У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.
Разговор шел об истории и смыслах ветхозаветной книги пророка Ионы.
Ведущая: Марина Борисова
М.Борисова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.
Здравствуйте, дорогие друзья!
В студии — Марина Борисова, и сегодня со мной и с вами этот час «Светлого вечера» проведёт священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке.
Отец Антоний, мне хотелось бы сегодня поговорить о книге, которую, может быть, многие наши радиослушатели читали, но... как-то не вполне она вписывается в наше представление о Библейских Ветхозаветных книгах. Хотя, мы, через запятую, перечисляем пророков, в частности, пророка Иону. Но сама Книга пророка Ионы — она как-то совершенно выбивается из привычного ряда Пророческих книг. Она — сюжетная, там самих пророческих речей, практически, нету... она очень короткая... она какая-то совершенно «литературная», и от этого хочется разобраться, вообще, откуда она взялась, и — смысл её для понимания Ветхого Завета и для понимания, зачем она нам.
О.Антоний:
— Вы совершенно правы, потому, что Книга пророка Ионы не является Пророческой Книгой. В список она попала по недоразумению. Собственно говоря, в конце первого... на рубеже первого и второго веков нашей эры, ориентировочно, около 99 года, когда на соборе в Ямне раввины составляли список книг Ветхого Завета... ну... у них была такая руководящая сверхидея — чтобы количество книг совпадало с количеством букв в еврейском алфавите. Зачем им это было надо — не спрашивайте. Я не участвовал в соборе ямнийских раввинов. Ну, вот, зачем-то им так хотелось, и казалось, что так — красиво. Ну, в древности, в общем... да... любили такого рода вещи — не одни раввины, к слову сказать.
И, поэтому, он сделали Книгу малых пророков, чтобы их там было двенадцать, но она считалась одной, и... вот... там всё совпало с нумерацией. Чисто искусственное причисление.
А отцы Церкви — практически, все, кто писал о составе Библии... там... и Григорий Богослов, и Амфилохий Иконийский, Василий Великий и многие-многие другие — они просто ссылались на Ямнийский канон, и говорили: «Перечислю тебе книги Ветхого Завета, еврейским буквам равночисленные...» — тем самым отсылая читателя к этому известному определению раввинов.
Поэтому, нередко, в более древних вариантах, какие-нибудь Книги, в Ямнийский канон не вошедшие, приходилось... ну... чуть не в Новому Завету причислять.
Одним словом, раввины включили Книгу Ионы чисто механически в состав Пророков, ну, а потом... в общем... я бы сказал так — всех устраивало. Всех устраивало. И задумываться что-то здесь менять, исправлять, уже в христианской среде, никто не стал. И так это всё и дожило, в общем, до нового времени.
Поэтому, было бы, мне кажется, большой ошибкой пытаться прочитать Книгу Ионы, как какую-нибудь Пророческую книгу кого-нибудь из других малых или больших пророков. Нет, конечно. Это, действительно, литературное произведение, в собственном смысле — беллетристика, хотя, там есть огромный, чрезвычайно важный для всего Ветхого Завета, смысл. Она говорит о Боге некоторую драматически важную вещь, без которой, вообще, обойтись нельзя. Но говорит она, вот, в такой форме — литературной.
И ещё тоже, конечно, надо заметить, что, вообще-то, автор — великий писатель, который сумел на трёх страницах выразить то, что другие могли... там... безуспешно пытаться втиснуть в толстенные талмуды. А здесь, действительно — короткий рассказ, удивительный сюжет, совершенно шокирующий, просто, своей невозможностью, с множеством чудесных подробностей — скорее, сказочных, чем даже удивительных. И потрясающе важный смысл, который, в сущности, весь сосредоточен в последней фразе. Здесь, как стрела к своей цели, всё повествование, все слова буквально, направлены к этой самой последней фразе Книги. Надеюсь, мы ещё до неё дойдём.
М.Борисова:
— Мне кажется, что, когда читаешь... особенно, первый раз... ну, возможно, в древности, возможно, в Средневековье, действительно, вот, эти чудеса, так красочно описанные, привлекали большее внимание. Мне-то, как человеку ХХ века, поразительно было другое совсем — то есть, эта реакция пророка на повеление Божие.
То есть, можно представить себе пророка, который не понимает, почему Господь хочет от него то или другое... можно представить себе историю Иова Многострадального, у которого тоже достаточно драматические были отношения с Богом... но здесь человек слышит, что хочет от него Бог, и человек, не просто такой... вот... случайный, а это человек, ощущающий себя пророком... и — что он делает? Он собирается сбежать. Ну, вот, просто, совсем, как мои современники, которые становились верующими христианами уже во взрослом состоянии, и очень часто вели себя каким-то парадоксальным образом. Когда им говорили, что, вот, есть воля Божия, предположим, или нету воли Божией что-нибудь совершить, что ты уже... вот... придумал, человек, в результате, старался убежать от этой необходимости соблюдать волю Божию.
Но здесь — пророк. Казалось бы, как это может быть?
О.Антоний:
— Ну, да, действительно. Автор начинает свой рассказ с того, что, вот, некий человек... кстати говоря, в самой Книге-то Иона вовсе пророком не назван... ну, тем не менее, человек, который Бога слышит. Вот, Господь ему говорит: «Вставай, иди в Ниневию, город великий, проповедуй в нём, ибо злодеяния его дошли до Меня». И Иона садится на корабль и убегает на другой край Средиземного моря. На корабль, идущий в Испанию.
Во-первых, и это чрезвычайно важно о Боге знать — что Бог никого не заставляет. Каждый человек, как и Иона, решает сам — исполнить или нет. И берёт на себя ответственность за это — сам. Это, на самом деле, очень важная вещь.
Потому, что, посмотрите... вокруг Ионы — что в те времена, что позже, да, пожалуй, и сейчас тоже — мы будем с вами наблюдать огромное количество медиумов с выпученными глазами, которые — то закапываются в пещеры, то куда-то ещё бегут, утверждая, что они исполняют волю Божию и к вящей славе Божией это делают — что, без сомнения, чудовищная на Бога клевета.
А, на самом деле, у каждого человека, как и у Ионы в этой ситуации, есть ответственность, и есть возможность сделать нравственный выбор — соответствует это тому, что ты знаешь о правде Божией, или тебе на Бога наврали. Или ты сам пытаешься подстроиться под некий лживый и злобный образ-карикатуру на Бога. Понимаете?
Вот, все, кто Божьим именем творят злодеяния чудовищные — это люди, которые говорят: «Это Бог мне велел, а я тут ни при чём! Я бы, может быть, всех гладил по головке и раздавал конфеты, а Бог послал меня убивать». Не ври. Не ври. Это — твой выбор.
Вот, так и здесь. Понимаете? С Ионой — это чрезвычайно важная, для читателя, точка. То, о чём обязательно хочет сказать автор — так, чтобы мы услышали.
Но это ещё далеко не всё. Потому, что в первой же фразе есть, если хотите, сюжетная завязка, как положено в литературном произведении. Потому, что Бог, ведь, не просто ему говорит: «Иди и проповедуй». Ну, хорошо, там, сели на корабль, поплыли к дикарям, которые в юбочках из травы бегают, и что-то им рассказываем про Бога, пытаемся как-то донести, переводим Слово Божье, и так далее, и тому подобное. Он ведь посылает его в Ниневию. А для всей истории народа Божьего от минус восьмого века и дальше... а Книга, ну, так... плюс-минус трамвайная остановка... появилась, скажем... ну... пятый, четвёртый... может быть, конец шестого... где-то, вот, в этот период... Ниневия — это символ всего самого чудовищного. Самого чудовищного! Это — столица Ассирийского царства, которое было расположено в северной части Междуречья, отчасти на территории современного Ирака, отчасти — Сирии.
Такая, вот, военная империя — в сущности, фашистская, тоталитарная, которая уничтожала, завоёвывала и грабила всё вокруг. Всё! И ни один небольшой народ Ближнего Востока... да, даже и большой... ни хетты, ни египтяне, ни вавилоняне, ни, тем более, маленькие народы в Палестине — никто не мог этому противостоять. Как саранча, ходили ассирийские войска, причём, много-много лет, поколение за поколением, каждый следующий царь, и убивали, и грабили, и угоняли в плен, и переселяли, и всё это было, таким, вот... символом беспримесного зла. Ниневия — это нечто совершенно чудовищное, в чём ничего хорошего быть не может. Это зло, которое только усиливается, только усиливается... Мы уже не будем даже говорить о, там, человеческих жертвоприношениях и всяческом чудовищном идолопоклонстве, которое тоже на тех территориях процветало... ну, просто, вот — жестокость, злоба. Пытки, убийства, грабёж, выжженная земля — вот, это, вот, всё...
Поэтому... понимаете... не просто к добродушным дикарям имени Руссо посылают Иону. А, вот, к этим чудовищным людям, про которых точно известно, что никогда никому ничего доброго они не сделали.
М.Борисова:
— Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке, проводит с нами сегодня этот светлый вечер, и мы говорим о библейской книге пророка Ионы.
О.Антоний:
— Итак, Бог предлагает Ионе пойти к этим людям — что, вообще, просто, для начала, смертельно опасно. С вероятностью 99,9%, иудея, который придёт с какой бы то ни было проповедью в эту самую Ниневию, просто убьют — немедленно, сразу. И дело не в том, что Ионе не хочется, лень, или он просто не согласен с желанием Бога проповедовать среди этих людей — ему, и правда, страшно, жутко.
И, вот, Он ему говорит: «Злодеяния их дошли до Меня. Иди и проповедуй». И тоже... вот, в этой же первой фразе, если вдуматься, содержится удивительная совершенно мысль. Потому, что, почти всегда, как только мы видим или слышим слова «злодеяния их дошли до Меня», мы предполагаем, что дальше будет перечисление бедствий: серного дождя, огня... вот... что, там, выпало на Содом и Гоморру. Несколько раньше... там... условно, на столетие, чем автор Ионы, составители Пятикнижия, как раз, включают этот рассказ о Содоме и Гоморре, о Боге, который карает огненным дождём... вот... всё прочее...
А автор книги Ионы знает, что, на самом деле, это не так. Или, по меньшей мере, всё не так просто. Поэтому, он рассказывает о Боге, Который, вместо огненного дождя, посылает проповедника в эту самую Ниневию. И для читателя, к которому обращался автор — это уже шокирующая вещь: «Как? Как?! Ты должен был бы на этих наших угнетателей — нехороших всяких, плохих и ужасных ассирийцев — ниспослать просто атомную бомбу! А Ты посылаешь туда проповедника, чтобы проповедовать... что проповедовать?»
И, как потом выясняется, для Ионы это вещь невозможная. Как это так? Разве можно проповедовать таким ужасным людям?
У меня нет впечатления, что за прошедшие две с половиной тысячи лет, мы усвоили этот урок. Мы, по-прежнему, ожидаем, что Бог будет на наши прегрешения смотреть сквозь пальцы и благословлять нас бонусами и плюшками, а на всех остальных, соответственно... как это... ярое око Божье будет направлено. Понимаете?
Поэтому, для современного читателя — это такая же, драматически важная, книга.
Ну, и, дальше, вот, первая часть Книги — рассказ о попытке Ионы уклониться от этой самой воли Божией. Замечательный тоже, и, в своём роде, удивительнейший рассказ про то, как он садится на корабль... сделалась на море великая буря... корабль был готов разбиться... и моряки пытаются каким-то способом — при помощи жребия — выяснить, из-за кого постигло их это бедствие. И, вот, в конечном итоге, Иона признаётся. Они его выбрасывают в море, сразу буря улеглась, корабль спасся... ну, тоже, в общем, некая... картинка, конечно, иллюстрирующая представление о том, что уклонение от воли Божией может быть вещью для жизни опасной.
Но и здесь автор — великий литератор. Поэтому, в маленьких деталях, он говорит тоже, изумительно, совершенно важную вещь. Потому, что, смотрите — эти моряки на корабле — они, вообще, ни в чём не виноваты! Они не виноваты в том, что Иона выбрал их корабль — мог сесть и на соседний. Они не виноваты в том, что между Ионой и Богом происходит, вот, то, что происходит: что он бежит от воли Божией, уклоняется, и так далее. Но они оказываются вовлечёнными в эту драматическую историю — и это очень происходит, вообще, в жизни, часто. Я бы сказал, что это... такая... если хотите... квинтэссенция Книги Апокалипсиса Иоанна Богослова. Потому, что, как и в Апокалипсисе, здесь речь идёт о том, чьи отношения с Богом превращают этот мир в бурю... ну, в случае Апокалипсиса, конечно, речь идёт о Воплотившемся Сыне Божием, и там нет, вот, этого бегства от воли Божией, но тем не менее. Вот, как эти моряки попали — как кур в ощип. Потому, что они — здесь, рядом...
Мы очень часто думаем, что весь ужас, который происходит вокруг — что это почему-то... мы накосячили. А, на самом деле, вовсе не обязательно. Мы часто слишком много об себе понимаем. Это — чьи-то ещё отношения. Вот, такую картину изображает автор — просто, походя... просто, вот, в одном абзаце.
И — дальше, как я уже сказал, они выкидывают Иону за борт, его проглотил кит... тоже — что автор имел в виду, трудно сказать... киты не водятся в Средиземном море. Ну, и, тем не менее... В других переводах — «большая рыба»... в конце концов, это, наверное, не так важно.
Хотя, знаете, мне приходилось читать множество разных рассуждений про то, как может или не может человек выжить или не выжить в желудочном соке рыбы... это — ни о чём. А важно, что, наконец, достигнув дна неминуемой гибели, Иона снова оказывается перед выбором и — поёт псалом, обращается к Богу из этого самого чрева кита.
М.Борисова:
— Но... размышление про чрево кита — оно вполне закономерно, поскольку Сам Спаситель упоминает это знамение. Он же говорит, что «не будет вам другого знамения, кроме знамения Ионы пророка». И, поэтому, собственно, так все, мне кажется, и зацикливаются.
Мне интересно было всегда, что здесь, как бы, зеркальное повторение Евангельского рассказа о том, как началась буря, и, несмотря на то, что все апостолы были в панике, Христос спал. А здесь — начинается буря, и Иона спит в трюме спокойно, пока все пытаются понять, как им спасаться от этого ужаса...
О.Антоний:
— Ну, да... и, в сущности... почти приносят его в жертву.
Ну, видите, когда Христос обращается к Своим слушателям и говорит о знамении Ионы пророка, Он говорит о вещи, которая всем известна. Которую все, более-менее, слышали, по крайней мере, в устной форме, и, поэтому, это... такой... очень надёжный способ добиться понимания того, что Господь говорит.
Но... кстати... я подозреваю, что, может быть, Христос имеет в виду нечто большее, чем просто пребывание Ионы в чреве кита. А то, что там описано дальше.
Тем не менее, вот, Иона воспевает псалом, и псалом совершенно удивительный. Где он говорит о том, что «Я вспомнил о Господе... молитва моя дошла до Тебя... и я когда-нибудь вновь увижу Твой храм и принесу Тебе жертву, что обещал — исполню!» Он взывает, действительно, к Богу из самой глубины ( как и в псалме: «Из глубины воззвах к Тебе, Господи...» ), и Бог его услышал. Нету такой глубины, откуда Бог не мог бы человека услышать. И это тоже, на самом деле, очень важное догматическое утверждение: Бог тебя услышит из любой глубины.
Это — то, что автор, соответственно, хочет, среди прочего, донести до читателя. Иона воззвал в скорби — когда всё плохо, когда рухнули все его попытки найти какой-то путь мимо воли Божией, когда всё разваливается, вся его жизнь, и, как он сам говорит: «Отринут я от очей Твоих... но я, всё-таки, Тебя увижу... я увижу, и Ты изведёшь душу мою из ада». Тоже, между прочим, важная вещь... хотя, Книга не об этом... однако, Иона верит, что ад, в котором он оказался... ну, в переносном, наверное, смысле — это чрево кита, может быть, только образ, или символ... но, тем не менее, из этого ада и смерти — Бог выводит. Тоже, в общем, для библейской веры, чрезвычайно важная мысль.
И, дальше, видите, Бог снова обращается к Ионе, когда он уже... там... на берегу валяется, выплюнутый китом, и говорит: «Встань и иди в Ниневию. И проповедуй в нём, что Я повелел тебе».
До некоторой степени, удивительно, что мы здесь, собственно, не видим слов о том, что же именно Иона должен проповедовать. Дальше автор нам расскажет, конечно же, но, собственно, в повелении Божием ничего такого нет: «Иди и проповедуй...» — и всё.
Вот... может быть... мы вчитываем это в текст... но, может быть, всё-таки, автор имеет в виду, что проповедь — не столько каких-то истин... о жизни, о людях, о мире... сколько важно в этой проповеди, что она исходит от Бога, по повелению Бога. Важно не то, во что мы верим, а то, в Кого мы верим.
Вот, так и здесь. «Иди и проповедуй, что Я тебе повелел». И не так важно, о каких заповедях, и их нарушении, должен был проповедовать Иона, а важно, что это Бог его послал — Бог Авраама, Исаака и Иакова.
М.Борисова:
— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке, проводит с нами этот светлый вечер.
С вами — Марина Борисова.
Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту.
Не переключайтесь!
М.Борисова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.
В студии — Марина Борисова, и наш сегодняшний гость — священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке. И мы говорим об удивительной, загадочной и очень важной для понимания и Ветхого и Нового Заветов библейской Книги пророка Ионы.
Ну, вот... свершилось: кит пророка выплюнул, Господь повторил ему повеление идти на проповедь, и, уже после всего этого, не пойти он не мог. Хотя, исходные данные не изменились. Поскольку, ассирийцы остались такими же, какими они были при первом решении от них сбежать, но... деваться некуда. Пришлось идти.
О.Антоний:
— Да, потому, что автор рассказывает нам эту всю историю так, что в данный поворотный момент — в начале третьей главы — Иона понимает, что выбор перед ним — либо исполнять волю Божию, либо — гибель его, Ионы. Не так, что можно исполнить — будет трудно и... там... как-то ещё, а можно — увильнуть, и дальше жить спокойно. Нет. Бог — везде Бог, даже если ты убегаешь куда-то очень далеко. Поэтому, вот, такой выбор: либо повиновение, либо гибель. Тоже, на самом деле, очень важная мысль, которая явлена читателю самым недвусмысленным образом.
И дальше, вот, Иона идёт в Ниневию, которая была город великий у Бога, на три дня ходьбы.
Во-первых... ну, там... современный читатель пытается сразу прикинуть, сколько это — три дня ходьбы. Получается очень-очень много, больше, чем Москва с Новой Москвой... Ниневия была крупным городом, но не на три дня ходьбы... но дело не в этом. А в том, что у читателя вдруг срабатывает просто возмущение — как? Подождите... у какого Бога? Что значит «Ниневия — город у Бога»? Ниневия — город Астарты! Ниневия — город мерзавцев! Ниневия — город врагов наших... как это — город у Бога?
И, на самом деле, читатель внимательный — ему уже можно не дочитывать — потому, что возмущение этой фразой хватает на то, чтобы перевернуть, вообще, представление о том, как устроен мир, и кто такой наш Бог.
Город, великий у Бога, подвластный Богу... И дело не только в том, что, всё-таки, древние племена и народы... отчасти, и иудеи тоже... считали своих богов... как бы это сказать... территориально ограниченными. Считали, что «наши» боги — на нашей территории действуют, на другой территории — другие, а, если нас выгнать с нашей земли в другое место, то мы окажемся, вообще, не у дел — потому, что «наш» бог властвует там, а мы — здесь... вот, эта, вот, вся коллизия там, чуть позже, ещё будет обозначена, скажем, в Книге Даниила.
Итак, другой аспект: ну, как так может быть, что этот ужасный город тоже принадлежит Богу?
В это время уже, в общем, понимают люди, что Бог есть свет и нет в Нём никакой тьмы, и задаются вопросом о том, откуда же тогда берётся зло, является ли Бог его источником — что мысль, в общем, кощунственная, но, в каком-то смысле, в логике, не может не присутствовать. Более того, на самом деле, целый ряд библейских произведений составлены именно в парадигме того, что Бог является источником и добра, и зла. И, если мы вспомним первую главу Книги Иова, там тоже повествователь пытается такую парадигму нарисовать. Также, это наблюдается, отчасти, и... вообще в литературе «мудрых».
Ниневия — город великий у Бога. Оказывается, и над ним Бог тоже властен, но и это не самое главное. Самое главное, пожалуй, то, что... оказывается, Бог небезразличен, Ему не всё равно, что из себя представляет эта Ниневия, эти люди, что там с ними происходит — потому, что, как и целый ряд других народов... может быть, даже и все... иудеи думают, что: ну, хорошо... Бог должен заниматься нами! Мы... там... такие-то — с нами Бог! А со всеми остальными — нет. Потому, что, уже в это время, идея... такой... национальной исключительности... религиозного национализма... уже очень даже хорошо развита, и присутствует, и нередко проявляется — в частности, в конфликтах, происходивших вокруг переселенцев, вернувшихся из Вавилона, и с самарянами... и с прочими... Вот, эта вся идея религиозного национализма, повторяю, очень и очень присутствует.
И надо снова и снова поговорить о том, что все люди принадлежат Богу, все народы. Ещё столетия пройдут до того момента, когда Павел скажет: «Во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни скифа, ни варвара...» И, в то же время, уже прошло... там... добрых три столетия со времён Амоса, через которого Бог говорит: «Не Я ли вывел филистимлян из Тира и египтян из Кафтора?»
Поэтому, некоторая прививка от, вот, этого зла... а религиозный национализм — несомненное зло, в любых формах и всегда... ну, вот, хоть какую-то прививку от этого зла автор тоже считает необходимым обозначить. Ниневия — город великий у Бога. А Бог — один.
М.Борисова:
— Мне кажется, что, среди чудес, описанных в Книге пророка Ионы, самое чудное чудо — это то, что его не убили.
Вот, пришёл он, выполнил задание, проповедовал, и эти ужасные люди оставили его живым. И очень интересная реакция: тебе удалось, ура! И что делает, так удачно справившийся с повелением Божиим пророк? Он садится на горочку, и смотрит, когда же страшные небесные кары обрушатся на этих добрых людей, которые, по каким-то причинам, его оставили в живых.
О.Антоний:
— Ну, да... но прежде, чем об этом сказать, автор предъявляет читателю просто потрясающую и абсолютно невероятную картину — гораздо более невероятную, чем поедание Ионы китом и его последующее выплёвывание. Это то, что эти самые ниневитяне, во вретище и пепле, покаялись — от малого до большого. Объявили пост. И дошло это до царя... а эти же самые ассирийские цари — это же, просто, вообще тихий ужас какой-то, что за публика была! — и он встал с престола, снял с себя царские облачения, оделся во вретище и сел на пепле — вот, так. Это — невероятно! Такого не может быть. И здесь автор даже и не заботится о том, чтобы придать своему повествованию видимость историчности. Там, дальше, ещё сказано, что скот постился! Хотя, скот — он растительноядный, он, по определению, постится. Но, вот, автор говорит: «Они ничего не ели, не ходили на пастбища, и воды не пили — по повелению царя ассирийского. И крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый, как говорит царь, обратился от злого пути своего, от насилия рук своих...» — вот, собственно, тоже, если хотите, важная идея. Покаяние, о котором здесь говорится — это лишь во вторую очередь, а, может быть, и, вообще, в какую-нибудь десятую очередь — все эти вретища, пеплы, поедание травы... или непоедание... и всё такое прочее. Притом, что, конечно же, эпоха написания Книги Ионы, как и предыдущая, и последующая, это знает... и... там... всякие разные подвиги аскетические. Это чудесно. Но покаяние — не это. Покаяние — обратиться от злого пути своего, от насилия рук своих.
Вот, прекратить насилие. Чтобы руки наши не совершали насилия, чем бы оно ни было мотивировано. Как бы мы ни объясняли, что... они же тоже, эти ассирийцы: «Мы самые-самые крутые! Все должны лежать ниц. Это мы всех должны завоевать, а не, вон, те хетты на севере, или египтяне на юге, или ещё кто-нибудь... там... эламиты на востоке... Мы должны всех завоевать, потому, что мы — самые-самые!» Неважно, чем мотивируется насилие рук наших — его не должно быть. Покаяние значит — прекратить применять насилие. Всё. Точка. И это говорится, действительно, вот, об ассирийцах — и агрессивных, и чрезвычайно сильных. Понимаете? Вот... нежелательный урок тоже... нежелательный... и, в общем, нет впечатления, что мы хорошо услышали, что такое покаяние. И, по-прежнему, и в современном мире тоже, насилие не считается чем-то недопустимым и греховным. А — зря.
И, вот, действительно... Иона, как будто бы наблюдает за тем, что происходит. Но это — не так, может быть, важно. А важно, что увидел Бог, что они обратились от злого пути своего, и участь их изменена. «И пожалел Бог о бедствии». Вот, что тоже... понимаете? Это — догматическое утверждение. Не то, что в толстых учебниках написано — это всё ненужные... ну, или нужные, но не слишком актуальные вещи.
Догмат, который надо знать о Боге — это то, что Он способен пожалеть. Бог — жалеет. Бог жалеет о бедствии. Если есть возможность не уничтожить, Он не уничтожает. Как говорит другой пророк, Осия...вернее, Бог через него говорит: «Повернулось во Мне сердце Моё от жалости к тебе...» — вот, что необходимо знать о Боге. Всё остальное — третьестепенные вещи. И, на самом деле, вся Книга Ионы — именно об этом. Пожалел Бог о бедствии.
М.Борисова:
— Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке, проводит с нами сегодня этот светлый вечер. Мы говорим о ветхозаветной Книге пророка Ионы.
Но реакция самого Ионы на это — она же... абсолютно человеческая! Что такое? Как — так? Всё должно быть совсем по-другому! Он не для этого сюда пришёл, чтобы наблюдать это, вот, благолепие — что Господь их простил! Как, вообще, это могло случиться?
О.Антоний:
— Да... и, вот, Иона предъявляет Богу, как теперь говорят, и говорит: «Ну, и что? Вот, Ты выставил меня дураком... Я им угрожал, угрожал, угрожал, а Ты — взял и пожалел!» Ему не приходит в голову включить в это рассуждение тот факт, что ниневитяне — покаялись.
Дело ж не в том, что... там... Иона — проповедовал, они — не отреагировали, а Бог — пожалел. Нет! Они — покаялись. И тогда их Бог пожалел.
Но Иона... вот... как будто бы, не замечает этого удивительного факта. И, поэтому, говорит: «Ну, я же знал, что, вот, Ты — такой... ну, вот... Ты думаешь, чего я от Тебя бежал? Я знал, что Ты — Бог благой и милосердный, долготерпеливый, многомилостивый и сожалеющий о бедствии...»
Снова, вот, наизусть, паче Символа веры: Бог наш — Бог благой, милосердный, долготерпеливый, многомилостивый и сожалеет о бедствии. Вот, это откровение — важнейшее, центральное... может быть... уж, по крайней мере, для Ветхого Завета, безусловно, первостепенное... да, и... одно из самых важных во всех Библии: благой, милосердный, долготерпеливый и сожалеет о бедствии...
Вот, это Иона о Боге знает, он это и говорит: «Поэтому, я и не хотел исполнять Твою волю — потому, что знал, что Ты пожалеешь...»
Ну, вот... он не говорит, что «знал, что они покаются», или «не знал, покаются они или нет».
И, когда Господь говорит ему: «Неужели тебя это так сильно огорчило?» — потому, что Иона говорит: «Всё... лучше я умру, чем видеть Твоё милосердие! Видеть, как Ты благ ( как в Новом Завете Господь говорит: „Благ к неблагодарным и злым...“ ) к неблагодарным и злым... не хочу! Умираю... лучше умереть...»
И, вот, Бог говорит: «Неужели тебя это так огорчило?»
И дальше — притча... собственно говоря, последние 5 стихов — это притча о растении, которое, там... ну, Иона уселся под палящим солнцем... ужасно, ужасно страдает... и, вот, выросла какая-то, там, былинка... ну, что-то, там, выросло... не важно... борщевик с большими листьями и дающий какую-то тень. И потом — взяло оно и усохло.
И — опять. Иона... ну, автор, вот, такого человека нам с вами предъявляет, который, вероятно, очень эмоционален... поэтому, он говорит: «О! Вот, растение засохло... лучше мне умереть!»
И Господь говорит: «Ты так из-за этой былинки огорчился, даже до смерти, хотя ты его не растил, над ним не трудился, оно в одну ночь выросло, и в одну ночь — пропало...» — и, вот, самые потрясающие слова: «Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором больше 120 тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой?»
«Мне ли не пожалеть... Если ты, человек, способен, вот, так огорчиться из-за того, что тебе не принадлежит, из-за того, над чем ты даже не трудился, не растил, и не знаешь, как оно росло, то неужели ты думаешь, что Я могу не огорчиться, не пожалеть о гибели...»
Открывает, таким образом, автор нам — и этой фразой, и всей Книгой — вот, эту удивительную истину о сердце Божьем, которое жалеет... Люди очень любят представлять Бога — то грозным, но справедливым Судьёй, то, вообще... там... плести байки про Божественную «апатию» и Его «бесстрастие» — что, вообще, дурно понятый греческий язык, не более того... понимаете... вот, что-нибудь такое...
Сердце Бога способно пожалеть — мне кажется, это совершенно потрясающе... действительно, на это можно опереться и в этом черпать силы жить. В том, что Бог говорит: «Ну, неужели ты думаешь, что я могу не пожалеть?»
Да, вот, верность Бога заключается в том, что Он жалеет тех, кто нуждается в Его сострадании. Не тех, кто его «заслужил». А тех, кто в нём нуждается.
М.Борисова:
— Вы знаете, мне кажется, что очень часто камнем преткновения для понимания Библии служит это вечное стремление найти какую-то справедливость... вот, что такое справедливость, никто не знает, но все почему-то её жаждут.
Если Вы помните, в 90-е годы... может быть, чуть позже ещё... в ходу была такая присказка: «Кто тебе сказал, что этот мир справедлив?»
На самом деле, несмотря на то, что речь шла совсем о другом, мне кажется, что ошибка часто бывает в ожидании этой справедливости... без определения, что это такое...
О.Антоний:
— Ну... притча о работниках 11-го часа, да? «Неужели глаз твой завистлив оттого, что Я добр?»
Другой подход, тоже библейский: «Милость и истина встретились, правда и мир облобызались» в спасении Божьем, как говорят, по крайней мере, поэтические тексты Ветхого Завета. Соединяются милость и справедливость...
Но, по большому-то счёту, ведь, понимаете... если бы Бог был справедлив — о чём нам упорно талдычат друзья Иова... если бы Бог был справедлив, то мы не имели бы права на существование, и не имели бы надежды — вот, что, всё-таки, важно. Божья милость, Божья способность пожалеть — больше справедливости. Больше. И Христос умирает за каждого человека не потому, что мы этого заслужили, отнюдь нет, а потому, что Его сердце — таково. Понимаете?
Бог действует, не подчиняясь закону абстрактной справедливости — самому лучшему или самому худшему, а Бог действует по тому, каково Его сердце. Вот, это, мне кажется, удивительная, и очень важная вещь.
Да, конечно, в мире мало справедливости. Но в сердце Бога есть милость, которая гораздо больше — и справедливости, и несправедливости. И, вообще, как бы, выпадает, в каком-то смысле, из этой системы координат.
Ну, и ещё тоже не будем забывать, что, в конечном итоге, библейская культура подразумевает, что это наша, человеческая ответственность — наличие или отсутствие справедливости в этом мире. Божья ответственность — наличие милосердия, на которое мы не способны. Как правило. А, вот, построить более или менее справедливую какую-то жизнь, хоть в какой-то мере, да, это наша обязанность перед Богом.
Поэтому, предъявлять Ему претензии, что мир несправедлив... а Он и не планировал его создавать справедливым! Он планировал его создавать, живущим любовью и милосердием, и прощением, и долготерпением. Это мы — не способны на этом уровне жить, и, поэтому, превратили его в террариум, где — хотя бы — справедливость. Это уже будет какой-то уровень нравственного развития, но это вовсе не цель, к которой Бог предназначил этот мир, а только какая-то первая ступенька...
М.Борисова:
— Как Вам кажется, почему, на протяжение многих веков, восприятие Книги пророка Ионы стремится к пониманию его буквально?
Я знаю очень много достойнейших священников, которые, всё-таки, настаивают на толковании этой Книги, как на повествовании... ну, скажем так... отчасти историческом.
Почему так сложно, вообще, в восприятии ветхозаветных текстов, для себя лично понять, что это — многосоставный сборник, что там есть тексты, совершенно разного качества... и... явно... совершенно разной подачи?
Что нужно в себе преодолеть, чтобы это перестало мешать понимать Библию?
О.Антоний:
— Едва ли, я могу взять на себя смелость ответить на Ваш вопрос. То есть, правильный ответ: я не знаю.
Ну, у каждого человека что-то, там... вот... какие-то мысли в голове происходят... имеют место... думает каждый по-своему.
У меня впечатление, что, понимаете... часто бывает не до этого. Жизнь — трудная... забот, задач, которые Бог тебе ставит, и жизнь перед тобою ставит, обязанностей, ответственностей — много, и у тебя едва хватает, вообще, сил на всё это. Ну, и, поэтому, какие-то вещи ты принимаешь с наиболее простыми, пусть и небезупречными, объяснениями.
Кроме того, понимаете... у нас — огромное наследие... как чемодан без ручки... и ты этот чемодан открываешь, потом, в ужасе, закрываешь, и понимаешь, что лучше — не трогать. А если ты попытаешься — ну, это нередко может вызвать... скажем так... шквал негодования. Ну, зачем? Зачем усложнять?
Хотя, на самом деле... я бы сказал, что для читателей последних пары столетий — так, прям, нахально — возникла необходимость прочитать всё заново. Заново. Потому, что мы, во многих случаях, сталкиваемся с неразрешимыми противоречиями... неразрешимыми... и... ну, вот — мы в самом начале пути. И ничего удивительного, что путаемся, спорим, и взгляды — разные, и... ну, вот... как-то так.
Не знаю... мне кажется, что мы ещё пока трусливо очень, робко, пытаемся применить критическое мышление к библейскому тексту, опасаясь, что это может подорвать нашу веру в Воскресение Христово, и, вообще, нашу веру христианскую — что, безусловно, не так. Это малое знание подрывает веру, а большое — укрепляет веру. Ну, тем не менее... ну, конечно, страшно... нырять в воду, не зная, есть там дно или нет... конечно, страшно! Вот, вспомним, как Пётр перешагивает лодку, и по поверхности бурного моря идёт ко Христу... ну, вот, так...
М.Борисова:
— Спасибо огромное за эту беседу!
Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке, был сегодня гостем программы «Светлый вечер».
С вами была Марина Борисова.
До свидания! До новых встреч!
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
- Светлый вечер с Владимиром Легойдой
- «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Белгород. Писатель, православный просветитель Иван Шидловский
Сегодня имя писателя Ивана Шидловского малоизвестно в России. А между тем, его биография — часть славной истории Белогорья. Иван Николаевич родился 27 ноября 1816 года в селе Грушовка Белгородской губернии, в семье небогатого дворянина. Получил юридическое образование в Харьковском университете и был определён на службу в Санкт-Петербург. В Северной столице познакомился с Достоевским. Молодые люди проводили время в беседах, о которых Фёдор Михайлович вспоминал позднее: «Сколько поэзии! Сколько гениальных идей!» Талант Шидловского отразился в литературном творчестве. Иван Николаевич сочинял стихи и пьесы, писал статьи по истории Русской православной церкви. В пятидесятых годах девятнадцатого века он отправился в Валуйский Николо-Успенский монастырь с намерением принять иноческий постриг. Прожил там больше года послушником. Затем по совету духовника вернулся в родную Грушовку, где занялся просвещением крестьян. Документальные свидетельства о незаурядном жителе Белогорья бережно хранятся в Белгородском литературном музее.
Радио ВЕРА в Белгороде можно слушать на частоте 103,2 FM
Белгород. Святитель Иоасаф Белгородский
Летом 1748 года архимандрит Троице-Сергиевой лавры Иоасаф (Горленко) стал епископом Белгородским. Посвящение в архипастыри совершилось в Санкт-Петербурге, в присутствии императрицы Елизаветы Петровны. К месту своего назначения владыка Иоасаф прибыл ранним утром 19 августа, в праздник Преображения Господня. Несмотря на слабое здоровье, он отказался отдыхать после изнурительного путешествия и сразу же отправился на литургию в Свято-Троицкий собор. С этой же ревностью и усердием епископ Иоасаф совершал всё дальнейшее служение. Он неустанно объезжал свою епархию, узнавал о нуждах паствы и тайно подавал помощь. Аскет, подвижник и молитвенник получил от Бога дары прозорливости и чудотворения и стяжал народную любовь. Самоотверженная деятельность рано истощила силы епископа, он отошёл ко Господу в 49 лет. В 1911 году мощи святителя Иоасафа обрели нетленными. Тогда же в Белгороде состоялись торжества прославления подвижника в лике святых.
Радио ВЕРА в Белгороде можно слушать на частоте 103,2 FM
Белгород. Священномученик Антоний (Панкеев), епископ Белгородский
Частью летописи Белгородской епархии стали имена многих подвижников. Один из них — священномученик Антоний (Панкеев). Он родился в 1892 году в селе под Херсоном. Сын священника не мыслил своей жизни вне Церкви. Окончил Одесскую семинарию и Петроградскую духовную академию, принял монашеский постриг и священный сан. В годы Первой мировой войны нёс духовную службу на фронте. После революции 1917 года стал епископом. С этого момента жизнь владыки Антония обернулась чередой арестов, ссылок и тюремных сроков. В 1933 году, освободившись после очередного заключения, епископ возглавил Белгородскую епархию. В то время власти закрывали в городе храмы, один за другим. Владыка пытался опротестовать беззаконие. За это в 1935 году его приговорили к десяти годам лагерей. Во время заключения приговор ужесточили, и епископ Антоний был расстрелян. Церковь прославила священномученика в лике святых. Жители Белгорода почитают святителя Антония (Панкеева) своим небесным покровителем.
Радио ВЕРА в Белгороде можно слушать на частоте 103,2 FM