«Духовная поддержка в зоне боевых действий». Наталья Смирнова, Александр Егорцев

У нас в гостях были журналисты, корреспонденты телеканала «Спас» Наталья Смирнова и Александр Егорцев.

Мы говорили о работе журналистов в зоне боевых действий, а также о том, как там несут своё служение священники и как Церковь поддерживает тех, кому требуется помощь.

Ведущий: Константин Мацан

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии Константин Мацан. С трепетной радостью приветствую наших сегодняшних гостей. Наталья Смирнова, журналист, корреспондент телеканала «Спас». Наташа, привет.

Наталья Смирнова:

— Привет, Костя.

Константин Мацан:

— Александр Егорцев, военный корреспондент телеканала «Спас». Добрый вечер.

Александр Егорцев:

— Привет, Константин. Добрый вечер, друзья.

Константин Мацан:

— С Александром мы сегодня впервые развиртуализировались, зная друг друга ранее только по социальным сетям. Трудно не знать друг друга в лицо, но вот встретились впервые.

Наталья Смирнова:

— Ну, вы даете.

Константин Мацан:

— Да вот, радостное событие. А с Наташей мы знакомы давно, и мне очень радостно, что сегодня Наташа в студии на Радио ВЕРА, и мы можем все вместе поговорить. Но маленькую заметку на полях сделаю. Я когда вел программу «Не верю» на телеканале «Спас», я куда-нибудь приходил, меня спрашивали: как вы подбираете гостей? Я всегда говорил, что есть Наталья Смирнова, на хрупкие плечи которой ложится эта гигантская, невыносимо тяжелая работа, которой я бы никогда не смог заниматься, а вот Наташа этим занималась. Я поэтому всегда, Наташа, про тебя говорю с восхищением.

Наталья Смирнова:

— Спасибо тебе большое, Костя. Хорошие были времена, отличная была программа.

Константин Мацан:

— Да. Но многие зрители «Спаса» знают Наташу, безусловно, как человека в кадре, как автора фильмов и...

Наталья Смирнова:

— «В поисках Бога».

Константин Мацан:

— «В поисках Бога». Очень популярные программы были. Сейчас выходят до сих пор?

Наталья Смирнова:

— Выходят, выходят уже пять лет.

Константин Мацан:

— Вы герои, вы долгожители. Но я почему про хрупкие плечи Наташи упомянул? Потому что мы сегодня будем говорить о работе и Наташи и Александра в зоне боевых действий. И Наташа и Александр туда ездят, снимают там фильмы, эти фильмы выходят на телеканале «Спас». Один из таких фильмов, который называется «Крест Северодонецка», станет участником международного фестиваля документального кино «RT.Док: Время героев», это второй международный фестиваль такой уже проходит. Он пойдет с 23 по 25 февраля. И Наташин фильм «Крест Северодонецка» в программу фестиваля включен. Это фильм, проникающий в самое сердце, потому что в нем показаны люди, которые живут в Северодонецке. Наташа туда поехала, когда только-только Северодонецк перешел под контроль Российской Федерации, и то, что там Наташа увидела, какую жизнь застала, в этом фильме показано. Александр, вы тоже, мы с вами до эфира разговаривали, уже много лет в зоне боевых действий как военный корреспондент. Что меня прям вот... Казалось бы, мы это понимаем, но когда об этом слышишь из первых уст, это очень трогает, что вы и снимаете, и возите раненых, и выкапываете буквально трупы из земли. Об этом опыте я сегодня хочу вас порасспрашивать. Мы сидим в Москве в теплой, уютной студии, я в зоне боевых действий не был, тем опытом, которым вы обладаете, не обладаю. А он очень важен, очень важно знать о том, что происходит, чтобы просто формировать свои чувства, чтобы через вашу работу прикасаться к реальному опыту людей. И что очень важно — мое затянувшееся вступление сейчас буду заканчивать, но тем не менее это важно сказать — нам на Радио ВЕРА очень важно это видеть. В Наташиных фильмах и в ваших, Александр, репортажах-фильмах, показано, что для телеканала «Спас» естественно, как церковь помогает. Что там, где страдания, там, где горе, там сразу священник, там сразу помощь и материальная и духовная. Об этом сегодня поговорим. Возможно, начать стоит с того, с чего я начал. Не побывав там, какие-то вещи невозможно себе помыслить и представить, они непонятны, неизвестны. Что для вас, когда вы погрузились в события непосредственно на земле, где идут боевые действия, стало, может быть, самым неожиданным, самым шокирующим, чего никак не ожидали там увидеть, но увидели?

Александр Егорцев:

— Константин, вы говорили об опыте, который многие не имеют. Я слушал и думал, что, дай Бог, чтобы поменьше людей имели этот опыт. Ладно, мы журналисты, военные корреспонденты — это и работа и служение. Но там, в зоне боевых действий, Донбасс, прежде всего, мы встретили огромное множество людей, семьи, дети, священнослужители, в чей дом 10 лет назад, в 14-м году, пришла война, и она там до сих пор продолжается. Рвутся снаряды, ракеты, гибнут дети на глазах родителей. Я очень хотел бы, чтобы Господь уберег людей многих от такого опыта. И от того, что там происходит, чем закончится эта противостояние военное, зависит и то, как будут жить наши дети здесь, в, казалось бы, мирных районах. Вы задали вопрос: самое шокирующее? Да много всего было шокирующего. Мы заехали в зону боевых действий еще до начала СВО, за четыре дня, ничего не зная о том, что 24 февраля, через четыре дня начнется Специальная военная операция. И 24 февраля 22-го года утром на окраине Донецка в поселке Александровка наша съемочная группа одной из первых попала в тот день...

Наталья Смирнова:

— Попала под обстрел.

Александр Егорцев:

— ...под минометный обстрел. Ну, а потом уже, стало входить в неприятную традицию, стали философски к этому относиться, с молитвой и на большой скорости, как-то Господь нас берег. Что запомнилось? Запомнилось, как 29 июля 2022 года, уже после освобождения Рубежного, это ЛНР, поехали с Анной Сорокой, заместителем министра иностранных дел Луганской республики в Рубежное. На наших глазах рядом во дворе сидит мать, Валентина, по-моему, ее зовут, отец, и вот крестик прямо в песочнице, имена Вениамин, Кристина. Вот это запоминается, наверное, на всю жизнь, как и имена этих детей. Вот что такое война.

Константин Мацан:

— А как не сойти с ума от этого? Я к тебе этот вопрос обращаю, потому что понимаю, что мужская психика считается более крепкой, а тебе, как даме, попасть в эти условия?

Наталья Смирнова:

— На самом деле, не знаю, как Саша это все переживает? Я знаю, что он это переживает очень сильно, как он крепится и выносит это все тоже на своих плечах. Эта эксгумация случилась буквально, может быть, через неделю. Саша поехал после моей поездки в Северодонецк, кладбище во дворе — это, пожалуй, самое сильное впечатление после той поездки. Я же и не должна была снимать этот фильм. Я поехала туда снимать программу «В поисках Бога». Мы выбрали несколько героев, заранее с ними договорились, и я должна была снять несколько этих портретов. Но, когда мы приехали туда, герой моего фильма, отец Александр Беспалов, так, знаете, вскользь спросил меня: вам ведь нужна картинка? Я говорю: ну, конечно. — Ну, будет вам картинка, — сказал батюшка, и мы сели в машину, в его газельку, которая много повидала, и поехали. Поехали мы туда сразу же после освобождения, буквально, когда Азовсталь освободили, и это было через несколько дней, потому что когда мы туда ехали, там еще все дымилось.

Александр Егорцев:

— Я Наталью сразу перебью, чтобы нас слушатели понимали. Северодонецк был уже освобожден только-только, но рядом стояли ВСУ на высоком берегу в Лисичанске, и постоянно Северодонецк освобожденный подвергался обстрелам. И вот эта поездка Натальи с отцом Александром Беспаловым, как любая туда поездка, очень рискованная. Прилететь могло в любую минуту. Наташа, прости, что перебил.

Наталья Смирнова:

— Саш, спасибо тебе за уточнение, это действительно так. Мы поехали, и уже на подступе, забрав гуманитарную помощь, взяв еще одного батюшку, где-то буквально уже на подступах к Северодонецку, мы увидели раскуроченные танки и дымящуюся землю, лес горящий. Вот это было понятно, что мы едем куда-то в опасное место. Там каждый герой поражал, каждый герой моего фильма запомнился, поразил. Бабушка, которая всю зиму ела сухари, потому что не было даже воды. То, как они взрывной волной... оставаясь в этом доме, ощутили этот взрыв, это тоже было такое сильное для меня ощущение. Почему они решили остаться? Почему они не пошли в подвал вместе со всеми, ведь там же безопаснее? Могли, но остались. Или женщина, которая — этот кусочек я не взяла в фильм, но я тоже это запомнила — говорит: я так верила, что нашу квартиру не затронет, и она останется, мы просто каждый день молились, и супруг молился вместе со мной. Рядом все квартиры были взорваны, сгорели, а наша квартира осталась. Но даже пока ты это снимал, ты как-то еще держишься и пытаешься... Потому что это работа и надо работать. А накрыло меня уже после того, как я вернулась в Москву, отсматривала эти исходники и писала. Накрыло меня на таком моменте, если Костя и Саша помните, там был в финале фильма момент в храме, когда они поют «Богородице Дево, радуйся». Я отсматриваю это, и у меня истерика, накопившаяся за эти тяжелые дни, начинает прорываться, я не могу ничего поделать, я не могу остановиться. У меня, как мне потом сказали, видимо, была паническая атака, потому что я уже не знала, что делать, мне не хватало воздуха. Я побежала в соседний кабинет, где у нас был исполнительный продюсер, она медик по образованию. Она мне что-то сделала, какие-то со мной манипуляции, что-то хрустнула шеей, что-то мне налила типа корвалола и сказала: ну, все-все, деточка, успокойся, все нормально. Я не знаю, как Саша это выдерживает, но это выдержать очень тяжело.

Константин Мацан:

— У нас сегодня в гостях корреспонденты телеканала «Спас» Наталья Смирнова и Александр Егорцев. Мы говорим об их работе в зоне боевых действий, говорим о том, как церковь помогает людям. Я не случайно спрашиваю про то, как с этим справляться. Этот вопрос связан с тем, что запоминается. Ведь такие ситуации дают встречи не только с трагедией, но и с героизмом. Мы сегодня говорим о фестивале документальных фильмов, он называется «Время героев». У меня в опыте есть ситуация не того масштаба, как военные действия. Я помню в 2010-м году я как корреспондент ездил в Крымск, где было наводнение. Наводнение, само собой, люди потеряли жилье, были погибшие, развозится гуманитарка. Но меня поразило и в памяти осталось из тех дней, которые там были проведены, где-то на улице большая-большая фанера или стена дома, на которой написано краской: спасибо тем, кто нас не бросил. Это ощущение человеческой солидарности, взаимопомощи и благодарения у меня в памяти осталось, как основное из тех событий. Я понимаю, что военные действия дают чудовищные картины. Но если посмотреть на то, как люди справляются, и на то, как друг другу помогают, как церковь помогает, что здесь происходит? О чем мы в этом смысле не догадываемся, смотря со стороны, а вы это видите воочию?

Александр Егорцев:

— Первое, церковь помогает. Священники, которые там живут, жили и служили, что очень важно, не убежали — Донбасс, Луганская республика, Донецк, Донецкая республика — не разбежались. Хотя у них семьи, тоже дети в том же самом Донецке, Киевский район, вечно его каждый день обстреливают окраинный приграничный, там же тоже храм, священник, у него несколько дочек, все эти годы он никуда не сбежал. Так и все остальные священники как жили там, так и продолжают жить, несмотря на ежедневный риск обстрелов. Мы знаем, наш друг, протоиерей Виктор Педченко в другом районе Донецка, поселок Горняк, тоже окраинный, в позапрошлом году снаряд прилетел прямо во двор его храма, его осколками всего изрешетило. Он чудом выжил, в реанимации его зашивали много раз, он до сих пор продолжает служить, он чудом остался жив. Это первое, что пастыри не бросили свою паству, это самое, наверное, главное. Церковь помогает? Да. Туда тонны гуманитарной помощи отвозят разные епархии Русской Православной Церкви, и владыка Пантелеимон (Шатов) неоднократно сам лично ездил в зону боевых действий, встречался с людьми, с пострадавшими. Мы ездили совместно, не так давно, после наводнения, сразу после прорыва Каховской ГЭС, мы поехали совместно с отцом Дмитрием Кротковым, это из Крымской и Симферопольской епархии, в самую так сказать — Новая Каховка, Алешки и Голая Пристань, если это кому-то о чем-то говорит. Там противник в прямой зоне видимости через берег Днепра, напротив Херсон, занятый ВСУ. Повезли гуманитарную помощь из Крыма. Над нами коптеры, и беспилотники, и дроны ВСУ кружили и давали наводку. Мы только успеваем раздать, буквально счет не на минуты, на секунды идет в Голой Пристани, еще полузатопленной, раздаем медикаменты, продукты, прыгаем в машину, через две минуты уже взрыв слышим, но мы, к счастью, опять скорость с Божьей помощью спасала нас. Вот священник каждую неделю ездит в Херсонскую область с партией гуманитарной помощи, рискуя жизнью. У него тоже есть своя семья, жена. Ну а люди, подвиг людей, не только церковь, вообще все люди. Поездки в Рубежное, в Луганскую республику, во время уличных боев с Анной Сорокой, заместитель министра иностранных дел ЛНР тогда, Артем Артемов, наш боевой друг, журналист, военный корреспондент. Мы на машинах, без охраны, без военного сопровождения, на двух машинах влетаем в центр города во время обстрелов и боев, забрасываем раненных жителей нам в машину и обратно с молитвой вылетаем. И ведь эти люди... Мы-то приехали и уехали обратно, командировка закончилась, мы можем отдышаться здесь дома в Москве в уютной квартире, в безопасности. А те люди продолжают, и каждую неделю выезжают, они помогают, спасают людей не ради наград, не ради похвалы, рискуя каждый день жизнью. Вот это, наверное, такое служение. Поистине христианское служение, независимо от того, священник это или светский человек или военнослужащий. Даже, может быть, не сильно-то воцерковленный, но там совершенно трепетное отношение к вере. Там на войне, что нас поразило, ты веру, молитву ощущаешь совершенно иначе, чем здесь в спокойной жизни. Там это настолько остро. Ты не успеваешь читать длинные молитвы, идет обстрел, ты несешься на машине, ты только короткое, буквально мыслью выдыхаешь: Господи, спаси и сохрани; прости, Господи; в руки Твои предаю дух мой. Вот такое у нас было. Там мы учимся заново молиться.

Наталья Смирнова:

— Это точно, Саш. Я здесь бы хотела добавить, кто еще, помимо священников, там изнутри каждый день с нашими героями. Они только там и остаются. Понятно, что люди, гражданское население в столицах, в каждом уголке России и душой и кто чем может, помогает, но там изнутри с этой бедой остаются, как сказал сейчас мой мастер по ВГИКу по кинорежиссуре Александр Прошкин, посмотрев этот фильм, он назвал их люди в черном. Вот эти люди в черном остаются с ними. Да, понятно, гуманитарка, самое необходимое: хлеб, вода, консервы, тушенка. Но помимо еды, духовная поддержка, это слово, в котором там сейчас очень остро нуждаются. Вспоминаю тоже свой фильм, как священник... Понятно, здесь не найти слова, когда умерла твоя дочка, тут просто побыть рядом, как-то утешить, постоять, посопереживать. Как сказал отец Александр Беспалов, если ты не сопереживаешь, то ты уже мертв. Тут не возможно не сопереживать. В каждом таком священнике сопереживание к каждому очень чувствуется. Ведь они, действительно, в очень острые точки, несмотря на опасность, готовы ездить каждый день и ездят. Мы сейчас общаемся, поддерживаем связь с нашими батюшками, и они говорят: мы сейчас готовим новую поездку, там сейчас тоже опасненько, и это в принципе за нашей территорией епархии, но ничего, там очень ждут. Там монахи, например, и тоже сейчас отрезаны.

Александр Егорцев:

— Там-то ждут, а у священника, у того же отца Александра Беспалова, у нашего с тобой друга, Наташ, тоже семья, жена, дети.

Наталья Смирнова:

— В том и дело. В тот момент, когда мы ездили, она была беременная уже, она ждала ребеночка.

Александр Егорцев:

— И каждая такая поездка, все прекрасно понимают, может окончиться иначе. Тем не менее, они едут, хотя мог бы сказать: там опасно, туда лучше давайте неделю, две, месяц подождем, когда перестанут туда снаряды прилетать. Нет, они едут все равно. Это надо какую веру иметь?!

Константин Мацан:

— Мы вернемся к нашему разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня у нас в гостях корреспонденты телеканала «Спас» Наталья Смирнова и Александр Егорцев. Не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Наталья Смирнова, журналист, корреспондент телеканала «Спас», и Александр Егорцев, военный корреспондент телеканала «Спас». Мы говорим о работе коллег в зоне боевых действий. Я напоминаю, что с 23 по 25 февраля пройдет II Международный фестиваль документального кино «RT.Док: Время героев». Наташин фильм под названием «Крест Северодонецка» в программе этого фестиваля. Продолжая тему о церкви в зоне боевых действий, что нам важно знать и понимать о военном духовенстве? Почему спрашиваю? К нам приходят священники тюремные, например, мы с ними общаемся. А на протяжении лет последних, до начала военных действий, военный священник был фигурой очень абстрактной. Ну, некий человек, который занимается взаимодействием с вооруженными силами. Сейчас эта из абстракции перешло в конкретику, и есть видео, которые, в том числе, ваши коллеги снимают, о том, как какое-то подразделение целое стоит на коленях, молится, перед ними священник, который читает молитвы, они вместе молятся. Невозможно заподозрить молящихся военнослужащих в каком-то формализме. Возникает контакт у военнослужащих со священником какой-то особый, настоящий. Но, наверное, и для самого военного духовенства тоже погружение в условия реальных боевых действий это новый особенный опыт, может быть, для кого-то, кто раньше такого опыта не имел. Что вы видите, каков облик военного духовенства для вас сегодня?

Наталья Смирнова:

— Я сейчас в своей программе «В поисках Бога» очень часто снимаю военных священников. Недавно у меня был отец Павел Когельман, а неделю назад отец Святослав Чурканов. Отец Святослав, честно говоря, не вылезает из этих поездок военных. Из разговора с этим батюшкой, конечно, их сейчас стало больше, их сейчас стало много, но все равно не хватает. Конечно, они сейчас сами видят, как меняется облик и военного священника и самих военных, что было в начале и как стало сейчас — это две большие разницы. Понятно, что за это время очень много изменилось к лучшему, и то причастие, которое было в самом начале СВО, сильно отличается и количество причастников от сегодняшней ситуации. Но что мне запомнилось, когда рассказывал батюшка изнутри эту ситуацию, ведь они тоже каждый раз тебя проверяют. Военного священника проверяют на прочность, на выдержку, на то, насколько ты свой, насколько ты сюда приехал не попиариться, не пофотографироваться и уехать, насколько ты готов разделить сними эти тяготы военной службы, готов выпить, съесть тарелку супа из котелка, разжечь огонь, костер, пройти с ними эти нелегкие километры. Понятно, что каждый раз в каждой ситуации случаются какие-то чудеса, вся эта нутрянка военной жизни глазами священника очень честная для меня. Такая благодарность вот этим людям, что они не боятся и, несмотря на то, что и у него есть семья и дети, они каждый раз, не раздумывая, едут туда, в это пекло, правда, не зная, вернутся они или не вернутся. Такое для меня открытие.

Александр Егорцев:

— У нас и в мирное время при ряде воинских частей были храмы, были священники, окормляющие военнослужащих, которые также говорили проповеди: «Нет больше той любви, как если кто душу свою положит за други своя», служение воина, его кончина это священное... Все это правильные слова, цитаты из Евангелия, но все это до 2022-го года всеми нами воспринималось абстрактно. То есть мы все слушали эти проповеди и знакомые наизусть евангельские слова, благочестиво кивали в знак согласия. Но это было все для нас немножко отдаленно, почти безжизненно. А здесь, как началась Специальная военная операция, как начался на наших глазах ужас, смерть рядом, гибель, твоя жизнь на волоске. И вот тут даже и поворот к вере среди военнослужащих. Суровые люди, совершенно далекие от экзальтации, их уж не обвинишь в религиозной экзальтации, но тем не менее. Стали приезжать священники. Тех, кто постоянно приезжает ближе к передовой, общаются, живут среди военных, военные принимают. В начале СВО, в первые месяцы, не хотели допускать, если помните, священников в зону боевых действий.

Наталья Смирнова:

— Непростая была сначала ситуация.

Александр Егорцев:

— Сложная ситуация и считалось, что есть священник здесь, в Центральной России, пусть он благословляет воинов. Но это очень странно, священник остается здесь, а люди идут под пули, и неизвестно, кто вернется. И вот когда появились священники в зоне боевых действий, сами военные говорили, какая-то отдушина, второе дыхание, и действительно, поворот к вере начался. Мы не раз за эти годы сопровождали святыню 21-го века.

Константин Мацан:

— Та-ак.

Александр Егорцев:

— Мироточивую фронтовую икону Божией Матери «Умягчение злых сердец» Донецкая. Ее перевозят тайно, она ездит все время только по воинским подразделениям, не в храмах, а по воинским подразделениям. Всю линию фронта прошла вдоль и поперек много раз, Херсонская область, Запорожье, Донецкая, Луганская республики. Мы не раз заезжали на передовую, в том числе под Сватово, Кременной, и в других местах, я наблюдал, как... Протискиваемся всегда ночью в темноте, с потушенными фарами, привозим эту икону, выходит священник, читает короткую молитву. Я помню слова священника перед этой удивительной иконой, пронзительной. Он говорит по-простому, но все чувствуют, что это именно так. Он говорит, что, братья, сейчас в лице этой иконы вместе с нами невидимо присутствует Сама Божья Мать. И дальше у людей происходили на наших глазах, действительно какие-то необъяснимые явления. Очень важно, что военнослужащие видят рядом с собой священника. Страшно в бою? Очень страшно, никто не гарантирует, что вернешься, но видят, что рядом с тобой так же спокойно молится священник, и что-то происходит в сердцах военнослужащих. У них какое-то спокойствие на душе воцаряется. Я могу сказать, что, да, действительно и благодать от иконы Божией Матери исходила на военных. Происходили невероятные чудеса. И молитва священника, рядом находящегося, такую поддержку оказывала, как иногда не всякая батарея градов окажет.

Наталья Смирнова:

— Я бы хотела здесь еще добавить, что здесь ведь часто у нас священник и как отец, и как священник, и он еще как психолог, как психотерапевт, да? Легендарный отец Петр Гриценко, который там с 14-го года, рассказывал, что даже у тех солдат, которые не боялись, якобы, в какой-то момент у каждого критический момент наступает, когда появляется в глазах животный страх. Как только этот страх появляется, это значит, что в этот момент боец может погибнуть. И очень важно священнику в этот момент, он работает и как психолог и как психотерапевт. Да, причастие, да, благодать, надо исповедоваться регулярно, причащаться — это понятно. Просто подойти к нему, какое-то нужное слово сказать, важное, как отец, чтобы он тебя понял, услышал и осознал главное, что страх парализует, и как только появляется страх, ты можешь погибнуть. Именно так оно и бывало, что парализующий страх заставляет тебя делать какие-то ошибки, уже непоправимые зачастую, и человек погибает. Эту роль священников нельзя здесь умалять. Какая-то психологическая поддержка, безусловно, ими очень мощно оказывается.

Константин Мацан:

— Наталья Смирнова и Александр Егорцев, корреспонденты телеканала «Спас» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У меня есть к вам нелицеприятный вопрос, именно нелицеприятный в том смысле, чтобы вы ответили искренне, что называется, не сдерживая себя. Я сейчас попытаюсь его сформулировать. У меня недавно был такой опыт, я вел одно мероприятие — психологическую школу для сотрудников фондов, которые занимаются реабилитацией военнослужащих с ПТСР, посттравматическое стрессовое расстройство. То есть их учили, как выстраивать эту работу, и с семьями военнослужащих. Это люди, которые непосредственно сопряжены с общением с людьми, которые возвращаются из зоны боевых действий, с их семьями. Что меня поразило? Сама тональность разговора о боевых действиях очень не похожа на то, как обычно мы обсуждаем это на кухне, дома у себя в уютной квартире или в телеграм каналах читаем какие-то паблики. Я для себя сформулировал так, что они говорят о Специальной военной операции без придыхания, как о жесткой чудовищной реальности, которая не нуждается в их эмоциональной оценке, в их мнении. Они работают, они сталкиваются с реальностью, с людьми, и то, что они об этом думают на самом деле, вообще не должно никого касаться. Потому что кто не знает, оценивает; кто знает, не оценивает. Вы, вернувшиеся из зоны боевых действий, как смотрите на нас, тех, кто продолжает абстрактно высказывать свое мнение, суждения о том, зачем это происходит, что такое, о судьбах родины? Не звучит ли это все какой-то пошлостью, когда там побывал и реально посмотрел в лицо смерти?

Наталья Смирнова:

— Смотря что говорят в этот момент. Общество настолько разделилось. Среди коллег и среди когда-то твоих друзей все, я думаю, с этим столкнулись абсолютно, и ты, Костя.

Константин Мацан:

— Я об этом собственно и говорю сейчас.

Наталья Смирнова:

— И ты, Саша. И у меня очень многие коллеги с прежней работы практически все от меня отписались, заблокировали. Моя близкая подруга, с которой мы дружили много лет, я случайно увидела, что она меня удалила из друзей. Мы с ней прошли столько тяжелых моментов жизни и друг друга поддерживали на протяжении долгих лет, это было для меня тоже новостью неприятной, да, такая реальность, что делать? Сменилась у меня лично внутри такая тональность, все-таки отпустила свою категоричность. И даже не после поездки, а в принципе после начала СВО, когда для меня было шоком, что можно по-другому, когда ты живешь изначально в одной реальности, и для тебя это естественно. Ты любишь свою страну, ты любишь своего президента, у тебя нет никаких мыслей шагать вправо-влево, не потому что ты такой разухабистый патриот, просто ты так живешь. Я такой родилась, например. И что? Поэтому для меня это было неприятной новостью, что можно как-то по-другому. Но сейчас я отпустила эту категоричность, это выбор каждого человека. Кто уехал, кто живет здесь, но думает по-другому. Это его выбор, ему с этим жить и общаться. Но мне приятно, что многие люди, кто думал как-то по-другому, сейчас уже открыли глаза и увидели мир в другом свете, так, как оно на самом деле есть. А есть что? Есть родина, есть ее задачи, есть люди, которые там сражаются за нас, прежде всего, за наши жизни. Поэтому нам надо сделать все, чтобы помочь этому случиться побыстрее. Осуждение? Наверное, каюсь, где-то я осуждаю кого-то, что греха таить. На кого-то смотрю более спокойно. Много работы, поэтому особо эмоции отпустили уже.

Александр Егорцев:

— Я по-своему услышал вопрос Константина, он действительно очень интересный. Хитрый вопрос. Тут речь даже не о тех из наших знакомых или коллег, которые против СВО или против России, за противника. А тут как раз о другом. Когда мы возвращаемся оттуда, возвращаемся в нашу реальность, две совершенно разные реальности, и здесь мы видим наших друзей, союзников, коллег, ток-шоу сейчас на всех каналах, эксперты. Тут я могу сказать да, у меня некоторые изменения произошли, я не люблю смотреть ток-шоу, неважно какие, неважно, на каких каналах. Потому что очень уважаемые люди, эксперты, с одного канала на другой переходят, говорят прогнозы, с таким спокойным, радостным, мажорным, как правильно Константин сказал, с придыханием, с пафосом, с пропагандистским задором говорят. Когда ты только оттуда вернулся, из-под обстрелов, или детей выкапывал, или с военными в Мариуполь во время штурма заезжал, возвращаешься сюда, и, конечно, тебе эти разговоры уже кажутся немного неестественными. Это другая жизнь, другая реальность, и они между собой очень не соприкасаются. Другое дело, еще один момент. Возвращаясь в эту реальность оттуда, из зоны боевых действий, потом иду с коляской с детьми гулять на детскую площадку, где-то там у машины глушитель хлопнет или кирпич свалится на доску, хлопок, а ты немножко машинально вжимаешь голову сразу, у тебя еще по инерции весь организм не успел перестроиться. Даже физиологически, находясь длительное время в зоне боевых действий, у тебя организм перестраивается, обостренные органы чувств, восприятие, слух, зрение по всему периметру. И возвращаясь в эту мирную жизнь, так непривычно мне бывало первые дни на детских площадках видеть мам с детьми, с колясками, качаются, не боятся, что прилетит сюда. Я же помню Донецк, детские площадки, дети гуляют, но в любой момент может прилететь. Это тоже такой диссонанс бывал. А с коллегами? Я сам не люблю пафоса. Принципиально во всех наших репортажах, начиная с первых дней СВО, я старался избегать пропаганды, каких-то пропагандистских ноток, вот опять, придыхания. Я старался по-христиански показывать реальность жизни, реальность войны, реальность беды, которая свалилась за эти десять лет на наши народы, на людей. И даже к врагу, к украинской стороне я, как и многие наши военные, те же самые в Донбассе, мы не испытываем ненависти. Мы испытываем чувство боли и сожаления, но у нас нет звериной жестокости, звериной ненависти. Мы все молимся, чтобы Господь каким-то чудом, нам не ведомым, со временем, после победы смог примирить людей и уврачевать вот эти страшные раны кровоточащие. Может быть, по молитвам и перед иконой Божьей Матери «Умягчение злых сердец».

Константин Мацан:

— Я сказал про придыхание, спасибо за то, что вы отвечаете так искренно на это. У придыхания может же быть две стороны. С одной стороны, мажорное, такое ура-патриотическое, а с другой стороны, такое интелегентско-скептическое: ну, что мы все понимаем, что происходит. Я не услышал ни того, ни того. Вот именно некое воздержание от оценки, а просто работа в той самой страшной реальности, о которой вы говорите. Я очень благодарен, что вы сказали про отсутствие ненависти, я как раз хотел об этом спросить. Вы употребляете слово «противник» по отношению к вооруженным силам Украины, и я встречаю людей, которые подчеркнуто именно это слово употребляют. И когда спрашиваешь, почему именно его, отвечают: это временный статус, противник, это ситуация войны. Война закончится, а там на самом деле наши люди. Я хочу спросить, это звучит очень высоко и благородно, и очень нравится это произносить опять же в эфире. При этом понятно, что на практике вероятно, не вероятно, а точно, когда летят снаряды и льется кровь, там не до выбора слов и не до...

Наталья Смирнова:

— Сантиментов.

Константин Мацан:

— Не до высоких этих материй. Но в целом, если посмотреть со стороны, вы как корреспонденты военные это видите. Это нормальное настроение для наших вооруженных сил? Это отсутствие ненависти, это восприятие того, с кем ты воюешь, как противника во временном статусе с каким-то внутренним, может быть, непроговоренным ощущением, что это наши люди, с которыми мы сейчас трагическим образом оказались в таком кровавом разладе. Или, скорее, это все-таки исключение такие высокие образцы, потому что на войне как на войне.

Александр Егорцев:

— Нет, это не исключение. Это именно тенденция, как бы я сказал. С самых первых дней Специальной военной операции, с 24 февраля 22-го года.

Константин Мацан:

— Вы это наблюдаете?

Александр Егорцев:

— Наблюдаю и даже удивляюсь, даже специально задавал вопросы в зоне боевых действий нашим военным. Причем, не нашим, тогда еще прикомандированным из России, а вот местным военным, ДНРовским, донецким, которые уже 8 лет на тот момент сражались, у которых гибли близкие, 8 лет с 14-го года под обстрелами ВСУ. Я у них спрашивал, этот вопрос задавал: испытываете ли вы ненависть к украинцам, к противнику. И получал такой странный ответ: нет, иногда мы даже на своих плечах тащили раненого вэсэушника, ну что его бросать помирать? Это было общее, какое-то духовное состояние. Знаете, наверное, в этом и отличие нашего воина — а мы все-таки называем наших воинов христианское воинство — от духовного состояния противника. Там озверелая, часто, это факт, ненависть и желание убить, убить русских военных, убить русских детей. Вы помните, с 14-го года, когда начались обстрелы Донецка, и стали гибнуть наши дети, на Украинской стороне стали в соцсетях писать: да, не жалко этих детей, потому что это личинки колорадов, это не люди. Было такое в 14-м году, куда деваться? С нашей стороны этого нет. Есть сожаление и боль даже среди наших военных, жалко их людей. Мы все понимаем, что у этих парней остались тоже дома дети, жены, вдовы. Мы не должны превращаться в животное. Кстати, пастыри, наличие военных священников в зоне боевых действий очень помогает нашим военнослужащим не скатиться в животное состояние, в состояние животной ненависти. Это важно.

Наталья Смирнова:

— Я думаю, это вообще такая тайна русского характера. Это про любовь, самопожертвование, доброту. Там, где плохо, где трагедия, где льются слезы, там откликается русская душа. Такими мы родились, слава Богу, умеющими прощать, любить ближнего. Вот такой русский человек, это наша природа, и нам надо уметь в себе сохранить человека, уметь себя беречь. Поэтому я не думаю, что здесь какое-то, тут не пафос, тут не пройденный путь, не пройденные испытания, а что-то, русская душа — христианка, это где-то вот об этом.

Константин Мацан:

— Я сейчас вспоминаю одну из героинь твоего фильма, мне очень понравились слова женщины, которая на вопрос, что дальше, сказала, что первым делом к парикмахеру, вторым делом к стоматологу, потому что зубы не болят, но посыпались. В этом какая-то такая жизненность и оптимизм одновременно.

Наталья Смирнова:

— Оптимизм. Я поэтому сделала фильм, я понимала, что не могу закончить фильм так вот трагично. Всегда есть, даже на войне, надежда, есть просвет, есть какой-то свет в конце тоннеля. Так совпало, что мы снимали фильм два дня, и, да, один про трагедию, это действительно крест Северодонецка, это действительно кладбище во дворе. Но это и второй день. Это жизнь после смерти, и эти жизнеутверждающие герои. А эту женщину, кстати, я снимала просто на телефон, потому что в это время Вася снимал что-то другое, но она была настолько позитивная, жизнеутверждающая, что я включила телефон и ее записала и включила этот эпизод тоже в фильм.

Константин Мацан:

— Ну что ж, спасибо огромное. Фильм «Крест Северодонецка» Натальи Смирновой в программе II Международного фестиваля документального кино «RT.Док: Время героев», который пройдет с 23 по 25 февраля. У нас сегодня в гостях были мои коллеги с телеканала «Спас» Наталья Смирнова, корреспондент телеканала «Спас», автор фильма «Крест Северодонецка», и Александр Егорцев, военный корреспондент телеканала «Спас». Спасибо огромное за этот разговор. До свиданья.

Наталья Смирнова:

— Спасибо, Костя.

Александр Егорцев:

— До свиданья.

Наталья Смирнова:

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Апокалипсис – влияние на мировую культуру». Кирилл Вах, Сергей Кругликов
• «Священномученик Фаддей (Успенский)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Апокалипсис — богословский аспект». Кирилл Вах, Вероника Андросова

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов