— Уважаемые дамы и господа, приветствуем вас на борту нашего самолета, следующего по маршруту Москва-Грозный. Просим вас пристегнуть ремни, разместить багаж под сиденьем или на верхних полках, закрепить кресла и столики в вертикальном положении, открыть шторки иллюминаторов.
— Вы, кажется, о чём-то задумались? Командир корабля просит нас пристегнуться.
— А, что? Да, конечно! Стыдно признаться, но я ужасно боюсь летать.
— Тогда давайте беседовать! Когда я страдал аэрофобией, единственное, что мне помогало — это увлекательный разговор. Меня зовут Андрей Борисович. Вы по делам в Грозный?
— Олег Евгеньевич, очень приятно. Да, я в командировку. А вы в гости?
— Можно и так сказать. Это даже красиво — лечу в гости к художественному произведению!
— Да, вы меня удивили! И что за произведение искусства ждёт вас в Грозном?
— «Натюрморт с медовыми сотами в вазе» — он выставлен в Национальном музее Чечни. Могу показать, он у меня сохранен в планшете. Вот!
— Хм. Яблоки, виноград, жёлтые сливы. Белый гриб на переднем плане. Искусно, конечно, написано. Вон, соты так нарисованы, что у меня слюнки потекли. Но неужели стоит в такую даль лететь из-за этой картины?
— Я убеждён, что любое живописное полотно, которое понравилось вам по репродукции, стоит увидеть вживую.
— А кто автор этой картины?
— Замечательный русский художник Фома Гаврилович Торопов. Он родился в 1820 году в Костромской губернии в семье крепостных крестьян, а умер спустя семьдесят восемь лет в Санкт-Петербурге в звании академика Императорской академии художеств.
— Странно. Даже если художник был самородком, чтобы получить учёную степень, нужно образование. А как его мог получить крестьянин, закреплённый за помещиком? Или он начал учиться после сорока лет, в 1861-ом, когда отменили крепостное право?
— А вот и нет. Помещик Антон Иванович Герард, хозяин крестьян Тороповых, был человеком весьма образованным, милосердным и мудрым. От его глаза не укрылся талант крепостного мальчика, который мастерски изображал угольком цветы и фрукты, животных и птиц, схватывал на портретах характеры односельчан. Когда Фоме исполнилось десять лет, он получил вольную и смог поступить в училище при Академии художеств.
— Он натюрморты в основном рисовал?
— Он писал портреты, расписывал храмы, но натюрморты с фруктами ему особенно удавались.
— Аппетитные они получались?
— На картинах Торопова нет призыва к наслаждению едой, они целомудренны. С одной стороны, Фома Гаврилович изображает плоды с правдивостью крестьянина, который благодарен Богу за хороший урожай. А с другой, он видит преображенными и эти цветы, и фрукты, и тонкую виноградную лозу с ажурными листьями. Дары природы живые настолько, что ты почти чувствуешь запах, и в то же время кажется, что они не подвержены тлению. Художник словно хочет сказать, что такими земные плоды могли бы быть в Царстве Небесном.
— Андрей Борисович, а ведь вам и в самом деле удалось отвлечь меня от полета с его воздушными ямами. И я непременно найду время заглянуть в Национальный музей в Грозном, чтобы увидеть картину, которая помогла мне побороть страх!
— Непременно загляните! «Натюрморт с медовыми сотами» — как бетховенская «Ода к радости», песнь торжества жизни над всеми страхами. Пусть она прозвучит и для вас!
«Натюрморт с медовыми сотами в вазе» кисти Фомы Торопова можно увидеть в Национальном музее Чеченской республики в городе Грозный».
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.