— Как мне нравится экспозиция Архангельского художественного музея! А особенно — портрет графа Владимира Мусина-Пушкина, написанный Карлом Брюлловым. Этот граф кажется мне образцом мужской выдержки и благородства.
— Да, Владимир Алексеевич был человеком неординарным. Этому способствовало воспитание, полученное в родительском доме. Отец его, Алексей Иванович, состоял членом Российской академии наук, изучал отечественную историю, коллекционировал древние рукописи. Именно он обнаружил в ризнице упразднённого Спасо-Ярославского монастыря и опубликовал литературный памятник «Слово о полку Игореве». В доме Мусиных-Пушкиных постоянно бывали люди, увлечённые науками и искусством, Владимир вырос в атмосфере творчества.
— И унаследовал таланты родителей?
— И таланты, и жизненный уклад. Владимир Алексеевич, как и отец, дружил с писателями и художниками. Он путешествовал с Пушкиным по Кавказу, общался с Гёте во время поездки по Европе. И Брюллов для Мусина-Пушкина был не просто исполнителем заказного портрета, а близким другом.
— Потому художник и смог отразить на полотне внутреннюю жизнь, состояние души графа.
— И сделал он это с помощью особых художественных приёмов. Взгляните — Владимир Алексеевич изображён на фоне грозовых облаков. Его лицо повёрнуто в полупрофиль, пристальный взгляд направлен вдаль. Все эти детали подсказывают, что человек готов двинуться в путь, невзирая на препятствия.
— Так Брюллов хотел подчеркнуть, что граф любил путешествия?
— Не только. Созданию портрета предшествовала целая череда событий в жизни Мусина-Пушкина. Картина написана в тридцатых годах девятнадцатого века, а в середине двадцатых двоюродный брат графа, полковник Нарышкин, привлёк его в общество декабристов.
— Мусин-Пушкин был декабристом?
— Скорее только формально. Владимир Алексеевич не успел погрузиться в деятельность общества. Не знал он и о том, что готовится восстание. Но, тем не менее, понёс наказание вместе с другими повстанцами. Его сначала заключили в Петропавловскую крепость, а после семимесячного там содержания отправили в ссылку в Финляндию.
— В Финляндию?
— Она была тогда частью Российской империи. Из почётных войск лейб-гвардии императорского полка графа Мусина-Пушкина перевели в пехотную дивизию на западной границе. Именно там, в Хельсинки — а в то время город назвался Гельсингфорс, Владимир встретил свою любовь, юную Эмилию Шернваль. Она была дочерью шведа, состоящего на русской службе.
— Они поженились?
— Да, хотя это было непросто. Для женитьбы ссыльному офицеру требовалось получить согласие сначала командира полка, потом генерал-губернатора, и, наконец, императора. О разрешении на свадьбу пришлось хлопотать целый год. А сразу после венчания Владимира перевели в действующую армию на Кавказ.
— Почему же он не отказался? Он же мог подать в отставку?
— Мог. Срок ссылки тогда уже закончился. Но Владимир Алексеевич и к жене относился с нежностью, и своим долгом дорожил. Он писал в дневнике: «Россию любил, люблю и буду любить. И жизнь отдал бы за неё с радостью». Вот эти стремления горячего сердца и передал Карл Брюллов на портрете Мусина-Пушкина.
«Портрет графа Владимира Мусина-Пушкина кисти Карла Брюллова можно увидеть в Архангельском музее «Художественная культура Русского Севера».
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!