У нас в гостях была руководитель центра практической христианской психологии, преподаватель МГУ, Российского Православного Университета и Сретенской духовной академии Наталия Инина.
Мы говорили о том, что такое «глубинный оптимизм», как человеку искать для себя внутренние опоры и можно ли научиться позитивному отношению к окружающей действительности даже в те периоды жизни, когда кажется, что почва уходит из-под ног.
Ведущий: Константин Мацан
К.Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера».
Здравствуйте, уважаемые друзья!
У микрофона — Константин Мацан.
Я вас приветствую в этот день — Страстная Среда, день, когда Церковь вспоминает предательство Иуды. Вспоминает это решение, которое один из ближайших учеников Христа принимает — предать своего Учителя. Поэтому, день непростой, наверное, во всех смыслах.
А, с другой стороны, Страстная Седмица, которую мы сейчас переживаем — это уже самое преддверие Пасхи, и мы движемся к Светлому Христову Воскресению, и в этих страстных событиях начинает постепенно, постепенно нам брезжить лучик надежды, к которому мы движемся. Поэтому, вот, и тема наша сегодняшняя такая: в те, по-прежнему непростые времена последних недель, которые мы переживаем, и которые не можем не чувствовать остро, тем не менее, жить — надо, и задачу жить дальше нам никто не снимал.
И, вот, об этом сегодня поговорим. У нас сегодня в гостях Наталья Инина — психолог, руководитель Центра практической христианской психологии, преподаватель Московского Государственного Университета, Российского Православного Университета, Сретенской Духовной Академии — безусловно, очень хорошо знакомая нашим радиослушателям.
Добрый вечер!
Н.Инина:
— Добрый вечер, дорогие друзья! Добрый вечер, Костя!
К.Мацан:
— Я сразу расскажу, из чего выросла идея нашего сегодняшнего разговора. У Вас недавно была встреча — лекция, мероприятие «В пространстве Фавора» в Москве, и тема была заявлена, как глубинный оптимизм.
Я, вот, к сожалению, сам на этой встрече побывать не смог, но, как только увидел это выражение — прочитал его в анонсе — возрадовался. Потому, что, наконец-то, кто-то — а, именно, Вы — сформулировал то, что я тоже для себя как-то чувствовал, и никак не мог это назвать — вот, то состояние ума и сердца, которое очень хочется сейчас переживать, к которому очень хочется прийти, и его, грубо говоря, стяжать, и не терять, и в нём пребывать.
И, с другой стороны, это не так-то просто. Это требует именно какого-то усилия внутреннего, какого-то духовного действия, делания в себе. И, вот, поэтому, очень захотелось об этом с Вами поговорить.
Что это такое — «глубинный оптимизм»?
Н.Инина:
— Спасибо большое за возможность в такой, действительно, особенный день говорить о свете, о вере, об опорах внутренних, об этой задаче — жить. Причём, именно жить, а не существовать, не выживать.
И, действительно, вот эта формулировка такая родилась в недрах, я бы сказала, наших обсуждений — христианских психологов. Такой, вот, «глубинный оптимизм» — как некая внутренняя глубокая опора, которая держит человека в вере, в свете и в любви, несмотря ни на что.
Конечно, можно вспомнить Виктора Франкла с его гениальной формулой «Несмотря ни на что, сказать жизни «да»...
К.Мацан:
— Типичное франкловское «несмотря на...», как говорят...
Н.Инина:
— Совершенно верно. И, действительно, мы могли бы опираться на его понятие смысла. Но я вижу, как возросло количество людей — осмысленных, глубоких, умных, чутких, чувствительных, которые, вроде бы, не теряют в своём сознании вот этот смысл своей жизни, и, тем не менее, сейчас обращаются в тяжёлом состоянии, в депрессивном состоянии, в унылом...
К.Мацан:
— К Вам, как к психологу, обращаются, да?
Н.Инина:
— Да, сейчас, вот, последнее время, довольно много людей, которые испытывают тяжёлые негативные чувства — потому, что, конечно, время не простое. Непростое — во всех смыслах. И в метафизическом плане — мы проживаем сейчас Страстную седмицу, и в... таком... реальном нашем, обыденном, материально-физическом плане — потому, что всё колеблется под ногами и перед глазами, мы не можем контролировать свою жизнь, мы не можем её планировать, мы каждую... даже не неделю, а день — находимся в новых новостях... новости — уже часть нашей жизни. И они, всё время — новые, да? Это не просто новости, как обычно — ну... в общем... чего-то там, где-то, происходит, а это — непрерывный поток новостей, и, каждый день, этот поток нас... ну... либо обваливает... либо обнадёживает... либо бьёт... либо поддерживает... ну, вот, в этой ситуации — как, вообще, выдержать? И где эти внутренние опоры?
И, действительно, вот, этот глубинный оптимизм — мы его можем видеть. Главное, что мы его можем стяжать. И мы можем его практиковать.
Я, если позволите, немножко поговорю на эту тему.
К.Мацан:
— Обязательно... мы Вас для этого и пригласили!
Н.Инина:
— Вы знаете, я, буквально месяца полтора назад, просто физически почувствовала, что такое... где место глубинного оптимизма. И это — точно не психика. Я, как психолог, могу это чётко засвидетельствовать. Я поняла, что это, как раз, та самая душа. И я, буквально опытно, поняла, в чём разница между психикой и душой.
К.Мацан:
— Так...
Н.Инина:
— И дам даже, может быть, какой-то такой... микросовет — слушателям. Просто, описав свой личный опыт, недавний совсем.
Я довольно скверно себя чувствовала физически. Зима — не лучшее время для моего здоровья. И как-то довольно долго себя чувствовала неважно.
И утром, на молитве, я чувствую... слышу этот внутренний голос — такой раздражённый, недовольный, усталый, с претензией, который к моему телу обращается: «Что... сколько можно, вообще? Уже хватит болеть!» — и с таким, знаете, посылом пренеприятным.
И... я же, всё-таки, психолог, я живу и работаю в поле рефлексии, я говорю: «Стоп... это что такое сейчас было? Кто это такой тут во мне бормочет?» — и понимаю, что это — моя психика. Она устала, её всё раздражает, ей всё это не нравится, и её не устраивает жизнь тела, которое болит.
И я вдруг говорю: «Не-не-не-не... так дело не пойдёт. Давайте-ка как-то по-другому», — и, внутренне, разворачиваюсь к своей душе, которая говорит: «Бедное ты моё тело, как же ты стараешься, как же ты напряжённо работаешь, как же ты пытаешься, несмотря ни на что, обеспечить нашу с тобой жизнь!» — это другой голос.
К.Мацан:
— Очень интересно...
Н.Инина:
— И это — другой внутренний опыт и состояние.
И у меня родилась метафора, абсолютно понятная всем, я думаю.
Психика — она, когда не в порядке... она, в общем, у нас, в основном, не в порядке... она эту душу — жмёт. Она её стискивает. Она её, как бы, берёт вот в эти железные оковы — своих неврозов, прокрастинаций, демотиваций, и прочая, прочая, прочая... негативных эмоций, и так далее.
А, вообще-то, мы должны жить ( чтобы у нас был этот глубинный оптимизм ) в состоянии, когда душа обнимает психику. Она её обнимает, поглаживает, успокаивает, подлечивает — то есть, она ею владеет. Потому, что психика — инструмент.
А мы живём в логике, понимаете, такой... ну, в такой, я бы сказала, парадигме, в матрице, в которой психика — главное. Она, как бы, превалирует. И эта телега стала впереди лошади. Этот инструмент, данный нам Богом — для ориентировки, адаптации, социализации, для решения каких-то проблем — он стал во главе угла. И в этом плане, психология... такая... светская... она очень много сделала для того, чтобы этот инструмент стал... таким... лидером... продаж, я бы сказала, в терминах рынка и бизнеса. А это — не так. Это — всего лишь, инструмент.
И, когда мы вот эту душу нашу пытаемся чувствовать, к ней апеллировать, с ней взаимодействовать... об этом чуть позже поговорим — у меня все ходы записаны, шпаргалка есть, я всё подскажу, как... то, конечно, когда мы упражняем это делание, душа-то крепнет, понимаете? Она крепнет нашей верой, добрыми делами, любовью, духовными какими-то усилиями. Она, конечно, крепнет... она обнимает тогда внутренне вот эти все разрозненные психологические кусочки... да... элементы... штучки, дрючки эти инструментальные, и даёт нам чувствовать эту внутреннюю опору в виде глубинного оптимизма. Потому, что, на самом деле... когда-то я прочитала эту великолепную мысль у князя Трубецкого в его работе, посвящённой истории религий: что любой религиозный человек глубинно — оптимист, у него нет вариантов.
Ну, вот... то, что я пыталась сейчас, вот, в первом вбросе, показать — это, конечно, связано с нашей психологической неблагополучностью, несостоятельностью, и психика нам, конечно, мешает добраться до глубинного оптимизма нашей души.
К.Мацан:
— А, вот... как тогда к нему добираться?
Мы начали с того, что хочется стяжать глубинный оптимизм, но, как будто бы, что-то сопротивляется, или, просто, мы в себе не владеем теми инструментами, чтобы, вот, душа обняла психику. Это ж нужно как-то сделать... чтобы это случилось. Что нужно сделать?
Н.Инина:
— Ну... наверное, может быть, чуть-чуть мы проясним, вообще, как мы себя чувствуем, когда душа обнимает психику, всё-таки, да? Чтобы нам было понятно — а куда мы движемся, что за состояние, в которое надо бы нам как-то попасть?
Конечно, это состояние, прежде всего... ну... я не по иерархичности буду, а просто через запятую.
Некое состояние открытости. Мы — не съёженные, не сжатые, не скукоженные, а развёрнутые — в мир, к людям, к себе, к Богу. Это — некая внутренняя открытость. Чувствам, кстати говоря, сомнениям. И, действительно, вот, этот день... ну... я не могу не относиться к происходящему в духовной реальности — этот страшный день предательства — что чувствовал Христос? Вообще, что с Ним было? Как Он переживал это? Он же всё это понимал и знал.
Да, это — один из апостолов, это... как бы... близкий друг. Вот... что там было, в этой Человеческой природе Бога нашего? И... как бы... блокировался Он от этих чувств, или нет?
Вот, когда мы испытываем какое-то тяжёлое переживание... видите, я пытаюсь уже говорить об инструментах, как бы, двигаться к этой открытости. Я дам просто очень простой пример.
Я работала с одной женщиной, верующим человеком, воцерковлённым. Женщине — больше 50 лет. У неё очень тяжёлая травма детства — тяжелейшие отношения с отцом... я даже не буду... нам хватит Страстной недели, я не буду добавлять детали того, в чём часто живут люди — тяжёлых, порой, страшных деталей.
Короче говоря, она память об отце тотально заблокировала, вообще об этом не думала никогда. Но она — не вышла замуж, не родила детей... её жизнь развивалась очень скверным образом, она была всё время в состоянии, такой, подавленной... депрессии. И, когда мы стали с ней работать — потому, что уже просто она дошла до каких-то своих пределов, то я понимала, что мы не можем не проработать эту тему. Иначе, ничего не получится.
И — к какому чувству мы с ней вышли? Ненависти. Она ненавидела своего отца. И — какая это была ненависть? Детская ненависть. Это... как бы... ненавистью даже не назвать. Это — отчаяние, ярость, обида, боль, много чего ещё, что испытывает ребёнок, когда он попадает в такие тяжёлые, страшные порой, переживания... вот... в насилии со стороны взрослых людей. Но она это называла, как «ненависть».
Ей было страшно встретиться с этим чувством, но оно ведь в ней жило — всю жизнь, эти пятьдесят с лишним лет. И когда мы, всё-таки, назвали это чувство, посмотрели в глаза этому чувству, вспомнили, что было с ней, она сделала вещь невероятную.
Я попросила её написать письмо любви — от отца к ней. Такое... некое... ну... не хочется сказать «фантазийное»... на самом деле, это — акт любви. Я сказала: «Что бы написал Вам отец, сказал бы Вам отец, если бы он не был, на самом деле, болен», — а он был болен, и именно поэтому так себя вёл.
И это было письмо, которое нельзя было читать без слёз — это была победа не просто над ненавистью, это была тотальная победа любви, и это была — победа прощения, глубочайшего. То есть, она отпустила отца, она отпустила себя, она отпустила всю эту жизнь, которая шла вкривь и вкось — она всё это отпустила. Простила. И освободилась.
И это, конечно — про открытость души. То есть, это — мужество ( второй компонент ), огромное внутреннее мужество, которое мы как-то реализуем. Мы рискуем, на самом деле, войти в это пространство мужества, чтобы, действительно, увидеть то, что нас пугает — и в нас, в том числе... и, прежде всего, в нас. Это — то самое бревно в нашем собственном глазу, о котором говорит Господь. И это — наша... такая... теневая сторона. Это — то, вообще, что мы должны видеть, и над чем мы должны подняться, и что мы должны победить. Но мы не можем победить то, чего — нет. И наша... такая... комфортная жизнь... знаете... теплохладная, которой и живёт, в основном, современный человек — и в Церкви, кстати, тоже — она... ну, как бы... не про это. Так... всё... прикрыто красивыми одеждами, красивыми ритуалами... пост можно сделать очень вкусным и очень постным...
К.Мацан:
— Комфортным.
Н.Инина:
— ... комфортным, да... разнообразными яствами — избыточными, но очень вегетарианскими. Скромны, как бы... такая, игра... а, ведь, это же — не про то!
Поэтому, вот, мужество, открытость... вот, тот самый реализм, когда мы говорим: «Вот это — так!»
Когда я работаю с людьми невротизированными — это, в основном, те, с кем я и работаю... Вы знаете, они не говорят ни слова в простоте. Для того, чтобы понять, что стоит за... какой смысл стоит за их запросами, надо вслушиваться... ну... полчаса, там... а, может быть, и две-три сессии. Ты ничего не понимаешь! То ли — да, то ли — нет, то ли — это, то ли — то... а, может быть, так... а, может быть, сяк... и всё переплетено! И переплетено, на самом деле, с одной простой целью: показаться хорошим.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
— Психолог Наталья Инина, руководитель Центра практической христианской психологии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
Есть ещё одно слово, которое, я уверен, в контексте того, о чём мы не говорим, не может не прозвучать — это слово «страх».
Н.Инина:
— Конечно.
К.Мацан:
— Что с этим сегодня делать?
Н.Инина:
— Ну, Вы знаете... я повторю эту железную закономерность психологическую — всё, с чем мы боремся, нами овладевает.
Вот, если мы боремся со страхом, можете быть уверены, что он от вас не уйдёт.
К.Мацан:
— Боремся — в смысле... не хотим...
Н.Инина:
— Не хотим... не хотим...
К.Мацан:
— ... признать...
Н.Инина:
— ... да... да...
К.Мацан:
— ... не хотим согласиться, что мы это чувствуем...
Н.Инина:
— Да. Мы говорим: «Нет, нет... я не хочу бояться... я не хочу чувствовать это отвратительное чувство...» — что мы делаем? Отвлекаемся. Переключаемся. В лучшем случае, молимся. Понимаете? То есть, как бы, хватаем — или молитвослов, или... начинаем молиться... то есть, мы, как бы, убегаем от себя... даже — к Богу убегаем! Но — от себя.
А если мы говорим: «Да, я боюсь. А чего, собственно, я боюсь? Давайте-ка, разберёмся... Что меня так сильно пугает?» И, строго говоря, когда мы пытаемся ответить честно себе на этот вопрос, на самом деле, мы — овладеваем психикой. Потому, что боится-то — психика, а душа — не боится. Чего душе бояться? Она вечная у нас. Поэтому, она-то, как раз, не про страх. А, вот, про страх — наша психика.
Почему она боится? Она любит контролировать. Она любит планировать. Она любит, как раз, вот, тот самый комфорт — чтобы всё было понятно, ясно, не тревожно. Она очень любит определённость — вот, это ключевое понятие. А ведь жизнь в свободе и в духе — она, ведь, не определённа. У неё есть мощнейшие духовные ориентиры, но, с точки зрения происходящего... вот, мы говорим «по воле Божией» — это же очень мощная для нас субъективная неопределённость.
И, вот, страх, на самом деле, особенно сейчас, — в огромной степени я это вижу по людям, с которыми работаю — он связан, прежде всего, с встречей с неопределённостью. Они не знают, что будет. Как будет. Когда будет. Что будет с ними? С близкими? И это вызывает глубинный психологический страх.
Но если мы говорим: «Да, это так... ну, что поделаешь? Это — моя психика. Она сжимает мою душу тисками страха. Но душа-то моя — не боится».
К.Мацан:
— Это очень интересно — то, что Вы говорите. Мне кажется, это принципиально важно — что для верующего человека фраза, мысль, установка «по воле Божией» — это и есть та самая открытость к неопределённости...
Н.Инина:
— Да.
К.Мацан:
— Как будто бы, отсутствие гарантий... и почему я говорю «как будто бы»? Потому, что, ведь, с другой-то стороны, наоборот... или нет? Что... в общем-то... вера в Бога, и доверие Ему — это самая большая гарантия наша?
Н.Инина:
— Да. Конечно.
Знаете, я очень люблю эту метафору. Когда мы говорим о вере, я часто своим студентам, и магистрантам, и, вообще, слушателям говорю о том, что вера — её можно представить, как мост. С той опоры, которую ты знаешь — она здесь, у тебя внутри, но, вот, та опора, которая держит этот мост, по которому ты идёшь, она тебе не видна, и ты не можешь знать о ней, ты можешь держать её только своей верой.
Помните, как Пётр шёл по воде? «Веруй, и ты можешь идти по воде!» — говорит Господь. То есть, ты... тебя это держит — вера.
Этот мост — он непотопляем, неразрушаем, с ним ничего не может быть. Но это мост — веры, не знания.
А неопределённость, понимаете, в современном представлении — это про знание. Контроль — про знание. Вот, этот материальный мир... понимаете, он... такой... мир объектов. Мы можем пощупать, потрогать, нам должны гарантировать, мы должны иметь страховку обязательно — если что будет не так, то тогда, вот — будет вот эта страховка.
К.Мацан:
— А, вот, Вы, наверняка, в эти дни сталкивались и сталкиваетесь с такими реакциями-размышлениями людей, что — то, о чём мы сейчас говорим — вот, эта вера, некий глубинный оптимизм — это может быть истолковано, как некоторое, такое, равнодушие...
Н.Инина:
— Да...
К.Мацан:
— Вот, весь мир переживает ситуацию новую — поэтому, она тревожная. И, когда мы говорим, вот, о глубинном оптимизме: «Это вы, как бы, закрываетесь, не хотите видеть... вообще, вам — всё равно, что будет с Родиной и с нами», — вот, так, цитируя Шевчука.
Н.Инина:
— Как с этим встречаться — с этой аргументацией?
Н.Инина:
— Ну... я думаю, что встречаться с аргументацией надо начинать, всё-таки, с внутреннего собственного ответа самим себе. А так ли это для нас? Потом мы можем разбираться с аргументацией другим.
Но, конечно, это — не так. Потому, что, один из критериев, как раз, жизни души, и... вот, этих её объятий, в которых успокаивается наша психика... и, вообще, личностного бытия — это активность. Мы — не пассивны, мы не сидим, понимаете, в обнимку с молитвословом перед иконами, и, при этом, ничего не делаем.
Посмотрите, что делают христиане? Они делают все непрерывно что-то. На них, на самом деле, в трудных ситуациях, держится, порой, мир. Потому, что они бесстрашно, с верой, начинают действовать. Рисковать, помогать, протягивать руку, переживать, сопереживать. Потому, что они — не скребут по дну, у них есть ресурс. И, как раз — ресурс веры, ресурс любви, и ресурс, главное, Божьего присутствия. Они видят — в том, что они делают, и в том, что происходит — ну... как бы... некое метафизическое измерение, вот эту духовную реальность. И это даёт, конечно, им мощную опору смысла происходящего.
Мир рушился неоднократно, и мир восстанавливался неоднократно, и, если мы говорим «всё — по воле Божией», это не значит, что мы пассивно сидим и ждём, когда эта воля Божия совершится. У Бога — наши руки, наши сердца, наши глаза, наше сочувствие. И, в этом плане, я думаю, что когда люди говорят нам: «А чё это вы такие спокойные?» — на это можно отвечать только делом, бесполезно вступать в полемику. Потому, что, если такой вопрос звучит, то — у него нет, ведь, потребности получить ответ. Это — некая претензия. А когда человеку плохо, когда он боится, страдает — ему очень важно на кого-то это сбросить, найти кого-нибудь рядом, кому не так плохо, да ещё и... сказать страшно... просто нормально — и не то, чтоб хорошо, но...
К.Мацан:
— ... кто внешне производит впечатление, что у него всё нормально...
Н.Инина:
— ... да-да-да!
К.Мацан:
— У тебя — нормально? Сейчас мы тебе...
Н.Инина:
— Это дико раздражает! Понимаете? И... в этом плане... бессмысленно отвечать словами и аргументами — потому, что они будут не восприняты. А делами — мы, вполне, можем.
К.Мацан:
— Мы говорим о глубинном оптимизме. А, получается, что бывает и не глубинный оптимизм? Какой-то... поверхностный? Вот, в чём здесь разница для Вас?
Н.Инина:
— Ну, Вы знаете... это замечательный, Костя, вопрос — спасибо большое!
Знаете, как называлась моя лекция в «Фаворе»? «Эмоциональная устойчивость и глубинный оптимизм». И все... ну, я даже спрашивала... все воспринимали это, как бы, через запятую. А это была, на самом деле, антитеза.
К.Мацан:
— Так...
Н.Инина:
— Потому, что, как раз, эмоциональная устойчивость — это психическая составляющая, а глубинный оптимизм — душевная и духовная.
Я начну с очень забавного наблюдения. Когда началась пандемия, из каждого утюга вещали психологи, понимаете? Психологи были — везде.
К.Мацан:
— И иммунологи.
Н.Инина:
— Да... и вирусологи. Им было что сказать: «Ребята, делайте зарядку... там... одевайтесь, как будто в офис, если вы сидите дома... смотрите позитивные фильмы...» — они, на самом деле, давали советы, ориентированные на эмоциональную устойчивость. Это, такой, поверхностный уровень, на самом деле — адаптации и некоторого вырабатывания новых навыков, привычек, и всё.
Но недавно мне позвонила одна дама из журнала одного православного, и говорит: «Не могли бы Вы дать интервью?» Я говорю: «Ну, да, конечно, с удовольствием...» Она вдруг говорит: «Вы знаете, я тут психологам звонила — все полегли! Никто ничего не говорит, и ничего не предлагает». Я думаю: «Не-не-не... христианская психология точно не полегла, очень даже активна».
И мы сразу же начали читать Франкла в нашем телеграм-канале, потом — Еву Эгер, а между ними — Льюиса, «Письма баламута» с комментариями... то есть, мы — очень активно сейчас работаем все.
Почему? Потому, что, конечно, психолог светский — он про вот тот самый психологический инструментарий. Как удержать контроль. Я даже недавно слышала редкого психолога на полях интернета, как раз, который говорил, буквально, следующее: «Понимаете, вам сейчас плохо потому, что вы потеряли контроль и привычное расположение вашей жизни. И вам надо вернуть это». Я подумала: «Какой неправильный ответ. И совет». Потому, что если мы сейчас будем, как раз, делать то, что предлагает большинство светских психологов обычно ( потому, что сейчас они этого не предлагают, хватает ума ), то мы, как раз, превратимся в равнодушных социализированных адаптированных существ — мы перестанем чувствовать, что происходит. Мы перестанем чувствовать пульс жизни, и её боль, её вызовы, и мы перестанем на них отвечать.
Потому, что, как раз, наоборот — время, как раз, не психики, которую надо успокоить, а время — души, которая выдерживает и неопределённость, и сложность, и драматизм, и много чего... вот... именно душа это выдерживает.
К.Мацан:
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы.
Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» — Наталья Инина, психолог, руководитель Центра практической христианской психологии, преподаватель МГУ, Российского православного университета и Сретенской духовной академии.
У микрофона — Константин Мацан.
Не переключайтесь!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается.
Ещё раз, здравствуйте, уважаемые друзья!
Сегодня, в Страстную Среду, в один из самых непростых и особенных дней в христианском календаре, мы говорим о такой вещи, как глубинный оптимизм. О том, что помогает... какое состояние помогает... пребывание в каком состоянии даёт нам возможность пройти через все тревожные дни, через стремительно меняющуюся ситуацию в мире, которая не может нас не касаться, и которую мы не можем не чувствовать остро.
Ну, вот, повторюсь... то, с чего мы начали... мне очень понравилось это выражение «глубинный оптимизм» — то состояние, которое хотелось бы в себе иметь. Вот, то, как его найти, как в нём пребывать, чем оно отличается от просто поверхностного оптимизма — об этом мы сегодня говорим с нашей гостьей, с Натальей Ининой — психологом, автором этого термина «глубинный оптимизм».
И, вот — важнейшая мысль, на самом деле, для меня — в чём-то, может быть, даже неожиданная. Мы закончили прошлую часть программы на том, что... вот... поверхностный оптимизм — он, скорее, отсылает нас в область каких-то светских, таких, секулярных моделей, светской психологии — это, вот именно, попытаться найти какую-то устойчивость, как-то закрепиться.
Н.Инина:
— Верно.
К.Мацан:
— И, парадоксально... а, может быть, для Страстной Среды, совсем и не парадоксально звучит то, что христианское мирочувствие не может не быть трагичным, в каком-то смысле.
Н.Инина:
— Верно, конечно...
К.Мацан:
— Потому, что мы верим во Христа Распятого, преданного, казнённого мучительной, позорной казнью, но Воскресшего. Поэтому, в последние дни... причём, с начала всех событий, которые мы переживаем, тут и там вспоминают слова Семёна Франка... вернее, не слова, а книгу Семёна Франка «Свет во тьме»... вообще, эти евангельские строчки: «свет во тьме». Что — свет, но — во тьме. Но — свет. Но — во тьме. И он, именно во тьме, светит, и тьма — не объяла его. Но, всё равно, он — свет. Но, всё равно, во тьме.
Вот... как Вы это чувствуете?
Н.Инина:
— Вы очень точно спросили: «Как Вы это чувствуете?» — потому, что это невозможно, как бы, ухватить логически.
Вы знаете... я, может быть, поделюсь тоже неким своим таким переживанием первых дней вот этих серьёзных, трагических событий... таких... вызовов, в которых мы сейчас все оказались.
Вот, как добраться до этого чувства света во тьме? Надо признать факт этой тьмы... понимаете... как бы, надо его зафиксировать, а потом — нащупать этот свет, который и будет нашей внутренней опорой. И, психологически, это, на самом деле, чётко работает.
Есть, условно говоря, несколько этапов такого движения.
Первый этап — это блокировка. Психика — не выдерживает, она, как бы, обнуляет, анестезирует происходящее.
И второй этап — это некоторое несогласие: «Нет, так со мной не договаривались... меня не спросили... как — так?... трам-тара-рам!» Это, такой, гнев, обида, непринятие.
Потом — некая стадия, предпоследняя перед светом — это уныние. Вот, эта, как раз, тьма. Когда ты чувствуешь, что — нет выхода. Я, конечно, не могу проводить такие прямые параллели, но, всё-таки... «Или! Или! Лама савахфани!» — это же Господь говорит на Кресте: «Господи! Зачем Ты Меня оставил?» То есть, это, вот — предельный ужас без Бога быть — вот, в этой безнадёжной, беспросветной тьме.
А последняя стадия — это принятие. Это взлёт.
И, я помню, я первые несколько дней ходила, вот, в этих, фактически, трёх первых стадиях одновременно. У меня было, абсолютно... такое... состояние амнезии. Я ничего не помнила, не соображала, не чувствовала... в таком... роботоподобном состоянии была. Я это понимала, рефлексировала — я просто ждала. Я знала, что это пройдёт. У меня были какие-то приступы... такой... ну, даже не раздражения, а... какого-то... возмущения... такой... негативной энергии... аффекта! ... и... но очень были вялые, едва заметные.
Я, как раз, пришла на Воскресную службу, на Литургию, и... так... сидела в уголке... и вдруг из меня полились слёзы. Я начала просто плакать, рыдать, буквально! Просто полились, полились, полились слёзы, и — что-то во мне расслабилось... как бы, раскрылось — не случайно я говорила об открытости. И я, этими слезами, выплакала вот эту свою психологическую ситуацию, и произошло это некое принятие. А дальше — душа стала работать. И тут я придумала, вот, про это... там... чтение Франкла... и мы стали обсуждать, что мы можем сделать, как помочь людям, как поддержать — мы вошли в зону, так сказать, такой, активной работы. До этого — все были в параличе.
И, действительно, здесь надо понимать, как работает наша психика, потому, что мы не можем перепрыгнуть через неё. Она — как камень на пути. Мы всё время через неё спотыкаемся. Поэтому, эти удивительные, невероятно глубокие, важные образы «свет во тьме светит»...
Вот, «свет» — это душа, это Бог, это любовь, это вера, это — вот, тот самый глубинный оптимизм. А тьма — в огромной степени работает в нас через нашу психику, между прочим.
Потому, что психика — она, я повторюсь, инструмент, и, если мы попадаем в зону турбулентности, внешней особенно, то, если у нас внутренне слабые опоры, то мы через эту психику — валимся.
Очень важно, как-то, правильно... не просто, знаете, вот... «мы должны» — так ничего не происходит. А — правильно с собой работать. Как бы... чувствовать, думать, помогать... может быть, обращаться за помощью — чтобы выйти из этой тьмы.
Более того, понимаете... даже когда мы это чувствуем — когда «свет во тьме светит»... я чувствую всегда себя так. Вот, свет меня — поднимает из тьмы. Я — не внутри тьмы. Я — над ней. Да, она есть. «Держите голову во аде, и не отчаивайтесь». Но мы — не в ней. Христианин — он не в тьме. Он — в свете.
К.Мацан:
— Чрезвычайно важные слова — лично для меня — Вы произносите. И я всё пытаюсь... и слушая Вас... дальше как-то с этой мыслью осваиваться. И, просто честно признаюсь, я всегда... вот... внутри себя какие-то вещи решая, и в какой-то такой заочный спор с самим собой вступая, исходил из того, что, вот, есть позиция... скажем так... активная, такая вот, какая-то... а, вот, позиция христианского упования на Бога — её часто маркируют, как именно то, о чём мы говорили — такое, вот, равнодушие, отстранённость.
А Вы эту схему разбиваете. Вы этот силлогизм — переворачиваете. Именно христианская позиция упования на Бога — это позиция, уводящая от равнодушия.
Н.Инина:
— Да, конечно...
К.Мацан:
— Именно потому, что, вот, в этом... как бы... в светском осмыслении проблемы, мы остаёмся в попытках «защититься от», не признавая происходящих перемен. А христианская позиция, где есть Бог, как опора, позволяет одновременно, в одном взгляде, принять и факт трагизма всех перемен, и, одновременно, сохранять оптимизм — именно потому, что на Бога опора.
И, вот, это вот... такое, какое-то парадоксальное сочетание принятия одновременно и неизбежности всей тревожности, и, одновременно, ответа на эту тревожность — тут же, в одном флаконе, данную нам... это потрясающе!
Н.Инина:
— Я, Вы знаете... спасибо огромное... это очень правильно Вы ухватили — это... такая... одна из моих главных линий работы, и моего научного движения. Вот, я книгу пишу, уже который год, как раз, пытаясь показать, что именно это и есть христианская жизнь.
И, самое поразительное, что психика, хоть она и инструмент, но она — виртуозный инструмент, и она обеспечивает вот эту антиномичность, вот эту парадоксальность. Вот, эту возможность удержать — и то, и другое. И, мало того, ещё дать эту иерархию... как бы, поднять свет над тьмой — при том, что мы эту тьму, в общем, видим, и как-то с ней взаимодействуем, но не находимся внутри.
И, строго говоря, вот это наличие нашего бессознательного... я сейчас с удовольствием читаю книгу Ларше «Духовное бессознательное»...
К.Мацан:
— Жан-Клод Ларше, да... известный современный богослов, француз православный, богослов... такой... один из самых авторитетных сегодня православных богословов...
Н.Инина:
— ... да. Вот, он говорит, что — да, это бессознательное есть. Для меня, как психолога, это — чрезвычайно большое подспорье. Потому, что мне надо было всё время оправдываться, что у нас есть таки это бессознательное, и даже мы его видим в работе.
К.Мацан:
— А теперь — можно сослаться на авторитет!
Н.Инина:
— Да! Прикрыться таким могучим авторитетом.
И, действительно, понимаете, наше сознание — оно действует одним способом, а бессознательное — другим. И одна часть позволяет, как бы, удерживать некие вот эти внешние вещи, а другая — вот, эти самые глубинные и парадоксальные... такие... экзистенциальные... метафизические... масштабные... вот... такие... трудносовместимые понятия.
К.Мацан:
— Позволю себе шаг в сторону от магистральной темы, раз Вы Жана-Клода Ларше упомянули. Он же известен, как патролог — то есть, он занимается очень много именно святоотеческой мыслью. У него работы очень глубокие по Максиму Исповеднику, например. И, когда он говорит про бессознательное — он-то на что опирается? Через что он аргументирует то, что оно есть? Он тоже на отцов как-то... к отцам возводит это?
Н.Инина:
— Ну, он, конечно, возводит к отцам, но мысль... я просто тут... это — огромная тема, можно потом сделать целый эфир на этот счёт.
К.Мацан:
— Давайте!
Н.Инина:
— Вообще, про бессознательное.
К.Мацан:
— Договоримся — при всём честном народе слушателей радио «Вера»!
Н.Инина:
— Отлично!
Мысль главная, которая для меня была ключевой, как для психолога, состоит в следующем. У... ну, не падшего человека... у Адама вот это было некое знание, этот Логос, в полноте некоей... в совершенно другом, по отношению к нам... разумная часть была состоянием. Но в ситуации падения — она опрокинула это знание в глубину. И это живёт — в глубинах нашего духовного бессознательного. То есть, это — внутри нас. И нам к этому надо пытаться, как бы, пробираться, подступать... «Царствие Божие — внутри вас есть», — вот, это просто фантастически для меня ценно...
К.Мацан:
— Очень интересно...
Н.Инина:
— ... и, действительно... вот эта идея глубинного оптимизма, как и жизни нашей души — она же вот туда нас ведёт. И там наши опоры. А попытка всё время схватиться за стол, за стул, за телефон, за интернет, за... не знаю... за новости — вот, за эти поверхностные вещи — это нужно для нашей поверхностной психологической части, но — не более.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
— Наталья Инина — психолог, руководитель Центра практической христианской психологии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
Ну, вот... не могло не прозвучать у нас имя Виктора Франкла, и, последнее время особенно, даже люди, наверное, никогда не читавшие... или мало читавшие Франкла, стали делиться такой цитатой из него. Слова следующие: «Первыми сломались те, кто верил, что скоро всё закончится. Потом — те, кто не верил, что это когда-то закончится. Выжили те, кто сфокусировался на своих делах — без ожидания того, что ещё может случиться». Ну, Вам знакома эта цитата...
Н.Инина:
— Да, да, конечно...
К.Мацан:
— ... потому, что она... ходила по Интернету... я в источнике её не видел...
Н.Инина:
— Ну, мы читали эту книгу, вот, буквально...
К.Мацан:
— А что это за книга?
Н.Инина:
— «Сказать жизни: Да» — самая знаменитая.
К.Мацан:
— Ну, вот... я почему ещё хочу, чтобы Вы эти слова прокомментировали, в контексте нашего разговора — потому, что вот эта фраза — «сфокусироваться на своих делах» — тоже, в последнее время, часто звучит, и тоже воспринимается амбивалентно. Одни говорят: «Ну, вот, надо сейчас жить, и делать своё дело дальше, несмотря на...» Другие говорят: «Нет, для меня это принципиально неприемлемо. Потому, что, если я буду просто жить дальше и свою работу делать — это я, как будто бы, делаю вид, что ничего не произошло, что ничего не было. Как бы, я закрылся, и — то самое равнодушие проявил».
Вот, всё-таки, о чём здесь Франкл? И, вот, к этому, тоже часто звучащему от психологов совету — на своих делах сфокусироваться — как Вы относитесь?
Н.Инина:
— Вы знаете, я думаю, всё-таки, лучше апеллировать к Франклу, чем к советам психологов такого рода... приятней как-то.
Вы понимаете, эта фраза — она ведь одна из многих гениальных фраз этой книги «Сказать жизни: Да». И там он разворачивает, вот, всю эту партитуру...
К.Мацан:
— На всякий случай, напомню, что «Сказать жизни: Да» — это книга, излагающая опыт Виктора Франкла в концлагере.
Н.Инина:
— Да... она так и называется — у неё есть подзаголовок: «Заметки психолога в концлагере». И это — личный опыт, он прошёл не один концлагерь, а несколько, и это были концлагеря не трудовые, а — смерти, и он был по национальности еврей. То есть, это надо понимать — весь этот контекст.
И, в общем-то, вся книга — это некая потрясающая подборка инструментов, как, вообще, жить, и быть, и... именно жить, а не выживать — вот, в непереносимых, невозможных... вообще... не для человека созданных условиях, а ровно против него.
И, вот, теперь, как раз... чтоб просто... надо было понимать, что эта фраза — она из контекста извлечена, и отдельно звучит.
Что — если опять вернуться к контексту и книге — имеет в виду Франкл? Он имеет в виду, конечно, посыл такой... евангельский посыл: «Достаточно для этого дня своей заботы». То есть: «Будьте — здесь, будьте — сейчас. У вас есть — сегодняшний день, и он представляет вам задачи не только по вашей работе, но и возможность помощи, возможность протянутой руки, отклика — то есть, это возможность быть окликнутым жизнью, и это — сегодняшние дела, это не просто моя профессиональная обыденность». В этом плане, когда он говорит: «Если вы смотрите в будущее, то, вообще-то, в ситуации неопределённости — а это именно такая ситуация — вы не сдюжите, вы не сможете, вы будете всё время истощаться, каждый день надеясь, что всё закончилось. А оно не закончится. И мы не можем повлиять на эту точку — приблизить или отдалить — когда это всё закончится. Но когда-то — закончится. И, чтобы нам хватило сил дождаться этого «когда-то», нам нужно сфокусироваться на «здесь».
И, вот, это, на самом деле... как бы... наша душа, которая про вечность, а не психика, которая — про время. И эта... ну, такая классика, на самом деле, прекрасный и мудрый совет: «Самый главный человек — который перед тобою сейчас, и самое главное дело — которое ты делаешь сейчас».
Вот, я сейчас говорю с вами, максимально присутствуя. Я не думаю о том, что будет у меня вечером... через два часа начнётся приём... а вечером у меня будет лекция последняя, в рамках курса «Страсть и искушение» — вот, я ни о чём об этом не думаю. Иначе, я буду скользить по поверхности. Иначе, я буду беспокоиться, тревожиться о чём-то, чего ещё не наступило.
К.Мацан:
— Вот, в том, что Вы говорите, есть, мне кажется, ещё принципиально важное измерение. Если я Вас правильно слышу.
Опять же, я мысленно ставлю себя на место человека, который нас слушает, и, может быть, с чем-то не соглашается... или как-то на себя примеряет, и вот этот совет «быть сейчас, жить сейчас, вот, в этом дне — достаточно для этого дня его заботы» может быть, с одной стороны, истолкован так, что... опять же, в рамках того же «равнодушия», к которому мы обращаемся, что: «Да не думай, что будет завтра... забей...»
Н.Инина:
— Да, я понимаю Вас...
К.Мацан:
— А, на самом деле, ведь, то, о чём Вы говорите, наверное, требует ещё... понимания... или как-то... напоминания, что... ну... будущего — его нет. Вот, так устроено бытие, эта метафизика, что есть только «здесь и сейчас» — это всё, что есть.
Поэтому, пытаясь контролировать будущее, которого нет, ты ловишь воздух сачком...
Н.Инина:
— ... и ты не живёшь.
Я не могу не вспомнить дивную совершенно формулировку из Льюиса, из его работы «Письма баламута», где крупный такой бес — Баламут — учит маленького бесёнка Гнусика, как хорошо удерживать по направлению к аду его подопечного. И он говорит ему, в частности, следующее: «Заставляй твоего подопечного сокрушаться о прошлом и беспокоиться о будущем...
К.Мацан:
— Гениально...
Н.Инина:
— ... тогда он — твой. Если он встретится с настоящим — ты его потеряешь. Потому, что он встретится с Богом». Понимаете? Вот — ответ.
Я дам очень простой пример бытовой, чтобы немножко снизить уровень разговора, который, я думаю, понятен любому взрослому человеку.
Часто приходят родители, и говорят: «Ну, вот, как с ребёнком... ну, расскажите... ну, научите...» — и видно, что человек, как бы, хочет внимание дать ребёнку... но, вот, он играет с ним — не присутствуя, он читает книжку — механически. Потому, что он думает о том, что он не сделал, что ему надо сделать, что у него завтра трудный день на работе, хорошо бы лечь спать... и его — нету. И ребёнок — это чувствует.
И я всегда говорю вот этим бедным мамам, которые всё время чувствуют себя виноватыми и недодавшими своим детям: «Если Вы даже 15 минут по-настоящему, всем своим существом, будете с Вашим ребёнком, вашему ребёнку от этого будет намного лучше, чем если Вы три часа будете „типа“ с ним, но, на самом деле, витать в своих тревогах и планах».
Вот, это очень простой пример — я думаю, все поймут внутренне, и соотнесут с происходящим сегодня.
К.Мацан:
— Простой пример, очень попадающий, и... так... внутренне обличающий самого себя...
Н.Инина:
— ... нас всех.
К.Мацан:
— А, вот, есть ещё одна тема — тоже очень практическая, связанная с тем, что мы говорим.
Разные реакции у людей, мы все — разные, это естественно. Мы общаемся, мы делимся чем-то, и, так или иначе, выкристаллизовывается один из типов реакции — это... как-то я сейчас очень просто её назову... такая, какая-то, повышенная нервозность от происходящего. Вот: «Всё пропало!» И дальше логика собеседника — она иронично выражается фразой: «Господа оптимисты, ваш оптимизм оскорбляет чувства пессимистов!»
И мы даже это обсуждали с одной моей доброй знакомой, и она говорит: «Ну, это и есть, вот, такой шизоидный тип личности, которому нужно всегда на себя внимание привлекать. И сейчас ситуация такая, когда естественно все тревожатся — это ещё больший повод: «Вот, по мне, конкретному человеку проходит история сейчас, и я очень значим в этой своей тревоге, я очень чувствую себя пострадавшим от происходящего», — хотя, понятно, что мы сейчас, разговаривающие в этой студии, общающиеся здесь, в Москве, находимся в ситуации несопоставимо более благополучной, чем те, кто находится в зоне боевых действий. И надо за них молиться, и... вот... молиться о тех, кто по-настоящему страдает...
Н.Инина:
— Конечно.
К.Мацан:
— ... и уже пострадал, и чтобы пострадавших было меньше.
Ну, вот, с такими реакциями как Вы сталкиваетесь?
Н.Инина:
— Ну... это, как раз, нас выталкивает на поверхность психики, и это, наверное... в большей степени можно отнести, вот, эту, знаете, демонстративность к таким истероидным людям...
К.Мацан:
— Когда я говорю «шизоидный тип личности», я, может быть, не знаю, насколько правильно употребляю термины...
Н.Инина:
— Неважно... я уловила, да...
К.Мацан:
— ... но... в этом... это — не оскорбление... это — термин...
Н.Инина:
— Я скажу сейчас... да-да-да...
К.Мацан:
— Поясните, чтобы я тут тоже никого случайно не обидел...
Н.Инина:
— Обязательно. Люди всегда спрашивают: «Вы — что, хотите сказать, что я больной?» Это просто такая классификация характеров, которая всегда строилась от названия болезни, не подразумевая, при этом, болезнь.
Истероид — это просто человек демонстративный, жаждущий внимания, желающий быть в центре, под бурные аплодисменты.
Шизоид — это, наоборот, человек, уходящий в себя... такой... немножко аутистичный.
Возбудимый — это тот, кто всё время вопит и аффектирует. Ну, грубо говоря, я очень примитивизирую.
Об этом у нас много чего есть в нашем Центре, и в мастерских... и курсов, которые, как раз, позволяют христианину овладеть своим характером — потому, что им можно овладеть.
И, если возвращаться, вот, к Вашему вопросу — да, безусловно... Но я бы немножко расширила рамку.
Понимаете, всё-таки, характер — это ещё больший инструмент, по отношению к психике. Это, прямо, совсем такая — лопаточка... или — совочек... если мы говорим, что психика — инструмент. Ну, вот, этот совочек — он, конечно, определяет то, как мы этим совочком работаем, сколько песочку мы загребаем. И — шизоид загребёт таким образом, истероид загребёт другим образом... там... эпилептоид — третьим, и так далее. Вот, их, примерно, плюс-минус, десять типов.
Но, мне кажется, что ситуация сейчас — сложнее. Потому, что, если вспомнить Юнга, и его понятие коллективного бессознательного, то, конечно, много людей испытывает страх, много людей испытывает какие-то аффективные чувства, типа гнева, обиды, и так далее. Много людей испытывает, наоборот, какую-то эйфорию... я не знаю... им всё кажется, таким... изумительно осмысленным... все очень по-разному реагируют. И это, конечно, создаёт некий, такой, знаете... бульон — психический бульон, который мы, на самом деле, чувствуем, буквально, физически сейчас.
К.Мацан:
— Да.
Н.Инина:
— Я выезжала из Москвы — вот, буквально, несколько дней назад, к внучке рвусь теперь всё время — она на даче... маленькая такая у меня внучка, и я, значит, при любой возможности, уматываю, чтобы её увидеть, как-то потискать, посмотреть, поулыбаться ей. И я просто физически почувствовала, выезжая из Москвы, как будто бы я выезжаю в зону, освобождённую, природную, лёгкую... из этой сгущённой... такой, вот... плотной какой-то московской психической реальности.
К.Мацан:
— Как я чувствую хорошо то, что Вы говорите!
Н.Инина:
— Все чувствуют, Вы знаете... все! Я, с кем ни поговорю, все говорят: «Да-да-да-да-да... у меня — то же самое!»
И люди, в общем-то, живущие на поверхности — а их огромное количество — они ведомые этой всей историей, понимаете? Они... как бы... они вовлекаются неосознанно вот в эти волны, и, поэтому, действительно: «Как же так? Почему вы не пишете это? А почему вы не пишете — то? А почему вы молчите? А почему не стучите кулаком по столу? А почему вы не идёте с плакатами?» — всё призывает к тому, что: «Давайте!»
Кто это делает? Это делают люди, как правило, аффективные... такие, которым, как раз, свойственна такая манера жизни. А, вот, всё это, так сказать, плюсуется к этому коллективному такому вздрюченному всеобщему состоянию, и получается такой результат.
Поэтому, с таким человеком надо действовать в логике родительской...
К.Мацан:
— Так...
Н.Инина:
— Знаете, не в логике партнёрской, идеологической. Потому, что, если Вы скажете: «Нет, Вы знаете, я думаю не так, а вот так!» — Вы получите, в лучшем случае, по башке. Понимаете? Потому, что у него задача — выплеснуть свою энергию.
А если Вы будете из родительской позиции говорить: «Да, это очень интересно и важно — то, что Вы говорите. Надо об этом подумать... А что у Вас — дома?... А как Вы себя чувствуете?... Как у Вас — с работой?»
К.Мацан:
— Слушайте... потрясающе? Вот, я понял, как жить теперь. Спасибо большое!
Н.Инина:
— Не надо... понимаете... не надо подставляться! Это бессмысленно. В этом нет никакого резона... и никакого... ни протянутой руки, ни спасения, ничего там нет — просто будет удар лоб об лоб. И всё. Толку никакого.
К.Мацан:
— Сейчас, уже под занавес нашего разговора, я вспомнил удивительно подходящие к нашей теме фрагменты одного из текстов выступлений митрополита Антония Сурожского про христианина в буре. Вы, наверняка, тоже помните. И ключевая мысль владыки, что...
Вот, есть буря жизни, трагизм, и, конечно, любой шторм — он больше всего бурлит на поверхности. А в эпицентре торнадо всегда есть точка, где этого торнадо нет — точка покоя, вокруг которого это торнадо крутится. И в этой точке — Христос. Как абсолютный корень, абсолютная основа, и... такой... внутренний покой. Но — не отстранённость, не равнодушие...
Н.Инина:
— Да-да-да...
К.Мацан:
— ... а покой Божественный — наполненный, динамический, осмысленный. Вот, в этой точке христианину тоже возможно оказаться, вместе со Христом. И, мне кажется, это — близко к тому глубинному оптимизму, о котором мы сегодня говорили, и путь к которому, психологически, Вы нам сегодня очертили.
Н.Инина:
— Совершенно согласна с этой дивной, глубокой, точной метафорой.
К.Мацан:
— Спасибо Вам огромное! Как мы говорим на радио «Вера», сплошная польза! Никаких разговоров...
Н.Инина:
— Спасибо!
К.Мацан:
— Наталья Инина — психолог, руководитель Центра практической христианской психологии, преподаватель МГУ им. Ломоносова, Российского Православного Университета и Сретенской Духовной Академии — была сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
У микрофона был Константин Мацан.
Спасибо! До свидания!
Н.Инина:
— Спасибо!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
Явление Мхцетского креста — один из древнейших праздников Грузинской Церкви
Грузия приняла христианство ещё в четвёртом веке. Значительно раньше Руси. Христианство на грузинской земле появилось благодаря миссии святой Нины, которая своей проповедью и чудесами убедила грузинского царя Мириама креститься самому и крестить свой народ.
Мириам был убеждённым язычником и долгое время не соглашался принять христианство. Более того, однажды он решил даже убить Нину и всех её единомышленников. Но получил вразумление от Бога — во время охоты в окрестностях города Мцхеты Мириама объяла сверхъестественная тьма. Спастись от нее он смог, только призвав имя Христа. Затем царь увидел на небе сияющий крест, который вознесся на вершину горы. Гора была недалеко от Мцхеты — на месте слияния двух рек Арагви и Куры. Впоследствии чудесный крест на вершине той же горы видели и остальные жители Мцхеты.
Царь Мириам вместе с семьей поспешил принять крещение. Таинство было совершено в речном потоке у подножия горы, на которой появился чудесный крест. В память о своем крещении, а также явлении креста Мириам распорядился поставить на вершине горы деревянный кипарисовый крест. Впоследствии вокруг креста поселились монахи, появилась обитель, которая так же, как и гора, стала именоваться Джвари — в переводе с грузинского «крест».
В поэме Лермонтова «Мцыри» есть такие строки: «Немного лет тому назад, Там, где сливаяся шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры, Был монастырь». Поэт описывает то, самое место, связанное с крещением Мириама — гору и монастырь Джвари. Говорится о Джвари и в одноимённой повести Валерии Алфеевой.
В наши дни Грузинская Церковь считает день памяти явления Мцхетского креста великим праздником. Он отмечается в среду, после дня Святой Троицы. Центром празднования является главный храм Джварийского монастыря — Крестовоздвиженский собор.
Богослужение в нём совершает сам Патриарх-Католикос всей Грузии. Начало службы предваряет традиционный и ставший в наши дни многолюдным крестный ход, который начинается в Мцхете. Во главе шествия несут большое распятие, в него вставлены частички Креста Господня и креста святой Нины, с которым она путешествовала по грузинской земле и проповедовала Христа. По окончании богослужения грузины устраивают вокруг монастыря Джвари народное торжество, которое проходит весело, но без разгула. Во всяком случае, ни одного пьяного грузина я на церковных праздниках никогда не видел.
Все выпуски программы Вселенная православия
Певчие из Москвы. Наталья Сазонова
Я — из молодёжи девяностых. В то время многие мои ровесники приняли Крещение . Стали ходить в храм. Кто тайно, кто открыто. Мы объединялись и сплачивались вокруг Церкви. Восстанавливались храмы. Церковь нуждалась в кадрах.
Мои друзья поступали учиться в духовные школы. По окончании становились священнослужителями, певчими, иконописцами.
Тогда я считала, что возрождение Церкви — дело молодых. И как будто не замечала в храме старшее церковное поколение. Но однажды...
Мне позвонил друг — молодой священник. Рассказал, что месяц назад получил назначение на далёкий сельский приход. Приехал, говорит, на место, а на станции встречают: главный агроном бывшего колхоза и местные бабульки — вот и вся община. Пошли первым делом храм осмотреть. От увиденного опустились руки. Здание громадных размеров, полуразрушенное . В советское время в храме был кинотеатр.
Бабульки заверили: «Соберём народ, расчистим место для службы». И расчистили. Первую службу назначили на кануне воскресного дня, в субботу вечером. К службе тщательно готовились: алтарь обустроили, иконостас поставили, купили нужные церковные книги. Осталось певчих найти.
Батюшка знал, что моя сестра училась на дирижёра церковного хора и пела в храме. Поэтому и позвонил мне с просьбой — найти певчих.
Мы нашли еще двух человека и в вчетвером отправились на тот приход. Батюшка, встретил, привез в храм. Повел показать, где будем петь. Народ с разных деревень собрался.
храм полон. Люди расступаются, пропускают, шепчутся: «Певчие из Москвы приехали. Батюшка певчих-то из Москвы привёз!» Мы невольно ощущали нашу значимость в этой службе.
Встали за загородку для хора- клирос. Там уже две бабульки стояли. Одна чтец — Вера Николаевна, лет 70. Другая, певчая баба Анна, маленькая худенькая старушка с узенькими, почти закрытыми глазами.
Места для хора мало. Мы ноты разложили. Сами встали впереди, бабе Анне встать сзади предложили. Началась служба. Пели слаженно. И вдруг, выясняется, что у нас нет нужной книги, в которой текст молитв воскресной службы. Нам по ней петь, а её батюшкины помощники забыли принести из церковной сторожки. Поздно спохватились. А Вера Николаевна как будто не заметила нашего замешательства. Прочла нужный стих по своей книге и ждёт. Дальше мы петь должны, а мы молчим...
И вдруг голос бабы Анны; поет нужный текст. Все обернулись на бабу Анну. Голова ее была приподнята вверх, глаза закрыты, голосочек тоненький. Поет наизусть. Мы потом узнали, что бабушка Анна — почти слепая.
Когда она поняла, что поёт одна, смутилась, замолчала. Мы зашептали: «Пойте, пойте». Так баба Анна пела все нужные тексты наизусть, пока книгу не принесли. Я смотрела на неё с благоговением.
Какая величина духа и веры в этой маленькой старушке. Вот она — настоящая певчая! Певчая из далёкой глубинки. Она знала наизусть всю воскресную службу. Никакой недуг, никакая немощь не стёрли из её памяти слов молитвы. Она славила воскресшего Христа в своём сердце.
Мы не раз ещё приезжали к батюшке. Пели на службе. Баба Анна была непременно в храме, на клиросе. Становилась, по-своему смирению, сзади нас. Словно ангел-хранитель...
Умерла баба Анна в субботу вечером, под воскресный день.
Мы приехали с ней проститься.
Я смотрела на неё в последний раз и думала: возрождение Церкви- не только дело молодых. Это общее дело! Ведь сохранили её для нас вот такие бабы Анны! Сохранили своей верой!
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Василий Меркурьев и Ирина Мейерхольд
В 1934 году на киностудии «Ленфильм» снимали картину «Инженер Гоф». Режиссёр Борис Шпис был счастлив: на одну из главных ролей ему удалось заполучить известного актёра ленинградского театра имени Пушкина — Василия Меркурьева. Нужно было отвезти ему сценарий картины, и режиссёр попросил об этой услуге свою ассистентку — Ирину Мейерхольд. Дочь знаменитого театрального режиссёра, Ирина Всеволодовна с юных лет шла по стопам отца. К моменту прихода на «Ленфильм» за её плечами уже был актёрский, режиссёрский и преподавательский опыт. Меркурьева Ирина не раз видела на сцене. И всегда восхищалась его тонкой и талантливой игрой.
Актёр радушно встретил девушку и усадил пить чай с пирожками. Поблагодарил за сценарий и сказал, что на днях уезжает на гастроли в Сочи. А к съёмкам сможет приступить, как только вернётся в Ленинград. На том и распрощались. Вроде бы, обычная деловая встреча. Но, возвращаясь домой, Ирина почему-то всё время думала о Меркурьеве, и сердце её радостно билось. Василий тоже не мог забыть хрупкую девушку с огромными, глубокими чёрными глазами. На гастроли актёр уехал с мыслями о ней.
Съёмки картины, между тем, откладывались из-за его долгого отсутствия. Режиссёр нервничал и однажды заявил Ирине: если через три дня Меркурьев не явится на площадку, ему найдут замену. Мейерхольд спешно отправила в Сочи телеграмму: «Приезжайте, мы простаиваем». И подпись: «Целую, Ирина». «Сама не знаю, как смогла такое написать», — смеялась впоследствии Ирина Всеволодовна. Девушкой она была скромной. Просто ей очень хотелось, чтобы Меркурьев приехал и снялся в картине. Но третий день был на исходе, а актёр всё не появлялся. Съёмочная группа собралась в режиссёрской, чтобы обсудить, что делать. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался Василий. Широко улыбаясь, он отыскал глазами Ирину и прокричал: «Мейерхольд, вы мне должны поцелуй!» Девушка смотрела на Меркурьева, и ей казалось, будто после долгой разлуки она встретилась с самым родным и близким человеком. «Я люблю его», — призналась сама себе в тот вечер Ирина. А через несколько дней Василий рассказал ей о своей любви. И предложил руку и сердце.
Меркурьев и Мейерхольд поженились в 1934-м, сразу после завершения съёмок. Их союз стал и семейным, и творческим. Вместе они преподавали сценическое мастерство молодым актёрам в театральных вузах Ленинграда, объездили едва ли не весь Советский Союз, создавая в провинции профессиональные театральные труппы. А потом пришёл 1939 год. Отца Ирины, Всеволода Мейерхольда, арестовали и расстреляли. Точно такая же участь постигла и родного брата Василия — Петра Меркурьева. Супруги стойко переживали горе, поддерживали друг друга. Они усыновили троих племянников, и в семье стало четверо детей — родная дочь Ирины и Василия, Анна, родилась в 1935-м. Во время Великой Отечественной войны, когда семья находилась в эвакуации, появился на свет их сын Пётр. Именно он впоследствии оставил немало ценных воспоминаний об отце и матери. «Их отношения были каким-то чудом, — писал о родителях Пётр Васильевич Меркурьев. — Они прожили вместе больше сорока лет, и чувства их всегда оставались свежими».
После расстрела отца Ирину, как дочь «врага народа», уволили с работы. Ответственность за большую семью полностью легла на плечи Василия Васильевича. Работал он много. Один за другим выходили фильмы с его участием: «Небесный тихоход», «Золушка», «Повесть о настоящем человеке». А после напряжённого трудового дня на съёмочной площадке или в театре, Меркурьев помогал жене по дому. Или ехал на дачу. По рассказам сына, Василий Васильевич всё время там что-то строил и усовершенствовал: огород, теплицы.
В середине 50-х, после реабилитации Всеволода Мейерхольда, Ирина Всеволодовна снова смогла выйти из тени и работать. Она сняла документальный фильм о жизни и творчестве любимого мужа. А в 1978-м Василия Васильевича не стало. Ирина Мейерхольд пережила супруга на три года. И всё это время жила только одной мыслью — о том, что в вечности они с Василием обязательно встретятся.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен