У нас в гостях был клирик московского Богоявленского собора в Елохове священник Алексей Артамонов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, о том, кто повлиял на его выбор, а также чем ему запомнилось общение со старцем Николаем Гурьяновым.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я, Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Анатолий Першин, настоятель храма святителя Василия Великого в Осиновой роще города Санкт-Петербурга, телеведущий. Добрый вечер.
Священник Анатолий Першин:
— Добрый вечер и Божие всем благословение.
Константин Мацан:
— Отец Анатолий, вам напомню и всем нашим слушателям, что в этих беседах, которые по вторникам в 8 вечера на Радио ВЕРА выходят, мы с Кирой беседуем со священниками о их пути, о пути к вере, в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек дерзнул захотеть служить алтарю и преподносить людям таинства. Это всегда путь сомнений, поисков. Нам кажется, что те ответы на вопросы и, может быть, те самые вопросы, которые человек себе ставил на этом пути, могут войти в резонанс с теми размышлениями о вере, которые есть у всех наших слушателей в разной степени церковности. Вот об этом сегодня с вами хотелось бы поговорить.
Кира Лаврентьева:
— «У меня две жизни, до встречи с Богом и после, а с Богом я встретился на том свете», — говорите вы, отец Анатолий, в одном из интервью. Конечно, человека с такой незаурядной биографией, временами очень близко соприкасающейся с иным миром, хочется спросить сразу об этом. Как вы пришли к храму? Как известный музыкант — известный музыкант, не побоюсь этого слова — переживает какие-то страшные события, вследствие чего становится не просто верующим человеком, а оставляет абсолютно все, что у него было в прошлой жизни, и приходит к священству? Отец Анатолий, для нас как для интервьюеров, вы сегодня большая находка, мы вас давно ждали, звали. И, слава Богу, вы нашли время приехать к нам из города Санкт-Петербурга.
Священник Анатолий Першин:
— Если бы мне кто-то сказал в моем детстве, юношестве, молодом возрасте, что я буду священником, я долго бы смеялся над этим. Это совершенно было несовместимо с моей жизнью и тем, чем я занимался. Бога я искал, честно искал, мучительно. Я понимал, у меня, видимо, и поэтический дар и музыкальный, люди с таким мироощущением, думаю, что все ищут Бога. Но все подпадают под разные искушения, это путь достаточно сложный, и у меня в том числе. Я приехал в Петербург с одной гитарой и со своим творчеством.
Константин Мацан:
— Какой это год был?
Священник Анатолий Першин:
— Это был год 85-86-й, точно не помню. Я искал самореализации, я был молод, во мне бурлили стихи, музыка. Я понял, что Петербург — это город творческий.
Константин Мацан:
— Конечно.
Священник Анатолий Першин:
— И искал там реализации.
Кира Лаврентьева:
— Особенно в те годы.
Священник Анатолий Першин:
— Там интересные были предыстории, как я сюда попал. И когда я приехал, устроился дворником.
Константин Мацан:
— Поколение дворников и сторожей. Вы в себе это воплотили.
Священник Анатолий Першин:
— Потому что это очень удобно, ты утром метешь, а потом у тебя много времени, и ты можешь заниматься, чем угодно. Я искал самореализации, я приехал с акустическим альбомом. Подрабатывал я еще на Ленфильме в массовках, такой человек был. Искал, у кого записать свою музыку, и нашел Володю Кузнецова. Оказалось, что у этого же Кузнецова на квартире жил Юрий Юлианович Шевчук. Мы на дому записывались, и Юра Шевчук был свидетелем того, что происходило. Так мы и познакомились.
Константин Мацан:
— И подружились.
Священник Анатолий Першин:
— Да, мы подружились. Дружба у нас до сих пор. Это очень ценно, само ощущение дружбы, и мы взаимодействуем. Юра стал еще крестным отцом у сына. Но тогда еще о священстве тоже я не помышлял. Если об этом размышлять, как-то надо отдельно, чтобы моя история привела к этому. Конечно, жизнь музыканта... Глядя на Юру, я ходил на его репетиции, а он приехал в Петербург и искал рок-музыкантов, коллектив питерский. Я со всеми был знаком, был на репетициях, и я загорелся рок-музыкой. У Юры была музыка протестная, он протестовал против существующего строя, как всегда, такая у него тема. Я тоже вступил в рок-клуб.
Константин Мацан:
— Ленинградский.
Священник Анатолий Першин:
— Ленинградский рок-клуб, да. Создал группу. Многие в клубе мне знакомы и интересны. До сих пор я общаюсь с этими людьми, они уже другие. Много умерло людей, кто-то от наркотиков, кто-то спился, кто-то исчез, сгинул. А кто-то ушел в священство, наоборот, к Богу ушел или в какие-то другие практики. А наши монстры остались и до сих пор держатся на сцене.
Константин Мацан:
— Монстры в хорошем смысле слова?
Священник Анатолий Першин:
— В хорошем смысле слова.
Константин Мацан:
— Большие величины.
Священник Анатолий Першин:
— Да. Ну да, действительно. Может быть, неправильно применил слово. Эта жизнь шла. Поднимался я по лестнице славы и успеха. Был заключен контракт с американским миллионером, с продюсером, он приехал сюда. Как раз занавес рухнул и он искал группы, которые можно было прокатывать по всему миру и на этом зарабатывать, потому что русская группа, советская...
Константин Мацан:
— Это экзотика была.
Священник Анатолий Першин:
— Да, это экзотика. Не то, что обезьяна с лопатой, но все-таки, оказывается, что они здесь еще что-то умеют. Если мистически рассуждать об этом, такое ощущение, что я договор с дьяволом подписал.
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе.
Священник Анатолий Першин:
— Да. Было такое ощущение у меня. К этому времени мои поиски Бога зашли в какой-то тупик. И последнее, что я сделал, я человека убедил, что Бога нет, верующего человека, который только что уверовал. С этого момента, как он ко мне пришел... Он потом плакал, я такой довольный был. Конечно, я много читал и философии и экзистенциалистов, и Ницше, и Шопенгауэра, и индусов. В общем, в голове была полная мешанина, а Христа там не было у меня. Я ему доказал, что Бога нет, и с этого момента у меня начались проблемы, со мной начали происходить необычные разные вещи. В итоге в этой коммуналке, где я жил дворником, сосед зарезал меня ножом.
Константин Мацан:
— Ничего себе.
Священник Анатолий Першин:
— Я потерял почти всю кровь, еле дополз, я дополз сам до скорой помощи.
Константин Мацан:
— Это бытовая просто была ссора?
Священник Анатолий Першин:
— Да, бытовая ссора, разборки. Я музыкант.
Кира Лаврентьева:
— Человек горячий.
Священник Анатолий Першин:
— Длинноволосый, а там жили другие люди, это разный социальный слой.
Константин Мацан:
— И относились с подозрением к вам?
Священник Анатолий Першин:
— Даже с ненавистью.
Кира Лаврентьева:
— Как к врагу?
Священник Анатолий Першин:
— Да. Ну, и с любовью, и с ненавистью, все одновременно. Я познал, что такое коммуналка петербургская, это была моя школа. Я дополз до скорой помощи, меня увезли. Когда привезли, у меня крови уже очень мало оставалось, меня сразу в реанимацию, на стол. Я уже ничего не помню. Да и так-то у меня уже все уплывало, я терял сознание, по дороге еще, потому что были ножевые ранения, очень больно было. Вот такой я поимел опыт, если так можно выразиться, душа моя покинула тело. Как Юрий Юлианович пел, «с ветром улетела к неизведанным мирам». Когда душа моя поднималась, мне было открыто, что я жил не своей жизнью, делал дела, которые мне не следовало делать. То есть я понял, что когда человека сюда призывают, ему как бы дают задание, и если он угадает свое задание и пойдет по этой стезе, он будет счастлив и все будет у него хорошо. Если он будет жить не своей жизнью, получалось, что я жизнью не своей жил, и меня Господь остановил. Но для этого понадобился вот этот несчастный случай. Потом уже, много лет прошло, я понял, как это было промыслительно. Так бы я уехал в Америку, не ровен час, там бы остался, у меня была бы другая жизнь, и другое было бы осознание. И мне Господь показал, как надо жить. Первое мое желание было вернуться и срочно зажить той жизнью. Я понял, как надо жить. Я помню, уходила душа, и я понял, как надо жить. Это дано было в одну секунду, там нет такого повествования, как сейчас. Видите, у нас длительное повествование, а там в одну секунду, раз, и ты все понимаешь, и все видишь и все одновременно. Там нет времени. Но, однако, душа моя уходила. Я искал возможность, как остаться, как исправиться. Я понял, как надо жить, я захотел просить у людей прощения, оказывается я по головам ходил и многого не замечал, потому что был амбициозный, прорывался. Может быть, кому-то принес и горе, потому что занимался только собой, гордыней своей. Когда душа уходила, я перебирал миллионы вещей, которые могут оставить человека на этой земле. Что может оставить человека на земле? Дети, родители, вещи, привязанности какие-то? Ничего человека не держит на этой земле, оказывается. Может быть, только мать и ребенка, это одна из сильнейших связей. Мать может сказать: Господи, верни меня обратно, у меня остался ребенок, мне надо его воспитать. Может быть, Господь послушает. И я ушел. Я уже рассказывал об этом. Мне дан был ключ возвращения.
Константин Мацан:
— Священник Анатолий Першин, настоятель храма святителя Василия Великого в Осиновой роще в Санкт-Петербурге, телеведущий сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Нет беды, чтобы повторить историю, которую где-то для других аудиторий вы рассказывали. Я уверен, что далеко не все слушатели Радио ВЕРА ее встречали, поэтому можно повториться. И что это был за ключ?
Священник Анатолий Першин:
— Спасибо. Я к этому попозже вернусь.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Анатолий Першин:
— Если кто-то читал «Мытарства Феодоры» и разные посмертные случаи, после того, как человек умер, возвращается. По всей видимости, Господь, вместо того, чтобы показать рай, меня сразу поместил в чистилище, я так понял, что это было чистилище или ад. Ад — это такое состояние, которое не описать ничем, но я получил этот опыт. Ты превращаешься в маленькую молекулу боли, бесконечное одиночество, я не могу даже описать. Когда я пытался раньше описывать, мне становилось плохо от того, что включался этот механизм.
Кира Лаврентьева:
— Потому что нет слов, чтобы это передать.
Священник Анатолий Першин:
— Включался механизм ощущений, а словами это не могу описать. То, что описывают сковородки — это детские сказки.
Кира Лаврентьева:
— Да, да.
Священник Анатолий Першин:
— Не дай Бог, чтобы туда кто-нибудь попал. Не дай Бог. А все это, оказывается, следствие нашей жизни. Получается, что здесь не игрушки. Мне было так плохо, так одиноко, бесконечно больно, бесконечно одиноко. Сколько я был в этом состоянии, я не знаю. Там же нет ни рук ни ног, а все ощущения есть. То есть, тела у тебя нет. Мысли, чувства, желания — все это есть. И случилось так, что как будто я в этом состоянии оборачиваюсь и вижу громадного ангела во все небо, очень большого с мечом. Он был какой-то весь серебряный, но он был не из плоти, а как бы из мелких частичек серебряных, которые у него внутри все, даже трудно сказать, какая субстанция это. Он мне протянул руку, и я очнулся в реанимации.
Константин Мацан:
— До мурашек. Так.
Священник Анатолий Першин:
— Да? Я очнулся в реанимации, вокруг меня лежат люди с какими-то трубками, кто-то умирает, это вокруг. Я очнулся, и это ощущение, состояние во мне осталось, я понял, что ад начинается здесь, на земле. С этого момента я стал видеть, с точки зрения психиатрии и обыкновенной жизни, это Советский Союз был, когда я людям пытался об этом рассказать: люди, ад начинается здесь. Я не мог телевизор смотреть, потому что оттуда эта адская сила исходила. Я не мог какие-то приметы, признаки, человеческого поведения, кто-то закурил, алкоголь когда я видел...
Кира Лаврентьева:
— То есть у вас как будто линза была настроена на это видение ада?
Священник Анатолий Першин:
— Да. Я стал людей предупреждать: люди, покайтесь, потому что это все ад, вас ждет ад. Представляете, я как какой-то пророк что ли? А как я буду всем, примут же меня за сумасшедшего. Я, конечно, уединился. После этого мне влили еще не ту группу крови, и у меня началось воспаление крови. И началась тяжелая продолжительная болезнь, с температурами, потом мне делали операцию, доставали нож, еще что-то, откачивали гной. В общем, меня мучили, мучили, мучили. Однако я выписался и в таком плачевном состоянии... Но что я получил? Я как понял потом уже, размышляя над всем: меня туда забрали, отформатировали, залили новое задание, как в компьютере, установили новую программу, и я вернулся другим человеком. Почему вот эта фраза: жизнь разделилась на до и после. Как будто я получил какое-то задание. Но я его сначала не мог расшифровать. То есть сама моя дальнейшая жизнь расшифровывала, что в меня вложили. Тех людей, которые побывали в этом состоянии, я видел реально, которые тоже там побывали. Знаете, такая мистика, как в фильмах бывает, они друг друга видят, какие-то люди.
Кира Лаврентьева:
— Рыбак рыбака видит издалека.
Священник Анатолий Першин:
— У меня было такое ощущение, «Горец», там люди были какие-то вечные, они друг друга видели и друг друга убивали, чтобы последний из них умер и они все прекратили это. Я стал видеть тех людей, они ко мне стали проявляться. Я тогда еще не был крещен, вот в чем еще было дело. Такие истории со мной начались! Расскажу одну историю. Может быть, я никому ее не рассказывал. Этот человек, которому я доказал, что Бога нет, меня на своих плечах отнес в храм и покрестил. Он заплатил за меня деньги. А потому что он уже укрепился в вере к тому времени и все-таки доделал свое дело. Он же пришел ко мне с вестью, что Бог есть, а я ему доказал, что нет. А другие друзья, видя мое плачевное положение, искали всяких бабок, знахарок, экстрасенсов, они подумали, что со мной что-то происходит, и меня нужно вернуть к жизни через это. И вот меня записали после крещения через час, так получилось, к экстрасенсу. Я вышел после крещения, как будто у меня крылья выросли, представляете? Это было ощущение, как будто с меня тонны грязи, свинцовые вериги с меня... И я в ангельском состоянии. И повели меня к экстрасенсу. Громадная очередь, женщина откуда-то из Прибалтики, она снимала квартиру, заранее к ней записывались, за громадные деньги. И вот заводят меня в комнату, в комнате один стол, сидит женщина, и у нее атлас мозга. Она говорит: как вас зовут. Я говорю: Анатолий. Сейчас мы вас посмотрим, говорит она. Она руки кладет на мозг, у меня волосы на голове начали шевелиться, и начинает рыться в моем мозгу. Что дальше происходит? Вдруг она поднимается над столом, летит в стенку, ударяется об стенку и падает навзничь вместе с креслом вот этим.
Кира Лаврентьева:
— На пол.
Священник Анатолий Першин:
— Я к ней бросаюсь: что с вами? Она говорит: как вас зовут? Я говорю: Анатолий. Она говорит: а отчество? Я говорю: Викторович. Анатолий Викторович, я больше не буду, — она говорит.
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе.
Священник Анатолий Першин:
— Я говорю: а что вы не будете? Она говорит: а вы знаете, кто за вашей спиной стоит? Я говорю: не, не знаю. Она говорит: огненный ангел с огненным мечом, он мне по рукам. В общем, дал по рукам, она просто упала. Она мне рассказывает, что однажды она спала, и к ней явились какие-то египетские жрецы, у них наполовину волосы были, наполовину нет, какие-то постриженные, как панки ужасные, они мне нацепили браслет и сказали: ты будешь с этого момента нашей силой исцелять людей. И она из этого сделала бизнес. Ей браслет что-то говорил, когда она, там было дело все в браслете этом. Видимо, какая-то бесовщина, она стала их адептом, она подсаживала бесов людям, а потом люди начинали зависеть от нее, и не могли без нее существовать. Деньги ей несли, она за их счет обогащалась. Такая была история.
Константин Мацан:
— Отец Анатолий, давайте, может быть, маленькую паузу сделаем, потому что наши зрители не видят, а мы с Кирой видим, что у вас в руках гитара. После слов, сказанных о вашем рок-музыкантском прошлом, я думаю, мы об этом еще сейчас поговорим, продолжается ваша жизнь как музыканта. Вы концертируете, гастролируете, поете, исполняете. Интересно вас будет спросить, насколько ваше творчество поменялось в связи с изменением жизни, но сейчас в контексте разговора, какая песня из вашего репертуара вам на сердце приходит?
Священник Анатолий Першин:
— Мне пришла в голову мысль, такая песня, называется «Возвращался к Богу человек». Оказывается, мы не вперед идем, а возвращаемся, вот в чем смысл этой песни. Как блудный сын. Господь дал человеку талант для жизни, и человек растрачивает настолько, что потом приползает, благодать дает человеку, и когда она кончаеся, человек осознает все и возвращается. На самом деле это ценное состояние для самого человека, потому что он начинает возвращаться к нормальному человеческому состоянию. И я написал такую песню и сейчас ее исполню.
Константин Мацан:
— Давайте.
Священник Анатолий исполняет песню
Константин Мацан:
— Священник Анатолий Першин, настоятель храма святого Василия Великого в Осиновой роще в Санкт-Петербурге сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мы скоро вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Здравствуйте еще раз, дорогие наши слушатели. Напоминаем, что у нас в гостях священник Анатолий Першин, настоятель храма святителя Василия Великого в Осиновой роще, город Санкт-Петербург. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Анатолий, нет слов от первой части нашей программы. Вот Костя кивает. Мы редко испытываем такие сильные эмоции, такое потрясение. Что я хотела вас спросить, просто очень боялась перебить. Вы сказали, что после пережитого видели эти зародыши ада в действиях людей. Здесь назревает у меня болезненный вопрос, но в свете нашей программы, как мне кажется, его очень важно задать. Есть ли такой плохой шанс приблизиться к аду верующему человеку, и как понять, что ты уже очень далеко от Христа? Может быть такое, что ты ходишь в храм, ходишь, ходишь и в какой момент понимаешь, что ты откатился дальше некуда. Внешне все о`кей, а внутренне, если не в аду, то во всяком случае, движешься совершенно не в ту сторону? Или это все-таки для церковных людей не стоит как отдельный вопрос?
Священник Анатолий Першин:
— Так. Я на днях написал стихотворение. Поделюсь, про состояние современного человека.
Кира Лаврентьева:
— Так.
Священник Анатолий Першин:
— На стене у него стихи
В голове у него грехи.
И лежит он, боясь упасть,
И встает он сквозь эту грязь.
И пойдет он и будет свят.
Обернется потом назад,
И опять все сначала, мрак,
Если все это будет так.
И очнется на смертном одре
В захолустной своей дыре,
Будет ангелов он просить
Хоть минуту еще пожить.
Но а демоны, хохоча,
Не найдут у него меча.
Лишь молитва «Помилуй мя
И прости, Боже, грешен я.
Константин Мацан:
— Вы знаете, о чем вот в этой связи тоже хочу спросить. Вы когда сказали, что стали — та же самая тема — замечать признаки ада здесь на земле уже, это очень понятно, учитывая вашу биографию. Наверное, пережив такое, ты отшатываешься от того, что видишь. Но, если здесь на земле начинается ад, то и рай тоже начинается здесь на земле.
Священник Анатолий Першин:
— Да, да.
Константин Мацан:
— Видели ли вы признаки рая? Как вы их увидели впервые, что есть не только то, от чего нужно отшатнуться, и вера — это не только то, что рождается от страха попасть в ад. Вера еще питается и надеждой на рай. Как вы свет начали разглядывать?
Священник Анатолий Першин:
— Мой внук Егор, когда был маленьким, сейчас он в армии, мне говорит: дедушка, а расскажи мне про рай. Я говорю: ну, ты что-нибудь спроси. А он говорит: там работать надо? Я говорю: нет. — А есть там хочется? — Нет. — А учиться там надо? — Не надо. — А жениться? — Не надо. Он говорит: а зачем мы тогда живем? Давай сразу умрем.
Константин Мацан:
— Логично по-своему.
Священник Анатолий Першин:
— Какой смысл в этой жизни? В детях, в своих внуках я вижу признаки будущего рая. Но, как в Евангелии, когда я смотрю в детские глаза, когда приносят мою внучку, и я вижу ее улыбку, это один из самых признаков рая. Я сегодня думал, размышлял ночью об этом, о предчувствии Рождества, о предчувствии радости. Радость Пасхи, потом следующий праздник, и мы живем в каких-то предчувствиях. Если у тебя творческое предчувствие, если оно тебя поднимает — это все признаки рая. И когда я стал священником, и когда я встал у престола, вот недавно был случай. Я очень рассердился на человека, просто разгневался. И понимал, что мне так было плохо. Я пришел, встал у престола мрачный, мне так плохо, служба идет, идет, и вот мы к евхаристии приступаем. И мысль такая: а как я буду сейчас совершать евхаристию, и как я буду сейчас причащаться, если я не простил человека? Как? Это должен каждый задуматься, когда он подходит к причастию, именно в этом смысле — прощения. Этот человек был в алтаре, я подхожу к нему и говорю: прости меня, пожалуйста. И он тоже. У нас слезы на глазах, мы обнялись, и у меня такое облегчение было, райское, может, состояние, когда у тебя нет ни тела, ничего. Бывает у меня у престола такое состояние, когда поднимаюсь. Настолько погружаешься в это, потому что на престоле же Господь, здесь Господь в преломлении хлебов. Все, что происходит в алтаре, врата райские отверзаются и закрываются, и тебе становится грустно и страшно, когда врата закрываются. И эти люди, которые с надеждой смотрят... Я последний раз сказал: братья и сестры, я вас всех люблю и за всех молюсь. И люди выдохнули. Я очень пытаюсь любить. Эти признаки, когда ты можешь жертвовать собой, от себя что-то оторвать, когда забываешь о себе — вот это признак рая. Ты и о болезни забываешь, о каких-то потребностях своих, когда ты отдаешь, это очень сложно, но это творческое состояние, это вдохновение. Представьте, что вы постоянно находитесь во вдохновении. Утром встал, тебя поднимает это вдохновение. Не то что: опять, я не знаю, голова болит, мне плохо. А сквозь это у тебя есть вдохновение, ты понимаешь, что надо что-то такое сделать, ты просто бежишь туда и делаешь. Я сейчас к этому иду. Хотя меня враг заваливает и мрачные мысли напускает, и искушения, и помыслы, и сквозь это пробиваясь, я ищу силу. Сила в этом, в самоотдачи, когда ты забываешь о себе и что-то делаешь для другого. Я сейчас причащал раненых бойцов, представляете, какая это сила. Я еле себя туда поднял. И какие-то мысли, и зачем я туда еду, два часа, пробки. Но когда я их увидел, я выходил просто на крыльях, когда я с ними поговорил, когда я их причастил, я на гитаре им сыграл. Я увидел их глаза, я понял, вот она настоящая жизнь, а я живу в придуманной жизни. А вот настоящая реальность. Парень лежит, ноги нет, руки нет, глаза нет, ему только что принесли орден и медаль, и он лежит счастливый. Я говорю: а как ты будешь дальше. Он говорит: я мыслями там, я все протезы себе сделаю, я буду там поваром, в штабе буду, но я буду там, потому что ребята там остались. Все мои мысли там. Для меня громадный пример. Я забыл о себе. Сейчас я стараюсь жить так, чтобы забывать о себе. Как вспомнишь свою немощь, я не могу, я рефлексирующий человек.
Константин Мацан:
— Давайте вернемся к теме о вашем пути. Вы до программы сказали такую любопытную деталь, что в монастырь вас отправил Юрий Шевчук.
Священник Анатолий Першин:
— Да.
Константин Мацан:
— Как это было? И в каком контексте? Какой это был этап вашего пути к священству?
Священник Анатолий Першин:
— Я когда понял, что умираю, это было дальнейшее развитие моей болезни.
Константин Мацан:
— Это уже после того, как вы крестились?
Священник Анатолий Першин:
— После того, как я крестился, я стал ходить в церковь, но состояние моего здоровья ухудшалось в связи с кровью. Я звоню Юрику и говорю: Юра, по-моему, что-то... Он подъехал на машине, и меня повезли в военно-медицинскую академию к друзьям, у Юры очень много друзей. Там взяли анализ крови и сказали: парень, с такой кровью вообще не живут. У тебя осталось от силы недели две. Я говорю: Юр, надо что-то делать. Он говорит: давай, мы тебя отправим в монастырь. Говорит он мне. А я с монахами никак не был связан. Я понял, что это сигнал от Бога. Я уехал из Петербурга, все бросил и поехал умирать в далекий...
Константин Мацан:
— В какой монастырь?
Священник Анатолий Першин:
— В Антониево-Сийский.
Константин Мацан:
— Это где?
Священник Анатолий Першин:
— Архангельская область, Холмогорский район. Это монастырь, из которого Михаил Ломоносов с рыбным обозом ушел.
Константин Мацан:
— Ушел в Санкт-Петербург.
Священник Анатолий Першин:
— И тот монастырь, где боярин Федор Романов отбывал свой срок, а потом, когда сын его Михаил стал на престол, он отца забрал из монастыря, и он стал патриархом. Это был патриарх Филарет, Федор Романов, которого боярин Борис Годунов посадил туда, он туда бояр ссылал.
Константин Мацан:
— Да, понятно. Что в монастыре произошло с вами?
Священник Анатолий Першин:
— В монастыре произошло чудо. Когда я приехал, игумен Трифон (Царство ему Небесное, он недавно скончался) выкинул все мои таблетки, все мои рецепты. Взял и все в ведро мусорное, при мне. А я уже без них жить не мог, я был в полном шоке. То есть у меня отступления никакого никуда. Положили меня в келью, в отдельную, одного. С одной стороны озеро, с другой стороны монастырь, и я остался. Пришли монахи, соборовали меня, такие, как черные птицы, надо мной склонились и мазали меня елеем, я лежу, как мистика, как у Гоголя. Помазали. Один говорит: если через три дня не помрет, то жить будет. И ушли. И вот начались эти три дня, три дня, которые были одни из самых страшных в моей жизни. У меня останавливалось дыхание, то есть отключались рефлексы. А без дыхания как я могу сам, я не могу же себя заставить дышать, оно просто останавливается и все, и я умираю. Я падал на колени, я плакал, кричал: Господи, помоги мне, я еще молодой, я исправлюсь. Я обещал все Ему, у всех прощения попросить, я обещал всю жизнь быть в церкви, я буду храмы восстанавливать. Видя разруху монастыря, монастырь разрушен был...
Константин Мацан:
— Какой это год примерно?
Священник Анатолий Першин:
— Это был 92-93-й год.
Константин Мацан:
— Понятно состояние монастыря примерно вокруг.
Священник Анатолий Першин:
— Да, да, все снесено, мерзость запустения называется. Глядя на фотографию монастыря, я не понимал, до меня дошло, как это могло случиться, какие люди... У меня такая мысль была: как могли люди допустить такое, такую красоту превратить в такое уродство и безобразие. Но монахи пришли и начали потихонечку работать, трудиться. Я лежал, расскажу про последнюю ночь. Я лежу, опять дыхание у меня оборвалось, я встаю на колени, у меня слезы градом: Господи, я жить хочу, еще минуточку, дай мне еще минуточку пожить. Вдруг шаги по коридору: тум-тум-тум. Знаете, как каменный гость, открывается дверь со скрипом, а там здание деревянное, старое, и Вася, пьяный сторож, нечеловеческим голосом говорит мне: ну что, Бог есть? — спрашивает у меня. Мне и так-то плохо, у меня вообще все оборвалось, похолодело, я закричал ему: есть. А он дверью так хлопнул: ха-ха-ха-ха, — с таким страшным хохотом и удалился по коридору. Он стукнул дверью, иконы упали, которые висели на стенах, такой был грохот. И прокукарекал петух, наступило утро в этот момент. Как в фильмах, когда нечистый-нечистый, а потом петух кукарекает и все рассеивается.
Кира Лаврентьева:
— Уходит, да.
Священник Анатолий Першин:
— И я вырубился и уснул. Но кто-то мне сказал, что в монастыре похоронен старец, основатель монастыря Антоний, и что если к нем у обратиться, к этому дедушке, я же не воцерковленный был, то он помогал. Все его чудеса написаны в акафисте. Если ты почитаешь акафист, то он тебе поможет. Я пополз на могилу к этому старцу. Троицкий собор, летом там даже еще была изморозь, он настолько промерз, все разрушено. Там и дискотеки пионерские были, там и какие-то зэки ночевали, зона какая-то была, и хранили химикаты — чего только не было, и все это в храме. Иконостас пятиярусный, который написан теми же мастерами, которые Василия Блаженного расписывали, все разрушено, ничего не осталось. Но осталась плита с правой стороны. Я, кстати, написал песню, как я зашел в храм... Я сейчас дорасскажу и, может, я ее исполню.
Константин Мацан:
— Священник Анатолий Першин, настоятель храма святого Василия Великого в Осиновой роще в Санкт-Петербурге сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Итак, ваш рассказ продолжаем слушать.
Священник Анатолий Першин:
— Я вошел туда, в этот храм, и увидел сияние, из алтаря шло сияние. Несмотря на то, что галки кричали, вороны, холод был, жуткое было состояние. Но там из алтаря шло сияние. Конечно, и психика моя была доведена до предела, может быть, это были какие-то моменты... Но я пошел на это сияние и увидел справа эту могилу. Меня сопровождал тракторист, игумен послал тракториста мне в помощь, вдруг не дойдет, и он контролировал ситуацию. Там лежал акафист на церковно-славянском языке. Я встал перед этими мощами и начал читать акафист. Я никогда не читал на церковно-славянском языке. По одной фразе, не понимая ничего, я стал читать этот акафист. Когда до середины дошел, вдруг раздалось, как будто парашют раскрылся, хлопок: буфь. И я ощутил такое благоухание неземное, я как будто попал в другое измерение, в другое пространство. Я упал на эти мощи и потерял сознание. Так со мной произошло. Когда очнулся, со мной рядом тракторист лежал. Мы с ним встали, я стал читать дальше, а у меня ни дыхания, ничего, не могу читать. Я ему говорю: что это было? Он говорит: не знаю, но запах очень вкусный.
Кира Лаврентьева:
— Благоухание, да.
Священник Анатолий Першин:
— Он мне говорит: вкусный запах. Я пошел, говорю: веди меня к игумену. Привели меня к игумену, я говорю: батюшка, вот такая ситуация. И оказывается, впервые за пятьсот лет было благоухание мощей, во время чтения мной акафиста. С этого момента я понял, что выздоравливаю. То есть я приехал туда умирать, понял, какие-то запахи появились, мне стало интересно за чем-то наблюдать. Вот знаете, как после гриппа, лежишь, ничего не нужно.
Кира Лаврентьева:
— Оживаешь.
Священник Анатолий Першин:
— Просто одна подушка и ты, ты вцепился в подушку и просто терпишь, а там начинают запахи появляться, цвета другие, ветерок подул, и я стал оживать. Я пробыл в монастыре первый раз четыре месяца. И вот за четыре месяца я стал оживать, я стал бросаться на все послушания, как в том фильме: на колбасный завод — я. На водочный завод — я. Так и я. Подметать — я. Петь в хоре —я. Я еще художник-оформитель, у меня есть профессия, я за все хватался. А на трапезной, я дни и ночи не спал, у меня появилась сила. Когда я уезжал, мне надо было возвращаться в Петербург. Я говорю: отец Трифон, благословите меня открыть в Петербурге подворье. Он такой: он знает, что такое подворье. А я сам не знаю, почему, как будто кто-то во мне сказал, я должен был что-то ему сказать, благодарность, когда уезжал. А он: благословляю, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Потому что это невозможно, в Петербурге, из далекого монастыря, из другой епархии, просто невозможно открыть подворье. Ну, я с тем и уехал. Когда я приехал, Юру поблагодарил, рассказал ему про эту идею о подворье. Он сказал: я буду помогать, обращайся. У меня здоровье долго возвращалось, но я уже начал ползать, я уже ползал. Комитеты КГА, архитекторов искал, место искал, дело шло. Я поднял все свои старые связи, всех знакомых, многие не верили. Такая история была, я пришел к одной женщине, а она, оказывается, в советское время подписала приказ о разрушении храма, архитектор района. Она мне потом сказала: отец Анатолий, можете рассказывать эту историю, когда я умру. Вот она умерла, и я рассказываю. Она подписала о сносе храма, а она верующий человек. Представляете? Она не могла этого не сделать, потому что сверху шло ценное указание, а подписаться должен крайний, архитектор района. Когда она меня увидела, она так обрадовалась. Я не понимал, что она так радуется, как родного меня обняла, говорит: отец Анатолий, я вам покажу, есть место в районе, где можно храм поставить. Никто его не знает, я знаю, там такая ситуация была, его забросили. И она мне предложила место для строительства храма на улице Ольги Форш в Петербурге. Храм Антония Сийского. А тем временем я регистрировал подворье. И оказывается, патриарх Алексий Второй по просьбе епископа Тихона, Архангельского и Холмогорского подписал бумагу об открытии. Хотя это нонсенс, это невозможно, Петербург же не столица, где можно открыть подворье. Раньше можно было в столице открыть подворье монастыря, а сейчас в Москве, наверное, монастырь какой-нибудь не сможет открыть подворье. Мы получили благословенье на открытие подворья, представляете?
Кира Лаврентьева:
— Притом, что вы тогда были мирянином, я делаю на этом акцент.
Священник Анатолий Першин:
— Я был мирянином, вообще ничего в этом не понимал.
Кира Лаврентьева:
— То есть это такой беспрецедентный случай.
Священник Анатолий Першин:
— Я был мирянином-настоятелем. Там нужна была должность настоятеля.
Кира Лаврентьева:
— Мирянин-настоятель. Обалдеть просто.
Священник Анатолий Першин:
— Как временно исполняющий обязанности настоятеля Анатолий Першин.
Кира Лаврентьева:
— Ну и тут все складывалось так, что вы стали священнослужителем в итоге.
Священник Анатолий Першин:
— Это в следующей части нашей передачи.
Константин Мацан:
— У нас время уже неумолимо движется к концу.
Кира Лаврентьева:
— Нам надо скорей узнать.
Константин Мацан:
— Давайте, может быть, какие-то пропуская этапы, вы расскажите, как вы все-таки стали священником.
Священник Анатолий Першин:
— Давайте в конце я песню спою.
Константин Мацан:
— А в конце мы завершим песней, да.
Священник Анатолий Першин:
— Сразу после возвращения из монастыря. И когда был построен храм, встал вопрос, кто там будет служить. Монастырь, в Архангельской области особо монахов нет, а Санкт-Петербургская не может дать священника. И вот эта и появилась идея, что когда я пришел к владыке и говорю: владыка, храм построили, надо освящать, но я не знаю, кто будет служить. Ты и будешь служить, — он мне говорит. Это я получил первый шок. Сам строил, сам там и служи, так получается. А потом у меня мысль: сейчас мир такой, кому-то отдавать. А для меня храм был как ребенок, каждое бревнышко, там столько сложностей было, я ночью провозил бревна, я тайно залил фундамент, потому что была администрация против. Разговаривать можно долго, как он рождался очень сложно.
Кира Лаврентьева:
— Да.
Священник Анатолий Першин:
— Как из гусеницы бабочка, так храм рождался. В Архангельской архитектуре, конечно. Столько людей хороших мне помогало, все объединились. Ну и вот, в итоге меня рукоположили в диаконы в 2008-м году, и в этом же году на Антония Ассийского, 20 декабря, сейчас будет мне уже пятнадцать лет, как я там настоятелем был. Сейчас у меня другой еще храм, оказалось, я пошел по той дороге возрождения и строительства храмов, хотя сам музыкант. Если меня кто-нибудь спросит по хозяйственной части или какой-нибудь бухгалтерской или юридической, просто Господь дает людей, обстоятельства, открываются небеса, и все начинает поступать оттуда. В продолжение разговора по поводу священства, я так понял, что когда я был на том свете, когда меня очистили и вернули, перепрошили, запрограммировали, в этой программе было священство, видимо. Но оно постепенно, Господь так сразу не дает, мне еще надо было от мирских всяких... Мирского очень много, до сих пор во мне много мирского, честно признаться. Само мое направление, я понимаю, что святым тут не станешь на земле, мы люди, и помыслы и действия и плоть, все присутствует. Но уже с возрастом, действительно, появляется опыт, я чувствую людей, люди ко мне тянутся. Потом моя деятельность музыкальная, я же вернулся к ней. Десять лет как я вернулся, стал ведущим телеканала «Союз», ищу музыкантов, ищу творческих людей, которые своим искусством славят Бога — в двух словах. Это меня держит, это меня поддерживает, это привлекает внимание к строительству храма. В прошлом году храм у нас сгорел, полностью, дотла. Храм я построил на базе трансформаторной будки. Была громадная будка трансформаторная. Просто людям негде было молиться, прошлый храм разрушили, и город не дает его восстанавливать. Я занял трансформаторную будку, купола, колокола сделал, и митрополит у нас служит. В прошлом году сгорел храм, я уже набрал такую массу, если можно так сказать, популярность, люди меня знают, вся Россия, потоком шли средства, и за девять месяцев храм полностью был восстановлен. Пасху в этом году служили в новом храме. Храм стал еще лучше. Потом я восстанавливаю еще храм Архангела Михаила в деревне Зажупанье, такая деревенька есть в Сланцевском районе Ленинградской области. Тоже не мог пройти мимо.
Кира Лаврентьева:
— Да. Тем более у вас с Архангелом Михаилом своя история.
Священник Анатолий Першин:
— Именно поэтому я и зацепился за него, как отдать свой долг Архангелу Михаилу. И все так стало складываться, как бы я ни косячил, что ни делал, меня все равно Господь в этот путь. Смысл такой, если Господь дал тебе смысл жизни, заложил в тебя программу, надо в жизни ее узнать, точно ли ты сидишь на своем месте или ты должен сейчас гайки крутить.
Константин Мацан:
— Нам, к сожалению, надо наш разговор завершать, но завершим мы его еще одной вашей песней.
Священник Анатолий Першин:
— Эту песню я как раз и написал после возвращения из монастыря.
Звучит песня
Константин Мацан:
— Священник Анатолий Першин, настоятель храма святого Василия Великого в Осиновой роще в Санкт-Петербурге, телеведущий, музыкант, автор-исполнитель, сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». Спасибо огромное за этот чудный рассказ, проникающий в самое сердце, и за песни. У микрофона была Кира Лаврентьева. Я Константин Мацан. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Анатолий Першин:
— Рад был быть с вами.
Все выпуски программы Светлый вечер
Послание к Титу святого апостола Павла
Тит., 301 зач., I, 15 - II, 10.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Встречая Новый год, многие верующие люди задаются вопросом: стоит ли верующим отмечать этот праздник? И если да, то как себя вести? Ответить на этот вопрос помогает отрывок из 1-й и 2-й глав послания апостола Павла к Титу, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 1.
15 Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть.
16 Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу.
Глава 2.
1 Ты же говори то, что сообразно с здравым учением:
2 чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении;
3 чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру;
4 чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей,
5 быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие.
6 Юношей также увещевай быть целомудренными.
7 Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность,
8 слово здравое, неукоризненное, чтобы противник был посрамлен, не имея ничего сказать о нас худого.
9 Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить,
10 не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего, Бога.
Помню, в юности я слышал одну обличительную речь. Она была обращена к верующим, которые собирались отмечать Новый год. В ней осуждалось всё: ёлка, новогоднее застолье, подарки и атмосфера праздника в целом. В то время ещё не было традиции служить в новогоднюю ночь Литургию, и говорящий утверждал, что нормальный человек в эту ночь должен спать. Людей, которые всё это слушали, зачастую дома ждали неверующие мужья или жёны, дети, которые надеялись получить на утро подарки. С каким чувством прослушавшие такое обличение праздновали потом Новый год? Думаю, с чувством вины и печали от невозможности ничего изменить, с непониманием, что именно греховно в простом семейном празднике, ведь его совсем необязательно отмечать с каким-то разгулом...
В сегодняшнем чтении мы слышим очень важную и на первый взгляд неожиданную мысль. Апостол Павел говорит: «для чистого всё чисто, а для осквернённых нет ничего чистого, потому что осквернены их ум и совесть». Это утверждение очень важно, из него становится ясно, что нравственная жизнь начинается с правильной внутренней позиции. Если я христианин, мне стоит сделать акцент на добре, стоит стремиться увидеть в мире множество возможностей для исполнения заповедей. Но я назвал эти слова также и неожиданными, потому что мы, к великому сожалению, часто настроены негативно. Вместо того, чтобы, увидев какое-то явление или действие, пусть даже не вполне привычное, задуматься над тем, каков его христианский потенциал и действительно ли оно противоречит заповедям по самой сути, мы сразу его отвергаем, не понимая, что порой выдаём свои вкусы за религиозную позицию. Понятно, что иногда речь явно идёт о вещах чуждых вере и нравственности, тут и говорить нечего, но всё же многие и многие явления нашего бытия можно и нужно наполнять христианским содержанием, показав, что христианство не отрицает здоровые формы общественной жизни и культуры, оно отрицает грех и зло, как противоречащие воле Божией.
Да, для православных грядущее Рождество Христово праздник несравнимо более значимый, чем Новый год, это очевидно. Кроме того, идёт Рождественский пост. Но ведь можно спокойно отпраздновать Новый год и начать подготовку к празднику Рождества Христова! Зачем же искать повод для разделения в том, что может быть поводом к единству: семейному, дружескому или приходскому? Я уже не говорю о том, сколько в самых разных житиях святых сюжетов, когда угодники Божии снисходили к малоцерковным людям в своей любви и эта любовь растапливала сердца последних. Сегодня в некоторых храмах принято служить на Новый год ночные службы, в других служат молебны, после которых люди расходятся по домам, чтобы спокойно и радостно побыть с близкими и пообщаться. Варианты того, как поступить, могут быть разными, главное с чистым сердцем стремиться к добру, и Бог всегда поможет нам его совершить.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Принять участии в ежегодной Рождественской акции «Гирлянда Добра»
Уже 6-й год подряд московская Марфо-Мариинская обитель проводит Рождественскую акцию «Гирлянда Добра», чтобы утешить и порадовать подопечных — одиноких пожилых людей, детей с инвалидностью, малоимущие семьи и всех, кто находится в трудной ситуации.
Обитель была основана в начале XX века великой княгиней Елизаветой Фёдоровной Романовой. Она создала здесь очаг доброты и милосердия, у которого отогревались сотни страждущих. Сегодня, как и 115 лет назад, люди по-прежнему получают в монастыре необходимую помощь.
Галина Ивановна и её взрослая дочь Татьяна — подопечные патронажной службы Марфо-Мариинской обители. Обеих сильно подводит здоровье, и заботиться друг о друге они уже не в силах. Сотрудники патронажной службы помогают им в быту, наводят порядок в доме и участвуют в решении вопросов, связанных с уходом и медицинской помощью. Также они поздравляют семью с праздниками, радуют их нужными и полезными подарками.
Сегодня в обители действуют 8 социальных проектов, в которых взрослые и дети получают продукты, лекарства, психологическую, медицинскую и духовную помощь. Важно, чтобы они продолжали действовать.
Примите участие в Рождественской акции «Гирлянда Добра» и поддержите дела милосердия Марфо-Мариинской обители. Сделать это просто — можно оставить любой благотворительный взнос на странице «Гирлянда Добра». Либо привезти в монастырь сладкие подарки, которыми порадуют подопечных в дни проведения рождественской акции.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Нравственные принципы в экономике». Архимандрит Филипп (Симонов)
Гостем рубрики «Вера и дело» был историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты РФ, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ им. Ломоносова архимандрит Филипп (Симонов).
Разговор шел о нравственных принципах и этике в экономике, о соотношении справедливости и эффективности в хозяйственной деятельности, о построении отношений руководителей и подчиненных, а также о роли Церкви и государства в развитии общества.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! В студии Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы встречаемся с экономистами, предпринимателями, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова.
архим. Филипп
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Добрый вечер, отец Филипп. Мне хотелось бы первый вопрос задать немного биографический. Первоначально вы получили образование историка и затем уже защищали кандидатскую докторскую диссертацию по экономической специальности, и мне, как экономисту, очень любопытно, что подтолкнуло вас перейти из сферы чистой истории, тем более истории Древнего мира, по которой вы специализировались, все-таки к области экономики?
архим. Филипп
— Ну, тогда это не была чистая экономика, это вначале была история народного хозяйства, докторская по истории экономических учений, все-таки история всю жизнь присутствовала, а уже финансовая часть возникла где-то в 1996 году, когда я перешел на работу в коммерческие структуры в свое время, на Московскую межбанковскую валютную биржу, но это как бы естественный переход, моя жизнь как-то так прошла в естественных границах вся. Я естественно поступил на исторический факультет, потом в аспирантуру экономического факультета на кафедру историю народного хозяйства. Я совершенно естественно был пострижен в монахи без каких-то, знаете ли, эксцессов ни с моей стороны, ни со стороны священноначалия, и не менее естественно, по благословению, я потом перешел на работу в Московскую межбанковскую валютную биржу и далее, у меня всегда было благословение и Святейшего, и моего митрополита, здесь никаких специальных случаев не возникает.
М. Сушенцова
— Знаете, вы так естественно об этом рассказываете, и чувствуется, что для вас, для вашей жизни это так, но для нас, как внешних слушателей, кажется очень редким и уникальным такое сочетание разных идентичностей в рамках одного человека: и история, и экономика, и макрорегулирование, и финансы, и в то же время путь монашества — это действительно, на мой взгляд, довольно редкое сочетание, по крайней мере, в российских реалиях.
архим. Филипп
— Но одежда ведь не делает монаха, монашество — это внутреннее устроение человека и его как бы внешнее позиционирование. Единственное, чего не может, наверное, монах, не должен бы делать — это быть слишком публичным человеком, с трибуны там, что-то такое, а в сфере науки — ведь было же понятие в своё время «учёного монашества», оно никого не удивляло, специально для этого приглашали даже со стороны, потому что наше монашество оказалось неспособным к учению и приглашали из ближнего зарубежья специальных людей, которые были способны к наукам, и потом развивали на базе сначала Славяно-греко-латинской академии, других учебных заведений, духовных школ, впоследствии возникших, развивали духовное образование, в том числе и науки, которые могут развиваться в рамках духовного образования, так что и для Церкви это тоже более или менее естественная ситуация учёного монашества.
М. Сушенцова
— Да, пожалуй, с этим соглашусь, но вы же, кроме того, что являетесь профессором, занимаетесь наукой, вы ещё занимаетесь более прикладной экономической деятельностью, я имею в виду вашу государственную службу в госструктурах по части регулирования финансовых рынков.
Архим. Филипп
— Это вопрос не регулирования, а контроля. Знаете, по каноническим правилам священство не может вмешиваться в дела мира сего, а вот контроль — это не вмешательство в дела, это не регулирование.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, очень важная оговорка, потому что, конечно, у меня возникал вопрос — действительно, как совместить вот эту деятельность экономическую в миру и монашество. А скажите, ваша деятельность на этом посту, она является вашим личным выбором или элементом послушания?
архим. Филипп
— Любой личный выбор при согласовании с духовным начальством может быть послушанием. В своё время Святейший одной матушке сказал: «Если у вас кандидат наук моет полы — видимо, что-то неправильно в управлении монастырём. То есть, как правило, священноначалие смотрит на способности и возможности человека и определяет ему послушание, исходя из того, что он умеет, может и способен делать, потому что испытание сверх сил не бывает, об этом апостол Павел ещё писал.
М. Сушенцова
— Ваша деятельность связана с финансовым сектором нашей экономики и поэтому мне очень интересно узнать, по вашему многолетнему опыту в этой сфере, как вам кажется, какие инструменты финансовых рынков полезны для экономики, а какие могут нанести ей вред? Все мы ещё помним мировой экономический кризис 2008 года, который, как было установлено, был связан с такой гипертрофией финансовых рынков, образованием пузырей.
архим. Филипп
— Я настолько долго живу, что я ещё помню кризис 1998 года, который развивался по другой модели — по кредитной модели, но, тем не менее, тоже имел массу негативных последствий, в том числе для нашей экономики. На мой взгляд, чем дальше финансовый инструмент уходит от своего основания, а основание — это реальный товар, вот чем дальше он уходит от реальных ценностей, тем сложнее управлять этой частью рынка, и тем более, он подвержен тому, что мы называем волатильностью — изменчивостью, резкой причём изменчивостью, которой управлять практически невозможно. Эти интересы спекулянтов, спекуляция — это нормальное явление на рынке, я не в осуждение говорю это слово, но у них есть тоже свои финансовые интересы, и вот когда толпа спекулянтов начинает свою спекулятивную деятельность, этим управлять не может никто. Пока эта волна не остановится, кризис будет продолжаться. И вот тот кризис 2008 года, 2009-го, о котором вы говорите, он был связан именно с тем, что финансовые инструменты слишком далеко ушли от реальных материальных ценностей, кризис развернулся в так называемые производные части рынка на рынке деривати́вов, то есть это финансовые инструменты, созданные на основе других финансовых инструментов или серии финансовых инструментов, причём под первыми что-то лежит какая-то материальная среда, а вот под теми, которыми спекулируют, не лежит ничего, кроме желания спекулянтов. И вот на мой взгляд, если мы говорим о выпуске акций, каких-то облигаций, средства, от которых идут в производственную сферу непосредственно, то есть для того, для чего их и выпустили, это стимул для экономики, потому что средств самих собственников и государства может не хватать, поэтому нужно мобилизовать те средства, их обычно даже больше, чем те средства, которыми обладает государство и собственники, мобилизовать вот эти средства у населения, если население желает вложиться в национальную экономику, оно может это сделать через акции или облигации. Но когда мы начинаем торговать производными на эти ценные бумаги, вот тогда начинается уже история спекуляции, которая в пределах восьми-десяти лет выведет на кризис обязательно.
М. Сушенцова
— Получается, что на уровне как раз регулирования стоило бы запрещать, например, перепродавать долги, то есть переходить к производным финансовым инструментам?
архим. Филипп
— Запретить это невозможно, это рыночный инструмент, и в первичном законодательстве Российской Федерации эти инструменты расценивались как сделки-пари, то есть мы с вами поспорили, что будет вот так. Люди будут спорить вне законодательного поля, на сером поле, поэтому убрать их с рынка невозможно, но регулятивные механизмы к ним надо применять более жесткие.
М. Сушенцова
— Теперь мне хотелось бы перейти к сердцевине проблематики нашей программы и поговорить, собственно, об этике экономики, и здесь, конечно, хочется узнать у вас, как у священнослужителя, что предлагает нам Священное Писание в части экономики, и предлагает ли оно нам что-то конкретное, или какие-то общие принципы, общие рамки, которыми мог бы руководствоваться любой человек внутри экономической системы той или иной?
архим. Филипп
— Знаете, Писание нам дает десять заповедей, и Нагорную проповедь, то есть задача Писания, в общем-то, не связана с задачами производственного процесса, у него сверхзадача совершенно другая. Единственный момент, который педалируется неоднократно в Ветхом Завете — это, собственно, этический, на мой взгляд, он и производственно-хозяйственный, он и этический момент — о том, что работник должен получать свою плату. И в Новом Завете в притче о виноградарях тоже об этом говорится, что хозяин волен заплатить, но он должен заплатить и тому, кто пришёл в первый, в третий, в любой час и в конце самом, всё равно он должен заплатить полагающуюся ему плату, то, на что есть договорённость. Вот этот аспект, по-моему, единственный прямой, который встречается в Писании, всё остальное относится не к производственной сфере, а к сфере этики. Первая заповедь — это «возлюби ближнего твоего, яко сам себе», и вот в ней как раз вся экономика и заключается, то есть ты работаешь не для себя, ты работаешь для общества, ты находишься в социальном пространстве, где ты должен помнить, что есть какой-то ближний, пусть он очень дальний, пусть ты живёшь там, я не знаю, в сказочных хоромах на десятом этаже, в башне из слоновой кости, но ты не должен никогда забывать, что внизу есть люди, которые живут, и часть из них работает на тебя.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем является архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, интересно у нас сейчас беседа развернулась в более широкую плоскость, насколько я понимаю, квинтэссенцией того, что мы для понимания экономики можем подчеркнуть из Священного Писания, касается трудовых отношений и вообще межличностных отношений, то есть человек, с одной стороны, занятый в экономике, а все мы так или иначе в ней заняты, прежде всего его мотивация должна лежать в плоскости социального взаимодействия и его цели так или иначе должны быть с этим взаимодействием связаны. Почему я именно так формулирую этот тезис — потому что экономическая теория, прежде всего западная как раз, неолиберальная, которая является мейнстримом...
архим. Филипп
— ... Сейчас у нас другой нет, я извиняюсь.
М. Сушенцова
— Другой нет, да, нас этой учили на экономическом факультете МГУ за неимением своей собственной. И наоборот, там во всех возможных вариантах педалируется индивидуализм, конкуренция как ключ к эффективности экономики, то есть, если каждый будет стремиться урвать свой кусок, мы будем друг с другом конкурировать, то таким образом якобы будет прирастать наш общий пирог, то есть проблема эффективности, она в принципе превозносится над проблемой справедливости как таковой. А Священное Писание нам как будто бы предлагает иной взгляд на это, где скорее справедливость является смысловой доминантой над эффективностью.
архим. Филипп
— Священное Писание вообще придерживается, на мой взгляд, той линии, что любое общественное устройство должно быть прежде всего справедливым. Я хочу вам напомнить идею апостола Павла, который пишет, обращаясь к своим корреспондентам, о том что — «вы, христиане — сограждане святым и свои Богу». Вот для обозначения слова «сограждане» по-гречески написано слово «симполиты», то есть это граждане одного полиса, полис — это город-государство, и тогда еще усопшие святые были только из Ветхого Завета, а святые — это те праведники, которые живут в настоящем времени, и вот вы должны быть согражданами, то есть входить в общество с равными правами и с равными обязанностями. Это общество, организованное на отношениях гражданства и на отношениях справедливого гражданства, то есть чуть ли не «Афинская полити́я» Аристотеля. И «свои Богу», «свои», то есть те, кто входит в о́йкос Бога, в хозяйство Бога. И перед этим он пишет: «Вы уже не пришельцы, а сограждане, и свои Богу», то есть те, кто входит в домашнее хозяйство, где Бог является Хозяином и одновременно Отцом семейства, то есть это некоторое семейство, в котором есть отношения гражданственные. Вот та модель — это единственное место, где предлагается некая социальная модель в Новом Завете, от всего остального Христос как бы отходит, кесарю-кесарево, Богу-богово и так далее, но вот Павел здесь даёт определенную социальную модель, как основу тех отношений, которые должны быть в общине, и если мы в общине, а в общине, как говорят, все наши святые, могут быть только те, кто живёт по-христиански, и если вы не живёте по-христиански, вы можете придерживаться любого вероисповедания, но православными вы при этом не будете. (Сейчас я процитировал Серафима (Роуза). Если вы вошли в общину, то будьте любезны, живите на этих основаниях, вы — сограждане святым, все, кто в общине — святы, и свои, то есть члены большого хозяйственного организма, во главе которого стоит Отец, Которым является Бог, вот эта модель.
М. Сушенцова
— Очень интересно вы рассказываете, а как эта модель может быть реализована в нашей бренной жизни, на практике, в нашей конкретно экономике? Что может быть аналогом этого — социальная ответственность бизнеса и государства, качество отношений со своими сотрудниками внутри любого коллектива?
архим. Филипп
— Понимаете, если мы исходим из этих отношений симполити́и, то мы все — граждане, сограждане, мы одинаковые, я начальник — он не дурак, знаете, это: «я начальник, ты дурак»? Вот он не дурак, а он согражданин, такой же, как и я, поэтому я к нему должен относиться таким же образом, поэтому я должен обеспечивать ему и должную компенсацию за его труд, и подумать о том, что он делает во внепроизводственной сфере, и это не как сейчас — тимбилдинг, вот это истерическое совершенно занятие, когда люди не знают, что делать, но им сказали: «идите и сделайте тимбилдинг», вот это немножко другое, вы должны входить в обстоятельства конкретного человека, которому в данный момент не хочется заниматься тимбилдингом, у него там дома кто-то заболел или ещё какие-то проблемы, а вот скакать с вами и играть в этот пейнтбол он совершенно сейчас не в настроении. Здесь нужна какая-то организованная система, подобная, может быть, даже и профсоюзной организации, я не о самой институции, а о тех функциях, которые она призвана выполнять, даже вот, собственно, католическое социальное учение, несмотря на то, что оно более всего построено на неолиберальных принципах и основывается в основном на папских писаниях, а не на Священном Писании, когда-то я занимался этой проблематикой, оно профсоюзам уделяет заметное внимание, потому что это единственный способ доведения интересов общества, то есть работников, до управляющей верхушки. Он занят, он не может, он действительно занят 24 часа в сутки, этот управляющий, но довести до него кто-то же это должен.
М. Сушенцова
— Раз уж мы затронули эту тему, задам такой, достаточно прямой вопрос: нужна ли нам развитая социальная доктрина, нашей Русской Православной Церкви, развитая в части экономики, которая давала бы какие-то ориентиры, какое-то руководство людей?
архим. Филипп
— Я думаю, несомненно. Еще в бытность Святейшего митрополитом был принят на Соборе Архиерейском соответствующий документ, но он не входил в экономическую проблематику, практически не входил, там, в центре документа, совершенно другие, действительно, более социальные проблемы, межличностные проблемы и так далее. В силу ряда причин на тот этап данный момент был не разработан, но такой документ действительно необходим, поскольку он мог бы дать некоторые граничные рамки, внутри которых следует развивать свою хозяйственную деятельность тем, кто полагает себя близким хотя бы к Церкви, то есть, если ты как-то самоидентифицируешься как человек хотя бы околоцерковный, я уж не говорю о церковном, то вот некий набор принципов, которые хотелось бы, чтобы ты имплементировал в свою повседневную деятельность, и причем это бы затрагивало и тех, кто управляет, и тех, кто, собственно, работает у станка, тех, кто занят непосредственно материальным производством, потому что эти отношения тоже не регулируются, и люди видят несправедливость, но они не понимают, что с ней делать, они возмущаются, они испытывают душевные какие-то беспокойства. Сейчас вот исповеди послушаешь — у всех состояние, просто близкое к истерическому, люди, в общем-то, дезориентированы достаточно сильно, но вот в этом контексте для них тоже это был бы реальный ориентир, основанный не на общих каких-то принципах, о которых обычно говорит проповедник, а на конкретных, может быть, даже увязанных законодательством принципах, которые помогли бы ориентироваться в этой ситуации.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы сейчас говорите, очень синхронизуется с моими наблюдениями в разговорах, в том числе, в эфире этой программы с предпринимателями и бизнесменами, слышится какой-то общий запрос, потребность в том, чтобы было с кем или с чем соизмерить свои проблемы в своих компаниях, проблемы экономические на стыке как раз с социальными, соизмерить и сопоставить их с какими-то принципами, которые Церковь бы предложила, может быть, и на уровне общих принципов или просто найти такого духовника, который поможет и подскажет по каким-то более глубоким экономическим вопросам, то есть такая потребность, мне кажется, действительно большая.
архим. Филипп
— Понимаете, духовник, он тоже же не из воздуха соткан, ему же тоже нужен какой-то документ, который он мог бы прочитать и свои мысли с ним соотнести, он же не может всё делать только на базе реального опыта, причём самыми хорошими духовниками являются обычно монахи, но в монастыре я не думаю, что у него есть опыт взаимодействия с крупными государственными корпорациями и решить проблему, там возникающую, вряд ли ему по силам, а так хотя бы у него будет в руках некий документ, где выведена определённая проблематика и прописаны некоторые предложения, связанные с реализацией этих проблем, материал для раздумий, ведь духовник — это же не механизм, в который ты пришёл, слил в него помойку и ушёл, и всё замечательно, он же тоже думает, то есть на исповеди Господь, конечно, подсказывает, как, с кем и что говорить, но тем не менее думать-то тоже приходится.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Мы вернёмся после короткого перерыва.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! Это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви и исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Я напомню нашим слушателям, которые, может быть, сейчас только подключились, что мы с отцом Филиппом остановились на обсуждении необходимости, может быть, создания или доработки «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» по части экономических вопросов. Отец Филипп, а какие самые общие принципы вы бы заложили в эту модернизированную «Социальную концепцию»?
архим. Филипп
— Ну, вы хотите, чтобы я «Концепцию» написал сразу перед микрофоном, это достаточно сложно. Какие-то предложения я в свое время давал, но, на мой взгляд, главной проблемой, неурегулированной в нашем обществе, является проблема взаимоотношений трудящихся и всей управляющей институции, это институции на уровне собственников предприятий и иных хозяйственных организаций, и это проблема, связанная с взаимоотношением государства с обществом в той его части, которая работает. То есть понятно, что государство делает максимально возможное, исходя из текущей ситуации, прежде всего, экономической, но, тем не менее, есть определенные моменты, которые президент вдруг внезапно начинает подчеркивать для правительства, то есть не для общества, общество эти проблемы видит, оно понимает, оно находится внутри этих проблем, но вдруг он перед правительством ставит те или иные задачи, связанные с демографической ситуацией и так далее, и так далее. Вот сейчас несколько выступлений президента было достаточно содержательных, и повороты были достаточно неожиданны, я думаю, для органов исполнительной власти. Именно эту ситуацию надлежит прописывать, причем не только в терминах господства подчинения, но в терминах общехристианской этики, опять-таки, исходя из общей идеи гражданства: все мы граждане одного хозяйства, все мы граждане Божьего дома, и в этом доме надо устраивать более или менее справедливые отношения, а не такие отношения, что одних стригут, а другие при этом почивают на лаврах.
М. Сушенцова
— А как вам кажется, в целом ответственность за свой хозяйственный успех или неуспех, за свою деятельность, за свое место в обществе и экономике все-таки несет сам человек лично? Мы сейчас даже не совсем отвлеченно об этом говорим, а вот в нынешних наших российских реалиях, как вам кажется, ответственность за это лежит на плечах каждого из нас или все-таки на государстве? Вот как вы это видите?
архим. Филипп
— Это обоюдная ответственность, она не может быть перенесена ни в ту, ни в другую плоскость. С одной стороны, человек отвечает за то, чтобы развивать себя. Понимаете, если я сижу на печи и жду золотую рыбку или там щуку из колодца — это одна ситуация, если я работаю, если я обучаюсь тому, что надо, а не тому, что хочется тому, кто обучает, ведь сейчас не секрет, что в нашей системе, скажем, высшего и среднего профессионального образования люди преподают то, что умеют, а не то, что надо слушателю. Если я обучился тому, что надо, если я на рынке нашел себе нужное место — это моя ответственность, но ответственность государства — создать мне условия для того, чтобы я обучился, создать мне условия для того, чтобы я во время обучения имел средства к существованию. Понимаете, когда мои студенты работают чуть ли не с полной загрузкой, а потом приходят ко мне сдавать какие-то экзамены, явно прочитав что-то такое в метро — это одна ситуация, а когда студент занят учебой полный рабочий день — это немножко другая ситуация, вот тогда мы выпускаем квалифицированного специалиста. Мы же сейчас заканчиваем эту страшную историю с бакалавриатом и магистратурой и возвращаемся к тому, что нам нужны специалисты своего дела, а не бакалавры четырехлетние, но для этого государство должно создать определенные условия и не ссылаться на то, что денег нет. Да, денег всегда нет, но их надо искать, и искать на организацию, знаете, построить какой-нибудь кампус и так далее — да, это очень замечательно, но я должен подумать, кто придет в этот кампус, и что он в этом кампусе будет кушать, пока он учится, какую стипендию он будет получать, откуда я эту стипендию возьму, и хватит ли ему этой стипендии для того, чтобы просто в нашем пищеблоке питаться, с теми ценами, которые там есть, они субсидированные, да, но они тоже не маленькие, поэтому вот эту проблему необходимо решать со стороны властных структур. Система профтехобразования, может быть, дети хотели получать профтехобразование, есть определенная категория детей, которым не надо высшее образование, им выше крыши среднее специальное, но при этом где у нас эти средние специальные учебные заведения? Мы сейчас спохватились, что некому к станку идти, нет квалифицированных молодых, а есть только стареющие или совсем старые, которым уже давно на пенсию пора, это тоже государственная проблема, то есть мы хотим вдруг, внезапно, чтобы у нас появилось из воздуха что-то там такое — не появится, если мы этого не предусмотрим в наших хотя бы трехлетних бюджетных планах, а сейчас уже и шестилетняя идет перспектива, ну давайте мы будем ее оценивать реально, а не исходя из наших желаний. Поэтому грузить ответственность только на личность я бы не стал, если личность в пустыне, то кроме как выкопать себе колодец, она мало что сможет.
М. Сушенцова
— Как-то в одном из интервью вы обмолвились, что, может быть, ключевая проблема России — это в ее населении, вера в доброго царя и такое вот ощущение, что я тут ни при чем, за меня всё сделают. Как вам кажется, как с этой, может быть, национальной чертой нам быть, как с ней бороться, как ее воспитать во что-то более продуктивное?
архим. Филипп
— Знаете, мне всегда казалось, что роль Церкви в этом процессе должна быть одной из ведущих. Я поясню эту историю. Церковь — это исключительно социальная система, Церковь не может состоять из одного человека, Церковь — это всегда общество, причем это организованное общество, реализуется оно только в коллективе, высшая степень реализации Церкви — это Божественная Евхаристия, это Таинство Причащения, вот оно может совершиться только в обществе. Если в храме никого нет, я не в праве служить литургию канонически, мне нельзя ее служить, если там кто-нибудь, одна бабуля хотя бы придет, вот тогда я вправе служить, а если она пустая — я не могу. Так вот, Церковь — это социализирующий элемент в обществе, причем жестко социализирующий, поэтому она всегда организуется общинами, в нашей практике это приходская община, они у нас по-разному существуют, есть действительно общины, есть просто сходящиеся время от времени люди, которые не всегда знают друг друга в лицо, но тем не менее, в идеале это система каких-то общественных институций, которые принимают решения, кстати сказать. Скажем, мы не избираем священника себе на уровне общин, старообрядцы могут избирать, кстати сказать, это древняя традиция, когда община избирает себе священника, но нам его назначают, и тем не менее есть какие-то контролирующие внутри общины органы, есть то, что раньше называлось «двадцаткой», и она принимает решения относительно финансовой, хозяйственной деятельности храма, ремонтных работ и так далее, и так далее, то есть она действительно ведет экономический процесс какой-то, связанный с текущей деятельностью. Есть социальное служение, которое тоже стоит денег, оно же не просто служение, а это надо что-то закупить какому-то нуждающемуся человеку, прийти с этим и так далее, и так далее, то есть здесь четкий какой-то общественный организм, и вот эту организационную систему наложить на общество Церковь вполне в состоянии. Но другое дело, что наше общество десоциализировано за последние тридцать лет вконец, на мой взгляд, и благодарить мы за это должны неолиберальную теорию, которая, как вы правильно сказали, всю ответственность возлагает на отдельного человека, который, в общем-то, находится в безвоздушном пространстве, вокруг него никого нет, он один, а все кругом волки, по принципу «человек человеку — волк», и вот мы все должны грызться. К сожалению, существенная часть тех, кто самоидентифицируется как православные, она может быть околоцерковная, но по большей части не церковная. Вот если мы когда-то, с Божьей помощью, решим задачу воцерковления этих семидесяти шести, скажем, процентов, которые считают себя православными, вот тогда мы выполним свою ресоциализирующую роль в этом десоциализированном обществе, маргинализированном обществе, в деклассированном обществе, ведь у нас нет совершенно психологии единства. Любая западная страна — это некоторое ощущение гражданского единства, а мы друг друга называем «россияне», и вот в официальных документах очень часто проскальзывает: «россиянин», а кто это такой, россиянин? Мы — граждане, мы граждане своей страны, вот если это чувство гражданственности в населении появится, а это надо воспитывать, и воспитывать со школы, может быть, даже и раньше школы, в детских дошкольных учреждениях, чтобы дети понимали, что они не просто «россияне», то есть какая-то там толпа бегающих людей, а они — граждане, имеющие права и обязанности, вот тогда они их начнут соблюдать когда-нибудь, и если у них есть права, тогда они их потребуют, а если у них есть обязанности, тогда от них можно потребовать эти обязанности выполнить, а мы пока почему-то только требуем реализовать свои права. Ведь даже юристы часто говорят, что население не знает своих прав, с этим материнским капиталом вот недавно была дискуссия, ставится вопрос о разъяснении женщинам их прав в плане материнского капитала, потому что детей они рожают, а что делать с капиталом, они просто не в курсе дела. Вот этот момент воспитательный, на мой взгляд, у нас намеренно опущен, я вам напомню, что в 90-е годы теория образования строилась, исходя из того, что школа имеет только образовательную функцию, а воспитательную функцию школы изъяли — вот это надо преодолевать. Если общество не воспитывает для себя граждан, для того, чтобы общество продолжило существовать, если мы этих граждан не воспитаем, их у нас не будет.
М. Сушенцова
— Получается, что чувство сопричастности, социальной принадлежности, оно возникает в результате воспитания, а как быть с такой чертой, как мы знаем, очень важной для экономического процветания и в принципе, для процветания общества, как предприимчивость, инициативность? Вот такая, что ли, самомотивация, как иногда говорят на страницах некоторых исследований, то есть когда у человека есть желание как-то вот развиваться. Да, он может чувствовать себя частью церковной общины, какого-то более широкого социума в пределе всей России, но вот как быть с этой активностью, с проактивной такой жизненной позицией?
архим. Филипп
— Ну а разве мы ставим вопрос так, чтобы ее запретить, эту активность? Вообще, на самом деле, вот этот слой, насколько я помню социологические наблюдения, не более 10% в обществе составляет. Большая часть общества — это работники, а минимальная фактически часть — это предприниматели, собственно, они и реализуют это все дело. Опять-таки, возьму пример немножко побольше, не от человека, а от институтов. Мы все время говорим о том, что необходим инвестиционный процесс, вот якобы бизнес должен инвестировать и что-то там такое производить, но бизнес это делает обычно только тогда, когда он видит, что он вписывается в какую-то общую линию развития экономики. Знаете, если мы 150 предприятий по производству там, я не знаю, платочков каких-нибудь устроим, то у нас будет очень много платочков, которые никто не будет покупать, но нам нечего будет кушать, потому что пищевую промышленность мы забыли построить, а все будем ходить в платочках. Значит, предприниматель должен видеть некоторую экономическую политику, направленную на развитие тех или иных отраслей производственных, причем государство не просто эту политику декларирует, оно в нее инвестирует, но не 100 процентов, а процентов 10-15, но к этим 10-15 процентам бизнес должен пристроить свои остальные там 90-85 процентов. Если он со стороны государства этой финансовой воли не увидит, то он инвестировать не будет, что он сейчас и делает. Для того, чтобы реализовать предприимчивого человека, ему также надо нарисовать какую-то картинку, куда ему предприимчивость свою пихать, потому что, если он этого не знает, он будет производить платочки в бешеном количестве, но от него не нужны платочки, от него нужно что-то другое, покажите ему это другое, и здесь профориентация, здесь вузы, здесь он должен увидеть: вот структура такая, вот здесь у нас не хватает, здесь у нас перебор, здесь у нас будет перепроизводство, здесь, наоборот есть ниша, и вот в эту нишу мы должны его направить своей собственной рукой, вот тогда он разовьется, иначе он платочки попроизводит, поймет, что это всё ему только убытки принесло, и свернет свою предпринимательскую инициативу. Без направления движения никто эффективно работать не будет, это называется и стимулирование в том числе.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело» в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Отец Филипп, получается, что в той картине, которую вы обрисовали, что нам нужно стимулировать предприимчивых людей, как будто бы предполагается, что не работает рыночный координационный механизм, потому что, опять же, как нас учили со времён Адама Смита, предприниматели направляют свои и усилия, и свой капитал в те сферы, где более высокие цены, где есть потенциально более высокая прибыльность, то есть как будто бы не требуется для этого какой-то указки сверху, дорожного указателя, «иди сюда, а сюда не ходи», то есть в принципе наблюдение за экономикой, за уровнем прибыльности и цен должно было бы само подсказать предприимчивому человеку, куда ему вкладывать свои деньги и усилия.
архим. Филипп
— Вы мне можете назвать одну страну в мире, развитие которой прошло бы по описанной вами модели? Вот промышленный подъём где сам организовался, одну промышленно развитую страну, в Европе там, Штаты, ещё что-нибудь, вот без этого направляющего движения государства где-нибудь что-нибудь развилось? Я не знаю такой страны. Очень замечательную картину вы нарисовали. Мальчик из 11-го класса выходит, значит, он должен иметь знание финансового анализа, он должен иметь знание конъюнктурного анализа на высоком уровне, ценового анализа, знание кредитно-финансовых механизмов, всё это совокупить — один мальчик! Ему восемнадцать лет, вот этот один мальчик должен из этого сделать математическую модель, найти себе нишу, которая соответствует его принципиальным способностям, и там развивать экономику страны, вы себе можете это представить? Я нет.
М. Сушенцова
— Я более-менее могу себе такое представить, но только после высшего образования профильного.
архим. Филипп
— Вот, и то, если есть человек из Министерства экономики, который что-то изобрёл, или там Министерство, и он кидает какой-то клич, вот помните, как БАМ строили? Хотя вы не можете этого помнить.
М. Сушенцова
— Я не помню, да, только по книжкам.
архим. Филипп
— Да, это я помню. Вот надо поехать, и народ собрался. Он поехал бы на БАМ, если бы его не позвали? Нет. Он и не знает, где этот БАМ и вообще, где эта Сибирь. Большая часть населения из пределов родного города не выезжала, загранпаспортов нет ни у кого, у нас 10-15% людей имеют загранпаспорта, то есть там они тоже не были. Что Вы хотите от подобного рода людей? В Америке то же самое, я вас уверяю, там они тоже никуда не ездят, они тоже сидят в пределах родного города. Понимаете, это неэффективное использование средств, это распыление, в том числе, и интеллектуального потенциала страны, но у нас нет такой возможности, мы не можем бросаться людьми, мы не вправе это делать, и, по-моему, любая развитая экономика понимает, что она это делать не вправе, поэтому везде есть какие-то метки, по которым человек ориентируется, эти метки расставляют, его ведут туда, куда нужно мне, он там самореализуется. Потом, когда он вырастет, ему будет лет сорок, он поймёт что-то другое, у него будет масса знаний, которые он получил вот по этой дороге, и вот тогда он реализует что-то другое, если он здесь не самореализовался, но указать ему дорогу ну просто уж необходимо. И это, простите, не патернализм, это моя, в общем-то, потребность как государства, это моя непосредственная потребность, я на себя работаю путём его профориентации.
М. Сушенцова
— Это такая модель осмысленного двустороннего сотрудничества человека и государства, где инициатива исходит с обеих сторон. Мне бы хотелось вот к какому примеру историческому обратиться: когда я училась как раз уже в магистратуре на кафедре истории народного хозяйства и экономических учений той самой экономического факультета, нам очень много в подробностях рассказывали о наших купцах-старообрядцах, старообрядцах-предпринимателях, какой вклад они внесли в русское экономическое чудо и предвоенный подъём (перед Первой мировой войной, разумеется). И тут кажется, что это как раз тот случай, когда инициатива произрастала снизу — ну, так кажется, я многое здесь упускаю, но вот можем ли мы чему-то поучиться у этих самых старообрядцев-предпринимателей, которые иногда ещё и меценатами были, то есть внесли вклад в нашу культуру, музеи и так далее?
архим. Филипп
— Ну как вам сказать, старообрядчество, как таковое, это исключительно религиозное течение, и просто его счастливый случай, что в нём оказались представители городского мещанства, а купцы-то, они изначально были мещанами в период начала своей купеческой деятельности, это потом они уже стали получать гильдейские какие-то знаки, а поначалу они были обычными горожанами. На ряде предприятий старообрядческих была реализована, в силу возможностей, в силу понимания, в силу желания самих хозяев этих предприятий, вот именно та модель согражданства, и она, по всей видимости, служила повышению эффективности производственного процесса. Знаете, когда у вас работник сыт, одет и обут, он работает по одному, когда он гол как сокол, он работает немножко по-другому. Соответственно, организация взаимоотношений хозяина и работника — это, наверное, главное, чему у старообрядцев можно поучиться, потому что экономики православной официальной, старообрядческой, католической, её не бывает, экономика всегда одна со своими законами, а вот этические принципы её организации социальной, это уже другая немножечко история, и вот этой социальной организации у них действительно надо учиться. Возьмите московские купеческие мануфактуры, при которых были и общежития для работников, которые, вплоть до того, что одевали там работниц или работников более или менее прилично, в одном стиле в каком-то, людям не надо было сильно тратиться на себя, где лечили, есть больницы, построенные для работников той же самой Трёхгорной мануфактуры, школы — опять-таки, обратите внимание: школы, там воспитывали того, кого надо, это не просто какое-то воздушное образование без определённых целей и задач, как, знаете, классическая гимназия: вот мы учим греческий и латынь, только не очень понимаем, зачем, а это профессиональное образование для того, чтобы родители ушли, а дети пришли на их место, то есть человек думал о будущем своего предприятия, в том числе, и с кадровой точки зрения, и причём, у родителей ниже качество по образованию, а у детей уже будут выше качество по образованию, они по-другому будут работать, им другие задания можно делать, потому что производство развивается, и технологии развиваются, и люди должны входить в технологический процесс. Вот этому образу мышления необходимо, конечно, учиться, потому что сейчас у нас всё-таки работник брошен на произвол судьбы, то есть как он себя сам организует, так у него всё и получится.
М. Сушенцова
— То есть получается, что текущая задача развития деловой этики, внедрения этики в экономику заключается в том, чтобы развивалась социальная ответственность у предпринимателей?
архим. Филипп
— Это можно назвать социальной ответственностью, это можно назвать христианским подходом, как хотите, но без подобного рода поворота производственного процесса, я думаю, что мы довольно быстро придём к очередному потерянному поколению.
М. Сушенцова
— Ещё такой, может быть, из более отвлечённой области мне хотелось бы задать вопрос. Когда я сама, учась ещё в университете, заинтересовалась вопросами этики и экономики, моё внимание, конечно же, привлекли работы отца Сергия Булгакова, который сочетал в себе как экономическую стезю, так и священническую, конечно же, я не могла не прочесть его «Философию хозяйства», и вот какой момент меня заинтересовал в ней при прочтении: там он пишет о том, что — да, с одной стороны, в силу первородного греха человек в поте лица своего добывает свой хлеб, и в этом есть определённая предзаданность, детерминизм экономики над человеком, но в то же самое время, выполняя эту базовую функцию, человек в какой-то момент переходит и становится сотворцом, то есть он переходит к более высокому исполнению Божественного замысла о нём, именно когда творчески реализуется, то есть из этого базового уровня в поте лица своего наступает какая-то более высокая ступень, как раз когда, может быть, и инициатива хозяйственная проявляется, какие-то свои идеи. Вот как бы вы отнеслись к такому подходу?
архим. Филипп
— Вопрос о творчестве — это богословски уже даже проработанный вопрос, и это правда, на самом деле. Я бы всё-таки пошёл со своей стороны, со своего угла: если я не организую в человеке реализацию этого потенциала — он его не проявит, потому что он не сломает те рамки, которые задаются вот этим «в поте лица своего», без посторонней помощи. Если ребёнок талантлив в музыке, мы должны его в четыре годика найти и дальше его развивать, и потом из него, может, Ойстрах получится когда-нибудь, а может, и не получится. Если мы видим, что ребёнок проявляет какую-то инициативу — я его в школе должен поймать, я его должен до вуза довести, я его в вузе должен специализировать, и так далее, и так далее, и вот тогда я воспитаю себе то, что нужно мне. Если же мы будем ждать, когда он сам, ну, простите, у него мама 35 тысяч получает, а папа — 40 тысяч, и что мы от него ожидать будем? То, что он тоже будет 35 тысяч получать.
М. Сушенцова
— То есть любой росток инициативы всегда должен быть полит вовремя, сопровождён.
архим. Филипп
— Растения надо поливать, они тогда растут.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем был архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, профессор, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, спасибо вам большое за этот интересный разговор.
архим. Филипп
— Спасибо вам за интересные вопросы.
М. Сушенцова
— Спасибо. Дорогие слушатели, услышимся с вами через неделю, всего доброго.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов