Поделиться
Всё лето мы прожили с мужем у стен древнего Горицкого монастыря в Переславле-Залесском. Снимали маленькую студию, работали и отдыхали, а на богослужения ходили в крохотную надвратную церковь — единственный храм на большой территории монастыря, что давно уже официально стал музеем. Управляла церковным хозяйством монахиня, мать Ефросинья. Я удивлялась её быстрому уму, лёгким для весьма преклонных лет движениям, строгости — при том, что веяло от неё ласковым теплом. Мы постепенно сблизились. Никогда, наверное, не забыть мне её рассказов о детстве, что пришлось на время Великой Отечественной войны. С шестью старшими Галинка на целые дни оставалась дома, в 9-метровой барачной комнате у Павелецкого вокзала. Мать работала на обувной фабрике, отец воевал. Уходя на работу, мама давала каждому из ребят задание, и к её возвращению дома был идеальный порядок, уроки выучены, полы вымыты, ужин приготовлен. А если чего-то не успели или подрались, то в ход и ремень отцовский мог пойти — как символ мужского начала, он всегда висел на стене. История же, которая меня поразила, произошла в новогоднюю ночь. Встречали 1944-й. Впервые за всю войну в комнату внесли ёлку. Наряжали её все вместе, вырезали фигурки из газет... Но главное украшение было съедобным: мама достала где-то мандарины, семь штук — по количеству детей, и каждый завернул свой оранжевый шарик в блестящую бумагу, прикрепил к еловой ветке... Но на следующий день мать ушла на работу, а мальчишки не выдержали. Кто первым развернул бумажку и засунул вместо фрукта вату, моя собеседница вспомнить не смогла. Но как сама она со слезами признавалась маме, что съела свой новогодний подарок, — рассказывала мне в подробностях. И вот в праздничную ночь мама со счастливой улыбкой произносит: «А теперь — мандарины! Берите, ребята! С новым годом!..» Дети подходят к ёлке, снимают блестящие шарики неуверенно, даже с опаской: сейчас всё обнаружится, сейчас мама увидит их слабость, хитрость, враньё и нетерпение, а главное — непослушание! Ох, что будет!!! Они снимают шарики, разворачивают фольгу, а там... мандарины! У каждого! А мама — улыбается...
То есть — догадалась она, что не только дочка свой подарок заранее съела. И срочно провернула непростую для военной Москвы операцию: снова обеспечила своих детей мандаринами на новый год. Всех, даже — как подчеркнула матушка Ефросинья — нераскаянных грешников. А ведь мама очень строгой была! Побаивались ребята её гнева... Эти новогодние мандарины оказались не просто внезапным чудом, но и знаком любви истинной. Той самой — по апостолу Павлу — всё покрывающей.
Я слушала мать Ефросинью и вспоминала собственные педагогические промахи. Эпизоды, когда сердце разрывалось, но я всё же наказывала ребёнка за проступок, он явно осознал уже, пожалел о содеянном — а я наказывала... Потому что надо. Но всегда ли надо? И кому?
Господу не нужны правила ради правил. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Не по справедливости он с нами поступает, а по любви. Любви же и от нас ждёт, любовью же и воспитывает.
Как мама монахини Ефросиньи, Надежда Георгиевна. Вернее, не Господь, как она, а наоборот: она с детьми — по Божьи...
Автор: Наталья Разувакина
Все выпуски программы Частное мнение
Псалом 22. Богослужебные чтения
Поделиться
Как вы думаете, есть ли у смерти — тень? Не такой уж и простой вопрос, как может показаться сначала. Есть ли у тени некая сущность, которая может отбрасывать тень — как любой другой предмет?
Пока не будем даже пытаться ответить на этот вопрос, а давайте лучше послушаем 22-й псалом Давида, который читается сегодня в храмах за богослужением, и потом вернёмся снова к озвученному вопросу.
Псалом 22.
Псалом Давида.
1 Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться:
2 Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
3 подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
4 Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.
5 Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
6 Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
Слова псалмопевца о «долине смерти», о «смертной тени» — своего рода сердцевина псалма, где и происходит качественный скачок смысла повествования. Первая часть псалма — очень светлое, радостное, благодушное описание дышащей весной и свежестью природы, где и пасутся милые овечки. Зелёная трава, изобилие воды, избыток пищи — всё это создаёт своего рода иллюзию райского блаженства.
И вдруг, кажется, совершенно неожиданно — поворот к «тени смертной». Зачем? Только ли ради такого жёсткого, пронзительного контраста? Конечно же, нет. В качестве ответа хотелось бы вспомнить слова немецкого философа Хайдеггера о том, что Бытие-к-смерти — не конец, а способ научиться присутствовать подлинно в этой жизни. Но что это значит в контексте 22-го псалма? И при чём здесь «тень смертная»?
Ответ — в словах «не убоюсь зла, потому что Ты со мной». Давайте сделаем своего рода инверсию — переговорим этот текст с точностью до наоборот. «Не пойду я долиной смертной, потому что боюсь зла, ибо Ты, Боже, меня покинул!» Как, ничего внутри не откликается? Не так ли мы слишком часто говорим Богу — в ситуации, когда что-то к нашей жизни приближается не слишком приятное — и мы тотчас же ищем любую возможность скрыться, слиться, испариться, избежать этой участи любыми способами?
Но так ли поступает Давид? Конечно же, нет: он не только не поворачивает вспять, но смело, с дерзновением идёт в самую гущу этой «смертной тени». И вот теперь настало время разобраться с этим выражением. Еврейское слово «гэй цалмавет» — «долина смертной тени» — на русский было бы точнее перевести «тьма тьмущая» — нечто, где исчезает любой даже намёк на просвет. Одним словом, сплошной непроглядный мрак. Место, в котором царит абсолютная неопределённость и полная непредсказуемость. Место, в котором можно мгновенно потеряться, — потому что нет никаких ориентиров.
Почему же Давид идёт туда, в самое непривлекательное место — «долину смерти»? Ответ — в самом же псалме: «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена». Он прекрасно знает из своего личного опыта: без боли не бывает и награды. Без преодолённого страха не происходит перерождения. Там, где видится самое страшное в жизни, — точно ожидает нечто настолько грандиозное, что в состоянии целиком переменить весь предыдущий ход жизни. Но всё же есть одно условие — без которого ринуться в эту «тьму тьмущую» — не более, чем отчаянная авантюра: это наличие крепкой веры. Об этом и свидетельствует Давид: он не просто «рискует», он крепко уцепился верой своего сердца за Бога — и только поэтому готов встретиться лицом к лицу с самой тьмой.
В обычной жизни чаще всего мы встречаемся с совершенно иной моделью поведения: избеганием, исключением всего неподконтрольного, неопределённого, непредсказуемого — а в своём пределе — всего имеющего на себе хотя бы даже самое лёгкое прикосновение «тени смерти». О таких людях, «смертельно» боящихся встретиться лицом к лицу с этой «тенью смерти», прекрасно высказался современный философ Бён-Чхоль Хан: «Они слишком живы, чтобы умереть, и слишком мертвы, чтобы жить». Конечно же, нет у смерти никакой тени — но сама мысль о ней настолько будоражит человеческое сознание, что мгновенно эта «тень» начинает мерещиться повсюду!
Пример царя Давида — хрестоматиен: вот тот, кто не пытался быть «слишком живым», а фактически был уготован к неизбежной смерти — но пройдя сквозь её близость, в итоге не только выжил, но и стал для нас прекрасным образцом того, как верой можно пройти сквозь любой мрак — каким бы непроходным он ни казался!
Послание к Ефесянам святого апостола Павла
Поделиться
Еф., 221 зач., II, 14-22.
Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Библейская книга Бытия совершенно ясно и недвусмысленно свидетельствует, что у любого вида вражды, у любых конфликтов и противостояний, у войн и бытовых ссор один и тот же источник — вражда человека с Богом. Человек, ослушавшись Бога, поставил себя во враждебное отношение к своему Творцу. Сначала последствия были почти незаметны, но с течением времени они приобрели катастрофический масштаб, и Бог, будучи милостив и человеколюбив, дал нам возможность всё изменить. О том, как Бог это сделал, повествует звучащий сегодня во время литургии в православных храмах отрывок из 2-й главы Послания апостола Павла к Эфесянам. Давайте его послушаем.
Глава 2.
14 Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду,
15 упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир,
16 и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем.
17 И, придя, благовествовал мир вам, дальним и близким,
18 потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе.
19 Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу,
20 быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем,
21 на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе,
22 на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом.
Одна из задач, которые приходилось решать апостолу Павлу, состояла в том, чтобы суметь объяснить людям вполне очевидный для современного мира факт: человечество после Христова Воскресения перестало быть разделено на два лагеря — на иудеев с их знанием о Боге и на язычников. В том мире, в котором жил апостол Павел, многим казалось, что эти две большие группы людей разделяет стена, и её невозможно ни перейти, ни обойти, ни перелезть, ни проломить. И так, действительно, было до Христа. Христос же, по выражению апостола Павла, упразднил «вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека» (Еф. 2:15). Иными словами, уже нет ни иудея, ни грека, ни варвара, ни скифа, есть лишь человек как таковой, а потому и все выстроенные нами самими границы — это лишь некая условность, и она не должна быть препятствием на пути ко Христу.
Понять мысль апостола было — да и есть! — непросто. Стоит признать, что идея собственной исключительности — личной, национальной и религиозной — очень сильная идея, которая пленяет умы людей вне зависимости от времени и места их жизни, а потому и древние иудеи, и древние греки считали себя особенными и уникальными. Безусловно, что в какой-то мере они были правы — у иудеев было знание о Едином Истинном Боге, а у греков — высокая степень развития философии и культуры мысли. Конечно, не стоит думать, будто бы апостол Павел предписывал своим адресатам отказ от их идентичности. Во-первых, такой отказ невозможен, во-вторых, сам апостол Павел вовсе не собирался переставать быть евреем, а в-третьих, такой отказ и не нужен, ведь Христос пришёл вовсе не для того, чтобы мы перестали быть теми, кто мы есть, Он пришёл, чтобы мы сумели стать теми, кем задумал нас Бог, чтобы мы вернулись к состоянию блаженства Адама и Евы до грехопадения.
Христос разрушил стену между иудеями и язычниками, но самое важное состоит в том, что Он разрушил стену между человеком и Богом, ту самую стену, которую своим непослушанием воздвигли наши прародители. Теперь мы имеем возможность войти в прямое и непосредственное общение с Богом, имеем возможность жить так, чтобы не быть окружёнными стенами и враждой, для такой жизни есть лишь одно условие — вера во Христа, проявляющая себя в исполнении Его заповедей.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Кто такие православные зумеры»
Поделиться
Гость программы — Данила Шлапаков, магистрант кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, экскурсовод Дома А.Ф. Лосева.
Ведущий: Алексей Козырев
Все выпуски программы Философские ночи
