В программе "Светлый вечер" мы беседовали с журналистом, москвоведом Вадимом Дормидонтовым.
Разговор шел о процессе возвращения улицам Москвы исторических названий, о создании парка скульптур у ЦДХ и о том, как и для чего на Лубянской площади был установлен Соловецкий камень.
Ведущие: Алексей Пичугин и Алла Митрофанова
А. Пичугин
— Здравствуйте, друзья! Меня зовут Алексей Пичугин, напротив меня — Алла Митрофанова, у нас сегодня в гостях этот светлый, надеемся, добрый вечер проводит вместе с нами Вадим Дормидонтов, журналист, москвовед, экс-председатель комиссии Моссовета по переименованиям.
Вадим Сергеевич, здравствуйте!
Наше досье:
Вадим Дормидонтов. Родился в Москве в 1939 году, окончил Московский авиационный институт. В 80-х годах стал членом Союза журналистов, написал ряд статей по топонимике и Москвоведению. Автор книги «20 этюдов о главном». В 90-м году Вадим Дормидонтов стал народным депутатом Моссовета и возглавил комиссию по наименованию. Благодаря его усилиям в сквере на Лубянской площади был установлен Соловецкий камень и при его активном участии сооружен памятник жертвам политических репрессий. Под руководством Вадима Дормидонтова в начале 90-х в Москве были переименованы около 150 улиц, а также создан парк скульптур на Крымском валу, где нашли пристанище наиболее ценные советские скульптуры, убранные с городских улиц, ныне парк носит наименование Музеон.
А. Пичугин
— И вот хотелось бы начать наш с вами разговор с такой интересной темы. Вы в свое время стояли у истоков, во многом благодаря вам появилась такая площадка, которую москвичи сейчас знают как Музеон. Может, кто-то не знает, напомню, расскажу...
А. Митрофанова
— Для тех, кто не москвичи...
А. Пичугин
— В Центре Москвы, на Крымском валу, рядом с художественной галереей находится парк, ходя Вадим Сергеевич говорит, что это все-таки не парк...
В. Дормидонтов
— Музей под открытым небом.
А. Пичугин
— Музей под открытым небом, где собраны остатки, осколки советского прошлого — скульптуры, в том числе Феликс Эдмундович Дзержинский тот самый знаменитый, с Лубянской площади, и много-много-много других скульптур. Я несколько лет проработал прямо напротив входа в Музеон и каждый день, утром проезжая на работу на машине, здоровался с этими памятниками, статуями, которые там находятся. Поэтому вопрос, Вадим Сергеевич, с чего все начиналось, почему возникла такая необходимость создать музей советских скульптур под открытым небом? Почему, например, Феликса Эдмундовича на переплавку не отправили, а поставили в другом месте?
В. Дормидонтов
— Это решение было продиктовано обстоятельство, сложившимися в то время, вы знаете, какой был подъем, даже порой несколько чрезмерный, сколько было эмоций. Памятник Дзержинскому, в сущности, снесла толпа. Это уже потом подоспели официальные лица и строительная техника, которая позволила сделать это без жертв, иначе бы, конечно, его свалили и это неизвестно чем закончилось. И не один Дзержинский, сразу начал народ толпиться у памятника Свердлова на площади Свердлова, около Калинина на улице Калинина. И чтобы предотвратить стихийную расправу народа над этими ненавистными им идолами, стал вопрос о том, что нужна площадка, куда можно было бы собрать. Ну решили назвать это парком скульптур советского периода. Безобидно совершенно. Но все же лучше, чем если его на кусочки разнесут.
А. Митрофанова
— Почему лучше?
В. Дормидонтов
— Во-первых, даже если это памятники недостойным людям, то они сплошь и рядом бывают неплохие в художественном отношении. И потом одно дело, если он стоит в публичном месте, Дзержинский на Лубянской площади и все проходящие думают, что это хороший дядя, это одно дело. А если он стоит на особой площадке, которая уже имеет определенный смысл идеологический, то это совсем другое дело. Памятники рушить — это вообще плохо, это варварство, об этом и речи не идет никогда, не надо их превращать в средство идеологической пропаганды, нас очень часто в этом упрекают. Давайте все эти памятники не очень хорошим людям оставим на виду, пусть это останется следом нашей истории. Мы совсем не за то, чтобы из истории какие-то вырывать страницы, чтобы кого-то забывать, помнить надо и очень старательно, чтобы это не повторялось. Но если встать на позиции таких родителей истории, буквалистов, то тогда мы должны поставить памятник Мамаю, Батыю, Наполеону, Гитлеру...
А. Пичугин
— Но если бы памятник Батыю поставили в то время, когда Батый жил, если бы такое в принципе могло произойти, наверное, большой вопрос стоило бы его сносить или не стоило с его исторического места?
В. Дормидонтов
— Это немножечко вопрос в сторону, во-первых, тогда, по-моему, не принято было ставить памятники, а, во-вторых, они же говорят о прошлых персонажах. Раньше стояли памятники многим революционным деятелям нашим по всей стране, да их и сейчас еще много осталось. Может, вы не слышали, у нас даже памятник Иуде был.
А. Пичугин
— Да? А расскажите.
А. Митрофанова
— Расскажите, я, например, тоже не слышала. Где он стоял?
В. Дормидонтов
— Да, он был. Группа наших советских архитекторов в первые годы советской власти создала такой памятник. Его собирались ставить сначала у Дорогомиловской заставы, потом чуть ли не у Кремля и, наконец, все-таки он из Москвы уехал, поставили его в Свияжске.
А. Пичугин
— И какова его судьба в Свияжске?
В. Дормидонтов
— Ну видите, все памятники того времени они же делались на скорую руку, из таких материалов недолговечных и разрушались. У нас ставились памятники Марату и Стеньке Разину, стоял прямо на Лобном месте.
А. Пичугин
— На Красной площади?
В. Дормидонтов
— На Красной площади. Разин с ватагой и княжной, которую он...
А. Пичугин
— Бросает за борт?
В. Дормидонтов
— В надлежащую волну... Памятник Марату простоял всего сутки, по-моему, его взорвали тут же гранатой какой-то товарищ, которому он не понравился, Дантон подольше постоял, он стоял около Исторического музея. В ту пору это же пачками шло. Владимир Ильич сказал: будем осуществлять план пропаганды агитационной через памятники, это называлось монументальная пропаганда. Ну и конечно, все наши ваятели тут засуетились, начали ваять. Владимиру Ильичу при жизни наваяли 29 памятников, правда, он это как-то не заметил по скромности, что 29 памятников откуда-то возникли при жизни персонажа, ну а после смерти — вообще, все на поток это было поставлено. В одной Москве их было 265.
А. Митрофанова
— А в Музеоне сейчас много памятников Ленину?
В. Дормидонтов
— Я их не считал, сколько их там, признаться, я уже года полтора там не был. Туда ведь свозили все, что не достойно Третьяковки, например, какого-то приличного музея, некоторые новые скульптуры туда попадают, которые не тянут на классику.
А. Пичугин
— Сейчас там недавно несколько композиций специально для Музеона установили.
А. Митрофанова
— Вы занимаетесь помимо Москвоведения, это ваша такая профильная сфера в журналистике. Еще и вопросом возвращения улицам их исторических названий. А как так получилось, что вы стали этим заниматься? Это острый вопрос — возвращение улицам их прежних названий, до сих пор живут люди, которым дороги имена героев революции.
А. Пичугин
— Имя товарища Войкова для них важнее, чем имя человека, имя которого может занять это место.
В. Дормидонтов
— Ну я могу только пожалеть этих людей, им посочувствовать. Потому что если бы они хотя бы ознакомились с биографией Войкова, какой это был мерзавец. Если бы его не пристрелил Коверда, его бы здесь ждала стенка. Он столько успел наворовать, напакостить, провалить всю агентуру в Польшу, что его сюда в Москву отозвали как раз для того, чтобы прикончить. Но, по счастью, его перехватил этот убийца, киллер, хлопнул, и тогда он предстал в виде героя, дипломата, погибшего от рук агента.
А. Митрофанова
— Расскажите, как вы начали этой темой заниматься? Что вас к этому привело и что было первым толчком, когда все это началось вообще в вашей жизни.
В. Дормидонтов
— Я не знаю, интересны ли слушателям эти факты моей биографии. Журналистикой я занимался давно, еще до того, как попал в Моссовет. Я был в Моссовете с 90 по 93 год. Помимо этой маленькой комиссии, о которой вы сказали, Комиссии по наименованиям, она, кстати, называется по наименованиям, а не по переименованиям...
А. Пичугин
— Ага.
В. Дормидонтов
— Кроме этой маленькой комиссии, у меня была еще большая комиссия, которая называлась комиссией по культуре, искусству и охране исторического наследия. Но это уже весь спектр, почти весь спектр вопросов, касающиеся искусства и культуры. Правда, там я был зампредом, в главной комиссии. Так что пришлось всем этим заниматься. Ну а улицы, меня это с детства интересовало, я все время бабушку расспрашивал, как раньше эта улица называлась. Идем по Богдана Хмельницкого, я спрашиваю, как раньше, она мне про Маросейку рассказывает или про Покровку, которая была улица Чернышевского. Или Варварка — улица Разина. Ильинка — улица Куйбышева. Я вообще не понимаю, как людям могут не нравится эти старомосковские названия. Неужели Варварка — это хуже, чем улица Разина.
А. Пичугин
— Ну с Варваркой тут проще, а обычно, когда говоришь с людьми, которые живут на бывшей Большой Коммунистической, которая ныне улица Александра Солженицына, тут же многие местные жители говорят: «Ну как же... Наверное, может, и стоило переименовать, но ведь это такое количество денег, бумажной волокиты, бюрократии, смена штампа в паспорте, прописки, нужно куда-то ходить в органы, выстаивать очереди, это ведь тоже непросто».
В. Дормидонтов
— Все это совершеннейшая туфта. Во-первых, никаких нормативных актов о том, что нужно менять документы, нет, не существует. И тогда не существовало, и сейчас не существует. В случае переименования никакой перерегистрации не требуется, ни менять паспорта гражданам не нужно, ни право на свидетельство...
А. Пичугин
— Не паспорта, штамп...
В. Дормидонтов
— Вот вы приходите туда-то, вас спрашивают, почему у вас так, а вы живете на улице с другим названием, вы идете в ЖЭК и берете себе справочку, что с такого-то года улица такая-то называется так-то. Все. Больше ничего не надо. Это наши оппоненты все время на это упирают, они знают, чем можно напугать обывателя. Переоформление, хлопоты, траты...
А. Митрофанова
— Смена табличек на домах...
В. Дормидонтов
— Таблички на домах меняются регулярно, у них вообще срок гарантийный — 5 лет. Очень маленький на мой взгляд, я воюю хотя бы за то, чтобы его сделали 25 лет. Потому что иначе получается — это вечная замена. Только закончили — начинай сначала.
А. Пичугин
— А иногда заберешься вглубь дворов и видишь там сохранившиеся таблички 60-х годов. Даже последние советской власти — синие буквы на белом фоне.
В. Дормидонтов
— Синие буквы на белом фоне — это еще не самые последние, а вот довоенные и военного времени были эмалированные белые таблички, видели?
А. Пичугин
— Конечно. У меня возле дома есть такая одна.
А. Митрофанова
— Это очень трогательно. Есть, да.
В. Дормидонтов
— Есть. И я именно это и говорю: «Этим табличкам 75 лет, посмотрите, в каком они прекрасном состоянии, а вы мне на уши лапшу вешаете, что нельзя сделать табличку, чтобы она больше пяти лет висела».
А. Митрофанова
— Тонкий вопрос.
В. Дормидонтов
— Но мы немножечко... Значит, вы говорите, нужно подождать пока это поколение перемрет...
А. Митрофанова
— Я хочу спросить, как вы к этому относитесь...
В. Дормидонтов
— Я хочу, чтобы топонимия... Кстати, разница между топонимикой и топонимией, я хочу пояснить для вас и для слушателей, вы, может быть, даже и знаете. Топонимика — это наука, как физика, математика, химия, а топонимия — это топонимическая ситуация. Их очень часто путают, говорят «топонимика Москвы». Нельзя сказать «топонимика Москвы», это все равно что сказать «физика Воронежа» или «химия Улан-Удэ».
А. Митрофанова
— Спасибо за разъяснение, кстати говоря.
А. Пичугин
— Есть даже книга, если не ошибаюсь, «Топонимика Москвы».
В. Дормидонтов
— Иногда ошибаются люди и знающие, что ж поделаешь... А потом смотря, что они там имели в виду, может быть, они не о топонимической ситуации писали, а совсем о другом.
А. Пичугин
— Итак друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио вместе с нами этот вечер проводит Вадим Дормидонтов, журналист, москвовед и экс-председатель комиссии Моссовета по наименованиям.
А. Митрофанова
— Скажите, какие бы улицы вы переименовали в первую очередь? Сейчас, в Москве.
В. Дормидонтов
— Вот вы опять по привычке сказали «переименовали». Я бы сегодня восстановил весь Камер-коллежский вал. Земляной вал мы восстановили. Вроде бы сначала вопили, орали, не только орали, и угрожали, и стекла били, и из гранатометов обещали обстрелять наш Моссовет за эти дела, всякие сумасшедшие есть, я не о том. А потом — привыкли. Это все так легко вернулось в жизнь, столько появилось песен, стихов с новыми названиями. И молодежи это как-то понравилось. Мы все думали: молодежь, ей подавай чего-нибудь необыкновенное, какого-нибудь обязательно Че Гевару или Фиделя Кастро, масса было заявок, чтобы так улицы назвать.
А. Митрофанова
— Серьезно?
В. Дормидонтов
— Ага. Но это отдельный разговор по новоделам. Привыкли. Потому что же Покровка лучше Чернышевского, чего тут говорить? Но это еще относительно нейтральные персонажи. Куйбышев, Ногин, площадь Ногина стала площадью у Варварских ворот. Но есть же откровенные негодяи, государственные преступники, ну просто люди, которые нанесли России такой вред, что даже Гитлер по сравнению с ним слабаком выглядит...
А. Митрофанова
— Кедров, например?
В. Дормидонтов
— Кедров — это кошмарная фигура. Это же тут, кстати, недалеко...
А. Пичугин
— В районе Ленинского проспекта.
А. Митрофанова
— Академический округ.
В. Дормидонтов
— Во-первых, он сумасшедший, он же больной человек, у него двое родственников сидели в дурдоме, он тоже побывал там. А потом оказался очень крупным чекистом. Но это не просто чекист был, чекисты разные бывали, даже среди них порядочные люди встречались. Но это был садист.
А. Пичугин
— Я почему-то вспоминаю, уже переходя от темной стороны этого вопроса, есть такая байка писательская, не знаю, правда или нет. Когда к писателю Серафимовичу, который жил в доме на набережной, пришли и сказали: «Вот, товарищ Серафимович, ваши заслуги перед страной настолько велики, что мы решили назвать вашим именем какой-нибудь небольшой город на средней Волге». Он говорит: «Вы знаете, товарищи, мои заслуги перед Родиной не настолько велики, чтобы моим именем назвали город, но если уж вы так хотите сделать мне приятное, назовите моим именем улицу, на которой я живу». И так дом на набережной оказался на улице писателя Серафимовича.
В. Дормидонтов
— Ну он у нас стоял, был взят на примет...
А. Митрофанова
— На учет.
В. Дормидонтов
— На учет. Это, конечно, не первостепенной важности возвращение, но все-таки надо бы им заняться. Там улочка-то маленькая, там всего один дом, там только Дом Правительства стоит на этой улице. И все, кончилась улица Серафимовича, но она в свое время называлась Всехсвятская.
А. Пичугин
— По имени храма.
В. Дормидонтов
— Да. У нас же очень многие улицы назывались по имени храма. Это была своего рода сетка почтовая. Ведь раньше не было почтовых адресов, они появились довольно поздно, в конце XVIII — начале XIX века. Так и писали: второй дом справа от Николы в Песках. Или от особняка купца Гусятникова. Откуда столько появилось фамильных названий людей, относительно себя ничем не зарекомендовавших, не оставивших никакого следа в истории. Не их увековечивали, у них были приметные здания. Как Погодинская изба. Знаете, ее?
А. Митрофанова и А. Пичугин
— Да, конечно.
В. Дормидонтов
— В старорусском стиле, сразу выделяется. Так Погодинскую улицу назвали благодаря этому, не благодаря Погодину, а благодаря избе.
А. Пичугин
— А избу недавно спасали-спасали.
В. Дормидонтов
— Это отдельный разговор, мы сейчас не будем на это отвлекаться. Было достаточно много фамильных названий. Но не было задачи увековечить людей, это было в силу необходимости. Мы старались их потихонечку так подчищать. Но когда пришли большевики к власти, они начали подчищать не эти, домовладельцы их интересовали в последнюю очередь, они стали сразу церковные удалять названия и царские. И тут пошла катавасия. Церковных у нас тут четверть Москвы, потому что все по храмам назывались, все наши Покровки, Рождественки, Петровки, это же все по храмам. Их смахнули в первую очередь, сразу насажали на это место Куйбышевых, Разиных...
А. Митрофанова
— Как вы считаете, насколько название улицы влияет на сознание людей, которые на этой улице живут?
В. Дормидонтов
— Очень влияет. Вы представьте себе, идет ребенок, подросток, на чем учатся дети читать, во-первых? На вывесках и на уличных указателях, идет маленький человечек подрастающий, читает — улица Войкова. Он уже знает, что если назвали улицу, то, наверное, хороший дядя.
А. Митрофанова
— Он может знать, что в советское время давали разные имена...
В. Дормидонтов
— Нет... Это взрослые не все знают. И студенты не знают. Есть, конечно, студенты продвинутые, которые кое-чего знают из нашей истории, но большинство больше по другой части специализируются.
А. Пичугин
— Мне кажется, что вы преувеличиваете, далеко не все дети будут задумываться, кто такой Войков или кто такая Лиза Чайкина, например.
В. Дормидонтов
— В том-то и дело, что не будут. Вы, наверное, не поняли, что я хотел сказать. Правило: что если названа улица — значит хороший человек.
А. Пичугин
— Разве?
В. Дормидонтов
— Между улицей Пушкина, условно говорю, и между улицей Лермонтова висит фамилия Войков. И он воспринимает как? Как он в череде этих классиков, как такой же заслуженный человек, значит, его надо уважать, началось раздвоение сознания, началось шизофреническое мировоззрение. Это ужасно влияет на психику, это чудовищно, это ни в коем случае не должно быть. Это одна из главных задач, почему это надо менять. Чтобы дети узнали немножко историю своего города, потому что по названиям легко себе представить... Ну какие-нибудь Чистые пруды, Алабова гора, Воронцово поле, все это наводит на размышление, людям хочется узнать... Крутицкое подворье. У детей это вызывает здоровый интерес. Они начинают расспрашивать: «Пап, а что это, почему Воронцово поле»
А. Митрофанова
— А папа не знает.
А. Пичугин
— Одно дело, когда мы говорим об улице Горького, которая была Тверской и стала Тверской, а другое дело, когда мы говорим об относительно новых районах Москвы, новые улицы появились уже в советское время, их называли именем деятелей, которые сейчас, мягко говоря, не рукопожатные, малоприятны. Как быть с этими улицами? Тут же дело идет не о возвращении, а о переименовании.
В. Дормидонтов
— Да. Это уже похоже на переименование.
А. Пичугин
— Как выбирать названия для этих улиц?
В. Дормидонтов
— Все из тех же принципов. Из принципов разума и гуманизма. А кого они называют? Кстати, у нас не так уж и много таких улиц, которые они называют нехорошими именами.
А. Митрофанова
— Мне кажется, улица Кедрова появилась уже в советское время.
В. Дормидонтов
— Ну может быть и в советское время, потому что тогда здесь еще деревни были.
А. Митрофанова
— Как быть с этой улицы? Кстати, идешь по этой улице, представляешь себе раскидистые кедры, уютно вполне себе, спальный район, все хорошо...
В. Дормидонтов
— Это все отходит на задний план, когда узнаешь, что это за негодяй.
А. Пичугин
— Так вопрос все равно в том, в честь кого, как прийти к единому мнению? Тогда не было выбора, назвали улицу Кедрова улицей Кедрова и все. А сейчас же, наверное, нужно проводить какие-то референдумы среди местных жителей, как бы вы хотели, может быть, есть какой-то житель, ветеран войны или академик, который связан с этими местами...
В. Дормидонтов
— Конечно-конечно. Но я надеюсь, что вы согласитесь, что сохранять Кедрова не надо. Теперь второй вопрос: кого вместо? Ну подумать надо, на это есть топонимическая комиссия при Правительстве Москвы, пускай она думает. , там собираются специалисты, пусть нас спросят, мы тоже подскажем. Есть масса достойных людей, которые у нас никак не увековечены.
А. Митрофанова
— Если вернуться к теме памятников, вы принимали участие в доставке Соловецкого камня в Москву и установку его здесь. Расскажите, пожалуйста, об этом, что это за событие такое было. Как случилось, что возникла необходимость доставки такого камня, не необходимость, а очевидность, что он должен быть здесь.
В. Дормидонтов — Необходимость возникла по той простой причине, что у нас в Москве не было ни одного памятника, который бы увековечивал жертвы времен тоталитарного режима. Ни одного. Хотя в Москве живут миллионы людей, у которых пострадали, погибли или заболели, умерли родственники и близкие люди. И им просто некуда отнести цветы. Понимаете? Некуда. Любители Сталина могут отнести к подножию Сталина, любители Ленина, нашему дедушке, который подписал указ о расстреле с 12 лет детишек, есть куда отнести, а этим некуда. Мы посчитали, что это крайне необходимая задача и ее надо решить. И решили... Времени оставалось мало, тут подходила дата 30 октября, это день политзаключенных, кстати, эта дата у нас не отмечалась, она только в 90 году у нас отмечалась. И мы решили к этой памятной дате поставить...
А. Митрофанова
— Соловецкий камень.
В. Дормидонтов
— Сначала думали сделать что-нибудь, но смотрим времени уже не хватает, конкурс проводить некогда, решили просто прибегнуть к природным материалом, поехать на Соловки, взять с тех мест, где расстреливали, с этой Секирной горы, и привезти сюда. Так и сделали. Везли долго, всякие были препоны. Пришлось с министром встречаться, чтобы его быстренько доставили. Ну а где ставить? Естественно, на Лубянской площади, где же еще? Поближе к действующим лицам.
А. Митрофанова
— Да, символично.
В. Дормидонтов
— Поэтому и поставили. Сначала предполагалось без этого громадного стола гранитного, поставить просто на такой, на зеленый курганчик, я лично настаивал на этом, но наши скульптуры, академики говорят: ну как же так, просто на землю бросим... А этот стол вызвал как раз наибольшие сложности. Когда мы обратились в гранитный комбинат в Долгопрудный, они говорят: «Вы что, одурели, у нас за гранитом стоят по 5 лет в очереди, а вам завтра дай, да и нет у нас такого количества». Но все-таки нашли, хотя, по-моему, это можно было иначе решить. Потом с надписью случилась некая спорная ситуация. Там первоначально должна была быть совсем другая надпись, лаконичная и всем понятная: «Жертвам войны против собственного народа». Нашлись осторожные люди, которые сказали: «Ну демократия, демократией, но не до такой же степени...» Ну и написали мало чего значащую надпись: «Жертвам тоталитарного режима». Иностранизм, половина народа, который туда приходит, не знает, что это за слово... Потом сделали его не совсем удачно. На горизонтальной плоскости углубленные буквы заливаются водой во время дождя и снега, и надпись слепнет напрочь. Тормошу Мемориал* уже много лет, чтобы они переделали.
А. Пичугин
— Конечно, «Жертвам войны против собственного народа» - это более уместно...
А. Митрофанова
— Более емко.
В. Дормидонтов
— Конечно, это же включает все: и гражданскую войну, и коллективизацию, и раскулачивание, и Великую Отечественную...
А. Пичугин
— Буквально на несколько мгновений мы сейчас прервемся...
А. Пичугин
— Еще раз здравствуйте! Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин, вас приветствуем. И в гостях у нас сегодня, напоминаю, Вадим Дормидонтов, журналист, москвовед и экс-председатель комиссии по наименованиям.
Вадим Сергеевич, давайте закончим с Соловецким камнем. Место, где он находится, вам быстро согласовали, именно около Лубянки?
В. Дормидонтов
— Вы знаете, мы даже особо и согласования не получали. Мы получали только звонки, которые нам говорили, что лучше вы ребят туда не суйтесь, а то плохо будет. А официальных согласований никаких не было.
А. Пичугин
— Но поставили там, а никаких проблем после этого не возникало?
В. Дормидонтов
— Ну да. Это же был такой момент. Это был взлет демократии, свободы, довольно быстро принимались решения многие важные. В том числе и это быстро согласовали. Конечно, если бы это делалось обычным порядком, то пока это пройдет через комиссию монументального искусства, пока соберутся все эти визы, общество охраны памятников, и комитет по культуре, это такая тягомотина начнется... Но тогда удалось все это быстро сделать. Ну и хорошо. И Слава Богу. Но его не завершили до конца, там должен был быть подсвет, специальные светильники должны были быть, специальные для цветов и венков поддерживающие устройства...
А. Пичугин
— А надо ли это? Лежит камень и это само по себе очень емко.
В. Дормидонтов
— 30 октября там приносят столько цветов, что они не уместились бы во всю эту комнату. Если это все туда положить на него, то камня просто видно не будет. Поэтому специально там сделана декоративная стеночка металлическая. Это уже после мы сделали, это мы чуть ли ни в ЖЭКе варили у сварщиков.
А. Митрофанова
— А в течение скольких лет вы наблюдаете то, что туда приносят цветы.
В. Дормидонтов
— Сколько стоит, столько и наблюдаем. С 90-го года. Эта память так просто не стирается. Я думаю, что еще не одно поколение будет об этом помнить. Хотя это их прабабушки и прадедушки. Если им, конечно, рассказывают о том, что это было, как это было ужасно.
А. Пичугин
— Есть люди, которые этим занимаются, тот же «Мемориал»*.
А. Митрофанова
— Да. К другому памятнику можно обратиться? Я знаю, что вы выступаете за возвращение памятника Николаю Васильевичу Гоголю того исторического, который стоял на Гоголевском бульваре, а теперь стоит на...
В. Дормидонтов
— Никитском...
А. Митрофанова
— Скажем так, в закоулке. Расскажите, что это за идея. В связи с чем один памятник переместили, другой поставили, почему вы так ратуете за возвращение предыдущей версии?
А. Пичугин
— И что делать с памятником работы Томского?
А. Митрофанова
— Да. Какая разница, какой Гоголь будет там на Гоголевском бульваре стоять Гоголь Томского или Гоголь Андреева, который там был раньше, для вас лично?
В. Дормидонтов
— Тут надо начать немножечко издалека. У нас в Москве есть только три истинно народных памятника, то есть в буквальном смысле построенные на народные деньги. Это Минин и Пожарский, Пушкин и Гоголь. Три. Всего. На памятник Гоголю собирали 30 лет. Со всей России по копеечке. Конечно, состоятельные люди давали побольше. Я видел эти списки, до слез. Какая-нибудь вдова солдатская несла грошик, чтобы вложить в этот фонд Гоголя на памятник Гоголю. Ну можно ли после этого так наплевательски относиться к этому. Взяли, смахнули в одночасье и сказали: «От народа не годится, теперь будет от правительства».
А. Пичугин
— Ну Слава Богу, что не уничтожили. Училище при консерватории во двор туда поставили.
В. Дормидонтов
— Это просто ему повезло. Это служители хранилища в Донском монастыре сберегли его. А то собирались переплавить.
А. Пичугин
— Как служители, он же не в Донском?
В. Дормидонтов
— Его отправили туда, в запасники.
А. Пичугин
— А как он оказался во дворе?
В. Дормидонтов
— Общественность не вся потеряла голову, кое-кто чего-то соображает, начали возмущаться, говорить: верните обратно, что вам это чучело сюда воткнули. От которого сам автор отказался давно, говорит «мерзкая моя работа». Томский признал, что это самая плохая его работа.
А. Митрофанова
— Самокритично, хорошо.
В. Дормидонтов
— Это же были уже начало 60-х, конец 50-х, начало 60-х. Более полувека эта идет возня. И в 59 они снизошли к просьбам интеллигенции и вернули. Но не рискнули вернуть на законное место, а впихнули во дворик. Благо там...
А. Пичугин
— Творческие люди собираются.
В. Дормидонтов
— Да, там всякие люди собираются. Там очень удобно собираться. (Смеются.) Там библиотека Гоголя была, а сейчас там еще и музей Гоголя сделали. Вот в этот дворик поставили. И еще он там прожил последние четыре года жизни. Ну вот. Вернули, да не туда. Опять стали возмущаться некоторые, ну что вы, ребят, сделали. Нельзя памятник вырвать из среды. Прежде всего, как памятник проектируют, его к среде привязывают. И Андреев с Шехтелем, наверное, все-таки привязывали к Гоголевскому бульвару, а не к этому дворику. Который в две таких комнаты. А он — махина-то какая, здоровый, Гоголь... Ну то есть он там совершенно не смотрится. Он предназначен для рассмотрения с более удаленной дистанции.
А. Митрофанова
— И с разных ракурсов, кстати говоря.
В. Дормидонтов
— Конечно. А там обойти-то его нельзя, обойти можно, но только на расстоянии двух метров, там есть дорожечка, а дальше там дома.
А. Митрофанова
— Там же феномен этого памятника, насколько я помню, в том, что в зависимости от того, с какой стороны на него смотришь, у Гоголя разное выражение лица.
В. Дормидонтов
— Совершенно верно. Весь гвоздь этого произведения в том, что у него меняется выражение лица, когда проходишь вокруг. От смешного до трагического.
А. Пичугин
— Слушайте, а я не знал. Надо сходить.
А. Митрофанова
— А вот теперь знай, сходи.
В. Дормидонтов
— Не посмотрите, только, когда перетащим, там же отойти нельзя.
А. Митрофанова
— Какие у вас шансы его назад вернуть?
В. Дормидонтов
— Какие шансы? Не так давно, пару дней вся Москва стояла на ушах, я только успевал на радио и на телевидении выступать, приняли мое предложение на заседании комиссии по монументальному искусству в Московской городской думе и решили, что вернуть его надо. Но это еще не конечная инстанция. У нас еще есть Минкульт впереди, который тоже неизвестно как на это посмотрит. Хотя, в общем-то, Мединский был за, потому что мы с ним проводили в Госдуме специальное заседание по этому вопросу, слушание, Госдума тоже приняла. Они все за, только результата никакого нет.
А. Пичугин
— А что делать с памятником Томского? Его в Музеон надо отвезти или на место Гоголя?
В. Дормидонтов
— Почему-то все цепляются за Томского. Никакой проблемы тут нет. Во-первых, там жалеть нечего, как сам Томский это оценил, я его зауважал после этого. Он выступил, не где-нибудь, а на Всесоюзном съезде художников, с высокой трибуны заявил: «Ребята, простите меня, я такое дерьмо слепил, но меня заставили. Срок — 2 месяца. И вообще мы делали его вшестером и я не знаю, какая рука моя, какая нога чья». В художественном отношении — это абсолютно несопоставимые вещи. Если андреевский Гоголь считается сейчас первым в Европе памятником монументального искусства, до этого был Бальзак Роденовский, сейчас он вышел на первое место. Он считается первым памятником в Европе, а мы еще соображаем: его надо вытащить из двора или не надо.
А. Пичугин
— Вы меня удивили. А кто оценивает? А Медный всадник, а писающий мальчик?
А. Митрофанова
— Ну ты не ставь в один ряд...
В. Дормидонтов
— ЮНЕСКО.
А. Митрофанова
— …мальчиков и Николая Васильевича Гоголя.
В. Дормидонтов
— А празднования какие были роскошные, трое суток Москва на ушах стояла, больше 100 иностранных делегаций, выпустили медали золотые, серебряные, бронзовые, специально отчеканенные к этому, Ипполитов-Иванов специальную кантату написал, все окружающие улицы были заполнены...
А. Митрофанова
— Это когда поставили этот народный памятник?
В. Дормидонтов
— Это когда открывали, да. А когда хоронили Гоголя, его же отпевали в Татьянинской церкви МГУ, а хоронить его надо было на Даниловском. Это семь с половиной верст, верста побольше километра.
Его на руках профессора и студенты МГУ несли отсюда с Манежа туда на Даниловское кладбище. Причем погода была скверная, распутица, грязь. Народные похороны были. А мы чего устроили? Ну не понравился он Сталину, ездил он все время на дачу к себе в Кунцево мимо него и говорит: «Что за хмырь сидит, настроение портит — убрать».
А. Пичугин
— Храм Спас на Бору в Кремле по легенде так же убрали.
В. Дормидонтов
— Если бы только это...
А. Митрофанова
— Если бы только это, действительно... Если мы посмотрим сейчас на облик современных городов, которые с богатым прошлым, мы поймем, что в советское время многие города утратили свою атмосферу, изюминку. Москва, пожалуй, к сожалению, в их числе, в связи с тем, что её называли городом сорока сороков и многие храмы были разрушены. Здесь можно спорить является ли храм смысловой, архитектурной доминантой внутри города, но то, что облик города очень сильно видоизменился за последнее время — это факт. Не только за советское время, но и за постсоветское время, за последние наши десятые годы и так далее. Я хотела спросить, что, как вы считаете, для Москвы считается такими определяющими. Какие места являются определяющими в плане её нынешнего облика? Где можно увидеть настоящую Москву, чтобы составить себе представление о том, что это за город.
В. Дормидонтов
— Настоящую Москву сейчас можно только в отдельных переулочках увидеть. Больше нигде не увидишь. Ну может, немного в Замоскворечье...
А. Митрофанова
— В Немецкой слободе...
В. Дормидонтов
— Старый Арбат, там же плюнуть некуда — одни бутики кругом. Хотели сделать старую Москву, а сделали Бродвей.
А. Митрофанова
— Есть ли у Москвы сейчас индивидуальный образ, с вашей точки зрения?
В. Дормидонтов
— Я даже не знаю, что здесь обсуждать. Можно погоревать на эту тему, но уже так много испорчено, что поправить даже затруднительно. Хотелось бы иметь побольше пешеходных зон, только не занимать их всякой дребеденью...
А. Пичугин
— Ну тут грех жаловаться — у нас пешеходные зоны создаются одна за другой.
В. Дормидонтов
— Создаются. Но что это за пешеходные зоны? Столешников — это тоже куча бутиков.
А. Пичугин
— А как он должен выглядеть?
В. Дормидонтов
— Восстановили его таким, каким он был в старину и все. Ну что, нам магазинов не хватает, что ли? Если уж объявлять его пешеходной зоной, то не только лавочками ограничиться.
А. Пичугин
— Но ведь это уже не плохо!
В. Дормидонтов
— Конечно, хорошо, что не повесили, а только расстреляли. Можно и с такой точки зрения рассуждать.
А. Митрофанова
— Давайте я задам свой вопрос иначе. Я люблю путешествовать и люблю в каждом городе находить двойное дно. Город, который раскрывается как чемодан с двойным дном, когда есть фасад, есть то, что очевидно из туристического автобуса, а есть какие-то места сокровенные, которые когда там оказываешься, понимаешь, что здесь настоящая глубина, высота, пласт смыслов об этом городе. И если ты в этом месте не окажешься, ты очень многое потеряешь. Ты будешь видеть только маску блестящую. Какие места есть в Москве сейчас, для того чтобы понять, увидеть это двойное дно?
В. Дормидонтов
— Я даже не задавался такими вопросами, потому что думаю, что надо поближе к конкретике, рассуждать об этом можно много, стансы писать про Нескучный сад или про то, другое, третье, это разговоры, эфемерное дело. Тут надо действовать, а не говорить. Взять что-то и довести до конца.
А. Митрофанова
— Например?
В. Дормидонтов
— Ну хотя бы того же Гоголя. Вот прекрасное дело. Куприн говорил: «Я скорее представлю себе Москву без Царь-пушки и Царь-колокола, нежели без андреевского Гоголя». Это что не объяснение?
А. Пичугин
— Храм Успения на Покровке восстановить, вроде бы сейчас подвижки начались...
В. Дормидонтов
— Да много чего можно, если только это не ставится на поток и на конвейер, тогда это приобретает уже нездоровую эпидемию.
А. Пичугин
— Безусловно. Но есть какие-то засечные черты, то же Успение на Покровке, Сухарева башня, Красные ворота, никто из нас уже не помнит их, но все равно Москва без них не Москва...
В. Дормидонтов
— Я за архитектуру не очень волнуюсь, не очень ею занимаюсь и не очень отвечаю. Но я вам могу сказать, что эти замечательные места, те же Красные ворота, хотя бы через название вернуть для начала. А вы знаете, почему советская власть так ухватилась за названия, потому что названия — это вечные памятники. Все архитектурные рано или поздно разрушатся, монументы тоже, народы, государства, все исчезнет, а названия останутся. Название останется. Они это ухватили. Они тогда не заикались даже: ой, это денег стоит, таблички... Какие деньги?! Они понимали, что это бесплатная политическая реклама, агитация на века.
А. Пичугин
— Вадим Дормидонтов, журналист-москвовед и экс-председатель комиссии Моссовета по наименованиям сегодня вместе с нами проводит этот «Светлый вечер».
Вадим Сергеевич, для лучшего понимания того, о чем мы говорим, про названия московских улиц, про московские улицы, можете рассказать, как формировались эти самые улицы. Питер создавался по определенному плану. Москва же — огромное количество усадеб городских, они стояли где-то в глубине дворов, не выходили на красную линию улицы, а теперь мы видим все здания на красной линии. Само формирование московской улицы, об этом мало говорят, но мне кажется, что это интересная тема.
В. Дормидонтов
— Ну я вам опять-таки могу сказать, как формировались названия в Москве. Это мне ближе. А этот вопрос он весьма специфический и должен больше интересовать специалистов узких, нежели народ. Народу не так важно, почему здесь раньше был кривой переулок, а теперь все выстроили в красную линию. Это, по-моему, дело десятое.
А. Пичугин
— Но здесь, по-моему, разница в формировании города Москвы, Питера, Милана.
В. Дормидонтов
— Сейчас разъедемся по этим темам (смеется), нельзя охватить необъятное. По-моему, нам в это сейчас влезать не стоит. Во-первых, потому что я сказал, что я не специалист по этому, во-вторых, потому что это, по-моему, не первостепенной важности вопрос. А откуда появлялись названия я вам могу сказать, и это сразу вырисует картину создания города. Названия тогда появлялись исключительно стихийно, это было чисто народное словотворчество, власти никакого касательства к этому не имели. Прозвали какой-нибудь Ермакова роща...
А. Митрофанова
— Ленивка...
В. Дормидонтов
— Или Ленивка...
А. Пичугин
— Крошечная улица в три дома...
А. Митрофанова
— Почему — Ленивка?
В. Дормидонтов
— Там была речушка маленькая, которая впадала с очень тихим течением, вот она и называлась ленивая речка. Так же, как Сивцев Вражек, вы знаете, с врезанными берегами. Клички были. И если эти клички закреплялись, если они были всем удобны и всем нравились, то все — это становилось названием. Первое и единственное вмешательство было, это царь Алексей Михайлович, который ездил все время в Новодевичий монастырь поклоняться иконе Пречистой Божией Матери, однажды обратил внимание, что эту улицу называют Чертольской. И говорит: «Ну, братцы, непорядок». Дорога ведет к храму, я тут по ней чуть ли не каждый день езжу молиться туда. И вдруг такое похабное название. Пусть Пречистенкой называется. Вот это было единственное вмешательство. В более поздние времена, там, конечно, власть стала к этому делу подключаться, но до этого обходились своими силами, народными. Но не только по церквям, хотя по церквям это в первую очередь, их было такое множество, и это было совершенно логично: каждая улица должна была вести к храму, и, естественно, это корреспондировалось её названию.
А. Митрофанова
— Извините, уточняющий момент, что каждая улица должна вести к храму — это не метафора? Это буквально так было в Москве?
В. Дормидонтов
— Буквально. Мы говорили о том, как строилась Москва. Каждый храм строился так, чтобы в него упиралась улица, чтобы просматривался на протяжении всей этой прямой. А вы обратите внимание, у нас же многие храмы, которые сохранились — именно так. Посмотришь перспективу улицы, увидишь, что она упирается в храм. Когда люди верили, им нужны были храмы, когда верить перестали или их отучили, тогда вроде бы и ни к чему.
А. Митрофанова
— Так. По названиям храмов называли...
В. Дормидонтов
— По слободам. В XVII веке у нас уже было 200 слобод в Москве. Вот сколько специальностей было, сколько народу жило мастерового.
А. Митрофанова
— Кузнечная слобода... Немецкая слобода...
В. Дормидонтов
— Немецкая это из другого, это уже проживание национальностей. А по слободам много было названий, причем были интересные названия. Гончарная, Пушечная, Каретная — это понятно. А, допустим, некоторые не совсем понятно. Что такое Кадашевская, Толмачевская? Вот где ребятишки историю-то копнут. Толмачи — это переводчики, они все расположены эти переулочки на Ордынке, как раз на дороге в Орду, там жили переводчики с татарского на русский, с русского на татарский. А кадаши — это бондари, которые делали кадушки.
А. Пичугин
— Но что самое интересное, что в Кадашевской слободе жили царские ткачи.
В. Дормидонтов
— Вполне возможно. Не надо понимать так, что только они там жили.
А. Пичугин
— Но не переименовали.
В. Дормидонтов
— Ну и прекрасно.
А. Митрофанова
— А вот интересно, что в Китай-городе жили совсем не китайцы.
В. Дормидонтов
— А Китай-город к Китаю вообще никакого отношения не имеет. Китай — это связка прутьев, обмазанная глиной, которые укладывали стены. Потому что, когда его строили, использовали эти связки, а связки назывались китай.
А. Пичугин
— Это как одна из версий.
В. Дормидонтов
— Одна, там есть 2 — 3. Вроде Китай еще означает срединный.
А. Митрофанова
— Какой у вас любимый район Москвы?
В. Дормидонтов
— У меня много любимых районов, но это, я думаю, мало интересно слушателям.
А. Пичугин
— Ну почему же? Вы интересно рассказываете про названия, всегда интересно, а что же нравится рассказчику?
В. Дормидонтов
— Я люблю малолюдные районы, а их почти не осталось, или ходить поздно вечером, ночью по Москве. Ночная Москва — это совсем не то, что дневная. Я ночную Москву люблю, а дневная раздражает. Мельтешение это, суета, гонка.
Досказать вам, как еще называли улицы?
А. Пичугин
— Да, конечно!
В. Дормидонтов
— И еще по географическим принципам, по дорогам — Тверская, Владимирская, Дмитровка.
А. Пичугин
— Это понятно, а есть какие-то очень не явные? Арбат?
В. Дормидонтов
— Арбат — это слово татарское, некоторые говорят, что оно пересекается с персидскими мотивами.
А. Пичугин
— Пресня?
В. Дормидонтов
— Река Пресня.
А. Пичугин
— Почему река Пресня Пресней называется?
В. Дормидонтов
— Вода была хорошая, пригодная для питья. А речки какие у нас замечательные в Москве, с какими названиями... Как я уговаривал назвать одну из станций измайловской линии — Серебрянка. Это речка, которая протекает по всему парку. Серебрянка как звучит! А им больше нравится — Измайловская, Измайловский парк! Два сходных по звучанию...
А. Пичугин
— Теперь Партизанская!
В. Дормидонтов
— Партизанской она стала совсем недавно. Потому что этот пакет возвращений в пределах Садового кольца, он затронул еще и станции метро, нам предстоит еще и 12 станций метро скорректировать.
А. Митрофанова
— Вы все станции переименовали, какие хотели?
В. Дормидонтов
— Нет... Это целая передача про метрополитен.
А. Пичугин
— Войковскую хотели.
А. Митрофанова
— Библиотека имени Ленина входит в ваши планы?
В. Дормидонтов
— Ну вот видите, это надо было тогда же прихватить, невозможно было все сразу за один пакет сделать...
А. Пичугин
— А как её? Осторожно, двери закрываются, следующая станция — Российская Государственная Библиотека? Как-то странно звучит.
А. Митрофанова
— Почему?
В. Дормидонтов
— Ну, во-первых, никто не собирался называть её Российской Государственной Библиотекой, в крайнем случае назвали бы Румянцевская. А почему библиотека, Манежная можно назвать, Моховая, скорее, прошу прощения.
А. Митрофанова
— Почему нет? Действительно хороший вариант.
В. Дормидонтов
— Да полно было всяких названий, по 2-3 варианта предлагалось, но притормозили, сказали: «Нет-нет, не будем...» Ну что ж поделаешь...
А. Митрофанова
— Что это дает лично вам? То, чем вы занимаетесь, переименование улиц, возвращение улицам их исторических названий.
В. Дормидонтов
— Как любому человеку, который занимается творчеством, я еще немного и книги пишу, конечно, приятно, когда ты закончишь какую-то работу, видишь результат, видишь, что тебе удалось реализовать замысел свой, чувство удовлетворения, безусловно, есть, чувствуешь, что и жизнь недаром прожил, что-то осталось после тебя.
А. Митрофанова
— Это чувство несправедливости у вас? Когда вы видите название, скажем, «улица Кедрова».
В. Дормидонтов
— Это безусловно несправедливо, это и историческую перспективу искажает, а самое главное, что это несправедливо. Ведь я не столько за Гоголя обиделся, за Гоголя обижаться нечего, сколько за народ. Ведь это был громадный плевок в лицо всему народу, который 30 лет собирал по копеечке, а потом ему сказали: «Не, это ничего не нужно, этот памятник никуда не годится, а теперь будет настоящий». И поставили это барахло, которого сразу генералом прозвали. Официоз с томиком Сталина в руках.
А. Пичугин
— Спасибо огромное, Вадим Дормидонтов был у нас сегодня в гостях, журналист-москвовед и экс-председатель комиссии Моссовета по наименованиям. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин, будьте здоровы!
А. Митрофанова
— До свидания!
*Организация признана Минюстом иностранным агентом
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.