У нас в студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.
Мы говорили о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое празднуется Торжество Православия, об особенностях совершаемых Великим постом Литургии Василия Великого и Литургии Григория Двоеслова (Преждеосвященных Даров), о празднике в честь иконы Божией Матери «Державная», об Обретении Честного Креста Господня равноапостольной Еленой, а также об особых богослужения Великого поста: Пассиях, Родительских субботах и соборованиях.
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера» еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.
Иерей Стахий
— Добрый вечер.
М. Борисова
— С его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в Неделю Православия, и на наступающей седмице. Вот прошла неделя, первая неделя Великого поста, мы все как-то поднастроились. Наступает первое воскресенье, названное — с одной стороны, всем понятна суть названия, но с другой стороны, какие-то смысловые нюансы куда-то немножко ускользают: что такое Торжество Православия? Мы читаем, что это память о победе над иконоборческой ересью, но только ли?
Иерей Стахий
— На самом деле этот праздник, он правда напоминает о Соборе, который победил иконоборческую ересь, но на этом Соборе ничего нового относительно победы над иконоборчеством сказано не было, если не придираться к деталям. По сути, задача вот этого уже Поместного Собора, не Вселенского — то есть чуть-чуть меньшего значения, была задекларировать, что православные люди, они веру свою строят, свое исповедание веры, можно сказать, веру все-таки строят на Евангелии и стремлении ко Христу, а вот некоторое свое исповедание веры и уклонение от лжеучений погибельных строят на основании семи Вселенских Соборов, в том числе, конечно, акцент был на самом последнем Вселенском Соборе, который за век до этого Поместного Собора прошел, VII Вселенском Соборе, восстановившем почитание икон. Тем не менее именно отцы вот этого Поместного Собора, вроде такого локального явления, но для нас, для всей истории Церкви очень значимого, они сформулировали некоторое единство учения этих самых Вселенских Соборов. Потому что, если мы посмотрим невооруженным взглядом, просто где-нибудь там взглянем в интернете или даже откроем «Закон Божий», классический учебник, и посмотрим, что же там такое были за различные ереси побеждались на Соборах, какие постановления принимались, также выкристаллизовывалось учение о Христе, о Боге, о Его взаимоотношениях с миром, то нам покажется: вот есть шесть таких Вселенских Соборов, где серьезное такое богословие, прямо ох, какое серьезное, а потом что-то вопросами искусства стали заниматься, ну какими-то вторичными — интерьер, убранство храма. На самом деле нет. Вот поэтому давайте мы как раз в преддверии этого замечательного праздника быстренько вспомним, о чем же там была речь. Итак, мы помним самое удивительное событие, с которого и началась новозаветная история Церкви, это то, что Бог явился мру, пришел и стал человеком. На этом как раз мы дальше видим отсчет: кто явился в этот мир? Было ли это какое-то божество второго порядка, а может, это и не Бог был вовсе? Нет, I Вселенский Собор говорит: это Господь на Иисус Христос, равен Отцу. Смотрим: II Вселенский Собор — арианство окончательно побеждается, мы видим, что и Божество Духа Святого Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего, тоже не ставится уже под сомнение. Идем дальше — смотрим, что Христос, в Нем мы видим полноценную человеческую природу, полноценную природу Божественную. Монофизитские ереси — мы видим, что нет, все-таки единство Лица во Христе. Идем дальше — мы видим, что единство воли. И мы видим дальше, что отнюдь речь не об иконах, об изображениях, о краске, о технике, а речь о том, что вот этот Сам воплотившийся Бог, Он настолько реально воплотился, что каждый из нас, каждый человек, может стать таким же, как Он, достичь этого обожения. И мы свидетельствуем, декларируем и исповедуем свою веру вот в того самого Христа, Бога нашего, который на протяжении предшествующих шести Вселенских Соборов мы учение формулировали именно через иконографию.
М. Борисова
— Но давайте постараемся, как обычно, по традиции, попробовать раскрыть смысл наступающего воскресенья, исходя из отрывков из Посланий Апостольских и Евангелия, которые прозвучат завтра за Божественной литургией в храме. Мы будем слушать завтра отрывок из Послания апостола Павла Евреям — из 11-й главы, стихи с 24-го по 26-й, и потом с 32-го стиха 11-й главы до 2-го стиха 12-й главы. Там, в общем, идет речь о перечислении подвигов ветхозаветных пророков, и заканчивается это перечисление очень такой, мне кажется, требующей пояснения фразой апостола Павла: «И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства». И тут у меня опускаются руки, потому что речь идет о великих пророках, о праведниках Ветхого Завета — причем тут мы, грешные?
Иерей Стахий
— Ну в том, что мы грешные, недостойные по сравнению с этими великими пророками и праведниками, а получили действительно больше. И, собственно, у нас есть некоторые моменты учения церковного, которые, нам кажется, они аксиома, а на самом деле они опираются как раз на места из Священного Писания. В принципе, вот это место из Священное Писание как раз одно из тех, на котором базируется церковное учение о том, что все ветхозаветные праведники, которые жили, стремились к Богу, старались исполнять Его заповеди, тем не менее они, тоже будучи, несмотря на свою праведность, грешниками, как и мы, как и каждый грешник — любой грех, даже самый маленький грех, тебя отделяет от Бога. И они, учитывая, что врата райские были закрыты, попадали в ад. И для нас в чем же поменялась ситуация? Вот Бог что о нас, именно новозаветных людях, потому что апостол Павел пишет — это не просто вот мы: апостол Павел там с учениками и вот мои собеседники, к которым я направляю это послание — нет, о всех христианах новозаветных и о всех тех, кто в Новом Завете идет вслед за Христом, что Господь уготовал лучшее, чем этим ветхозаветным праведникам — уже открыты врата Царствия Небесного. Да, причем может не быть таких внешних символов, что не будет там манна с небес падать, не будет огонь там поедать жертву, облитую водою и там камни раскалять — нет, вот, может, таких чудес, как в Ветхом Завете, чтобы укрепить вот эту веру людей, которым очень сложно, не будет. А нам уготовано большее и лучшее — само Царствие Небесное, которое, как апостол Павел в другом месте говорит: помните, какою дорогой ценой вы куплены, которая нам открылась благодаря крестным страданиям, смерти Христа и Его воскресению, через которое мы можем пройти. Поэтому апостол Павел вдохновляет, говорит: вот видите, эти люди, они умирали и понимали, что они Бога не достигнут. Ну только с такой некоторой надеждой, что когда-то вот Господь придет, смерть сокрушит. А вы, братья и сестры, он говорит, не расслабляйтесь, вам-то вообще всего ничего — вы прожили свою жизнь, ну вот сколько там десятилетий вам Господь на земле позволит провести — и все, в Царствие Небесное попадаете. Тем не менее тут есть и некоторый такой объединяющий момент, что вот тоже ветхозаветные праведники и мы, и тут мы понимаем, что да, именно в конце времен, когда будет всеобщее воскресение в теле, то мы, вместе с ветхозаветными праведниками, тоже сможем вместе наслаждаться полнотною блаженства. А сейчас наша задача — вдохновиться и быть как они, но при этом, уже поскольку Христос-то нас выкупил, сразу свою награду получить.
М. Борисова
— Теперь обратимся к отрывку из Евангелия от Иоанна, из 1-й главы, стихи с 43-го по 51-й. Удивительный отрывок, в нем очень много всего интересного и много каких-то смысловых нюансов, на которых хотелось бы остановиться, но я позволю себе остановиться на двух. Начинается отрывок со слов: «на другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Дальше «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки». «Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри». И заканчивается этот отрывок тоже... Вот это первый смысловой акцент, на который хотелось бы получить комментарий. И заканчивается он тоже очень знаковым, мне кажется, предложением: «И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому».
Иерей Стахий
— Если мы посмотрим на первый отрывочек, то, конечно, для нас есть некоторый исторический контекст, и из него можно сделать практический вывод для нас самих. Исторический контекст — иудеи все благочестивые, которые изучают Священное Писание, ну тогда только Ветхого Завета было, то есть то самое Писание Ветхого Завета, ожидание Мессии — они все знают, да и, в принципе, и мы, православные христиане, уже тоже это запомнили, особенно что не так давно уже были рождественские праздники — Христос, Мессия, должен родиться в Вифлееме Иудейском. Поэтому то, что обещанный Мессия рождается не в городе царя, рождается даже не в области какой-то иудейской центральной, а рождается вот на этой окраине, Галилее, земле языческой, о которой, кстати, пророк Исаия говорит, что там-то свет воссияет — и свет Христовой проповеди, и там действительно Христос будет проповедовать. Для верующего, такого книжного, почитающего Священное Писание, иудея невозможно эту мысль вместить. А при этом мы-то знаем, что Господь-то родился в Вифлееме, что Он потом бежал в Египет, что Он потом вернулся с Богородицей и Иосифом Обручником, и уже потом просто провел большую часть Своей жизни в смирении, в скромных трудах в Галилее, там начал проповедовать. Но для слушателей это неизвестно. Тем не менее это не может пояснить и приглашающий апостол. Он своему другу, он сам еще не разобрался, он своей верой почувствовал, что вот это Христос, это Мессия, и для него не стоит вопрос, он Его не расспрашивает о Его детстве, не говорит: ой, Господи, а где Ты родился, Учитель, в Вифлееме, точно, или все-таки в Назарете? Нет, его этот вопрос не волнует, его задача лишь подвести. Какой практический вывод мы можем из этого сделать? Прежде всего практический вывод в наших сомнениях. Мы в наших сомнениях берем и, например, нам кажется: ну вот этот человек дурной, ну что от него доброго ожидать. Или: вот зачем здесь пытаться, все равно здесь ничего не получится. Нет, Господь приглашает нас: ради доброго дела попробовать, постараться и разобраться — и тогда ты сможешь победить свое предубеждение, то тогда ты сможешь найти и настоящих друзей, и человек, который тебе был совсем неприятен, может, станет твоим самым надежным помощником и опорой. А уже если мы являемся таким человеком, который ведет других ко Христу, сам, конечно, слабый грешник, а тут надо еще своих близких, не столь воцерковленных, к Богу привести. И они задают какой-то вопрос, а ты понимаешь: ну тебе сказать нечего, нет у тебя никаких аргументов, знаний тебе не хватает. Ты говоришь: друзья, вот правда, я такой же вот еще непросвещенный, как вы. Пойдемте, вместе к батюшке подойдем и вместе с этим вопросом разберемся. Что касается второго отрывочка, про вот эти небеса открывающиеся — я иногда, когда у нас были беседы после службы об Апостоле и Евангелии, любил прихожанам задать стандартный вопрос. Вот читаются отрывочки из Апостола, Евангелия, как они связаны между собой, что их в древности поставили вот в один день? И то что мы вспоминаем, что Царствие Небесное открывается, что теперь души людей, даже самых праведников, не в ад попадают, а наоборот, могут, ведомые ангелами, взойти во тому пути, по которому навстречу нам с небес на землю спустился Сам Господь наш Иисус Христос — вот здесь вот это колечко замыкается, и мы видим полноту картины. Господь говорит: вот, уже началось благовестие, вот уже те ветхозаветные праведники — а Нафанаил, правда, можно сказать, он праведник по ветхозаветным меркам, и вот он теперь со своей праведностью, начитанностью, не будет смиренно сидеть и потом умирать и в ад погружаться, а действительно его уже ждет заслуженная награда — Царствие Небесное.
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям, вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Хотелось бы еще остановиться на смысле богослужения особого, которое положено в день Торжество Православия — это так называемый чин Православия, который появился в Церкви далеко не сразу, он сложился где-то к XI веку. Потом в разных Поместных Церквях тоже видоизменялся, и в Русской Православной Церкви, как и в других Поместных Церквях, он тоже претерпел всевозможные изменения с течением времени. В России он появился в том же XI веке, но первое печатное издание появилось в Малороссии в 1627 году — то есть, в принципе, уже в такое достаточно продвинутое Средневековье. А в Москве и еще того позднее, при патриархе Никоне, в 1656-м. К XVIII веку в чине Православия было двадцать анафем и четыре тысячи имен людей, которых объявляли еретиками. И вот дальше с течением каждого столетия это все сокращалось, сокращалось, пока к XX веку вообще не упразднилось, то есть все эти имена исчезли из чина Православия. Вот что вообще такое анафема и почему так много внимания всегда уделяется именно этой части чина Православия?
Иерей Стахий
— Ну внимание уделяется этой части чина Православия, потому что всегда о чем-то таком дурном, страстном, каком-то негативе легче. Потому что ты беседуешь не о том, к чему нужно свою душу уровнем как-то возрастать, поднимать, усилия делать, а наоборот, со своего уровня души, который для христианина все-таки какое-никакое богообщение через молитву идет, надо возрастать. Вот возрасти до уровня богословия, до уровня святости тяжело, а спуститься, посудачить, ну кто там такой плохой, действительно проще. Поэтому внимание переключается на чин анафемы. Тем не менее если мы посмотрим, первая часть чина Православия это как раз с чего начинается — это как раз прославление тех самых отцов Вселенских Соборов, о которых мы говорили вначале нашей с вами беседы. Прославления, в принципе, людей святых, разных чинов святых, которым мы подражаем, на которых мы ориентируемся, прославление православной веры, вот того спасительного пути, который и есть Христос, Христос говорит: Я путь, истина и жизнь. И мы вот, идя по пути православной веры, следуем за Христом. Но поскольку с любого пути очень легко свернуть, особенно если путь трудный, особенно если путь ветвистый, особенно если путь там порой пригвождает к какой-то необходимости понеси свой крест, свои искушения, а где-то и какие-то соблазны, то уже как некоторое дополнение, как некоторый поручень, который отделяет горную тропинку от пропасти, является чин анафемы. Анафема — это на самом деле некоторая декларация, что человек, он находится вне Церкви. То есть это не проклятие, да, это не какая-то там черная магия, да, там «православная», в кавычках, черная магия. Нет, ни в коем случае. Это просто верующих людей предупреждает: такой-то человек, когда он говорит что-то о Боге или о церковной жизни, о жизни души — то он не является православным. Поэтому вы не слушайте его, иначе и вы вслед за ним пойдете не за Христом, а в какую-то боковую или, увы, даже в противоположную сторону. Прежде всего анафеме предавались еретики, они становились вне Церкви, вне общины. Это не значит, что человека там нельзя было накормить, напоить. Мы помним, как Господь говорит: если брат твой согрешает, то сначала обличи его один на один, потом призови двух-трех свидетелей, потом обратись к Церкви. А если всей Церкви он не слушает, то будет он тебе как язычник и мытарь. Но помните, что Господь постоянно говорит о любви к ближним? Милосердный самарянин заботится о совершенно чуждом ему, инородном, иноверном человеке — и это Господь ставит в пример. Поэтому, конечно, и человек, который вне Церкви, то что его из Церкви отлучают — нет. Церковь о нем может продолжать заботиться, молиться и ждать, что он вернется. Мы знаем, что люди, отлученные от Церкви, от церковного общения за свои ереси, порой на фоне некоторых политических событий, мы знаем, в истории Церкви, как многие епископы, они под влиянием, под давлением светских властей могли перейти та в арианство, в монофизитство, в монофелитство. Причем они не были идеологами этого движения, а правда, вот по человеческой слабости, кто-то по необразованности, кто-то искренне верил, пока не разобрался. А потом человек кается и в Церковь возвращается. Но пока человек вне Церкви, для того чтобы за ним не пошел верующий человек, нужна вот некоторая декларация, некоторое такое: не влезай — убьет. Вот мы знаем, сейчас немножко мы озлоблены карантинными мерами, и кажется: ну вот, от здорового человека там я должен держаться в стороне. Тем не менее, все мы соглашаемся, что уже если человек серьезно болен различными заболеваниями, и не только там коронавирусным поветрием, а разными, может, тропическими заразными болезнями, то он не перестает быть человеком, о нем надо заботиться. Но тем не менее остальных надо предупредить: аккуратно, не подходи. Ты заботься о нем, но с какой-то защитой, с мерами предосторожности. Вот то же самое касается и ересей болезней, которыми может заразиться наша христианская душа.
М. Борисова
— Хотелось бы еще поподробнее поговорить о литургиях, которые служатся главным образом Великим постом. Я имею в виду литургию Василия Великого и литургию Григория Двоеслова, которая еще в просторечии у нас церковном называется литургией Преждеосвященных Даров. Вот что касается литургии Василия Великого, служится она всего десять раз в году — в Рождественский и Крещенский сочельники, в день памяти самого святителя, в воскресенья Великого поста с первого по пятое, а также в Великий Четверг и Великую Субботу. Вот что это за литургия и чем она отличается... Для нас, я понимаю, что есть тайные священнические молитвы, которые произносятся в алтаре, но мы их, как правило, не слышим. А для нас, стоящих в храме, отличаются эти две литургии, пожалуй, только временем, которое хор поет определенные песнопения. Чтобы нам все-таки не зацикливаться вот на этом, хорошо бы понимать, что в этот момент происходит.
Иерей Стахий
— Действительно, литургия Василия Великого... На самом деле надо понимать: и литургия Иоанна Златоуста, и литургия Василия Великого, они не похожи по своему чину на то, что совершалось при жизни этих святителей. Чин литургии менялся на протяжении веков, но самая важная, центральная, основополагающая часть литургии — анафора или молитва возношения — возношения нашей молитвы, возношения Даров и ожидания сошествия Святого Духа, Который сделает хлеб и вино Телом и Кровью Христовым, что вот эта центральная молитва, вокруг которой уже добавляется и чтение Евангелия, и просьбы о наших нуждах, и какие-то песнопения, в которых святые могут прославиться в этот день — вот именно то, что мы унаследовали от святителя Василия Великого. У нас нет достоверных сведений, но такой есть некоторый научный консенсус, что скорее всего уж в воскресные дни, и все воскресные и в праздничные дни года совершалась в древности литургия Василия Великого. А литургия Иоанна Златоуста, который был младшим современником святителя Василия, она являлась некоторым ответом для приходской практики, чтобы литургия была более короткой. И читалась более короткая молитва. И именно вот разница в этих двух молитвах, в этом и заключается разница между привычной, почти ежедневной литургией Иоанна Златоуста и литургией Василия Великого. То, что мы видим случайные отрывки — то что священник громко произносит, то что он тихо произносит, то что он про себя читает — это, конечно, так на протяжении времени менялось. И, правда. на это особо обращать внимания не нужно. Хотя там в олимпиаде для школьников по основам православной культуры или в учебнике по Закону Божию именно на этом будет сделан акцент. Для нас же важно, что литургия Василия Великого и ее центральная часть, анафора, она куда более глубоко и существенно описывает историю нашего спасения. То есть мы молимся Господу осознанно, мы говорим: Господи, я Тебя прошу, — не то, что бы вот мы до этого просили — изобилия плодов земны, и благорастворения воздухов, какие-то наши разные скорби, беды — нет, а здесь мы молимся о спасении души, о ее соединении со Христом. И мы вспоминаем, как Господь от начала времен спасает человека, идет к этому спасению, что Он нам дает, через пророков к Своему собственному воплощению, к возведению нас на небеса. И вот порой, когда молишься и читаешь эту молитву, аж мурашки по коже. Действительно, в наше время до сих пор в большинстве храмов миряне не слышат молитв. Слава Тебе, Господи, мы не так давно торжествовали уже очередную годовщину патриаршества, и патриарх Кирилл подает каждому верному чаду Русской Православной Церкви, каждому священнику, который не ленится и старается все-таки смотреть, как священноначалие действует и из этого что-то полезное выносить, пример, что, конечно, надо читать анафору вслух, чтобы люди ее слышали. Там, где хорошая акустика, батюшка громогласный, то можно и без микрофона. В современных зданиях, которые уже акустическими средствами таким не обладают, но зато есть электрические возможности, технические, там, конечно, в микрофон читать — надо, чтобы анафору люди слышали. Конечно, когда ты читаешь анафору вслух, священник, у тебя служба чуть-чуть затягивается. Но ни один человек не расстроился, что ой, батюшка, служба была на пять минут дольше, потому что вы прочитали молитву вслух. А все будут, конечно, радоваться и внимать вот этим замечательным словам. Потому что тайные молитвы не потому, что какая-то тайна, что есть какая-то каста священников и каста мирян, которые не должны знать. А тайные молитвы — это потому, что совершается Таинство: мы не знаем до конца, что же происходит с хлебом и вином, как они становятся Телом и Кровью Христовой. Вот это великая тайна: «Бог явися во плоти». И как Бог является во плоти, у нас, перед нами, перед грешными людьми. И молитвы об этом, а они не являются какой-то тайной для мирян. И для священников они точно такие же тайные, потому что что же происходит, как Господь это чудо совершает, мы узнаем, только когда попадем в Царствие Небесное. Если в вашем храме еще до сих пор ну батюшка старенький, не читает молитвы вслух, ну тоже вы можете с другими прихожанам помочь, скинуться на аудиосистему — батюшке микрофончик, на стойке петличной. Ну а если уж батюшка как-то упорно против, то по крайней мере постарайтесь в будние дни Великого поста посмотреть в интернете, прочитать, разобрать эту молитву, и вам будет легче молиться на праздничной воскресной литургии Великого поста.
М. Борисова
— А что же это за литургия святителя Григория Двоеслова? Она служится по средам и пятницам Великим постом, на пятой седмице еще в четверг, и также в первые три дня Страстной седмицы. Но ведь, по сути дела, это не литургия, это же такая расширенная вечерня, на которой еще можно причаститься.
Иерей Стахий
— Действительно, литургия Преждеосвященных Даров, она особенная. Потому что на ней, по сути, мы не увидим центральной части для любой литургии — вот сейчас мы подробно говорили об этом — анафоры, молитвы возношения. Потому что Дары уже освящены. Что важно отметить, что несмотря на такое распространенное название, литургия Григория Двоеслова ему не принадлежит. Потому что Григорий Двоеслов — это православный отец Церкви, но живший на западе, и на западе был совершенно другой литургический чин. Тем не менее литургия Преждеосвященных Даров — это, безусловно, литургия, а не просто вечерня. Потому что причаститься запасными дарами христианин может, когда он в больнице, когда болеет, или монахи вот в пустыню в древности уходили, или в годы гонений давали даже и мирянам причастие на дому. Он может без литургии Преждеосвященных Даров. Литургия Преждеосвященных Даров дает нам полноценное участие в таинстве. Это литургия, где люди собираются за столом Тайной Вечери, за которым Господь дает нам полноценную возможность причаститься. Обязательно выбирайтесь на литургию Преждеосвященных Даров в будний день, возьмите половину выходным дня, отпроситесь с работы. Потому что воскресные богослужения, они не совсем великопостные. А если вы попадете на литургию Преждеосвященных Даров, то как раз вы попадете на настоящую великопостную службу.
М. Борисова
— Вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Мы прервемся буквально на одну минуту и вернемся к вам. Не переключайтесь.
М. Борисова
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. И с его помощью мы, как всегда по субботам, стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Ну несмотря на то, что Великим постом каждая неделя для нас проникнута именно великопостным смыслом, и богослужения дают как раз пищу для размышлений и настроя себя именно в этом ключе, однако мы не забываем, что церковный календарь продолжает напоминать нам примеры и великих святых, и какие-то праздники знаковые. И вот на наступающей неделе у нас тоже будут такие поводы для воспоминаний: 15 марта — праздник в честь иконы Божией Матери «Державная», 17 марта — память благоверного князя Даниила Московского, а 18 марта — память Федора Черного, Ярославского князя с сыновьями. Но мне бы хотелось поговорить отдельно о двух праздниках, которые будут на следующей неделе. Это вот 15 марта — праздник в честь иконы Божией Матери «Державная», и 19 марта — Обретение честного Креста Господня равноапостольной Еленой. Вот что касается этого праздника, то он абсолютно в настрое Великого поста, он хотя и относится к минейным, к календарным праздникам, но по сути своей как бы продолжение развития великопостной темы. А вот что касается праздника в честь иконы Божией Матери «Державная» — тут уже что-то такое чисто наше русское, причем недавнее. Поскольку икона была обретена в тот момент, когда православный царь последний в Российской империи отрекся от престола. И ее появление, ее явление, хотя это не была какая-то древняя икона, она по тому, что писал о ней патриарх Тихон, относилась где-то к XVIII веку, не позднее, несмотря на это она была воспринята как восприемница самой легитимной и верховной власти в России, которая этой власти лишилась среди земных правителей.
Иерей Стахий
— Действительно, каждый день Великого поста мы вспоминаем память того или иного святого. Но удивительно, мы почти на великопостном богослужении не увидим песнопений этим святым. Они, конечно, есть но частично. Поэтому даже иногда бывает обидно: ой, такие замечательные святые, а может не быть литургии в их день, если это не в среду и не в пятницу. Ну да, там память Даниила Московского вот выпадет на какой-то такой, ни на среду, ни на пятницу, но нигде литургии не будет. Ну разве что в Данилов монастырь москвичи могут съездить, то есть в храм, ему посвященный. Тем не менее мы должны понимать, что Великий пост — это время, когда мы идем по пути смирения, признания нашей отдаленности от Христа, признания того, что хоть Господь нас и спасает, мы-то этого спасения недостойны, и мы на фоне Христа, наши все заслуги ничто. И святые, они как образец смирения перед Христом, уже совершенный образец, которые получили эту награду, соединились со Христом и Спасителем нашим, они, можно сказать, рады отойти — не в тень, потому что тень это может быть то, что свет прекращает, а наоборот, раствориться в этом потоке света Христа и уступить дорогу, чтобы верующий человек сосредоточился именно на стремлении к Богу, пострадавшему за нас. Тем не менее вот, правда, вы сказали про праздник Обретения честного и Животворящего Креста Господня — это праздник маленький, незаметный. Если Воздвижение Креста Господня, который осенью совершается, это праздник двунадесятый, это праздник, который завершает цикл всей вот священной истории — ну мне особенно он приятен, потому что это праздник нашего строящегося Крестовоздвиженского храма. Тем не менее вот эти маленькие праздники, они тоже имеют значение. Это вовсе не значит, что от Обретения Креста до Воздвижения исторически прошло полгода, что никак не могли его воздвигнуть — вот обрели и полгода ждали мастеров, которые бы могли его приподнять, царица Елена не могла на старости лет сама это одолеть. Конечно, нет. Здесь есть важный символический смысл как раз подготовки к Пасхе. То что Пасха празднуется в разное время, то что другие праздники празднуются в четкую календарную дату по нашему привычному солнечному календарю, так было не всегда. И если Пасха перемещалась вслед за лунным календарем, как в древности, и отталкиваясь и от ветхозаветной Пасхи, то многие праздники перемещались вместе с ней. И тот же самый праздник Благовещения, не был он обязательно, вот как сейчас — 25 марта по старому стилю, ну нам привычная дата — 7 апреля по новому, а он тоже праздновался вместе с Пасхой. Точно также и перед Пасхой мог быть какой-то праздник, который перемещался, праздник Креста Господня, который подчеркивал страдания Спасителя, наше поклонение орудию спасения, Кресту. А потом, когда уже некоторые праздники стали фиксироваться на конкретные даты, то уже вот этот праздник Обретения здесь остался, как некоторый элемент подготовки к посту. Если мы заглянем уже на исторические события, то для меня всегда удивление такое, что как царица Елена, главное действующее лицо этой истории, дожила просто до этого момента. Потому что мы помним, жизнь царицы Елены была не сахар, что была она дочь трактирщика в одной из провинциальных балканских провинций Римской империи. И вот ехал военачальник, ее взял, ну можно даже сказать, не в жены, а можно сказать, в такие официальные сожительницы. Действительно, это даже в римском праве был некоторый такой вот термин, понятие в обществе — конкубина. Который потом, хоть и ее, видимо, любил, и родился у них сын, наследник, будущий император Константин Великий, тем не менее ее был вынужден оставить, для того чтобы заключить политический брак с дочерью своего, с одной стороны, соправителя, а с другой стороны, соперника и конкурента. И вот царица Елена пережила вот эти все расставания, прожила тяжелую долгую жизнь, но потом увидела торжество своего сына-императора. Но тем не менее император, который собирал империю по частям и вел постоянно вот такие гражданские войны, да еще от варваров отбивался. И вот только успел окончательно царь Константин объединить всю Римскую империю под своей властью и, самое главное, присоединить в конце концов Восточную часть империи, Восточное Средиземноморье, где как раз и был святой град Иерусалим. И святая Елена, которая, в отличие от императора Константина, который сомневался и на момент обретения Креста и Воздвижения его не был крещеным человеком, хотя, безусловно, он в Бога все-таки верил, что вот царица Елена смогла — там ей, по оценкам историков, 82 года было, что она дожила до того момента, когда она технически могла в Иерусалим попасть. До этого мать императора, который боролся со своим соправителем, она бы стала заложницей. Она не могла попасть незаметно, она не могла въехать официально. То есть вот это настоящее такое чудо. Его, наверное, очень хорошо почувствовали те люди, которые вот на поколение меня старше, когда в Святую Землю в советские годы вот представить обычному человеку, что попасть — ну нельзя, как ты там окажешься. А потом — раз, и действительно, я вот помню даже в своем детстве, моя мама, несмотря на свой уже такой серьезный срок беременности, появилась возможность поехать в Святую Землю, и как для нее какой это было вот радостью в 90-е годы там очутиться. Была беременна моим братом, тоже ей было тяжело, страшная жара, плохое самочувствие, но от этой радости у нее до сих пор такие радостные воспоминания. Точно также вот, я думаю, и каждый паломник, который впервые в Святую Землю приезжает. Конечно, там все разрушено, конечно, римляне даже церемониально распахивали и засыпали солью, чтобы показать: нет, вот побежденный город, здесь жизни не будет. Конечно, все те здания средневековые, которые мы сейчас на улочках — это не те здания, которые были времен Христа, та брусчатка — это не та брусчатка, по которой ступал Христос и апостолы. Но тем не менее для нас, для людей, которые пока душой не расстались с телом, очень важно, что и Господь здесь телом ступал, что Его ноги, Его руки, Его руки прислонялись к этим стенам, потому что Он нес вот это тяжелое древо крестное ради нашего спасения, поднимал тяжесть грехов всего мира. То, что Крест был обретен, вполне это реалистично. Потому что, правда, люди вне христианства, они суеверны. Вот человек, когда он христианин, он уже не боится: ой, какой-то предмет, а что с ним можно делать. Хотя суеверия случаются и в православной среде: ой, там крещенская водичка зацвела, что с ней, как делать батюшка, полью я цветочки? Или: ой, скорлупы от пасхальных яиц уже за десять лет накопилось несколько мешков на антресолях, что же, как же с ними быть, как с ней там разобраться. Нет, ну на самом деле для человека по-настоящему верующего, в отличие от язычников, никакой проблемы нет. А для язычников проблема всяких предметов, с которыми были всякие церемониальные вещи, она была очень важна. Если предмет священный, его нельзя трогать, если предмет оскверненный, то его тоже нельзя трогать. И поэтому все те кресты, на которых распинались государственные преступники — вот такие самозванцы, вот такие люди, которые пытались власть незаконным образом захватить, а собственно, в этом Христа обвинили, что их кресты, они просто выкидывались, даже по второму разу их особо использовать было нельзя. И поэтому Крест Христов, учитывая жар и сухой климат, кто-то может сказать: как же, это Средиземноморье. Нет, Иерусалим, в отличие от Тель-Авива, если прилетел только в аэропорт, в Святую Землю, а приехал в Иерусалим — и ты видишь, как уже поднялся в город, как уже стал сухой воздух, как близко уже вот это дыхание пустыни. И там, конечно, на протяжении столетий древо крестное, даже без всяких каких-то чудесных событий может пролежать. То что иудеи были изгнаны римлянами из Иерусалима, как некоторый факт поражения в правах за восстание — сначала за одно, потом за второе восстание, — то есть император Тит, император потом Адриан, спустя еще 70 лет, когда подавляет — для христиан этой проблемы не было. Христиане, имеющие языческое происхождение, могли, наоборот, не опасаясь иудеев, не опасаясь преследования со стороны радикального иудейского элемента, приходить и поклоняться своим святым местам. Конечно, шли гонения на христиан, и нельзя это было делать открыто. Тем не менее из поколения в поколение люди менялись, а где святыни лежали, они знали. Самое, конечно, было проблематичное оказать доверие. Вот приехала какая-то знатная женщина издалека — да, она мать императора, но эти императоры тоже меняются, кто-то узурпаторы, гражданские войны, можно ли ей доверять? Можно ли ей отдать эту святыню, можно ли ей показать, где она? И то что для нас на самом деле праздник — праздник, что люди, которые долгие годы власти не доверяли, потому что власти их за Христа преследовали, где-то видя все недостатки власти, видя какие-то пороки, все это, какую-то коррупцию, тем не менее готовы что-то и доброе, и искреннее получить от человека, несмотря на то что этот человек там чиновник, наделен какими-то полномочиями, и, возможно, к нему доверия не испытываешь.
М. Борисова
— Напоминаю, вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Хотелось бы еще поговорить об особенностях богослужений, которые относится исключительно к Великому посту — я имею в виду пассии, великопостные родительские субботы и соборования. Ну понятно, что соборование может быть и не Великим постом, но как-то так сложилось, по традиции, что Великим постом многие православные верующие стараются пособороваться, и соборования проводятся практически во всех православных храмах не один раз за время Великого поста. Ну давайте начнем с пассии. Пассия — это особая служба, во время которой читаются отрывки из Евангелия, посвященные страданиям Христа, и совершается она четыре раза в год, это все исключительно на великопостных неделях. И отрывки из Евангелия читаются: 26-я и 27-я глава Евангелия от Матфея — на первой пассии, на второй — 14-я и 15-я главы Евангелия от Марка, на третьей — 22-я и 23-я глава Евангелия от Луки и на четвертой пассии — 18-я и 19-я главы Евангелия от Иоанна. Вот что это за служба, откуда она у нас взялась?
Иерей Стахий
— Пассия действительно служба новая, не очень типичная для православной Церкви, мы видим католическое влияние, и кто-то даже пугается: ой, там служба католическая. На самом деле эта служба, тоже она не великопостная, это служба, которая перекликается со службами Страстной седмицы. Несмотря на распространенный стереотип, Страстная седмица не относится, не входит в состав Великого поста, в ней действуют совсем другие правила. Ну мы это уже сегодня разобрали — вспомнили, что, например, литургия Преждеосвященных Даров там служится в понедельник и во вторник, что мы Великим постом не увидим, что там служится литургия Василия Великого в четверг, хотя Великим постом мы вообще литургии в четверг не дождемся, ну кроме одной вот недели. А почему, потому что смысл Великого поста — это покаяние, а на Страстной седмице мы уже от покаяния от своего даже немножко должны отвлечься. Потому что есть ужасающая ситуация: мало того, что люди приходят, там, правда, что взять с людей маловерующих, которых только на Пасху появляются, но порой даже воцерковленные христиане стараются и на «праздников праздник», на Пасху, поисповедоваться, и на Страстной седмице. А вся логика Великого поста говорит: нет, вот у тебя есть семь недель подготовки, а здесь ты, на Страстной, уже не думаешь о своих любимых грехах, о том, как батюшку ими удивить, а ты берешь и начинаешь просто сострадать Христу. Ты достаточно с грехом поборолся, вот теперь думай не о себе, любимом, а думай о Господе. Однако то, что пассия совершается именно по ходу Великого поста, так равномерно распределена вот по этим седмицам великопостным, в этом есть замечательный практический смысл: то что человек потихонечку, размышляя о своих грехах в течение будних дней Великого поста, радуясь Воскресению Христову и сопутствующим праздникам в таких островках воскресного дня среди Великого поста, он может все-таки взять и вспомнить о том, что предстоит. Вот мы читаем сейчас с прихожанами Евангелие от Марка, и что там Господь говорит Своим ученикам наедине: вот Меня возьмут, предадут, распнут убьют, и Я потом воскресну. А апостолы боятся, они не хотят это даже между собой обсуждать, Господа спрашивать. И вот и нам тоже точно так же неохота пока еще думать о Страстной седмице — она далеко, о своих грехах думать чуть-чуть проще. Но вот нам Церковь потихонечку дает возможность, с опорой на пассию, такую, можно сказать, вечерню страстную с акафистом Страстям Христовым, потихонечку к этому сочувствию подготовиться. Вот эту нашу окаменевшую в суете душу потихонечку размягчить, чтобы уже к Страстной седмице подойти осознанно. Потому что, если ты был вне этого, а на Страстную седмицу ты выбрался даже в храм, а тоже тяжело вот в это богослужение погрузиться. Кроме того, в отличие от сложных к пониманию служб Страстной седмицы, пассия достаточно имеет понятные тексты — они поздние, они не такие архаичные. Можно подпевать, когда ты со свечкой стоишь в храме, где обычно по традиции не горит электрическое освещение, а только так, при свете свечей, чтобы вспомнить те ночи перед распятием, когда Господа вели на неправедный суд, вели потом к Пилату, и вели, собственно, уже на Голгофу, на смерть. Ты сможешь брать и тоже подпевать, и как-то сострадать Христу. Поэтому эта служба, в ней, конечно, есть некоторая такая католическая чувственность — мы знаем, что от чувственности святые отцы предостерегали, потому что можно спутать такие свои некоторые шаги нервной системы с духовной жизнью. Тем не менее небольшое количество чувственности, оно не помешает нам не только в отношении наших близких, которых мы где-то можем пожалеть, где-то приобнять, где-то, наоборот, посмеяться жизнерадостно, но где-то в отношении Бога, что тоже некоторая доля чувственности не помешает. Поэтому выбирайтесь тоже на пассию, попробуйте поучаствовать в этом богослужении — конечно, ваше сердце станет чуть-чуть мягче.
М. Борисова
— Давайте немножечко поговорим о таинстве Елеосвящения или о соборовании. Есть, в общем-то, обоснованная надежда очень многих православных христиан, что соборование помогает поправить здоровье физическое. Такое случается. Дело в том, что, мне кажется, многие забывают об одном очень важном моменте, связанном с этим таинством: речь идет о том, что мы очень многие своих грехи, несмотря на то что пишем длинные списки, как любит говорить профессор Алексей Ильич Осипов, этот «отчет о проделанных грехах», так вот речь идет о том, что есть очень много грехов, которых мы не замечаем, но от этого они не перестают быть грехами. И единственный шанс нам от них освободиться — это с помощью таинства Елеосвящения. Вот об этом многие не задумываются.
Иерей Стахий
— Действительно, вот второй-то этот момент — освободиться от каких-то грехов, он тоже имеет смысл. Но тем не менее да, мы порой в своих молитвах очень любим помолиться не о душе, а о теле. И чаще всего священнику нужно говорить: друзья, ну хватит о теле, ну давайте о душе чуть-чуть помолимся. И однако в таинстве Соборования я, наоборот, всех обнадеживаю: действительно таинство Соборования — это таинство, где мы молимся о теле. У нас большинство таинств о душе, таинство таинств — Причастие, Божественная Евхаристия для исцеления души и тела, а таинство Соборования — одно таинство, которое нерегулярное, экстренное, исключительное, оно действительно для нашего тела. Мы просим у Господа снисхождения. Мы, по сути, Господу говорим: Господи, я знаю, мои болезни мне по грехам, по моим собственным. У соседа одни, у меня другие, у кого-то еще третьи, но я вот о своих. И я знаю, что я заслуживаю по своим грехам вот таких болезней. Но я постараюсь заметить свой грех, найти его, отсчитывая не от совести, а от Священного Писания, его начинать исправлять с Твоей помощью. А Ты, в Свою очередь, прояви незаслуженное милосердие и мне вот эту болезнь ослабь. А я Тебе обещаю, когда она станет слабее, самочувствие будет получше, то я не забуду про Тебя и не пропаду, и больше в храм там не вернусь до следующего Великого поста, до следующего соборования, а что я буду рядом с Тобой. А если, Господи, я даже и как-то не сдержу своего обещания, у Тебя всегда есть возможность какую-нибудь болезнь посильнее послать, чтобы я в следующий раз уже помнил, что если я Господа попросил и о чем-то договорился, то надо свое слово держать.
М. Борисова
— Теперь еще несколько слов о великопостных родительских субботах. Мы знаем, что родительские субботы — это дни особого поминовения усопших. Но почему Великим постом Церковь определяет целых три подряд таких дня — это субботы второй, третьей и четвертой седмицы Великого поста? Зачем это нужно?
Иерей Стахий
— На самом деле каждый субботний день — это день поминовения усопших. У нас, помимо годового круга, когда каждый день года память того или иного святого или там Богородичного, Господского праздника, помимо круга, который перемещается, от Пасхи зависит, у нас еще есть круг и недельный. И как вот первый, и он же восьмой день — день будущего века, воскресенье идет, так и до седьмого дня — до дня покоя, до дня субботнего мы доходим, и в этот день мы поминаем тех, кто упокоился, то есть всех святых. Ну кто упокоился — мы за них не переживаем, у них все хорошо, они с Богом. И о тех, кто усопший, но мы не уверены, что упокоены, и мы как раз молимся: Господи, знаем, что наши близкие люди были грешные, нам вот охота поддержать их своей молитвой. Сейчас они сами себе не помощники, только вот нашей молитвы ждут. Поэтому, конечно, каждая суббота года — это когда ты можешь прийти и храм, и там перед литургией сходить на панихиду, и обязательно тоже на самой литургии помолиться за своих усопших близких. Но вот все-таки в течение года выделяется особые родительские субботы, когда Церковь сугубо напоминает, говорит: хорошо, молодцы, что по воскресеньям ходите, но выбирайтесь еще в субботу помолиться сугубо за своих близких. То что на протяжении будних дней Великого поста у нас нет полноценной литургии, только литургия Преждеосвященных Даров, не дает нам возможность вот, правда, на проскомидии наших близких помянуть. При этом литию, панихиду-то в любой день можно послужить. Поэтому если ты ценишь родительскую субботу заупокойную — вот прямо такие концентрированные три великих родительских субботы подряд во время Великого поста, то, конечно, случайно не допусти ошибку, что ой, я вот пришел на панихиду и за них помолился, а дальше с литургии убежал. Или, наоборот, если где панихида после службы совершается в храме — ну пришел под конец, чтобы на панихиде помолиться. Нет, панихида в любой день могла быть. А именно сегодня ты можешь причаститься Святых Христовых Таин и сказать: Господи, вот мои близкие, мои там родители, бабушка, дедушка, мои друзья, кто уже к Тебе отошли, они бы рады причаститься Святых Христовых Таин, но они не могут. А я вот причащусь, почувствую эту радость соединения со Христом в сердце и прошу: Господи, даруй моим усопшим близким тоже частичку этой радости на себе ощутить.
М. Борисова
— Отец Стахий, вот мы входим во вторую неделю Великого поста. Чем она принципиально отличается от первой?
Иерей Стахий
— С практической точки зрения мы делаем некоторый выдох. Потому что в нашей русской традиции на первой неделе мы читали канон Андрея Критского, старались по мере сил, кто-то выбирался там четыре будних вечера подряд, кто-то один, два, кто как только смог. А сейчас мы вроде возвращаемся в более привычный нам ритм жизни. Тем не менее то, что где-то ты выдохнул, это не значит, что больше ты дышать не должен. Нет, если ты перестанешь дышать, ты умрешь. До смерти тренироваться не надо, но тем не менее каждый может попробовать вот так выдохнуть и потом не вдыхать — хорошо будет или нет. Точно так же и здесь. Вот у нас вроде богослужебная нагрузка упростилась, но у нас настрой-то сохранился. И сейчас: ой, на прошлой неделе не выбрался на Преждеосвященную литургию, а сейчас могу попасть. Ой, на прошлой неделе еще не было родительской субботы, да, куда уж, только в пост вошли. А сейчас вот и родительская суббота есть. Ну или опять же вспомнить: да, конечно, есть богослужения, есть праздники, есть памятные какие-то даты и дни. Но тем не менее наш Великий пост — это путь все-таки совершенствования души, в том числе через добрые дела. И если нам на какие-то добрые дела на первой неделе времени и сил не хватило, то уже сейчас можно их не откладывать.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали еженедельную субботнюю программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу и поститесь постом приятным.
Иерей Стахий
— С Богом.
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час