Нашими гостями были предприниматели, бывшие спортсмены Игорь Горячий и Роман Пашинцев.
Наши гости рассказали, как пришли в Церковь, как у них возникла идея создания православного движения отцов, и почему для них важно делиться с другими знаниями в сфере воспитания детей в христианской традиции.
Ведущий: Алексей Пичугин
А.Пичугин:
— Друзья, здравствуйте!
«Светлый вечер» на светлом радио.
Меня зовут Алексей Пичугин. Я рад вас приветствовать, и сегодня мы общаемся с нашими гостями в нашей студии.
Роман Пашинцев — предприниматель, бывший спортсмен, боксёр.
Добрый вечер, здравствуйте!
Р.Пашинцев:
— Добрый вечер!
А.Пичугин:
— Игорь Горячий — тоже предприниматель и бывший спортсмен, только футболист.
Здравствуйте!
И.Горячий:
— Добрый вечер!
А.Пичугин:
— Видите, одинаковые представления! Тогда Игорь у нас сегодня отвечает за футбол, а Роман — за бокс.
Мы говорим сегодня о движении отцов, которое наши гости сейчас организуют. Я так понимаю, что вы из разных городов приехали — из Воронежа, из Липецка... в общем, между Воронежем и Липецком расстояние-то не очень большое...
Р.Пашинцев:
— 100 километров...
А.Пичугин:
— ... 100 километров, да... и от Москвы — тоже.
Я помню, как, лет семь назад, я ехал на машине из Москвы в Астрахань, и выезжал я... у меня теперь Липецк и Воронеж — погодой разделяются. Я выезжал... я понимаю, что так не всегда бывает, но тогда это прям чётко сложилось... я выезжал из Москвы, это была какая-то такая средняя осень, очень неприятный дождь, переходящий в снег. В Тульской области это всё чуть-чуть выровнялось в дождь. В Липецкой области просто был дождь, но уже стало вдруг тепло. В Воронежской области светило яркое солнце, наступила золотая осень. В Волгограде был где-то август, примерно, а в Астрахани — жаркий июль. И, вот, так вот... почему-то мне запомнилось, что в Липецкой области, пока я ехал, была, такая, тёплая осень, а в Воронеже, вот, что-то такое... едва... между осенью и летом, но очень красиво — с золотой осенью.
Но это всё лирика, да... Давайте, поговорим о том с вами, как вы решили... почему вы вообще решили заниматься отцовским движением. И... я так понимаю, что это не просто движение отцов, а православное движение отцов — соответственно, у вас, изначально, тоже был какой-то импульс, связанный с приходом в Церковь.
Р.Пашинцев:
— Да. Ну, во-первых, нас объединяет общая святыня — Липецк и Воронеж...
А.Пичугин:
— Это — Роман...
Р.Пашинцев:
— Да, Роман... Это — Задонский монастырь. Он, как бы, получается, посередине от Липецка и от Воронежа. Мы являемся прихожанами Задонского монастыря.
Как и многие, наверное, жители нашей страны, и... там... моего возраста, не сразу мы пришли в храм. Меня, например, родители не привели в храм. Бабушка ходила в храм, но... как бы... там, пару раз она меня приводила, но опыт оказался, в общем, для меня — не позитивным. То есть, я ничего для себя не почерпнул — ни тепла, ни какой-то любви, ничего...
А.Пичугин:
— А это был, где-то, конец 80-х — начало 90-х годов?
Р.Пашинцев:
— Да, это было, как раз, начало 90-х. И пришёл в храм я уже, получается... меня привела жена. Первый раз, ещё не будучи расписаны, мы пришли в храм. И, опять же, не получил я... опять, вот... ну, как сказать... благодать меня не коснулась, и это был такой... ну...
А.Пичугин:
— ... процесс, растянутый во времени.
Р.Пашинцев:
— Да, да...
А.Пичугин:
— У большинства людей, которые приходят в Церковь — это происходит не единомоментно. То есть, даже если есть какое общее очарование после того, как человек пришёл: «О... я бы, наверное, хотел попробовать...» — он думает, потом, всё-таки, вот этот процесс осознанного вовлечения — он занимает достаточно долгий промежуток времени, связанный... там... и с какими-то... принятием, и непринятием... вот, кажется, что тебе это надо... и что это не нужно совершенно... зачем кардинально менять свою жизнь... потом оказывается, что и не кардинально менять... в общем, для каждого человека, при очень... таком... своём, личном подходе, у каждого, всё равно, есть какие-то общие вещи, через которые человек проходит в обязательном порядке.
Р.Пашинцев:
— Да. Просто, если уже... как бы... заглянуть в историю — да, я могу... ну, если сказать кратко — жизнь-то, она показала, из-за чего мы сейчас переживаем за всё это отцовство, и, вообще, за Православие. То есть — почему нужно, да? Нам жизнь показала, что с Богом жить легче, и детей воспитывать гораздо легче. То есть, когда ты думаешь, что какие-то преграды... ну, там... у меня дочка старшая закончила школу, закончила уже институт... младшая... там... учится в школе... и... прося Господа, ты понимаешь, что... ну, я, конкретно, прошу Сергия Радонежского, чтобы они учились хорошо, чтобы слушались, чтобы я слышал своих детей и понимал, как их воспитывать. Потому, что я понимаю, что без Божией помощи — ничего не получается.
Ну, и, конечно, свой личный пример — без этого тоже никуда.
А.Пичугин:
— Ну, да, безусловно.
У Вас как, Игорь?
И.Горячий:
— Ой... да, добрый вечер, ещё раз.
Ну, у меня получилась такая история — моя, жизненная. Родился я на Донбассе, в два года — папа получил распределение, после института, попали в Воронеж, и, собственно, там я вырос, в нашем городе красивом.
Ну, не знаю... с детства я был такой... болящий — всё время болел. Вот, помню себя — всё своё детство я провёл в больницах. Раз, там, даже папа меня украл, закутав в одеяло... своровал меня из больницы — это я хорошо помню, мне было... может быть... года четыре.
Вот... и потом... ну, первое такое столкновение было у меня с... я понял, что — что-то есть надо мной. Уже... так... осознанно, серьёзно, но не до конца. Когда попал по подозрению... у меня уже было двое детей... попал по подозрению — туберкулёз, положили меня в больницу. И почему-то оказался я в палате в больничной один.
Эти, вот, высокие потолки, лампочки без абажуров, крашеные стены... Сдал я анализы все, ложусь спать — и жутко стало как-то... такое состояние жутковатое. Я не боялся, но просто — жуткое... и оставил лампочку одну включённой.
Ну, и заснул. И, во сне, я лежу на спине, и сверху... глаза открыл... ну, я спал, это во сне всё... сверху спускается святой, нимб я помню... и что-то он мне говорил.
Утром я проснулся, и думаю — что-то какой-то мне сон... какая-то сказка приснилась... какой-то бред. И заходит с обходом врач...
А.Пичугин:
— У Вас, при этом, в то время, никаких особых мыслей, относительно храма, Церкви, Бога, святых — не было...
И.Горячий:
— Нет. Вообще не рядом...
А.Пичугин:
— Ну, просто, как обычно говорят, что, во время сна, мозг моделирует какие-то ситуации, связанные с реальностью. Конечно, это гиперреальность, но, всё равно, во многом, это повторяет какие-то вещи, которые нас беспокоят в состоянии бодрствования.
То есть, у Вас ничего такого не было... какого-то религиозного переживания?
И.Горячий:
— Нет. Близко не было. Семья у нас с этим незнакома была. У нас не было ни икон... крестик я не носил свой... как меня крестили — тоже никто не помнит и не знает. Я у мамы спрашивал — она не помнит ничего. Вот... да, я не понимал, что это происходит.
И утром приходит врач с обходом, и говорит: «Всё, Горячий, поздравляю — мы Вас выписываем!» Я, так: «Ну, здорово...» — и даже не ощутил ни состояния радости, ничего.
Это сейчас я понимаю, что... реально, что это было. И что меня спас, как оказалось, Николай Чудотворец.
По чему я это понял? Я поехал в командировку в Москву, и первый раз зашёл — ну, прям потянуло — в Задонский монастырь.
Почему-то заехал. Зашёл в храм. И, первым делом, я пошёл к Алтарю, и справа — находится икона Николая Чудотворца. И я узнал, что это, вот, он был. У меня аж, прям... сейчас даже рассказываю... мурашки по коже пошли. Вот.
Но, всё равно, тогда... как бы... наверное, Господь не достучался до меня.
Уже позже... это был 2016 год, начало года. Я...
А.Пичугин:
— А та история — это какой год?
И.Горячий:
— Та история — это, наверное, 1996-97 год...
А.Пичугин:
— А, ну, это ещё девяностые... это давно — уже больше десяти лет, да...
И.Горячий:
— Да... и, в 2016 году, я, три раза подряд, с зимы, переболел гриппом. У меня такое было состояние — я ложился и думал: сейчас умру. И, с женой общались, она говорит: «Езжай куда-нибудь в тёплые края!»
А в тот год было холодно — холодная весна была везде. И, как раз, ещё самолёт в Египте наш подорвали.
А.Пичугин:
— Да, да...
И.Горячий:
— И я не понимал, куда лететь. Думали, думали... поехал в Кисловодск, но там тоже холодно... оттуда вернулся — ещё хуже.
И вспомнил. Мне мой товарищ студенческий — Олег, Царство Небесное — рассказывал про Афон. Поглядел — там температура хорошая. Ну, думаю — туда поеду, погреюсь. На Афон.
Позвонил ему...
А.Пичугин:
— Вы, прям, совсем — на Афон, или просто — в Грецию?
И.Горячий:
— Ну, как-то, почему-то я подумал про Афон.
А.Пичугин:
— Ведь, туда чтобы попасть, нужно получить специальное разрешение...
И.Горячий:
— Ну, я тогда этого не знал. Поэтому, я позвонил Олегу — проконсультроваться.
Звоню, и говорю: «Олег... так и так... такие есть мысли. Ты рассказывал... не хочешь съездить со мной?» Он говорит: «Хочу. Но у меня нет денег». Я ему: «Хорошо. Поехали — потом отдашь».
Ну, и, вот... таким образом, я попал на Афон... каким-то чудным. И — всё. Моя жизнь после Афона — она перевернулась с ног на голову. Я первый раз там исповедался, Причастился, и столкнулся... ну... реально... с каким-то, вот, состоянием — душевным, внутренним — тем, которое раньше меня никогда не посещало. И я понял, что со мной что-то произошло. Я тогда не мог ничего понять, объяснить себе сам, что это такое. И, когда я первый раз стоял в очереди на исповедь к духовнику отцу Макарию в Пантелеимоновом монастыре, и меня... вот... просто раздирало... кто-то тянул за правую руку, кто-то — за левую... сам себе я говорил: «Что я тут, вообще, делаю? Дурак, что ли, какой-то...»
А.Пичугин:
— Это — страх был, Вы думаете?
И.Горячий:
— Ну... не страх какой-то... а просто... как... какое-то было критиканство, с моей стороны. Я сам себе говорил, и не понимал, зачем я сюда приехал, что я тут стою... чего я тут хочу? Какая-то исповедь сейчас будет тут... какое-то Причастие...
А вторая, вот, половина говорила, что надо остаться. И я дождался, пока прошло 70 монахов, 100 паломников, и пошёл самый последний. И удивительно, что отец Макарий — он, как будто, понял моё смятение, моё состояние души. Я не понимал, что говорить, и он... так... как будто прочувствовал меня. Он начал вопросы задавать мне какие-то наводящие — там, про семью, про детей, про жену... и у меня как-то всё само собой полилось... вопросы, ответы...
И ещё интересно — когда я что-то говорил отцу Макарию, он... так... вверх голову поднимал, как будто он что-то спрашивал там у кого-то сверху, и ему кто-то говорил, что мне отвечать. И... ну, вот... он со мной... я понимал, что он два часа уже там находился... потом анализировал... устал... и он — до конца, вот, всё со мной, всё... минут пятнадцать, наверное, исповедовал он меня.
Я помню, и никогда не забуду, это ощущение, когда я вышел — у меня, прям, вот, реально — как гора с плеч! Такая лёгкость была!
И, потом, на следующий день, Причастился первый раз.
Ну, в общем, вернулся я домой в Воронеж — другим, наверное, человеком. И всё... как бы... мысли, проекты, которые были — всё у меня поменялось. Друзья удивлялись, что... не понимали, что со мной творится. И, вот, как раз, в 2016 году я, в первый раз, попал в Карелию.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
— Я напомню, друзья, что в программе «Светлый вечер» на светлом радио — Роман Пашинцев и Игорь Горячий, предприниматели, бывшие спортсмены. Роман занимался боксом, Игорь — футболом.
Но мы говорим не о спорте. Мы говорим о приходе наших гостей к вере и осознанной встрече с Богом. Ну, и, соответственно, о движении отцов, которое сейчас наши гости активно создают. Мы об этом сейчас поговорим подробней.
Но, я насколько понимаю, вас — Романа и Игоря — как-то объединила Карелия. Или вы познакомились, всё-таки, не в Карелии?
Р.Пашинцев:
— Мы не в Карелии познакомились...
А.Пичугин:
— В Задонском монастыре?
Р.Пашинцев:
— Да.
А.Пичугин:
— Как это произошло?
Р.Пашинцев:
— Ну... у нас есть общие друзья в Задонском монастыре — тоже прихожане, и батюшки, с которыми мы общаемся.
Вот, Игорь, конкретно... при Задонском монастыре есть ещё скит... он является меценатом — он его восстанавливает. Хоть он и не хотел об этом говорить, но...
И.Горячий:
— Ну, «меценат» — какое-то слово такое... громкое какое-то... не знаю...
Р.Пашинцев:
— В общем, помогает восстановлению...
И.Горячий:
— Помогаю, да, восстановлению...
Р.Пашинцев:
— И мы... как бы... туда приехали вместе, начали трудиться... и, тем самым, наши... как бы... и знакомство...
И.Горячий:
— Пути наши пересеклись.
Р.Пашинцев:
— Да, да... начали дружить.
А.Пичугин:
— А Карелия — как в вашей жизни появилась?
Потому, что я, вот, уже... и до программы мы говорили про Карелию, и сейчас вы, всё время, говорите: Карелия... Карелия... а живёте в Липецке, в Воронеже... по-моему, Карелия — достаточно далеко...
Р.Пашинцев:
— Да. Игорь, с приходом, который у них, в Воронеже — часто посещают Карелию.
И.Горячий:
— Ну, да. Вот, первый раз, как раз, в 2016 году я... там... посетил. И тоже... так... когда познакомился с отцом Виктором с прихода... у него три прихода, у батюшки — Новоживотинное, Староживотинное и Хвощеватка.
В августе мы поехали с приходом на автобусе в Карелию. Я ещё тогда... такой чудной... думаю: «Полторы тысячи... как я поеду? На автобусе...» И мысли такие: «Может быть, я сзади поеду?» — на своей машине, на BMW. Но потом стыдно стало. И, обратно когда уже возвращались, я над этим сам смеялся, всем рассказывал... и, вот... возвращался уже, как с семьёй... то есть... такая любовь, тепло...
Ну, и, собственно, в Карелии тоже, да... я влюбился в это место, в эту землю, в этих людей, в скит нашего Митрофана Воронежского, архимандрита...
А.Пичугин:
— А где это, ещё раз?
И.Горячий:
— Это Важеозёрский монастырь. Не доезжая Петрозаводска сто километров... там, прямо в тайге — 12 километров... по Мурманскому шоссе. Вот... и всё.
Р.Пашинцев:
— Да. И, в один прекрасный момент, он пригласил нас... ну, своих друзей... пригласил туда съездить. И мы поехали.
А.Пичугин:
— Ну, сколько... это — целый день, если рано-рано утром выехать...
Р.Пашинцев:
— Да... мы... полторы тысячи километров. Мы выехали рано утром с утра...
А.Пичугин:
— Ну, и поздно вечером можно приехать.
Р.Пашинцев:
— Да. Заехали в Задонский монастырь, благословились — и поехали.
Поехали мы... заехали мы... мы несколько раз ездили — бывало, через Питер, бывало, ездили через монастырь... к мощам Александра Свирского заезжали, прикладывались. И потом ехали в Важеозёрский монастырь.
А.Пичугин:
— Я, один раз, ехал из Воронежа — прям, вот, с утра выехав из Воронежа — в Нарву, в Эстонию. Но... там я за один день не доехал. Я ехал не через Москву, а через... ещё не было скоростных этих дорог до Питера... я ехал через Орёл, через Брянск, Смоленск... в Смоленске, я помню, что мы ночевали — потому, что уже в Нарву мы, и, вообще, в Эстонию, не успевали в этот день приехать.
Важеозёрский монастырь, получается, по расстоянию, ещё дальше.
И.Горячий:
— Ну, получается — ровно полторы тысячи километров. Но мы... за день мы, в основном, всегда доезжали.
Р.Пашинцев:
— Ну, иногда ночевали, да... бывало, что с ночёвкой где-то... у Варлаама Хутынского в монастыре ночевали. Либо ночевали, вот, у Александра Свирского.
А.Пичугин:
— А, ну, это недалеко от границы Ленинградской области... вот, Лодейное поле... я смотрю по карте... чуть дальше...
И.Горячий:
— Да, недалеко.
А.Пичугин:
— А как вы ездите, кстати? Через Москву, через... или просто...
И.Горячий:
— Через Москву.
А.Пичугин:
— Через Москву быстрее... А, ну... с другой стороны, да... есть скоростная сейчас трасса «Дон» — по ней можно, вообще, долететь до Москвы, быстро... А там... опять же, вот, уже построили скоростную трассу — до Питера тоже долетаешь, и дальше там уже — какими-то дорогами... Да, получается, что за один день, конечно, такое расстояние по таким нормальным, хорошим дорогам проехать можно.
Но тогда мы ездили... это, на самом деле, тоже было приключение! Мне надо было перевезти вещи — попросили вещи перевезти родственники из Воронежа, как раз, в Нарву. И просто было интересно посмотреть места, и ехать не через Москву, а через Орёл, Брянск... посмотреть, как там, вообще... какие-то красоты местные. Ну, вот, так, за полтора дня мы доехали.
И... теперь, наверное, про движение отцов. Как эта идея зародилась? У Вас — двое детей, у Вас — двое детей... Почему вы пришли к идее самой, что нужно какое-то отцовское движение?
Ведь... я понимаю, что... и наши постоянные слушатели, наверное, хорошо знают этот проект — у нас есть проект... дружественный журнал «Батя» — это отец Дмитрий Березин, Александра Оболонкова — люди, которые делают этот журнал, к нам на радио приходят ( отец Дмитрий, в основном ), и рассказывают о том, что у них там происходит, и про движение отцов...
Но, вот... видите, вы — параллельно... мы сейчас говорили перед началом программы — вы даже не знакомы друг с другом. Но, значит, вы, параллельно как-то, пришли к мысли о том, что необходимо отцовское движение в России. Для чего?
Р.Пашинцев:
— Вы знаете, это, на самом деле, наверное, общая боль — не то, что, конкретно, за своих детей, или... вообще — за всех ребят, которые... на самом деле, просто нужно ребят забирать с улиц.
Там... 12-17 лет — самый опасный возраст у детей, который может их свернуть на тропинку, которая помешает им дальше жить.
И нужно... мы часто общаемся — просто, в частных беседах — о том, что нужно... там... больше спортивных клубов, больше каких-либо секций... Ну, мы же — всегда возвращаемся к нашему детству, говорим: «Помнишь, секция была — такая... такая... борьба, бокс, дзюдо, баскетбол, волейбол...» — всё было бесплатно, детей с улиц забирали! Неважно же, чтобы они занимались профессионально спортом — профессиональный спорт не каждому полезен. Самое главное — забрать детей с улиц.
А.Пичугин:
— Даже в 90-е, я помню, я ходил в футбольную секцию — она была бесплатной. Хотя, это — 90-е, хотя она была... это же... а, нет, она была — да, она была при футбольном клубе. Там, другое дело...
Р.Пашинцев:
— 1995 год — нас возили в Сочи на чемпионат России. Всё было — бесплатно. Детей собрали со всей страны. Нас кормили, поили. Так, финалистов... это был чемпионат России... финалистов этого первенства повезли в Пицунду, в Абхазию на сборы на целый месяц — с родителей не взяли ни одной копейки. Ни за дорогу, ни за эти сборы.
А.Пичугин:
— Я помню, когда закончилось это всё. Мне казалось, что должно было раньше — ну, сейчас уже анализируя. А, вот, на моей памяти — у меня детство прошло в археологических экспедициях... и, с какого-то момента... а они были при Историческом музее в Москве... и, с какого-то момента, они стали платными. Причём, платили мы не за то, что... там... Историческому музею... а платили мы за еду, которой, конкретно, не хватало. Вот, последний год, когда эту экспедицию спонсировали, когда она была полностью... финансировали даже... когда она была полностью бесплатна для всех детей... там... всех, кто туда приезжал — это был 1999 год, Дворец Пионеров московский. Всё — это последний год. После этого — сами платили, покупали еду, всё, что нужно было, необходимо. И так — несколько лет длилось.
И.Горячий:
— Да... я тоже хотел, в продолжение слов Романа про это движение, про боль нашу... ну, как мужчин всех... сказать.
Глядя на то, что сейчас творится — ну, в мире, в нашей стране... конечно, это не может не волновать, что... я считаю, что надо больше внимания уделять мужчинам, о которых незаслуженно почему-то сейчас все забыли. Есть проблемы материнства, есть проблемы других каких-то там... меньшинств, а почему-то проблемы отцов, мужчин — никто не поднимает, никто от них не говорит. Хотя, роль отцовства, роль отца, роль мужчины — как в семье, так и в обществе — она очень большая, и... наверное, главная. И в Евангелии написано о том, что семья — это маленькая Церковь, это храм, и роль мужчины очень большая.
Но, к сожалению, сейчас вылазят другие силы, другие, там, какие-то цвета разноцветные, которые навязываются, которые аккуратненько так нам, в форме игрушек детских уже, преподносятся. И мы не можем об этом не говорить, нас это не может не беспокоить.
Конечно, надо детей всех собирать, и учить, и показывать своим примером личным. У нас, к сожалению, сейчас все люди... ну, в первую очередь, мужчины, которые должны говорить о проблемах нынешних — в первую очередь, я говорю о публичных людях... во все времена, публичные люди — какие-то актёры, поэты, писатели, которых все знали, вся Россия знала, вся страна, мир — они говорили и о проблемах в стране, и правду говорили. А сейчас почему-то все молчат. У нас, почему-то, больше выступают женщины — я говорю про Марию Шукшину, умничка вообще... всё время думаю: вот, встречусь как-нибудь — шляпу сниму перед ней! За её мужество, за её правду.
Ну, вот, собственно, и... да — о больном.
А.Пичугин:
— И, давайте, вернёмся к нашему разговору, буквально, через минуту.
Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня — Роман Пашинцев и Игорь Горячий, предприниматели, бывшие спортсмены. Роман занимался боксом, Игорь — футболом. Роман — из Липецка, Игорь — из Воронежа.
Я — Алексей Пичугин. Мы через минуту к нашему разговору вернёмся.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
— Возвращаемся в студию светлого радио.
Напомню, что сегодня мы говорим о движении отцов, которое создают наши гости — Роман Пашинцев и Игорь Горячий, предприниматели — Роман из Липецка, Игорь из Воронежа.
Смотрите... вот... у меня складывается ощущение, что у моего поколения, например, которое — 80-х годов рождения, середины 80-х, и которое росло в 90-е, как раз, вот эта история с неполными семьями — она была в полный рост. Я по своим одноклассникам просто это наблюдал. У нас была полная, слава Богу, семья, а у большинства моих одноклассников отцов... ну, не у большинства, конечно, но у многих одноклассников — отцов не было. И вот эта вот история неполных семей — после Перестройки, 90-х годов, в условиях разрухи — она долго ещё потом давала свои плоды... плохие плоды.
То, что я смотрю сейчас — ситуация достаточно сильно изменилась. Можно критиковать наше время — да, действительно, очень много недостатков, но, тем не менее, хотя бы, мы видим, что, в основном... ну, опять же... я говорю, наверное, про Москву, и, если мы отъедем от Москвы на 100 км — ситуация будет другой. Но, вот, то, что я по Москве вижу — всё-таки, слава Богу, большинство семей... дети растут, в основном, в полных семьях. И это важно.
И, вот, здесь, как раз, роль отца в воспитании детей — она заметна. Потому, что когда я рос, чаще всего это было не так.
И.Горячий:
— Ну, ещё здесь один момент — что семья может быть полной... ну... как бы, и мама, и папа будут присутствовать, они не будут в разводе, но мы не должны... и это очень важно, чтобы каждый отец понимал, что мы не должны перекладывать воспитание на учителя, на тренера, на... там... воспитателя в Детском саду. Что каждый отец не просто физически должен присутствовать — что он есть, пришёл с работы, взял с собой пиво, и он — дома, он, вроде бы... как бы... есть, и, вроде бы его нет, да?
А.Пичугин:
— Мало — ещё баночку притащи...
И.Горячий:
— Да, ещё баночку притащи, или... там... за сигаретами сбегай...
Каждый отец должен потратить своё время — потому, что... есть соблазн. Пойти с ребятами в ночной клуб, там... в кафе, в ресторан, в бильярд, там... ну, то есть, возраст — молодой отец — 20-30 лет — возраст парня, который... ну... зачастую, вместо того, чтобы воспитывать своего ребёнка, он идёт заниматься своими делами.
А.Пичугин:
— Как сказал мне один мой товарищ: «Ну, а о том, что у меня ребёнок родился, я в ночном клубе узнал. Надо бы в роддом, что ли, съездить». Ну... понятно, что он это рассказывал уже с сожалением — потому, что времени много прошло — 90-е ещё были... но, вот... это — в копилку ваших примеров.
И.Горячий:
— Да, на самом деле, всё уже воспитание — зарождается. Потом, когда люди начинают говорить: «Да, вот... мол... там...» — да если ты отдаёшь своё время... казалось бы, ты мог бы его потратить и в другое место, но ты тратишь его, как тебе кажется, когда ты молодой, на воспитание своего ребёнка, ты закладываешь фундамент строительства благополучия дальнейшего.
То есть, твой ребёнок потом тебя слушается, он хорошо учится, и не доставляет тебе таких проблем... ну, вот... как соседские парни, которые... их мамы, папы, выходя с колясками, они курят, они пьют пиво, и потом рассказывают своему же ребёнку, что пить и курить — это плохо. Но ребёнок же — видит. Растёт, и всё видит, как на его глазах всё это происходит.
А.Пичугин:
— Мы спорим, периодически, с учителями, которые приходят к нам на радио. Вот, у меня абсолютно чёткое убеждение, сформированное, в том числе, работой в школе, что дело школы — давать ребёнку образование. Воспитание должно быть — в семье.
Понятно, что элементы какие-то основные, базовые, воспитательные в школе должны быть. Но, всё-таки, она должна быть сосредоточена на том, чтобы ребёнок получил знания — для этого приходят в школу. А воспитание должно быть, в первую очередь, в семье.
И, вот, когда у нас... ну... опять же, извините, это чисто моё мнение... когда у нас вот это разделение, всё-таки, будет более явным — чтобы школа не брала на себя функции все, которые она может взять — и воспитательные, и образовательные, и быть папой для ребёнка, и мамой — это же вынужденная история, почему так происходит...
Как кто-то из знакомых моих священников... не помню... сказал тоже очень важную вещь: «Нас часто — Церковь — обвиняют в том, что «вы лезете в воспитание детей... вы навязываете ребёнку какие-то свои ценности... вы делаете то-то... ваше дело — службы проводить в церковной ограде, и не выходить оттуда!» Он говорит: «Извините, мы, в начале 90-х, пришли на руины — в том числе, на руины страны, когда не было ничего — ни кружков, ни секций, ни спортивных секций, ни какого-нибудь условного кружка авиамоделирования, и нам приходилось всё это создавать самим. Потому, что мы понимали, что есть проблема, и, если мы сейчас за это не возьмёмся, то не возьмётся никто». И, действительно, сейчас если посмотреть на социальную деятельность Церкви, мы видим, что делается очень много всего. Но, во многом, это началось потому, что больше этого не делал никто.
Или, вот, я ещё вспоминаю фильм «Юрьев день» — к нему по-разному многие относятся, я знаю. Но там есть такой момент, когда девушка, главная героиня, вдруг понимает, что начальник милиции — тогда ещё милиции — в городе — это бывший бандит. И она спрашивает, почему. «Ну, когда мы пришли, то милиционеры все разбежались. Ну... просто потому, что они ничего не делали, а тут — пришли мы, и они разбежались. Через какое-то время, нам надо было начинать наводить порядок — свой порядок, нормальный, потому, что город без этого функционировать не мог».
Понятно, что это фантастическая ситуация, но это я, вот, к тому, что каждый, по идее, должен заниматься своим делом. И, если речь идёт о воспитании детей, то это, конечно, в первую очередь — семья.
Р.Пашинцев:
— Может быть, и неплохо, если какой-нибудь педагог возьмёт на себя такую роль...
А.Пичугин:
— Нет... конечно!
Р.Пашинцев:
— Но это — опять... это частный случай, что...
А.Пичугин:
— Это — харизма, и его возможности.
Р.Пашинцев:
— Да... из всей массы, как и везде, как и среди пожарников, милиционеров, врачей, учителей — 10% тех людей, которые пришли в профессию... ну... которые от Бога туда попали, которые полностью... это их жизнь. То есть, вот, они полностью готовы отдаться — всем сердцем, всей душой. Они не за зарплату туда пришли, а для того, чтобы воспитать... научить и воспитать.
Понятно, что у всех — свой подход. И... там... из 30-ти учеников в классе, не каждый готов принять тот посыл от учителя, и не каждому учитель смог своей техникой донести, что он от него хочет. У каждого там, даже... ну... и, чисто, ребёнок из семьи пришёл — его там изначально по-другому воспитывали.
И.Горячий:
— Да, я тоже хотел сказать по этому поводу, что всё правильно Алексей сказал — что каждый должен заниматься своим делом. В том числе, воспитанием своих детей должен заниматься папа с мамой... но, в большей степени, наверное, отец.
Но проблема в том, что, как мне кажется, это всё должно передаваться по наследству, генетически. То есть, у нас в 1917 году это... была порвана цепочка — духовная, наследственная, генетическая... и... как бы... перевернулось всё с ног на голову... и войны, революции, тяжёлые времена восстановления... потом, эти все Хрущёвы... там... и так далее... иже с ними... товарищи... и, слава Богу, что сейчас мы... вот... встали на эти рельсы, и, будем надеяться, по ним будем ехать.
Но, действительно... вот, я по себе скажу, по примеру своей семьи... то есть, там... папа с мамой... у нас семья — трое детей. Папа с мамой — работа, дача... ну, понятно, им, там, не до детей. Плюс — они, там, отношения выясняли друг с другом. Ну, естественно, о чём там говорить... с отцом, Царство ему Небесное, мы с ним очень мало, к сожалению, разговаривали друг с другом — как папа с сыном. То есть, я... не то, что, там... попрекаю отца в этом, но, просто — он так сам вырос. И, поэтому, что он мог дать мне? И что... там, допустим, в 26 лет, когда у меня было уже двое детей, что я мог дать своим детям? Я сам ещё был... там... пацаном маленьким. Ну, грубо... там... 90-е годы... я — с 1968 года, да? 90-е... дети, там... кормить, там... погулять, там... понятно, что, там, не без лиха... и... вот. Но я — к тому, что я сам ничего не мог дать своим детям — такого, вот, серьёзного, в плане Православия... там... духовно... ещё как-то... И я только сейчас понял, что это такое — я осознал, я пришёл к отцовству.
Сейчас я, в свои 53 года, готов стать отцом, готов что-то дать своим детям... но... мои дети уже взрослые, они говорят: «Мы сами разберёмся в своей жизни», — уже не слушают, к сожалению. Хотя, много что я мог бы сейчас им подсказать...
А.Пичугин:
— И, в итоге, к чему вы пришли? Вот, движение отцов, о котором мы говорим — на каком этапе создания оно сейчас, и что вы делаете для его развития?
Р.Пашинцев:
— Ну, на данный момент, что-то такое большое, кардинальное мы не делаем. Это всё — в стадии... вот...
А.Пичугин:
— ... идей и обсуждений...
Р.Пашинцев:
— Да, идей и обсуждений, зародыша. Вот, у нас тут идейный, так сказать, есть командир — наша сестра Анна из Петрозаводска...
А.Пичугин:
— Да, она не раз была в наших программах, но сегодня она — по ту сторону стекла, с Полиной, нашим звукорежиссёром — вот, машет руками...
И.Горячий:
— Да, удивительный человек!
А.Пичугин:
— А как вы познакомились?
И.Горячий:
— Познакомились мы, как раз, через Карелию, в скиту. Были у неё в гостях в Петрозаводске. Она нам устроила замечательную поездку на Клименецкий остров — её друг нас возил на катере. Были в Кижах. Ну, в общем, открылся такой интересный северный мир — для меня лично, и интересные люди... ну, в том числе, и наша Анна — удивительная женщина.
И это, вообще, идея — её. Конечно, удивительно, что женщина двигает в этой ситуации, и толкает нас, будит, пинков нам раздаёт и подзатыльников...
А.Пичугин:
— Ну, это нормально...
И.Горячий:
— Это нормально, да. Опять же, возвращаясь к Марии Шукшиной — ещё раз, респект ей!
Так, что у нас всё пока, вот, на такой стадии — начинания. Мы думаем, вместе обсуждаем, рассказываем обо всём — братьям, сестрам...
Р.Пашинцев:
— Но я бы хотел ещё вернуться... поддержать Игоря о том, что... сейчас он говорил, а мне пришла мысль о родительской преемственности. Вот, он рассказывал о своих родителях, да?
Ну... как бы... у меня был, также, анализ — со своими родителями. Я им пытался объяснить о том, что... ну, пытался объяснить не в упрёке, а любя, о том, что — вот... мы, реально, жили, как в стойле!
То есть, нас накормили, напоили, одели... а воспитания-то нам, по факту... не то, что, там, какого-то религиозного... у меня тоже было в семье трое детей... трое было нас. И, среднестатистически — да, мы были одеты, обуты, но — тепла в нас не было. Вот, родительского тепла, и любви настоящей... не просто какой-то, там, а, реально, настоящей — не было.
И, когда я стал отцом — первого ребёнка, второго ребёнка... ну, это, наверное, нам с Божьей помощью, скорее всего... осознавая, что нужно на самом деле дать детям — им нужно дать любовь. Их можно, там, бить, кричать, ругаться — они слушать не будут. Они просто будут слушать тебя, как радио: в одно ухо будет влетать, в другое — вылетать. А что будет...
А.Пичугин:
— Самое главное, что они впитают из этого, что бить — это нормально.
Р.Пашинцев:
— Да, бить — это нормально... и они будут и своих детей бить, и кричать будут. То есть, агрессией — ничего не добьёшься.
И, вот, я лично хочу... там... ребятам посоветовать, которые уже отцы, которые хотят стать отцами — услышать себя, услышать своих детей, принять себя — кто мы есть, на самом деле, и — начать воспитывать. Всё — от любви.
И, с родителями, когда я хотел им объяснить, что они мне не дали — для того, чтобы я стал, как бы... ну... не всё было просто в моей жизни... то есть, юный возраст — он был... такой... буйный и горячий. То есть, потом... как бы... жизнь меня чуть-чуть... окоротила.
И, вот, все те ошибки, которые я совершил в жизни — я их мог не совершить. И, вот, сейчас стараюсь своих детей воспитывать в том же русле. То есть, избежав ошибки своих родителей, воспитывать детей.
Но попытался рассказать родителям о тех ошибках, которые они сделали — они на меня обиделись. Хотя, это было — не в упрёк, а из любви к ним.
Но сейчас — что для себя я понял, именно в отношениях даже как сын и родители, да? Я не пытаюсь их изменить, я принимаю их такими, какие они есть — я просто их люблю безгранично, и... вот... даже вот... сейчас мне 40 лет — и я только сейчас понимаю, как нужно с ними... ну, не 40, а... вот... в 39 мне открылось, как мне нужно относиться — именно с родителями с моими.
И.Горячий:
— Да... я, вот, тоже сейчас хотел чуть-чуть добавить, пока не забыл.
Общаясь со многими своими друзьями, товарищами... плюс-минус, ситуация во всех семьях такая. Ну, я про других говорить не буду — они сами, если захотят, расскажут. Но, вот — тоже, про свою семью.
Нас было трое детей — у меня старший брат и младшая сестра. Папа, мама, вы, ради Бога, меня простите... но, вот, тоже — реально: у нас в семье любви не было. Любви не было, и... сестра — в 15 лет её на улице подобрали «свидетели Иеговы», брат мой — тоже далеко пока от Православия и этого мира. Ну, меня, слава Богу, Господь посетил, и я очень этому рад.
Поэтому, вот... ну... кто услышит из знакомых, и, может быть, незнакомых — реально, любите своих детей такими, какие они есть. И, так же — детям надо любить, уважать своих родителей, своих бабушек, дедушек. Потому, что, глядя на Кавказ — респект им за то, как они... какое уважение у них, в своих семьях, просто к старшим — у нас этого и близко нет. То есть, у нас сейчас главное — ребёнок почему-то. Но... главными должны быть — родители, дедушки, бабушки, а дети — потом.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня Роман Пашинцев, предприниматель и бывший спортсмен, Игорь Горячий, тоже предприниматель, и тоже бывший спортсмен. Роман — из Липецка, Игорь — из Воронежа, и мы говорим о движении отцов, которое наши гости создают.
Кстати, вот, по поводу Кавказа, Закавказья, вообще... и Средней Азии, в том числе... мы, иной раз, делаем программы с людьми, которые занимаются социальными проектами там, и они говорят, что: «Местные жители часто нас не понимают. Потому, что мы помогаем русским старикам, мы помогаем детям». А у них, у большинства, такой проблемы нет — потому, что не нужно создавать какие-то социальные приюты для стариков. Потому, что все старики живут в семьях. Нет брошенных детей. Да, есть дети, плохо одетые, плохо выглядящие, бегающие по улицам, но они, всё равно, где-то живут. И только, к сожалению, у наших соотечественников, которые живут на Кавказе, в Средней Азии, зачастую, бывают проблемы с одинокими стариками.
И.Горячий:
— Ну, вот, кстати... вот, буквально на днях, в группе в нашей обсуждали тему... ну, там, правда, детская тема — детский дом в городе Воронеже. Наша общая знакомая, Алла Николаевна, ездила со своим пионерским отрядом к деткам перед Новым годом, и ужасалась условиям, в каких дети живут, и, к сожалению, особо им никто не помогает почему-то.
И, опять же... возвращаясь к Кавказу... я сам вырос в советское время. Я знаю, что такое улица, я знаю, что такое дружба. У нас не было разделения на каких-то... там... на какие-то национальности, по какому-то... там... национальному признаку. Ну, да, бывало всякое — дрались, там... но жили все вместе — грузины, дагестанцы, чеченцы, русские, украинцы...
А.Пичугин:
— Были «плохие» немцы, и «хорошие» наши...
И.Горячий:
— Да, да, да... Поэтому, люди везде есть хорошие, а есть — очень хорошие. И... раньше такой проблемы не было. А сейчас — она искусственно раздута, понятно, для чего. Тут тема такая... бесовская... разделяй и властвуй, да? Создаётся проблема, а кто-то над ней стоит и рулит. И... вот... молодцы... молодцы...
У меня бабушка с дедушкой, во время войны — Евфросиния Ивановна и Василий Кириллович — они всю войну... дед был машинистом на поезде, а бабушка — у него кочегаром. В 1943 году — маму родили в городе Кургане, и дальше продолжили воевать. Они возили раненых, боеприпасы, грузы — всю войну прошли. А две сестры бабушкины — уехали в тыл, в Грузию, в Тбилиси. И там замуж вышли за грузин. И, вот, таким образом, у нас появились родственники в Грузии.
Ну... Грузия — это отдельная история... это моя любовь! У меня там много родных...
А.Пичугин:
— Удаётся туда приезжать?
И.Горячий:
— Да, удаётся. И, кстати, вот... последний раз был... вот... матушки из Карелии, и с отцом Виктором ездили. Были на могиле схиархимандрита Виталия... Александра Невского храм...
А.Пичугин:
— Русский храм в Тбилиси, да, известный...
И.Горячий:
— ... да... и он там похоронен. И что удивило... Мы стояли, молебен служили, и к нему — просто, вот, река! Женщины, девушки, дети, мужчины... я первый раз такое видел, реально... с такой любовью все! Я тогда ещё не был знаком с ним, не знал, какую роль он сыграл для... вот... нашего владыки Никона, для архимандрита Трифона... то есть... существует же преемственность... и, вот... очень удивился всему вот этому.
Я хотел сказать про любовь, какая там живёт. И знаю, что они очень любят русских, грузины. И мы их тоже любим. Ну, собственно, как и весь раньше Советский союз — это была одна большая семья. Бывало разное, но... было по-другому немножко. Сейчас, к сожалению... американцы всё это разжигают, раздувают, в своих интересах, но... я думаю, что не надо поддаваться этому, и надо голову включать и мозги свои, и думать, для чего это делается — чтобы просто нас всех разъединить.
А.Пичугин:
— А что вы планируете в ближайшее... какие у вас первые шаги для создания вот этого отцовского движения? И — как вы его географически широко мыслите?
И.Горячий:
— Ну, мыслим донести до всех братьев, сестёр нашей страны, кому это небезразлично, у кого болит душа об этом. Вот, Анна, в том числе и через нас, пытается достучаться до многих своих знакомых, друзей. Мы, в свою очередь, тоже пытаемся сейчас об этом — просто говорить, и, вот, в том числе, на вашем радио хотим об этом сказать. Что — просыпайтесь, поднимайтесь со своих диванов, кресел, стульев удобных! Приходите в храмы... да...
Р.Пашинцев:
— Да и просто... возвращаясь к Кавказу, там, и к Азии — вот, даже... мы должны посмотреть, почему, действительно, там нет детей... по восемь, по двенадцать детей у них, и все — воспитаны, и стариков никто не бросает. И — наших детей никто за нас не воспитает! Родители должны просто проснуться — мамы, папы — все проснуться! Что — своих детей не перекладывать на... чтобы кто-то их воспитывал.
А.Пичугин:
— Но, всё равно, как-то же вы, мне кажется, видите — пускай даже, на уровне пока ваших городов — Воронежа, Липецка — какие-то... встречи проводить, устраивать... не знаю... мероприятия, связанные именно с элементами отцовского воспитания, пропагандировать... не люблю слово «пропаганда» жутко, но, вот, не знаю... что-то сказал сейчас... секции спортивные, здоровый образ жизни... ну, вот... при храмах что-то организовывать... не знаю. Но, если вы говорите о движении, мне кажется, то и движение какое-то должно быть к его организации?
Р.Пашинцев:
— Да, Вы правы, если говорить о движении. Но у нас больше оно... такое... между... пытаемся мы сделать между... там... своих друзей... ну, хотя бы, начать. То есть, взгляд у всех — разный...
А.Пичугин:
— Понятно.
Р.Пашинцев:
— Мы не хотим ничего никому доказывать и навязывать.
То есть, где-то, своим примером, мы делаем. Потом — мы хотим объяснить своим друзьям. Друзья — объяснят друзьям. Потому, что — не то, что мы... там... боимся поддаться, там, какой-то критике, или быть какими-то, там... ну, может быть, где-то мы будем неправы, и наше мнение, или наша... там... технология окажется неверной. То есть, мы... грубо говоря, воспитываем своих детей — и люди видят наш пример на наших детях.
Соответственно, что мы делаем? Мы делаем — вот, так. Люди смотрят на нас — повторяют. Если... человека не вылечишь, если он уверен, что он здоров. То есть, если мы никому ничего не хотим навязывать, но если у нас интересуются — как и что, мы даём свой совет.
Понятно, что какие-то там наши... ну... скромные наши какие-то действия... что-то мы... в теории, мы понимаем, что что-то мы должны делать больше, лучше, но... но, вот, как... вот... Господь пока нам, вот, так даёт — мы так и делаем.
А.Пичугин:
— А сейчас уже у вас есть много единомышленников? Вот, среди ваших друзей, в первую очередь, наверное?
А, опять же... вы говорите, что ваш приход в Церковь — он состоялся относительно недавно, и, наверное, ваше окружение, ваши друзья, которые у вас были до того, они, всё равно, остаются с вами. И, вот, как они смотрят на перемены, которые с вами произошли, и на ваши идеи с отцовством?
И.Горячий:
— Ну, с друзьями — сложнее! Потому, что... вот... даже на примере своих друзей, скажу, что... замечательные все люди, но все — жили и живут своей жизнью. И все создают... или живут — в зоне своего комфорта. И редко, кто хочет выходить из зоны своего комфорта. Поэтому, тут, вот... Роман правильно сказал, что говорить-то — да, мы говорим, и будем говорить... да... тут уже — за людьми решение, ихнее — делать или не делать.
Тут даже, вот... ну... интересный момент такой был. В нашем коллективе... ну, вернувшись с Афона... мы потихонечку... ну, есть такая теория, что... Вы знаете о ней прекрасно... что, когда ты сам меняешься, то вокруг тебя тоже... тысячи людей меняются.
Ну, и... с матом... потихонечку, аккуратненько начали все завязывать. И сейчас даже, когда... там... выскакивает, к примеру, у меня что-то такое, то уже все на меня ругаются: «Ты нас всех отучил ругаться, а сам...»
А.Пичугин:
— Это же хороший пример! Потому, что кто-то из наших слушателей, для которых, в принципе, нецензурная лексика неприемлема, скажут: «Как же... Господи, ну что это такое... вот, мы никогда не ругались!» А Вы же понимаете, что у нас вся страна матом не ругается — у нас 2/3 просто разговаривают...
И.Горячий:
— Да, просто разговаривают...
А.Пичугин:
— ... и для людей, которые сделали вот этот шаг, отказавшись от сквернословия и нецензурной лексики — это уже большая работа над собой. Потому, что если ещё некоторое время назад даже представления не было о том, что это не очень хорошо... как бы, зачем?... то сейчас уже понятно, что это — плохо, и сделано это усилие. И для кого-то это может показаться какой-то ерундой, а, на самом деле, это очень важно. И это — совсем не мало.
И.Горячий:
— Ну, то есть — да. Получается, мы своим примером, наверное, должны... не говорить, не учить, а именно своим примером — начнём, и будем надеяться, что нас поддержат по всей России, во всех городах. Наверняка, люди — мужчины, в первую очередь — тоже это понимают, и знают, что это... есть такая проблема, и сами к этому придут — может быть, благодаря нашему примеру.
Вот, ещё на эту тему — интересный момент такой был. Мы... с супругой со своей... интересный случай такой был у нас. Вот, на тему примеров.
В 2014 году — обвенчались, и, после Венчания, пошли на встречу с Иваном Охлобыстиным, в Воронеже — в ВКЗ, в концертном зале была встреча, очень интересная. И так он мне — Иван — нравится очень — и как мужчина, и как человек, и как актёр, и его жизненная позиция — во многом поддерживаю его.
Ну, и... у него, такое, живое общение было там, и он попросил вопросы задавать, путём записок. Записки написали, собрали во что-то, не помню... Я написал, что: «Вот... так и так... мы сегодня, после 25 лет совместной жизни, обвенчались. Если у Вас будет время и желание, ждём Вас в гости». Ну, и... там... из тысячи записок, он нашу тоже достал, прочитал, и уделил этому внимание, очень большое значение, и сказал, что это очень важно для семьи, для мужа, жены, детей, для жизни совместной.
И потом — почему я этот случай вспомнил — что... люди, которые присутствовали на этом концерте — некоторые пары последовали нашему примеру, и, после концерта, тоже обвенчались. Мы это в группе у Ивана увидели.
То есть — вот, пример живой. Кто-то сделал — и, получается, на примере кого-то, люди тоже...
А.Пичугин:
— Ну, наверное, он ещё и какие-то важные слова на эту тему сказал, да? Которые сподвигли людей, которые пришли, его поклонников...
И.Горячий:
— Да. Он очень важные слова сказал.
А.Пичугин:
— Я надеюсь, что, действительно, эта история с вашим движением будет развиваться, и, может быть, каким-то тоже импульсом, толчком — нас много людей слушают! Может быть, кто-то из ваших единомышленников, людей, которые так же, как и вы, движутся к похожим целям, захотят присоединиться.
Я думаю, что вас можно найти в Интернете, в социальных сетях где-то... нет? Нет. А как же вас искать? Ну, телефоны мы не даём.
И.Горячий:
— Не знаю...
Р.Пашинцев:
— Думаю, будет желание — найдут.
А.Пичугин:
— Ну, да... Роман Пашинцев, Игорь Горячий — я думаю, что какие-то следы в Интернете должны быть. И — Воронеж, Липецк. Если будет желание у наших слушателей — наверное, как-то можно будет найти.
Ну, а в конце — может быть, у вас какие-то пожелания есть для тех, кто нас слушает, и тех, кто думает — так же, как и вы?
И.Горячий:
— Да, у меня есть пожелание — сказать о том, чтобы люди не стеснялись. Вот, например... я не могу похвастаться какими-то проектами в этой отрасли — что-то мы сделали... там... какие-то фестивали православные, или что-то... то есть, у нас есть друзья, много друзей, которые этим занимаются.
Ну, то есть... чтобы люди не думали, что если ты не делаешь какой-то фестиваль, или не делаешь какой-то социальный проект в области... там... детей, или чего-то... что ты... как бы... не можешь себя считать... ну... якобы, ты ничего не делаешь в этом плане.
То есть, у одних людей — кто занимается проектами — у них это направление. А... люди чтобы в себе нашли... именно нашли себя, и в себе открыли вот эту любовь — именно к воспитанию детей! И каждый отец чтобы — каждый отец — в себе это разбудил!
Если каждый отец в себе это разбудит — ну, хотя бы, половина отцов в нашей стране — то всё изменится! Вообще, всё вокруг изменится! Перестанут... там... люди умирать на улицах, безразлично не будут мимо них проходить, избивать кого-либо, там... отнимать сумки у стариков, потому, что... ну... люди будут... дети будут воспитаны, и никаких проблем — ни уличных, ни мировых — никаких... ничего не будет.
А.Пичугин:
— Спасибо большое!
Напомню, что сегодня в гостях у светлого радио были Роман Пашинцев — предприниматель, бывший спортсмен, боксёр — из Липецка, и Игорь Горячий — предприниматель, бывший спортсмен, футболист — из Воронежа. Спасибо огромное, что пришли к нам!
И.Горячий:
— Спасибо!
Р.Пашинцев:
— Вам спасибо!
А.Пичугин:
— Я — Алексей Пичугин. Прощаемся!
Всего хорошего! До свидания!
Р.Пашинцев:
— До свидания!
И.Горячий:
— До свидания!
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час