«Страхи, мешающие жить». Иером. Геннадий (Войтишко), Лариса Пыжьянова, Нина Юркова

В этом выпуске руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонах Геннадий (Войтишко), кандидат психологических наук, клинический психолог Лариса Пыжьянова и педагог Нина Юркова размышляли о различных страхах и о том, как они влияют на духовное состояние человека.

Ведущая: Наталия Лангаммер

---

Н. Лангаммер

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели светлого радио. В эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Как обычно, мы обсуждаем в вечернем эфире одну из утренних программ «Частное мнение», а точнее тему, которая была поднята в этой утренней программе. И сегодня автор такой программы — педагог Нина Юркова. Добрый вечер, Нина.

Н. Юркова

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— И у нас в гостях Лариса Пыжьянова, кандидат психологических наук, клинический психолог Елизаветинского детского хосписа. Добрый вечер, Лариса.

Л. Пыжьянова

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— И иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви. Добрый вечер, отец Геннадий.

Иеромонах Геннадий

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— Тема сегодня: «Страх». Мы даже не формулировали с Ниной вопрос, потому что тема так сразу цепляет внутри за живое. Давайте разберемся, что такое страх. Но сначала давайте послушаем программу, которую записала Нина, и она будет поводом для нашего разговора.

«Призыв «не бойся» повторяется в Библии более двухсот раз. Снова и снова Бог обращается с этими словами как к целому народу, так и к отдельным Своим избранникам. Этот призыв в разных жизненных обстоятельствах слышали Авраам, Моисей, Иисус Навин, пророк Исаия и ученики Христа. Но не только они. Самой Матери Божией Ангел, неся благую весть об избрании, сказал: «Не бойся». Я — трусиха. Я боюсь знакомиться с новыми интересными людьми, смущаюсь предлагать им свою дружбу — боюсь быть отвергнутой. Стесняюсь писать друзьям первой — боюсь показаться навязчивой. Не могу начать разговор о важном, о том, что волнует, потому что боюсь быть непонятой. Боюсь признаваться в любви, потому что боюсь услышать отказ. Но часто слышу, что я смелая. И это тоже правда — я иду наперекор страху. Наперекор страху шла в свободное плавание в профессии и потихоньку двигаюсь к тому делу, о котором мечтаю. Наперекор страху пишу людям, которые вызывают восхищение. Наперекор страху подхожу к незнакомой женщине в метро и говорю: «Вы такая красивая!» И вся внутри сжимаюсь: она не поймет мой порыв. А она улыбается. Пишу слова извинения тем, кого когда-то обидела, и мне так страшно, что они не поймут, а они отвечают: и ты прости. Предлагаю встретиться людям, с которыми давно не виделась, боясь, что они даже не вспомнят, кто я. Но они откликаются с такой готовностью и теплотой, что мне становится стыдно за свой страх. И много-много еще вещей, которые вопреки страху предстоит сделать. Я работаю с детьми. И вот недавно гуляли мы с одной из воспитанниц на площадке. Заметила, как ей хочется подойти поиграть с другими детьми и как трудно на это решиться. Я сама к ним пошла, говорю: «Подойдите, пожалуйста, к моей маленькой подруге. Она так хочет с вами познакомиться, но стесняется». С каким удовольствием они побежали к моей девочке и уже через пять минут играли. Детка уже не стеснялась, конечно. Робость — это страх. Нерешительность — это страх. Стыд очень часто оказывается страхом. Но мы не позволим им взять верх, потому что Господь с нами и говорит: «Не бойся».

Н. Лангаммер

— Нина привела свои какие-то предположения, да, но мне интересно, как будет трактовать понятие страх психология и как это определит отец Геннадий. Давайте начнем с Ларисы. Страх, что это?

Л. Пыжьянова

— Ну страх трактуется в психологии как базовая эмоция.

Н. Лангаммер

— Врожденная.

Л. Пыжьянова

— Да. И есть такое вообще представление, одно из, что мы наследуем три базовых эмоции: гнев, страх и радость. И что-то преобладает. Бывает, всего так в гармонии, понемножку, бывает, что-то доминирует и преобладает. Поэтому можно сказать, что вот эти психофизиологические какие-то особенности, они наследуются, наследуется в том числе, сколько же страхов в нас будет заложено.

Н. Лангаммер

— Наследуется от родителей или в принципе это заложено как инстинкт самосохранения?

Л. Пыжьянова

— От родителей, прародителей и так далее и так далее.

Н. Лангаммер

— То есть их страхи тоже?

Л. Пыжьянова

— Нет, это не передача страхов вот такая, а знаете, мы здесь с вами сидим и общаемся, потому что наши предки очень грамотно умели бояться. Они смогли выжить, вот еще из тех, самых древних времен, в опасностях вообще всего мира ровно потому, что понимали, как и где сберечь себя, сохранить себя, своих детей — ведь за этим стоит страх. Филологи, вот Нина филолог, там я как-то читала, что происхождение слова «страх» они от слова «страж» ведут.

Н. Юркова

— Да, есть такая версия.

Л. Пыжьянова

— Что это страж. И тут, знаете, что самое важное? Вот если у тебя есть страж, то это хорошо. Но если страж захватил над тобой власть, то есть если страж стал господином над своим господином, вот это уже проблема...

Н. Лангаммер

— То есть это инстинкт самосохранения, правильно? Или это разные вещи?

Л. Пыжьянова

— Нет, это глубже и больше.

Н. Лангаммер

— Я думала, инстинкт больше, как заложенная программа в нас.

Л. Пыжьянова

— Нет, я вот не сторонник теории инстинктов. Все-таки я, наверное, больше за душу, за осознанность, за выбор. Инстинкты инстинктами, да, вот когда случается какая-то ситуация, которой не было в нашей жизни, и мы не знаем, как на нее реагировать, и реагируют наши мышцы, действительно вот эта вот наша бессознательная часть мозга, вот эта вот древняя, глубинная, на инстинктах, на рефлексах. А дальше уже все равно вот эта вот первая реакция спасения, она да. Но страх — это больше, чем просто реакция спасения, это, правда, больше.

Н. Лангаммер

— Отец Геннадий, нам Господь сказал: «Не бойтесь». Господь, говорят, не давал духа страха, что все-таки это дух или я что-то не так понимаю?

Иеромонах Геннадий

— Ох, когда начинается покраска всего и вся в одну краску, тогда мы явно вылетим за периметр правды и какого-то здравого смысла. Я абсолютно согласен, и в этом нет никакого противоречия с религиозным православным взглядом на человека, в том, что страх, если и совсем так просто, не переходя на поле коллеги, это такой внутренний защитный механизм человека, который Богом дан, чтобы сохранить ему жизнь. Ну вот смотрите, огонь. Можно абсолютно не испытывать никакого опасения по отношению к огню, заходить безрассудно куда угодно и тем самым вредить своему здоровью. Или же страх высоты, он может, отсутствие как такового понимания опасности может приводить к летальным последствиям. То есть вот страх всегда идет это, знаете, как шерочка с машерочкой, рука об руку с понятием опасности. Опасность и страх. Опасность вызывает или ощущение опасности вызывает реакцию страха. Страх — это реакция на опасность, уже очевидно проявляемую в человеке. Есть, конечно же, там какие-то вещи, связанные с тревогами — это опять-таки не буду заходить на поле коллеги...

Н. Лангаммер

— А мы сейчас туда все-таки сходим.

Иеромонах Геннадий

— Но тревога — это предвкушение, это вот предположение, что сейчас наступит эта опасность. Но если мы говорим о страхе, то опасность, осознаваемая человеком здесь и сейчас, вот в конкретном моменте, вот она реакция. Там есть чисто психологические проявления страха. Вообще человек сложное существо, и Бог устроил человека сложно. Это духовно-душевно-телесное существо. Это очень важно нам зафиксировать. И в этом смысле реакции человеческие на внешний мир, они проявляются и духовно, и душевно, и телесно. У страха есть проявления абсолютно физиологические, и тут опять же не буду переходить на поле коллеги, они всем понятны — выброс адреналина, физиологические реакции внутри организма, в желудке и так далее. Эмоции могут каким-то образом проявляться более в разнообразном тоже варианте. И вот вопрос духовного состояния человека. Вот по поводу стража. Действительно, страж — это такая охранная грамота, да, человека, вот то, что его должно сберегать. Но вот после грехопадения Адама и Евы нет ничего прекрасного, что не разрушалось бы и не извращалось. Вообще ключевое последствие грехопадения — это дезориентация, это разрозненность внутренних стихий человека, которые тянут его в разнообразные стороны, не говоря уже про то, что телесность может доминировать по отношению к духу и душе, душа, эмоциональное состояние человека, тоже может диктовать ему там условия существования человека. А по идее это должно было бы быть так: дух, являясь образом Божиим в человеке, должен занимать господствующее положение по отношению к душе и телу, и сам являясь образом Божиим, направлять все естество человека к Первообразу. И вот здесь возникает куча всяких проблем. По отношению к этому Первообразу, то есть к Богу, возникает та же реакция опасности. Для человека Бог во многом или Бог для многих людей становится угрозой. Он чувствует — я беру сейчас в кавычках, но просто, скажем так, если можно так выразиться, цитирую людей, которые боятся Бога в том смысле, который сейчас вот как раз я говорю...

Н. Лангаммер

— В негативном смысле.

Иеромонах Геннадий

— В животном смысле.

Н. Лангаммер

— В животном смысле.

Иеромонах Геннадий

— Бог как угроза человеку.

Н. Лангаммер

— Угроза его желаниям?

Иеромонах Геннадий

— Нет, вообще как таковая.

Н. Лангаммер

— Его планам?

Иеромонах Геннадий

— Вот смотрите, хороший пример тут будет иллюстрация, когда Господь Иисус пришел в страну Гадаринскую и встретил бесноватого. Что бесноватый говорит: «Иисус, Святой Божий, почему Ты пришел, Ты пришел нас мучить». Уже у этого бесноватого, а вернее это бесы говорят сейчас, есть ощущение угрозы — угрозы экзистенциальной, угрозы своему существованию. И это человек, в данном случае это тело говорит, это дух вот падший говорит в этом теле — реакция экзистенциальной угрозы. А теперь зададимся еще одним вопросом. А не у бесноватых людей нет ли ощущения угрозы, вот такой вот животной угрозы по отношению Богу? Ощущение это есть, навалом. И вот Бог как раз таки, возвращаемся к Писанию, говорит: «Я — Тот, Кто тебя возлюбил от начала». А любовь, ее антоним не ненависть, а страх.

Н. Лангаммер

— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Мы сегодня обсуждаем тему «Страх». Мы ее не формулировали как вопрос, мы хотим рассмотреть с разных сторон. Предложила тему педагог Нина Юркова. И у нас в студии психолог, клинический психолог Лариса Пыжьянова и отец Геннадий (Войтишко). Отец Геннадий, очень много вы всего затронули. Что же в нас боится Бога? Можно я расскажу историю, меня просто вот она настолько потрясла сегодня ночью, и я ее не могу осознать и проанализировать, что я испытала. Я открыла окно в спальне и ушла работать. А у меня дома живут четыре кота, и трое из них котята, им 11 месяцев. И я потом захожу в комнату, когда их выпустила, что я повернулась к окну, я не знаю, но я вижу, что кошка лежит на подоконнике, и она уже наполовину на карнизе, вот этом откосике жестяном...

Иеромонах Геннадий

— Ой...

Н. Лангаммер

— А он 15 сантиметров и наклонный. А кот стоит уже за окном посередине на этом откосе. И вот эти доли секунды, что я даже руку вынуть, пока я буду кошку дергать, он испугается и он сорвется.

Иеромонах Геннадий

— Да.

Н. Лангаммер

— И вот эта эмоция внутри — не было страха, но было такое: «Господи, помоги!» На автомате. Даже не могу сказать, что это была молитва. Это так на автомате произошло. И я подхожу к окну, хватаю кошку, выбрасываю на пол, в этот момент котенок, значит, я его за хвост хватаю, он выдергивает хвост и начинает разворачиваться, и срывается. И в последний момент он хватается лапами за жестяной вот этот, совершенно гладкий откос, и у меня хватает секунды, чтобы его за шкирку взять и вкинуть в квартиру. И вот я, собственно, с тех пор сижу и мое состояние не меняется. Лариса, это не страх, это такой, извините за жаргонизм, отходняк. Но я, знаете что, по поводу страха Божиего. Я когда попросила Бога, я не могу сказать, что я была уверена, что Он сделает, как я хочу. И вот мой страх Божий, да, я анализировала, это не то что недоверие, что Бог плохо мне сделает, Он сделает не так, как я хочу. То есть я могу попросить, но Он сделает по-другому. И если это будет скорбь, боль — физическая, душевная, — я этого не хочу. Поэтому это вот действительно у меня вот тот страх, который отзывается. Я не очень готова была к тому, что котенок полетит с 9-го этажа на асфальт. Ну я помолилась. И дальше произошло нечто, когда действовал Господь, а я не могу это охватить умом. Потому что физически это невозможно все было, то есть он должен был упасть. Вот про этот страх вы говорите, отец Геннадий?

Иеромонах Геннадий

— Котенок, который царапается за совершенно гладкий подоконник — да, это животный страх. Но вот здесь я хотел бы вернуться к тому, что сказал о том, что нет ничего прекрасного, что человек бы не извратил. Знаете, отношения с Богом, их базис, это отношения основаны на благоговении. Благоговение. Но благоговение перед кем бы то ни было можно извратить во что угодно. В том числе и в животный страх. Тут еще тоже моментик. Вот понимаете, грехопадение-то начинается с этого посула, с этого обмана: будете такие, как боги. Будете как боги, знающие, что такое добро и зло. В каком-то смысле, можно сказать, это такое: ну вот Бог будет вам панибрат.

Н. Лангаммер

— Ровня.

Иеромонах Геннадий

— Ровня. По плечу похлопаете. Знаете, в некоторых деноминациях есть такое отношение: а, мой друг Иисус, и по плечу похлопать можно. Абсурд и бред. Так вот я думаю, что Господь, предотвращая это очень опасное состояние для человека, потому что оно его вырывает из отношения любви и благоговения к Богу, ставит определенную преграду, в которой вот недопустимость такого вот похлопывания по плечу ощущается на уровне в том числе и страха. Когда один из пророков восходит на гору для того, чтобы пообщаться с Богом, Господь его предупреждает. Ведь базовое, что в тебе есть, это ощущение, что Бог с тобой будет говорить этим языком жесткого страха — гром и молния, землетрясение. Нет, это не Я. Но глас хлада тонка, когда ты почувствуешь, услышишь — вот это Я. Но для базовой, какой-то вот ну житейской такой сохранности человека вот это понимание величия Бога и недоступность, и просто неприемлемости похлопывания своей «ровни» — беру в кавычках, — вот Бог дает нам это ощущение. Теперь следующее. Вот, с одной стороны, это благоговение, оно же ведь не только по отношению к Богу распространяется, оно и по отношению к любому другому человеку. Будь это, кстати, даже муж и жена, самые близкие родственники — мама и папа, дети между собой. Мы верим в Бога, и Бог верит в человека. Муж верит в свою жену, жена верит в своего мужа и в своих детей, и дети в своих родителей. И вот это состояние правильного устройства этих отношений, оно таким должно было бы быть, оно основано на благоговении.

Н. Лангаммер

— Но благоговение это и есть страх Божий?

Иеромонах Геннадий

— Вот, и я к этому как раз и веду. Вот это есть правильное понимание страха Божиего. С одной стороны — да, это переживание и трепета, и осознание величия Его. Недоведом, невидим, непостижим, и Тот, Который присно, вечно существующей — это вообще удивляет, твой ум разрывается от невозможности этого всего вместить, это восхищение. Но при этом Его инаковость не является недоступной пропастью. Хотя и недоступный Он при этом, но вот осознание того, что Он ближе к тебе, чем что бы то ни было и кто бы то ни было. И невозможность этих отношения ровни с Ним. Вот такой баланс удивительный.

Н. Лангаммер

— Правильно я понимаю, мы сейчас разобрали такую верхнюю точку, да, страх Божий как благоговение. И мы как бы упомянули вот этот животный страх. Что же нам Господь сказал: «Не бойтесь»? О чем Господь нам сказал: «Не бойтесь»? Лариса.

Иеромонах Геннадий

— А вам ли сказал Господь?

Н. Лангаммер

— А кому, отец Геннадий?

Иеромонах Геннадий

— Он конкретным людям говорит. Он в конкретных ситуациях и конкретным людям. И я думаю, что в конкретных наших житейских ситуациях Господь говорит: прекрати бояться. Вы ведущая, а я бы предложил, знаете, какой поворот — вот урву у вас хлеб, то что называется. А давайте поговорим: а чего человек боится? Вот не бойся — чего?

Н. Лангаммер

— А вот мы с этого начали. Потому что Нина перечислили свои страхи, я перечислила честно свои страхи, когда я боюсь того, что Господь не сделает по-моему, и я не выдержу эту боль. Я боюсь боли, и душевной, и телесной.

Иеромонах Геннадий

— Вы как этот самый пастор Шлак, да который говорил: Штирлиц, если я попаду в гестапо, я не вытерплю боли.

Н. Лангаммер

— Это мои страхи, да. Нина говорила про застенчивость, про неловкость как понимание страха. Что еще? Чего вы боитесь, Лариса...

Иеромонах Геннадий

— Нина как раз таки описала базовый страх. Между прочим.

Л. Пыжьянова

— Нина помалкивает.

Н. Юркова

— Боязливо.

Иеромонах Геннадий

— Опять же не буду заходить на территорию...

Н. Лангаммер

— Вы уже на две территории, отец Геннадий, претендуете.

Иеромонах Геннадий

— Я на всех территориях. Церковь присутствует везде.

Л. Пыжьянова

— Правда. Я вас слушала, и мне хотелось отозваться и сюда, и сюда.

Иеромонах Геннадий

— Давайте.

Л. Пыжьянова

— Потому что это все так... Буквально на прошлой неделе один уважаемый мной человек прислал мне, прямо сейчас искала, я не знаю, кому принадлежат эти слова. «Любовь — это очень острое слово. Есть любовь отца, есть любовь дедушки. Любовь отца как бы карающая, наказующая, научающая, требующая. Любовь дедушки — безусловная, прощающая и ласковая. И все-таки у нас Бог —это Отец, а не дедушка. И Он учит, наказывает, ведет, милует. Сам накажет и Сам пощадит, так как у Него все очень серьезно». Вот это вот как раз про то, о чем вы говорили, что нельзя с Богом панибратствовать, не надо Его похлопывать по плечу, потому что Он наш Создатель. И да, Он, конечно, терпит наши дерзости, знаете, как я терплю дерзость своей кошки.

Н. Лангаммер

— Кошки сегодня в топе.

Л. Пыжьянова

— Да. Ну вот эта вот история для меня тоже отношения к Богу. Я, к сожалению, выросла вот вне Бога в семье, родители педагоги и, в общем-то, бабушек, дедушек я не застала, к сожалению. О Боге никто не говорил, я шла к Нему сама и я пережила вот этот вот страх, Наталья, о котором вы говорили. Очень долго прося о чем-то — а я же, сначала заходишь в отношения с Богом с просьбы.

Н. Лангаммер

— Ну да.

Л. Пыжьянова

— И долго продолжаешь это.

Иеромонах Геннадий

— Смотря кто.

Л. Пыжьянова

— Да, подай, Господи, подай. Потом учишься благодарить. И вот у меня очень долго, до сих пор учусь, но мне уже это легче, было добавлять в конце: но да будет воля Твоя. Потому что вот этот страх: я-то знаю, как я хочу, я-то уже знаю, как мне надо, чтобы у меня все было. А вдруг будет не так, как я хочу. И это конечно, вот был, этот страх был. И я не могу сказать, что он ушел. Но стало легче говорить: но да будет воля Твоя. Стало больше доверия.

Н. Лангаммер

— Как интересно, мы начали разговаривать сразу про страх перед Богом. Мы как бы планировали немножко о другом поговорить. А чего мы еще боимся?

Л. Пыжьянова

— Слушайте, ну у меня нет страха перед Богом, у меня есть к Нему вот та самая любовь, у меня с Богом детско-родительские отношения. И вот этот вот страх — это как раз про то, что когда ты кого-то очень любишь, то ты очень страшишься сделать что-то такое, что его расстроит, огорчит, навредит и так далее. Ну Богу не могут навредить, конечно, мои поступки, но они могут, конечно, Его огорчить, это безусловно. Вот этот страх.

Иеромонах Геннадий

— А почему они могут его огорчить? Ведь Он абсолютное существо, бесстрастное.

Л. Пыжьянова

— Не верю я в бесстрастность Бога. А как же любовь?

Иеромонах Геннадий

— Вот.

Н. Лангаммер

— Она не страстная.

Иеромонах Геннадий

— А страсть ли любовь? Сейчас мы начнем новый эфир.

Н. Лангаммер

— Давайте мы еще поговорим об этом отдельно. Давайте все-таки про страх.

Иеромонах Геннадий

— Давайте.

Н. Лангаммер

— Мне вот интересно, а с какими страхами к вам приходят люди?

Л. Пыжьянова

— Да со всякими.

Н. Лангаммер

— Вот например.

Л. Пыжьянова

— Вот самый базовый страх — это страх смерти. И он уже ветвится: вот страх физической смерти, страх социальной смерти. Вот то, о чем Нина говорила, вот этот вот страх, когда тебя не видят. Когда ты стоишь один в сторонке, там мир, вот он крутится, вот другие дети играют, а ты такой один в уголочке. И ты невидим. И как будто меня нет. Вот страх у людей, которые очень долго, много, интересно работали, а им говорят: будьте любезны, уважаемый, все, пройдите на пенсию.

Н. Лангаммер

— По пирамиде Маслоу. Страх лишения своих потребностей.

Л. Пыжьянова

— Не совсем. Вот это, знаете, страх опять, ну вот эта социальная смерть: меня нет. Мои знания, умения, навыки — я еще очень могу многое дать миру, а это не надо. Вот эти страхи, они опять же ветвятся. У меня нет страха смерти, у меня есть страх немощи. Вот этой, знаете, когда ты беспомощный, когда близкие вынуждены за тобой ухаживать. Я встретила, причем, знаете, это было на Соловецких островах, мы туда с мужем ездили, и как-то познакомились там с женщиной, тоже она была такая паломница. И я даже не понимаю, как это получилось, мы с ней разговорились, и она мне сказала, просто, знаете, с точки ноль. Она была 50+, такая очень активная женщина. И она говорит: вы знаете, когда я заболею, когда я почувствую, что я вот какая-то становлюсь немощная, я покончу с собой.

Иеромонах Геннадий

— Ой.

Л. Пыжьянова

— Я говорю: а почему? А она говорит: я очень люблю свою дочь, у меня единственная дочь, и я не хочу обрекать ее на уход за мной. Я семь лет ухаживала за своей лежачей матерью, я не хочу такого своей дочерью.

Иеромонах Геннадий

— Вы знаете, когда вот вы заговорили об отцовских отношениях. Бог, вот Он как отец, а вот у нас есть еще дедушка. Я замечаю это, кстати, в пастырской практике, одну очень страшную проблему — проблему переноса опыта отношений с родителями на Бога. Травмированные люди — сейчас модно вообще о травмах говорить, но тем не менее приходится, — травмированные в силу разных причин этими отношениями, искаженными детско-родительскими отношениями, так скажем, с родителями, осуществляют этот перенос на отношения с Богом. Бог как отец многим непонятен. И для кого-то в этом смысле образ Бога будет такого жесткого, требующего отца, не по делу, просто так, потому что он так захотел, такой волюнтарист, который лишь бы что-то с тебя спросить, и ты всегда будешь виноват. И этот страх тоже существует очень у многих людей, потому что они имеют этот опыт житейских отношений и соответственный нарратив про Бога, который есть отец и вот он ведет себя как отец, происходит этот перенос на него. Вот по поводу этого, что человека страшит.

Н. Лангаммер

— Да.

Иеромонах Геннадий

— Вот знаете, это действительно очень широкая поляна такая. И конечно, вот то, о чем вы как раз сказали, о том, что ощущение угрозы жизни — ну это база, из нее мы исходим. Но человек — это же не только биологическое существо, о чем мы как раз говорили. Потому что, например, ощущение, вот, например, чувство одиночества.

Н. Лангаммер

— Да, вот я хотела спросить про страх одиночества.

Л. Пыжьянова

— А это и есть социальная смерть.

Иеромонах Геннадий

— Да. Раз. Чувство одиночества, чувство отверженности — это социальная смерть, да. Подавленность, угроза самовыражения. Вот говорят: я поэт, я творю, и если вы мне отрубите руки, я не буду играть там, не знаю, на инструментах, то все, я умру.

Н. Лангаммер

— Чуковский говорил: отнимите у меня карандаш — я умру.

Иеромонах Геннадий

— Ну вот. Угроза самоуважения.

Н. Лангаммер

— Не гордыня это?

Иеромонах Геннадий

— Ну об этом надо поговорить сейчас. Вот просто пока давайте таким пунктиром наметим. Чувство неминуемого провала.

Н. Лангаммер

— Да.

Иеромонах Геннадий

— Ощущение собственной неадекватности. Кстати, один из таких провалов педагогической работы на наших приходах с подростками — непонимание этой базовой потребности у подростка: понимания своей адекватности, свой социальной адекватности, вообще какой-то приемлемости и значимости как таковой. Ну это так, в сторону ушли. Вот эти вот основные какие-то вещи, они вызывают это переживание страха. И если это еще и длящаяся, очень длящаяся эмоция, конечно, она имеет действительно травматический эффект. И тут последствия эмоциональные — состояние неуверенности, и неуверенности в отношениях с Богом: я не понимаю, что Он от меня хочет, почему я постоянно вот под угрозой хожу, да. Кстати, интересно, в одной из молитв у нас звучит так: не под угрозой мы это делаем, то-то и то-то. А там звучит так: обещания ради будущих благ.

Н. Лангаммер

— Да.

Иеромонах Геннадий

— А не обещания, что нас там вот сожгут на костре. Хотя вот образы геенны огненной в Евангелии никто не отменял.

Н. Лангаммер

— Ну говорят же, что заповеди блаженства, они не запретительные, не угрожающие, а будет вам хорошо, если будете вести себя так-то и так-то.

Иеромонах Геннадий

— Ну вот все вот, понимаете, все не так линейно и не так черно-бело, как нам кажется. Но вот эти все осознаваемые, вот тут очень важно — реальные и мнимые угрозы человеку, они могут побуждать к тем или иным поступкам, к тем или иным реакциям. Угроза жизни человека может побуждать его, наоборот, бросаться в горящую избу и вытаскивать оттуда младенца, лежащего...

Н. Лангаммер

— На печи.

Иеромонах Геннадий

— В колыбельке. У меня есть реально такой пример. Наши друзья оставили детей дома, и дом загорелся. И действительно вбегали в это дом, ребенка выхватывали, прямо уже окруженного огнем. Страшно? Страшно.

Н. Лангаммер

— Но страшно за него.

Иеромонах Геннадий

— За всех.

Н. Лангаммер

— За всех. Мы сейчас прервемся на небольшую паузу. Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня обсуждаем тему страха, которую предложила педагог Нина Юркова. И у нас в гостях клинический психолог, кандидат психологических наук, клинический психолог Елизаветинского детского хосписа, Лариса Пыжьянова. И отец Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви. Не переключайтесь.

Н. Лангаммер

— И мы возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем тему «Страхи», которую предложила педагог Нина Юркова. И у нас в гостях кандидат психологических наук, клинический психолог Елизаветинского детского хосписа, Лариса Пыжьянова. И отец Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви. Нина, мы все страхи упомянули? Мы куда-то туда идем, куда ты хотела сходить и пообсуждать или нет?

Н. Юркова

— Мне бы хотелось, знаете, о чем еще поговорить: страхи реальные и мнимые. В самом начале эфира отец Геннадий сказал об опасности. Но ведь опасность, кроме каких-то совершенно очевидных опасностей, как угроза жизни, например, бывает еще и мнимой. Вот как удивительно мы, находясь в определенном душевном и духовном состоянии, можем как опасность воспринимать то, что опасности на самом деле не несет. Я за собой замечала, что, когда я нахожусь в плачевном, скажем так, духовном состоянии, окружающие люди для меня часто представляют, может быть, не опасность, но угрозу. Я человек такой, достаточно эмоциональный, и я знаю, что есть тоже три базовые реакции на условный раздражитель: бей, беги замри. И моя реакция очень часто это всегда «бей», защищайся. И когда я нахожусь в каком-то не том настроении, или давно, например, не причащалась, вот я замечала за собой такое, что на какие-то предложения, просто вскользь брошенные фразы, какие-то рядовые замечания я реагирую так, как будто бы человек или несколько людей представляют для меня опасность. А на самом деле они этой опасности не несут. Вот я хотела бы разграничить еще мнимость страха. Иногда этот страх — это не то, что реально существует, а то, что сидит в голове у нас. И иногда, когда анализируешь, ты понимаешь, что ты боялся совершенно не того, чего стоило бы бояться, не того, чего бояться на самом деле нужно. И в контексте как раз отношений человека с Богом и Бога с человеком я бы хотела сказать еще о том, что легко бояться того, кого не знаешь.

Иеромонах Геннадий

— Конечно.

Н. Юркова

— Неизвестность — это всегда пугающая история. И поэтому вот, мне кажется у людей, которые или делают первые шаги в Церкви, или, возможно, как сказал отец Геннадий, выросли в семьях, где образ отца переносится автоматически на отношения с Богом...

Н. Лангаммер

— А отношения с отцом не очень были.

Н. Юркова

— Да, отношения с отцом были вот, скажем, мягко говоря, не очень, есть действительно страх некоего смотрящего на тебя свыше, такого не Большого брата, но кого-то, кого ты не знаешь, и от него исходит угроза. И пока не начинаешь с этим кем-то знакомиться и выстраивать свои личные отношения, часто бывает страшно. И в детстве особенно, когда очень впечатлительный, этот страх такой сильный. Я помню, когда у меня в соборе, в моем родном городе, в который нас часто водили с сестрами причащать, висела огромная икона Страшного суда. Как она меня пугала, вы бы знали. Там классика жанра — вот рогатые черти, огненная геенна, люди, которые протягивают руки. Я не так давно была снова в этом соборе, и я увидела, что ее сняли. Мне стало так легко. Я увидела, что даже было очерчено вот это вот место, на котором она висела, еще краской так. И я посмотрела, и я подумала, как удивительно трансформировались мои отношения с Богом, что для меня ад это больше не то место с каких-то классических фресок, это нечто совершенно иное. И это нечто, что иногда бывает в моей голове, иногда ведь мы сами, находясь здесь, в этом мире, устраиваем ад себе и другим, и это внутри нас.

Н. Лангаммер

— Эти сценарии вообще внутри нас, мне кажется, все что нас пугает, внутри нас.

Иеромонах Геннадий

— Естественно. Вот, кстати, по поводу ада, тоже такая ремарка на полях. Ад — это не место где-то в пространстве, где там кого-то черти жарят на сковородках с тефлоном. Это состояние человека. Вот обратите внимание, когда Господь говорит про эту геенну и там будет скрежет зубов, червь неусыпающий и что еще? И огонь неугасающий. А ведь это состояние человека реальное. Кстати, и скрежет зубов — это не про то, что он будет переживать дикое состояние боли. Обычно в Библии, когда говорится о скрежете зубов — это про злость в ответ на праведность, на то, что ты отвержен. И так те, кто не принимают народ Божий, описывались: они будут скрежетать зубами на праведника.

Н. Лангаммер

— Духовная смерть, получается.

Иеромонах Геннадий

— Да, и вот это духовная смерть. Это по факту духовная смерть. Здесь еще тоже важную вещь, мне кажется, стоит зацепить. Да, психологи знают вот эти три базовые реакции человека: бей, беги, замри. А есть христианская реакция: молись. И это не просто про проговаривание каких-то слов из молитвослова, молитвословия как такового. Это просто вся обращенность человека к Богу. Потому что опять же постоянно стараюсь об этом говорить: молитва есть не текст, молитва есть вознесение ума и сердца к Богу во внимании и в благоговении.

Н. Лангаммер

— Вот это: «Господи, помоги и спаси котенка!» — это, наверное, была правильная реакция.

Иеромонах Геннадий

— Оно. Вознесение вот всего ума и всего естества человека. Ну а теперь следующий момент. По поводу являются они угрозой, люди, или не являются. Одно из опять же следствий грехопадения это не только раздробленность состояния человека или стихии человека души и тела, его эмоции, влево, вправо, понимай, вот это здоровое, а вот это вредное, я тянусь к вредному, а надо к здоровому — вот эта вся раздробленность, но она такая же раздробленность между людьми. Люди не понимают, люди говорят разных языках, хотя они могут линвистически придерживаться одной традиции. Скажем, говорят по-русски. «Да мы с тобой на разном языке говорим! Что ты мне рассказываешь?» Вот и эта раздробленность, она опять же просто вследствие грехопадения. Дух Божий приходит и становится миротворцем между людьми. Но опять же как Духу Божиему действовать между людьми, если люди Его не призывают действовать. Сын Божий есть миротворец, и блаженны миротворцы, они становятся сынами Божиими. Но прежде всего этот мир должен в сердце восторжествовать. А как он произойдет, если мы не обращаемся к Богу. Следующий момент. По поводу угрозы. Еще здесь важно проговорить. Если вас постоянно, если вот, допустим, у вас на коже открытая, зияющая рана. Я не являюсь по отношению вам угрозой. Но если я неаккуратно прикоснусь к этой ране, это причинит вам боль. И вы, может быть, непроизвольно вскрикните, даже, будучи интеллигентным человеком, вы, конечно, можете сдерживаться, но вот эта непроизвольная реакция — сжаться, ах! — она будет абсолютно естественной. И в этом смысле, конечно, уврачевание ран духовных, душевных и в том числе телесных, хотя по отношению к телесности тут еще отдельный разговор, но тем не менее, это важная задача вообще человека, входящего в Церковь. А бывает так, что несоразмерность религиозного опыта или подхода к религиозной жизни эти раны усугубляет. Забегу на любимое поле мое психологическое — невроз не уврачеванный, и во всяком случае не разруленный и неосознанный, помножаемый на религиозность, приводит к такому аду, и не только внутри.

Н. Лангаммер

— Психиатрии.

Л. Пыжьянова

— К психозу приводит.

Иеромонах Геннадий

— Но это ужасы какие-то. А просто человек зафиксировался в своей этой комфортной тепленькой обстановочке церковной жизни, не работая над собой. А и иногда еще встречая неадекватную, так сказать, поддержку, неправильную.

Н. Лангаммер

— От братьев и сестер порой еще бывают наставления.

Иеромонах Геннадий

— И от самого. Буратино, конечно, тоже сам себе враг. От всего, тут куча всяких вещей. Поэтому вот эта трезвость, адекватность человеку, который приходит в Церковь, она имеет значение. Но еще и последнее, простите, заболтался. Про детей и про этот вот ужас Страшного суда. Многие недооценивают возрастные этапы развития ребенка. Ну что ты боишься, там эта картина Страшного суда, что там такого ужасного? Ну мы же понимаем, что если будешь себя плохо вести, но ты веди-то себя хорошо. Дело в том, что у детей страхи вообще появляются где-то вот с полугода его развития. Ну первые такие, первые элементы страха, проявления страха. А потом уже вот какие-то осознанные характеристики в три-четыре года, страх темноты у ребенка появляется, это какая-то базовая реакция. И если ты будешь на эту кнопочку нажимать постоянно, ему там: «Я тебя сейчас там в темный чулан поставлю, будешь себя плохо вести, я тебя загоню в темный чулан». Ну что это такое будет, ужас. Страх одиночества. Когда мать — мать, базовый человек, который про заботу, нежность, безопасность, вот ту самую мы же говорим про угрозу опасности, да, мать прекращает общаться, наказывая отсутствием общения.

Н. Лангаммер

— «Я с тобой не разговариваю», да.

Иеромонах Геннадий

— Это самый, может быть, великий грех, ну если не сравнивать с абортом, который мать может по отношению к своему ребенку совершить. А в этом смысле какой-то это социальный аборт здесь имеет место быть. Мать отвергает своего ребенка, прекращает с ним общаться.

Н. Лангаммер

— Ну это же педагогический прием, это же...

Иеромонах Геннадий

— Это не педагогический прием.

Л. Пыжьянова

— Это преступление.

Иеромонах Геннадий

— Это реально преступление. Замкнутое пространство у ребенка. Это три-четыре года. Пять-шесть — вот тут начинается всякое интересное. Возвращаясь к этому образу Страшного суда.

Н. Юркова

— Фантазии.

Иеромонах Геннадий

— Вы не представляете, у ребенка, конечно, бушует фантазия. Он там рассказывает рассказы всякие и, если ему, конечно, можно наказывать и говорить: «Что ты врешь? Никаких инопланетян нет!» А у него просто фантазия, так мозг работает.

Н. Лангаммер

— А у нас вампиры были.

Иеромонах Геннадий

— Но появляются вот эти фобии, страхи какие-то перед катастрофами. Причем глобальными катастрофами, вселенскими катастрофами. Гибель мира, нападением инопланетян, войнами, ядерными взрывами — у ребенка бушует вот так фантазия.

Н. Лангаммер

— А он не способен справиться еще с этим.

Иеромонах Геннадий

— Да, и в этом смысле, когда адекватный взрослый рядом и не жмет эту кнопочку, не перегибает эту палочку, да, тогда все нормально. А теперь смотрите, как эта палочка перегибается. Заговорили о Боге. Ведь что мы можем говорить о Боге? Мы можем только свидетельствовать о Его образе. Мы можем передавать образ Бога. Опять же этот образ Бога имеет некий отпечаток опыта личной жизни человека. Даже я молчу про то, что это не святоотеческий образ Бога.

Н. Лангаммер

— Конечно.

Иеромонах Геннадий

— Потому что люди там могут и не читать святоотеческую литературу и даже Евангелие не открывать. Но зато у них есть образ Бога как жесткого полицая, который тебя накажет за любую твою, за твой промах и ошибку — вот эти опять же переносы. Либо другая реальность: ну Бог же, он же такой, знаете, вот воздушный, где-то что-то на облаках, и там только зефирки с неба подает. Вот котика спасти, там мышку, чтобы они там подружились. И у ребенка появляется два противоположных или единственный образ Бога, но искаженный. И дальше — катастрофа.

Н. Лангаммер

— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. И мы обсуждаем тему страха, которую предложила педагог Нина Юркова. И у нас в студии клинический психолог Лариса Пыжьянова и отец Геннадий (Войтишко). Очень интересный разговор у нас получается, но знаете, чего мне не хватает? Я не могу понять, где нормальный естественный страх, а где неправильный страх, с которым мы можем справиться, да, должны справиться или с помощью психолога и с Божией помощью. Потому что в течение всей программы, отец Геннадий, вы так все это раскладываете...

Иеромонах Геннадий

— А что делать, да?

Н. Лангаммер

— Нет, вы это раскладываете как естественное: ну вот оно так, да. Но так а что делать-то теперь, где правильный страх, здоровый, а где нет? Лариса.

Л. Пыжьянова

— Ну это очень легко. То есть правильный страх — это тот, которым мы управляем. Это вот который страж. А неправильный — тот, который нами управляет. Если я боюсь летать, но лечу, потому что мне надо в командировку, мне надо там отвезти детей куда-то на отдых, мне надо в конце концов ну вот куда-то мне надо. И я там, не знаю, с молитвой, с водкой, кто с чем, я лечу — это нормальный страх.

Иеромонах Геннадий

— Лучше с молитвой.

Н. Лангаммер

— С шоколадкой.

Иеромонах Геннадий

— Никому не рекомендую на борт идти в опьяненном состоянии.

Л. Пыжьянова

— Абсолютно, я тоже как сотрудник МЧС, я тоже за молитву.

Иеромонах Геннадий

— Такие люди чудеса творят в этом состоянии.

Л. Пыжьянова

— Да, а вот если ты боишься, и ты не то что сам не полетишь, потому что тебя там с работы уволят, не полечу. Ты не пустишь туда ни своего мужа, ни своих детей, никого. Потому что я боюсь, мне страшно, что самолет упадет, я этого не переживу. То есть страх начинает нами управлять, вот это уже неправильный страх.

Н. Лангаммер

— А есть же тревожное расстройство. Или это уже органика?

Л. Пыжьянова

— Это уже разные. Страх и тревога — это разные вещи.

Н. Лангаммер

— Вот я не полечу — это отчасти и проявление тревожности уже, нет?

Л. Пыжьянова

— Нет. Это фобия уже. Страх — это базовая эмоция. Тревога — это тягостное такое вот переживание, ощущение. То есть страх, он всегда предметен, мы точно знаем, чего мы боимся. А тревога беспредметна, в этом их отличие.

Н. Лангаммер

— Отец Геннадий правильно сказал, что тревога — это предшествующее состояние страху. Я боюсь, что наступит страх.

Иеромонах Геннадий

— Смотрите, страх, вот сейчас здесь и сейчас страх — это уже от осознания наступившего явления, вот оно здесь, вот тебе реальная есть угроза. Вот она здесь и сейчас.

Л. Пыжьянова

— Мы боимся, да.

Иеромонах Геннадий

— А вот тревога — это предположение, что оно наступит.

Л. Пыжьянова

— Что будет что-то плохое, но я не знаю, что.

Иеромонах Геннадий

— В этом смысле, кстати, по поводу самолетов. Да, аэрофобия — это ощущение того, что что-то, может быть, оно точно наступит и это причинит мне страх.

Л. Пыжьянова

— Ну а что, смерть наступит.

Иеромонах Геннадий

— Но как бы если ты умрешь, то как бы болеть ничего не будет.

Л. Пыжьянова

— Вот. Это я очень люблю летать.

Иеромонах Геннадий

— Самый безопасный вид транспорта.

Л. Пыжьянова

— Абсолютно, да. И я тоже говорю, слушайте, ну это же быстро как-то так достаточно. Ладно, не буду пропагандировать смерть от авиакатастроф. Но в целом я тоже считаю, что...

Иеромонах Геннадий

— Но вы знаете, мы управляем страхом или страх нами управляет. Иногда вот, знаете, инстинктивные телодвижения, вот как там котенка схватить, сложно сказать, что мы управляем. Это как-то вшитая в нас программа Господом Богом.

Н. Лангаммер

— А страха не было.

Иеромонах Геннадий

— И вот Он тебе дал этот инстинкт отпрыгнуть или там ухватить кого-то. Вот ребенок пересекает, ну зазевался, обычно часто сейчас бывает, смотрит в этот гаджет и идет на пешеходный переход, и продолжает смотреть в гаджет. А загорелся красный свет, и он идет под машину. Реакция взрослого — хватануть его за шиворот резко, одернуть его. И какой-то это такой, знаете, инстинктивный резкий жест, который спасает жизнь.

Н. Лангаммер

— Это не ощущение страха, и это просто действуешь жестко.

Л. Пыжьянова

— Это реакция на тот самый стресс, это физиологическая реакция. Вот это «бей, беги, замри» — это как раз реакция тела, это вот теория стресса Селье, Лазаруса — это вот про тело. Молитва — это уже про душу, конечно. Вы, наверное, отец Геннадий, помните, вот Нина вряд ли, в силу своей молодости она помнить этого не может, наверное, не знает про Уфимскую катастрофу, когда случился, шли два поезда, долина, утечка там газа из газопровода.

Иеромонах Геннадий

— Магистрального газопровода, это просто гигантские трубы, и в эту долину весь этот газ, метан, он просто опускался.

Л. Пыжьянова

— И там как раз два поезда расходились, причем они не должны были там встретиться, один из них запаздывал. Ну вот ситуация. Взрыв, пожар. А это было вот время раннее утро, по-моему, люди спали. И произошло так, что часть взрослых людей обнаружили себя далеко от поезда. Они убежали на вот этих телесных рефлексах. И только тогда поняли, что в поезде остались их дети.

Иеромонах Геннадий

— Да, вот это неосознанная реакция на угрозу и на опасность.

Л. Пыжьянова

— Да, вот это вот спасение, телесное спасение.

Иеромонах Геннадий

— Ну проявление, наверное, «беги».

Л. Пыжьянова

— Да, это оно.

Иеромонах Геннадий

— По поводу опять же модного слова «осознанности» и управления своим страхом. Тут ведь, видите ли, в чем дело. Не у каждого хватает сил для преодоления этого страха.

Л. Пыжьянова

— Конечно.

Иеромонах Геннадий

— А для меня вот важная тема по поводу страха — страх покаяния. Людям страшно прийти в церковь — вот я с некоторыми ребятами как раз вот сейчас, когда мы этот эфир у нас происходит, обсуждаем, как им подготовиться к первой исповеди. Такая куча страхов.

Н. Лангаммер

— Страх или стыд?

Иеромонах Геннадий

— Все вместе. Страх быть отвергнутым, страх презрения, страх порицания, страх одиночества, страх выбора пути, страх непонимания, что после этого всего делать и как, ведь я жил вот так, а как дальше жить. Невидение этой перспективы никакой и определенный шаг в темноту и непонимание, что будет дальше.

Н. Лангаммер

— Страх неизвестности, как мы и говорили.

Иеромонах Геннадий

— Да, это есть. И вот в этом смысле вот в такие минуты Господь обращается к человеку практически всегда. Вот к доброй какой-то его инициативе, доброму желанию. А ведь покаяние есть возвращение домой, освобождение от того, что тебя гнетет и то, что тебе на самом деле причиняет боль, то что тебя рушит, то что тебя ломает. И Господь — будь то билборд, будь то голосом внутри, будь то голосом другого человека, говорит: «Не бойся». И вот возвращаясь к тому, что вы когда-то сказали в начале нашего эфира. Господь к нам обращается, да, не каждому это обращение в Священном Писании: «Не бойся». Он говорит Аврааму, он говорит каким-то другим праведникам, Илие пророку это говорит. Но касаясь нашей личной жизни, Бог тоже напрямую обращается и говорит: «Не бойся, это доброе дело. Покаяние — дело доброе. Не бойся». Но, с другой стороны, а дальше как жить? «Я тебя поддержу». Вот это увещевание человеку, обращенное от Бога, оно помогает той самой вере, которая еще раз, много раз говорилось об этом, и еще раз об этом скажу, не есть признание факта существования Бога. Это есть Ему доверие. А враг доверию — страх. Как можно доверять тому, кто есть твоя экзистенциальная угроза? Или не экзистенциальная, но угроза. Доверять нельзя. Основа доверия — любовь и мир внутри твоего собственного сердца, в том, что ты не один. Вот Моисей говорит: «Господи, ну да никуда мы не пойдем. Нет, подожди секунду. Если Ты с нами не пойдешь, впереди нас, мы не пойдем, нам это не надо. Ты с нами». И вот когда человек чувствует присутствие Того, Кто за него, Кому можно доверять, в Ком ты уверен, что Он тебя любит, и ты сохраняешь Ему верность. Вот это и есть вера — доверие, верность и уверенность в том, что Он тебя любит. Эта вера тебя ведет, как за руку мама или папа. Я помню, в «Детском мире» как-то мы с мамой гуляли, и я держал ее за руку. Она очень много выше была меня, потому что что-то мне годика три было или четыре, я уже не помню. И я отпустил эту руку, и мама потерялась в толпе. Это мне так кажется, мама потерялась. Мама не потерялась, мама наблюдала за всем этим процессом, но вот это ощущение: а что происходит?

Н. Лангаммер

— Ужаса.

Иеромонах Геннадий

— Ужас. Мамы нет. И я думаю, что человеческая базовая такая, базовый страх, о котором психологи, наверное, не говорят, потому что это не их поле, не ваше поле, базовый страх — потери Бога как Того любящего, Кто держит тебя за руку во всех твоих обстоятельствах жизни. И вот это основа жизни, когда это в голове укладывается, а еще если это еще и в сердце каким-то образом укладывается...

Н. Лангаммер

— Что мама рядом, папа рядом.

Иеромонах Геннадий

— Да, что Господь с тобой, что Он не полицай, что Он любящий. Да, Он тебе дает иногда задания, которые требуют от тебя усилий. Как опять же приходишь в спортзал, чтобы поднять эту штангу, она тебя может придавить. Но во всяком случае тренер тебе дает нагрузку, чтобы ты вырос в этом смысле. И у него нет задачи тебя придавить этой штангой, у него задача тебе помочь вырасти. Вот возвращаясь к этому.

Н. Лангаммер

— Нин, вот возвращаясь к тебе, уже подытоживая программу, час пролетел быстро.

Иеромонах Геннадий

— Ужас.

Н. Лангаммер

— Ужас, страх. Нина, ты что-то новое для себя дополнила к своим этим знаниям и этому анализу темы страха?

Н. Юркова

— Да, я не могу сказать, что это была какая-то аналитическая работа большая с моей стороны. Эссе, по которому мы обсуждаем страх, оно было написано как раз в порыве размышлений над тем, что смелый человек — это не тот человек, который не боится, а это тот человек, который способен этот страх преодолеть. У меня был однажды эксперимент, я даже не могу объяснить, в связи с чем я его начала, но я попыталась преодолеть свою робость по отношению к другим людям. Хотя со стороны меня невозможно назвать робким человеком, но внутри я знаю, что робость — это страх. И я дала себе задание на протяжении недели говорить незнакомым людям какие-то приятные вещи о них, которые я подмечаю. И я помню, что на протяжении недели, возвращаясь с работы, я находила жертву своего комплимента. И я помню, как страшно мне было первый раз подойти к женщине, с которой мы ехали в вагоне метр, и сказать ей, что я восхищаюсь тем, как она прекрасна в своей зрелости. Была очень зрелая женщина, которая восхитительно выглядела. И я помню, что у меня тряслись коленки. Я думаю, что у меня был огромный выброс адреналина, потому что страх отвержения психологи приравнивают к страху смерти, то есть фактически я преодолевала страх смерти. И когда я подошла и пробормотала ей о том, как она прекрасна и как мне было приятно с ней ехать, она меня буквально обняла. Она сказала, что это те слова, которых ей не хватало сегодня.

Иеромонах Геннадий

— Ого.

Н. Лангаммер

— Вот так.

Н. Юркова

— И что вообще здорово, что я подошла, я ей подняла настроение. И мне не потребовалась недели на то, чтобы побороть робость, потому что мне хватило вот нескольких раз для того, чтобы я смогла понять, что это страх мнимый. Что на самом деле если ты готов строить мостики между людьми, то твое стремление к этому воспримется с благодарностью и с радостью. И от многих людей я слышала, что я, в общем, смелый человек.

Н. Лангаммер

— Вот так ты выглядишь.

Н. Юркова

— И при этом я ужасная трусиха.

Иеромонах Геннадий

— Это нормально.

Н. Юркова

— И да, это нормально. Важно не то, что ты боишься, а то, что ты делаешь со своим страхом.

Л. Пыжьянова

— Вот, Нина, вы ключевые слова сказали, и отец Геннадий об этом говорил. Действительно, час пролетел, и я поняла, что нам вообще говорить и говорить еще, бесконечно. Я работаю в хосписе, там умирают дети. И рядом с ними сидят их матери. Вот что может быть страшнее для матери, чем умирающий ребенок, которому она не может помочь. И она совершает главное — то есть она преодолевает свой безумный страх. За уже пять с половиной лет работы хосписа, был только единственный случай, когда мать отказалась быть рядом с умирающим ребенком, с ним сидела няня. Они сидят рядом. Отцы тоже есть, их меньше, но они тоже сидят рядом. Они говорят: нам безумно страшно. Но они понимают, что это главное, что они могут дать своему ребенку — быть до конца рядом. А ребенку, когда он ощущает рядом, он может не видеть, не слышать, там быть в коме, но он чувствует вот эту любовь, и ему умирать не страшно. Вы знаете, это вообще удивительно, это, наверное, отдельный разговор про страх детей перед смертью. Ведь дети, с которыми я разговаривала, они все говорят, что мы боимся, что наши родители не смогут жить счастливой жизнью после того, как мы умрем. Вот если бы мы были уверены, что они будут продолжать жить, что у них все будет хорошо, мы бы вообще легко ушли из этого мира. Вот у меня, конечно, нет возможности дальше отцу Геннадию задавать вопросы, вот как, почему. У меня вопрос, почему же дети действительно уходят без страха? Может быть, они ближе к Богу, они еще помнят вот эту свою... Причем не из воцерковленных семей, из обычных семей.

Иеромонах Геннадий

— Да, я думаю, что одна из больших проблем взрослых в том, что они за собой тащат, как, знаете, Штирлиц парашют. Парашют своих грехов, своих житейских обстоятельств, своих трудностей, своих непреодоленных страхов и своей неукорененности в доверии, уверенности в любви и верности Богу всегда, при всех обстоятельствах.

Н. Лангаммер

— Вот, к сожалению, мы вынуждены завершать эфир. Хотя тема, конечно, только прикоснулись. Но что еще, не то что поняла, а в чем я укрепилась, что единственное лекарство от страха, такого неправильного страха, греховного страха, может быть, это, конечно, доверие Богу.

Л. Пыжьянова

— И любовь.

Н. Лангаммер

— И любовь. Доверие как проявление любви к Богу. Потому что по-другому — бей, беги, замри, и больше ничего. Ну у нас есть предложение: молись. И на этом мы прощаемся с вами. Напомню, что в эфире была программа «Клуб частных мнений» на светлом радио. Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждали тему страха, которую предложила Нина Юркова, педагог. И у нас в студии была кандидат психологических наук, клинический психолог Елизаветинского детского детского хосписа, Лариса Пыжьянова. И отец Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви. Спасибо вам большое за этот искренний, мне кажется, глубокий разговор. Я много что для себя вынесла. Спасибо большое.

Л. Пыжьянова

— Спасибо вам.

Иеромонах Геннадий

— Всего доброго.

Н. Лангаммер

— До новых встреч.

---

Все выпуски программы Клуб частных мнений

• «Восприятие веры разными поколениями». Протоиерей Михаил Потокин, Сергей Комаров, Павел Чухланцев
• «Принятие жизненных неприятностей и трудностей». Священник Антоний Смирнов, Яна Капаева, Дионисий Петров
• «Образ отца». Священник Григорий Геронимус, Алексей Чегодаев, Екатерина Каштанова