У нас в студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.
Мы говорили об особенностях и смыслах богослужения в ближайшее воскресение, о празднике Введения во храм Пресвятой Богородицы, а также о памяти святых апостола и евангелиста Матфея и святителя Григория Неокесарийского.
М.Борисова:
- Добрый вечер, дорогие друзья!
В эфире радио «Вера» еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях Богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.
С вами – Марина Борисова, и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине священник Стахий Колотвин.
О.Стахий:
- Добрый вечер!
М.Борисова:
- С его помощью, мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в 23-е воскресенье после Пятидесятницы, и на предстоящей неделе.
Как всегда, мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских Посланий и Евангелия, которые мы услышим завтра в храме во время Божественной Литургии.
Завтра будет читаться отрывок из Послания апостола Павла Ефесянам ( 2 глава, 4-10 стихи ). И, как у меня часто бывает, есть в этом отрывке фразы, которые, до сих пор… ну… не то, чтобы совсем непонятны, но требуют какого-то расширенного толкования.
Я имею в виду, в этом отрывке, стихи 8 и 9. Звучат они так: «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас – Божий дар. Не от дел – чтобы никто не хвалился».
Вот, это вечный камень преткновения. Потому, что развилка между тем, как мы представляем себе своё спасение возможное – через веру, или через дела… и почему это, всё время, противопоставляется… и что имел в виду апостол?
О.Стахий:
- Действительно, наш узкий путь, ведущий в Царствие Небесное – оно проходит между Сциллой и Харибдой, а, с другой стороны, укрепляется двумя столпами – как раз, верой и делами.
И, поэтому, очень важно понимать, кому адресуется Послание, в какой ситуации, и смотреть на некоторый… рецепцию, вот, всех этих апостольских изречений в святоотеческом наследии.
Потому, что, собственно, учение о со-работничестве, которое лежит именно в основании православного учения о спасении, православной сотериологии – то есть, о том, что человек берёт и трудится на пути ко Христу, и Христос – спасает человека. И только в этой гармонии мы можем, действительно, достичь спасения. Потому, что, с одной стороны, Господь ценит нашу свободную волю, и, поскольку мы созданы по Его образу и подобию, растоптать нашу свободную волю, даже ради нашего блага – то есть, спасти нас, против нашей воли, это было бы – сокрушить нас в свой собственный образ и подобие.
И, поэтому, Господь никогда нас не спасёт, если мы этого не захотим, и если это желание, действительно, не проявим на деле.
Однако, если мы посмотрим и с противоположной стороны, то тоже – конечно, как бы человек ни пытался бы что-то сделать, всё равно, он не сможет наследовать Царствие Небесное. Потому, что наследовать Царствие Небесное может только… ну… как с любым Царством, и это, в принципе, любой знает – что наследовать Царствие может только Сын Царя. Сын Царя – это Господь наш Иисус Христос – Сын Царя Небесного. И, поэтому, только с упованием на Него, Его достижения, Христа, на наше обожение, на то, что Господь коснётся нас Своей благодатью, мы можем надеяться в это Царствие Небесное попасть.
То, что апостол Павел пишет – пишет, конечно… вроде, это и Ефес, это – языческий город, богатый, портовый, с большим культурным, как бы сейчас сказали, бэкграундом языческим, но, тем не менее, всё равно, приходится в любом месте апостолу, куда бы он ни приходил в Средиземноморье, отталкиваться своей проповедью от местной иудейской общины. То есть, апостол Павел, куда ни приходил, всегда обращался к иудеям. А вспоминаем, как раз, иудейский подход, с которым, как раз, и боролся Господь наш Иисус Христос, что, говорит: «Ну, хватит, фарисеи, на перекрёсток улиц вставать, и там начинать молиться показательно… хватит воскрилия риз… хватит, вот, всякие эти показательные заповеди… там… оцеживать комара... и так далее. Все, вот, эти ваши действия – они, действительно, бестолковые! Они никак вам не помогают – потому, что души ваши лицемерны».
Чтобы предостеречь от этого – как самих членов христианской общины из числа иудеев, так и всё растущее число христиан из язычников, которые, тем не менее, с особым уважением к носителям иудейской традиции относились, потому, что те были знатоками – с детства, каждого иудея, где бы он ни жил, даже если за тридевять земель от Святой Земли, всё равно, его научали познаниям Библейским ( как бы мы сейчас сказали – Ветхозаветным ), и, поэтому, тоже можно было на это оглядываться – и споткнуться.
Просто… почему?... в принципе, для истории нашего спасения, вполне логично, Господь показывает, на протяжении всего Ветхого Завета, что, какие бы ни были святые, праведники, чудотворцы – если Господь не откроет врата Царствия Небесного, то всё будет тщетно.
То есть, мы смотрим – удивительные чудеса! Моисей берёт, бьёт жезлом – море расступается, проходит иудейский народ – и море потом смыкается и колесницы фараоновы потопляет. А, тем не менее… Моисей, там, поднимает руки на горе Нево, смотря из пределов современного королевства Иордании на то, как сражаются за Святую Землю его молодые соплеменники... опускает – войско проигрывает, поднимает – оно… там… увеличивается…
Тем не менее, мы смотрим, что, в итоге, Моисей умираем – попадает в ад. Царь Давид умирает – попадает в ад. Пророк Исайя умирает – мученической смертью! – тоже попадает в ад. Вот… ну… куда уж… Исайя – ветхозаветный евангелист, как его называют… самая изумительная пророческая книга… и мученик… то есть, ну, все добродетели собрал – и, всё равно, в ад попадает!
Да, потому, что врата Царствия Небесного закрыты. И на это, как раз, и делает акцент апостол Павел. Что нужно не думать, что если ты что-то сделал, то ты – заслужил. Заслужил это спасение.
Понятное дело, что когда, вот, такой формализм фарисейский – он восторжествовал, прежде всего, после раскола на Западную и Восточную церкви, в её католической части, то протестанты, борясь с этим фарисейством, они выплеснули вместе с водой и самого ребёнка, да? Отказались от дел. И мы, если сейчас – увы – окажемся в общежитии какого-нибудь протестантского богословского факультета, оно, по своим нравственным характеристикам, не будет отличаться от любого общежития советской или постсоветской поры. Поэтому, тоже ситуация, увы, печальная. Причём, она обосновывается: «Да, нет – дела не важны! Что ты, там – грешишь, не грешишь…»
Почему для нас именно, всё-таки… оставим католиков и протестантов в стороне… для православных, эти слова апостола Павла именно сейчас важны? Потому, что мы очень часто пытаемся с Богом – сторговаться. Кто менее воцерковлённый: «Господи, я Тебе поставлю свечек, я подам столько-то записок, сорокоустов, и Ты мне что-то будешь должен…» А воцерковлённый человек говорит: «Нет… Господи, я столько-то раз Причащусь, я столько-то раз поисповедуюсь – и Ты тоже мне обязан».
А надо помнить – Господу ничего не нужно. Он, как сказано в начале этого чтения – Он нас любит, и, поэтому, Он, даже если мы где-то ошибёмся, что-то не сделаем, всё равно, нас спасёт. Главное – идти к этому.
М.Борисова:
- Теперь обратимся к отрывку из Евангелия от Луки ( гл.10, ст.25-37 ). Перенасыщенный смыслами отрывок! Начинается он с истории о том, как один законник начал испытывать Христа, спрашивая: «Учитель, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» – и получил ответ: «Что в законе написано – как читаешь?» И сказал в ответ: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим. И ближнего твоего, как самого себя». Иисус сказал ему: «Правильно ты отвечал. Так поступай, и будешь жить».
И, дальше, на вопрос: «А кто мой ближний?» – идёт притча о добром самарянине. Сюжет её достаточно известен, я думаю, нашим радиослушателям.
Вот, это, как бы, два смысловых узла в этом чтении. И мне кажется, что тут важно и то, что Господь обращает наше внимание на необходимость обращаться по всем недоуменным вопросам к тексту Священного Писания, в первую очередь, а не начинать, наверное, искать… там… дискуссий в Интернете по этому поводу. И, второе, конечно, это исконный вопрос: «Кто мой ближний?» – который не становится более ясным. Сколько мы ни читаем эту притчу, всё равно, мы, так или иначе, в реальной жизни постоянно упираемся именно… вот… в проблему определить, кому же бросаться помогать.
О.Стахий:
- На самом деле, ещё очень важна стартовая позиция – вот, этого человека, собеседника Христа, который, может быть, даже с некоторым и лукавым вопросом обратился ко Христу: «А кто же мой ближний, которому помогать?»
У него существенное преимущество – причём, у ветхозаветного человека, который новозаветное откровение только потихонечку для себя открывает – у него существенное преимущество, по сравнению с большинством людей православных сейчас. Вот, возьми какого-нибудь своего православного знакомого… да и себя возьми, и спроси: «Ну, скажи какие-нибудь заповеди евангельские!» – и человек начнёт ( 9 из 10 ) тебе говорить… ну, если, вообще, сможет что-то сказать, начнёт говорить: «Не убий. Не укради. Не лжесвидетельствуй». Дружище, ну, какое же это Евангелие! Это – за полторы тысячи лет до пришествия Христа ещё сказано. Это – основа основ, это… как-то, всё-таки, Господь побольше нам дал!» – и даже человек немножко удивится. Ну, кто-то вспомнит: «А, да… это Ветхий Завет… это не считается…»
А тут человек… его сердце, правда, открыто, и он из всего Ветхого Завета вычленил заповедь, вот, такую, ключевую – заповедь любви, которую Господь потом обновляет, и, в Евангелии от Иоанна, Он говорит, что: «Заповедь новую даю вам – вот, заповедь любви, – да любите друг друга!» – то есть, показывает, что она становится ключевой в Новом Завете.
И, как мы понимаем, любовь – она границ, действительно, не имеет. Если мы посмотрим на Солнышко, то оно светит во все стороны одинаково. Конечно, бывают солнечные… такие… вспышки на различных поверхностях, но, в принципе, не бывает такого, что в какую-то часть Космоса Солнце светит, а в противоположную – его энергия не попадает, нашей прекрасной звезды.
Точно так же и с любовью. Любовь – она не бывает секторальной. Если у тебя любовь секторальная, значит, это не любовь. Возможно, это – самолюбие. А самолюбие, хоть и однокоренное слово, но любви противоречит. Потому, что самолюбие – это тоже одна из составляющих гордости. Если мы посмотрим на аскетические труды святоотеческого богословия, то… вот… некоторая систематизация приводит к тому, что, если выбирать… пусть это некоторый схоластический подход, но, всё равно, раз уж есть некоторый опыт – почему бы его не вспомнить… что если выбирать семь страстей и семь добродетелей, то самая страшная страсть – это гордость, а самая благая добродетель – это любовь.
И, поэтому, если ты кого-то не любишь, а, при этом, любишь кого-то ещё, возможно, ты, с помощью гордости, всего лишь реализуешь своё самолюбие. На своём родственнике, на своём друге. И любишь не человека, рядом с собой, а просто любишь своё кровное родство с ним, или своё какое-то весёлое времяпрепровождение с… тоже… каким-то своим знакомым.
«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»
М.Борисова:
- Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня в эфире – программа «Седмица». В студии – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине священник Стахий Колотвин.
И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях Богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели.
Следующая неделя открывает, я думаю, любимый многими период в нашей жизни церковной – это Рождественский пост. И открывается наш переход к Рождеству Христову с памяти апостола и евангелиста Матфея. Вот, почему именно он открывает нам этот путь? Почему так важна фигура именно Матфея перед Рождеством? И… в чём, вообще, значение именно его Евангелия, которое, как ни странно, хотя оно обращено, вроде бы, и писалось для иудейской паствы, при этом, наверное, самое популярное из всех Евангелий. Чаще всего, к нему обращаются и проповедники наши, и толкователи… в общем, оно какое-то такое… самое употребимое в нашей жизни – и церковной, и повседневной.
О.Стахий:
- Апостол Матфей… может, его Евангелие мне тоже особенно близко… у нас на приходе есть Евангельская группа, собираются каждую неделю – ну, если не выпадет какой-нибудь праздник особый на среду на вечер, и, пока что, мы только в самом начале Евангелия от Марка. За предшествующие пять лет, как раз, мы успели, в основном, Евангелие от Матфея – ну, так… где-то, года за четыре. Подробно, на каждом стихе обсуждая, делясь какими-то своими соображениями и впечатлениями… да… вот… как-то пройти… ну, надеюсь, пройти не мимо, а, всё-таки, чуть-чуть укоренившись в этом удивительном тексте.
Действительно, апостол Матфей писал своё Евангелие с расчётом на своих соплеменников – именно поэтому, отличительной его чертой является максимальное цитирование, или пересказ тех или иных пророческих мест из Ветхого Завета. Однако, это никак не отделяет от мира христиан обращённых из язычников, или их происхождение - обращённых из язычников – потому, что для нас очень важно увидеть, как Господь готовил наше спасение. И, вот, эта удивительная гармония… я тоже, так… порой, аж мурашки по коже идут, когда ты открываешь ветхозаветные книги, и читаешь, и видишь, что, да как в Евангелии это сбывалось.
Точно так же и Евангелие от Матфея, когда ты видишь, что, тоже, за сотни лет, прям, конкретную ситуацию тот или иной пророк смог – не спрогнозировать, а полностью открыть для человечества, благодаря тому, что Дух Святой это ему сказал, то это тоже восхищает и подбадривает нашу слабую немощную веру.
Кроме того, Евангелие от Матфея – оно очень удобно в своей последовательности. Когда мы… почему важно читать Евангелие дома… причём, моё мнение… такое… личное… что, всё-таки, читать его подряд, потихонечку? Потому, что, когда приходишь каждое воскресенье в храм, и слышишь отрывки, ты, во-первых, слышишь не всё Евангелие, а только самое важное. Кроме того, эти отрывки, хоть и самые важные, но нету связующих частей. А если мы посмотрим, то, в Евангелии от Матфея, идёт одна тема за другой, как… вот… Господь говорит, и куда проще понять новый отрывочек, если ты, перед этим, прочитал предыдущий.
Помимо самого, вот, евангельского текста – удивительного, который, можно сказать… такое… со-авторство апостола и евангелиста Матфея и Бога Духа Святого, всё-таки, в день памяти евангелиста Матфея, нужно вспомнить и его самого.
Конечно, тоже, как и жизнь древних святых, его жизнь окутана немножко завесой тайны, но мне нравится предание про проповедь апостола Матфея в Эфиопии, про обращение эфиопского царя.
Сейчас тоже… ну… у меня такое переживание… благодаря давлению различных внешних сил, благодаря спонсорству различных инорелигиозных государств, сейчас идёт в Эфиопии гражданская война. Причём, идёт гражданская война, которая разделила два христианских народа в Эфиопии. В Эфиопии нет единого народа. И, вот, самые две христианские главные исторические нации – амхара и тыграйцы… тыграйцы – это, как раз, Аксум, где, по преданию, Ковчег Завета, по-эфиопскому, хранится… амхара – это, как раз, та цивилизация, где христианские императоры оборонялись от наступающих мусульманских нашествий… вот, сейчас они сражаются между собой, и тыграйские войска – они захватили чудесный город Лалибела, со знаменитыми, вырезанными в скале, храмами – тоже, кто их никогда не видел, но пользуется Интернетом – загляните, посмотрите – это просто чудо человеческого гения и природной божественной красоты, которую Господь установил для его обрамления.
Поэтому, тоже, конечно, вспоминая, как апостол Матфей, вроде, пишет-то для своего народа, а проповедует – вокруг… а если ещё вспомнить предание, что Евангелие, текст его, был найден, вообще, в Индии, то, таким образом, мы видим, что этот человек – человек, который… вот… самые разные, непохожие, разделённые народы друг с другом соединял.
И у нас хватает каких-то своих межнациональных разногласий… ну, и за себя за самих… и за, конечно, эфиопскую христианскую землю тоже – нам следует в этот день апостолу Матфею помолиться. Чтобы мир во Христе восторжествовал.
М.Борисова:
- А насколько важно, что утерян… ну… оригинальный первоисточник. Мы знаем Евангелие от Матфея только по греческому переводу. Это имеет значение, или… никакого?
О.Стахий:
- Мы не можем утверждать, что греческий перевод сделал не апостол Матфей. У нас хороший ориентир для этого – это писатель наш русский… и нельзя сказать, что только русский уже, поскольку всю жизнь прожил в эмиграции – Набоков. Который сам делал перевод своих произведений.
Точно так же, надо понимать, что раз и апостол и евангелист Матфей был человеком, связанным… ну, как бы… с деньгами, с финансами, да ещё и из священнической линии – то есть, это был человек, обладавший образованием. Безусловно, для человека того времени… это Римская Империя только появилась на горизонте к моменту Пришествия Христа, и немножко до этого, а, всё-таки, эллинистические империи, после завоевания Александра Македонского хозяйничали на Святой Земле, пусть и с некоторыми политическими перерывами, на протяжение последних 350 лет. Поэтому, конечно, греческий язык, безусловно, для апостола и евангелиста Матфея был тоже родным.
Поэтому, моё мнение… я придерживаюсь… ну, это – не то, что моё личное мнение, а я, как-то, с ним солидарен – что апостол сам написал своё Евангелие и на греческом языке тоже.
Как раз, почему он это мог сделать? Да, если он шёл проповедовать народам вне Иудеи, народам, которым чужд… вот… как раз… уже… какие-то семитские языки ( хотя, конечно, Эфиопия – там тоже семитские языки распространены… ну… вот… в самые разные края ), то, конечно, он не мог их оставить без каких-то своих сочинений, написанных на общедоступном, на греческом, языке, который использовался, как лингва франка.
Кроме того, мы даже в этом греческом языке видим различные семитизмы – то есть, то же, что подчёркивает наше мнение о том, что человек, который на нём писал, хоть и был носителем греческой культуры, родным для него был – семитский язык.
М.Борисова:
- Как Вам кажется, есть ли парадокс в самом имени? По преданию, всё-таки, у него было два имени – Левий и Матфей. Но «Левий» значит – потомок «леви», колена Левия, левиты. То есть, люди, посвящённые Храму. Человек с таким именем, насколько я понимаю, всё-таки, у иудеев той поры… больше значение придавали именам.
И, вот… человек, казалось бы, по самому имени своему, предназначенный служению Храму, служению Богу, становится… ну… как сказать… коррумпированным налоговым чиновником, скажем, если сравнивать с современностью.
То есть, вот… полная противоположность тому, что было ему предназначено от рождения.
О.Стахий:
- Действительно, это, можно сказать, было кощунством со стороны Матфея – то, что он, принадлежа колену, отделённому от любой, вообще, светской работы, чтобы сосредоточиться на служении в храме, он занимался работой, максимально скверной. Связанной не только с деньгами и с коррупцией, но связанной ещё с работой на оккупантов, на римлян. То есть, тех, которые, как раз, и попирают, вот, вроде, ту самую священную, как казалось иудеям, иудейскую государственность.
И то, что Господь к нему обращается, и показывает, что в любом, даже в самом низко падшем человеке, можно найти вот эту божественную искру – тоже, для нас, некоторый пример.
Что интересно, всегда, по аналогии, евангелиста Матфея считают за покровителя налоговиков, финансистов… тоже у нас, в нашей Налоговой инспекции, в Первопрестольном граде Москве, есть маленький домовый храм, неподалёку от нашего района Митино расположенной – домовый храм, посвящённый апостолу и евангелисту Матфею.
Но… опять же, тут, конечно, можно удобно поосуждать апостола, но это – некоторая характеристика всего общества вокруг. Потому, что Божие было установление, что все колена Израильские – они берут и работают, у них – вся земля, у левитов – нет своей земли, нет своего рабочего места, и они содержатся за счёт всех остальных колен. Поэтому, когда смотришь тоже, как священники стараются выживать – чем дальше от Москвы, тем тяжелее. Кто-то, там, пытается цыплят разводить, кто-то – на такси возит в свободное время, и, действительно, можно сказать: «Ой, какие жадные там батюшки! Всё им не сидится! Вот бы они в храме служили, и проповедовали бы только… куда-нибудь, там, ездили на радио передачи вести… что это они за заработок какой-то принялись, не связанный со священнослужением?» Так, это ж приговор, как раз, окружающему обществу-то! Если у тебя священник, на твоём приходе, ещё вынужден где-то что-то работать – значит, как-то, не всё ладно и в мирянском сознании вокруг.
Поэтому, тоже, дорогие братья и сестры… конечно, бывают различные здесь ситуации, конечно, бывают приходы эмигрантские, конечно, бывают умирающие деревни, но, по крайней мере, мы видим – апостол Матфей не в этих условиях жил. Он жил, как раз, в условиях бурного… вот… этого… приграничия. Вокруг – города Десятиградия, Галилейское озеро… то есть, это был очень густонаселённый и, можно сказать, богатый регион.
И, тем не менее, всё равно… вот… он как-то… подтолкнул… пусть никто не отменяет того факта, что он, в итоге, и ко греху пришёл через свой заработок, но то, что сама идея оставить священное служение и заняться чем-то ещё – она, конечно, показывает, что зависит это не только от устремлений самого священника, но и как миряне ведут себя вокруг него.
М.Борисова:
- Мне кажется, что для нас ещё очень важно… важен сам момент встречи его со Христом.
То есть, с одной стороны, Христос не ставил ему никаких условий. Он просто сказал: «Следуй за Мной». И второй удивительный момент – что этот человек, который, казалось бы, живёт абсолютно в мирских представлениях, как большинство из нас сейчас живёт, он, ни секунды не раздумывая, встаёт и идёт за… ну, тогда, в его представлении, наверное, Пророком.
О.Стахий:
- Да. И, более того, он даже идёт не просто за Ним, а потом говорит: «Господи, пойдём!» – и устраивает обед, приглашает своих друзей. Причём, не то, что: «Ой, я сейчас спрячусь, мне стыдно, что я за каким-то странствующим Учителем пошёл…» – нет, он не пытается… ну… как-то лицемерить: «Так… я теперь тут порвал с налоговиками… теперь я вот тут общаюсь только с этими проповедниками…» – нет, а он… видно, что этот человек – с широким сердцем, который берёт и собирает под одной своей крышей, как мы дальше читаем, и апостолов – вот, этих рыбаков простых, и, наверняка, всех остальных тоже, кто ещё, там, с Господом ходил, и своих вот этих самых коллег по мытарскому цеху, с которыми они вместе… там… пилят бюджеты. И все они вместе собираются, и для всех – двери открыты. И только в эту дверь не входят, как раз, фарисей и лицемеры, которые издалека, там, искушают учеников Христа: «А что это ваш Учитель есть и пьёт, вот, с такими недостойными людьми?» И ученики даже и не знают, что ответить – им самим неудобно. Конечно, вкусно кушаешь в доме, а… как-то, вот… думаешь: «А, может, это и не очень честно?» Но Господь говорит: «Не требуют здравии врача, но болящие». Вот, как раз, эта болезнь души… преодолевающии её, все объединяются.
Если человек, какой-то даже и аскетической жизни, каких-то правил придерживается, но болезнь души его прогрессирует, то он погибнет для спасения.
Если человек – грешен, но он обращается ко Христу, то он может этого спасения достигнуть. Поэтому, я бы всегда советовал при… вот, можно сказать… таком… христианском самоанализе: «Где же моя душа находится?» – оценивать не только точку расположения – свою воцерковлённость, то, как ты придерживаешься заповедей Христовых, но и некоторый вектор движения – стал ли я большим христианином, чем год назад, чем вчера? Или – наоборот, моё христианство угасает?
М.Борисова:
- Вы слушаете программу «Седмица».
В студии – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.
Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся, буквально, через минуту.
Не переключайтесь!
«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»
М.Борисова:
- Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!
Вы слушаете программу «Седмица»
В студии – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине священник Стахий Колотвин.
И, с его помощью, мы, как всегда по субботам, стараемся разобраться в смысле и особенностях Богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.
На следующей неделе, 30 ноября, мы будем вспоминать святителя Григория Неокесарийского. И, в этой связи, это совершенно удивительная, на мой взгляд, история – как переплетаются судьбы святых и не святых. И, вообще, кто такие – святые?
Дело в том, что святитель Григорий Неокесарийский был учеником Оригена. И, в тем времена, когда он у него учился, у него были просто фантастические отзывы о своём учителе.
Вообще, Ориген – удивительный персонаж, мне кажется, в церковной истории. Жил он в III веке. Жил такой жизнью, какую мы встречаем в житиях большинства древних святых аскетов. Его ученики, передавая… как бы… его школу, его трактовку Священного Писания… несколько веков из их среды происходили святые и святители. А, через три века, Ориген был не только, по указу императора, признан еретиком, но это было утверждено и V Вселенским Собором, и VI Вселенским Собором.
Он был предан анафеме через три столетия, после того, как прожил жизнь, практически, святого мученика – поскольку, ещё и скончался, как мученик.
И, вот, отзыв о нём, о своём учителе, святителя Григория Неокесарийского, который сам прожил удивительную жизнь, был феноменальным проповедником… всё, что о нём сохранила история церковная – это удивительный дар обращения. То есть, если верить преданию, когда он только был рукоположен в епископы Неокасарии, там было 17 христиан. А в год, когда он скончался, во всём городе – 17 человек не было христианами. Понятно, что это некая притчевая подача, но смысл понятен – то есть, его проповедь была очень действенной, иначе навряд ли такая притча о нём сохранилась бы в истории.
Так, вот, что это за странная история с учителем, который оказался еретиком? Учителем святых.
О.Стахий:
- Ориген почитается… так… есть понятие «отцы Церкви», «отцы-учителя Церкви» – то есть, те люди, на чьём богословии, на чьём исследовании Библии в библеистике тоже… так… утверждается святоотеческая мысль, и строится наше повседневное спасение.
И, вот, среди отцов Церкви, которые прославлены в лике святых, среди отцов и учителей Церкви, которые являются просто богословами великими, но не прославлены в лике святых – например… там… Леонтий Византийский, автор того самого VI века, когда уже Оригена осуждали за его различные еретические взгляды, – среди них есть и даже еретики. То есть, есть еретики, которые, тем не менее, для Церкви потрудились, и много для неё дали. Самые знаменитые, среди них, Ориген и Тертуллиан. И возможность праздновать память святителя Григория Неокесарийского даёт нам повод, по крайней мере, вспомнить об Оригене.
Потому, что Ориген, с его символическим толкованием Евангелия, с осмыслением каждого евангельского… и, что ещё более важно, на фоне… такой… жестокости Ветхого Завета, на которую смотрит христианин и думает: «Как это… как это?… Вот, Господь…» – недаром, что были гностические различные учения, и что: «Нет, вот… Бог Ветхого Завета – это совсем другое какое-то Существо, не связанное с Богом Нового Завета, почему это всё так и жестоко…»
Мы читаем Оригена, и понимаем, насколько глубоко и символично может быть наше погружение в текст. Очень важно, если ты читаешь Евангелие, пытаешься о нём думать… и… так… подумал… какие-то археологические вещи припомнил… а, всё равно, к своей жизни не можешь применить, то тоже – взять, открыть Оригена, его сочинения, и тоже почитать. Почитать его те или иные слова на те или иные стихи Священного Писания. Просто, чтобы взять за образец.
Конечно, образец Оригена, поскольку он безусловный… такой… неоплатоник, можно сказать… платоник, как минимум… что он – человек, который настолько, вот, погружается в вот эту отстранённость от этого мира грешного, материального, несовершенного, чтобы вознестись в какие-то горние сферы, что, возможно, сам-то он… ну… на фоне своей, по-настоящему аскетической жизни, не очень-то отрывался от земли. Но, другое дело, что… вот… последователи Оригена, в том числе, среди людей необразованных, а, чаще всего, среди необразованного монашества пустынного – они, не имея, вот, той базы научной, той базы богословской, которую имел их лидер, уже даже – заочный лидер, много лет… веков… до этого скончавшийся, они приходили… ну… к настоящим ересям, которые, и правда, могут помешать на пути спасения. И им, и тем людям, которые, глядя на их аскетическую жизнь, к этому прислушивались.
Поэтому, таким образом, мы и видим, что один человек – он может и послужить делу спасения, и может навредить. Чтобы оградить от вреда, то тоже надо некоторые пометить флажки: «аккуратно, тут – минное поле, не иди». Ты смотришь – красивая долина, прекрасные горы, чистые источники… но если стоят вот эти ограничительные флажки, что минное поле перед тобой – то лучше не ступать.
Тем не менее, поскольку Церковь благословляет, и сама с почтением относится к толкованиям Оригена, для нас важно… это – как некоторый пример к тому… порой, бывает, что какой-то, там, священник снимает сан, а, до этого писал он какие-то красивые книжки. И кажется – ой, всё, эти книжки надо сжечь! Нет. Если тебе как-то это помогло в общении со Христом, в общении с ближними, с людьми – зачем от них отрекаться?
Точно так же, это мы смотрим на… исследователи, например… в ХХ веке, пока Русская Церковь еле-еле выживала под гнётом гонений, на Западе католики, протестанты – изучали наших православных святых отцов. И – чего же нам не взять их труды, не почитать, и не посмотреть их интересные исследования? Тоже – это не значит, что мы заразимся католицизмом, там, протестантизмом… это значит, что мы сможем что-то узнать более чёткое, менее сказочное о тех святых, которые и так уже в нашем сердце есть.
Возвращаясь к самому святителю Григорию Неокесарийскому, мы видим, как человек, который имел, вот, такую финансовую базу, со стороны родителей, имел возможность построить любую политическую карьеру – в итоге, он стал епископом.
И, тем не менее, учитывая то, как он ловко уклонялся от гонений, что он не нарывался на то, чтобы его обязательно как-то… там… казнили, распяли, стравили зверями, а… вот… пытался уйти в горы, спасти свою общину… собственно, если бы, например, он шёл на рожон, то… я сомневаюсь, что столько христиан было бы в его городе. Ну… мучеников было бы больше, а, вот, Христово благовестие – конечно бы, уже, может, распространилось хуже.
Но, мне кажется тоже, его некоторый опыт не только научный, но и опыт… вот… какого-то… такого… юридического познания, опыт управления… потому, что епископ – это не только тот человек, кто, непосредственно, каждым человеком управляет, но управляет и всей церковной общиной, и, в том числе, священниками… помог ему провести свою общину – общину своего города – сквозь вот эти годы жесточайших гонений III века.
При этом, тоже… как, вот… древо познаётся по плодам… сейчас на территории современной республики Турции, где и расположен Никсар ( Неокесария ), православное население, примерно сто лет назад, почти полностью было депортировано. И только, вот, кто-то, там… русскоязычные люди, кто приезжает работать, жить в Турцию, составляет… а, вот, местного населения – не было.
Однако, как раз, регион Понта – то есть, вот, это северо-восточное побережье современной Турции, которое уже потихонечку начинает примыкать к Грузии – это, как раз, тот регион, где, хотя, за тысячу лет уже владычества турецкого и турецкой власти, всё равно, сохранялось… сохранялась христианская вера, сохранялось православное население. Что тоже, конечно, мы можем видеть, как лучшее свидетельство того, что труды святителя Григория Неокасарийского – они не закончились не только с его смертью, но и тысячелетия спустя.
М.Борисова:
- Но почему он считается чудотворцем? Его начали почитать, практически… почти сразу, после смерти – уже в IV веке. А… где-то… ещё лет через сто… где-то с V века, его уже стали именовать чудотворцем.
О.Стахий:
- Для нас очень важно, чтобы были образованные чудотворцы. Потому, что лукавый – хитрый, он говорит: «О… святитель Николай… вот, святитель Спиридон… такие люди – необразованные, простые, а какие чудеса творят! А, вот, все ваши учёные, богословы – они чудес не творят». И, поэтому, человек берёт и опускает себе планку. Причём, если человек – простой и чистой жизни, как святитель Спиридон, или такой решительный, как святитель Николай, и у него есть какие-то сильные стороны, чтобы, помимо какой-то богословской образованности, ко Христу приближаться семимильными шагами, то у нас, когда мы даём себе слабину – вот этих сильных сторон нет, а от какого-то познавания богословия, которое нас к Богу приблизит, мы тоже отталкиваемся. То есть, мы от того отказались, а к другому – не пришли.
Поэтому, то, что Господь являет среди людей высокой образованности, высокого богословского уровня тоже чудотворцев, для нас очень и очень важно.
Недаром, если мы посмотрим, больше всего в Церкви почитаются, и прежде всего упоминаются сначала Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст. То есть, максимально учёные отцы Церкви. А только после этого вспоминается уже святитель Николай Чудотворец.
Для нас, поэтому, важно, что Господь прославил, в том числе и чудесами посмертными, своего святого, который был столь образован.
Кроме того, эти чудеса помогли относиться к нему – без подозрения. Потому, что тоже могли бы найтись люди, которые бы сказали: «Это ученик еретика Оригена – значит, надо держаться от него в стороне. Вот, ваша учёность до добра не доводит! Всё только там к ересям придёт…»
Господь прославляет чудесами, и, поэтому, когда человек – кто-то рядом – говорит: «Нет… зачем там что-то читать, изучать богословие… лучше пойти сушить сухари, прятаться от числа зверя, забираться в катакомбы…» – сказать: «Дружище, святитель Григорий Чудотворец с тобою не согласен, и я с тобой тоже не соглашусь».
М.Борисова:
- Ну… святитель Григорий – он тоже, в общем-то, был склонен, скорее, уйти в пустыню, и… в общем… его почти насильно рукоположили во епископа. Даже… такая странная история… когда его рукоположили заочно. Он так долго отказывался, что епископ, который хотел его рукоположить, отчаявшись, рукоположил его заочно. Потом, просто, всё, что необходимо, было совершено уже и очно, но… вот… так уж… он… никак не соглашался.
О.Стахий:
- Это – нередко… нередко… Тут, мне кажется, ещё и наложилась, всё-таки, историю на историю с рукоположением святителя Григория Богослова – тёзки святителя Григория Неокесарийского.
Как, вот, например, мы сегодня вспоминали апостола Матфея, и многое из его жития путается с апостолом Матфием. Поэтому, кто-то думает, что, вот, например, в Грузии, в Аджарии, апостол Матфий похоронен, а не апостол Матфей.
Точно так же, мне кажется, и вот эта история про святителя Григория. Она является… таким… отображением, отблеском куда более задокументированной истории Григория Богослова, о которой он сам в своей автобиографии – поэтической, написанной стихами – говорит.
Поэтому, это, на самом деле… почему… могло такое быть. Могло, в принципе. Потому, что некоторый опыт смирения для тех, кто призван Господом к власти – он никогда не помешает. Поэтому, если у тебя есть хоть какая-то власть, не важно – над городом, над страной, отделом на работе каким-то, просто у тебя в семье, то обязательно помни: есть ли у тебя такое смирение, как у наших святых отцов?
«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»
М.Борисова:
- Напоминаю нашим радиослушателям – в эфире программа «Седмица».
В студии – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине священник Стахий Колотвин. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях Богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели.
Ну, и самое главное событие наступающей недели – 4 декабря – праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы.
Вот… сам праздник – первый, наверное… такой… предрождественский, что ли. Потому, что ещё начинают петь ирмосы Рождественского канона, и всё… вот… перенастраивается внутри на предощущение грядущего Рождества.
Но, мне кажется, сама эта история – она даёт повод поговорить о нескольких вещах.
Во-первых, как нам относиться к апокрифам? Ведь, в введении во Храм Пресвятой Богородицы в текстах Писания нет ничего. Мы знаем об этой истории только из апокрифов.
Само слово «апокриф» – оно, всё время… имеет такой… какой-то негативный привкус. Хотя, на самом деле, мы очень много что знаем именно из вот этих рукописей.
Что это такое? Почему так важно это?
О.Стахий:
- В принципе, Дух Святой хранит Церковь, и врата адовы её не одолевают. И, поэтому, для Церкви важна вот эта традиция… традиция не в таком… не в культурологическом смысле слова, и не этнографическом, а традиция… как, вот, по-русски, всё-таки, переведено это латинское слово – «предание». Церковное предание.
Когда у нас протестанты с католиками спорили, то они и… занимали неправильную позицию. Католики говорили: «Вот, есть у Церкви два столпа – Священное Писание, где богодухновенный текст, евангельский и библейский, и – Священное Предание, куда, вот… всё там входит. Остальное – какие-то жития святых, и апокрифы, и какие-то передачи, какие-то святоотеческие труды…» А протестанты говорили: «Не-а, мы отказываемся от Священного Предания, и оставляем только Священное Писание себе».
Ну… как мы всегда знаем, истина-то, она – в Православии. И, конечно, православный человек – он соглашается с православным учением. Что в Церкви Духом Святым хранится и передаётся, конечно, вот это Церковное Предание, границы которого не то, чтобы колючей проволокой обмотаны, а постоянно оно наполняется какими-то новыми церковными поучениями. И, уже внутри этого Церковного Предания, определяясь им, определяясь им через постановления, в частности, Первого Вселенского Собора, формируется корпус книг Священного Писания.
У нас только в IV веке пришла Церковь к согласию, какие книги отнести к Священному Писанию – как Ветхого Завета, так и Нового Завета, а какие являются некоторой благочестивой историей, или даже… ну… не очень благочестивой, а… такой… своеобразной стилизацией.
Потому, что, например, некоторые послания святителя священномученика Климента, папы Римского, включались в Новозаветный канон, кто-то евангелия детства Христа какие-то включал, но потом святые отца смотрели – ну, что это за чепуха… Христос мстительно что-то делает, или делает бестолковые чудеса, вроде того, как лепит птичек, и их оживляет…
Действительно, мы смотрим на апокрифы… как Господь говорит, что древо познаётся по плодам, то мы видим, что если есть вещь, чуждая Евангельскому повествованию, духа его… Помните, как Господь говорит апостолам, когда они просили Господа: «Господи, вот, нам самаряне не продали ничего, хотя мы деньги предлагали за хлеб! Мы, вот, тут стоим, голодаем, посреди Самарии, идём из Галилеи в Иерусалим… пошли огонь! Пусть он сожжёт эти города!» А Господь им говорит: «Не знаете, какого духа вы есте».
А Церковь, которая страдала за Христа, которая исповедовала, и проповедовала веру перед языческим миром – она, конечно, этот дух в себе уже хранила – и этот Дух Святой помог отцам Первого Вселенского Собора определить то, что, действительно, богодухновенно. Там, где в соавторстве с человеком, был сам Бог Дух Святой, и не дал возможности ничего чуждого и вредного ввести в Евангельский текст.
Мы смотрим, тем не менее, на различные апокрифы – в том числе, связанные с праздником Введения во Храм Пресвятой Богородицы – протоевангелие от Иакова … вот, есть даже такое специальное название – «протоевангелие», «первоевангелие»… то есть, такие, первые благие вести. Это – не Евангелие, конечно. Это тоже более поздние памятники, которые составлялись уже спустя столетия после апостольской проповеди на Афоне, на основе тех или иных, как раз, устных преданий. Эти устные предания… нам кажется: «Ой, что там устные предания… какой «сломанный телефон»…» Нет. В принципе… мы смотрим на предания различных, например, европейских народов, или народов бесписьменных... и какие-то воспоминания сражений… или потом устные эти предания записываются, литературно обрабатываются какими-то писателями, спустя столетия… а потом начинают копать археологи – и, правда, смотрят: здесь была битва… здесь были такие-то города… и уже все эти предания… как, например, Гомер о Трое… пел свою «Илиаду» в тавернах, чтобы заработать себе, слепцу, чуть-чуть на пропитание на сегодняшний вечер. Точно так же – написание им «Илиады»… до Троянской войны… это тоже – несколько сотен лет. И, всё равно, это сохраняется.
Поэтому, точно так же, в Древнем мире, который не был «испорчен» ни книгопечатанием ( что всё в книгах сохранится ), ни, тем более, электронными источниками информации, к этому устному слову относились очень трепетно. Другое дело, что, всё равно, конечно, что-то обрастало – обрастало какими-то поэтическими подробностями. Потому, что, если уж берёшь, рассказываешь какими-то вечерами, когда уже стемнело, и никакого электричества нету… и, как-то, вот, коротаешь эти вечера… бабушка с внуками, там, сидит… то, конечно, чем-то уже, может, и приукрасить охота.
Вот, это протоевангелие от Иакова – оно, как раз, и содержит записанное, спустя столетия, после этих событий, и, соответственно, чуть-чуть обогащённое, возможно, не столь важными подробностями, которых изначально не было – историю о том, как… вот… Пресвятая Богородица родилась… мы, вот, знаем, как раз, про Иоакима и Анну, про то, что у них не было деток... На самом деле, то, что, вот, в Воскресной школе любой ребёнок сейчас изучает, и, в принципе, человек воцерковлённый знает, и тоже думает: «Откуда я это знаю? Этого ж в Евангелии, вроде, нет…» А – вот, вот… Церковь, всё равно, использует эти апокрифы. Потому, что они тоже нам дают некоторую ценность. Как, вот, человек берёт, и… у него, конечно, есть какая-то основа его рациона питания, а, помимо этого, он может скушать какой-нибудь кусочек тортика. Этот тортик ему совсем не нужен для того, чтобы правильно питаться, но, всё равно, радость на дне рождения принесёт ребёнку. Если он даже съест, и даже… какое-то там… может, что-то и вредное будет – какая-то посыпка… что-то не очень удачное для детского организма, но радость от свечки, радость от вот этого чаепития со своими… там… одноклассниками – она перевесит.
Точно так же и здесь – это протоевангелие от Иакова, с этой удивительной историей любви двух пожилых людей, с удивительной историей молитвы, победы над различными внешними испытаниями, внешними осуждениями – она столь прекрасна, что она вдохновляла на удивительные фрески. И, особенно, конечно, меня, вот, лично, поражают мозаики монастыря Хора в Константинополе. Сейчас этот монастырь, который тоже, на протяжение веков, был мечетью… последние тоже несколько десятилетий он был музейного статуса… сейчас его опять из музея в мечеть обращают. Но, всё равно, дай Бог, даже когда он, как мечеть, снова откроется, после очередного какого-то закрытия, или реконструкции, то тоже, как будете на берегах Босфора, то обязательно… Это не в центре, туда туристы, как раз, как-то меньше добираются, хотя, это, действительно, жемчужина. Доберитесь дотуда, и, вот, как раз, в притворе этого храма – история… ты видишь, как выглядит… там… Богородица… тем более, вот, эти мозаики, в отличие от фресок, они совсем не тускнеют. И то, что, вот… да, эти мозаики, которые были несколько сотен лет назад составлены, и что они не потускнели, напоминает нам и о том, что даже и те апокрифы, которые были записаны несколько сотен лет спустя, после действий в них описанных… да, в них что-то, конечно, возможно было придумано. Как на мозаиках – смотришь, и видишь изображение Иерусалимского храма, в виде… такого… Алтаря… с Царскими вратами… и, конечно, понимаешь: нет, не могло быть такого в Иерусалимском храме. Поэтому, читаешь апокриф – внимаешь самому главному. Но… смотришь – какая-то шелуха налетела… какое-то уже более позднее явление… ну, просто ты на это… как-то… умиляешься… и идёшь дальше.
М.Борисова:
- Там, знаете… какое-то очень интересное ощущение остаётся от этой истории самой – Введения во Храм Пресвятой Богородицы – это, такая, почти какая-то семейная история. Потому, что… ну… вот, Иоаким и Анна привели трёхлетнюю Девочку, поставили на первую ступеньку. Она по этой лестнице взобралась – там Её встречает первосвященник Захария ( он же – отец Иоанна Предтечи )…
То есть, такое ощущение, что это… такая… большая семья, где все, так или иначе, в каком-то родстве, свойстве… и, вообще, вся Евангельская история, она – история очень родных друг другу людей.
О.Стахий:
- Ну, действительно… напомним, что названа Елисавета, жена Захарии – «южикой», родственницей… а иногда считают даже – двоюродной сестрой Пресвятой Богородицы. Ну, неважно – двоюродной, или троюродной… в любом случае, человек, который был близок – и не только, как друг, единомышленник, но и как родственник.
Но, мне кажется, такое единомыслие даже больше. Потому, что… вот… если ты с кем-то даже долго развлекаешься, дружишь, ходишь на праздники, на дискотеки… там… какие-то весёлые застолья – это, конечно, тебя не так сближает, как если ты с человеком, вроде, не долго знаком, но, всё равно, перенёс какие-то тяжёлые испытания вместе. И, если мы смотрим, то Захария и Елисавета – они, по сути, то же самое испытание прошли, что и Иоаким и Анна. Что – до самых пожилых лет – бездетство, которое клеймилось окружающими иудеями. Говорили: «Вы недостойны. Бог вас проклял – потому, что вы грешники. Мы не знаем, почему. Мы не видим… формально, вы, вроде, всё соблюдаете… но у вас какие-то есть тайные грехи – вот, Господь за это вам и не даёт детей!»
И – как Господь это посрамляет, да? Одними – рождается Пречистая, Честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, Матерь Христа Бога нашего, а у других – рождается мальчик, который станет, по словам Христа ( то есть, это – вне сомнений ) самым великим святым. Потому, что Господь сказал: никого нету большего, среди рождённых женами, чем Иоанн Предтеча. От Девы родился Христос – поэтому, Он… так… вне конкуренции. А, вот, так – тут Иоанн Предтеча.
Поэтому, тоже, здесь мы смотрим, что для нас… вот, мы оглядываемся, и видим, что, конечно, самое главное – в нашем круге общения, с кем мы, как раз, какие-то беды, и, наоборот, радости делим – это не те люди, с которыми мы каким-то кровным родством связаны. А важны те люди, которые тоже нас понимают – понимают какую-то нашу боль, её сочувствуют, чьей боли мы сочувствуем – вот, это будет настоящая дружба, которая будет увековечена в веках – возможно, в апокрифах, а, может, и нет. Но, в любом случае, которые имеют всю надежду продлиться в Царствии Небесном.
М.Борисова:
- Смотрите, такой замечательный, такой чудесный, тёплый, такой любимый праздник! Но появляется он в Церкви только где-то в середине VI века, а двунадесятым становится – аж в XIV веке. То есть… эта история вхождения этого праздника в число двунадесятых праздников Церкви – она какая-то очень затянувшаяся. Мне кажется, что в этом есть какая-то тайна.
О.Стахий:
- Ну… на самом деле, всё немножко проще. В том, что… не то, что было, вот, одиннадцать, одиннадцать, а потом – раз, и стал двенадцатый, Введение во Храм. На самом деле, все вот эти вот праздники, которые сейчас мы почитаем, и имеем их некое символическое число – они в самые разные века праздновались.
Некоторые… там… например… разделялись. Вот, Рождество и Крещение, и Поклонение волхвов – это праздновался один праздник. Потом, на Востоке, он разделился на два – Рождество и Поклонение волхвов в один день празднуется, а Крещение – в другой. А на Западе – даже не три праздника. У них, западных христиан, в том числе, и у православных, первого тысячелетия, уже праздновались аж три праздника…
М.Борисова:
- «День Королей»…
О.Стахий:
- Да. То есть, вот… тот самый, да, знаменитый «День Королей».
То есть, таким образом, мы видим, что, вот, эти… не нужно стремиться к какой-то символике! «Ой, тут ровно двенадцать… а тут, как-то… какой-то недочёт был праздников…» Со временем, какие-то праздники обретают значение и особенную народную любовь.
Вот, в частности, мы можем посмотреть на праздник Покрова Пресвятой Богородицы – он празднуется… ну… по сути, как двунадесятый праздник! Народу…
М.Борисова:
- … и только в Русской Православной Церкви!
О.Стахий:
- Да! Ну… он, в календарях, всё-таки, есть и в других поместных Церквях, но с таким размахом – празднуется у нас. Ну, при этом, на Покров людей будет больше… я, конечно, обрадуюсь, если на Введение во Храм народ тоже так появится, и храм заполнят, но, вот, действительно, Покров почитается поболе, чем многие другие двунадесятые праздники.
То есть, здесь Господь не ставит нам никаких технических ограничений. Если какой-то праздник мы любим… если, вот, мы… так… берём и сопереживаем вот этой маленькой Девочке, у которой пожилые родители, которая – сиротка, и которой, вот, предстоит прийти и жить в доме… в приюте при Храме Господнем; что тоже… потом… Её Сыну, Христу, потом негде будет главу приклонить – потому, что родители отдали, в пользу Храму, свою недвижимость – чтобы их Дочь кормили и воспитывали, вот, в этом приюте при Храме Господнем… И тоже – это, такая, простая житейская история о сиротке, которой каждое сердце христианина всегда сочувствовать будет. И, вот, то, что эта сиротка – Она становится превыше Херувим, и выше всех Воинств Небесных – это, конечно, для нас, тоже такой символ надежды.
М.Борисова:
- Спасибо огромное за эту беседу!
Вы слушали еженедельную субботнюю программу «Седмица».
С вами были – Марина Борисова, и наш сегодняшний гость – настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.
До свидания! До новых встреч! И – поститесь постом приятным!
О.Стахий:
- С Богом!
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час