У нас в гостях был психолог-консультант диакон Иоанн Мыздриков.
Разговор шел о том, что такое созерцание в христианстве, почему святые отцы уделяли ему важное место в духовной жизни, а также что можно посоветовать современному христианину, желающему встать на путь созерцательной молитвы.
Ведущий: Константин Мацан
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Константин, в гостях у нас сегодня диакон Иоанн Мыздриков, психолог — консультант, добрый вечер.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— Не в первый раз вы у нас в гостях, и наши слушатели уже знают вас как спикера, как эксперта, последний раз мы с вами на волнах нашей радиостанции обсуждали тему молитвы. И вот сегодня тоже продолжим эту тему обсуждать, но под новым углом, в новом аспекте. И ключевым выберем такое понятие, как созерцание. Очень важное, очень большое и достаточно туманное понятие, потому что, когда слово созерцание произносишь, мне представляется, что возникает две ассоциации. Первая — это нечто противоположное деятельности, вот созерцательная жизнь, человек сидит на берегу озера, ловит рыбу, наслаждается природой и ничего не делает. А вторая ассоциация — это, скорее, какие-то восточные практики. Вот йог настолько углубился в созерцание, что перешёл в нирвану. Это был такой старый анекдот, сидит буддист, к нему подходит другой и спрашивает: чем занимаешься? И первый отвечает: смотрю, как растут деревья. А второй говорит: А, все суетишься. Вот созерцание и христианская молитвенная практика как связаны?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Благодарен, что могу говорить на эту тему на волнах Радио ВЕРА, потому что это ключевая тема христианской традиции, с одной стороны. С другой стороны, мне кажется, что есть нехватка именно в современной православной церковности присутствия её. Это такой парадокс. Это во многом то, что отличает православие от других христианских конфессий, ориентированность на созерцательности и духовность. А с другой стороны, в нашей современности этому как будто мало места. Либо есть какой-то стереотип на превратное понимание что это такое. Тут вот, что бы я сказал, что, во-первых, созерцание является действительно отчасти туманным словом, потому что есть многозначность. С одной стороны, созерцанием можно называть высокие ступени молитвы, опять же образ лестницы он здесь условный. Важно понимать, что схемы в духовной жизни не очень работают. Они нужны, скорее, для педагогических целей, и святые отцы к таким метафорам прибегали именно для понятности того, о чем они говорят. Созерцание здесь как очень глубокий опыт безмолвия, присутствия Бога. Святые отцы говорят очень дерзновенные вещи: увидеть Бога, как Он есть, о сопричастности, опытной сопричастности Богу, реальном опыте здесь, в этой жизни, обожения. Я буду говорить такие дерзновенные вещи, потому что есть созерцание, скажем так, как духовная дисциплина, как некий подход к духовной дисциплине. Созерцание как формальная духовная практика, формальная не в смысле плохая, а в смысле том, что имеет свое время, место, способ. То есть то, к чему мы прибегаем. И тут фокус на чем? На молчании и на внимании, и на присутствии.
Константин Мацан:
— Ну давайте про оба эти смысла поговорим. Вы их два обозначили. Первый — это созерцательная молитва как некая ступень высшая в молитве. А вторая — это созерцание как тип духовности, как некоторое устроение своей молитвенной жизни, например, способ построения, скажем так. Давайте начнём с первого, какие бывают степени в молитве, если созерцательная — это высший тип.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Тут не то, чтобы высший, я думаю вот как. Про степени можно сейчас говорить очень условно, чтобы, не удаляясь далеко в теорию христианской мистики в хорошем смысле этого слова, некой духовности, это движение от буквы к Духу, от произнесения слов молитвы устами к постепенному разумному их осмыслению, то есть молитва становится все более и более разумной, и мы её все больше и больше понимаем, не только значение текста, но и в целом то, про что христианство для нас лично. И все более и более наша молитва укоренена на этом понимании, в таком глубоком смысле, а не просто рациональном. А дальше от понимания к некоему проживанию. Проживание здесь опять же связано, с одной стороны, с неким эмоциональным переживанием, чувствованием, то, что я буквально переживаю молитву, радостные её аспекты, скорбные и так далее. И далее все глубже и глубже к понятию сердечности. Опять же сердечности как некоему целостному проживанию. И дальше это разумное и сердечное должны встретиться. То есть ум должен соединиться с сердцем в едином акте молитвы. И дальше идёт это углубление в сердце. Сердце — это очень многозначное боголовское понятие, библейское, описывающее всю целостность человеческого существа от телесно-эмоционального до самой той глубины, которая больше, чем сам человек.
Константин Мацан:
— В этом смысле слово сердце оно однокоренное со словом середина, это сосредоточенье, сердцевина личности.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Да, это очень важное слово, потому что с точки зрения христианства, библейского богословия, человек целостен, он — это весь человек сразу, от тела до самых глубин духа. И все вместе — это человек, а не какая-то отдельная часть. И дальше, по мере того, как подвижник углубляется в сердечную молитву, постепенно он идёт всё дальше и дальше. Вот это чистое присутствие перед Богом, достигает опыта тишины, исихии, но и это не конец. А концом является некое преодоление себя, от греческого экстаз преодоление себя, единение с Богом. Это если брать такими очень большими мазками эту картину, которая является такой игрой с уровнями, это очень сложный путь, который в каком-то смысле можно ... это не столько дистанция, которую можно преодолеть, сколько горизонт бесконечных возможностей.
Константин Мацан:
— Ну это схемы, на самом деле, чтобы хоть как-то выразить внутренний таинственный путь души к Богу.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Да, но с другой стороны, что я хочу ещё здесь сказать, немножко уйдя от этой схемы, потому что действительно есть разные пути духовности, пути молитвы в церкви есть разные. Во-первых, во время молитвы мы можем читать некий текст, это очень в общем. Вот может по молитвослову, его произнесение утром и вечером, до медитативного чтения Писания, например, чем занимались и средневековые монахи. Это один путь — молитва через текст, через чтение, размышление. Второй путь, который у нас почему-то часто противопоставляется — это молитва своими словами, молитва от сердца. У нас часто бывают такие даже дискуссии: можно ли молиться своими словами? Или те, кто молится своими словами, говорят: а вот у нас настоящая молитва, а не это формальное ваше чтение текста. На самом деле, в церкви и то и другое присутствует, и более того может в одном человеке сочетаться. Иногда он молится, используя текст Священного Писания, а иногда он молится просто от сердца своими словами, говоря о своих нуждах и о своих радостях перед Богом. Но есть третий путь, который почему-то часто выпадает из дискуссии. Путь молчания. Путь созерцания. Путь внимания к себе и к Богу в данный момент времени.
Константин Мацан:
— Не могу не вспомнить знаменитую историю Антония Сурожского, когда к нему, ещё молодому монаху, подошла женщина уже в возрасте и сказала: я столько лет твержу Иисусову молитву, и Господь всё мне не отвечает, как будто я в одну сторону говорю, ответа не получаю. И владыка Антоний пишет, что я был молодым и неопытным, и сказал первое, что пришло на ум: но если вы все время говорите, когда Богу — то слово вставить? Вы, говорит, придите домой после службы, уберите свою комнатку, протрите везде пыль, сядьте спокойно и просто какое-то время не молитесь, не говорите ничего, просто сидите и вяжите, спицами вяжите просто перед лицом Божьим. Просто побудьте перед ним. Сказал и забыл. Потом, видимо, приходит эта бабушка опять к нему и говорит: вы знаете, я попробовала, так и сделала, сидела какое-то время в тишине и не молилась, в смысле не говорила ничего. Просто вязала, как вы и сказали, перед лицом Божьим. И через какое-то время поняла, что в этой тишине кто-то есть. Есть Бог, он присутствует здесь. И это стало очень важным опытом. Это близко к тому, о чем вы говорите?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Да, и более того эта история показывает, как тонка грань между разными способами молитвы, что, грубо говоря, возможно, если бы она десятилетиями не пыталась просто проговаривать молитву без остановки, вот эта неожиданная тишина, которую она сама создала, в которой потом её накрыло Божьим присутствием, может быть, этот опыт тишины бы не случился. Возможно весь предшествующий опыт был необходим, чтобы это вязание могло быть именно таким.
Константин Мацан:
— Ну а если вот к практике пытаться перейти, для нас же естественно думать о молитве как о говорении. Даже если совсем говорить практически. Вот ты проснулся, взял молитвослов, если ты молишься и имеешь такую практику, то ты начинаешь читать утренние молитвы, предположим, дети тебе позволяют, или они уже в школе, или ты проснулся пораньше, есть возможность и ты в комнате один. То же самое вечером. В идеале ты должен взять молитвослов и молитвенное правило прочитать. Причём я говорю слово должен, это, конечно, плохое слово, должен, но люди, которые имеют этот навык, признаются, что очень хочется вечером и утром поговорить с Богом. И это вроде понятный путь жизни и действия. А вот когда речь идёт о молитве, что? Также встал или сел, когда речь идёт о молчании, и просто молчишь, а сколько молчать? 5 минут, 10, полчаса? Вот о чем мы здесь говорим?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Спасибо за этот конкретный вопрос. Потому что когда мы говорим о созерцательной практике, то получается, что мы говорим о чем-то очень глубоком, все эти горизонты богословия. На практическом уровне как будто бы не о чем говорить. То есть да, просто молчать. С одной стороны, просто ответ да. А если мы посмотрим на то, как это может быть устроено, то тут тоже могут быть разные пути. Во-первых, пути комбинированные. Утреннее правило тоже начинается с молчания: встань, помолчи немного, соберись с мыслями и только потом читай. По факту это момент для молчания. Для маленького созерцания. Поэтому даже в этом аспекте это не противоречит, просто молитва может начинаться с минуточки молчания. Минутой торжества жизни, что я сейчас могу встать и просто помолчать, просто никуда не спеша, ничего не делая, быть. С другой стороны, созерцательный тип молитвы очень часто связан с так называемой медитативной практикой. Не в современном попсово — эзотерическом смысле, изначально слово медитация — это размышление. И вообще это христианское понятие. А когда апостол Павел пишет Тимофею: вникай в себя и в учение. В латинском тексте Библии буквально написано медитируй, как бы вникай. Само слово медитация, я не очень владею языками, доверяю специалистам. В целом это слово связано с другим словом, которое в психологии имеет негативный оттенок, но тут вообще другой контекст. Руминация, как повторение, буквально разжевывание, как некое концентрированное размышление. Почему разжевывание? Потому что ещё в дохристианской и ветхозаветной духовной практике было распространено, когда берётся какой-то текст из Торы, Пятикнижия Моисеева или из других каких-то важных книг духовной традиции, и он читается, и потом в нём человек буквально пребывает, повторяет про себя, физически, в ветхозаветной духовности мистика молчания связана с каким-то пением, с проговариванием текста. Мы можем это отчасти увидеть у хасидов, которые во время молитвы даже молча немножко дёргаются, не потому что у них проблемы с нервами, а потому что они в этот момент внутри себя на распев повторяют какую-то священную формулу или священный текст, и этим самым создают настрой на внимание. Если говорить о европейской практике, о восточной или западной, в данном случае она едина, тоже брался отрывок из Писания, из псалма или из Евангелия, из посланий апостольских, он прочитывался. А дальше он буквально разжевывался, была руминация, то есть монах ходил и повторял про себя снова и снова, пытаясь обдумать или просто давая этому слову жить внутри себя. В данном случае получается, момент молчания здесь может быть, то есть как это было? Читает человек текст, потом молчит, а потом в этом молчании начинает медленно повторять эту фразу. Или если тут не о размышлениях шла речь, потому что, с одной стороны, такое молчание становится источником богословия. Многие авторы и на востоке, и на западе так писали свои великие тексты. Например, человек сталкивается в Писании с каким-нибудь образом Бога, например, Богом как справедливым судьей. И вот он начинает в этом молчании об этом думать. Из этого молчания рождаются уже словесные молитвы, которые потом становятся богословским трактатом. Грань между богословием как трактатом и как молитвой для древних авторов практически отсутствует. Ведь никто не писал кабинетные тексты, почти никто. С другой стороны, мы имеем в традиции, когда буквально молчание. С утра человек встал, перекрестился и либо стоит, либо сидит, опять же поза сидения на коленях или в различных медитативных позах, оно присутствует в исихазме, например, в некоторых текстах мы видим такое указание: сесть на невысокий стул, подбородок прижать к груди и дальше направлять свое внимание к сердцу, повторять про себя слова молитвы Иисусовой или псалма снова и снова в тишине. И в данном случае слова молитвы одни и те же. Одна маленькая фраза, она не дает какого-то интеллектуального знания.
Константин Мацан:
— Иисусова молитва, может быть, стоит напомнить её текст тем, кто не знает. Это молитва, в которой призывается Имя Иисуса: Господи, Иисусе Христе, помилуй нас или помилуй меня.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Да, действительно тут нет какого-то знания, тут как будто бы не о чем размышлять. И молитва становится таким колышком внимания, вниманием к чему? К тому, что я сейчас здесь в этот момент нахожусь в присутствии Бога, любящего Отца. И тут смысл не столько в повторении количественном, тут нет никакого объема, тут именно момент присутствия. Технически как это может быть выполнено? Феофан Затворник советовал и для молитвенного правила по тексту, и для молитв созерцательных ставить будильник. Выделять время. То есть я могу 15 минут молиться, тогда я 15 минут молчу, просто ничего не делаю. Тут ещё что необычное, что в таком типе молитвы мы как бы отказываемся от какого-то действия, все наши действия сводятся к тому, чтобы ничего не делать. И это действительно очень важный опыт духовности не как какого-то соревнования, заслушивания наград, а как внимание к тому, что уже мне дано. К тому, что спасение — это дар, а не заслуга.
Константин Мацан:
— Диакон Иоанн Мыздриков, психолог-консультант сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А вот как не перепутать молчание как молитву, как созерцание в этом смысле и молчание просто как молчание? Ведь я же могу сидеть в тишине, ничего не говорить, и просто сидеть, прошло 15 минут, я посидел, пошёл дальше.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Есть такое слово, кстати, тоже общерелигиозное как намерение или по-философски интенция. Друзья буддисты любят говорить о том, что сама практика, они тоже любят молчать и медитировать, с другими, правда целями, но в целом само молчание ничего не значит без рамочки, в которую мы её списываем. Рамочка — это намерение. То есть то, с какой идеей, с каким смыслом я стараюсь молчать. И тут это важно. Один из современных авторов, который популяризирует молитву созерцательную, грекоязычный автор, он пишет так, что по факту мы до молитвы с собой решаем, что я сейчас буду делать, то есть я сейчас в присутствии Бога молчу, а потом сажусь молчу, и в этот момент я уже не пытаюсь думать, я просто присутствую. И так получается, что молитва разделена на два этапа: на вот эту предподготовку, намерение, то есть то, что я сейчас буду делать. С другой стороны, на само молчание. Это важно. Потому что действительно молчать можно с разными целями. И тут молчание будет одинаковым у христианина, у буддиста или просто у человека, который нервничает и решил расслабиться. Но важно зачем и почему. Вот эти зачем и почему — это намерение. Второй момент, который мне кажется важным, здесь нет никакого секрета, я просто молчу в присутствии Божьем, и это меня учит тому, что это присутствие не мной включается, а что оно всегда есть. Молчание — это лишь момент внимания. И как раз это то, что может дать некоторые расширения молитвы в целом, что вся моя жизнь перед Богом происходит. А молчание — лишь некая точка, концентрация в этом даре присутствия Божия.
Константин Мацан:
— Если мы посмотрим на некоторую критику, возможно и недоверие, осторожное отношение к тому, о чем мы говорим, То, по моим наблюдениям, это осторожное отношение и такой скепсис к таким практикам, как молчание такое как бы вместо молитвы, будет проходить по линии покаяния. Но ведь мы же знаем, что говорим православие, думаем — покаяние. Говорим покаяние, думаем — православие. Мытарь в храме не молчал, он вопиял: Боже, милостив буде мне грешному. И это очень далеко, казалось бы, отстоит от того, о чем мы сейчас говорим. Что вы об этом думаете?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Здесь два момента. Первый момент — если мы говорим о покаянии как о некотором состоянии, мы не можем его симулировать. Если мне сейчас радостно, я хочу славить Бога, я не смогу плакать о грехах и наоборот, если я плачу о своих грехах и немощах, я не могу сказать: Боже, слава тебе! То есть могу, это даже может быть очень важным. Но опять же это будет вести к покаянной молитве. Мне кажется, это универсальная история про то, что мы молимся, исходя из состояния. Поэтому разные типы молитвы рождаются. Какой-то может у нас доминировать. Кстати, доминирование одного может быть вопросом: почему, допустим, в моей жизни так много покаяния и так мало благодарности и хвалы? Или наоборот. С другой стороны, понятно, что это притча, и не стоит её воспринимать слишком документалистски. Но я предположу, что прежде, чем закричать, у мытаря был опыт молчания, в котором осознал свою жизнь. То есть этот подлинный крик рождается, не формальный, когда мы просто берём и формально — надо кричать, мы кричим: Боже, милостив буди мне грешному. А когда это был опыт личности, я уверен, что этот вопль родился из молчаливого осознания, что же с моей жизнью происходит. Из этого молчаливого осознания рождается крик. Молчание — это то, откуда рождаются слова. Многие великие богословские тексты опять же родились из опыта молчания. Это тоже универсальная богословская идея, что молчание предшествует слову, а не наоборот. И третий момент, который мне здесь кажется важным, про покаяние опять же. Вот эта молитва молчания. Интенция тоже может быть разной, я могу в молчании радостно соприсутствовать, чувствовать Божью любовь, например. А могу в этом молчании обнажать за толщей суетных мыслей своё подлинное состояние и жажду по Богу. То есть тут нет противоречия, на мой взгляд. Молчать можно тоже с разным настроением.
Константин Мацан:
— А вот разница между молчанием на устах и молчанием в сердце — это про что?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Я думаю, тут вот, что важно. Когда мы просто закрыли рот, наш мозг продолжает грузиться.
Константин Мацан:
— Это не то молчание, про которое мы говорим, не просто отсутствие говорения.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Да, но для того, чтобы наш разум потихонечку замедлялся и переходил к исихии, к тишине, мы должны создавать моменты тишины. Иначе никак. Часто, когда человек начинает молчать, начинает какую-то созерцательную практику, первое, с чем он сталкивается — это с шумом в своем сознании. Это нормально. Если вы откроете письма о духовной жизни Феофана Затворника «Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться», он будет как раз отвечать своей духовной дочери, которая начала молитву Иисусову, о том, что когда она начала созерцательную молитву, она столкнулась с роем мыслей в голове. Он говорит, что это нормально. Это первое, с чем ты сталкиваешься. И дальше, если мы почитаем средневековые исихастские тексты, первое, с чем сталкивается человек — это с суетностью помыслов. И дальше какой универсальный совет? Ты просто продолжаешь практику молчания, не борясь с мыслями и не следуя за ними, просто пытаясь снова и снова возвращаться в это внимание, к своему присутствию. Мысль ушла — ты вернулся. Снова ушла, снова вернулся. Как раз молитвенная формула, краткое воззвание, фразы из псалма, или Иисусова молитва, или ещё какая-то, древние подвижники использовали псалмы или была популярна молитва «Ей гряди, Господи», которой заканчивается библейский текст. «Гряди, Господи», то есть это монахи повторяли в тишине. То есть здесь противоречие это снимается.
Константин Мацан:
— Диакон Иоанн Мыздриков, психолог-консультант сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер», мы скоро вернёмся к этому разговору, не переключайтесь.
«Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, в студии у микрофона Константин Мацан, в гостях у нас сегодня диакон Иоанн Мыздриков, психолог-консультант, и мы говорим, наверное, о самом главном в жизни верующего человека, о молитве, которая сердцевина религиозной и духовной жизни. Мы размышляем о таком способе молитвы, как молитва созерцательная. Если кто-то подключился не сначала к нашему разговору, не пугайтесь, мы тут не занимаемся высоким богословием, наш гость рассказывает, что это вполне доступная практика, практика молитвы молчания, молитвы не когда мы читаем текст из молитвослова, а когда мы молчим, пребывая в присутствии Бога. И одно другого не исключает, это не два пути, который один неправильный, и мы хотим его разоблачить, а второй прекрасный, и мы хотим к нему призвать. Мы говорим просто, что и такое в церковной традиции есть. А вот вопрос как раз к церковной традиции, вы так часто отсылаете к отцам-аскетам, к православным святым, к Феофану Затворнику, кто ещё об этом писал? Какие ещё есть важные мысли у святых об этом?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Фактически весь корпус «Добротолюбия» так или иначе написан отцами, проповедующими созерцательную молитву. Тут есть, правда, одна оговорка, что «Добротолюбие» существуют в разных редакциях. Мы читаем русский перевод замечательный Феофана Затворника. Но он с некоторыми купюрами, которые Феофан Затворник сознательно сделал. Какие это купюры? Касательно телесности во время молитвы, некая методология, что делать. Потому что в текстах, особенно поздневизантийских исихастских, в них очень много методологичности, как сидеть, как дышать, какие движения совершать, это все очень интересно, но в 19-м веке вызывает много вопросов. Особенно у читателей, которые вне этой традиции, которые вообще находятся в просвещенческом нововременном взгляде, где вся эта чувственность как что-то такое опасное воспринимается. Нужно быть разумным, но не чувственным. Особенно нужно учитывать, что всякие левые мистики существовали. Что интересно, из одного только Иоанна Кассиана Римлянина, который принёс учение преподобного Антония Великого и древних первых монахов на запад, рождается вся почти средневековая западная традиция созерцания и молчания. Мы обычно, когда говорим о западной традиции мистики, говорим о каких-то чувственных переживаниях, о каких-то образах. На самом деле это далеко не мэйнстрим, ещё с древнейших времён в католической традиции этот тип молитвы-молчания, молитвы- обращения к имени Божьему присутствовал. Поэтому Иоанн Кассиан Римлянин, здесь упомянут. Из современных авторов у меня как раз под рукой цитата из замечательного преподобного Иосифа Исихаста, с чьим именем связан ренессанс 20-го века на Афоне, который как раз-таки учил молитве Иисусовой. Здесь интересно, что есть разные методологии. Иосиф Исихаст в своих поучениях, обращенных к мирянам, настаивал на том, что молитва Иисусова должна произноситься очень быстро, создавая некий ритм, который будет занимать ум, пока мы находимся в этом Божьем присутствии. Допустим, в наших текстах, к которым мы привыкли, молитвословие произносится медленно, с паузами, опять — разные пути. Часто встаёт вопрос: ну как же? Это же такое сокровенное знание для каких-то избранных супермонахов, суперстарцев. Во-первых, то, что это стало сокровенным знанием для избранных — это некое свидетельство исторического упадка, который произошёл ещё в позднем средневековье, когда в целом христианская православная традиция была под сильным гнётом и турецкого владычества и не только. В целом в новое время происходит действительно упадок. Хотя золотая нить этой традиции продолжается, во многом благодаря великому преподобному Паисию Величковскому, благодаря Серафиму Саровскому, Оптинским старцам, которые проповедовали вот это учение о созерцательной молитве и имени Божьем. И тут такой страх, что как же так, можно в прелесть впасть, нужен какой-то духовник. Наставник действительно нужен. Вообще, в целом хорошо жить духовной жизнью в окружении друзей или старших наставников, или просто друзей, с которыми можешь разделить свои поиски. Это в целом нормально. Скорее, не нормально, когда мы сами с собой живём и ни с кем поделиться нельзя. Ни у кого спросить ничего нельзя. Ну вот преподобный Иосиф Исихаст в некоторых своих письмах, обращенных к мирянам, на вот этот страх перед молитвой созерцательной, молитвы Иисусовой, говорит следующее: бытует сомнительная идея, связанная с дьявольским искушением, мол если человек будет читать молитву Иисусову, нужно бояться того, что он может впасть в прелесть. Эти слова и есть прелесть, кто хочет, пусть и пробует. И когда действие молитвы продлится долгое время, когда человек навыкнет к ней, в душе у человека расцветёт подлинный рай, он освободится от страстей и станет совсем другим. Или в другом месте он тоже говорит: относительно умной молитвы однословного призывании имени Божьего, теперь фокус на имени Иисуса Христа, не может быть никаких сомнений, и прелесть за ней не может проследовать. Поскольку внутри сердца нерассеяно призываются имя Христово. И он очищает нас от тьмы и ведёт к Свету. Причём опять же это письмо, что важно, здесь приношение монашеского опыта Иосифа Исихаста, обращенного к мирянам, живущим в больших городах, а не к каким-то друзьям-монахам. Это важно, снять этот покров эзотеричности над созерцательной традицией. Это самая основа христианского видения. И без неё часто другие способы молитвы становятся формальными. Даже касательно молитвенного правила, недаром в начале: встань, помолчи немного, и потом только произнеси. Это не формальная вставка, это именно приглашение к вниманию и тишине.
Константин Мацан:
— Всё-таки мы говорим молитва молчания и молитва Иисусова, и ещё раз напомню, что молитва Иисусова — это когда в молитве звучит само Имя: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас или помилуй меня, есть короткий вариант этой молитвы, просто: Господи, Иисусе Христе, помилуй нас. Есть ещё короче из трёх частей: Иисусе, помилуй мя или помилуй нас. Универсального правила нет, есть разные варианты, но в целом это все про одно и то же. Везде звучит имя Иисус. И мы её всё-таки произносим, мы её проговариваем, если даже не проговариваем словами, то в голове проговариваем. Как это сочетается именно с молчанием?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Хороший вопрос, потому что в целом созерцательная молитва шире, чем ритм Иисусовой молитвы. Иисусова молитва — это один из путей, один из способов, а в нашей традиции, особенно в послевизантийской период, благодаря Григорию Паламе и другим отцам исихастам, это молитва вышла на первый план и по факту заменила другие способы созерцания. Это то, что доступно и то, что нас не пугает. Но если мы посмотрим в традиции, то существуют другие способы молитвы-молчания. Это те, которые предшествует медитативному созерцательному чтению Писания. У нас это почему-то связано с католиками, что это католическая практика, но вообще-то католики взяли её изначально с востока. Если мы посмотрим на современный интерес английских католиков к созерцанию, есть, допустим, сообщество христианских медитаций, медитации в таком средневековом смысле, там, где христиане, связанные с бенедиктианской традицией собираются вместе и молчат, повторяя либо молитву Иисусову, либо какие-то другие молитвенные формы. Если мы посмотрим их текст, то они опираются на «Добротолюбие» и на Иоанна Кассиана Римлянина. То есть опять на западе этот интерес связан не с тем, что это что-то западное, это обращение к древним восточным отцам. Это общее что-то, базовое. Почему тут происходит смещение на молитву Иисусову? Потому что опять же исторически в нашей традиции из разных форм это стало неким золотым стандартом, и опять тут могут быть разные способы. Иосиф Исихаст настаивает на очень быстром произнесении, в одном письме он пишет, что молитва Иисусова должна ложиться пока ты дышишь, быстрее, чем дыхание, и снова, и снова её повторять. Потому что таким образом ум, который блуждает, был как бы прикован к этому имени, и дальше ты бы мог уходить все глубже и глубже в тишину Божьего присутствия. Можно найти другие рекомендации, связанные с более медленным произнесением, с чем-то ещё. В исихастской традиции средневековой очень большая была привязка к телесности. То есть монах в специальной позе сидел или иногда лежал в позе, похожей на позу эмбриона. Это всё описывается. Связь с дыханием. То есть опять же то, что мы видим в нехристианской медитативности, в христианстве это тоже присутствовало, как свой собственный опыт. В целом христианская молитва не просто какая-то аморфная, она в целом христоцентричная. Когда мы читаем Писание, мы пытаемся услышать там Логос, Слово Божье, обращенное к нам. Мы пытаемся услышать откровение во Христе, явление, Духом Святым к нам обращенное. Молитва Иисусова — это квинтэссенция христологичности, христоцентричности. И в этом смысле для нашей традиции, особенно если речь идёт о наиболее распространённых формах, то можно сказать, что это некий ключик к созерцательному опыту.
Константин Мацан:
— Вот то, о чем вы уже сказали, но о чем можно подробнее поговорить — это молитвенное чтение Священного писания, Евангелия. Вы привели пример из хасидской традиции, и средневековые традиции, а вот в современных условиях, человек, живущий в городе с семьей, ходящий в храм, каким образом может практиковать такое молитвенное чтение Священного Писания?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Молитвенное чтение Писания может быть по-разному устроено. Один вариант, это когда берётся небольшая фраза, она является основанием для медитативного, то есть размышлятельно- созерцательного, простите за такие корявые слова, но это, чтобы было понятнее, о чем идёт речь, повторения каких-то вещей. Когда мы берём и повторяем маленький отрывочек. Может быть, даже буквально один образ, который в нашем сердце живёт. Мы с утра прочитали какой-то отрывок, и дальше в течение дня мы к нему возвращаемся снова и снова. Обдумывая, как будто смакуя отдельно взятые слова. Опять же у святых отцов разных веков образ такой кулинарный, что это смакование, как соты мёда как будто мы разжевываем, так слова Писания должны быть у нас на устах и в сердце. И это не просто какая-то метафора, это буквально. Что человек идёт и про себя повторяет, проговаривает какой-то отдельный кусочек. Другой момент, это может быть практика божественного чтения, которую христианская традиция хранит с древних времён. Тут есть некоторое такое поступательное движение. Есть условно четыре стадии такого чтения Писания. Выделяется какое-то время, обычно чуть более продолжительное, это не 5 минут, а полчаса или час, если есть возможность. Тут, что ещё важно, что в средневековье тоже была проблема, что рядовой человек тоже не мог себе позволить каждый день выделять много времени для такого типа духовности. И поэтому было специальное время, время собрания, по-нашему это похоже на говение, когда, допустим, человек уехал на Страстную седмицу и на неделю поселился в какой-нибудь условной Оптиной пустыни. Вот нечто похожее было и есть в западном христианстве, когда миряне живут околомонашеской жизнью, и в том числе могут себе позволить опыт более глубокой духовной практики, чем в своей повседневности, чем в повседневности, где не хватает времени и сил. Тут есть такое слово, которое опять же запятнано эзотерическими нотками — ретрит, оно формальное, время, когда мы куда-то уезжаем для работы над собой. Что же представляет собой молитвенное чтение Писания в такой традиции? Четыре этапа. Сначала прочитывается отрывок, и дальше начинается размышление. Надо прочесть сначала медленно, не спеша, может быть, прочесть несколько раз весь отрывок, зачало из Евангелия, или отрывок из апостола, прочитывается он, после этого молчание и размышления. Такая медитация, размышления, какие-то длинные слова, как в целом этот текст звучит, какие образы он у нас рождает, опять же здесь очень интересно, что поскольку это не раз в год происходит, а постоянно, какие другие отрывки из Писания вдруг тут рождаются в ответ, какие ассоциации, образы, и что важно, вроде текст один, а у каждого он рождает свой какой-то опыт, свои какие-то воспоминания, идеи какие-то богословские, кто-то обратит внимание на одно, кто-то на другое. Тут нет какого-то стандарта, но здесь речь идёт не о каком-то протестантском позднем чтении, речь идёт о вполне себе традиционном монашеском очень аскетичном чтении, без каких-либо фантазий. Медитативное размышление рождает какую-то идею, чаще всего связанную либо с каким-то качеством Божьим: с Его любовью, милосердием, или наоборот, может быть, с Его строгостью, с Его величием. Какую-то богословскую идею, либо из какой-то добродетели, что вот это чтение оно про любовь, или про чистоту сердца, или про что-то ещё. После этого в этом молчании рождается жажда этого, жажда созерцания опыта Божьего, Его мудрости, Его любви, либо добродетели, её нехватка, что да, Боже, я хочу любви, или я хочу чистоты, или я хочу щедрости своего сердца. Из этого размышления рождается молитва как вопрошание, как некий крик, к Богу обращенный. Как крик мытаря, например. И дальше постепенно из этого вопрошания, из этой жажды, что в этом чтении родилось, рождается обращенность к Тому, кто это дарует, к Богу. И постепенно фокус на самом Боге и постепенно от вопрошания к присутствию. И дальше просто молчание. Тут некая схема условная, но при этом вполне есть методики, как можно это делать. В нашей русскоязычной практике это меньше, но это популярно и в греческих монастырях. Я недавно общался с одним священником, который служит на материковой части Греции, и он проводит встречу для мирян, раз в месяц встреча для мирян, где они раза в месяц в течение полутора часов общаются, потом читают Писание, потом молчат, все это с благословения правящего архиерея, и вообще не связано ни с какими западными практиками, это общехристианская практика. Это может казаться недостижимым, мол где же взять столько времени? Но можно просто выделять какой-то конкретный один день в месяц, выделить себе два часа такой тишины. А в другое время какие-то другие способы обращения с Писанием. И что ещё важно, что здесь фокус: что вот оно слово Божье, обращенное ко мне сейчас реально. Не просто мёртвая какая-то буква, ко мне обращены факты Божьего откровения. Потому что у нас тоже есть страх некий перед Писанием. И нам лучше читать толкование на толкование. Здесь и толкованиям есть место, просто чем больше мы знаем о тексте, о контексте, о том, какие слова в нём используются, тем нам больше открывается это чтение. Но когда мы начинаем подменять им Священное Писание, и вообще не читая Писания, или читаем просто вот так прочесть одну главу и закрыть, просто само по себе, просто как Псалтирь, которая часто не понимается, не понятно ничего, некоторым непонятно бывает, если понятно — это хорошо. А тут история, что ты непосредственно с этим текстом. Один на один. И это бывает очень трепетный опыт.
Константин Мацан:
— Диакон Иоанн Мыздриков, психолог-консультант сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А как это сочетается, то, о чем мы говорим, вот эта молитва как тишина, как молчание, с традицией наших богослужений, которые часто пышные, хор поет, все люди поют, если речь идёт о каких-то фрагментах Литургии. Я что имею ввиду, спрашивая, как сочетается? Рисуется два очень разных образа, разных настроения, есть церковная служба торжественная, многолюдная, есть уединение, полное уединение на время, на час, чтобы помолчать и почитать Священное Писание. Это две части, два пути одной церковной традиции, вот для вас, как для человека причастного к богослужению, как диакона, и вот к практикам другого рода как это рядом стоит?
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Одно другое дополняет. Как и в нашей обычной жизни нам иногда хочется уединённо читать книгу, иногда хочется весёлые встречи с друзьями где-нибудь в кафе, например. И как получается один и тот же человек может любить и книгу в уединении и шумную встречу с друзьями? А это сочетается. Мы многообразны, и разнообразно можем чувствовать себя в своей повседневности. И церковь дает нам разные ресурсы для разных состояний. Мы знаем и пышные службы, и знаем тишину молитвенного молчания и произнесение имени Божьего. Одно другое дополняет. С другой стороны, как из молчания рождается слово, так и из тишины рождается вот этот опыт торжественности службы. Как раз-таки, когда нам сейчас не хватает молчания, тишины, Божьего присутствия, нам могут показаться эти пышные службы очень тяжеловесными, ненужными, и так шумно в повседневности. Но когда у нас есть опыт тишины, личного присутствия перед Богом, мы потом приходим в храм и переживаем опыт церковного соприсутствия, опыт соборности. С другой стороны, здесь вопрос богослужения тоже есть, потому что богослужение тоже разнообразно. И в современном богослужении слились разные ручейки. С одной стороны, это торжественное, соборное, пышное богослужение Константинополя, где как раз-таки все эти ходы, отнюдь не просто по храму, а по городу, песни, церковные гимны, кадило с бубенцами, вот эта пышность. А с другой стороны, монашеское богослужение, иерусалимская традиция, где фокус на чтении Писания, на каких-то моментах, когда как будто бы ничего не происходит. И тут я хочу поделиться личным опытом, я тут недавно был у моего дорогого друга у отца Григория Геронимуса, в его замечательном храме в Митино. На службе раз в год проводится служба в день Саввы Освященного, это древний преподобный, который во многом создал всенощное бдение, саму идею, что нужно празднично молиться с вечера до утра. И вот в день его памяти в этом храме отец Григорий уже несколько лет служит службу так, какой она должна быть, всенощное бдение. В этом году это совпало с воскресеньем, служба началась в 5 вечера, а закончили мы 3 ночи. Это была служба без электрического света, при свечах, помимо пения, помимо каждения, помимо каких-то движений, в богослужении подразумевается время для тишины, для поучения, несколько было поучений, причём было потрясающе, потому что замечательный Максим Калинин, может быть, кому-то из слушателей известен по «Сирийским мистикам», читал свои переводы Исаака Сирина с комментариями. То есть во время службы только что мы пели полиелей и вдруг такая пауза. Выходит чтец, в данном случае Максим, и читает поучение из Исаака, потом немножко молчания. Потом снова идёт служба. И вот это всё, оказывается, имеет свое место, это как бы просто другой тип службы. В церкви есть разные, в том числе и богослужебные. Исторически сложилось, что в последние века все немножко унифицировалось и стало все вместе. В древности эти ручейки были чуть более отдельно. Что вот есть будничная служба, а есть простая, мы постом это чувствуем, когда службы не противоречат никакому опыту созерцания. На Афон если кто-то из вас попадёт, вы увидите службу, которая длится многие часы, а по-другому ощущается не потому что она длительная, а потому что к ней другое отношение. Кто-то будет петь, кто-то будет молиться, и как бы вот эта жизнь как бы на фоне служится богослужение.
Константин Мацан:
— Как вы интересно слово «жизнь» произнесли, действительно мы ведь иногда воспринимаем службу как некую пару в институте, на которую нужно прийти, она полтора часа, вот от сих до сих идёт, мы поприсутствовали, благочестиво выполнили все, что нужно, помолились даже искренне, ушли, и дальше жизнь началась. То есть жизнь до службы закончилась, а после службы продолжилась. А вы показываете пример того, что служба есть жизнь, и поэтому в ней возможны паузы, место для отдыха, и это не конец богослужения, а продолжение богослужения, просто по-другому.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Более того в этом всенощном есть даже место для такого ужина. Мы на всенощной освещаем литийные хлеб и вино. И потом берём по кусочку после помазания, а вообще, по идее, в этот момент буквально давались хлеба, и буквально давалось вино, чтобы подкрепить силы монахов, внутри службы как бы ужин. Хотя эта длительная служба перейдёт потом литургию. Внутри одной службы будет одновременно и покушать, понятно, что не какая-то трапеза, а просфора и вино, причём на Афоне это достаточно крепкое вино, терпкое. С другой стороны, хлеб там тоже хлеб. Не в смысле мистическом, а в смысле по качеству, как он сделан. И всё это в рамках одной службы: то есть и молитвы, и какое-то движение, и какое-то общение. И что ещё поражает, этот контраст. Я, когда в Греции был, прямо поразился, как интересно чувствовать, что вот только что монахи в полудреме читали тихо Псалтирь по очереди, один читает, потом другой читает, все участвуют, а потом вдруг резко хоп — и начинается соборный момент, все вскакивает со стасидий и начинают вместе петь полиелейные и псалмы. Потом опять там будет момент канона, когда опять изменится атмосфера. И это несколько раз, этот контраст, это динамика. И где грань между очень шумным и подвижным моментом и не противоречит моменту, когда тишина и молчание, и один чтец тихонечко читает Псалтирь, а другие читают молитву Иисусову.
Константин Мацан:
— Очень интересную мысль вы до этого произнесли, что богослужение во всей его пышности есть то, что рождено от опыта молчания. Изначально есть и личная внутренняя встреча человека с Богом, даже если исторически смотреть от святого отца с Богом, подвижника, который пытаясь выразить этот опыт на каком-то внешнем языке пишет гимны, составляет службу, устраивает эту службу, все вместе молятся, но это все вместе молятся тому Богу, с которым они до этого встречались в уединении, в личной молитве, в молчании в том числе. Перед Которым они были и перед Которым они также продолжают пребывать сейчас. Просто в другом настроении, в другой тональности, может быть. Я почему так на это внимание обращаю, потому что мне кажется, это какой-то существенный важный момент, особенно для тех, кто, может быть, только присматривается к церкви, не погружен глубоко в жизнь церкви, делает первые шаги в храме. И вот человек заходит в храм и видит богослужение, а вот люди ходят, кадят, есть какая-то священная хореография, действия символичные, в нём есть необходимые движения, это целое священнодействие. И человеку кажется, что это и есть церковь, в том смысле, что люди приходят, чтобы в этом действии поучаствовать, посмотреть, послушать, попеть, поклониться в нужном месте и так далее. И они, может быть, не отдают себе отчёт, что видят некоторый интерфейс, видят некоторые внешние проявления, ранее присутствовавшего внутреннего опыта, который здесь просто так передается, и может быть явлен глубоко-глубоко, и до него ещё нужно дойти, в него нужно вглядеться, и это зерно там распознать. И это мне кажется, такой важный момент для человека, который с церковью знакомится, понимать, что есть внешняя красота, на которой не нужно заострять, через которую нужно двинуться дальше, внутрь, к глубинному содержанию.
Диакон Иоанн Мыздриков:
— Просто аминь, здесь ничего даже не добавишь. Тут что ещё для меня важно, что действительно символические жесты, большая часть из них, это изначально спонтанные порывы. То есть даже ещё в дохристианской традиции присущи жесты — это воздетые руки, поклоны и прочее, это всё может стать частью духовной дисциплины, некоего обряда, не в плохом смысле слова, ритуал в хорошем смысле этого слова, мы создаем некую культуру в жизни. Наша жизнь состоит из разных обрядов, не только религиозных. Но за этим же стоит некое спонтанное желание, в этот момент воздеть руки, в этот момент сделать поклон, в этот момент повернуться и сказать: мир всем, Христос посреди нас. И это, мне кажется, тоже очень важно, особенно учитывая то, что часто мы и те, кто в храм приходит, и те, кто там служат, привыкли по разным причинам к тому, что служба — это что-то такое внешнее, что нужно исполнить. А вообще-то изначально это опыт дружбы Божьего народа, присутствие Бога Отца.
Константин Мацан:
— Когда от избытка сердца говорят уста и звучит богослужение, потому что не могу молчать, так хочется славить Бога благодарить Его, и быть с Ним и перед Ним. Спасибо огромное. Диакон Иоанн Мыздриков, психолог-консультант сегодня провёл с нами и с вами этот час «Светлого вечера», в студии у микрофона был Константин Мацан, с Богом, до свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.