У нас в гостях был руководитель направления по работе с регионами Синодального отдела по благотворительности, создатель единой федеральной горячей линии церковной социальной помощи — службы одного окна дьякон Игорь Куликов.
Разговор шел о пути нашего гостя в волонтерстве и о том, как работает единый телефон, по которому любой человек может обратиться за помощью.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Василий Рулинский: Здравствуйте! Это программа «Делатели». Мы говорим с людьми, которые вдохновлены верой и совершают добрые дела. В студии Тутта Ларсен.
Тутта Ларсен: И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Добрый вечер.
Василий Рулинский: Добрый вечер. И с нами сегодня организатор единой службы помощи Русской Православной Церкви и горячей линии «Милосердие», руководитель сектора по работе с регионами Синодального отдела по благотворительности диакон Игорь Куликов.
Диакон Игорь Куликов: Добрый вечер.
Тутта Ларсен: Здравствуйте. Очень масштабное представление, официальная должность. Мне очень интересно: чем Вы занимаетесь?
Диакон Игорь Куликов: Занимаемся мы в первую очередь тем, что помогаем людям – этим занимается весь наш Отдел, и помогаем развивать эту деятельность в регионах, поскольку большая часть нуждающихся людей живет в глубинке. Мы, как Синодальный отдел, постоянно взаимодействуем с нашими коллегами, которые несут служение милосердия в регионах нашей огромной страны и других стран, где присутствует Русская Православная Церковь. И вместе с ними помогаем нуждающимся людям. Василий сказал немного про горячую линию, которую мы организовали. Она не так давно существует. У нас сначала была справочная Московской службы помощи «Милосердие».
Когда начался Сovid, Святейший Патриарх Кирилл неоднократно говорил о том, что Церковь в первую очередь должна прийти на помощь людям. Но если раньше люди могли спокойно пойти в Церковь за помощью, то во время пандемии самые социально незащищенные люди вынуждены были оставаться дома: пожилые и люди с инвалидностью, которым нельзя было выходить. Тогда мы поняли, что должны дать им возможность обратиться к нам, не выходя из дома. Логично было сделать единый телефон, на которой может позвонить любой человек, попавший в беду со всей страны. Номер работает только в России, потому что это федеральная линия.
Василий Рулинский: А может быть назовем его сразу?
Диакон Игорь Куликов: 8 800 70 70 222. Номер работает круглосуточно. На него мы принимаем вопросы и просьбы о помощи. Работаем в тесном взаимодействии со всеми нашими регионами. Если человек нам звонит из Находки, Калининградской области или с Кольского полуострова, неважно откуда, мы, узнав, что человеку нужно, если ему действительно нужна помощь, связываемся с регионом, где живет этот человек, либо записываем его просьбу и передаем коллегам, чтобы они проверили, потому что сейчас много людей…
Василий Рулинский: Мошенников?
Диакон Игорь Куликов: Даже не мошенников. Просто люди нуждаются, но не в том, что просят. Это всё нужно выяснять, проверять, мы за это несём ответственность: за ресурсы, которые у нас есть, за тех людей, которых мы просим помочь выяснить. Поэтому мы каждую просьбу проверяем.
В Русской Православной Церкви больше 16000 приходов, храмы есть в каждом селе, в каждом городе, и у нас есть возможность в любой глубинке прийти к человеку и посмотреть, как он живёт, что он просит, действительно ли он нуждается, и если это подтверждается, то мы ищем все возможные способы, чтобы этому человеку помочь.
Василий Рулинский: Отец Игорь, а сколько звонков поступает на эту линию? Какие просьбы сейчас актуальны? С чем обращаются люди? Какие-то конкретные истории, которые тебе запомнились.
Диакон Игорь Куликов: Сейчас звонков около 6 – 7 тысяч в месяц — это 200 – 250 звонков в сутки.
Василий Рулинский: Это много?
Диакон Игорь Куликов: Много. Но нуждающихся людей еще больше. Просьбы к нам по сезонам поступают разные. Сейчас, конечно, очень много просьб от беженцев. Наверное, половина всех звонков — на тему помощи беженцам. Кому-то нужна консультация, кому-то нужно узнать, как получить какую-то помощь. Летом было много вопросов от беженцев с детьми, как их устроить в школу. Осенью всегда традиционно много звонков от людей, которым нужно помочь с обогревом.
Тутта Ларсен: Дрова нужны.
Диакон Игорь Куликов: В одних регионах это дрова, в других уголь, где-то — где газ есть — газовые котлы, у кого сломался, у кого ещё что-то. В прошлом году у нас было несколько историй, когда люди зимой реально замерзали. Была мама-одиночка с несколькими детьми, которая сумела на материнский капитал купить дом, но окна были ужасные. Сквозняки гуляли по дому, и ночью температура в доме опускалась до 0°. Они живут в глубинке, в Сибири и спали, укрывшись всем, чем есть, и всё равно им было холодно. И они так жили, они к этому привыкли, потому что денег не хватало.
Василий Рулинский: А папы не было.
Диакон Игорь Куликов: Папы не было, муж бросил, и пособий хватало на то, чтобы купить продукты, на нужды первой необходимости, но сделать окна, поставить стеклопакеты — кто поможет? Нет таких фондов, нет таких соцзащит, которые бы окна вставили. Вот они обратились к нам, мы выяснили ситуацию, проверили, выехали, посмотрели, ужаснулись — они не первый год так живут, уже привыкли. Да, болеют, но другой жизни не знают. Мы сделали им окна. И таких просьб было несколько за прошлую зиму.
У нас была такая интересная история в Славгороде, это Алтайский край, к нам обратился батюшка, руководитель социального отдела, рассказал, что люди просят у него уголь. Одна семья, вторая, третья. Кому-то он помог из своих денег, но просьб было много. Мы нашли деньги, купили уголь, и об этом написала местная газета.
Тутта Ларсен: И давай вам все звонить…
Диакон Игорь Куликов: Нет, звонить и так звонили и будут звонить. Эффект был интереснее, потому что там процент воцерковленных людей не очень большой. И люди, узнав, что Церковь не только службы совершает, но еще уголь покупает нуждающимся людям, там такие комментарии были от людей: «Ничего себе, а такого от Церкви я точно не ожидал. Эти церковники даже уголь купили людям».
Тутта Ларсен: Углем заманивают в свои сети.
Диакон Игорь Куликов: Люди были шокированы. У них был совсем другой образ Церкви, и эта история разбила их стереотипы.
Василий Рулинский: Разрыв шаблонов.
Диакон Игорь Куликов: Разрыв шаблонов полный. И, мне кажется, это победа. Во-первых, потому что несколько домов реально отопили. А во-вторых, что люди узнали, что Церковь — это не то, что они в первую очередь в СМИ видят, слышат и читают, а то, что это неравнодушные люди, которые помогают и делают добрые дела.
Василий Рулинский: А что было в твоем случае в период воцерковления разрывом шаблонов? Ты же был неверующим человеком, со сферой IT был связан? Как произошел этот переход? У тебя тоже какая-то история с углём или чем-то подобным была?
Диакон Игорь Куликов: Я не могу сказать, что я был неверующим человеком. Я с детства был человеком верующим, но не церковным. И родители у меня тоже были не церковные, в храм если ходил, то только на Пасху и Рождество в детстве с мамой и особо ничего не понимал, конечно, вплоть до университета. Я заканчивал технический вуз, работал по специальности, и все вроде было в жизни хорошо. Любимая учёба, мне нравилось, чем я занимаюсь, хорошая работа с неплохими перспективами, аспирантура меня ждала, я получал на тот момент два высших образования. Второй вуз, правда, так и не закончил. Всё было нормально, но привело в церковь меня, наверное, то же, что приводит абсолютно всех других, просто разными путями. Это пустота внутри. Пустота размером с Бога. Вроде всё есть, а что-то не хватает.
Василий Рулинский: А смыслов нет.
Диакон Игорь Куликов: Чего-то внутри не хватает.
Тутта Ларсен: Для этого есть красивое определение: экзистенциальный вакуум.
Диакон Игорь Куликов: Этот вакуум меня и побудил понять, во что я все-таки верю. Я действительно верил в Бога и пошёл в храм.
Василий Рулинский: Прямо сразу?
Диакон Игорь Куликов: Я начал изучать разные религиозные течения, мне нравился католицизм, то, как там всё современно. Мне было тогда 20 лет, я оканчивал университет и однажды пришел на мессу. Как люди приходят в храм в первый раз? Смотрят, что делают остальные, и делают также. Все встали на коленки, и я встал, все сели на табуретки, и я сел, все пошли к священнику на Причастие, и я пошел. Подошел к священнику, это был русский католический храм, и ксендз на меня смотрит и спрашивает: «А ты верующий?». Я говорю, что я в поиске. Он посмотрел на меня и улыбнулся: «Иди дальше».
Тутта Ларсен: Не причастил?
Диакон Игорь Куликов: Нет, не причастил, слава Богу, я все-таки крещен был в православной вере, и мне кажется, что это промысел Божий был, что священнику было неинтересно даже поговорить со мной, у него желания не было, а то если бы поговорил, пригласил…
Василий Рулинский: То ты сейчас бы не сидел на радио «Вера».
Диакон Игорь Куликов: Господь бы меня привел в православную Церковь какими-то другими путями. Но он мне сказал: «Иди дальше». И я пошел в православный храм. Там меня совершенно иначе приняли. Я познакомился там со своим духовником, который меня все годы очень поддерживает, помогал мне воцерковляться, благословил поступать в Свято-Тихоновский университет, впоследствии вдохновил на то, чтобы принять сан священнослужителя - диакона.
Василий Рулинский: И потом появилось добровольчество? Я напомню радиослушателям, что отец Игорь — один из героев нашумевший публикации в журнале «Фома» про добровольческую свадьбу. Как это бывает? Как добровольцы знакомятся? Ваша супруга — она тоже доброволец, и это тоже интересный опыт. Хотелось бы про него узнать.
Диакон Игорь Куликов: Это, наверное, два параллельных процесса, потому что добровольчеством я занимался ещё будучи не церковным. Это интересный опыт, социальная ответственность, гражданская позиция что-то доброе делать, но это носило достаточно хаотичный характер, как у многих. Есть какая-то благотворительная акция: «Собери детей в школу» — пришёл, поучаствовал. Или донорская акция — сдать кровь для людей, больных раком, тоже приехал, поучаствовал.
Когда я начал воцерковляться, в первый период моего неофитского воцерковления, то передо мной, конечно же, сразу же встал этот вопрос, потому что вера без дел мертва. Хорошо, я хожу в храм, исповедуюсь, стараюсь как-то менять свою жизнь, но надо что-то делать. Надо что-то делать.
Тогда всё к этому располагало. Я был на 5 курсе университета, диплом написал за год до его сдачи, у меня было свободное время, на работе был свободный график. Я нашёл в интернете православную московскую службу «Милосердие». Пришёл в храм при Первой Градской больнице и вступил в добровольцы. С тех пор узнал, что такое организованное добровольчество, а не хаотичное. И, конечно, это очень сильно повлияло на мою жизнь и на мое воцерковление, и жену я там нашел, но это отдельная интересная история.
Василий Рулинский: Вы вместе ходили в какой-то интернат? Непростое для добровольца служение.
Тутта Ларсен: Тоже хотела спросить. В чем заключались функции добровольца? Чем вы в основном занимались?
Диакон Игорь Куликов: Вообще наша добровольческая служба – она и сейчас есть – много чем занимается: и адресной помощью нуждающимся, и помощью в разных лечебных и социальных заведениях. Руководит службой замечательный батюшка — отец Иоанн Захаров. И он проводил, да и сейчас проводит, еженедельные встречи — чаепития с добровольцами. Это замечательный формат. Столько людей за это время воцерковились и нашли там свои вторые половинки. Ну и еще это такая возможность попить с батюшкой чай — не просто пообщаться, поисповедоваться, послушать проповедь, а просто чай попить.
Тутта Ларсен: Про чай очень интересно. Я, кстати, поняла, что православным девушкам есть где познакомиться с православными юношами. А то все время жалуются, где же искать свою вторую половину?
Василий Рулинский: Лайфхаки от отца Игоря.
Диакон Игорь Куликов: Я думаю, что искать свою вторую половину нужно именно в добровольческих службах, нигде так люди не раскрываются, как в каком-то совместном добром деле. Это действительно так, и у нас благодаря этому огромное количество добровольческих свадеб в нашей Первой Градской больницы в храме во имя царевича Димитрия.
На том первом чаепитии, куда я пришел, был очень интересный, совершенно чудесный для меня, случай. Когда я туда пришёл, там были отец Иоанн Захаров и ещё 5 человек, и среди них моя будущая жена. Я об этом, естественно, не знал. И одна из девушек, которая там была, завела разговор о том, как быть матушкой. Очень интересный разговор о том, что ее, видимо, волновало. Я в период своего неофитского горения совершенно не задумывался о женитьбе. Меня, напротив, как человека, который только загорелся, обрел веру, которая занимает его полностью, интересовало монашество. И тут начался интересный разговор, как быть матушкой. И тут меня такая мысль ударила: я смотрю на Наташу, свою будущую жену, и у меня в голове мысль: «Вот моя будущая жена, моя матушка».
Тутта Ларсен: Вот это да.
Диакон Игорь Куликов: Я подумал, что за бред в голову может прийти. Я жениться не собираюсь, рукополагаться тоже. Смутился тогда, но хорошо это запомнил. Я тогда видел ее в первый раз в жизни. Дальше меня позвали помогать в детском доме для детей с инвалидностью. Там был храм во имя «Казанской» иконы Божией Матери, и батюшка наш, отец Дионисий, ходил каждую неделю причащал тяжелобольных детишек-отказников. Им нужна была добровольческая помощь: погулять, оказать минимальный уход в помощь сестрам милосердия и помочь батюшке организовать Причастие. Меня позвали туда помочь, и я там снова встретил мою будущую жену, она туда ходила регулярно.
Тутта Ларсен: Не тяжело было? Молодой человек, пусть даже воцерковленный, в неофитском горении, после благополучной светской жизни оказался в доме малютки, да ещё и где дети с особенностями. Это могло шокировать.
Диакон Игорь Куликов: Да, очень многих это шокировало, и у нас многие добровольцы, которые туда приходили, были там первый и последний раз, Увидеть детей со множественными нарушениями, конечно, не все могут это перенести. У меня такого эффекта не было, не знаю, но все люди разные, и там достаточно много добровольцев, которые там долго задерживаются. Мне наоборот стало очень интересно, как мы можем помочь этим детям. Вот они лежат. Многие в таком состоянии, что непонятно: ребенок в сознании или не в сознании. И он там лежит много лет, его только кормят. Понятно, что это личность, это душа, это человек, но почему он такой? Почему Господь вот так создаёт одних людей – таких, других – таких. И как мы можем ему помочь, и нужна ли ему какая-то помощь? Но вот он живёт, когда-то Господь его возьмёт, он будет в раю, потому что ну какие у него грехи?
Чем мы можем помочь — для меня было загадкой. Я хотел понять, чем мы можем быть полезны этим ангелам? Не могу сказать, что я для себя полностью ответил на этот вопрос. Скорее наоборот. Чем они могут помочь? Доброволец, который приходит, их видит — его мир расширяется. Он больше понимает его многообразие.
Мне было тяжело, но интересно, как и все новое, когда кровь кипит, всё хочется узнать, всё попробовать. Силы есть, время есть, почему нет? Я начал туда регулярно ходить, по пятницам совершались богослужения, где нужна была моя помощь, и там я начал встречаться с моей женой. А по понедельникам я продолжил ходить на чаепития, и мы встречались на чаепитиях. Потом отца Иоанна Захарова назначили настоятелем храма в РДКБ.
Василий Рулинский: Российская детская клиническая больница.
Диакон Игорь Куликов: Да, и ему там очень понадобились добровольцы. Там огромная больница, большое количество детей. Нужно было и богослужебную жизнь налаживать в храме, и деткам помогать. И он позвал Наташу как свое духовное чадо и меня как активного добровольца.
Василий Рулинский: У которого кровь кипит, как мы только что слышали.
Диакон Игорь Куликов: Стали мы и по субботам встречаться с ней. Еще я стал ходить в храм царевича Димитрия, и так само собой получилось в течение года, что мы стали видеться каждый день. То в детском доме, то в больнице, то на чаепитии, а потом выяснилось, что мы живём в соседних улицах, и мы стали домой вместе ездить. А потом поняли, что нам надо пожениться.
Тутта Ларсен: Но от добровольческой деятельности путь до священства довольно долгий. Как Вы решились и на это? У вас и так было довольно много всяких нагрузок общественно полезных. Пусть они были приятными и давали большую обратную связь, но священство — это такой вызов, такая большая важная ступень. Это служение в кубе, когда ты себе вообще не принадлежишь.
Диакон Игорь Куликов: Да, перестать быть добровольцем можно в один момент. Это его личный выбор. А конечно, после рукоположения…
Василий Рулинский: Рясу на гвоздь не повесишь.
Диакон Игорь Куликов: Совершенно точно.
Тутта Ларсен: Один священник сказал, что благодать обратной силы не имеет.
Диакон Игорь Куликов: Не имеет. Это путь в один конец. Путь замечательный, но я это никак не решал. Я думаю, если бы я решал, то это было бы неправильно. Я просто жил, молился. Не могу сказать, что у меня была такая цель — не было такой цели. В какой-то момент меня духовник позвал в алтарь, сказал, что нужна помощь. Потом предложил рассмотреть учебу в духовных учебных заведениях, а потом меня позвали работать в Синодальный отдел по благотворительности. Наша добровольческая служба — это кузница кадров, многие наши сотрудники — это бывшие добровольцы. Василий вот тоже наш доброволец, ходил в «красную зону».
Василий Рулинский: Опустим это.
Тутта Ларсен: Однажды тебе придется рассказать в нашей передаче.
Диакон Игорь Куликов: Руководителем нашей службы добровольцев на тот момент была заместитель председателя Синодального отдела, и ей нужен был человек, чтобы заниматься техническими вещами. А у меня техническое образование. И сейчас, когда кому-то нужно взять человека на работу, я в первую очередь смотрю на добровольцев, это проверенные, активные, хорошие люди. Вот такой фильтр есть.
Позвали меня в Синодальный отдел, я стал в Церкви работать, нести более серьезное послушание. И в какой-то момент батюшка сказал: поступай в духовное учебное заведение — ПСТГУ, а там видно будет. Ну ладно, батюшка благословил, надо идти. А потом уже отец Иоанн Захаров, которому я помогал в РДКБ, начал говорить мне: «Не думаешь в диаконы пойти?». Я тогда не придал этому значения. Но когда уже и владыка Пантелеимон как мой руководитель, как человек, с которым я очень много времени провожу, которого очень ценю, по-сыновнему люблю, сказал, что пора готовиться. И я понял, что пора.
Тутта Ларсен: А прибавилась благотворительная деятельность с приходом в священнический сан?
Диакон Игорь Куликов: У меня сан диаконский, диакона этим и занимались — служением милосердия. Мне кажется, это очень органично. Я не нагружен по-настоящему священническими обязанностями, у меня нет прихожан, нет духовных чад, у меня нет треб, я помогаю совершать богослужения и все остальное время как раз посвящаю тому, чтобы заниматься организацией благотворительности раз у меня такая должность. Работы в Синодальном отделе по благотворительности огромное количество. Жатвы много, а делателей мало: людей, которые готовы, которые хотят, которые могут, к сожалению, бывает сложно найти, поэтому к тем, кто есть, прилипает вся деятельность, какую нужно ввести. У нас все сотрудники так нагружены, максимально.
Василий Рулинский: В свое время отец Игорь организовал дистанционное обучение для всей Церкви по социальному служению. Это было лет десять назад, когда коммерческие структуры еще только осваивали эти направления, он уже ввел в церковный оборот слово «вебинар». Каждый социальный работник в самом глухом селе прослушал курс лекций о том, как помогать, как сделать что-то доброе. Тысячи людей прошли обучение, запустили свои проекты. Какие-то плоды это принесло, все то, что ты вкладывал в это служение?
Диакон Игорь Куликов: Надо сказать, что начал это не я. Начала это Марина Васильева — наш бывший заместитель председателя Синодального отдела, которая ныне приняла постриг в греческом монастыре под именем Паисия, в честь Паисия Святогорца.
Василий Рулинский: Не только к бракам приводит добровольческая деятельность.
Диакон Игорь Куликов: Это исключительный путь, свадеб у нас больше, чем постригов. Это была ее идея, она человек уникальный, очень умный. Действительно, в 2011 году слово «вебинар» было мало кому известно.
Василий Рулинский: Было ругательным для многих.
Диакон Игорь Куликов: И тут его решили внедрить в Церкви. И это было логично: у нас 16000 приходов, при каждом из которых социальный работник, который помогает людям. У нас 200 епархий по всей стране от Калининград до Камчатки, с ними надо работать, надо общаться, их надо как-то учить. Туда же не наездишься. В помощь – дистанционные технологии. Марина это выяснила, и меня позвали это организовывать. И мне кажется, это очень неплохо, поскольку имело запрос с той стороны, огромному числу социальных работников это было очень интересно и важно, и востребованно. Они увидели, что они не сами по себе в огромном чистом поле, где надо что-то делать. А им хотят помочь, пообщаться, их хотят обучить. За это время обучились более 5000 социальных работников и более 200 социально ориентированных батюшек, которые руководят этой деятельностью. Я надеюсь, какие-то плоды это принесло.
Василий Рулинский: Мы недавно встречались с разными представителями органов власти в Совете Федерации, и одна из очень высокопоставленных чиновников сказала: «Как же так, у Церкви есть единая служба одного окна по всем социальным вопросам, по всем просьбам людей, а у государства её нет». Действительно, мы не осознаем масштабов, но Церковь есть там, где нет иногда даже почты и Сбербанка, где нет никакой государственной власти, но часто есть приход. У нас 240 центров гуманитарной помощи по всей стране, гигантское количество социальных учреждений. Не получается, что мы подменяем государство в каком-то виде, и насколько это вредит самому церковному служению, я имею в виду богослужению и молитве?
Диакон Игорь Куликов: Я думаю, мы не подменяем, а восполняем. И это не первый опыт, Илья Кусков создал автобус милосердия на улицах Москвы, чтобы просто отогревать бездомных, не давать им умереть ночью от холода. Государство заметило, город сделал свой социальный патруль, необходимость в автобусе милосердия отпала. Сделали «Ангар спасения», потому что им нужно было где-то его ночевать, опять же государство увидело эту проблему — расширили объём мест в центре социальной адаптации.
Я думаю было бы хорошо, если государство могло сделать такую федеральную линию, низкопороговую, чтобы любой человек в какую бы беду он ни попал, чтобы с ним ни случилось, мог позвонить и не ждать звонок 30 минут на линии, а чтобы ему быстро ответили, чтобы его с любовью спокойно выслушали, хотя люди разные бывают, все выяснили и на месте обязательно проверили, чтобы были ресурсы его проверить.
Тутта Ларсен: А вот расскажите, вообще, как это работает, всю механику процесса: вот звонит человек откуда-нибудь и говорит: «Мне нужны дрова» или «У меня крышу снесло ураганом. Помогите».
Диакон Игорь Куликов: Механика такая: человек звонит, наши операторы-профессионалы ему задают какие-то вопросы, пытаются понять, что нужно. Бывает просто нужна консультация, потому что очень многие вопросы на себя может взять и соцзащита, и профильные фонды. И наша задача не подменять их, а ориентировать человека туда, где он может получить помощь. Мы стараемся вести все эти списки, их актуализировать, стараемся людей направлять, соединить с нужными специалистами, когда есть такая возможность, и всегда говорим, что если сейчас не получится у вас туда дозвониться, то вы перезвоните нам, и мы будем другими способами решать, чтобы не получилось, чтобы мы просто человека отфутболили и забыли.
А в тех случаях, когда видно, что никто больше не поможет, и таких историй очень много, когда реально никто кроме нас не поможет, тогда мы соединяем его с нашей церковной социальной службой в том месте, где он находится. Если звонок поступает в неурочное время, ночью или в выходные, или не удаётся дозвониться, мы тогда просьбу записываем, у нас есть сотрудники, ответственные за каждый федеральный округ, которые дальше эту просьбу ведут: находят специалистов, находят тех людей, которые сходят к нему или пригласят кого-то проверить, выяснить, собрать минимум необходимых документов, чтобы понять, что он действительно нуждается. И дальше с каждой просьбы мы работаем индивидуально, либо люди на местах — в каждой из 200 епархий есть социальный отдел, и многие просьбы они могут брать на себя: купить продукты, лекарства купить — это часто по силе. А всё самое сложное, если, действительно, крышу снесло или окна прохудились, холодно или дрова, которые сейчас подорожали и меньше, чем за 20 000 на зиму, их не купить, а храм сельский, и собственных средств нет, тогда включаемся мы и через наш ресурс Миром.хэлп, который мы специально для этого создали, собираем с миру по нитке на такие просьбы. На те просьбы, на которые никто кроме нас помочь не может.
Василий Рулинский: Я так понимаю, что это действительно круглосуточная история. И если человек позвонил, ему нужно срочно и ночью, он всё равно эту помощь получит?
Диакон Игорь Куликов: У нас регулярно бывают такие истории.
Василий Рулинский: Может быть расскажешь о каких-то таких случаях.
Тутта Ларсен: Там разница во времени, на Камчатке утро, а у нас ночь.
Диакон Игорь Куликов: Операторы у нас по всей России, и у них часовые пояса разные. Была у нас недавно интересная история: мама с пятью детьми ехала из Сибири к своей сестре в Ставрополь, на юг через всю Россию. Рейсы были пересадочные, у нее было две пересадки, и где-то в Приволжье на пересадке у неё украли всё: вещи, деньги, карточки. У неё, слава Богу, остались документы: паспорт и документы на детей. Потому что это было бы совсем сложно: без паспорта, ночью, в неизвестном городе, на перекладных с пятью детьми на руках. И телефон ещё был. Она не знала, что делать. Она ехала к сестре. Позвонила сестре, та дала наш номер телефона. Она позвонила ночью, наши операторы в таком случае предлагают созвониться по видеосвязи, чтобы можно было показать детей, что реально они на вокзале, что могут показать паспорт. Но у нее не было камеры на телефоне, и тогда ей предложили пройти в опорный пункт полиции на вокзале, и потом уже с местным полицейским созвонились, он их сфотографировал, подтвердил, что действительно семья. Ночью купили ей электронные билеты в Ставрополь с пересадкой через Москву, ей помогли сесть в поезд местные полицейские, в Москве на следующее утро мы отправили наших добровольцев, которые помогли ей перейти с одного вокзала на другой, накормили обедом, потому что ни денег, ни еды у них не осталось. И отправили дальше к сестре. Такие истории случаются неоднократно.
Василий Рулинский: Отличие нашей церковной службы в том, что в отличие от государства, даже если государство создаст когда-то такую службу одного окна по всем социальным вопросам, куда каждый может обратиться с любой просьбой, все равно государство помогает только гражданам. А если у человека другое гражданство? Или он без гражданства? Или какие-то у него ещё есть особенности, которые не позволяют ему без паспорта обратиться в государственную службу? Ему обратиться кроме Церкви все равно некуда.
Диакон Игорь Куликов: Да, это очень сложно. Могу ещё одну историю рассказать. К нам на Рождество прилетел ангел рождественский в прямом смысле. Это, правда, не про телефон, но тоже про службу одного окна, что можно к нам прийти. В храм царевича Димитрия на Рождество, 7 января утром, во время Рождественского утренника пришёл кубинец. Звали его Анхель - ангел. Ни по-русски, ни по-английски он вообще не говорил. История у него была достаточно сложная, мы долго с ним через гугл-переводчик общались по-испански, пытались понять друг друга. В России он потерял билеты, кто-то его обманул, его обокрали — у него какие-то деньги были, на которые он снимал себе хостел и думал, как уехать, не знал, куда обратиться. Деньги закончились, он остался на улице и решил зайти в православный храм, что там ему помогут. И мы стали ему помогать. У нас есть служба возвращения, в которой мы людей возвращаем домой, у которых что-то произошло. Это совместный проект «Ангара спасения» и службы «Милосердие». Но на Кубу мы еще людей не возвращали. Нашли испаноговорящего батюшку, который служит в Митино, он выступил в роли переводчика. Созвонились с женой кубинца – на родине он работал таксистом.
Тутта Ларсен: А что его привело в Россию?
Диакон Игорь Куликов: Он искал лекарство для ребёнка. Но мы не смогли ему с лекарством помочь. Главное было его вернуть к жене и ребёнку на Кубу. Купили ему билеты по программе возвращения. Всё бы ничего, но это был в разгар Covid, и по дороге в аэропорту у него обнаружился положительный тест. Его вернули обратно. Мы посоветовались с врачами, ему сделали КТ в нашей Больнице Святителя Алексия, состояние у него было нормальное, госпитализировать смысла нет. Сняли мы ему комнату, чтобы он там в изоляции сидел, никуда не ходил, наши добровольцы целую неделю ему носили продукты. Отец Сержио ему звонил каждый день, подбадривал.
Василий Рулинский: В итоге всё-таки удалось его отправить.
Диакон Игорь Куликов: Да, спустя несколько дней сделали повторный тест, он был отрицательный, снова купили ему билеты и его отправили. После этого он прислал счастливую фотографию со своей семьёй оттуда с Кубы. Какая служба одного окна в государстве могла бы это сделать? Тут же нужно было оперативно все решать.
Тутта Ларсен: Поразительно, какие-то невероятные вещи вы делаете, но вы говорили ещё о том, что помощь оказываете не только в России, что вам звонят из-за границы. А как можно помочь тем, кто там?
Диакон Игорь Куликов: У нас действительно много епархий за рубежом. Это и Средняя Азия: Ташкент, Бишкек, Таджикистан, где люди живут еще беднее, чем в наших бедных регионах. Это Юго-Восточная Азия, Беларусь и Молдавия — у нас в каждой епархии есть социальный отдел. Например, один из самых активных социальных отделов Русской Православной Церкви — в Бишкеке. Там такие сёстры милосердия замечательные, и сколько они там делают, просто диву даёшься. Они сумели в самый разгар Covid-19, здравоохранение в Киргизии, так скажем, не на высоком уровне, и они сумели в пик ковида на базе епархии, в бывшем доме для мамы, организовать госпиталь — открыли дневной стационар, нашли медиков-добровольцев, и мы совместными усилиями выслали им СИЗы, помогли собрали средства на какую-то минимальную медицинскую помощь, чтобы они закупили. И я думаю, что они много людей спасли, потому что лечь в больницу там было невозможно в самый пик, всё было занято. Люди приходили в тяжелом состоянии, врачи их консультировали, выписывали лекарство, кислородный концентратор они купили и помогали людям дышать.
Василий Рулинский: Приходили все: и мусульмане?
Диакон Игорь Куликов: Мусульмане в первую очередь, потому что это мусульманская республика, там православных мало. Они также выезжают в села, мы, собирая на Миром.хэлп, помогаем им, чтобы они заказывали продукты и выезжали по самым нуждающимся сёлам, где люди в самом тяжелом состоянии. Они сумели найти автобус маленький, и на этом автобусе милосердия разводят по людям, которые не могут приехать сами, продукты. Вот в глубинке Киргизии Русская Православная Церковь при поддержке неравнодушных людей оказывает милосердие нуждающимся.
Тутта Ларсен: Вы сегодня так много говорите о теме добровольчества. Мне кажется, что какая-то часть наших слушателей, возможно, захотела бы присоединиться к этой прекрасной компании. А как стать ее частью?
Диакон Игорь Куликов: В Москве можно в любое воскресенье в 11.45 прийти в храм царевича Димитрия при Первой Градской больнице по адресу: Ленинский проспект, дом 8, корпус 12. Вот уже 16 лет каждое воскресенье проходит первая встреча новых добровольцев, куда можно прийти и вступить в добровольцы.
Добровольцы есть совершенно разных возрастов, от детей до совсем пожилых людей, которые уже внуков вырастили, и у них есть свободное время, силы и энтузиазм — такие настоящие серебряные добровольцы.
Если Вы не из Москвы, то звоните по нашему номеру церковной горячей линии, говорите, из какого вы региона и что хотите помогать, и вас соединят со службой милосердия вашего региона.
Василий Рулинский: А где можно помогать? Какие основные направления?
Диакон Игорь Куликов: Дел очень много. Всегда большая проблема с одинокими, брошенными всеми людьми. Кто-то не смог воспитать ребёнка, он ушёл и не помогает. Кто-то просто не смог родить ребёнка, кто-то так и не вышел замуж. И вот старость, возраст, нужна помощь: что-то сделать по хозяйству, просто прогуляться, в поликлинику сходить, продукты купить, помочь прибраться в доме, приготовить еду, просто пообщаться. Чтобы люди понимали, что есть человек, который тебе в случае чего подставит плечо помощи, которому ты можешь позвонить, позвать на помощь, если будет плохо. Ощущение, что ты не один, очень сильно меняет качество жизни, помогает жить. Просто быть рядом.
Тутта Ларсен: Мы привыкли думать, что благотворительность – это все про деньги, что это связано со взносами, и немалыми. И очень многие люди даже не подозревают, что довольно часто помощь нужна совершенно иного рода. Прийти и поговорить – это тоже благотворительность.
Диакон Игорь Куликов: Благотворительность – это про людей.
Василий Рулинский: И про горящее сердце, которое горит верой и желанием послужить Богу. Мы вместе с отцом Игорем много времени проводим в поездках по работе, действительно он человек, заряжённый на это служение и отдающий себя всего этому служению. Я не представляю, где он берет время, чтобы ночью покупать билеты и решать все сложные вопросы. Вот сейчас отец Игорь рассказывал про координаторов, которые решают сложные случаи, когда не может помочь на месте социальный отдел епархии. А если координаторы не могут помочь, они все приходят, знаете к кому?
Тутта Ларсен: К отцу Игорю.
Василий Рулинский: Да, вот к этому человеку. И как у него хватает сил уделять внимание жене и семье, я, если честно, не представляю. Я хочу у тебя спросить, отец Игорь, как это происходит? Чем ты вдохновляешься для того, чтобы продолжать это служение?
Диакон Игорь Куликов: У нас операторы и координаторы на горячей линии очень хорошие толковые люди, и таких ситуаций, когда действительно нужно срочно подключаться и что-то делать, их всё меньше и меньше. Вот когда мы только начинали это дело действительно каждый вечер и каждую ночь были звонки, и мы вместе сидели и каждую ситуацию продумывали, как помочь и что сделать. Сейчас всё меньше и меньше, потому что люди уже приобретают опыт, и у нас уже есть стандартные схемы, в которые не всегда укладываются все случаи, конечно, но в большинстве случаев идет автономная работа. И мне очень повезло с женой.
Василий Рулинский: Выбирайте жену из добровольцев.
Диакон Игорь Куликов: Да, это действительно был промысел Божий, далеко не любая выдержала бы то, что её муж постоянно где-то что-то делает, то эфир записывает, то на звонки отвечает.
Тутта Ларсен: Отец Игорь тебе раньше ответил, когда мы говорили о вашем первом служении в интернате для детей с особенностями, когда Вы сказали: «Мне это надо больше, чем им». Добрые дела имеют удивительный эффект питать энергией и наполнять тебя смыслом, и это позволяет силам появляться.
Диакон Игорь Куликов: Больше всего вдохновляет, когда видишь, что то, что ты делаешь, приносит какую-то пользу. Это действительно даёт силы, а ещё вдохновляет огромное количество неравнодушных людей, с которыми ты работаешь: руководители социальных отделов, наши социальные работники. Весомая часть моей работы — это ездить с ними общаться, с людьми нужно работать точечно и лично, поэтому мы и в Москву их приглашаем, и сами выезжаем к ним в регионы
Одна из моих важнейших задач, не к радости моей жены, опять же, то, что я всё время езжу по регионам. Знакомлюсь, общаюсь, смотрю, как у них выстроена работа, и мы налаживаем контакты и связи. И вот это общение с огромным количеством неравнодушных людей в нашей Церкви в нашей стране, которые так же горят этой идеей помогать людям, попавшим в беду, и я понимаю, что если не мы, то во многих ситуациях больше никто ничего не сделает. Вот такое общение с этими людьми вдохновляет и даёт силы, дальше нести это служение.
Тутта Ларсен: Я подумала, что вы, наверное, один из тех счастливых людей, которые знают ответ на вопрос: «Для чего я живу».
Диакон Игорь Куликов: Я думаю, каждый христианин всё-таки знает ответ на вопрос, для чего мы все живём.
Василий Рулинский: Спасибо за этот вдохновляющий эфир, за те примеры служения, которые мы сейчас услышали. Я уверен, что наши радиослушателей тоже захотели присоединиться к этой помощи. Мы напомним, что мы сегодня с руководителем службы одного окна федерального телефона помощи «Милосердие» 8 800 70 70 222 диаконом Игорем Куликовым.
Присоединиться к помощи легко, это можно сделать на сайте Миром.Хэлп, подписавшись на регулярное пожертвование.
Диакон Игорь Куликов: Или вступив в ряды добровольцев, позвонив по телефону 8 800 70 70 222. Если кому-то нужна какая-то помощь, кто-то попал в беду, то для этого телефон и создан.
Тутта Ларсен: И если у вас есть в голове звенящая мысль, что надо что-то делать, теперь вы знаете, что надо делать.
Василий Рулинский: И где.
Тутта Ларсен: Да, спасибо огромное. Это был проект «Делатели».
Василий Рулинский: С вами были Тутта Ларсен.
Тутта Ларсен: И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Василий Рулинский: До новых встреч.
Тутта Ларсен: На радио «Вера».
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час
«Уныние, отчаяние, депрессия». Наталия Инина
У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, преподаватель факультета психологии МГУ им. МВ Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова Наталья Инина. Разговор шел о чувстве богооставленности. Что делать, когда рушатся все надежды и нападает отчаяние, как не перепутать депрессию с чувством покаяния и как преодолеть грех уныния и научиться верить и доверять Богу.