешь, что вот вначале ты всё можешь объяснить. Вот зачем Бог, что Он делает, как к нему идти? Вообще, как всё просто ясно, кристально, просто бери и делай. А чем дальше, тем больше жизнь идёт, понимаешь, что вообще ничего ты не можешь объяснить. Как бы поделиться какой-то историей, каким-то опытом.
А. Пичугин
— И обязательно будет человек, который тебе задаст такой вопрос, на который у тебя сейчас из всего твоего тогда ещё, ну, на данный момент, небольшого опыта ответа не будет.
К. Мацан
— Да, то есть ты можешь как бы рассказать историю о себе, с аккуратной оговоркой, что у меня это сработало, может быть, у кого-то тоже сработает. Но это приходит сильно позже, неофитство. А тогда я вот махал руками, проповедовал, и каково же было моё ошеломление, когда моя подруга вдруг, слушая меня, сказала: «А я не люблю церковь». Как это? Мы же должны с тобой по жизни идти вместе сейчас. Оказалось, ну да, крещённая, да, но церковь никак в жизни не присутствует, и даже есть какая-то антипатия. И это для нас стало именно такой неожиданностью. Я, во-первых, как-то понял, что я не удосужился это выяснить. Спроси человека, а как ты-то относишься? То есть я-то сразу её назначил всё православной. А потом был такой момент, что просто ты себе задаёшь вопрос, не в связи с этой ситуацией, но однажды один мудрый священник сказал, что вот что такое отношение с девушкой в православном ключе, даже если мы говорим о подготовке к браку. Это вот не желание стоять вместе в храме за ручку, а желание человеку спасения. И вот это не противоречивые вещи, но как часто ты думаешь про первое на самом деле. И вот я понял, что действительно вот... А вот человек сказал тебе: «Я не люблю церковь». А ты готов так же дальше вот, грубо говоря, там, любить, быть как-то вот настроенным на общение? Или... То есть ты готов принимать человека другим, будучи сам православным? Или ты не готов такую любовь практиковать, и тебе нужно...
А. Пичугин
— Ну, неверующая жена освящается верующим мужем, и наоборот.
К. Мацан
— Да, слава Богу, до этого не дошло у нас. Поэтому такой был неофитский опыт, когда вот эта проповедь натолкнулась на то, что человек не спрашивал. Вот это именно про то, что Анюта сказала, да? Зачем кормить сытого? Человек тебя не спрашивал, а ты ему отвечаешь. Хотя вопроса не было. Вот, а третий момент, такой жутковатый и смешной, это мне рассказывали. Вот тут я, что называется, документов не видел, но история как бы человека церковно очень опытного, и причём я реально не знаю деталей вот, местности и людей, но она вообще показательная, и к тому, как бывают комы, и как Господь превращает ошибки в благодеяние. Мне рассказывали про случай, когда священник повенчал двух некрещёных людей. Ну, какая-то вот ошибка возникла, что-то то ли не уточнили, то ли перепутали. Может, тут пришли люди, может быть, даже не пришло в голову узнать, ну, кажется, если люди пришли, да. То есть вот что угодно могло произойти, деталей не знаю. Но когда всё это выяснилось, ну, конечно, священник был в ужасе. Обратились к епископу, и епископ подумал, сказал, что, ну, как бы, собственно, надо просто им теперь креститься. То есть таинство было совершено, да, таинство совершает Господь, и мы не можем его как бы отменить по формальным основаниям. По крайней мере, так я понял эту историю. Но сказали, что людям надо хотя бы теперь, ну, вот, всё-таки креститься. Ну и они покрестились, вся ситуация, по рассказам, настолько их поразила, тоже какой-то был такой страх и трепет, вот к вопросу о трепете, что мы, видимо, не знаем, но всё-таки мы что-то нарушили, что-то сакральное нарушили, и это нельзя просто так оставить, надо всё-таки подмести, что называется. И они покрестились, и это стало для них таким вот опытом и началом церковной жизни, и с продолжением. Люди в церковь после этого пошли.
Игумен Филарет
— Я знаю историю про... Священник один рассказывал, как ему нужно было причастить детей из детского дома. Привели в храм детей, кстати, это Пасха была, и там где-то Пасхальная неделя, и привели детей из детского дома, и их причастили. Говорят батюшке: «Спасибо вам большое, что вы их причастили, они такие хорошие, может, вы их еще и покрестите». Поэтому всегда осторожно надо... Вот что интересно, из личного опыта уже священника, когда причащаешь, понятно, что кто-то стоит из батюшек, кто исповедовал, если мы говорим про монастырь, про наш Староладожский, но всё равно есть внутри что-то такое: подходит человек, и ты вот 100% всегда говоришь: «А вы были на исповеди?» — «Нет». — «Ну, вы знаете, надо в следующий раз поисповедаться, и в следующий раз причаститесь». То есть тоже всегда аккуратно относишься к этому, потому что, да...
А. Леонтьева
— И плотно позавтракал.
Игумен Филарет
— Да-да-да, батюшка, а что, нельзя? Ну, наверное... Говорю: «Придёте завтра? Вы сильно рано пришли, завтра приходите».
А. Пичугин
— Эта история о просфорах с повидлом... Нет, я не помню, откуда я её знаю. Эту историю где-то кто-то рассказал, что человек, какая-то женщина, очень хотела как-то помогать церкви. И дело где-то происходило то ли в деревне, то ли... Не было... Просфоры не покупали, а пекли сами. И ей священник говорит: «Ну вот хочешь, можешь просфоры печь». Вот, там объяснил примерно, ну, объяснил, как это делается, там, в интернете посмотрела или что-то. Всё это было, по-моему, в доинтернетную эпоху. Вот. И принесла она просфоры такие красивые, действительно ладные, прям всё хорошо получилось. С первого раза на пресс-конференции, значит, начинают разрезать. А они с вареньем. Говорят: «А зачем?» — «Ну ведь так же вкуснее».
К. Мацан
— Ну, творчески подошла к задаче. Ну, от души, на самом деле, да. Ну, от чистого сердца.
А. Пичугин
— Друзья, мы вернемся буквально через минуту. Я напомню, что мы сегодня рассказываем «Светлые истории» о том, какими зачастую курьезными бывают первые шаги в храме. Причем курьезные-то они, наверное, сейчас, спустя уж много лет, а когда этот курьез происходит, то часто бывает и не до смеха. Игумен Филарет Пряшников, настоятель Никольского Староладожского монастыря, мои коллеги Анна Леонтьева, Константин Мацан и Алексей Пичугин. Мы все здесь и в этом же составе через несколько мгновений к вам вернемся.
А. Пичугин
— Это «Светлые истории» на Светлом радио. Друзья, мы здесь: Игумен Филарет Пряшников, настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря, Анна Леонтьева, Константин Мацан и Алексей Пичугин. Вы нас можете смотреть на сайте radiovera.ru или в нашем сообществе ВКонтакте, или на тех площадках, где Радио ВЕРА присутствует, есть возможность посмотреть видео. Сегодня говорим про первые шаги в храме. Кто-то свои истории рассказывает, кто-то рассказывает истории знакомых, каких-то друзей, которые тоже порой делились своими курьёзными историями, кто тоже делал первые шаги в храме когда-то и у кого первый блин комом выходил, но для многих это не было препятствием к дальнейшей церковной жизни, но вот ситуации они уже теперь, спустя годы, кажутся порой и курьезными тоже, Аня.
А. Леонтьева
— Но я, когда слушала отца Филарета, я понимаю, что примерно в таких же условиях мы пришли в церковь, когда в 90-е не только не было литературы, но нельзя было ничего погуглить. То есть вообще, и ходи на службу, и узнавай, что там происходит в церкви, и, собственно, там расспрашивай. И очень много людей пришло вместе с нами. Мы все ничего не знали, и все друг другу давали советы, зачастую очень нелепые. Вы знаете, недавно было соборование Великим постом. У нас в храме Игоря Черниговского в Переделкино было страшно много народу. Ну, как водится, это было последнее соборование за пост. И мы зашли и обомлели. Мы подумали, что часов восемь будет длиться соборование. Поэтому так приготовились, так собрались, на самом деле батюшки как-то очень виртуозно провели это за обычное время. И рядом со мной стояла девушка, которая, вот как вы говорите, батюшка, чувствовалось, что она вот только-только пришла в храм, может быть, это её первое соборование, может, это вообще первый её приход в храм. И, знаете, я поймала себя на таком странном ощущении, то есть вот я знаю, когда свечку зажечь, когда Евангелие читают, когда её поставить, как лапки повернуть быстро, чтобы батюшка не успел помазать, как там ушки открыть. А она стоит такая мечтательная с этой свечкой, и вот батюшки приходят, вот это дикое количество народу, они там и пытаются её помазать, и каждый раз с ней разбираются. Я поймала себя на такой нормальной раздражительности, почувствовала себя таким человеком знающим. И очень рада, что я себя поймала, потому что, на самом деле, как говорят подростки, такое себе чувство, потому что вот как бы пришел период, когда ты уже знаешь, куда ставить свечку, как стоять и где положить поклон, и так далее. Вот. Ну, это я так, просто себя одёрнула. Думаю, не-не-не, так не пойдёт. Вспомни, как ты сама пришла. И очень много было, конечно... В первую очередь, мне вспоминается какое-то дикое количество, с позволения сказать, большая благодать, которая светит на тебя, как солнце, абсолютно независимо от того, как ты себя ведёшь, какие ты там ляпы делаешь, и ты всё время чувствуешь себя в этом свете, тем более что наш приход в церковь совпал с рождением первенца и дальнейшими погодками. И это было такое счастье, радость, просто непредставимое себе. Больше радости, чем о рождении детей, я, конечно, в своей жизни не помню. Но были и интересные, смешные случаи. Например, мы с мужем, наши друзья привели нас в церковь из Питера. Они уже такие были глубоко церковные, но, знаете, на том этапе, когда все печальные, на все вопросы: «Слава Богу за всё!» — и юбки длинные, и загадочные они были. Сейчас мы смеёмся над этим. И был у них на подворье батюшка, который действительно был прозорливым, действительно к нему народ съезжался, его завалили посетители. Это был буквально 1994 год. Я помню, что я к нему пришла на исповедь, а у него была такая исповедь: он молча принимал исповедь, он прямо говорил людям какие-то вещи, которые им нужно было услышать. Вот, и я стою, у меня этот младенец шуршит, неудобно всем, и какая-то тётушка передо мной всё время ко мне оборачивается и страшным шёпотом говорит: «Можно потише уже, можно как-то не мешать?» Вот. И я помню, я стою...
А. Пичугин
— К младенцу обращается она?
А. Леонтьева
— Нет, она ко мне обращается. Ну, видно, что я её раздражаю, что я никак не могу его утихомирить.
А. Пичугин
— Мать называется.
А. Леонтьева
— А я стою ещё такая молодая, несчастная, и думаю: «Господи, какие злые эти православные, кошмар какой-то». И она доходит до отца Василия, ну, это не тайная исповедь, просто я это услышала, и он прямо к ней обращается и говорит: «А ты на неё не гуди, не гуди на неё». И я так: «Ой, да вы хороший батюшка». Но с другой стороны, я помню, как первый раз мы с мужем и с этими друзьями, значит, сейчас выйдет отец Василий, да, и толпа народу стоит страждущих. И я с этим младенцем, но очень гордая, не буду я в толпе кидаться, как все эти. И вот он выходит, и прямо такая толпа на него. И муж говорит: «Блин, давай бежим». А я говорю: «Не буду я, не стану». И мне это казалось какой-то дикостью. И я даже тогда... Видимо, меня что-то не пускало туда до конца, и я не смогла причаститься, потому что я пошла там дышать свежим воздухом. И я пришла, а батюшка разворачивается и Чашу уносит, и я просто заплакала от обиды, потому что я не ела и не пила целое утро, и для меня это тоже было испытанием.
К. Мацан
— Не ела, не пила, смирялась, не пошла за толпой и ещё не получила награду.
А. Леонтьева
— Смирялась.
А. Леонтьева
— Вот, и какие-то смешные эпизоды, если вспоминать, это то, как мы, придя крепко в церковь, наша община, приход очень дружный, на самом деле, в Останкино, на подворье тогда Оптиной пустыни. И мы все вспоминаем это как необыкновенный период, вот эти образованные, красивые иеромонахи, которые нас окормляли, и трезво нас на землю спускали, потому что мы улетали высоко-высоко. И как мы постились, мы очень истово, здоровье молодое позволяло. И я помню Пасху, когда... Я спортсменка была, ходила на тренировки три раза в неделю и питалась горсткой овсяной каши, и мне казалось, как благодатно, когда ты...
А. Пичугин
— А это было спортивное питание? Или это пост?
А. Леонтьева
— Нет, это ещё не было спортивным питанием. Это была Страстная неделя.
А. Пичугин
— Нет, я имею в виду, я думал, что ты питалась так, потому что у тебя спортивное питание, ну, необходимое для занятий спортом.
А. Леонтьева
— А, ну я просто неправильно рассказала, да? То есть я занималась спортом... Да, и вот питалась вот этими вот тремя сухариками. И я помню, что у меня прям была гордость, когда у меня на тренировке такие вертолётики в голове. Ну, правда, вот их преодолеваешь, и как-то нормально выживаешь. И потом мы с друзьями, значит, вот наша одна из первых Пасх, и мой друг как-то подналёг очень на яйца вот эти вот освященные, и мы говорим, слушай, давай поаккуратнее, мы же практически там вообще хлеб и вода. Он говорит, это освященные яйца. Ну, в общем, попал в больницу. В конце этого, да, немножко перебрал.
А. Пичугин
— Мне кажется, в детстве объясняли, что нельзя есть больше двух яиц подряд, да? Потому что что-то... Я не помню, что такое.
А. Леонтьева
— Освящённые, не освящённые.
А. Пичугин
— Да и тогда еще не было, никто об этом не думал. Просто вот, ну, ты ешь яйцо, да, можно еще одно съесть, но не больше.
К. Мацан
Я рассказывал тоже про один... Ну, это из первых рук история про детский лагерь православный, где был руководитель очень здравый, очень адекватный, о детях по всем нормам, по всем ГОСТам заботящийся. И была как-то вот при лагере какая-то вот некая матушка, монахиня-не монахиня, такая, видимо, отвечающая за духовное просвещение. И что-то вот какие-то йогурты привезли там, то ли просроченные, то ли вот-вот просроченные. И руководитель отказался их детям давать. Она говорит: «Ну, что же вы такой маловерный? Ну, это же неправильно, надо верить. Вот сейчас я вам... Перекрещу и...Именно так она и сделала. Перекрестила, выпила там йогурт или съела его, но потом ей было очень плохо.
А. Леонтьева
— Ну вот, да, такого типа хотела еще... Ну, она хотела, говорила: «Смирил меня Господь». Вот еще про... Рассказали про эту девушку, я тоже вспомнила, когда наступала вот эта пасхальная радость, мы, как уже перешедшие, вот взлетевшие, так сказать, в свою вот эту духовность, нам казалось, что все как бы радуются все. Я помню, как я звоню своей подруге, абсолютно атеистке, которая просто убежденная атеистка, и ну, такой очень остроумный, прекрасный человек, просто вот неверующая подруга, и восторженно кричу в телефон: «Христос Воскресе!», на что я слышу такое холодное: «Вполне возможно».
А. Пичугин
— Ну, кое-что. Я что-то видел, где-то мне с Познером попался ролик, где кто-то ему говорит, что Христос воскрес, Владимир Владимирович. Он говорит: «Может быть».
К. Мацан
— Ты, Аня, сказала эту фразу произнесла, что знакомые на этапе, когда вот, слава Богу за все отвечают на каждую фразу. Я почему-то по ассоциации вспомнил, как часто действительно мы такие какие-то... Фразы верные произносим, как-то во внешнюю формулу их берем, а внутренне не чувствуем. И у меня есть... Я почему-то вот странно вспомнил... Был такой случай, когда была другая, как бы обратная ситуация, когда два человека вот... просили друг у друга прощения, но вот не так, как обычно: «Ладно, прости меня, хорошо, но ты все равно негодяй», а вот искренне, причем это была просто ситуация, она достойная, не знаю, пера Шекспира. В институте, в МГИМО, ну, в какой-то ситуации поссорились два профессора, там оба философы, там оба, в общем, интеллектуалы, оба православные. И вот сцену себе вообразите: вот коридор, идут два профессора навстречу, они в ссоре, в контрах, и вот это вдруг там, условно говоря, посреди коридора оба бухаются друг перед другом на колени и, типа, там так прощение просят друг у друга, и стоят оба такие, значит, лбами друг в друга уперлись, вот. И ну, все с юмором, один другому говорит: «А я первый».
А. Леонтьева
— Вот, ну и еще, да, можно... Просто я еще хочу сказать, что вот в этом состоянии новоначалия, так, что переводится, наверное, на русский «неофит», вот я помню ощущение, что очень жалко всех, кто, так сказать, не получил в руки вот эту вот истину. И когда ты едешь из церкви, вот представьте себе литургию, да, мы едем с детьми, и навстречу там бегуны, гуляльщики с собаками, и мы говорим друг другу: «Ну вот бедные люди, вот как они много теряют». Вот это вот тоже, мне кажется, характерно такое для неофитов.
А. Пичугин
— А они в это время думают тоже что-то свое.
А. Леонтьева
— Эти бедные из церкви идут.
А. Пичугин
— «Светлые истории» на Светлом радио, друзья. Напомню, что у нас сегодня здесь в нашей студии игумен Филарет Пряшников, настоятель Никольского Старолазерского мужского монастыря, Анна Леонтьева, Константин Мацан и Алексей Пичугин. Мы рассказываем свои истории, не только свои истории, но и те, которые мы где-то слышали, знаем, о приходе людей в церковь и курьезных ситуациях, которые с ними могут приключиться или приключаются, когда они переступают порог храма и не очень представляют, что и как здесь делать. У меня на даче есть храм, где меня когда-то крестили маленького. Храм открылся в своё время первым, ещё в 80-е годы. Туда приехал достаточно молодой священник, отец Борис. И вот у меня этот храм такой островок стабильности, потому что отец... ну, в том смысле, что там всё по-прежнему, там до сих пор отец Борис. И я вот... да, он уже преклонного возраста. Ну, слава Богу, всё как бы нормально, он служит. По-моему, единственный священник, там больше нет, кроме него, никого. И он, отец Борис, вот для меня это такой пример. Весь город к нему ездил, тогда это город Климовск, сейчас это часть Подольска. Я всё время смеюсь, что микрорайон Климовск, город Подольск, микрорайон Климовск. А микрорайон, на секундочку, там, ну, это был отдельный большой город всегда. Ну, в той части Климовска, где вот у нас дача, храма вообще никогда не было, вообще никогда. И даже странно, что до сих пор вот, при том, что там город активно застраивается, в этой части храма нет. И весь город ездил в Сертякино, вот куда весь город с 88-89 года ездил на службы. И вот я, такой подросток, уж не помню, какой класс, ну, там, не знаю, условно, может быть, там, девятый, что-то такое, восьмой, девятый. Мы с моим лучшим другом Мишей Хрущёвым, которого многие наши слушатели знают по программе «Прогулки по Москве», поехали в церковь. Мы ночевали на даче и утром шли, значит, на службу. Я, очень-очень православный молодой человек, который, ну, так считает, который на службах-то, в общем, никогда и не бывал, в храм не заходил особо никогда. Ну, там вот, в общем, в кого-то верят. И Миша, который учился в воскресной православной семье, учился в воскресной школе, алтарничал когда-то. На тот момент уже, наверное, нет, но всё равно. Вот он, значит, действительно всё знает. Мы с ним пришли на службу. Я уж там не помню подробностей. Пришли на службу, и вот он мне как-то пытался объяснить, что здесь происходит. Ну, я-то, конечно, естественно, не хуже его знаю, что тут происходит. Но только вот не совсем в терминологии. И, в общем, как это происходит, я вижу там какой-то третий, пятый, шестой раз в жизни. Такой, говорит: «Ну вот, смотри, это литургия Василия Великого». Я говорю: «Здорово. Василий Великий, да, ну, он действительно великий был, князь». Говорит: «Чего, какой князь?». Ну как, ну, князь Василий Тёмный, вот он, вот это он же написал. Помню, говорит, Миша мне отвесил пинок прямо в храме. Такой, я говорю: «Ты чего дерёшься?». Он говорит: «Ну, ты же...». Литургия, он жил там в веке... Это был там архиепископ Кесарии Каппадокийской. Для меня это Кесария Каппадокийская на тот момент была где-то, я не знаю, там вот есть Сертякино, есть Подольск, есть Москва. А Кесария Каппадокийская — это что, это где сейчас, в Турции? А, ну вот... Это примерно этим мои познания ограничивались. Я эту историю вспоминаю... Надо Мишу спросить, помнит он её или нет. Я эту историю вспоминаю достаточно часто, вот как... У меня, наверное, каких-то вот таких весёлых, курьёзных историй при приходе в храм, кроме этой, наверное, и не было. Потом я помню, что я, когда уже попал в храм, где я сам воцерковлялся, вот это был мой первый приход в этот храм, я, по-моему, уже в «Светлых историях» даже это рассказывал. Я уже в школе учился, ну, в каких-то старших, более старших классах, чем когда мы ходили на литургию Василия Тёмного. Как хорошо звучит! Это было, наверное, спустя там год-два, и я... Ну, я тогда покуривал, и у меня была пачка сигарет, с которой я пришёл, вот, постоял, и мне так понравилось в этом храме, что я её прям вот вышел из храма и выбросил. Не могу сказать, что я потом не курил, но это уже другая история. А вот как-то вот на меня произвело это впечатление, эта атмосфера сама летнего дня, заходящего солнца. Я с тех пор полюбил вечерние службы тогда, я на литургию потом не ездил в этот храм долго достаточно. Ну, просто потому что... ну, или в субботу, или в воскресенье. В субботу мне очень нравилось, как свечи, тихо поют, и солнце садится. А в воскресенье, ну, там, в Москве много храмов было. Вот такая история. Ну, мне кажется, она достаточно забавная. Говорят, что этот храм, он для меня до сих пор вот такой... И место, это село, мы туда и не ходили. Вот меня там крестили. Ну, когда уже у меня какой-то осознанный выбор появился, я решил, что мне хочется в храм ходить, я вот попал в соседний как раз, в соседний. Я, собственно, сначала-то пошёл в это самое Сертякино, но там было так много народу, что мне не понравилось. А вот этот новый храм, который, ну, новый, восстановили полуразрушенный храм, я знал, что там по соседству есть, и вот в Никулино, и я туда пешком дошёл, там, километров 5, наверное, 6, и... Но Сертякино — это вот такое первое место, которое меня тогда вот так впечатлило когда-то ещё ребёнком, потому что в детстве всегда где-то мы с родителями по лесу гуляли. Туда меня маленького одного, естественно, не отпускали, потому что это всё-таки достаточно далеко, а мне было 5, 6, 7 лет. И я ходил и смотрел, а ещё храм там невосстановленный был в Сертякино, ещё даже, наверное, может, отца Бориса не было, когда я там первый раз его увидел. Но у меня всегда что-то таинственное в этом было, что-то непонятное. Вот я в начале программы рассказывал, что пока карточки на работе не появились, что в банк ходят только банкиры, поэтому как-то я не знал, как себя вести. А храм был место какое-то тайное, не очень понятно какое, но тайное. Я всё время старался где-нибудь его высмотреть. Для меня там поездка мимо Сертякина, поход в лес так, что будет видно Сертякино, это был какой-то особый такой почти праздник, потому что ну вот что-то такое таинственное тут видно. Не просто дома, деревня, просто что-то рукотворное, но с тайной.
К. Мацан
— Ты когда сказал про литургию Василия Тёмного, я вспомнил историю, она, конечно, не про неофитство, она про то, как вот церковные именования иногда вводят в заблуждение. Когда в МГИМО училась, у нас проходила конференция, какая-то церковная, она называлась «Чтения преподобного Серафима Саровского». Ну, или Чтения Серафима Саровского. Вот есть такая форма, когда конференции в честь кого-то называют, там такие-то чтения. И помню, мы как студенты что-то там организовывали, как бы мы встречали гостей, и я иду по коридору, навстречу моя знакомая или однокурсница, совершенно нецерковная, спрашивает: «Что у вас тут происходит?» Я говорю: «У нас Чтения преподобного Серафима Саровского». Она говорит: «А, он выступать будет?»
А. Пичугин
— А, ну, так вы рассказывали мне историю. Есть у нас РПИ, РПУ, я не помню, как сейчас правильно, РПУ, наверное, да, Российский православный университет. Он то был институтом, то университетом, он так менял название. У меня там много знакомых училось, в том числе и Мишка Хрущёв как раз. И на полном серьезе из канцелярии рассказывали, что позвонили... а, он святого апостола Иоанна Богослова. Ну, и спрашивают. А ректором был отец Иоанн Экономцев, что важно. «Здравствуйте, это РПУ Иоанна Богослова?» «Да». «А можно его к телефону?» Ну, понятно, что звонили ректору, отцу Иоанну. Он же богослов.
А. Леонтьева
— Да, я как раз хотела, когда Алексей рассказал свою историю про церковь. И, ты знаешь, и с Костиной история тоже перекликается. Был такой период, ну, не то что отхода от церкви, я не могла вставать на литургии, потому что, ну, тяжелый был период жизни, я не спала ночью. И Господь как-то так управил, что мы сняли квартиру в Крылатском, и как только я вошла в эту квартиру, то прямо из окна был виден храм Рождества Богородицы, который называется Храм на Холмах. И Холмы — это такой уникальный заповедник, по которому гуляли, как-то исцелялись от своих болей. Но самое в нём было ценное, что ты мог зайти в храм в любой момент и, например, вечером зайти на всенощную, которые были для меня доступны. И вот это вот ощущение абсолютно, знаете, какое-то... Это же уже не неофитство, это как бы заново ты должен прийти к Богу после того, как тебе кажется, что Он поступил с тобой совсем не так, как ты хотел. Но это тоже какая-то вторая волна. Ты приходишь, вот этот храм, он очень искусно расписан, и тишина, и служба, и исповедь, и у тебя проходят, вот на время, пока ты там сидишь, у тебя проходят все твои боли, в том числе, ну, как такие физические боли, там, головные боли, сердечные. Просто вот так вот. Я до сих пор не могу спокойно проезжать мимо этого храма, у меня сердце как-то радуется, потому что он для меня символизирует выздоровление. Вот это вот Рождество Богородицы, какой-то вот этап жизни, когда Господь подает руку, и ты это чувствуешь, вот как Костя за него чувствовал физически.
Игумен Филарет
— У каждого из нас, конечно, есть много историй, наверное, которые мы со временем забудем. Но я бы хотел попросить наших слушателей, нашего Радио ВЕРА, чтобы они, наверное, не боялись делать ошибки, но и не страшились их исправлять. Особенно ты это понимаешь, потому что мы все прошли через вот этот маленький период, может быть, большой период, у всех по-разному, неофитства, да, как это называется, первоначального, начальный. Но я думаю, что блин комом пускай остаются на печке, да, а у нас всё-таки пускай это будет некий опыт, история, которой мы будем потом вспоминать, а может, кому-то и назидательно рассказывать. Поэтому замечательная история. Ещё раз убеждаешься, что мы все одинаково в этом плане проходим путем ко Христу. Спасибо большое.
А. Леонтьева
— Да, вообще вот нужны ваши слова, действительно, для тех, кто начинает свой путь. В общем, не бойтесь ошибок и не бойтесь, что над вами будут смеяться или вас, как это говорят, наругают.
А. Пичугин
— Игумен Филарет Пряшников, настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря, мои коллеги Анна Леонтьева, Константин Мацан и Алексей Пичугин. Сегодня мы рассказывали свои «Светлые истории» о первых шагах в храме. Какие-то они могут быть трогательные, курьезные. Их вспоминаешь спустя годы, и хочется вспоминать и даже делиться ими. Спасибо большое, что были с нами, что слушали, смотрели. Прощаемся, до новых встреч, всего хорошего, будьте здоровы, до свидания.
Все выпуски программы Светлые истории
Псалом 100. Богослужебные чтения
Как наполнить своё сердце теплом, добротой и светом? Зависит ли это вообще от наших усилий? Ответ на этот вопрос находим в псалме 100-м, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Псалом 100.
1 Милость и суд буду петь; Тебе, Господи, буду петь.
2 Буду размышлять о пути непорочном: «когда ты придёшь ко мне?» Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего.
3 Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу: не прилепится оно ко мне.
4 Сердце развращённое будет удалено от меня; злого я не буду знать.
5 Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменного сердцем не потерплю.
6 Глаза мои на верных земли, чтобы они пребывали при мне; кто ходит путем непорочности, тот будет служить мне.
7 Не будет жить в доме моём поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими.
8 С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града Господня всех делающих беззаконие.
Только что прозвучавший псалом — это своего рода клятва царя. Он обещает Богу, что в своём правлении будет хранить верность Его закону. Причём не только в общественных делах, но и в частных. Видимо, не случайно в некоторых странах Средневековой Европы этот псалом использовался при обряде коронации. Известно, что Людовик IX руководствовался им в деле воспитания своего сына и наследника Филиппа. А русский князь Владимир Мономах использовал как своего рода государственный гимн. Однако этот псалом предлагает нечто важное и для каждого из нас. В нём содержится вполне конкретное указание на то, как же именно добиться чистоты в своей личной жизни и в общественной деятельности.
Обращаясь к Богу, псалмопевец обещает: «Я бу́ду размышля́ть о пути́ непоро́чном». То есть буду размышлять о Твоих заповедях, Господи. Здесь упоминается об одной важной аскетической практике. В христианской традиции она называется молитвенное размышление. Суть её проста. Наш ум похож на рыболовный крючок или даже на репейник. Он всегда ищет, за что бы ему зацепиться. Как только он поймал какой-то образ, он сразу же тянет его к себе домой. То есть прямо в нашу душу, в самое сердце. От этого в нас рождаются разные чувства. И порой именно от этого у нас внутри бывает так скверно. Мы переполнены нежелательных впечатлений, мрачных воспоминаний о прошлом и тревожных представлений о будущем. А всё потому, что ум живёт собственной жизнью. Даже если мы заняты каким-то делом, он бывает рассеян. Он, как сорвавшийся с цепи пёс. Весь день скитается по помойкам и подворотням, потом возвращается взъерошенный, грязный и тащит в дом всякую гадость и заразу.
Поэтому отцы христианской Церкви призывают держать ум под контролем. А именно — давать ему нужные образы. В первую очередь это образы из Священного Писания, из поучений святых отцов, из молитвословий. Алгоритм прост: прочитал или услышал утром текст Писания и стараешься удержать его в голове весь день. Как только увидел, что ум начинает убегать, возвращаешь его к образу из священного текста. Чтобы проиллюстрировать эту работу, христианские подвижники приводят в пример верблюда. В отличие от многих других животных, он на протяжении долгого времени пережёвывает пищу. Поэтому преподобный Антоний Великий пишет: «примем подобие от верблюда, перечитывая каждое слово Святого Писания и сохраняя его в себе, пока не воплотим его в жизнь».
Благодаря такой работе ума, сердце наполняется совсем иными впечатлениями и чувствами. На душе становится чище, светлей, просторней и радостней. И у нас появляется способность адекватно оценивать окружающую действительность, не сползать в уныние, тоску, злобу, неприязнь и другие деструктивные чувства. Благодаря этому и наша деятельность становится продуктивной, полезной. И псалмопевец прямо указывает на это следствие размышления над законом Божиим. «Бу́ду ходи́ть в непоро́чности моего́ се́рдца посреди́ до́ма моего́», — пишет он.
А потому постараемся понуждать себя к этой важной духовной работе. Ведь если мы хотим, чтобы наши слова и поступки несли людям свет и тепло, необходимо, чтобы чистым был их источник, та сердцевина, откуда они исходят. Ведь как говорит Спаситель в Евангелии, «от избы́тка се́рдца говоря́т уста́. До́брый челове́к из до́брого сердца выно́сит до́брое». А чистота этой сердцевины во многом зависит именно от нас. От того, куда мы с вами привыкли направлять своё внимание и какими образами мы питаем свою душу.
Послание к Галатам святого апостола Павла
Гал., 213 зач., V, 22 - VI, 2.

Комментирует священник Антоний Борисов.
Одним из столпов современной нам цивилизации является стремление к удобству. Нам хочется, чтобы удобным были: рабочий график, жильё, способ куда-либо доехать, с кем-либо связаться и т.д. Проявлением стремления к комфорту является также то, что всё мы переводим в схемы, инструкции, таблицы. Ведь так удобнее — понимать, запоминать, учитывать. И велико искушение саму жизнь попытаться поместить в схему. Чтобы тоже — было комфортно. Но не всё так просто. И об этом говорит апостол Павел в отрывке из 5-й и 6-й глав своего послания к Галатам, что читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте послушаем.
Глава 5.
22 Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера,
23 кротость, воздержание. На таковых нет закона.
24 Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями.
25 Если мы живем духом, то по духу и поступать должны.
26 Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать.
Глава 6.
1 Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным.
2 Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов.
Апостол Павел в начале прозвучавшего отрывка объясняет своим первоначальным читателям — галатам — через какие явления должна проявлять себя духовная жизнь христианина. Апостол называет следующие, как он выражается, «плоды духа»: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. И кто-то из современных читателей может заметить — а разве это не инструкция, не чёткий перечень того, чем должен обладать христианин, чтобы угодить Богу? И да, и нет.
Конечно же, внутренний мир верующего человека не может быть исключительно внутренним. Он, в любом случае, будет себя как-то выражать. И апостол перечисляет те вещи, которые христианин должен и иметь внутри своего сердца, и проявлять на уровне слов и поступков. При этом Павел добавляет одно очень интересное пояснение: «На таковых нет закона». Что он имеет в виду?
Дело в том, что галаты, которым апостол адресовал послание, были сначала язычниками, а потом, благодаря проповеди Павла, стали христианами. Затем среди них начали проповедовать уже совсем другие по духу люди — иудейские учители, желавшие навязать галатам своё представление о религиозности. А именно, что любовь, кротость, милосердие следует проявлять только к тем, кто является твоим соплеменником или единоверцем. По отношению же к другим, внешним, можно быть и жестоким, и чёрствым. Якобы ничего страшного в таком поведении нет.
Апостол Павел сурово обличает такой подход. А также критикует в принципе мысль, что можно те или иные добродетели исполнять схематично и меркантильно — надеясь на гарантированную награду со стороны Господа. Потому Павел и пишет: «Если мы живём духом, то по духу и поступать должны». Дух, который упоминает апостол, есть жизнь от Бога. А жизнь не запихнёшь в инструкции и схемы. Есть, конечно, какие-то важные принципы, постулаты. И за них следует держаться. Но всё же — человек важнее закона. Закон же призван помогать людям, а не главенствовать над ними.
И Павел призывает галатов, а вместе с ними и нас, ко всем людям относиться как к детям Божиим, проявляя уважение и терпение. Он прямо пишет: «Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать». А ещё апостол напоминает, что не следует ставить знак равенства между человеком и его образом жизни. А именно — не стоит впадать в крайности, с одной стороны, поспешно считая, что чтобы человек ни делал, всё замечательно. А с другой — забывая, что человек Богом создан, и, значит, создан хорошо, но может неверно распоряжаться своей свободой.
Вот почему Павел и пишет: «если и впадёт человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушённым». На практике это означает, что мы не должны мириться со злом, но призваны его исправлять. Однако исправлять таким образом, чтобы не унижать, не презирать того, кто ту или иную ошибку совершил. Но, наоборот, всячески помогать человеку достичь покаяния — признания своей ошибки и желания её исправить. И тут нет, и не может быть никаких шаблонов. Потому что все мы разные. Но любовь, к которой все мы тянемся, которую ищем, обязательно нам поможет исполнить то, к чему призывает нас апостол Павел: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Поддержать «Изумрудный город» — пространство для развития детей с инвалидностью

В фонде «Дети Ярославии» действует проект «Изумрудный город». Это пространство, где каждый ребёнок с инвалидностью может развиваться, раскрывать свои способности и находить друзей. Фонд организует для них разнообразный и полезный досуг. Дети вместе поют, танцуют, рисуют, участвуют в спектаклях, занимаются лечебной физкультурой, но главное — учатся общаться и быть самостоятельными.
Кристина Пушкарь посещает «Изумрудный город» уже 5 лет. Именно здесь у неё появились первые друзья, успехи в развитии и вдохновение к творчеству. Из-за внешних и умственных особенностей Кристине сложно находить понимание и поддержку в обществе. Но в «Изумрудном городе» её всегда ждут. Она может не стесняться быть собой. «Когда особенные дети получают большое количество любви, тепла, понимания и видят искреннее желание им помочь, они непременно меняются», — считает мама Кристины.
Не только дети с инвалидностью находят поддержку в «Изумрудном городе». Понимание, психологическую помощь и просто доброе участие обретают их родители. Многие из них включаются в организацию событий и жизнь фонда «Дети Ярославии».
Поможем сохранить такое нужное пространство для развития и радости в городе Ярославле. Поддержать проект «Изумрудный город», а также ребят с инвалидностью можно на сайте фонда «Дети Ярославии».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов











