Флп., 237 зач., I, 12-20.
Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Несколько лет назад я услышал одну неприятно поразившую меня историю: мне рассказали про реакцию одной женщины на подаренную ей книгу, автором которой был кто-то из современных священнослужителей, и в книге была фотография этого человека. Женщина взяла книгу, увидела фотографию, оценила прическу автора и вернула книгу дарителю со словами: «Я не буду читать то, что написал стриженный поп!» История эта довольно показательна, а показывает она то, что многие христиане склонны делать вывод о том или ином священнослужителе, ориентируясь лишь на его внешний вид, и по внешнему же виду они определяют своих, тех, кому можно доверять. Впрочем, определять своих можно не только по внешнему виду, можно, к примеру, их определять по отношению к использованию русского языка за богослужением. Или же по отношению к западным христианам. Способов отнесения того или иного христианина к своим или же к чужим — множество, и мы ими активно пользуемся. Однако, апостол Павел был не согласен с таким подходом. Давайте послушаем отрывок из 1-й главы Послания к Филиппийцам и попытаемся понять, какое же отношение к отличающимся от нас христианам исповедовал апостол Павел. Этот отрывок его послания сегодня звучит за богослужением в православных храмах.
Глава 1.
12 Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования,
13 так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим,
14 и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие.
15 Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа.
16 Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих;
17 а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование.
18 Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться,
19 ибо знаю, что это послужит мне во спасение по вашей молитве и содействием Духа Иисуса Христа,
20 при уверенности и надежде моей, что я ни в чем посрамлен не буду, но при всяком дерзновении, и ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью.
В Риме апостола Павла заключили под стражу. Это не была тюрьма в известном нам смысле, это был, скорее, домашний арест с возможностью перемещаться по городу, правда, вместо современного спутникового маячка к апостолу Павлу был прикован стражник, всюду его сопровождавший. Стражники эти менялись, что было очень кстати: апостол мог проповедовать Христа постоянно сменяющимся людям. Конечно, мы не можем знать во всей полноте происходившего в то время в христианской среде Рима и всей империи, но из апостольского послания мы знаем, что пребывание Павла под арестом послужило усилению евангельской проповеди. Правда, упоминая об этом, апостол делает довольно любопытную оговорку: «Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа» (Флп. 1:15). Павел не раскрывает свою мысль, и что именно означает в данном контексте выражение «по зависти и любопрению», — можно лишь предполагать. Чаще же всего такие предположения сводится к мысли о том, что после ареста Павла многие его враги активизировались в своей проповеди Христа, а сделали они это исключительно по причине открывшейся возможности пошатнуть авторитет апостола своими миссионерскими успехами.
Сам же апостол ничуть не смущён, напротив, он радуется и такой проповеди: «Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться» (Флп. 1:18). Из этих слов апостола ясно, что для него самое важное — это не отношение к нему лично, и не побудительные причины проповеди Христа, для него имеет значение лишь сама проповедь. При этом для Павла не имеет значение и тот факт, что Христа проповедует те люди, которых можно назвать врагами апостола. Если его враги говорят о Христе, то Павла это совершенно устраивает, и он не собирается им мешать.
Такое же отношение хорошо бы распространить и на наших современников, и помнить, что ценна сама евангельская проповедь, а не личность проповедника, который кому-то может категорически не нравиться в силу ряда второстепенных причин. Апостол Павел своим примером учит нас не взирать на лица проповедующих Христа, а внимать лишь их проповеди в том случае, если она действительно евангельская. При таком подходе любой человек может открыть для себя невероятно много доброго и полезного, и вместе с этим станет подражателем святого апостола Павла.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Образ Божией Матери «Нерушимая Стена»
Собор Святой Софии в Киеве построил в одиннадцатом веке благоверный князь Ярослав Мудрый. Внутреннее пространство храма по его приглашению украсили византийские мастера. Под сводом центральной части алтаря они выполнили мозаичный образ Пресвятой Богородицы. Царица Небесная изображена в иконописной традиции Оранта, что в переводе с латинского языка означает Молящаяся.
Пречистая Дева стоит на золотом подножии, с молитвенно воздетыми руками. Платье небесно-голубого цвета перехвачено красным поясом. За него заправлен небольшой белый платок — символ милосердия Небесной Заступницы, утирающей слёзы страдающих людей. С головы Божией Матери на плечи спускается пурпурный плащ — тот самый Покров, который Она распростёрла над молящимися во Влахернском храме Константинополя в 910 году. Это чудо легло в основу праздника Покрова Пресвятой Богородицы.
Над фигурой Пресвятой Девы в киевском храме Святой Софии византийский мастер поместил цитату из библейской книги Псалтырь: «Бог посреди города, и он не поколеблется». Под городом здесь подразумевается Церковь, объединяющая христиан всех времён, Царство Божие. Богородица в молитвенных песнопениях издревле называлась Нерушимой Стеной Небесного града. Этот эпитет в устной традиции стал названием киевской Оранты. В народном сознании он закрепился ещё и потому, что мозаика на протяжении веков оставалась как новая. Киевский митрополит Евгений Болховитинов писал в 1825 году: «За невредимое сохранение сей иконы Божией Матери богомольцы называют ее Нерушимой Стеной и относятся к ней с особым благоговением».
Во второй половине девятнадцатого века в России распространились образы с надписанием «Нерушимая Стена» — они воспроизводили иконографию мозаичной Оранты из киевского собора Святой Софии. Многие эти списки прославились чудотворениями. И 1898 году Церковь установила празднование иконы Божией Матери «Нерушимая Стена» в неделю Всех святых.
Все выпуски программы Небесная Заступница
Николай Чехов. «Крестьянский мальчик (Ванька Жуков)»
— Дядя Андрей, ты видел раньше вот эту картину? «Крестьянский мальчик» Николая Чехова.
— Да, Паша, видел. Я много раз бывал здесь, в Таганрогском художественном музее.
— А я впервые. И очень меня это произведение тронуло! Хотя, казалось бы, что особенного? Изображение крестьянского мальчика на холсте тридцать на сорок сантиметров. Курносый профиль, ухо, как пельмень, круглый подбородок. Светло-рыжие волосы торчат из-под нелепой фуражки.
— Ну, нелепым высокий картуз с козырьком кажется только на взгляд из двадцать первого века. А в 1881 году, когда создавалась картина, это была модная вещица. Полагаю, художник свой головной убор надел мальчишке на голову, чтобы его развеселить.
— И не получилось! Ребёнок не по-детски серьёзен. Пухлые губы сосредоточенно поджаты, брови удивлённо приподняты. И взгляд печальный.
— Усталый.
— О чём и речь! Юному герою картины несладко приходится. И так жаль мальчишку! Подобное чувство я испытывал, когда читал рассказ Антона Чехова «Ванька» о таком же вот несчастном подростке, который живёт у чужих людей и страдает. Писатель, кстати, не родственник художнику Николаю Чехову?
— Родной брат. Всего у Чеховых было семеро детей. Николай родился вторым, Антон третьим. Они выросли здесь, в Таганроге. А в 1876 году семейство перебралось в Москву. Восемнадцатилетний Николай к этому времени поступил в столичное училище живописи, ваяния и зодчества.
— А Антон?
— А Антон в свои шестнадцать остался в Таганроге один, доучиваться в гимназии. Чтобы прокормиться, продавал вещи, подрабатывал репетитором.
— А родители ему не помогали?
— Не было возможности. Глава семьи, Павел Егорович, был из крепостных, смог стать купцом второй гильдии, но разорился. И в столице переселенцы бедствовали. Тогда их очень выручал художественный дар Николая. Он много рисовал за деньги, чтобы прокормить родных. Заказчики отмечали его талант писать портреты, передавать характер человека, настроение, боль и радость.
— Потому и смог Николай Чехов так точно проиллюстрировать рассказ своего брата.
— Картина «Крестьянский мальчик» — вовсе не иллюстрация. Историю Ваньки Жукова Антон Павлович написал через пять лет после того, как Николай Павлович создал своё полотно. Это общественное мнение связало воедино проникновенные произведения братьев. И даже на некоторых выставках в конце девятнадцатого, начале двадцатого века портрет экспонировался под названием «Ванька Жуков».
— И это неудивительно! Картина и рассказ — как две части единого целого.
— Пожалуй! Николай и Антон Чеховы обладали особым даром сострадания. В своём творчестве они призывали людей относиться друг к другу внимательней и милосердней. Именно это роднит картину «Крестьянский мальчик» с рассказом «Ванька».
Картину Николая Чехова «Крестьянский мальчик» можно увидеть в Таганрогском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Живые слова. Наталия Лангаммер
По долгу службы я часто бываю на записи текстов в радиостудии. Когда автор читает, например, свою собственную книгу для аудио-версии. И вот, что я заметила — текст может быть замечательным, с красивыми образами, разнообразной лексикой, хорошим ритмом. Но автор читает, а мы со звукорежиссером его не воспринимаем.
Так было не раз. И в какой-то момент мы с коллегой озвучили автору одно и то же пожелание: «Пожалуйста, вернитесь туда, в ту историю, которую описали. Не читайте по бумаге, а рассказывайте. Для этого нужно здесь, в студии, в своей памяти проживать все события книги заново».
Надо же, как интересно. Казалось бы, это просто слова. И у них конкретный смысл. Но когда мы говорим, люди принимают нашу мыль, эмоцию, переживание только если мы доносим это искренне из сердца. Сколько бы мы ни старались интонировать, расставлять паузы, работать с тембром, это все не привлечет внимания слушателя, если в душе автора эти слова не живут.
Мой коллега тогда привел еще одно подтверждение этой идеи. Рассказал, что если в храме чтец произносит слова Псалтири, не понимая их или думая о чем-то другом, то и никто в храме их не поймет, не осознает.
Видимо, здесь уместно вспомнить выражение «пустые слова». Они не только про неисполненные обещания. Предположу, что они про пустоту в душе и мыслях при произнесении слов.
Поэтому и фразы-штампы в тексте, вроде: «Я была потрясена до глубины души» или «моему восхищению не было предела» тоже на трогают слушателя. Эти слова повторяли многие, много раз. И они звучат слишком привычно. Словно за ними уже почти нет смысла.
А вот если заглянуть внутрь себя и достать из глубины чувства, те чувства, которые только ты испытываешь, потом облечь их в те слова, которыми именно ты хочешь выразить эти чувства, тогда у собеседника появляется сопереживание.
Есть такое понятие «неконгруэнтность» — это несоответствие вербальных и невербальных сигналов, которые посылает человек. То есть, человек говорит то, что не думает, не чувствует, а тело выдает подлинные эмоции. Мы всегда чувствуем такое поведение своего визави. Называем его искусственным. Я думаю, человек по-настоящему слышит слово, когда оно подлинно, когда оно наполнено жизнью.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение