«Как появился Символ веры». Николай Антонов

У нас в гостях старший преподаватель Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Николай Антонов.

Разговор шел об истории формирования Символа веры, почему возникла необходимость в появлении этого текста и как формулировались включенные в него основы православного вероучения.

Ведущий: Константин Мацан

---

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. Я рад всех приветствовать. Этой программой мы открываем очередной цикл бесед из пяти программ, которые всю неделю будут выходить с 8 вечера в «Светлом вечере». На этой неделе мы будем говорить очень подробно о Никео-Цареградском Символе Веры. Поговорим об истории этого текста, поговорим о его содержании, поговорим, может быть, о каких-то неявных моментах, связанных с этим текстом, подробно прочитаем. Сегодняшнюю программу начнем с разговора об истории того, как этот текст формировался, как возникал. Действительно, за каждой Божественной литургией звучит Символ Веры. Читая утреннее молитвенное правило, мы произносим Символ Веры, если следуем стандартному набору молитв. Казалось бы, текст знакомый, даже в чем-то, страшную вещь скажу, уже затертый. Произносим слова, которые до конца, может быть, в сердце уже не отзываются. Не обязательно не отзываются, но чего греха таить, такое бывает. Любой часто произносимый текст воспринимается как само собой разумеющийся. А вот удивиться ему, изумиться тому, что там сказано, вот так, если угодно, такую процедуру остранения произвести, чтобы снова быть им пораженным — это было бы интересно. И текст складывался не вдруг, складывался в истории постепенно, об этом как раз сегодня будем говорить. И проводником в наш сегодняшний разговор, в историю формирования Никео-Цареградского Символа Веры станет Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Добрый вечер.

Николай Антонов

— Добрый вечер, Константин.

Константин Мацан

— Я вам напомню, слушателям, что мы недавно с вами общались на волнах Радио ВЕРА, у нас был цикл программ про святых отцов Вселенских Соборов.

Николай Антонов

— Угу.

Константин Мацан

— И приоткрою тайну из закулисья, идея записать разговор о Символе Веры отдельно выросла из одного вашего вскользь брошенного замечания о том, что вообще-то история формирования Символа Веры, текста, столь нам привычного, история детективная.

Николай Антонов

— Да.

Константин Мацан

— Давайте сразу поясняйте, что вы имели в виду.

Николай Антонов

— Да, сейчас будет некоторое количество провокационных высказываний, я прошу всех приготовиться.

Константин Мацан

— Мы этого ждем.

Николай Антонов

— Может быть, немножко наоборот расслабиться. Дело в том, что этот Символ не то, чтобы был составлен на Втором Вселенском Соборе. Я тогда в связи с этим об этом упоминал.

Константин Мацан

— Сейчас звук такой: бджжж, разрыв шаблона.

Николай Антонов

— В наших требниках, Часослове и везде, где написан Символ Веры, он пишется часто так: Символ Никейского Собора, первая часть Никео-Константинопольского Символа, и Второго Вселенского Собора, часть «И в Духа Святого», то есть заключительная. Я напомню, что Никейский Символ содержал развернутую часть про Отца и Сына и последнюю просто имел «И в Духа Святого».

Константин Мацан

— Давайте еще вкратце поясним на всякий случай, почему он Никео-Цареградский, Никео-Константинопольский? Потому что первая большая его часть была принята на Первом Вселенском Соборе в Никее.

Николай Антонов

— В 325 голу.

Константин Мацан

— С датами у меня плохо. А вторая, прибавка, на Втором Вселенском Соборе в Царьграде, Константинополе.

Николай Антонов

— Есть такое представление, но это не совсем правда, к сожалению, дорогие коллеги. Потому что тот Символ Веры, который мы имеем, не формировался таким образом, чтобы кто-то взял Никейский и к нему что-то добавил. Вот не хватает части про Духа, добавим ее. Всё было совсем не так. Более того, повторюсь, что этот Символ не является догматическим документом Второго Вселенского Собора. Никейский Символ был постановлен Собором и является его итогом и главным достижением. Это то, что было разослано по всей империи, всем епископам, утверждено императором, это имело просто невероятный статус, а этот символ таким не был. На Третьем Вселенском Соборе его даже не упоминают, он никого не интересовал. Это просто был один из Символов Веры, который бытовал в Церкви, их очень много тогда бытовало.

Константин Мацан

— Вот это еще один разрыв шаблона.

Николай Антонов

— Да, символов было много, и я сейчас как раз готов немножко рассказать об их истории.

Константин Мацан

— Давайте.

Николай Антонов

— Я закончу чуть-чуть про будущее, насколько я понимаю, мой дорогой друг и коллега Петр Пашков потом расскажет, как собственно, вот этот символ стал нашим Символом с большой буквы, единственным и безальтернативным.

Константин Мацан

— Завтра, в это же время, на Радио ВЕРА об этом поговорим.

Николай Антонов

— Я соответственно, об этом не буду, я только скажу, что на Четвертом Вселенском Соборе он был утвержден. На Втором Вселенском Соборе он, вероятно, просто присутствовал. Мы не знаем, у нас нет ни одного источника, где бы говорилось об обсуждении этого Символа, о чем бы то ни было. Дело в том, что Символ Веры является очень интересным документом, функциональность которого, то есть смысл, как его используют сейчас, сильно изменилась. Ну, не то что сильно, у нас, что вы перечислили, очень характерно — в утреннем правиле и литургия. Символ, конечно, так не использовался в 4-м и любом веке до этого и много веков после. За литургией он стал петься где-то в 8-м только веке. Есть свидетельства и раньше, но так, чтобы это было повсеместно, обязательно, что за любой литургией точно будет один и тот же Символ Веры — это более поздняя вещь. Он без сомнения являлся символом единства, символом вступления в Церковь на Крещение. И происхождение Символа это, конечно, крещальная тема. Этим объясняется его структура, его логика, его посыл. Но повторюсь, символов было много. Даже до нас дошло пара десятков символов, а видимо их было пара сотен. А именно в любой церкви, а под церковью нужно понимать не поместную Церковь, вот там Русская Православная, Константинопольская, еще какая-то, а город. В любом городе крестили людей. Епископ их крестил, достаточно регулярно. Там использовался какой-то свой символ. История символов веры, особенно раннего периода, которую я сейчас попробую рассказать дорогим слушателям, мне кажется, очень важная вещь и говорит о природе церковного вероучения. Это, с одной стороны, как мы уже поняли и сейчас увидим, большое разнообразие, но с другой стороны, если дать людям какие-нибудь три символа веры, найти между ними разницу будет непросто. Они отличаются на отдельные выражения, какие-то высказывания, на отдельные нюансы, которые значимы для богословски искушенного слушателя, то есть всякие случаи, о чем мы говорили некоторое время назад. Единосущный или подобосущный — разница буквально в одну букву, а смысл существенно меняется. Символ — это такой набор элементов учения, которые признаются принципиально значимыми. С чего же всё начиналось? Если позволите, то вернемся достаточно далеко, а именно к формулам исповедания христиан. Какие самые ранние формулы мы знаем? Самые ранние — это просто «Иисус Христос». Эта фраза — это формула. Мы сейчас так не рассматриваем, потому что Христос, простите, для нас фамилия. Звали человека Иисус, и Христос. Мы сейчас про это не думаем. Или «Господь». Вот я чуть-чуть себе выписал. Интересно, что мы так просто не считываем. «Всякий язык исповедовал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» в синодальном переводе (Филиппийцам 2 глава, 11 стих). Перевод чуть-чуть не точный, он не дает нужный акцент. Всякий язык исповедовал, что Иисус Христос — Господь. То есть это утверждение, что это именно вот этот Иисус, который еще и Христос, является Господом. И здесь надо понять к чему оно отсылает нас.

Константин Мацан

— Та-ак.

Николай Антонов

— Тоже самое центральное для евреев и до сего дня, но вообще центральное исповедание Ветхого Завета — это «Слушай, Израиль» из Второзакония, известные стихи. «Господь Бог твой, Бог Един». Тоже по-русски это даже не до конца понятно, что тут. А именно потому, что Господь это очень смысловое слово. Потому что, как, может быть, не все помнят, это то, произносится вместо имени Божьего, то что Тетраграмматон, Иегова и Яхве, по-разному можно озвучивать. Вот эти 4 буквы, е, г, в, г пишутся так, и как они произносились, знал только первосвященник, который раз в год это произносил в Святая Святых. А все остальные, когда видели эти буквы, произносили Адонаи, то есть Господь мой, Господь. И когда говорится, что Господь — это Бог наш, говорится, что именно вот Этот вот Яхве является Богом. Богами можно называть многих, и в древности, когда были язычники, они много кого называли богами. Исповедание Израиля, что именно вот Этот вот Яхве, Он является Богом, причем Богом Единым. Вот в чем смысл этой формулы. Соответственно, когда мы видим исповедание вроде того, что Иисус Христос является Господом, это достаточно сильная вещь, Он является Кем-то, значит, то ли Он является Яхве, то ли Он является равным Яхве. Дальше нужно некоторое богословское осмысление.

Константин Мацан

— Но отсылка к Единому Богу Израиля.

Николай Антонов

— Да. То же самое со словом Христос. Если мы вспомним такую известную, опять-таки, формулу, мы это, может быть, не считываем, но мы проповедуем Христа Распятого. Эта фраза «проповедуем» — тоже сильный глагол, значит, будет какая-то центральная формула. Ну и мы к ней привыкли, мы думаем, что эта фраза значит, что Иисуса распяли. Но она значит нечто сильно большее. Мы ей проповедуем, что именно Христа, то есть Спасителя, Который пришел спасти Израиля, распяли. Ну и это, действительно, «для эллинов безумие, иудеям соблазн» и так далее. Соответственно, из этих ранних формул складываются более развернутые исповедания.

Константин Мацан

— Простите, я хочу зафиксировать, потому что это информация новая и в чем-то удивляющая. В словах апостола Павла «мы проповедуем Христа Распятого» можно на место слова «Христа» подставить, может быть, жертвуя какими-то точностями, мы проповедуем Единого Бога Распятого.

Николай Антонов

— Да. Собственно смысл такой.

Константин Мацан

— Сразу понятно, почему, соблазн и безумие.

Николай Антонов

— Именно, именно.

Константин Мацан

— Потому что как может Единый Бог, Творец бытия, не часть этого мира, казалось бы, быть распятым на кресте с разбойниками.

Николай Антонов

— Это действительно очень парадоксальная фраза.

Константин Мацан

— Да.

Николай Антонов

— И апостол Павел очень сознательно ее делает такой. Опять-таки это не только у Павла, просто на всякий случай, из послания Иоанна: «Лжец тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос». Тут это прямо проговаривается, что Иисус это именно Христос, Христос — это определение статуса Иисуса, а не просто Его имя второе.

Константин Мацан

— Не просто Его профессия Мессии Помазанника.

Николай Антонов

— Не просто Его профессия. «Отвергающий Отца и Сына» — мы видим сразу привязку, что тот, кто отвергает Иисуса как Христа, отвергает и Отца и Сына. И мы тут видим микропрототип Символа Веры, эту привязку сразу.

Константин Мацан

— Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

Николай Антонов

— Если двинуться дальше, то мы так же в посланиях разных апостолов, в основном Павла, но не только, видим более развернутые формулы, которые уже прямо являются прототипами Символа Веры, там уже есть много нам знакомых фраз. Если посмотреть на слова, например, где есть слово Евангелие, то есть благовестие, в чем содержание Евангелия, как это говорит апостол Павел? Благовестие в чем? Благовестие или Евангелие: то «благовестие, которое Бог прежде обещал через пророков Своих в святых писаниях, о Сыне Своем, Который родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни, через воскресение из мертвых, о Иисусе Христе Господе нашем». Ну и дальше что-то там. Это самое начало, он говорит: благовестие вам. Мы видим уже микроструктуру полного Символа Веры. Бог изначально открыл в Святых Писаниях благовестие о Сыне, то есть само по себе Евангелие — это рассказ о Сыне. Евангелие — это рассказ о каких-то ключевых моментах жизни Спасителя. И, собственно, этим и является Символ Веры, во всяком случае, его средняя часть. Если мы вспомним наш: «И во Единого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божьего». И дальше перечисляется: рожденного от Девы, распятого при Понтийском Пилате. Фиксируются моменты из жизни Христа. Вот эта структура закладывается уже апостолом Павлом. Или, например, в послании Тимофею: «Ты исповедовал доброе исповедание» — то есть опять исповедание, это именно фактически Символ Веры, мы бы сегодня могли почти так это перевести — «перед Богом, все животворящим и перед Христом Иисусом, Который засвидетельствовал перед Понтием Пилатом доброе исповедание. Завещаю тебе его соблюсти... даже до явления Господа нашего Иисуса Христа». Опять-таки закладывается структура, что в конце будет Второе Пришествие. Эти исторические элементы — это необходимая часть Символа Веры, рассказ истории о Христе, причем истории не только локальной, что вот в таком-то году при Понтийском Пилате был Христос, но и истории, которая имеет Второе Пришествие, которая имеет Бога Отца, Который предпроповедовал это все. Примеров можно много еще привести, я сейчас не буду утомлять слушателей, важно понять, что к этому добавляется. К этому добавляется крещение, как таинство, опять-таки с предзаданной в Писании структурой. Потому что «Шедше, научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь». Соответственно вот эту структуру, что их надо крестить во имя Отца, Сына и Святого Духа, соединенную с тем Евангелием, которое мы видим у апостола Павла, то есть проповеди о Христе, и дают знакомый нам Символ Веры. Я сейчас приведу пример из 3-го века, а потом более ранний приведу, где мы видим, как это происходило в 3-ем веке, видимо, в Римской традиции. Это текст апостольского предания, в котором рассказывается, как нужно совершать крещение. «Диакон тоже пусть спустится с крещаемым в воду. Когда крещаемый войдет в воду, то совершающий крещение пусть возложит на него руку, говоря так: веруешь ли ты в Бога Отца Всемогущего? И тот отвечает: верую. И тот, кто имеет руку на голове, пусть его погружает один раз. После этого он говорит: веруешь ли ты во Иисуса Христа Сына Божия, рожденного от Духа Святого от Девы Марии, распятого при Понтийском Пилате» и так далее, там еще некоторое перечисление, знакомые нам по нашему Символу Веры, он уже почти такой же. И он отвечает: верую. И он погружает второй раз. И так с Духом, тоже «верую», и дальше помазание елеем и там некоторое еще описание. Мы видим, что изначально это вообще существует в форме трех вопросов. Веруешь во Отца? — Верую. — Веруешь... Не то, чтобы изначально, может быть, так сделано, потому что люди не способны были сами прочитать Символ Веры, поэтому лучше уж пресвитер или епископ прочитает правильно Символ Веры, а крещаемый просто согласится с ним. Но мы видим, как эта структура непосредственно связана с таинством крещения. И это, собственно, определяет всю логику Символа Веры. Тем не менее, помимо этой линии крещаемой, достаточно рано Символ Веры начинает естественным образом использоваться и как догматический документ, как способ кратко изложить именно веру без привязки к таинству. Там мы видим чуть-чуть другие структуры. Я буквально еще один прочитаю Символ Веры, очень ранний, это святой Ириней Лионский, он умер в 202-м году, чтобы вы понимали. То есть это какой-то 170-й год, до Никейского года еще 200 лет, до нашего Символа Веры 200 лет. Где мы увидим ту же структуру, но чуть по-другому рассоложенную, что позволит нам удивиться нашему знакомому Символу Веры. «Церковь хотя рассеяна по всей Вселенной, даже до концов земли, но приняла от апостолов и от учеников их веру в Единого Бога Отца Вседержителя, сотворившего небо и землю и море и все, что в них. И во Единого Христа Иисуса Сына Божия, воплотившегося для нашего спасения. И в Духа Святого, через пророков возвестившего все домостроительство Божие: (и дальше это домостроительство перечисляется) и пришествие и рождение от Девы и страдания и Воскресение из мертвых и Вознесение во плоти на небо возлюбленного нашего Христа Иисуса Господа и так же явление Его с небес в славе Отчей, чтобы возглавить все и воскресить всякую плоть всего человечества». И так далее, там оно еще продолжается. Мы видим, как структура разнесена, сначала четкие триадологические исповедания, краткие причем, Отца, Христа, Духа Святого. А потом рассказывается история, что это Духом проповедано. Здесь мы видим, что эти элементы можно расположить по-разному, и их располагали по-разному, у нас еще есть несколько символов веры, где это чуть-чуть по-разному используется. Бывают символы веры, где наоборот чистая догматика. У Григория Чудотворца, это конец 3-го века, то есть уже близко к нашему Никейскому Символу, почти ни слова нет про собственно домостроительство Божие, про то, как Иисус Христос исповедует. Этот символ почти полностью сконцентрирован на внутритроических отношениях, то есть как Отец связан с Сыном, Сын с Духом, Дух с Отцом и Они друг с другом. Бывают и такие символы, не буду сейчас зачитывать. Но дальше мы видим, что Никейский символ это не то, что родилось с пустого места.

Константин Мацан

— Так.

Николай Антонов

— Вот нет ничего, собрались и давайте составим символ веры. Нет, к этому моменту уже существуют десятки, а может быть, и сотни символов. Бывают символы более развернутые уже к этому моменту. Бывают символы, где есть часть про Святого Духа, а они почему-то не включили.

Константин Мацан

— В Никейский символ?

Николай Антонов

— В Никейском Символе Веры говорится просто «верую и в Духа Святого», точка, всё, без всего, к чему мы привыкли. Потому что Никейский символ имел свою логику, это именно догматический символ, это не крещальный символ. Им было важно зафиксировать развернутую часть об Иисусе Христе против ариан, чтобы там было главное — единосущие, Бог Истинный от Бога Истинного, там это даже дважды повторяется, то есть явно на этом акцент.

Константин Мацан

— Ариане учили вслед за своим учителем Арием, священником, пресвитером.

Николай Антонов

— Пресвитером.

Константин Мацан

— Он не был епископом.

Николай Антонов

— Не был.

Константин Мацан

— О том, что Иисус Христос не Бог, не Единосущный Отцу, а некое высшее творение, но все-таки творение. То есть то, что мы читаем в привычном нам Символе Веры, что Он рожден Богом Отцом, но не сотворен, потому что мы сотворены, мир сотворен, а Он Бог, Он принципиально в этом смысле от нас отличен. Этого как раз таки ариане понять не хотели, не могли, казалось им это нелогичным, неудобоваримым, и поэтому нужно было учить, что Христос, что это некое высшее творение. Собственно, из этой нужды выросла вся та необходимость формулировок, которые мы находим в Никейском Символе по поводу Второго Лица Троицы.

Николай Антонов

— Да. И поэтому там нет этой части про «верую в крещение» или «в жизнь будущего века», потому что Никейский Символ Веры имеет строго догматическую направленность. Он стал действительно первым символом, о котором начали думать. Здесь вопрос, что значит слово символ, надо сказать, оно не употреблялось греками, хотя симболон — это греческое слово, но его применили к символам первые латиняне. Они симболон переложили на латынь, говорили симболон, но писали латинскими буковками, они сказали, что так надо называть символ. Это Руфин известным образом сделал, живший в конце 4 — начале 5-го века, я сейчас к нему вернусь, он важный для нас персонаж.

Константин Мацан

— Так.

Николай Антонов

— Они просто говорили вера, вот вера Никейская, вера такая-то.

Константин Мацан

— Они — это греки?

Николай Антонов

— Да, греки, вся греческая Церковь, все грекоязычные Церкви говорили, что вот вера такая-то. Никейский Символ Веры впервые стал уже в нашем смысле символом, то есть знаком единства. Он стал даже не только по своему богословскому содержанию, а просто потому, что это такой крупный Собор, который породил большое течение богословского осмысления ситуации, большую группу епископов, огромную. Сотни епископов стали соотносить себя с Никейским символом. При этом надо понимать, что это была не вся Церковь, потому что ариан тоже было много, еще много средних между ними каких-то групп, мечущихся туда-сюда. Никейский Символ стал символом единства, он стал тем, что позволяет отделить своих от чужих. Исповедуешь Никейский Символ, значит, ты в нашей партии, в истинной Церкви тем самым. И когда арианские споры в конце 4-го века кончились, там уже более-менее стало все понятно с триадологией, разработан гораздо более тонко, чем то, что предлагает Символ. В любом Символе Веры, я знаю один, где есть, но почти во всех символах Веры нет слова Троица. И здорово, что мы верим в Одного Бога Отца и в Его Сына Иисуса Христа и в Духа Святого, но это недостаточное исповедание. Нужно все-таки сказать, что Они есть Троица Единосущная хотя бы. Лучше еще добавить, что Они едины по царству, силе, воле — в общем, дальше начинается догматика. Символ в 4-м веке перестает быть достаточным богословским текстом. Чтобы изложить триадологию, нужно что-то более развернутое, нужно написать трактат. И Символ остается именно уже символом, то есть знаком, просто — или не просто, нет, я не говорю, что это незначимая вещь, нет, это значимая вещь — но это то, с помощью чего мы маркируем себя, как какое-то течение, какую-то группу. И вот наш Символ Веры таким не был.

Константин Мацан

— Так?

Николай Антонов

— Наш, который мы за литургией поем, Никео-Константинопольский, Никео-Цареградский — это нормальный крещальный символ, это видно по его структуре. Трехчастная структура и дальше вера в Церковь, «верую во едино крещение, во оставление грехов, чаю Воскресения мертвых и жизни будущего века».

Константин Мацан

— А какой текст тогда стал тем самым опознавательным знаком?

Николай Антонов

— Он стал, но век спустя.

Константин Мацан

— Но позже.

Николай Антонов

— Да. Он в тот момент был, как говорят... он не был никем создан специально.

Константин Мацан

— А в тот момент, мы сейчас хронологически находимся?

Николай Антонов

— 381-й год.

Константин Мацан

— Или уже на Втором Вселенском Соборе?

Николай Антонов

— На Втором Вселенском Соборе, да, прошу прощения. В 381-м году этот Символ, вероятно, как-то где-то фигурирует, потому что потом 70 лет спустя его константинопольский архивариус, выражаясь современным языком, из архива достает: смотрите, тут такой хороший символ, может быть, его тоже добавим? — О, действительно, хороший символ, добавим его к Никейскому и скажем, что они и есть единый символ. Хотя изначально это было не совсем так. Интерес в том, что этот символ веры, опять сейчас еще одна провокация будет, не является окончательным по своему способу выражения, по своему богословскому содержанию для 381-го года.

Константин Мацан

— Та-ак.

Николай Антонов

— Мы чуть-чуть об этом говорили в прошлый раз, но, наверное, стоит сейчас осветить.

Константин Мацан

— Да, можно подробнее сказать об этом.

Николай Антонов

— К этому моменту, как мы поняли, существует какая-то традиция символов веры. Если открыть тексты, я сейчас не буду их зачитывать, есть Кесария Палестинская, Иерусалим, Антиохия — вот тут у нас три символа, они просто дошли и сохранились. Они все очень между собой похожи и на тот, который фигурировал на 381-м году. На 381-м году наиболее значимую роль играла Антиохийская партия, был значим епископ Мелетий и те, кто его поддерживал. Из этих ста пятидесяти отцов, видимо, все 150 и были его сторонниками, это был такой Собор друзей Антиохии. Он не был Вселенским, но мы тоже чуть-чуть про это говорили. Этот Собор собирался именно как Восточный Собор против Запада, чтобы отстоять свою Восточную независимость, грубо говоря. И там возник спор о Святом Духе. С одной стороны, туда приезжали македоняне, духоборцы их еще называют, немножечко загадочная партия, в том смысле, что про них говорят, что они были против Святого Духа, но от них ничего не дошло, поэтому мы не понимаем, как они были против, в чем они были против Святого Духа. Но, тем не менее, были. Но их оттуда выгнали. Они пытались восстановить общение, но им сказали, что если вы не примете наше вероучение, то до свиданья. И они уехали. Но при этом, какова у нас значимая часть Символа Веры? То есть чем она отличается от Никейского? Зачем другие символы веры все еще бытовали? Крещальные символы, конечно, бытовали. В любой церкви постоянно людей крестили и использовали какие-то символы веры. И даже те епископы, которые считали, что Никейский Собор — это наше всё, Никейский Символ замечательный, при крещении использовали другие символы, свои родные. Мы это знаем по Кириллу Иерусалимскому, который оставил знаменитые катехизические слова, то есть беседы с крещаемыми, комментируя символ веры. Мы понимаем, что это свой нормальный Иерусалимский символ веры.

Константин Мацан

— Давайте мы здесь сделаем маленькую паузу, подвесим интригу, прервемся буквально на несколько минут, на Радио ВЕРА полезная информация у нас будет. Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета сегодня с нами в студии. Скоро вернемся. Не переключайтесь.

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Я напомню, что эта беседа открывает цикл программ, в котором мы обсуждаем историю возникновения и содержание Никео-Цареградского Символа Веры. Наш сегодняшний гость уже много шаблонов разрушил о том, что он в принципе не вполне Никео-Цареградский. Мы говорим о том, как этот текст возникал, что помимо того текста, который мы все знаем наизусть, существовали многие другие символы веры. В частности сейчас мы остановились на том, что говорим о так называемом символе Антиохийской Церкви и как он соотносится с Никео-Цареградским.

Николай Антонов

— Да, мы видим, что символов было много. Если взять сохранившиеся символы 4-го века, они все очень между собой похожи, одним из таких символов является наш Никео-Константинопольский. Я сейчас зачитаю из Антиохийского символа, вы просто на слух поймете, насколько он похож, и местами: ой, что-то необычное. «Верую во Единого и Одного только Истинного Бога Отца Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Его Единородного и рожденного прежде всякого создания, рожденного от Него прежде всех веков и не сотворенного, Бога Истинного от Бога Истинного, Единосущного Отцу, через Которого и века устроены и все произошло, для нас сошедшего и родившегося от Девы Мари и распятого при Понтии Пилате и погребенного и Воскресшего в третий день по писаниям и восшедшего на небеса и имеющего опять прийти судить живых и мертвых» и прочее. Там была какая-то часть, она просто не сохранилась. Тот, кто переписывал для нас этот символ, написал: и прочее.

Константин Мацан

— Интересно.

Николай Антонов

— Согласитесь, вроде один в один, но чуть-чуть где-то что-то отличается. Таких символов было много. Эти отличия иногда для нас значимы.

Константин Мацан

— Так.

Николай Антонов

— В данном случае с Антиохийской Церковью у нас символ очень близок, поэтому я не буду обсуждать отличия. Но отличия от Никейского символа веры можно и обсудить. Я думаю, что в вашем цикле эта тема будет возникать. Но опять хочу подчеркнуть, что это отличия не в смысле, что взяли Никейский символ веры и к нему что-то добавили. Это просто разные символы, они появились в разных условиях. Ключевое отличие — это часть про Святого Духа, которая в Никейском просто совсем коротенькая, что надо верить в Святого Духа, а здесь более развернутое. Я напомню: «И в Духа Святого Господа Животворящего, иже от Отца исходящего, иже со Отцем и Сыном сопоклоняемо и сославимо, Того, Кто глаголал через пророков», глаголавшего через пророки, то есть Дух говорил через пророков. Вот что о нем сказано. Некоторая интересность и сложность статуса этого символа, для меня во всяком случае, заключается в том, что на Втором Вселенском Соборе, очевидно, шла дискуссия о статусе Святого Духа. Григорий Богослов, главный богослов этого Собора, который уехал с этого Собора, на него обидевшись. И ряд других богословов, например, Григорий Нисский, его ближайший сподвижник и брат Василия Великого, уже умершего к тому моменту. Григорий Богослов этим символом веры, если бы он постановлялся как документ, был бы очень недоволен. Он, конечно, не постановлялся как документ, но позиция, которую выражает этот символ веры, это не окончательная позиция православной веры. Это такой парадокс. Я попозже постараюсь сказать, почему я не думаю, что это большая проблема и не призываю выкинуть Символ Веры из нашей литургии.

Константин Мацан

— Так. Сего да не будет.

Николай Антонов

— Конечно. Но понимать его статус, мне кажется, важно, интересно просто. Там нет двух слов, нет слова «Бог» и нет слова «Единосущный». Про Христа это говорится, что Он Бог и Единосущный Отцу, а про Духа не говорится. Говорится, что Он спрославляем вместе с Отцом и Сыном, что Он общей с Ними славы, это здорово и замечательно. Но вот этих ключевых богословских слов нет. Именно потому, что на том Соборе победила в итоге партия более умеренная. Это вполне православные епископы, которые, тем не менее, считали, что не нужно прямо исповедовать Духа Богом. Они прямо говорили, что, да, мы так считаем, но прямо так проповедовать не нужно. Сложный разговор, почему, это может быть слишком контекстная ситуация. Один из аргументов, самый простой, что так не сказано в Писании, а мы должны держаться Писания.

Константин Мацан

— Да, слово «единосущный» не библейское. Слово не библейское в Символе Веры. Еще мы, кажется, с вами, когда в рамках прошлого цикла программ встречались, вы говорили, что из-за слова «единосущный» копья ломались во многом. И в плане единосущия или не единосущия Христа Отцу. И говорили, если я не путаю, было просто распоряжение императора лишний раз не ссориться, чтобы как красная тряпка на быка не действовало, верим так, но, чтобы лишний раз как бы чего не вышло, чтоб никого не раздражать, слово применять не будем.

Николай Антонов

— Отчасти так, но это чуть более ранняя история. Парадокс именно в том, что когда император сменился, император уже был полностью поддерживающий...

Константин Мацан

— Слово «единосущный»?

Николай Антонов

— И слово «единосущный» в частности, и Никейский символ, и вообще всю эту ситуацию, епископы не стали пользоваться этой свободой.

Константин Мацан

— По старой памяти?

Николай Антонов

— По старой памяти, грубо говоря, да. Именно так. Они что говорили? Если Василий Великий так исповедовал, то и мы так же будем. А Григорий Богослов говорит: ну, Василий-то Великий это делал, чтобы вы, его наследники сделали уже правильно. И он, я думаю, сильно переживал эту ситуацию и был недоволен этими епископами. Мы имеем символ веры, в котором нет ключевых слов о Духе. В то время как, если мы посмотрим, что пишут в википедии или простые тексты о Втором Вселенском Соборе и об этом Символе, что это символ, в котором, наконец, проповедуется православная вера в Святого Духа против македонян, против духоборцев, пневмотомахах, если по-гречески, здесь она проповедуется. Но на самом деле это Символ более умеренной партии, парадоксальным образом и, в общем, случайно, я извиняюсь, ставший по-настоящему Вселенским.

Константин Мацан

— Еще раз — случайно, давайте на этом акцент поставим. Как? Просто текст извлекли из архивов, то, что вы про архивариуса говорили, что он стал Вселенским?

Николай Антонов

— Да, на 4-м Вселенском Соборе, 451 год, 70 лет спустя, обсуждается христологическая проблематика, то есть нужна какая-то формула, которая верно изложит тот факт, что Христос является и Богом и человеком. Если мы обратимся к Никейскому символу веры, то там много чего хорошего сказано, но нет этой фразы «От Духа Святого и Девы Марии воплотившегося». Она из более поздних символов. Она уже раньше этого была, но в Никейский не попала не потому, что кто-то специально не хотел, а просто символ веры — это в некотором смысле такой случайный элемент, пазл, есть очень много слов, или фразочек, или словосочетаний, которые можно собрать в символ. И их кто-то, где-то, как-то сочетал под какие-то свои нужды. Тут не было этой нужды, поэтому этой фразы не включили. А в Никео-Константинопольский включили, опять же не потому, что в Никео-Константинопольском была полемика, где нужно было включить. Просто она туда попала опять-таки случайно.

Константин Мацан

— Как интересно.

Николай Антонов

— Она оказалась очень значимой для христологической полемики на Халкидонском Соборе. Если мы говорим, что Христос это Тот, Кто от Духа Святого и от Девы Марии, значит, мы говорим, что Он из двух природ, Божественной и человеческой, это уж мы точно из этого символа выводим. Этот символ оказался в тот момент очень удачным. А помимо этого как раз нужно было запечатлеть какой-то текст как общеобязательный для всех, не столько ради его богословского содержания, именно как символ единства. В империи в этот момент существует куча партий, еще хуже, чем в конце 4-го века, там происходит разделение несториан, монофизитов, то есть тех, кто верят в Христа по-другому. Православным нужно на вселенском уровне выработать какую-то формулу, нужен был какой-то именно символ единства. Там происходит такая процедура, говорят, что Никейский Собор и Никео-Константинопольский Собор — абсолютно едины по Духу, и 150 отцов просто продолжили символ веры Никейский. В тот момент они не имели в виду, что они продолжили его буквально, это потом было понято буквально. И сейчас, как я сказал, в начале Часослова пишется, что часть из Никейского символа, а потом часть — ста пятидесяти отцов, пишут про нее еще иногда. Исторически это, конечно, было не так, но именно церковное сознание, что те 150 отцов полностью продолжали Никею, а это правда, они действительно были никейцами, стопроцентными никейцами, сформировало эту ситуацию. Сказали: это один символ, поэтому сделаем оба эти символа обязательными, неизменными, их нельзя по букве менять, это сакральный текст, фактически Священное Писание по статусу, они почти в таких словах пишут на 4-м Вселенском Соборе. Он становится таким. Естественно, что если фиксируется два символа как обязательные, понятно, что тот, который пополнее и пообстоятельнее, становится уникальным. И Никейский сейчас никто наизусть не знает. И нормально, потому что Никейский был все-таки ситуативным, очень важным, но ситуативным документом. И этот тоже был ситуативным документом, менее важным по статусу, но ставший на 4-м Вселенском Соборе общецерковным документом.

Константин Мацан

— Знаете, о чем я думаю в этой связи? Есть такой сюжет, как спор православного христианства и католического христианства по поводу Символа Веры. Есть известный сюжет о филиокве, то есть о том, что в Западных странах, если я не ошибаюсь, сначала в Испании, а потом и по всей территории Западного мира стали прибавлять к Символу Веру слова — филиокве — «и от Сына тоже». Что Дух Святой исходит не только от Отца, как это говорится в Никео-Цареградском тексте, но и от Сына тоже. Одно из возражений со стороны Православных Церквей на такую прибавку заключалось в том, что решила Церковь, еще не разделенная, не менять Символ Веры. Всё, он отлит в бронзе, если угодно.

Николай Антонов

— Да, да.

Константин Мацан

— На это часто можно услышать контраргумент со стороны Западного христианства, что вы же сами изменили Никейский символ веры на добавку Никео-Цареградского. То есть вы же сами первыми нарушаете этот принцип о неизменности текста, который провозглашаете. И то, что вы сейчас рассказываете, получается, как бы открывает логику Православной Церкви, церковного сознания. Что на самом деле этот второй текст, именно Никео-Цареградский, добавка ста пятидесяти отцов не воспринимается церковным сознанием как изменение, воспринимается как, если угодно, тот же текст в другой редакции или тот же текст, который просто доведен до совершенства. Но некого водораздела, было-стало, что мы во что-то новое стали верить по сравнению с первым текстом, такого нет.

Николай Антонов

— Отчасти так. Это тоже очень сложная, большая история про нее Петр Пашков, который завтра, очевидно, вам эту историю более подробно расскажет, он про нее диссертацию написал специально.

Константин Мацан

— Мы об этой теме порасспрашиваем его.

Николай Антонов

— Эта тема мучила его несколько лет, и вот он написал диссертацию. Я следил за ее написанием и чуть-чуть советовались где-то, поэтому хорошо этот сюжет знаю.

Константин Мацан

— Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Итак, сложный сюжет, большая тема.

Николай Антонов

— Да. Потому что она ставит вопрос о природе церковного вероучения. Этот частный вопрос, можно ли поменять Символ Веры, ставит вопрос большой, очень важный, ключевой богословский вопрос. Потому что если просто спросить, можно ли поменять Символ Веры или нельзя? Вроде, их было много, значит, наверное, можно. Это одна история, такой способ ответа. Более конкретно, у вас был Никейский, стал Никео-Константинопольский, можно? Можно. То, что вы проговорили до нашей паузы, это скорей католические объяснения, они говорили, что мы же не меняем Символ Веры, мы просто его раскрываем. Вера та же самая, мы просто пишем то, что не дописали до этого. Как в Никейском было написано просто «в Духа Святого», а вот они написали подробно «в Духа Святого Господа Животворящего... И именно против этой позиции активно выступала православная сторона. Потому что ей было важно неизменность до буквы. И нам сегодня такая позиция кажется немножко твердолобой: ну что за низменность до буквы, мы же понимаем, что тексты меняются. И это правда, меняются. Та короткая история символов веры, которую я кратко рассказал, история большая, но которую я кратко обозначил, мне кажется, позволяет здесь посмотреть действительно по-другому. Если мы вернемся в самое начало, мы имеем много разных формул, которые не объявляются неизменными. Никто не говорит, что надо говорить только Иисус Христос, можем говорить и Иисус Господь, можно по-разному. Формируются первые символы, причем, обратите внимание, все эти символы вводятся с какими-то очень сильными словами. Например, таково правило нашей веры, основание здания и крепость нашего хождения. Это Тертуллиан пишет. Это правило, установленное Христом, не вызывает у нас никаких вопросов, они возникают только у еретиков. До этого он прочитал какой-то символ веры, при этом эти символы веры разные. Я говорю, можно еще с десяток текстов назвать, и каждый из них говорит, что это вера, восходящая прямо к апостолам, прямо ко Христу. Создается легенда этого самого Руфина, которого я поминал и сказал, что скажу позже. Он создает легенду, что изначально символ веры, символ Римской Церкви был создан самими апостолами. Конечно, сейчас в это исторически верить невозможно, но он пишет, что вот апостолы, 12, собравшись то ли на Соборе в Иерусалиме, то ли еще когда-то, перед тем, как разойтись проповедовать по всей вселенной решили договориться, чтобы они проповедовали одну веру, составить один символ. И вот каждый из них сказал по одной строчке, их было 12, и в Римском символе 12 строчек, каждый из них прибавил один... Так они все и учили, таков символ был всегда, везде и неизменен. Понятно, что он был такой не всегда, что этот символ сложился в 3-м веке, что у самого Руфина уже другой символ. Он знает, что этот символ... Он сам рассказывает эту легенду, а дальше комментирует другой символ веры, по тексту очень близкий, но несколько других слов там есть, других вставок. И мы видим некоторое многообразие. Действительно, символов много, но если дальше... Очень не хочу, чтобы у слушателей сложилось впечатление, что и вер много христианских. Если вы положите эти символы, это очень легко делается, есть книжки, где они изложены, рядом, много. Вы начнете читать, у вас в какой-то момент начнется эффект дежавю, очень быстро, потому что символы все при этом, правда, очень похожи. Мы берем самые ранние символы 2-го века, можно еще более ранние взять, Тертуллиана или тем более Иринея Лионского, в 202-м году человек умер, и слова при этом другие, не как в нашем символе, но, правда, просто один в один смысл. Там уже более-менее развитая триадология у него, без терминологии, без единосущия, но при этом нормальная православная триадология. Единство веры, правда, не может быть поставлено под сомнение. Если мы возьмем сохранившиеся символы веры... А есть еретические символы веры например, они мало, но сохранились. Там четко видно, в чем отличие.

Константин Мацан

— А что их отличает? Что создает ересь?

Николай Антонов

— Символ же не создает ересь, он фиксирует.

Константин Мацан

— Я имею в виду, что по тексту создает видимость того, что это ересь?

Николай Антонов

— Есть, по-моему, даже символ Ария, я сейчас его, прошу прощения не подготовил, но чуть ли ни там фраза, что было время, когда Христа не было, когда Логоса не было. И тут всё, это четкий водораздел. А между другими символами ты такого не видишь. Ты видишь, что-то добавляется. Например, не во всех символах есть про крещение, а в какой-то момент оно появляется. Тоже понятно, по какой логике. Вначале, когда вопрос о том, одно крещение или не одно может быть, не стоял, просто людей крестили, крестили, а потом когда возникли определенные споры, донатистские которые называются, встал вопрос, нужно ли перекрещивать людей. И там сказали: конечно, нет. И добавили в сам символ, что я верую во едино крещение. Едино в смысле, что ты его один раз совершил и навсегда, дальше всё, ты можешь через покаяние в Церковь вернуться, но тебе не нужно новое крещение. Понятно, возник вопрос, это внесено в символ, всё логично и понятно. Никакого водораздела с предшествующей традицией нет. И к 4-му веку их накапливается какое-то количество, в локальных церквях куча очень похожих — я вам читал Антиохийский символ, ну, правда, брат-близнец — символов с уже абсолютно одинаковой структурой. Это уже традиционная вещь. Если я говорил, в 3-м веке можно увидеть, здесь так, а здесь совсем по-другому, а здесь вообще через Духа эта часть излагается, хотя у нас в символе она излагается через Сына, как интересно. То там мы видим такое многообразие, которое взывает к тому, чтобы привести это к единообразию, потому что все тексты очень похожи. И к этому моменту, в самом начале, но все-таки уже складывается христианская империя. Если в 3-м веке христиане между собой разделены пространством Римской империи, которая им не дружелюбна... Да, конечно, они коммуницируют друг с другом, они ездят из города в город, из Церкви в Церковь, они общаются, обмениваются символами и обмениваются посланиями, это всё мы знаем. Но совсем другая ситуация в конце 4-го века, когда православный император Феодосий Великий начинает строительство больших христианских сооружений, когда он законодательно утверждает веру в Троицу для христиан, то есть против ариан. Это совсем другая ситуация. И там просто по логике империи, я сейчас не хочу, чтобы звучало плохо, но по логике единого большого пространства, конечно, нужен какой-то символ единства. И Символ Веры становится им. Логично, что в какой-то момент он утверждается как неизменный. И дальше много веков существует как таковой, веков пять, даже ни у кого вопросов не вызывает это, он существует как таковой, как неизменный символ. Да, подразумевается, что он неизменный по букве, но я лично не считаю, что проблема филиокве в том, что его внесли в символ, что вот нарушили постановление.

Константин Мацан

— Букву.

Николай Антонов

— Букву нарушили. Я считаю, что проблема в том, что наследие Вселенского Собора перестало считаться обязательным, вот это нехорошо. Если отцы так решили до этого, и если у нас нет никакой реальной нужды, ее нет, зачем это делать? Это сознательный разрыв с церковной традицией, а вот так делать уже никогда не нужно. Это может звучать немножко дуболомски, что они символ изменили и сейчас пришли к благословению однополых пар, я прошу прощения за актуальную тематику. Нет, конечно, это не обязательно. Католики прекрасно могли бы сейчас не благословлять, и было бы замечательно, если бы они не благословляли однополые пары, при этом добавили символ. Это не то, что неизбежное следствие, я не фанат этих теорий, что они один раз допустили, теперь всё у них под откос пошло. Все-таки не всё и не всегда и не везде у них пошло под откос, есть чему поучиться у братьев-католиков тоже. Хотя, действительно, экклесиологическая проблема здесь есть. Если мы признали, что есть тот документ, который выражает вероучение... Мы не говорим, что он совершенный, мы сейчас понимаем, он не совершенный, не идеальный, к нему нужно что-то добавлять. Поэтому в постановлении 4-го Вселенского Собора не только этот символ, там еще большой орос 4-го Вселенского Собора. Орос — границы, определения, где, собственно, христология излагается. Потому что символ веры и даже эта фраза «От Святого Духа и Девы Марии», конечно, не достаточная. Это именно символ, в современном смысле, это знак.

Константин Мацан

— Интересно, получается, в вашей логике текст Символа Веры, вся его история и то, как он потом бытовал в Церкви — это еще немножко про, может быть, не немножко, а про смирение перед Церковью?

Николай Антонов

— В значительной степени, конечно.

Константин Мацан

— Такое хорошее смирение. Не как в нашем поверхностном смысле слова какая-то безразличная пассивность и такое: я хуже всех. А то, что если я принадлежу традиции, и я ее уважаю, понимаю, что традиция в известной степени больше моего личного мнения.

Николай Антонов

— Это высказывание совершенно, на мой взгляд, правильное. Оно построено на противопоставлении, что есть мое мнение, а есть церковное мнение.

Константин Мацан

— Да, так.

Николай Антонов

— Вот это ход, который сейчас разные проповедники, которые иногда и с Русской Церковью себя аффилируют, не будем называть имен, но это очень распространенная вещь. Что вот Церковь призывает тебя подчиниться, отказаться от своего мнения. Я у Серафима был на передаче, он тоже спрашивает: неужели Церковь призывает отказаться от своего мнения? Я в упор не могу понять. Церковь тебе дает сформировать свое мнение. Никто в жизни не задет вопросы, что я сейчас приду и напишу сам физические законы, и никто меня не заставит опираться на предшественников-физиков. Понятно, что может прийти какой-нибудь Лобачевский и написать новую геометрию, но он же не отменил предыдущую, он именно ее проштудировал, как никто другой и смог сказать, дальше открыть какую-то новую сторону, молодец, но он же проштудировал ее. Так любое образование устроено. Это, действительно, тенденция, когда в целом образовательная традиция отрицается. Не обязательно, как я, считать, что есть какой-то золотой канон классики, который должен прочитать каждый, в общем, я понимаю, что сейчас уже не так, книг столько, что все не прочитаешь. Но отрицать факт того, что ты формируешь свое сознание через обращение к другим, смешно. Через обращение к более умным и авторитетным, тоже смешно. Когда ты начинаешь: дайте школьнику выражать свое мнение, потому что он уже гениален — ну, это не так. Дайте ему формировать свое мнение в диалоге, в освоении великого, тогда он сформируется великим, может быть, и сам напишет что-то великое, действительно, может быть. Но просто он сам из себя родит, так не бывает. И в вере то же самое.

Константин Мацан

— Я понимаю вашу мысль. Когда я говорю «личное мнение», я может быть, излишне упрощаю. Я имею в виду, что при всем согласии с тем, что вы говорите, мне важно расслышать в этом разговоре про Символ Веры и про смирение перед Церковью: даже когда ты в каком-то поиске, из лучших побуждений ты все проверяешь через себя, проверяешь жизнью. Если угодно, есть, с твоей точки зрения, какая-то богословская проблема не освоенная, ты пытаешься ее, например, освоить. А есть опыт традиции, который по определению богаче, чем ты, было много, и притечь к нему и опереться на него и из него расти — вот это смирение.

Николай Антонов

— Да, да. Опять-таки, я говорю, это естественный ход вещей. Если ты хочешь разобраться в чем угодно, здесь специально привожу не из богословия примеры, но можно из богословия, нет другого способа, кроме как посмотреть, что об этом писали другие. В случае Церкви есть те среди этих других, кто признан уже какой-то традицией и признан как те, кто постановили что-то правильное. Если человек хочет понять церковную традицию, я не понимаю, откуда возникает само желание этого противопоставления. Символ Веры, я сам знаю его недостатки, его историческую обусловленность, это у меня не вызывает никаких проблем в том, чтобы за каждой литургией или каждое утро им молиться, совершенно спокойно, именно потому что я понимаю, что Церковь его приняла как универсальный документ, универсальный символ участия в Церкви. И если я хочу участия в Церкви, то вот. Опять-таки это естественный процесс, даже само это борение: а не взять ли мне другой символ, а не добавить ли мне что-то туда. Если хочешь что-то добавить, зачем в символ-то добавлять? Здорово писать свои молитвы, это всё здорово, или искать другие, их же написано множество великое. Пространство церковного Предания таково, что ты в нем найдешь практически всё, что тебе нужно. Если нет, и ты хочешь заняться высоким богословием и разрабатывать новую проблематику, замечательно, но не бывает так, что разрабатывается новое без оглядки на старое, просто не бывает.

Константин Мацан

— Ну что ж, спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Мы начали цикл бесед о Символе Веры, о Никео-Цареградском тексте и сегодня погрузились в историю, как он формировался, почему он не воспринимался изначально как некий окончательный официальный символ, как он им стал постепенно, какие были символы до него. Это важный разговор, чтобы посмотреть на хорошо знакомый текст, может быть, под другим углом и удивиться, изумиться и в знакомых словах расслышать большие смыслы, как говорил в свое время на схожую тему митрополит Антоний Сурожский: «Заново продумать для себя основание своей веры». Вот именно разговор о Символе Веры к этому побуждает. Спасибо огромное нашему сегодняшнему гостю. Николай Антонов, патролог, кандидат теологии, старший преподаватель богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, был сегодня нашим проводником в истории Символа Веры. У микрофона был Константин Мацан. Завтра в то же время мы продолжим разговор об этом тексте, по этой тематике. Оставайтесь с нами. До свиданья. Надеюсь, до завтра.

Николай Антонов

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Молодежное служение в Церкви». Священник Сергий Старокадомский, иеромонах Геннадий (Войтишко)
• «Духовник в жизни христианина». Священник Роман Федотов, Алена Федотова
• «Молодежь — бунт, или ответственность?» Священник Сергий Старокадомский, иеромонах Геннадий (Войтишко)

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов