«26-е воскресенье по Пятидесятнице». о. Николай Конюхов

В нашей студии был клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Еф., V, 8-19) и Евангельского (Лк., XVII, 12-19) чтений в 26-е воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти Зачатия Пресвятой Богородицы, святителя Иоасафа Белгородского, преподобного Даниила Столпника, святителя Спиридона Тримифентского.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

Свящ. Николай Конюхов

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в Церкви завтра, в 26-ю неделю после Пятидесятницы, и на наступающей седмице. Как всегда, по традиции, постараемся понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. Мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к Ефесянам, из 5-й главы стихи с восьмого по девятнадцатый. И, надо сказать, несмотря на то, что вроде бы всё понятно в этом отрывке, но есть какие-то вещи, которые, мне кажется, просто необходимо уточнить. Потому что, обращаясь к ефесянам и поучая их о том, как нужно жить, не участвуя в бесплодных делах тьмы, апостол призывает их обличать. И вот тут, исходя из того, что мы видим и слышим каждый день, становится вопрос: а наше ли дело это всё обличать? Потому что мы окружены этими самыми делами тьмы. И если мы сконцентрируемся на том, чтобы их обличать, у нас ни на что больше в жизни не хватит ни времени, ни сил.

Свящ. Николай Конюхов

— Естественно, потому что нам нужно всё-таки проживать свою жизнь, а не чужую. Если мы будем спасать всех остальных, во-первых, это очень смело с нашей стороны: мы уже сами спаслись, поэтому мы теперь можем прийти и всем рассказать, как правильно. Во-вторых, действительно, нам своей жизни мало, чтобы вообще свои проблемы решить, которых у нас просто вообще... научиться любить нужно лет 20-30, просто хотя бы чтобы понять, что такое любовь по-настоящему. У нас просто времени нет на всё это. А тут апостол Павел очень хорошо в контексте учения Иисуса Христа о том, что вы — свет этому миру, говорит: не участвуйте в делах бесплодных тьмы, но и обличайте, подсвечивайте. Каким образом? Если вы сами являетесь чадами света, как он их называет, то вы будете оттенять, то есть будет на контрасте видно, будет заметно, что эти ребята всё-таки чада света. Потому что вот эти дела бесплодные тьмы сразу обличаются самим нашим нравственным состоянием. То есть если человек добр, то общество злых людей начинает это сразу замечать, что поведение этого человека обличает всех остальных.

Это, знаете, у меня было такое, что в детстве я общался — понятно, что был ребёнок обычный, но всё-таки из церковной семьи, у меня папа священник. У нас в семье не было принято ругаться матом, по понятным причинам. Я как-то вот не использовал эту лексику даже в подростковом возрасте. А у нас компания была абсолютно обычных ребят, и вот они матерились. Я вот не обличал их, то есть я не говорил: как вам не стыдно использовать матную лексику обсценную? — это некультурно, и Бог так не велит и так далее. То есть я проповеди им не читал, но сам никогда не употреблял. Не потому, что я такой классный и хороший, а просто у нас это не было принято, нас так воспитывали, что это неприлично. И через какое-то время в компании, в который мы были, они стали меньше материться. И даже как бы на фоне того, что вот этот человек вообще не употребляет такую лексику, это очень заметно. И им самим как-то стало неудобно. И даже люди, которые приходили к нам в компанию и начинали материться, им говорили, что здесь Коля, при нём так не надо. Хотя они сами недавно употребляли эту лексику. То есть вот оно работает так: если ты сам в компании ведёшь себя как чадо света, то эти дела неплодной тьмы будут обличаться.

М. Борисова

— Но дальше апостол Павел говорит о том, чтобы поступать всё-таки осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. Мне очень нравится выражение «дни лукавы». Хотелось бы ещё понять, что это означает.

Свящ. Николай Конюхов

— С одной стороны, время нам не принадлежит. Оно течёт, и нам хочется как-то контролировать процесс, но это обман. Любой контроль — это обман, а в некоторых случаях вообще гордыня. Родители пытаются контролировать своих детей — у них ничего не получается. А тут и Иоанн Златоуст, и Феофилакт Болгарский толкуют то, что дни лукавы — это не потому, что день плохой. Что в этом плохого? Господь создал: «И был вечер, и было утро — день первый», — и Господь сказал, что это хорошо. А дни, когда наполнены лукавством, то есть когда мы совершаем вот те самые дела неплодные тьмы, они становятся лукавыми — этот день прожит зря. То есть мы вот провели день, какие-то дела успели поделать, куда-то съездить, вроде успели заплатить за коммуналку, туда-сюда, а день остался лукавым, потому что в нём не было места ни для какой добродетели. Тогда вот этот день становится лукавым.

То есть святые отцы говорят, что если день наполнен каким-то злым содержанием, он становится как раз лукавым. И мы должны действительно быть осторожными, не как немудрые, но как премудрые. Потому что человек, конечно, когда получает некое базовое понимание о добре и зле, прочитал Евангелие, послушал пару проповедей у батюшки, может быть, даже подписался на его канал. И вот вроде бы уже всё понял в своей жизни — и человек расслабляется. А тут, как на ринге боксёрском: расслабился — и тебе хук справа прилетел, и ты уже валяешься и думаешь: «Что-то я пропустил сегодня».Нужно было слушать апостола Павла, что не надо расслабляться-то так, не надо поступать как немудрые. Потому что мы в своей голове уже премудрые, причём давно, лет уже десять точно, но нам до премудрости, как до Китайской стены пешком — вот в этом проблема.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки, из 17-й главы, стихи с 12-го по 19-й. Я очень люблю этот рассказ о том, как Спаситель исцелил десять прокажённых и сказал, чтобы они пошли к священникам, назвали бы проблему и сказали бы, чтобы они помолились. И, пока они шли, исцелились — исцелились все десять. Но единственный человек из этой десятки, да ещё и не иудей, а самарянин, решил, что всё-таки надо вернуться и поблагодарить человека, который их исцелил. Вот этот рассказ мне ужасно нравится, потому что он про нас — мне так кажется. Мне кажется, что это просто вот картинка нашей повседневной жизни. Несмотря на всё наше чтение Евангелия и все наши старания контролировать себя, поступаем мы зачастую как эти девять человек. Но так ли уж они не правы? Ведь, с другой стороны, можно сказать, что они исполнили послушание. Человек, который их исцелил, велел им пойти к священникам — вот они и идут. А поблагодарить Бога можно, как мы знаем, в любом месте, не обязательно для этого вроде как предпринимать какие-то физические действия.

Свящ. Николай Конюхов

— Тут вопрос: смысл в чём? То есть я просил исцеление для чего? Что мне вот эта проказа? То есть мне не нравится быть прокажённым, хочу не быть прокажённым — зачем? У меня был панкреатит. Я прошу: «Господи, исцели меня от панкреатита!» Он говорит: «А тебе зачем, отец Николай, исцеляться от панкреатита?» Я говорю: «Я люблю, Господи, поесть очень вкусно. И чем больше, тем лучше, можно даже на ночь». И вот вопрос: хорошо, тебе дали исцеление. И ты побежал, собственно, исполнять то, зачем ты его просил, — продолжать свою жизнь, может быть, даже совершать те грехи, которые по болезни ты не мог временно совершать. И тут, может быть, даже не так очевидно, но эти люди, которые просили исцеления, это и была их цель. То есть у них была самоцель получить от Бога именно вот исцеление этой болезни. И они побежали поскорее зафиксировать это и вернуться. Ведь прокажённых выгоняли из общества, они становились внесоциальными личностями. А это базовая потребность любого человека — социальное общение. А тут они становились вне общества, вне социума. И, конечно, они от этого мучились и для них, видимо, это было важно. И им поскорее хотелось, чтобы священник зафиксировал их исцеление и пустил обратно домой, и всё остальное. И вот эта мысль о том, что Господь проявился в моей жизни и сделал что-то такое, что меня должно поразить, оно как-то забилось за тем, что у них самое главное было получить собственно сам факт исцеления.
М. Борисова

— Почему евангелист Лука подчёркивает, что вернулся поблагодарить именно человек, который не разделял базовые ценности иудеев?
Свящ. Николай Конюхов

— Христос всё время говорит, что вот, смотрите, этот сотник, который из язычников вообще пришёл, говорит: «Исцели моего отрока, но не входи в дом, потому что я недостоин, чтобы Ты вошёл в мой дом. Скажи только одно слово, и исцелится отрок мой». И Христос говорит: «В Израиле Я не нашёл такой веры». А израильтяне очень гордились, то есть для них это была базовая история, что мы-то истинно верующие, а вот эти все — мы с ними даже за один стол не сядем, с этими ребятами. И когда Христос с ними разговаривал, даже апостолы удивились: что это Он с самарянкой разговаривает? Это же, как мы: какие-то там американцы или европейцы — что у них может быть доброе? То есть мы как-то уже считаем какую-то свою богоизбранность, но не в том плане, что это некая ответственность, а что это вот даёт нам право превозноситься над другими людьми. Это неправильно. И, конечно, евангелисты подчёркивают, что не обязательно тот, кто больше всего кричит, что он верующий, что он по-настоящему верующий. Что люди иногда так сильно зацикливаются и просят: «Господи, покажи мне чудо», — но они просят чудо ради чуда. Они не просят: «Господи, дай мне чудо, чтобы понять, кто я вообще такой. Может быть, я вообще всё не то делаю». Как Христос говорит: «То, что высоко у людей, то мерзость перед Богом». Я, когда это прочитал первый раз, для меня это было прям откровение. Я думаю: вот я сейчас что-то делаю и считаю, что служу Богу, а для Него это мерзость. И всё, аминь, отец Николай, можем расходиться. Вот как Высоцкий говорит, что «я расходился — и разошёлся».

И поэтому тут вопрос именно в том, что для одного человека это было не просто чудо. Точнее, это не просто вот исцеление, а это чудо преображения его личности. И он захотел прийти и сказать: «Господи, Ты ко мне вот так отнёсся», — то есть у него реально поменялось что-то внутри, он что-то понял о своей жизни и о самом себе. И, может быть, он захотел стать учеником Христа. А другие, получив чудо, продолжают свою жизнь. Собственно, они для этого и приходят. Вот пришёл человек в храм — он что, ищет ответы на важные вопросы, он хочет поменять свою жизнь и прекратить жену осуждать и гнобить её, или хочет перестать гордиться? Нет, он хочет получить какие-то свои житейские штуковины, для того, чтобы комфортно дальше жить. Собственно: «Бог, ты мне дал. Спасибо большое. Ты меня не трогай дальше, и я Тебя тоже не буду трогать». Вот так получается. Мы должны, конечно, видеть то, что идёт за тем, что Господь нам дал.

М. Борисова

— Это воскресенье у нас, можно сказать, перенасыщено смыслами. Потому что, помимо непосредственно самого воскресенья, мы ещё празднуем зачатие Пресвятой Богородицы. Вообще-то, сам по себе праздник исходит из тех сведений, которые Предание сохранило, благодаря апокрифам.

Свящ. Николай Конюхов

— Протоевангелие от Иакова.

М. Борисова

— И мы можем только полагаться на авторитет святых отцов, которые апеллировали к этому источнику. Но почему для нас сам факт зачатия Пресвятой Богородицы так важен? Ведь, в общем-то, да, Она — честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, избранная Богом. Но Она родилась, как обычная девочка.

Свящ. Николай Конюхов

— Как обычная девочка, да. В Её зачатии и рождении нет того, что приписывает Католическая Церковь, то есть речи о непорочном зачатии нет. И вообще, по правде, это здорово, что у нас есть такой праздник, который показывает радость вот эту родительства, радость того, что рождается человек в мир. Потому что некоторые говорят, понятно, была тенденция, что вот придать всё это какому-то остракизму, что это что-то греховное очень — всё, что связано с зачатием, с рождением. Всё это вот как-то обставлялось каким-то нечестием, как что-то вроде греховное. Хотя заповедь «плодитесь и размножайтесь» Бог дал Адаму и Еве ещё в раю. Это заповедь Божественная райская. То есть совершенные люди, которых Господь сотворил, в которых не было греха, там тоже должно было быть и зачатие, и размножение, и должны были появляться дети. Понятное дело, что бывают вещи греховные, связанные с блудом, с прелюбодейством. А вот когда в семье — это радость огромная. Сейчас нужно, наоборот, людям показывать, особенно в современных условиях, когда у нас дикий демографический кризис, когда у нас люди боятся больше одного ребёнка рожать, какое это благоволение от Бога, какая это радость родительства. Конечно, и ответственность, но радость. Иоаким и Анна — мне очень нравится икона сегодняшнего праздника. Там Иоаким и Анна встречаются у Иерусалимских ворот. Иоаким в пустыне сидел, жаловался Богу, что не уйдёт, пока Он не снимет с него поношения. А Анна гуляла в саду, смотрела на птиц и говорила, что даже у птиц есть птенцы, а ты мне, Господи, вот как-то не даёшь. Пожалуйста, дай, я Тебе отдам обратно ребёнка. Представляете? Это для матери — Ты мне дай ребёнка, а я его Тебе отдам.

М. Борисова

— Да, вообще всё, что связано с содержанием события праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, это просто подвиг — подвиг родителей.

Свящ. Николай Конюхов

— Да. То есть выпросили ребёнка, чтобы его отдать обратно Богу. Потому что мы-то, родители, говорим всё равно, что это мой ребёнок — как бы немножко приватизируем его. И если что-то там Вася Пупкин не так сделал, то это же не мой ребёнок, вот пускай его родители и суетятся. А это вот мой ребёнок. А тут какое-то такое отношение, что Господь дал, поручил нам, мы родили. И почему иудеи ещё так сильно переживали из-за поношения бесчадства? Потому что получается, что тогда они не участвуют в деле спасения. Должен же прийти Мессия. И если у тебя никто не родился, то ты уменьшил шансы того, что Мессия придёт. И главное, получается, что твоя семья в этом никак не поучаствовала. Все по этому поводу, конечно, переживали, молились. И вот так вот выбросить ребёнка, чтобы отдать его обратно Богу, это прямо очень сильно. Это уровень родительства, такой очень высокий.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

На этой неделе 23 декабря мы будем вспоминать святителя Иоасафа Белгородского. Святителями, слава Богу, наш церковный календарь богат, и святителями, которые родились уже на русской почве, тоже. Но почему мне кажется очень важно вспомнить святителя Иоасафа? Потому что в самое неподходящее для подвигов монахов время появляются абсолютно ни на что не похожие личности, которые, с одной стороны, проживают такую узнаваемую по житиям других святых жизнь. А когда начинаешь вписывать её в контекст эпохи, понимаешь, что, несмотря на простоту того, что изложено на бумаге, это безумно трудно было осуществить именно тогда. Потому что мы много и правильно говорим о том, что произошло с Русской Православной Церковью в ХХ веке, но мы совершенно забываем о том, что XVIII век был в чём-то ничуть не лучше. А уж по отношению к монашеству, начиная с Петра I и заканчивая великолепным веком Екатерины II, это было всё, что могло сделать государство, чтобы монашество истребить как класс — ну, почти как большевики. И на этой почве представить себе, что вырастали люди, которые хотели видеть свою жизнь и своё служение Христу именно в монашеском подвиге, очень трудно.
Потому что мы, когда росли в Советском Союзе, такие советские-советские были дети, и мы смотрели на те немногочисленные церкви, которые были открыты, как на прибежище каких-то чокнутых старух. Правда, нас так воспитывали. Мы смотрели, что, да, есть вот какие-то ненормальные, которые туда ходят. Ну и пускай ходят, по крайней мере, нам там не место. Так мы думали в детском саду, в школе — результаты советского воспитания. Так в XVIII веке было не лучше. То, что сделали с монашеством на протяжении всех этих царствований, сменявших друг друга, ничуть не лучше того, что сделали большевики. И когда читаешь о том, что на этой почве появлялись такие удивительные люди, как Иоасаф Белгородский, это, конечно, не может не изумлять, не вселять оптимизм.

Свящ. Николай Конюхов

— Да, вот именно в тяжёлых условиях, в суровых условиях, обычно вырастают, как через асфальт, какие-то самые такие устойчивые и самые, в хорошем плане, упрямые растения. И святитель Иоасаф именно так пробился. И мы видим в его житии, как он проявлял свой этот твёрдый характер. И Господь, конечно, посылает святителей — для каждой эпохи своих. Как Иоанна Златоуста Он послал тогда, когда нужно было, может быть, даже высшей власти что-то донести, или там прихожан взбодрить, если почитать проповеди Златоуста. Соответственно, Николай Чудотворец тоже должен был хлеб привезти своей пастве голодающей. То есть каждый святитель в своё время занимал какую-то нишу. Я уж не говорю про святителя Тихона, Патриарха Московского, который просто тот человек, который нужен был России в период слома и страшной трагедии русской революции. А тут святитель Иоасаф Белгородских должен был возобновить... действительно катастрофическое было положение, в том числе духовенства.
То есть «епископ» переводится с греческого как «надзиратель». И основное его послушание — не просто, как у священника, совершать богослужение, требы, крестить, венчать, отпевать, а епископу поручают попечение о множестве церквей в разных городах в пределах епархии. И именно он должен надзирать за священниками, с одной стороны. Как святитель Иоасаф смотрел просто за уровнем священников, которые там дрались между собой, вели себя совершенно отвратительно. Были священники, которые не знали грамоты и совершали богослужение просто как придётся, как кто-то им что-то пересказал. Там какие-то дикие случаи были. Я, когда читал, у меня прям волосы шевелились, как у священника, как это вообще возможно при совершение Литургии. То есть просто кощунственные какие-то истории были. А с другой стороны, то отношение, которое было в высшем обществе к духовенству, когда буквально вот крестьяне, и вот попы — это где-то там же. То есть даже в парадную впустить священника — нет. Он стоит где-нибудь в предбанничке — вынести батюшке червонец, хорошо, если червонец.

М. Борисова

— Так запрещали же и по домам ходить в праздники, чтобы и не выносили никаких червонцев. Свящ. Николай Конюхов

— Ну да, и всё, и в целом. Монахи — это тунеядцы, монастыри — это рассадники чего-то непонятного. То есть для практического ума Петра I, который строил свою империю и подсмотрел протестантские всякие штуки в Европе, для него это было непонятно. Он стал их использовать как какие-то социальные центры, центры социальной помощи.

М. Борисова

— Но, помимо всего прочего, нужно же было каким-то образом встроить Церковь в государственную машину. А государственная машина XVIII века — это просвещённый абсолютизм. Хорошо, если просвещённый, иногда и не очень просвещённый. Ну и тогда вообще смысл существования Церкви в этих условиях?

Свящ. Николай Конюхов

— Просто благодаря таким людям, как святитель Иоасаф Белгородский... знаете, когда день памяти какого-то святителя, читается как раз отрывок из Евангелия, где Господь говорит, что «вы — свет мира». Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И свечку никто не прячет под кровать, потому что какой смысл? Наоборот, её ставят на подсвечник. И вот такие люди — «так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела». Это то, что диакон говорит на архиерейском богослужении. Когда конец облачения епископа, он говорит: «Так да просветится свет твой пред человеки, да видят твои добрые дела и прославят Отца Небесного». И так было со святителем Иоасафом, который в нужное время появился. Он светил своим светом и на священников, которых он, с одной стороны, пытался вытащить из такого гибельного положения и где-то обличал, но где-то и защищал, показывая, что духовенство — это не просто так.

М. Борисова

— Ну и потом, достаточно нестандартный подход к архиерейским средствам. Поскольку всё-таки за сто лет архиереи тоже проникались абсолютно светским отношением к своим обязанностям и вообще к тому, чем они занимались. Естественно, епископ, распоряжающийся финансами епархии, — кто там его контролировал? А когда хоронить оказалось не на что и пришлось вскрывать НЗ, какой-то там архиерейский загашник, это свидетельствует о том, что человек правильно расходовал средства.

Свящ. Николай Конюхов

— У него просто была идея. Он делал это не для того, чтобы как-то обогатиться или ещё что-то. У него была идея — он служил. Господь ему дал в попечение епархию, и вот он всего себя без остатка отдавал. И, конечно, на таких людях мы прошли через эти тяжёлые времена. И сохранился и дух какой-то монашеский. Он же был ещё одно время наместником Троицко-Сергиевой лавры.

М. Борисова

— При Елизавете Петровне.

Свящ. Николай Конюхов

— Да. То есть истинный монашеский дух, истинный святительский дух. И, в том числе, проповедь перед сильными мира сего, когда вот человек с таким твёрдым характером и с принципиальной позицией. Безусловно, это сыграло свою очень важную роль. И последовательность владыки, которая была явна всем. В том числе, в том, о чём вы сказали — вот то, что он бессребреником был и очень строгим к себе, настоящим аскетом.

М. Борисова

— И в результате прославился он практически сразу после смерти. Поскольку умер он в декабре, а похоронить его смогли только в феврале. И всё это время он оставался нетленным.

Свящ. Николай Конюхов

— Да. Кстати, в этот период не так много людей, которые прославлены вообще, немного святых. Потому что как раз такие условия были, максимально неблагоприятные для того, чтобы кто-то мог перенять какую-то духовную школу, или ещё как-то. То есть такие тёмные, как вы сказали, времена. Тем не менее, это один из тех светильников, который эти тёмные времена освещает.
М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. Продолжаем нашу еженедельную субботнюю программу «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. У микрофона Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. На этой неделе 24 декабря Церковь будет вспоминать такого очень оригинального в наших глазах святого — преподобного Даниила Столпника. Столпники — это, конечно, явление архаичное. И нам вообще трудно представить себе, что же это за такой подвиг удивительный аскетический — столпничество. Но можно себе представить, сколько же людей подвязалось подобным образом, если их даже на государственном уровне в какой-то момент выделили в отдельное сословие. Мне всегда казалось, что это экзотика — пустыня, посредине пустыни какое-то возвышение, на возвышении человек стоит. Как-то это всё странно в глазах современного человека смотрится. И даже в качестве аскетического подвига тоже кажется странным.
Но когда я начала разбираться, в чём же, собственно говоря, суть, оказалось всё ужасно интересно. Потому что ещё с древних времён от языческих капищ, которые устраивались как бы между небом и землёй на каком-то возвышении, чтобы придать особую сакральность тому, что на них совершали — обрядам. Взять логику человека-христианина в эпоху, когда закончилось мученичество, а вот такой религиозный героизм остался, причём в очень таком ярком, горячем состоянии, не искусственно стимулируемый, а естественный. Ну, что делать человеку? Вот один из вариантов — то, что просто уединение уже перестало устраивать. Ну, как Серафим Саровский, спрашивается: зачем он на камне молился? Никто его там не видел, примером это служить не могло никому, комары его ели. Или тот же самый столпник, который, прежде чем водрузиться на столб, пытался ночью молиться на круглом бревне. То есть, помимо того, что ему нужно сконцентрироваться на молитве, он ещё должен сконцентрироваться на том, чтобы не рухнуть с этого круглого бревна. С одной стороны, как ни крути, всё равно это для нас экзотика. А с другой стороны, ведь вокруг этих столпов собирались целые монастыри. И обращаться за советом, помощью, молитвой к этим людям не гнушались даже императоры. В чём тут тайна?

Свящ. Николай Конюхов

— Я, когда ездил в Грецию, мы с матушкой поехали в монастырь, который называется «Метеоры». И я даже подумал: а что это за «Метеоры» такие? А там вот такие каменные высокие столпы — глыбы, отдельно стоящие. И вот на этих глыбах ещё в те стародавние времена монахи устраивали себе кельи. То есть это отвесная скала со всех сторон, и туда вот поставили монастырь сверху. И вот они на этих «Метеорах» подвизались. И туда невозможно было добраться никак. То есть они только спускали корзинку, туда клали какие-то продукты, и они поднимали их туда, к себе наверх, на эту площадку.

М. Борисова

— У них были лестницы, которые они там наверху и хранили.

Свящ. Николай Конюхов

— Да, то есть билет в один конец они брали себе. И тоже думаешь: вот там рядышком посёлок нормальный на склоне, там и вода есть, и всё. Вот тебе удобства, пожалуйста, ставь здесь монастырь. Нет, они забирались на эти горы. И вообще, вы правильно сказали, что у древних христиан и так были тяжкие условия в связи с гонениями. И эти тяжкие условия часто стимулируют нас, как христиан, потому что мы имеем склонность к некой апатии, прокрастинации, к тому, чтобы откладывать спасение на потом, на послезавтра, или когда праздники пройдут, но уж точно не сейчас. И человек понимает, что в каких-то комфортных условиях он и Бога забывает. Потому что мы всё-таки обычно когда громко начинает громыхать, тогда начинаем креститься. А так у нас прям такое сознание — мы начинаем расслабляться. Особенно мужчинам это тяжело, потому что мужчина растёт вообще только в трудностях. Если у мужчины нет трудностей в жизни, он становится инфантилом, капризным и горделиво-тщеславным, ничего не делающим с этим.

М. Борисова

— Вы хотите сказать, что у женщины такого не бывает, чтобы не было трудностей?

Свящ. Николай Конюхов

— У женщин чуть-чуть по-другому устроено. Всё-таки женщине нужны благоприятные условия. Если на женщину навалить кучу всего, она сломается просто. Потому что женский организм хрупкий. Апостол Павел говорит, что к женщинам относитесь как к сосудам немощнейшим. Женское здоровье — это не мужское здоровье, женская психика совсем не мужская. Поэтому к женщинам всё-таки нужно бережно относиться. И даже когда женщина взяла и съела яблоко, наущённая змием, Господь подошёл к мужчине, потому что это был его косяк, в первую очередь. Это Адам прошляпил всю ситуацию. Поэтому тут нужно понимать вот эту ответственность. И мужчины с древности чувствовали, когда были гонения — они там собирались ночью в катакомбах, молились, причащались. Какое-то было такое напряжение. А потом, когда уже Церковь легализовалась в IV веке, Константин Великий после Миланского эдикта даровал свободы, и всё, и ломанулось много язычников в Церковь, чтобы получить себе какой-то статус, ради какой-то выгоды уже, а не наоборот. То есть раньше христианами становились вопреки, а тут, наоборот, благоприятные условия. И часть христиан, особенно часть активных мирян, поняли, что в таких условиях лично для них спасение становится под вопросом. И они уходили — так появились первые монахи. Поначалу это не было организованным движением. Это просто вот люди, жившие в городах, понимали, что всё, шляпа — нужно уходить. Нет какого-то напряжения, нет духовного подвига, и они уходили. И в том числе, какие-то особые условия.

У нас спрашивают: что это у вас, христиан, всё время какой-то пост? Только-только разговелись, бац — опять какой-то пост. Потому что нам нужны особые условия. Мы вне подвига не развиваемся. Я помню, один владыка, когда шла служба вечерняя, — там читаются кафизмы, и на кафизмах все садятся, как бы это положено, — а владыка стоял. И к нему подходят и говорят: «Владыка святый, почему на кафизмах не садитесь?» — разрешено же, а он пожилой уже. Он говорит: «Видишь, вон там сидят батюшки, какие-то алтарники, ещё кто-то? Если я сяду, они лягут». Вот и всё. Поэтому какое-то такое напряжённое состояние — это какой-то такой важный пример. То есть я склонен к тому, чтобы весь свой духовный запас растратить, всё имение, которое мне Господь дал. Поэтому мы вот создаём условия. И вот столпники придумали такую себе историю. Конечно, это немножко даже восхождение на Голгофу. Или некоторые исследователи говорят, что они видели в этом такое восхождение на Крест. Потому что это неудобно — заточился на этот столп. Иногда он был ограждённый, иногда это была такая площадка, где стены возвышались почти до плеч, и он там сидел, как замурованный. И это такие особые условия подвига. Конечно, в таких особых условиях, если человек ещё не отчаивался и не начинал превозноситься, с одной стороны, и не унывать, с другой, он приобретал особые духовные дарования, которые были видны очень многим. И, как вы правильно сказали, собирался народ, люди приходили за советом и за молитвой, организовывались целые монастыри. Это всегда так было.

М. Борисова

— Но для меня ещё было всегда удивительно, что при таком образе жизни, который, казалось бы, тебя отрешает от всего, что происходит в бренном мире, они ещё умудрялись каким-то образом достаточно активно участвовать и в догматических спорах, и даже во Вселенских Соборах. Потому что Симеон Столпник участвовал в Никейском соборе. То есть он не только знал, что там происходит и по поводу чего ведутся споры богословские, но ещё и был готов прервать свою аскезу для того, чтобы поехать в Никею и участвовать в словопрениях. Вы знаете, если человек хотя бы когда-то попытался на своём собственном примере попробовать пожить в монастыре, хотя бы в виде трудника или послушника, какое-то время, то чрезвычайно тяжело, когда тебя за какой-то надобностью посылают в город. Это такой разительный контраст.
Причём даже дело не в картинке и не в том, что в городе суета, а такое ощущение, что ты проходишь какую-то плотную преграду из воздуха, как в каком-то кино про инопланетян. То есть ты преодолеваешь сопротивление чуждой тебе среды. Ужасно тяжело спуститься в метро. Вообще, человеку, который далеко не аскетический образ жизни в монастыре вёл, а там, спотыкаясь и постоянно падая, пытался хоть чего-нибудь, хоть как-нибудь — прислоните меня к стенке, я тут постою, — даже на таком уровне, когда ты вырвался из своих постоянно окружающих тебя условий, тебе трудно в них вернуться. Каково аскету, который вообще на столп водрузился, чтобы ничто не мешало, вернуться? То есть это какой-то сугубый подвиг. Я его не понимаю.

Свящ. Николай Конюхов

— Они по очень важному какому-то делу спускались, просто так они не уходили. Просто сходить куда-нибудь поговорить или ещё что-то — нет. А когда Отечество в опасности, все на сборы, тогда — да. Но тут не Отечество, а вера. Для них же чистота веры, особенно для монашествующих, это был принципиальный вопрос. Это так кажется иногда, что какая разница: одна природа во Христе или две? был Дух Святой полубогом, или вообще, может быть, это был Ангел, и не Бог, а там два Лица Святой Троицы? Ну то есть какие-то такие вроде бы абстрактные вещи, но, по правде, это очень сущностные вопросы. И догматика не так далека от нашей жизни, как мы думаем. Потому что это всё очень влияет сильно на аскетический смысл, на нашу непосредственную жизнь и на наши грехи и добродетели. Поэтому монахи опытно знали, как важно правильное прославление Бога, в Троице поклоняемого Отца и Сына и Святого Духа, и что Господь — это Бог и человек, и что это всё не абстракция. И поэтому они это защищали и готовы были даже прервать свой подвиг для ещё более важного подвига — пойти и защитить веру.
И тут, знаете, Господь тоже же поручал им некое посольство, потому что они имели авторитет. Если вот выйдет батюшка, отец Николай, скажет, что вот я считаю по этому вопросу так-то. Ну, молодец, батюшка, спасибо большое, до свидания. А когда человек, который понёс подвиг, все знают про это, что он как бы не на пустом месте сейчас будет говорить. И к нему прислушиваются, да. И к таким людям прислушивались власть имущие и другие члены Церкви, епископат. Тот же самый Максим Исповедник не был священником, но от его мнения зависело очень много. Когда он не принял унию, когда папа Римский об этом узнал, он сказал, что вообще всё без толку. То есть всё, что мы делали, если Максим не принял, то всё бесполезно. Поэтому мнение одного такого монаха, который истинный монах, последовательный в своей вере и глубокий в своём содержательном подвиге, имело значение историческое.

М. Борисова

— А ещё, мне кажется, очень важно то, что все эти подвиги — это процесс. Но вот для своего времени таким творчеством, изобретением — если смотреть, как рекомендуют святые отцы, на аскетический подвиг как на искусство, то вот достижение искусства того времени — это столпничество. Но оно было тогда и прошло. То есть не надо ничего реконструировать. Почему мне кажется это важно? Потому что мы часто заменяем отсутствующую традицию попытками что-то реконструировать. Причём предмет, который мы хотим реконструировать, мы знаем очень плохо и, как правило, не из первоисточника, а из пересказов третьего, четвёртого, пятого колена. Поэтому то, что у нас получается и то, что нам кажется реконструкцией, может настолько отличаться от первоисточника, что лучше бы такой реконструкции не было вовсе.

Свящ. Николай Конюхов

— Да всё должно быть естественно. Когда мы просто пытаемся в такие ролевые игры играть — давайте изобразим из себя подвижников V века, или давайте мы попробуем натянуть сову на глобус и вот сейчас будем служить без вообще всего. Как протестанта всё убирают, все иконы, всё, что только можно, все молитвы, которые святые написали — вот давайте просто читать Священное Писание, жевать корочку хлеба, просто вспоминая, как будто это была Евхаристия. Ну то есть максимальная какая-то деконструкция ради реконструкции — это неправильно. Потому что традиция церковная движется, она живая. И периодически на небосклоне Церкви возникают разные формы. И это замечательно. Но они возникают в определённый период, и они вполне естественны в этот период. Если же мы сейчас будем какие-то формы воспроизводить, которые уже ушли, то, действительно, вы правы, это будет выглядеть как просто какая-то игра, что, может быть, человек пытается изобразить, а может быть, подменить реальную духовную жизнь на что-то такое.
Потому что сейчас подвижничеством будет, когда человек, допустим, меняет телефон с такого смартфона на кнопочный — это тоже вид подвижничества, особенно если это сделать неожиданно для самого себя. Или когда человек на выходные, вместо того, чтобы провести их просто лёжа на кровати, берёт и едет в храм для того, чтобы помогать батюшке белить стены. Вот он забрался на эти леса, как на столп, и красит. Хотя зачем он должен это делать, бесплатно, в свой выходной? Он и так устаёт, у него пять на два. Он хотел два дня отдохнуть, а он поехал батюшке помогать стены красить. Но вот как бы тут куча способов не играть в какие-то реконструкции, а просто взять и сделать что-то в доступной тебе манере. То есть если ты семейный человек, оторви своё туловище от дивана и воздвигни его — с детьми пойди в парк погуляй. Или сходите вместе, съездите в Троице-Сергиеву лавру, покажите детям красоту этого древнего монастыря. Если ты врач, то у тебя свой подвиг — столп, на который ты будешь восходить. Если ты многодетная мать, у тебя свой столп, на который ты восходишь. То есть тут не нужно, действительно, во что-то играть. Господь всегда даёт пространство, где мы можем проявить свои самые лучшие качества.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. На этой неделе 25 декабря мы будем вспоминать святого, которого православный народ, в особенности русский православный народ, равно как и греческий, любит почти так же, как святителя Николая.

Свящ. Николай Конюхов

— И даже изображают их иногда вместе.

М. Борисова

— Это святитель Спиридон Тримифунтский. Вот есть родные святые, если это не кощунство так сказать, что есть родные святые, вот такие святые родственники. Вот это тот самый случай, хотя, казалось бы, мы очень мало что знаем о святителе Спиридоне. Мы знаем только, что он абсолютно такой простой человек. Он пас овец, занимался сельским хозяйством, жил такой обычной семейной жизнью, потом овдовел, и его выбрали епископом. Ну, казалось бы, такой для жития святого очень шаблонный рассказ. Но всё, что связано с памятью его, с этими башмаками, которые раз в году меняют, потому что он умудряется исходить башмаки за год лежания в мощах. Он умудряется исходить башмаки, помогая людям. Вообще, отношение к этому святому, конечно, почему я говорю родственное — потому что не стыдно попросить. Вот есть святые, которые настолько святы в нашем ощущении, что лезть к ним с какими-то мелкими бытовыми вопросами как-то язык не поворачивается.

Свящ. Николай Конюхов

— К Василию Великому подходишь: «Вот у меня там квартира не продаётся», — да, как-то странно было бы.

М. Борисова

— А здесь вот просто свой такой. И то, что, конечно, он помогает, судя по потрясающему количеству свидетельств о его помощи чудесной на протяжении веков, сомневаться в этом не приходится. Он действительно помогает людям, у которых очень большие проблемы с жильём или с работой. Как и что, почему из всего сонма святых выделяются некоторые, которые становятся членами наших семей — как это?

Свящ. Николай Конюхов

— А потому что ты действительно по-свойски как-то так обратился. У нас вот, если человек в беде — друг познаётся в беде. Вот если у тебя какое-то тяжёлое обстоятельство, и ты звонишь и говоришь: «Слушай, друг, вот такие-то дела». И он такой: «Ну что ж ты? Нужно быть аккуратнее, ты поступил как-то неразумно». — «Слушай, брат, я тебе звоню, потому что у меня проблема, а ты мне поучение даёшь». А когда человек реагирует так: «Чем помочь? Что нужно сделать?» — и действительно помогает тебе, то он становится действительно для тебя близким человеком, другом твоим. И святитель Спиридон — это не понаслышке, люди же к пустому колодцу не ходят. Зачем? — просто время потратишь, вёдра переведёшь, которые ты выронил в этот бездонный колодец. Тут люди обращаются, причём и которые только начинают воцерковляться или ещё вообще нецерковные. И у меня тоже так. У меня очень папа почитает святителя Спиридона. Он всегда молился ему, когда у нас какие-то тяжёлые обстоятельства в семье были. И я сам по-простому, поскольку знал, что к святителю Спиридону нужно по-простому обращаться. Потому что он сам из простой семьи, был пастухом и общался с людьми иногда достаточно жёстко — к священнику одному явился и обличил его. То есть он достаточно был такой прямолинейный. И к нему нужно прямо обращаться.

И у меня был такой случай, я его рассказывал как-то. Я шёл по храму, у меня ум был занят тем, что мне нужно было коммунальные услуги оплатить, зарплату выдать, потому что я в храме занимаюсь этим всем. И не хватало денег. Некоторые люди считают, что у нас в храме огромное количество денег — лопатой гребём. Нет, сколько люди принесли пожертвований — из этого формируется некий бюджет. И мы потом должны заплатить и за свет, и за воду, и налоги заплатить за зарплату, и зарплату саму выдать. У нас зарплатный фонд достаточно большой. У нас очень много сотрудников: хор, преподаватели и так далее. И вот я иду на вечернем богослужении с кадилом, кажу как священник. Я знаю, где у нас икона святителя Спиридона с частичкой мощей. И я, проходя мимо, думаю: «О чём я вот вообще? У меня весь мозг занят сейчас вот этим». И я такой: «Святитель Спиридон, ну ёлки-палки, где мне найти 150000? Помоги! Ну, что такое? Я же не для себя прошу, а для храма нужно, вот буквально не хватает». И я пошёл дальше служить, забыл вообще про это. И вот после службы мне девочка, которая дежурила за ящиком говорит: «Отец Николай, какой-то мужик приходил и оставил вам посылку». Я говорю: «Какую посылку? Мне никто ничего не должен был принести». Смотрю — свёрток, разворачиваю — там 150000. Я такой: «Мама моя дорогая!» Причём потом оказалось, что когда-то с кем-то я общался и сказал, что нужна помощь, но вообще забыл про это, уже много времени прошло. И тут неожиданно вот он пришёл.

И я подхожу к святителю Спиридону и так уже с опаской говорю: «Святитель Спиридон, кто я такой? Как ты так мне помог?» У меня прям слёзы на глазах были, я уж там бухнулся к нему. И вот после таких случаев... но это нужно именно вот так. То есть я потом пробовал провернуть ещё раз, уже для своих целей. (Смеётся.) Но у меня так уже сразу не получилось. И вот искренность намерений, и то, что ты действительно не для себя просишь — вот какие-то такие моменты. И святитель Спиридон просто берёт — ему что, жалко, что ли?
М. Борисова

— Чудо на поток тоже не поставишь.

Свящ. Николай Конюхов

— Нет-нет. А оно же нужно для тебя конкретно, для твоего уверения, для твоего какого-то нравственного превозмогания, преодоления, чтобы ты или с небес спустился, или, наоборот, на небеса немножко поднялся — на какое-то тебе утешение. Мне Господь обычно в жизни посылает чудеса либо когда вот совсем вообще крайняк, то есть вообще всё плохо, и отец Николай очень хочет впасть в уныние. И Господь, видимо, понимает, что всё — попа надо спасать. И Он какое-то являет чудо. Либо наоборот: в тот момент, когда ты вдруг преодолеваешь свою естественную жадность, злобность и всё остальное, и действительно хочешь что-то сделать хорошее, то в этот момент Господь как-то тебе помогает, потому что ты на правильном пути.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. Слушайте нас каждую субботу, поститесь постом приятным. До свидания.

Свящ. Николай Конюхов

— До свидания.

---

Все выпуски программы Седмица

• «3-я неделя по Пасхе. Жены-мироносицы». Прот. Федор Бородин
• «2-я неделя по Пасхе. Антипасха». Прот. Федор Бородин
• «Пасха. Светлая седмица». Протоиерей Максим Первозванский