«Встреча с Богом»

В этом выпуске ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Константин Мацан, Алексей Пичугин, а также наш гость — настоятель храма Архангела Михаила в селе Поджигородово Клинского округа Московской области протоиерей Владимир Калуцкий — делились светлыми воспоминаниями, связанными с явным ощущением присутствия Бога и Его помощи в жизни людей, с осознанием, что Он есть.

Ведущий: Александр Ананьев

А.Ананьев:

— «Светлые истории» — это уникальный проект. Это программа, фактически, без какой-то глубокой темы, без каких-то изысканий, или, там, долгих рассуждений — это просто встреча дорогих друг другу людей, которые собрались в светлой студии радио «Вера», и рассказывают истории — истории из своей жизни, или не из своей жизни, но, обычно, те истории, которые мы рассказываем друг другу в дороге, или за чашкой чая, истории, которые интересно слушать, а потом обязательно хочется пересказать кому-нибудь ещё.

Что касается темы сегодняшней программы. Однажды, мне замечательный священник отец Александр Сатомский сказал, что, вот, ещё начиная с самого Дионисия Ареопагита, известна мысль: «Сказать, что Бог есть — есть величайшее богохульство, потому, что Бог — выше наших представлений о том, что есть, чего нет... Он...» — и на этом я как бы и закончу, потому, что я не смогу более детально оценить эту мысль. Но зато в студии собрались люди, которые — могут, в отличие от меня.

Во-первых, хочу представить вам нашего дорогого гостя — протоиерея Владимира Калуцкого, настоятеля храма архангела Михаила села Поджигородово Клинского района...

Добрый вечер, отец Владимир!

О.Владимир:

— Добрый вечер!

А.Ананьев:

— Также, с радостью представляю моих коллег — Константина Мацана...

К.Мацан:

— Добрый вечер!

А.Ананьев:

— ... и Алексея Пичугина.

А.Пичугин:

— Добрый вечер! Судя по составу нашему — здесь, в студии светлого радио — можно ещё переименовать нашу программу сегодняшнюю в «О чём говорят мужчины».

А.Ананьев:

— Ну, да...

А.Пичугин:

— Ни Киры Лаврентьевой, ни Аллы Митрофановой...

А.Ананьев:

— Да...

К.Мацан:

— Ни Ани Леонтьевой...

А.Пичугин:

— Ни Ани Леонтьевой — да, да, да...

А.Ананьев:

— Хотя, говорить мы сегодня будем немножко о другом.

Тема, когда я её узнал, когда мне её прислал наш дорогой продюсер — она меня несколько обескуражила: «Первое, или яркое, осознание, что Бог — есть. История о ярком впечатлении существования Бога».

И я ещё тогда повозмущался, и говорю: «Что значит «осознание, что Бог есть»? Я, вот, сел в машину, доехал до радио «Вера», до нашего Андреевского монастыря, и не попал в аварию — разве это не есть убедительнейшее доказательство того, что Бог есть. Вот оно тебе — впечатление. Другой момент, можешь ли ты... там... раскрыть глаза и сказать: «Ну, конечно же, вот!»... или скажешь: «Да, нет, нормально — я сам доехал, я молодец, и всё».

В каждом мгновении есть вот это вот убедительное доказательство бытия Божьего и Его заботы о нас.

Однако, тем не менее, наверняка есть история, которой хочется поделиться в этой связи. И я, наверное, в первую очередь, обращусь к Вам, дорогой отец Владимир. Я даже не знаю, на чём настаивать — на самом первом впечатлении, когда Вы вдруг открыли глаза, восхищённо выдохнули, и сказали: «Какое же счастье — я чувствую... я увидел, я почувствовал, что Бог есть!»... или же — самое яркое... хотя, кто его знает... может быть, самое первое и было самым ярким?

О.Владимир:

— Вы знаете, мне бы, всё-таки, хотелось рассказать о том, что Бог есть... всё-таки, на примере чуть-чуть другого человека, хотя очень мне близкого, дорогого и любимого — на примере обращения моей дорогой и любимой тёщи.

Вот, слово «тёща» в русском языке — оно немножко... такое... какое-то грубоватое, да? Там, есть выражение «к тёще на блины»...

К.Мацан:

— Жестковатое...

О.Владимир:

— Жестковатое, да. Хотя, в Евангелии это слово — есть. У апостола Петра была тёща, она была «огнём жегома» — то есть, была в горячке, в болезни, и Спасителя просили прикоснуться ей. И, когда Спаситель прикоснулся, то тотчас горячка оставила её, она встала и служила гостям — то есть, приготовила пищу, угощение, что показывает, что её не просто оставила горячка, но силы её полностью восстановились.

Вы знаете, вот... почему это — яркое впечатление? Сейчас очень много в Церкви говорится, и ведётся бесед, и речь идёт о миссионерстве. Хотя, некий старец... сейчас, к сожалению, забыл его имя... сказал, что самые истинные миссионеры в Церкви — это подвижники. То есть, те, которые не словом своим больше... каким-то отвлечённым, а именно жизнью... или даже — духом... или — близостью к Богу... то есть, именно, своей близостью к Богу проводят людей по этой дороге, по которой они сами прошли.

И, вот, обращение моей тёщи — оно является примером истинного миссионерства. Это пример катехизической беседы, на которой не было произнесено ни одного слова, ни одного. Катехизическая беседа, на которой не было сказано ни одного слова.

К.Мацан:

— Так...

О.Владимир:

— История такая. У моей тёщи была мама — бабушка — она, кстати, прожила 101 год. Она уже очень болела сильно, и умерла, фактически. Мы приехали с моей супругой, с матушкой — попрощаться, проводить в последний путь. И, вот, оказалось, что... сейчас... чтобы наши слушатели не запутались... мама моей жены — то есть, моя тёща — она ухаживала за своей мамой, то есть — за бабушкой моей жены... и, вот, этот уход был, конечно, очень сложным. Были очень тяжёлые, жуткие раны от болезни, которые надо было промывать, перевязывать... и, вот, получился какой-то надрыв — то ли духовный, то ли физический — но ровно за день до смерти бабушки, тёща слегла в болезни. Причём, совершенно какой-то непонятной. Она не смогла даже по-хорошему проводить бабушку, свою маму, в последний путь.

Она теряла силы с каждым днём. Она перестала, фактически, есть. Её положили в больницу. Врачи её обследовали — ничего не могли найти, и не знали, от чего её лечить. А, в то же время, человек просто умирал — на наших глазах. И был такой риск, что вслед за бабушкой, упаси Бог, мы похороним и тёщу.

И, вот, интересно, что Бог — Он говорит, да, через кого хочет, и когда хочет, и, идеже хочет, побеждается естества чин, и мы знаем, что, в Библии, Бог глаголал устами Валаамовой ослицы. И, вот, врач, которая лечила тёщу — она была атеисткой, причём, убеждённой атеисткой. И эта атеистка, вдруг, произнесла такое пророчество: «Вы знаете, — сказала она тёще, — мы не можем Вас вылечить. Ну, сходите Вы, что ли, в Церковь... может, там Вам помогут».

И, вот, умирающая тёща пошла в храм. Да... я забыл сказать, что она была некрещёной. Я ещё, буквально, пару слов скажу в предыстории... Моя тёща — практически, святой человек. Воспитанник коммунистической эпохи. Коммунизм — это, такой, «рай без Бога», а моральный кодекс строителей коммунизма — это Заповеди Блаженства без Евангелия, так скажем, и Евангелие — без Христа. Недаром, в те времена, был такой отдел, который помогал населению, и он назывался «райсобес», и все шутили тогда, что это — рай со бесами. Вот, вроде бы, как, рай обещали, но без Бога. А там, где нет Бога, там, соответственно, занимает другая духовная сущность это место.

Вот... но тёща, действительно, была... и есть, слава Богу... уникальным человеком. Когда она приезжала к нам и смотрела, как я вяло восстанавливаю храм, она мне говорила: «Если бы я была на твоём месте, я его уже б давно восстановила!» Действительно, она с утра подымалась — меня гнала, чтобы... там... давай... надо заниматься делом... при этом, она была некрещёной. И, честно говоря, к вере относилась сама настороженно, если не сказать — в штыки.

Вот, теперь представьте — ей говорят: «Ну, сходи ты, что ли, в храм...» — и это произошло, спустя больше, чем двадцать лет нашей совместной жизни с моей супругой. То есть, она, глядя на нас, и на то, что я — священник, никак не вдохновлялась, никакие слова на неё не действовали!

И, вот, она идёт в храм — умирающая, теряющая вес, и страдающая от неизвестной болезни. Приходит в храм — в храме никого. Ну... там... где-то служительница осталась, которая продаёт свечки.

Она входит в храм — в пустой храм — становится перед иконостасом, и из её глаз начинают течь слёзы. И она стояла, рыдала... ну... как мне показалось из её рассказа, где-то час. Просто рыдала. При этом, ей не было сказано ни одного слова. С ней провели катехизаторскую беседу Ангелы.

После этого стояния со слезами она идёт домой, вытирает слёзы — и возвращается обратно в этот же храм. И спрашивает у этой служительницы за свечным ящиком: «А когда батюшка... как Креститься здесь?» Та ей рассказывает, как Креститься. Она, соответственно, обращается к священнику, готовится, и принимает Святое Крещение.

Ровно с этого момента — болезнь её проходит. Вообще. То есть, она начинает кушать, вес возвращается, и вот этой странной болезни — её нет. И самое главное — она начинает ходить в храм. Вот, не просто, там... человек исцелился — и бросил... она ходит каждое Воскресенье. Соблюдает посты. Её муж — мой тесть — принимает Святое Крещение, и тоже Причащается в Святом храме. А сейчас она — не просто ходит каждое Воскресенье. Она постом Великим ходит даже каждый день — когда в храме есть служба. Соблюдает пост. Глядя на неё, и муж стал соблюдать пост. Ну, практически... насколько это возможно для наших мужчин неверующих... не очень верующих. Мы знаем эту ситуацию в нашей стране.

Но самое удивительное — происходит следующее. У них есть кот, которого они пригрели — уже несколько лет живёт. И, глядя на неё, кот Великим постом начинает поститься. Он отказывается от обычной мясной пищи, которую ему всегда давали, и начинает есть только чёрный хлеб и зелёный горошек! Честно говоря, меня это поразило. Я вообще никогда не видел, чтобы коты ели чёрный хлеб... то есть, он перешёл на постную пищу — хотите верьте, хотите нет!

К.Мацан:

— Прям, рядом со святыми... там... лев приходит к святому Герасиму... там... медведь к святому Серафиму, да? Они все как-то по-другому начинают... природа, вообще... жить, рядом со святым человеком!

О.Владимир:

— Когда, вот, они к нам приезжали — тёща и тесть, их семья — вы знаете, я почувствовал, что это нам стали просто — близкие и очень дорогие люди! Раньше такого чувства близости не было.

Ну, конечно, мы — родственники, друг друга уважаем, но, вот, такой близости, что мы просто — родные люди, не было.

И мы даже их уговаривали: «Оставайтесь с нами! Просто, живите у нас в доме, потому, что... вот... ну, просто, с вами — хорошо!»

Вот, так, вот, изменился человек.

«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— «Светлые истории» на радио «Вера».

Протоиерей Владимир Калуцкий, рассказавший, только что, фантастически прекрасную историю, а также — Константин Мацан и Алексей Пичугин.

При всей двусмысленности фразы «хотите — верьте, хотите — нет», произнесённой в светлой студии радио «Вера», наверное, сама эта фраза, в отрыве от глубинных контекстов, могла бы стать даже, наверное, эпиграфом к проекту «Светлые истории» — которые, кстати, можно не только слушать, но и смотреть. Это — первый проект на радио «Вера», у которого есть даже видеоверсия. Так, что — заглядывайте в оставшиеся у нас в распоряжении немногие социальные сети, которые мы тоже осваиваем постепенно, и присоединяйтесь к нам в студии радио «Вера».

Отец Владимир, я хочу поблагодарить Вас за эту историю. Она, действительно... при всей своей простоте, она — такая невероятная, такая фантастическая, такое чудо, что... хоть фильм снимай об этом!

О.Владимир:

— Слава Богу, соделывающему чудеса!

А.Ананьев:

— Когда мы обсуждали с моей женой тему сегодняшней программы «Светлые истории», я ещё сокрушался — думаю, ну, чего рассказывать об этой истории? На эту тему. Что значит — первое осознание, что Бог у меня есть? Да... это я есть у Бога! Вот, тут может быть осознание! А что значит осознание, что Бог — есть?

Константин Мацан, мой дорогой коллега, согласно кивает — видимо, тоже соглашаясь с тем, что не Бог есть у нас, а мы есть у Бога. Вот, что осознать-то надо! А не что-то там ещё...

К.Мацан:

— Ну, вот, мы с Сашей не сговаривались, но это, на самом деле, точный эпиграф к моей истории, и... у нас же тема: первое, или яркое... какое-то важное осознание того, что Бог есть. И, в этом смысле, это яркое осознание может приходить и к человеку уже верующему, уже церковному — потому, что все мы живём и развиваемся, и, для меня, такое осознание приходит, как некое подтверждение того, во что ты... там... может быть, раньше верил, но начал сомневаться... или как-то начал упускать, забывать.

И, для меня, это связано с такой вещью, как ответ на молитвы. Вот, когда даже, там, с неверующим разговариваешь, под словами «ответ на молитвы» сразу подразумевается, что-то такое... вот... как будто бы ты какие-то голоса услышал... какие-то видения у тебя были... на самом деле, нет.

А.Ананьев:

— Или — ты сказал заклинание, и оно сработало...

К.Мацан:

— Ну, что-то такое, да... хотя, я помню, что на одной из моих первых в жизни исповедей очень опытный духовник, у которого я был, сказал: «Ну, вот, это... Вы поймёте... это связано с ответом на молитвы. Когда Вы это переживёте, Вы поймёте, что вот это — так и есть». И... это, такое, маленькое... как бы, теоретическая часть моей истории.

А, на самом деле, история — про то, как иногда... даже я в какой-то программе, в каком-то интервью, ставил человеку вопрос: «Бывает ли у Вас такое, что... Вы чувствуете, Вы переживаете, что Бог Вас не слышит, не отвечает Вам, и молчит?» И, вот, я этот вопрос задав, потом об этом думал, и понял, что, вот, эти три опции — не слышит, не отвечает и молчит — это не одно и то же. Это — очень разные варианты. И моя история — как раз, про это.

У меня в юности была музыкальная группа, которую мы очень любили с друзьями, которые в ней играли, и думали, что — вот, ещё чуть-чуть, и мы сейчас раскрутимся, станем вторыми «Битлз», как это думают все молодые музыканты. И, вот, уже, буквально, делали всё, чтобы это произошло. И это было смыслом жизни, во многом — ну, профессиональной жизни. Мы хотели этому себя посвящать, и этим заниматься, писали песни и много выступали в Москве — несколько раз в месяц играли, и... какие-то клубы собирали.

Но, вот, всего этого было мало, этого было недостаточно, и, конечно, мечталось о большем. И таким важным этапом к достижению этого большего стало то, что мы с одним очень уважаемым и известным в музыкальных кругах саунд-продюсером записали несколько песен — с тем, чтобы отдать их на радио. Причём, это был продюсер очень крутой, действительно, который записывал такие... хитовые песни Земфиры, «Ночных снайперов»...

А.Пичугин:

— Хит-мейкер, в общем...

К.Мацан:

— Да. И мы с ним познакомились, и он с нами согласился поработать. Я это рассказываю не для того, чтобы похвастаться, а чтобы показать, как для нас, молодых людей, это было важно, каким... вот-вот... вот-вот должен был быть прорыв! Я так это переживал.

А.Пичугин:

— Ну, это значит, что, всё-таки, ваша музыка стоила того, чтобы человек с вами поработал.

К.Мацан:

— Да. Это было для нас очень утешительно. Он сказал, что — вот, эти песни он послушал, отобрал, там, пять штук: «Вот — это хиты! Сейчас запишем, на радио несите — оторвут с руками и ногами».

Мы записали, отдали на радио... там... неделя... две — ждём реакции... три... месяц... Я, так, уже аккуратно пишу: «А, вот, мы вам присылали...» — потому, что тоже мы... там... не со стороны зашли, а мы сказали, что — вот, мы у этого продюсера записывались, вы его знаете... нам порекомендовали к вам, вот... то есть, это через знакомство.

И нам... ну, мне... очень корректно отвечают: «Такие вещи у нас быстро не решаются. У нас соберётся совет — будем слушать...» — и идёт время, и ничего не происходит. И во мне какое-то уже зреет... такое, вот: «Надо что-то уже узнать... что-то решить... что-то как-то, вот...»

И, вот, знаете... бывает... ты всё знаешь — что Богу надо о другом молиться, что надо о своих грехах, страстях, и так далее... но, вот, припирает, и ты приступаешь к Богу с такой простой, прямой, очень глупой и наивной молитвой: «Господи... ну, реши уже... дай мне ответ! Господи, дай мне ответ! Желательно, положительный — что-то, чтоб песни взяли в эфир, там... и всё... и дальше — слава и деньги».

И, вот, я очень хорошо помню этот момент, когда уже припекло, уже... такое... наступающее отчаяние: «Ну, что же... нет ответа... нет реакции...» И я, вот, молюсь этими простыми тупыми словами... и, вы знаете... и я получаю ответ.

А.Ананьев:

— «Нет».

К.Мацан:

— Да. Я получаю ответ очень внятный. Любой, кто когда-либо переживал ответ на молитвы, знает, как это бывает. Вдруг, ниоткуда, в тебе соткалось из воздуха абсолютно точное, ясное ключевое слово понимания, знания — просто, вот, это не от тебя в тебе, это — не твоя мысль, это просто ты получил ответ.

«Здесь успеха не будет».

И, вот, дальше я думаю. Во-первых, сразу понятно, что Бог есть. Он отвечает. А дальше... я думаю о том, что... вот, возвращаясь к этой мысли... бывает ли у вас такое, что Бог вам не отвечает, не слышит, или молчит? И, вот, тут я думаю, что... как-то... у меня никогда не было сомнения, что Бог всегда слышит. Всегда слышит. А, вот... не отвечает или молчит — это большая разница.

Потому, что я был в той ситуации, когда... ну... грубо говоря... лучше бы, Он промолчал. Вот, лучше бы я не был таким... настырным и наивным... и не требовал бы этого ответа. Или — лучше бы, я понял, что пока этого ответа не было, пока это было молчание — это тоже был ответ. Это было очень милостивое такое Божье терпение: «Я тебе не буду отвечать — у тебя будет сохраняться, может быть, какая-то своя надежда, свои какие-то видения... ты будешь и дальше любить музыку, творить, но... вот... потому, что у тебя будет какая-то перспектива, которая тебя куда-то будет вести».

Я говорю: «Нет, Господи... мне нужен ответ! Пожалуйста, дай уже знать!»

«Ну, раз так хочешь — хорошо. Я тебе дам ответ. Тебе лучше стало от этого ответа?»

Ну, наверное, в итоге, конечно, лучше. Но... я вдруг понял, что молчание иногда — в ответ на молитвы — это и есть ответ. Это — не признак того, что Бог не слышит, или что Его, тем более, нет. Он — есть, и слышит, и Своим молчанием — отвечает.

И, вот, это — та история, когда, одновременно — очень яркое осознание того, что Бог есть — потому, что ответ на молитвы есть, и, одновременно, яркое осознание того, что и молчание Бога — когда тебе, по какой-то твоей странной фантазии, вдруг подумается, что «вдруг, Он меня не слышит»... «а, вдруг, Его и вовсе нет» — и это тоже ответ. Это тоже Его присутствие. Очень, такое... отечески любвеобильное, и к тебе очень трепетное, и очень внимательное.

А.Ананьев:

— Я вот что хочу спросить. Когда ты услышал этот явный ответ «нет»... ну... первое желание у меня — это поспорить. Как это — «нет»? А, может, «да»? А, может... нет, давайте, обсудим... Но я же ещё и талантливый... давайте, поговорим!

Не было желания? Или это было настолько убедительное «нет», что... как бы... сразу стало понятно.

К.Мацан:

— Это было очень убедительное «нет». Другое дело, что... ты очень правильный вопрос ставишь о реакции — о том, что ещё нужно же принять. И, конечно, сразу это не принимается. Оно... вот, я сейчас вспоминаю свои переживания и состояния в тот момент...

Когда тебе, например, какой-нибудь... не знаю... музыкальный продюсер скажет: «Вам не нужно этим заниматься», — то ты готов поспорить. А когда тебе Господь говорит «нет», ты думаешь: «Вообще, конечно, обидно... но как это правильно!»

А.Пичугин:

— Для человека безусловно верующего, и имеющего опыт взаимодействия с Богом — да. Для человека, который просит чего-то у Бога — для него, конечно, Бог в музыке не компетентен, компетентен продюсер: «Если он сказал... Господи, Ты же слышишь... Ты же видишь — Иван Иваныч сказал... ну... дай мне тогда! Иван Иваныч сказал... Господи, Ты же — не музыкант! Я знаю ноты... Ты, наверное, знаешь... не знаю... а, вот, Иван Иваныч точно может сказать».

У меня есть очень близкий мне по духу священник. В его компетенциях духовных, священнических я нисколько не сомневаюсь. У него есть такая теория, что у Бога можно — требовать. И с Богом — можно спорить. Если ты исполняешь заповеди — досконально исполняешь что-то... ну... понятно, что — где-то отступая, где-то поступая по-своему, но, в целом, следуя Евангельской канве, то ты — можешь требовать у Бога. Вот, у него это... очень интересно он это объясняет... я, конечно, не претендую... и, для меня, это, может быть, парадоксально звучит, и я не смогу это объяснить так, как это объясняет он, но он очень логично это раскладывает.

А.Ананьев:

— Сейчас мы прервёмся ровно на минуту — потому, что у нас время полезной информации на радио «Вера», а через минуту мы продолжим нашу встречу, за которой мы рассказываем светлые истории на радио «Вера».

Здесь — Константин Мацан, Алексей Пичугин и наш дорогой гость — протоиерей Владимир Калуцкий.

Я — Александр Ананьев.

Не переключайтесь!

«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— Говорит и показывает радио «Вера»!

«Светлые истории» — это проект, который можно слушать каждую неделю на волнах светлого радио, но и смотреть в социальных сетях. Это наш первый опыт создания видеоверсии часовой программы на радио «Вера». Обязательно найдите и посмотрите — и, может быть, наконец, сможете визуализировать тех, чьи голоса вы слушаете каждый день.

Здесь, в студии радио «Вера» сегодня — протоиерей Владимир Калуцкий...

Ещё раз, добрый вечер, отец Владимир!

О.Владимир:

— Добрый вечер!

А.Ананьев:

— ... также — Константин Мацан, мой дорогой друг и коллега, Алексей Пичугин. Я — Александр Ананьев. Говорим сегодня о первом, или ярком, осознании, что Бог есть — история о ярком впечатлении существования Бога.

Я хочу сейчас дать слово Алексею Пичугину. Однако, сначала хочу спросить отца Владимира — наверное, предваряя свою историю. Скажите, а можно ли прийти к Богу без первого яркого осознания, что Бог — есть?

О.Владимир:

— Наверное, когда мы... когда что-то связано с Богом... какой-то вопрос... и когда звучит первое слово: «А можно ли...?» — то ответ всегда: «У Бога всё возможно». Бог — Всемогущий.

Я, вот... если мне не изменяет память... по-моему, рассказ владыки Антония Блюма о приходе к вере. Там читал лекцию профессор — о Боге, и о Евангелии. Причём, он так её плохо читал — жутко — что будущий владыка решил сам разобраться в этом, и это послужило его приходу к Богу. То есть, приходу к Богу послужило, как раз, не яркое впечатление, а плохо прочитанная лекция о Боге.

К.Мацан:

— Там, всё-таки, если я правильно помню, не плохо прочитанная лекция... там отец Сергий Булгаков читал молодым ребятишкам-эмигрантам не лекцию, а рассказывал им о Евангелии, что эта книга — о любви и прощении. И молодой будущий владыка Антоний, эмигрант, воспитанный в таких традициях, что «мы сейчас поедем освобождать Русь, Россию от красных захватчиков, и мы должны врагов всех истребить», понял, что: «Если Евангелие — это про прощение, я с этим Евангелием — заканчиваю. Это не для меня. Я должен проверить, точно ли там, в книге, так написано». Тут он вернулся домой, и стал читать Евангелие. И... вот, так вырос будущий митрополит Антоний.

А.Ананьев:

— Я просто представил себе, что нас, вот, здесь и сейчас, слушает человек — вот, по ту сторону радиоприёмника, — который, так: «Ну, я — человек верующий, я пришёл к Богу. Но сказать, чтобы у меня было яркое осознание, что Бог есть — я не могу».

И, наверное, я — то же самое могу сказать про себя.

А, вот, может ли то же самое сказать про себя дорогой друг — Алексей Пичугин?

А.Пичугин:

— Саша, спасибо тебе, что ты именно так сформулировал этот вопрос. Потому, что я думал: «Я сейчас, наверное, начну рассказывать с того, что у меня не будет такой яркой истории, наполненной духовными смыслами».

Мне всегда интересно что-то в перспективе истории. Я бы обратился в 90-е годы — а у нас у всех есть опыт переживания 90-х. У нас с Костей — мы ровесники — он... ну, такой, относительный опыт проживания 90-х, но, тем не менее. Там... у Саши, у отца Владимира — он свой. И, вот, эти 90-е — они достаточно сильно на каждого, наверное, повлияли, в смысле какого-то развития, взросления.

И, вот, наверное, у меня, действительно, не будет какого-то яркого осознания того, что Бог — есть. Потому, что осознание этого ко мне иногда до сих пор приходит. Вы знаете... что-то из серии: «Вау... а Бог-то есть, оказывается...» — и это, безусловно, бывает с каждым человеком, и я не поверю тому, кто скажет, прожив много-много лет в Церкви, прослужив много-много лет в Церкви, что такого не бывает.

Как-то, несколько лет назад, очень морозным днём, мы, в компании с моими близкими друзьями, священниками, оказались в деревне, и нам очень нужно было открыть амбарный замок сарая, чтобы что-то оттуда забрать — очень нужное для храма. Прям, очень нужное... прям... нельзя было уехать. Но замок не поддавался, не открывался никоим образом — никак, вообще... ну, вот... никак!

И, наконец, уже перепробовав все отмычки, все ключи, все зажигалки, все горелки, всё на свете, один из этих священников просто берёт и крестит замок: «Господи, благослови!» — поворачивает ключ, и замок открывается.

И, второй, смотрит на это, и говорит: «Вау... это, оказывается, работает...»

К.Мацан:

— «А Бог-то — есть...»

А.Пичугин:

— То есть, человек, много-много лет прослужив: «А это — работает...» Я говорю: «А что ж ты, до этого-то, рассказывал с амвона?»

А.Ананьев:

— Ну, разве это — не кощунство? «Бог есть» и «это работает»? Ну, это — что... это инструмент...

А.Пичугин:

— Нет, это не кощунство, это не инструмент. Но бывают ситуации, когда ты перепробовал всё, а вот это — оставил напоследок, потому, что... ну... отмычка — должна сработать... должен сработать кипяток, газовая горелка, смазка... я не знаю... всё, что угодно...

А.Ананьев:

— Но мы ставим тогда Самого Бога, сам факт существования Бога на одну полку с газовой горелкой, кипятком и смазкой...

А.Пичугин:

— Да, безусловно, мы иногда все это делаем. Неужели, нет? Я уверен, что все мы это иногда делаем. Хотя, наверное, это неправильно. А иногда — правильно. Но мы живём в таком условии, и в таких отношениях с Богом, что мы, каждый раз, к этому возвращаемся. Но... история у меня совсем не про это.

История у меня про маленького Лёшу, который никогда не задумывался о том, что... есть Бог, нет Бога?

Конец советского времени... там... или раннее российское время... и, по радио, разыгрывают Библии. У всех, наверное, дома есть эти издания синенькие, которые, может быть, немного по-разному выглядят, но отпечатаны где-то за границей, на хорошей бумаге, в блестящей, гладкой, глянцевой обложке — наверное, у многих, до сих пор, они где-то лежат, на полке стоят, или, по крайней мере, когда-то были.

И, вот, мы выиграли ( я думаю, они всем раздавали, честно сказать ) такую домой — бабушка выиграла, и у меня всегда — к бабушке ли я приезжал... к одной бабушке... с одной стороны... или дома — всегда была эта книжка, и её сначала мне читали, а потом и я научился читать. Это — настолько красочная картинка... а тогда не было таких... ну, конец советского времени... таких, ярко изданных, хорошо сделанных книжек для детей, как сейчас — много не было.

А у нас дома всегда было очень много книг! Но, вот... всё-таки, книги для детей, даже с хорошими иллюстрациями, они, может быть, не так привлекали, как вот эта вот очень красочно сделанная Библия.

А мне всегда были интересны мифы Древней Греции, в том время, и северо-европейские мифы, рассказы о викингах, и, конечно же, Библия — лежала в этой же плоскости.

Но — начало 90-х, и у меня у родителей, понятно, что был такой... достаточно... родители, для меня, всегда обладали каким-то... и до сих пор обладают большим авторитетом... и, когда мне что-то говорили о Боге — наверное, маленькому ребёнку что-то говорили — я этому внимал, а потом начинал со всеми спорить. Там, с бабушкой и дедушкой по папиной линии — они были недовольны, что ребёнок подвергается религиозной пропаганде. Но... подвергался, да, конечно. Но они и объяснить, наверное, это, с каких-то серьёзных позиций, тогда не могли, поскольку... ну, как... это был религиозный коктейль начала 90-х. Агни-йога, Блаватская, Рерих, «Опыт построения исповеди», «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», Евангелие — всё это на одной полке, естественно, стояло, как и у многих. И я не уверен, что тогда у нас дома как-то серьёзно относились к тому, что, вообще, религиозное мировоззрение как-то можно было разделить — на христианство, на восточные практики, и так далее, и так далее, и так далее...

Но... в церковь мы не ходили... но мы жили рядом с Елоховским собором, и, изредка... сначала просто меня туда заводили свечку поставить... ну, ребёнок же любит свечку ставить. Потом меня стали... по мере, видимо, какого-то своего роста... мама стала водить на Причастие. Я... я не мог это всё выстоять: «Господи, ну, зачем мне всё это?... Ну, опять... они опять вышли... опять стали что-то читать... опять петь... мама, ну, пошли домой... ну, когда уже?»

Было два храма. Один — Елоховский собор, рядом с нашим домом, а второй — в Подольском районе, рядом с дачей, храм. Мне даже тот, который рядом с дачей, больше нравился — потому, что это целое путешествие! Надо было пешком полтора часа до него идти... или около часа... но он маленький, душный, народу много... он первый... я уж потом это выяснил, что он первый открылся в 1989 году — что тогда, что сейчас, один и тот же настоятель отец Борис.

И, вот, мы туда ходили, в это Сертякино... но что-то в этом было такое... очень притягательное для ребёнка. Я всё ловил... где-то колокольный звон можно было услышать — у дедушки, абсолютно неверующего почти до конца жизни, но не до самого конца, были пластинки с Ростовскими звонами, которые я постоянно просил поставить.

А дальше — я ещё какое-то Богослужение имитировал. Я не знал, как оно происходит, но я брал эту Библию детскую — вот, эту, вот, с глянцевой картинкой, ходил с ней, что-то там возглашал... я даже не знаю, что... но это всё складывало, наверное, где-то внутри меня, собственный религиозный мир. Я, безусловно, сейчас абсолютно уверен, что этот религиозный мир не был моим собственным. Я даже в наших программах часто говорю, что у ребёнка, до определённого возраста, пока он не начинает задавать вопросы сам, свои собственные, пока он не достигает переходного возраста, не может быть личной веры — это будет вера родителей. Если бы в тот момент, вдруг, мне мои родители, которые для меня всегда и были, и есть, колоссально авторитетными людьми, сказали: «Нет, дорогой, Бога нет, мы передумали...» — я бы им поверил. Но если бы бабушка с дедушкой сказали — нет. Если бы дядя с тётей — нет. Но, вот, компания моих родителей — это были люди, которые очень интересовались, которые были в поиске. Далеко не все из них пришли в Церковь, далеко не все из них пришли к Богу, кто-то ушёл... но, тем не менее, вот это начало 90-х... а у отца ещё было небольшое издательство тогда, они всё время ездили, я помню, в Киев, покупали книги, которые там были, потом продавали здесь, в Москве, я как-то, маленький, в этом участвовал... к нам постоянно приходили какие-то художники, писатели, поэты... отец писал, и пишет, он был, и есть, член Союза писателей... и, вот, во всей этой атмосфере, которая всегда близка, наверное, какому-то духовному опыту, у меня развивалась вера. Но она бы, наверное, абсолютно застопорилась, я бы так, наверное, и жил с осознанием, что... ну... есть — есть... нет — нет... всё равно... если бы, в какой-то момент, вдруг... я эту историю, кажется, здесь уже несколько раз рассказывал... вдруг... я, в 15 лет, не проснулся... уже совсем другое время... не проснулся с мыслью о том, а не сходить ли бы мне сегодня в церковь.

До этого, у меня собственной мысли пойти в храм никогда не было. Но, вот, тут — я пошёл, и остался там. И — всё. И, с тех пор, я считаю себя воцерковлённым человеком. И, вот, с тех пор, я постоянно стал ходить в церковь, но уже — сам.

У меня, наверное, после этого, возникало огромное количество вопросов... и продолжает возникать... как и любого человека, меня всё время одолевают сомнения. Но на каждое сомнение когда-нибудь находится ответ, и я иногда боюсь, что может он не найтись, или найтись...

Я, вот, уже как-то тоже высказывал свою мысль о том, что — Бог всегда ответит. Но этот ответ может растянуться на годы. Я прекрасно помню, что когда-то я... там... стоял перед иконой, умолял: «Господи, ну, дай мне это! Ну, я очень прошу! Ну, пожалуйста! Ну, дай! Ну, ты же видишь, что мне надо!» — и ответ приходил, спустя десять лет, когда мне уже и не надо было... но он приходил. И, наверное, действительно, так должно было быть в тот момент, и именно так должна была проходить моя жизнь.

И последнее, наверное, что я хотел сказать... я и гостей наших, периодически, спрашиваю, и людей, которые просто мне попадаются... священники, там... которые начинали ходить в церковь в советские годы... я говорю: «А когда вы осознали то, что Бог — есть?» Они говорят: «Да, я всегда был верующим...» «Ну, как бы не так! Ты всегда был верующим... что, ты пионером в 1965 году верил?» Он говорит: «Да». Ну, вот, я сейчас понимаю, что это вполне могло быть правдой.

А.Ананьев:

— Это, удивительным образом, созвучно той истории, которую я собираюсь рассказать, дорогой Алексей.

«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— «Светлые истории» на радио «Вера».

Тема сегодняшней программы: первое, или яркое, осознание, что Бог есть, история о ярком впечатлении существования Бога.

Здесь — протоиерей Владимир Калуцкий, настоятель храма Архангела Михаила в селе Поджигородово, Клинского района, а также — Константин Мацан и дорогой Алексей Пичугин, историю которого можно было бы назвать строчкой из песни: «Есть только миг между прошлым и будущим — именно он называется жизнь». Если бы, вот, я коротко пересказал историю, которой поделился с нами Алексей — первое, или яркое, осознание, что Бог есть — ну, так вздохнул бы: «Ну, вся жизнь... вся жизнь, вот, то самое мгновение, когда я ярко осознал, что Бог есть».

А.Пичугин:

— Прости... я, вот, ещё вспомнил... я как-то рассказывал здесь эту историю — две секунды, буквально.

Ко мне как-то в песочнице подошёл сопливый мальчик... мы были оба маленькие с ним — и я, и он... а он, наверное, и ещё поменьше — я почему-то очень хорошо запомнил, что он был сопливый... подошёл и спросил: «А ты в Бока — веришь?» Я говорю: «В кого?» — «В Бока! Бок — есть?» Я говорю: «А, Бог... есть. Верю, да». И он эту соплю, так, вытер — и ушёл.

А.Ананьев:

— Да... мне знакомая одна дорогая... поделилась словами своего маленького ребёнка — я даже не знаю, сколько лет этому малышу — там... шесть... восемь... семь... три... пять... не знаю... я не разбираюсь в возрастах детей уже — у самого ребёнок взрослый.

Он подошёл к маме, подёргал за подол, говорит: «Мам, а мы в церковь пойдём?» Она: «А что ты спрашиваешь?» «Ну, как же... сегодня Богский день!»...

К.Мацан:

— Богский день...

А.Ананьев:

— Да. Это было Воскресенье, конечно же!

К.Мацан:

— У меня, четырёхлетнего сына... какой-то, тоже, собеседник, примерно его же возраста... вернее, даже не спросил, а сказал ему, моего сыну: «Бога-то нет!» — на что мой сын четырёхлетний ответил: «Есть. Я видел Его в церкви». Такое, вот... живое свидетельство!

А.Ананьев:

— Отец Владимир, я не могу не попросить Вас прокомментировать историю Алексея Пичугина. Потому, что она очень яркая, очень глубокая...

К.Мацан:

— И тяжело вздохнул отец Владимир...

А.Пичугин:

— А что тут комментировать, на самом деле? Я же говорю: мы все проходили через эти 90-е, с их многообразием разных форм, и разного опыта.

А.Ананьев:

— Она — настолько многогранная, настолько... вот... ну... прям, размером в жизнь, практически.

О.Владимир:

— Ну, вот, я слушал... у меня были такие мысли. Вот, я читал у святителя Феофана Затворника... Когда у святителя Феофана Затворника спросили, что нужно давать детям, в плане религиозного воспитания, святитель Феофан ответил, что им будет достаточно, если просто с ними будут совершать священнодействия — там... прикладывать к голове Крест, осенять Крестом их, просто привести в храм, чтобы они там постояли... вот... невидимо, Господь действует, и что-то там остаётся.

И, вот, буквально, вот... слушал всё, что было сказано... вот, эти, вот, священнодействия какие-то... просто, присутствие Библии иллюстрированной... то, что водили в храм Божий... всё это отозвалось, и, в какой-то момент... видимо, подготавливалась какая-то почва... Господь... невидимо, таинственно... вышел Сеятель сеять — и бросил зерно: «А не ходить ли мне в храм Божий?» — и это зерно...

А.Пичугин:

— Ну, это когда... промысел — вещь нелинейная, и не обязательно она должна быть — раз, и вот...

О.Владимир:

— Ну, да... бывает... по-разному.

К.Мацан:

— Слушайте, у меня... одну секунду я займу... четырёхлетняя дочка — её было четыре — написала... она писать не умела, но накалякала, а потом прочитала свой рассказ первый. Это была её автобиография. И она была такая ( цитирую, практически, дословно ): «Я родилась, выросла, поженилась, умерла, воскресла. Всё».

А.Ананьев:

— Ну, в общем, как и все мы...

Я, по поводу первого и яркого осознания, что Бог есть. Я всё ставлю себя на место нашего слушателя, который сидит и думает: «У меня, вот, не было такого момента». У меня есть ощущение, с высоты... несущественной высоты табуретки моего малого опыта в Церкви, что этот момент — был у Вас в жизни, уже был. Он очень яркий. Просто, нужно время, чтобы понять, что этот момент — был, почувствовать его, увидеть его, и сказать: «Так, вот же ж оно! Ну, вот же ж оно! Оно же — вот... вот, так вот!»

И, в этом смысле, моя история — она, очень во многом, перекликается с историей Алексея Пичугина, поскольку, во-первых, она отправляет туда же — где-то, в начало 90-х, в детство, в какой-то первый, неосознанный опыт Богообщения — совершенно не осознанный. А потом уже, спустя многие, многие годы... там... сорок лет... ты вдруг оказываешься лицом к лицу с этим опытом, и говоришь: «Ну, надо же... вот, как же это...» — и у тебя дух перехватывает от того, что — вот оно, убедительное доказательство!

В то самое время, когда Алексей Пичугин листал присланную ему красочную Библию, я ощутил, вдруг пришедшее ко мне извне, острое желание рисовать.

Город Дзержинск, Нижегородской области — рисовать особенно не на чем, и нечем. Но родители, увидев моё это стремление создавать шедевры живописи, нашли где-то какие-то краски, а папа прочитал... не прочитал... ему рассказали на работе, что холстов, конечно же, нет, но, если купить терракотовую клеёнку... я даже не знаю, продаются ли они сейчас... тогда продавались... терракотовую пелёнку детскую — вот, такую, вот, прорезиненную, и натянуть её на, своего рода, подрамник, получится, практически, холст.

А.Пичугин:

— Да...

А.Ананьев:

— Она не впитывает ничего, вот... можно писать маслом.

И, вот, он сделал мне такой подарок. И я думаю: «Так... что я нарисую?» — я очень хорошо помню, вот, эти свои размышления. «Что я нарисую?» — и я решил нарисовать натюрморт. Поставил какие-то чашки, ещё что-то... начал рисовать, и очень быстро понял, что получилась какая-то ерунда. Ну, вот... некрасиво получилось.

И тогда я начал искать, чего бы мне нарисовать — и я нарисовал... прекрасный белый монастырь, и, причём, вид был немножко сверху... немножко слева... какие-то белые стены... белые башни... внутри монастыря — какие-то домики, какие-то деревья... и получилось так прекрасно, что эта картина, до сих пор, хранится у моих родителей. Это была моя, фактически, первая картина.

Прошло... сколько... ну, скажем... условно, сорок лет... хотя, может быть... да, нет, я не удивлюсь, если ровно сорок лет и прошло, и я повёз в Суздаль Аллу Сергеевну, мою будущую жену, делать ей предложение. Это была, конечно, та ещё «тайна» — она, конечно же, знала, что я взял с собой какое-то кольцо, и придумал какой-то сценарий.

А сценарий у меня был...

А.Пичугин:

— В смысле... она знала и про кольцо, и про сценарий?

А.Ананьев:

— Да... нет, сценарий она не знала — сценарий знал только я. А про кольцо — ну, как утаишь... этот... секрет Полишинеля?

А у меня, как у всякого, наверное, мужчины, есть свои слабости. Моя слабость — это приехать в Суздаль на улицу Ленина, припарковать машину, там, поселиться в отеле, оставить машину у отеля, дойти до не самого красивого, и не самого утончённого, но самого популярного, возможно, ресторана на улице Ленина — он двухэтажный, там всегда прожжённые скатерти, играет Басков с большого телевизора, довольно приветливый обслуживающий персонал... но, самое главное, там есть борщ, сало, маринованные огурцы, и подают в изящном кувшинчике... её. Вот. И у меня всегда это было воплощением всех моих фантазий, желаний и мечт — вот, этот борщ со сметаной, после четырёхчасовой дороги... вот, эти огурцы... вот, это сало... и — вот, это вот... И я подумал, что надо привести её туда, в этот ресторан, включить погромче Баскова, заказать вот этот борщ — и это будет идеально!

И я так и сделал. В ресторане, в тот момент, не было никого — вообще, ни одного человека! Нам принесли борщ, я полез в рюкзак за кольцом... и тут... знаете, как... помните, этот фильм был: «А чё это вы тут делаете?» — там, периодически, приходил мальчик... в этот пустой ресторан заходит Алексей Пичугин, и говорит: «А чё это вы тут делаете?» Я убираю кольцо обратно, говорю: «Ой, привет, Алексей! Так рад тебя видеть...»

К.Мацан:

— Прекрасный поворот...

А.Ананьев:

— Неожиданно и прекрасно, да! Вот, буквально, было так...

А.Пичугин:

— Ну, я, честно говоря... видимо, мы с Аллой списывались, что, вот, Алла с Сашей в Суздале, а, так, как Суздаль у меня — это не одно десятилетие моей жизни, я, естественно, тоже там был в этот момент, и говорю: «Давайте, встретимся!» — видимо, мы с Аллой на эту тему общались. Алла мне скинула локацию, где они находятся, и мы туда, с коллегой, зашли.

А.Ананьев:

— Ну, да... да... да... Вот. Я делаю ей предложение за этим борщом, она его принимает, соглашается, конечно же... всё. А потом мы идём гулять, и выходим на смотровую площадку у Спасо-Евфимиева монастыря — там, где открывается вид. И такой закат красивый, и вид открывается красивый, и тоже — никого нет... я не знаю, что это был за день, когда — хорошая погода, тепло, и... май это был.

А.Пичугин:

— Это был май... это, вообще, было начало мая...

А.Ананьев:

— Начало мая. Ни одного человека в Суздале не было, кроме меня, Алексея Пичугина и Аллы Митрофановой! Это был пустой город абсолютно — что-то было нереальное!

Вот, эта пуста смотровая площадка, и жена... так... смущённо улыбаясь, говорит: «Слушай, помнишь, ты мне за этим борщом с салом предложение делал?» Я говорю: «Да». «А ты мог бы его сделать ещё раз — вот, как будто бы, там не было, а всё — вот, здесь, вот, было?» Я, так: «Да, конечно, да...» — ну, я смутился, конечно. Думаю: «Надо же... какая ерунда получилась... я расстроил любимую женщину... неловко вышло как-то».

А.Пичугин:

— А тебя не смутило, что ты его делал второй раз с видом на Покровский монастырь — зная историю Покровского монастыря?

А.Ананьев:

— Я не знал, и не знаю историю Покровского монастыря... я был настолько смущён и раздосадован...

А.Пичугин:

— Покровский женский монастырь... минуточка истории... Покровский женский монастырь в Суздале — место, куда, испокон века, ссылали на постриг царских жён.

А.Ананьев:

— А... а... это многое объясняет...

И, вот, я встаю на колено, делаю ей предложение — Алечка счастлива... я стою, и я понимаю, что... вот, сейчас случилось, едва ли не самое важное... ну, не самое важное, но очень важное событие в моей жизни. И я поднимаю глаза, и вижу... ту самую картину, которую я нарисовал в шестилетнем возрасте. Тот самый Покровский монастырь, тот самый закат, те самые белые стены!

Я этого не осознавал, но это был — он. Я нашёл эту картинку где-то — или в журнале каком-то... в книге какой-то... или ещё что-то...

И у меня сразу такое ощущение, что, вот... вот, оно... вот, так, вот — раз, всё, и сложилось! И вышивка, которая была с изнаночной стороны вся непонятная — с этим борщом, с этим кривым натюрмортом, который я пытался нарисовать, не умея рисовать, она — раз, и стала логичной.

Осталось ли для меня это событие, это... совпадение — не хочется это называть... чудо... пусть это будет — чудо... доказательством ярким и убедительным, что Бог — есть? Безусловно. Я не мог этого придумать, я не мог этого срежиссировать. Но у меня осталось точное и убедительное ощущение, что меня — взяли за руку, погладили по голове, и говорят: «Хочешь натюрморт? Ну... пожалуйста... Хочешь борщ с салом? Пожалуйста! Но... пойдём-ка, Я тебе покажу нечто, гораздо более прекрасное!» — и я, такой: «Пойдём...» Так всё и получилось!

В очередной раз, вынужден констатировать, что час пролетел не-за-мет-но! Надеюсь, что вы получили такое же удовольствие, как и мы здесь, в светлой студии радио «Вера».

Я благодарю протоиерея Владимира Калуцкого, настоятеля храма Архангела Михаила в селе Поджигородово, Клинского района — спасибо Вам, отец Владимир!

О.Владимир:

— Спаси, Господи!

А.Ананьев:

— Здесь были — Константин Мацан...

К.Мацан:

— Спасибо!

А.Ананьев:

— ... и Алексей Пичугин.

А.Пичугин:

— Спасибо! До свидания!

А.Ананьев:

— С вами — часа мало! Мы вернёмся в эфир в понедельник, а до понедельника — вы всегда можете посмотреть видеоверсию «Светлых историй» в наших социальных сетях.

Александр Ананьев — радио «Вера».

Пока!