Нашим собеседником был штатный священник Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа, настоятель храма в честь Владимирской иконы Пресвятой Богородицы в Екатеринбурге протоиерей Андрей Канев.
Разговор шел о мужестве: с чего оно начинается, в чем может проявляться и как можно воспитать в себе эту добродетель. Отец Андрей говорил о роли священника в армии, о том, есть ли конфликт между верой и военной службой, а также о том, как могут сочетаться заповедь «не убий» и участие в войне.
Ведущая: Елизавета Волчегорская
Е. Волчегорская
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами Елизавета Волчегорская. И сегодня у нас на связи город Екатеринбург. Протоиерей Андрей Канев, штатный священник Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа. Добрый вечер, отец Андрей.
Прот. Андрей Канев
— Здравствуйте, дорогие наши слушатели.
Е. Волчегорская
— Отец Андрей, когда мы готовились к нашей программе, рабочее название темы было «С чего начинается мужество». Как известно, рабочее название дальше какой-то внутренней кухни не уходит. А тут мне показалось, что вопрос сформулирован очень интересным образом. И я хочу именно с этого нашего рабочего названия разговора программу и начать, если вы не возражаете.
Прот. Андрей Канев
— Давайте.
Е. Волчегорская
— Что такое мужество и с чего оно начинается?
Прот. Андрей Канев
— Вообще, эта идея — с чего начинается мужество — пришла, когда мы хотели создать интернет-портал для того, чтобы рассказывать и обсуждать, может быть, с военнослужащими, со священниками, которые занимаются военными, что такое мужество. И пришло такое название — «С чего начинается мужество». Надо сказать, что мы еще в разработке находимся, поэтому то, о чем мы с вами будем говорить, это еще наброски, может быть. Вообще, что такое мужество? Мужество — это преодоление, наверное, если говорить просто. Видите, получается, что мы говорим и о духовной жизни, потому что в духовной жизни мужество тоже нужно. И мужество, как одно из качеств воина, это всё связано, наверное, с преодолением, с преодолением себя. Это не обязательно поведение альфа-самца вовсе, а именно преодоление, потому что мужественным может быть поступок очень простой, когда человек, допустим, преодолел свой страх или преодолел свои немощи какие-то и сделал что-то — не обязательно великое, а просто сделал то, что должен. Наверное, в этом направлении нужно будет рассуждать, что такое мужество.
Е. Волчегорская
— Как определить, что подлежит преодолению, всё ли нужно преодолевать? Потому что, на мой взгляд, этот вопрос для нас, христиан, очень тесно связан с какой-то, — не знаю, батюшка, помогите сформулировать, — с духовной интуицией что ли, с каким-то духовным чувством, которое позволяет также отличать хорошее от плохого.
Прот. Андрей Канев
— Если мы о совести с вами говорим или, еще более, так скажем, настроены говорить о христианском уме, который уже умеет отличать добро от зла, то это одно. Мужество, это что? Когда человек увидел свою слабость, и он ради нужной правильной цели это преодолевает в себе. Если брать вообще духовную жизнь, не брать военнослужащих, а вообще христианскую жизнь, то мы к этому мужеству призваны, когда мы крестимся, потому что мы крестимся как воины Христовы. И раз мы воины, то мы должны воевать, получается, духовно. И вот как раз это преодоление себя с помощью Христа, с помощью раскаяния, видения своих немощей и желания исправления — это как раз одно из качеств христианина должно быть. Не обязательно даже мужчины, наверное. В слове «мужество» звучит корень «муж», конечно.
Е. Волчегорская
— Да, я хотела сказать, это же женщин тоже касается. А у нас этимологически это понятие...
Прот. Андрей Канев
— Да, безусловно. То есть когда мы говорим, допустим, о подвиге жен-христианок, жен-мироносиц, например или мучениц, то мы, конечно, можем говорить об этом качестве. И тут не о феминизме, конечно же, речь идет, а именно о том, что женщина, становясь христианкой, приобретает качества в том числе и Христа. И, соответственно, качество веры тоже должно быть основано на таком же преодолении своих немощей природных, душевных, личных, когда человек идет ко Христу. Поэтому это общее качество, общее качество должно быть христиан. И получается, оно противоположно такому качеству, как малодушие. То, что очень часто встречается в духовной жизни, когда человеку нужно просто быть крепким в вере в среде, где враждебно относятся к вере. Или он, допустим, должен вести себя, как христианин, опять же, в обстановке, где это будет выглядеть, как поведение белой вороны, например. Поэтому везде мужество нужно, такое качество, даже повседневно. Речь идет не о героизме каком-то, на пулеметы бросаться, а речь идет о повседневной терпеливой жизни христианина — чтобы наша жизнь действительно была настоящей, а не просто показухой какой-то или констатацией факта, что мы христиане, и всё.
Е. Волчегорская
— Да. Или просто сказать правду, когда она непопулярна и это страшно делать.
Прот. Андрей Канев
— Да, совершенно верно. Это то же самое преодоление — когда тебе страшно, как оценят люди, как к тебе потом будут относиться...
Е. Волчегорская
— Какие будут последствия.
Прот. Андрей Канев
— Какие последствия, да. Заступиться за слабого, заступиться за обижаемого. Это все вещи, которые именно связаны с этим качеством, таким, как мужество. Почему оно и непростое, его нужно осмыслять еще, примерять к себе: есть оно у нас или нет, как ему учиться. Так что тема очень интересная, глубокая.
Е. Волчегорская
— Я обязательно попрошу вас чуть позже подробнее вернуться к этой теме, если вы не возражаете. А сейчас я хочу вас спросить, зачем сейчас, в наше время священник в армии? Зачем он нужен? И еще сразу, извините, я понимаю, что это как-то неловко прозвучит: в чем отличие от замполита, например?
Прот. Андрей Канев
— Замполит — это же не ругательное название офицера, который занимается воспитанием военнослужащих. Они так и называются — заместитель командира по военно-политической работе. Так что в самом деле это не ругательное слово. Давайте с первого вопроса начнем. Зачем священники в армии? Армия — это организация очень серьезная, строгая, выполняющая серьезные задачи. И там, где трудности, там, где есть необходимость преодоления себя, не обязательно в прямой войне, а даже на учениях, в боевом обучении и так далее, выполнении каких-то повседневных задач, в этом строгом мужском обществе, конечно, очень часто человек оказывается созревшим к тому, чтобы понимать, что не всё от него зависит — от его силы, умений, знаний и так далее. И по статистике получается, которую мы регулярно проводим, у нас довольно большой процент военнослужащих, которые называют себя верующими, подавляющее число военнослужащих. И поэтому, раз такой факт есть, что люди, оказавшись в армии, у срочников часто происходит переоценка ценностей — если раньше до армии он не уважал маму, не уважал папу и так далее, оказавшись в трудностях, он понимает ценность семьи, начинает понимать, довольно часто приходят к Богу ребята. Сейчас, если про срочников говорить, много солдат, которые воскресную школу прошли, являются по факту уже верующими людьми, опытными, даже воцерковленными. И поэтому естественно, что государство должно обеспечивать реализацию прав военнослужащих на свободу совести, на свободу вероисповедания. И поэтому наличие священника в армии, в воинском коллективе весьма органично, потому что во всех крупных армиях мира священники присутствуют.
И это было исторически, как только мы получаем первые летописи о военных походах, того же князя Владимира, следующих князей, которые уже были уже христианами, мы видим, что там и иконы присутствуют и богослужения совершаются перед боем. То есть священники присутствовали. И уже при Петре I в 1713-м году впервые в воинском уставе появляется упоминание кадрового священника, военного. А до этого, естественно, тоже были священники во всех войнах, во всех походах и во всех трудностях. Почему? Потому что воинская служба связана с риском потерять жизнь, поэтому важно, чтобы священник был и наставлял военнослужащих, и готовил их к подвигу, к смерти. По-разному бывает. И к жизни тоже. Поэтому это органично. Если не брать какой-то взгляд на армию советский, допустим, атеистический, а если брать по-настоящему, то это нормально, что священник находится в армии. Что касается замполитов/не замполитов, то естественно, что мы, военные священники, не выполняем функцию замполитов по той причине, что у нас задачи совершенно другие. Но если говорить про организацию военной службы, то понятно, что мы сейчас находимся в структуре военно-политической работы. Но я надеюсь, что когда-нибудь работа военных священников выделится в отдельную военную структуру. Очень надеюсь. Потому что сейчас, конечно, мы находимся в очень тесном сотрудничестве с замполитами, получается, но их функцию не выполняем. Как они нашу не выполняют, так и мы их не выполняем. То есть наша задача — о Христе говорить, а не мотивировать политически.
Е. Волчегорская
— Замполиты до сих пор существуют, да? Я просто, к сожалению...
Прот. Андрей Канев
— Да, замполиты сейчас есть. Сейчас все эти органы, занимающиеся воспитанием, называются Органы военно-политической работы, то есть это замполиты. Это не ругательное слово, а неофициальное название.
Е. Волчегорская
— Для меня это точно не ругательное слово, потому что должность не может быть ругательным словом.
Прот. Андрей Канев
— Ну, бывает такой негативный оттенок. Комиссары, замполиты — сразу представляется человек в кожаной тужурке с революционным револьвером. Конечно, тут совсем не так. У большинства священников очень хорошие отношения, взаимодействие, взаимопонимание. И замполиты понимают роль священника и помогают, чем могут. И наоборот тоже. Если мы говорим о едином организме, если представим, что воинское подразделение это семья, и у каждого члена семьи в большой семье есть какая-то своя функция. И поэтому и замполит со священником могут жить вполне мирно и делать интересные хорошие большие дела, эти факты есть. И чем дальше, тем лучше и больше, так скажем, этих фактов реального хорошего братского взаимодействия.
Е. Волчегорская
— Среди военнослужащих много верующих? Вот я хочу именно про какие-то порядковые моменты с вами поговорить, потому что вы сказали, что многие уже приходят в армию по факту верующими людьми. Я так понимаю, что эта ситуация сильно отличается от ситуации даже, может быть, 20 лет назад. Получается, что какая-то положительная динамика, да?
Прот. Андрей Канев
— Безусловно, положительная есть. Она связана именно с тем, что сейчас в армию приходят молодые офицеры, которые в детстве, допустим, ходили в воскресную школу. То есть у них база есть хорошая. Или, допустим, у них родители верующие были и заложили что-то, по крайней мере, уважение к вере, основы веры. По крайней мере, я уже не помню таких фактов, что когда ты приходишь в воинскую часть, а на тебя, как на какого-то инопланетянина показывают пальцем и удивляются, кто такой идет. То есть я себя вполне органично чувствую. Может быть, я привык и не обращаю внимания. Но что касается цифр, я не владею цифрами, как 20 лет назад было, какие были соцопросы. Если про сейчас говорить, то из всего количества военнослужащих примерно около 70 с лишним процентов это православные христиане. То есть военнослужащие, которые считают себя православными христианами. Но статистика это тоже сложная вещь. Допустим, в мусульманских республиках, понятно, что там будет больше мусульман. Но если говорить о количестве вообще верующих, не разделяя на конфессии, то понятно, что это подавляющее большинство, атеистов не так много. Ну, язычники, неоязычники есть. А так, большинство — это православные христиане. Потом мусульмане идут по количеству.
Е. Волчегорская
— Такой вопрос. Скажите, каково вам в этой системе? У вас есть обязанности, может быть, помимо ваших задач церковных? Или нет? У меня такой обывательский интерес.
Прот. Андрей Канев
— Пожалуйста, я всё расскажу, тут тайн нет.
Е. Волчегорская
— А вдруг есть?
Прот. Андрей Канев
— Я не расскажу тогда. Что нельзя, я не расскажу. Поскольку у меня штабная должность, я являюсь помощником начальника отделения по работе с верующими, у нас еще есть, кроме штабных должностей священников, их всего двое: я и мой коллега — у нас еще существуют должности священников в бригадах, то есть в конкретных частях войсковых, которые на местах находятся. У нас Центральный военный округ, он очень большой, это территория России от Волги до Байкала. И по этой территории разбросаны в крупных воинских частях около 30 священников. И моя функция, именно лично моя, это заниматься организацией работы — и методическая работа нужна, поскольку всё возрождается заново, в этом году 21 июля мы будем праздновать 12-летие с момента восстановления института военного духовенства. Понятно, что срок еще маленький, у нас и проблем много и сложностей много, и нерешенных проблем много разных. И поэтому приходится решать и в адресном плане, когда мы конкретному священнику помогаем наладить работу и в общем, когда методические документы создаются. Штаб есть штаб, то есть это в основном документы, ответы на запросы и так далее. То есть у меня сейчас такие задачи стоят — документы, которые помогают священникам работать на местах, так скажем. Отчетность, естественно, куда без нее. Сбор отчетности, составление аналитических записок и так далее. У меня такая работа. Писарем работаю, как я говорю, и это взаправду. Знаете, в фильме «Брат 2» спрашивают у главного героя: «Ты кем в Чечне служил?» — «Писарем». А на самом деле он на передовой где-то сражался. А когда я говорю, что я писарем работаю, это правда. (Смеется.) Я на передовой не бываю, к сожалению.
Е. Волчегорская
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». И у нас на связи Екатеринбург. Протоиерей Андрей Канев, штатный священник Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа. Длинное название должности, но мне кажется, что сокращать не совсем корректно, поэтому полностью. Я хочу вам задать вопрос, который очень часто приходится в той или иной форме слышать просто по жизни. Ну, это вопрос, который задают христианству, в частности, в разных... Я сейчас скажу, вы поймете. Есть ли конфликт между войной и верой?
Прот. Андрей Канев
— Нет, никакого конфликта нет. Я не вижу. Естественно, я тоже осмысляю эти вещи, думаю о них. Их нет, никакого конфликта нет. Еще раз скажу, что духовная жизнь и вообще само христианство очень похожи на армию. Я не говорю про структуру епархиального управления, это не похоже на армию, я имею в виду духовную жизнь. Я имею в виду, что духовная жизнь похожа на боевые действия — когда известен враг, известна проблема духовная, известно орудие и средства, как с ними бороться. Апостол Павел, помните, писал: «Возьмите щит веры». То есть разные христианские добродетели представляют, как разновидности воинского доспеха. Поэтому, на самом деле, христианская жизнь очень похожа на ведение боевых действий, только духовных, естественно. Поэтому какого-то противоречия физической войны, когда нужно защищать родину и христианство, я не вижу. Хотя, безусловно, эта тема муссируется, но это ложное, на мой взгляд, понимание христианства, когда оно представляется беззубым, когда оно представляется неспособным защищать, и тем самым эта идея толстовства, непротивления злу силой, к сожалению, распространяется. И я думаю, что это плохо влияет на восприятие современными мужчинами христианства. Во-первых, сама по себе эта идея ложная. А во-вторых, конечно, это отталкивает людей от христианства, когда мы какое-то рафинированное, беззубое христианство показываем.
Е. Волчегорская
— В итоге, оппортунистское. То есть это оппортунизм, а это же негативная история.
Прот. Андрей Канев
— Да конечно. Я всем говорю, что христианство — это религия воинов. И говорю это не с точки зрения, знаете, милитаризма какого-то, а потому что, ну как ты можешь не признать религию Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, Суворова, Кутузова, Дмитрия Донского, Александра Невского, религии этих воинов? Они же не снимали крестик и шли воевать, они шли и делали это с верой. Почему? У некоторых людей, не знающих христианства, бывает в голове такой казус, такая несостыковка: Бог же сказал «не убивай», а на войне надо убивать врага. Иначе, если ты будешь с ним манежиться, он придет и тебя убьет или твоих близких. На самом деле, физическое уничтожение противника это есть выполнение заповеди «не убий», потому что Господь как говорит: кто будет убивать, причем мы должны различать слова в Священном Писании, разными словами обозначается один и тот же факт убийства. Одно дело — когда совершается убийство по каким-то корыстным целям, та же захватническая несправедливая война, нечестная война. И убийство как казнь, например. И в Священном Писании Господь говорит, что тот, кто совершит убийство, должен быть казнен. И поэтому, когда православные воины идут и физически уничтожают противника, который пришел на твою территорию и уничтожает твоих близких, родину, святыни, то они тем самым не нарушают заповедь, а выполняют заповедь «не убий», понимаете. Это не так просто, может быть, понять, но это так. Они выполняют важную функцию — важную функцию скальпеля, который вырезает гнойник. Поэтому вот в таком ключе надо рассуждать нам и о мужестве, и о воинской службе, и вообще о современных мужчинах. Не знаю, насколько это в рамках нашего «Спокойного вечера», или как называется наша передача...
Е. Волчегорская
— «Светлого вечера».
Прот. Андрей Канев
— «Светлого вечера» про войну. Но это так. Потому что иначе мы начинаем представлять христианство, ну, действительно, похожим на манную кашу, размазанную по тарелке. А оно не такое. Оно не такое. Оно способно воину дать силы, оно способно мужчине стать по-настоящему мужчиной — и главной семьи и воином по-настоящему. А если мы будем говорить, что христианство это религия грязных тряпок, о которые можно вытирать ноги, то это вообще не про христианство. Может быть, это мои профессиональные, специфические уже изменения. Вот я так христианство воспринимаю — как религию воинов.
Е. Волчегорская
— Я просто серьезно задумалась над тем, не стоит ли мне, пользуясь тем, что вы еще и кандидат философских наук, попросить вас объяснить эту, на первый взгляд, непростую мысль, что убийство на войне это, по сути, выполнение заповеди «не убий». Или не стоит, как вы считаете?
Прот. Андрей Канев
— Я частично уже об этом сказал. Собственно, что тут долго рассуждать. Зло должно быть наказано и оно должно быть ограничено. И поэтому военнослужащие, выполняющие честно свой долг, уничтожающие врага физически, они выполняют заповедь «не убий».
Е. Волчегорская
— А зло это и есть убийство — убийство души, поругание святынь, разрушение и так далее.
Прот. Андрей Канев
— Конечно.
Е. Волчегорская
— То есть, ограничивая зло, по сути, ты борешься со смертью. Ну, так или иначе.
Прот. Андрей Канев
— Понимаете, в этом случае военнослужащий является орудием Промысла Божьего. И когда он выполняет эту задачу, я уже частично упомянул, что войны тоже бывают разные — бывают войны захватнические, когда, не знаю, сейчас, наверное, не стоит примеры приводить. Одна страна напала на другую, находящуюся на другом континенте, и зачем-то начинает уничтожать местное население, чтобы освободить территорию для себя, для ресурсов и так далее. Это нечестная война. А есть честная война, когда люди защищаются. И, соответственно, если военнослужащий выполняет такую задачу, уничтожая захватчиков, то он выполняет заповедь «не убий». Это можно, знаете, где хорошо увидеть? У Суворова Александра Васильевича. Мы знаем, сколько он побед одержал, он действительно гений, гений войны. И он в конце жизни писал, что я никого не обидел, я лишний раз и букашку не убил, Это человек, который в атаке был на передовой, а не скрывался за несколько километров в штабе. То есть он, я считаю, достойный христианин. И он не считал это за грех даже — уничтожение противника. Когда он, допустим, своей армии ставит задачу, что если не сдадутся, уничтожаем всех, потому что зло должно быть искоренено. Но это правда жизни, понимаете. Нам нельзя о христианстве сочинять какие-то легенды, мифы и какую-то лубочную картинку, потому что мы живем в реальном мире, где войны были, есть и будут, к сожалению. Потому что мир несовершенен, а войны являются частью продолжения и экономики, и политики и так далее. То есть все равно это будет. К сожалению, еще раз скажу. Поэтому христианам надо понимать, что в убийстве ничего хорошего нет, это некрасиво и ничего хорошего, но если враг пришел, надо его уничтожать. И это достойно и похвалы, и наград, и славы. И исторической памяти.
Е. Волчегорская
— Да, да. Сейчас говорят, войны мутировали, они какие-то гибридные, такие, сякие, бывают еще информационные войны, в них тоже не до конца понятно, как себя вести, потому что там...
Прот. Андрей Канев
— Наоборот, понятно. Здесь еще проще — надо быть на стороне правды. И тогда легко бороться в информационной войне. А когда у человека в голове компот и винегрет, и он не знает, где хорошо, где плохо, тогда ему тяжело, да. Он будет жертвой этой информационной гибридной войны. А если человек стоит за правду, он знает, что хорошо, что плохо, потому что это написано в Евангелии и об этом говорит Христос, то сражаться легко в этой войне — ты сразу же отметаешь хорошее от плохого. И, как во всякой войне, должна быть безопасность, в информационной войне тоже нужно такой принцип применять. Анализировать, смотреть, знать правду и отсеивать информацию. Хотя жертвы этой информационной войны тоже неслабые — когда у человека в голове белое становится черным, то понятно, что он и жить соответственно будет, и его можно уже без всяких автоматов, пулеметов, пушек и танков захватить. Он сам сдастся.
Е. Волчегорская
— Мне кажется, что жертвы этой войны гораздо более страшные, чем жертвы обычной привычной войны (я своими личными выводами делюсь), потому что эта война убивает душу.
Прот. Андрей Канев
— Да, согласен. Идеями именно. Ложными идеями.
Е. Волчегорская
— И может просто перепрошить человека, прошу прощения за такую стилистику, и он может даже этого и не подозревать, и мыслить разрушительно для себя и для общества. И нести это дальше. Просто, когда я это наблюдаю — да, этот человек он живой, потому что когда на войне тебя убили, и ты перед Богом предстал...
Прот. Андрей Канев
— Ну да.
Е. Волчегорская
— Душе твоей не повредили этим убийством. А тут получается, что вот так.
Прот. Андрей Канев
— Да. Поэтому это и называется войной, то есть это откровенно, прямо, без всяких ложных формулировок.
Е. Волчегорская
— С вами Елизавета Волчегорская и протоиерей Андрей Канев из Екатеринбурга. Мы говорим о том, с чего начинается мужество. Оставайтесь с нами, мы вернемся буквально через минуту.
Е. Волчегорская
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами Елизавета Волчегорская. Мы говорим о том, с чего начинается мужество с протоиереем Андреем Каневым, штатным священником Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа, и настоятелем храма во имя Владимирской иконы Божьей Матери города Екатеринбурга. Я хотела поговорить с вами о воспитании мужества. Ведь, наверное, воспитывать его во взрослом человеке гораздо сложнее, чем привить его ребенку. Как, вообще, происходит, откуда берется в людях это качество?
Прот. Андрей Канев
— Знаете, если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы вам сразу рассказал. Почему я и хотел этот наш интернет-портал создать (не знаю, когда создам и создам ли вообще, когда дойдут до этого руки, средства и возможности), потому что ответ на этот вопрос непростой. Видите, тут нельзя нам забывать, что если мужество это качество веры на самом-то деле — мы о христианах будем говорить.
Е. Волчегорская
— Конечно.
Прот. Андрей Канев
— То есть даже если взрослый человек приходит ко Христу, то все равно получается, в нем Бог действует, все равно Господь в нем действует. И если человек искренне Христа ищет и пытается жить по-христиански, то в нем обязательно будет Господь действовать и будет это качество, мужество ему прививать — будет сталкиваться человек с историями, которые будут его подталкивать к правильному выбору. И самое главное — это духовно созреть к тому, чтобы это качество в человеке было. Видите, разное же мужество есть. Есть мужество, допустим, как поведение мужчины. Понятно, что если ребенок воспитывается в семье, где папа такой правильный, я имею в виду правильный не по внешности, а именно по своему содержанию, ведет себя, как мужчина, то понятно, что ребенок тоже будет такой же, это основа основ. А что касается взрослого человека, то все равно же он приходит к вере с каким-то своим багажом, но я абсолютно уверен, что действие Бога здесь просто обязательно, чтобы христианин был по-настоящему христианином.
Е. Волчегорская
— Я хочу привести пример в качестве почвы для рассуждения.
Прот. Андрей Канев
— Давайте.
Е. Волчегорская
— У меня есть знакомый, я его с детства знаю. На всю его последующую жизнь повлияло его мужество. Он из очень хорошей семьи, у него очень порядочные замечательные родители, прекрасные, они его соответствующим образом воспитали. Он в юности шел по одному из московских парков, и там обижали девушку. И он за нее заступился.
Прот. Андрей Канев
— Молодец.
Е. Волчегорская
— Его избили арматурой, он получил очень серьезные черепно-мозговые травмы, которые имели катастрофические последствия для здоровья, ограничили его возможности на всю оставшуюся жизнь. Вот, человек. И в этом смысле можно понять людей — я не говорю, что я их оправдываю или осуждаю, — в принципе, понятна логика людей, которые видят, когда что-то такое совершается, проходят мимо, они не готовы к последствиям для себя. Давайте об этом поговорим. Это же тоже много где проявляется.
Прот. Андрей Канев
— Да, это как раз и есть то самое малодушие. Ваш знакомый поступил, как настоящий воин, как мужчина, этот поступок достоин уважения. И понятно, что то равнодушие и малодушие, которое бывает, когда человек проходит мимо совершающегося злодеяния, не обязательно же на кулачках лезть — можно в полицию позвонить, можно еще кого-то позвать на помощь, если ты, допустим, не чувствуешь, что можешь победить врагов сам. Но ты реагируй, это все равно мужественный поступок, когда человек неравнодушно относится к беде ближнего. А поступок вашего знакомого достоин всякой похвалы и, как всякий подвиг, видите, он непростой, он совершил над собой усилие, защитил девушку, сам получил урон, но поскольку всё по Промыслу Божьему совершается, я думаю, что эти все раны, которые он получил и последствия, они все нужны для его спасения. Да, он будет жить не так, как все другие люди, но вот этот поступок, понимаете, бывает в жизни, может быть, один-два. Может быть, один раз такой поступок, когда ты должен выбрать, как ты правильно должен поступить: или ты с проломленной головой будешь, но с чистой совестью, или с грязной совестью, но с целой головой и потом всю жизнь с этим жить. Бывает в мужской жизни такое. Поэтому как раз мужество про это, это про вот эту историю, про подобные истории, когда нужно сохранить свою совесть, даже когда тебе страшно, даже когда ты получишь арматурой по голове, — но надо так сделать, потому что так говорит твое сердце, так говорит твоя совесть, так ты обучен, так скажем, ты правильные книги читал.
Е. Волчегорская
— Отец Андрей, по поводу совести. Давайте поговорим поподробнее о том, что это за явление. Вы сказали про невозможность для христианина жить с грязной совестью.
Прот. Андрей Канев
— Да, это очень страшно.
Е. Волчегорская
— Возможно ли ее очистить? Как?
Прот. Андрей Канев
— Очистить возможно. Как нам святые отцы говорят, что совесть — это дар Божий, это голос Божий в человеке. Это тот самый инструмент, который не поддается уму, компас такой внутренний, который показывает, правильно ты идешь или неправильно идешь. Но, как всякий дар, его можно испохабить, обесценить или даже сжечь, есть такое понятие — люди с сожженной совестью, то есть было время, когда она у них говорила и действовала, а человек, выбирая неправильно, благодаря своему дару свободы, убивает свою совесть. Очистить возможно, если он придет к вере и начнет жить по Евангелию, пытаться. Всё Бог восстанавливает.
Е. Волчегорская
— Это же должен быть очень болезненный процесс. Ведь даже, я не знаю, фалангу пальца сжечь это же очень больно, а тут такое внутреннее масштабное явление. Или нет?
Прот. Андрей Канев
— Нет, совесть сжигается не больно.
Е. Волчегорская
— Наоборот, как анестезия?
Прот. Андрей Канев
— Ну да, как бывает, когда различные паразиты кусают человека — они сначала впрыскивают анестезию, потом пьют кровь. И так же действует любая страсть, то есть сначала она дает некое впечатление удовольствия, удовлетворения, интереса, вкусности и сладости, а на самом деле вливается яд. И чем больше человек увлекается страстью, тем больше он стремится получить это самое удовольствие, эту самую радость от греха. И этот процесс и есть тот самый огонь, который сжигает совесть. Получается так. А я говорил о поступках, когда у человека с совестью всё в порядке, и он поступил как-то подло: оговорил товарища, не защитил, не обязательно в драку полез, это не все могут и не всем, может, нужно это делать. Бывают такие поступки, когда, допустим, на работе оговаривают своего товарища. Ты знаешь, что это ложь и не сказал: «Ребята, вы неправы». И потом как с этим ходить? Это же на совести такой шлепок получается грязи, ходишь весь, как в помойке. Как с этим жить? Это же страшно.
Е. Волчегорская
— Ну как — сходил на исповедь и покаялся, очистил совесть. Или нет?
Прот. Андрей Канев
— Нет, это же не автоматический процесс с исповедью. К сожалению, у нас народ так воспринимает, что сходил, что-то промямлил немножко: грешен, грешен и так далее. Но это же настоящее покаяние. Чтобы покаяние совершилось, нужны условия — видение греха, раскаяние в нем и попытки исправления. Конечно, человек может очистить совесть, решив, что в другой раз он так не поступит, попросив прощения у товарища и так далее. То есть бывает возможность исправить даже вот эту ошибку. Но это не так просто, покаяние это не простой щелчок пальцами — не буду. И всё. Как ребенок: «Мама, я не буду больше жимолостью мазать белую футболку». А потом вышел и намазал другую футболку.
Е. Волчегорская
— А мама простит.
Прот. Андрей Канев
— Мама простит, да.
Е. Волчегорская
— Потому что витамины важнее. Ну, правда. Что уж там, эти футболки.
Прот. Андрей Канев
— Конечно. Правда, она будет потом мучиться и отстирывать, но это уже другой разговор. А совесть тоже надо отстирывать, это тоже не такой простой процесс. Но возможный. Давайте так скажем, что это возможно.
Е. Волчегорская
— У меня был такой положительный случай в жизни, который меня потряс. Я хочу поделиться. У меня когда-то на работе был случай, был какой-то эпизод, как сейчас говорят, косяк произошел — какой-то сбой, что-то пошло не так. И вдруг мой коллега, который, в принципе, знает, что это не так, глядя на меня, начинает говорить: «Лиза, ну это же ты...». Я удивленно на него смотрю, потом через некоторое время оборачиваюсь и вижу, что у меня за спиной стоит шеф. Ну, понятно, почему так произошло. Меня это, конечно, потрясло. На мне это никак не сказалось, никакого развития не имело. И вот я иду вечером домой. И в темной-темной арке стоит человек и просто бросается ко мне. Я, естественно, немножко в сторону, испугалась, такое немножко криминальное впечатление. А это мой коллега. Я уже забыла всё. Он говорит: «Лиза, прости, пожалуйста. Я решил завтра причаститься. Вот это была ситуация...» — и дальше дает характеристики своему поступку, чувствам и так далее. И просит прощения. И это происходит накануне Литургии, на которой он собирался причаститься. То есть в 11 часов вечера он стоял в подворотне, меня ждал, чтобы лично мне это сказать. И этот человек, о котором у меня было такое впечатление.... ну, у каждого свои слабости, он настолько вырос в моих глазах, потому что он первый, кто вообще в моей жизни, мне на тот момент уже было... лично и очень смело, и действительно мужественно, обличил свой поступок не только где-то приватно, а и перед тем, кто от него мог пострадать. Такое тоже, оказывается, бывает. Но с тех пор у меня не было таких случаев, уже почти 10 лет прошло.
Прот. Андрей Канев
— Вы правы, что это мужественный поступок — признание своей вины и ошибки. Это тоже одна из сторон, так скажем, мужества, основанного на вере — когда человек не упирается, что он во всем прав, а именно совесть ему подсказывает, что он здесь оступился и сделал какую-то подлость, но он мужественно признал свою ошибку. Хорошая история, замечательная. Перед Богом и перед ближними мы это и должны сделать. Потому что легко себе простить наедине, а когда ты идешь и не эсэмэску пишешь со смайликами, а идешь и лично просишь прощения. Это достойно похвалы, хороший поступок.
Е. Волчегорская
— Ой, про смайлики я могу много говорить отдельно. Мне кажется, что это такое зло просто, мы еще даже не понимаем, какие у него последствия, оно призвано роботизировать людей и лишить их настоящих чувств, переживаний, эмоций, свести к какому-то...
Прот. Андрей Канев
— Языка, самое главное.
Е. Волчегорская
— Да-да.
Прот. Андрей Канев
— Тут больше подрыв языка. Потому что если языка не будет, если мы не будем способны рассуждать и мыслить не смайликами, а словами и передавать, то это будет подрыв всего остального. То, что вы говорите: эмоции, чувства, — это всё уже следствия. А если не будет языка, не будет сознания, то, естественно, не будет никаких человеческих чувств, а какие-то обезьяньи попытки передать информацию. Меня они очень раздражают, я не мирюсь с этим.
Е. Волчегорская
— Да, наши старые добрые скобочки куда лучше, они призваны придать письменной речи просто окрас, чтобы она не была превратно понята, скажем так.
Прот. Андрей Канев
— Да, согласен.
Е. Волчегорская
— Потому что твоей улыбки никто не видит. А ты скобочку прилепил и всем понятно, что ты добродушно это говоришь.
Прот. Андрей Канев
— Да.
Е. Волчегорская
— Тут еще такой момент. Извините, я так резко отвлеклась.
Прот. Андрей Канев
— Да нормально, мы с вами общаемся. У нас вечер с вами светлый, всё хорошо, не переживайте.
Е. Волчегорская
— Постоянно сталкиваюсь с тем, что даже если попытаться смайликом передать какую-то важную эмоцию, то для неё не оказывается смайлика. Смайлики есть только для определенного типа неглубоких поверхностных вещей. Они же, как вы заметили, заменяют язык. То есть получается, что в языке будущего не будет определенных понятий. У условного будущего, если всё идет так, как оно есть, мы сейчас немножко в какую-то фантастику...
Прот. Андрей Канев
— Это не фантастика, это уже практикуется. Когда взрослые люди друг другу картинками пересылают какие-то сообщения, пиктограммы какие-то, даже не иероглифы, это еще хуже, это уже говорит о многом. И это взрослые люди делают, а что дети? То есть они уже в этом живут. Пока мы с вами рассуждаем, они уже в этом живут.
Е. Волчегорская
— У них уже нет определенных категорий мышления, возможно.
Прот. Андрей Канев
— Да, конечно, они уже мыслят по-другому. То есть изначально закладываются в структуру мышления, в структуру языка такие упрощенные...
Е. Волчегорская
— Возвращаясь к нашей теме. Извините, что опять вас перебила.
Прот. Андрей Канев
— Нормально, всё хорошо. Это к вопросу о мужестве.
Е. Волчегорская
— Вот! И я хотела спросить.
Прот. Андрей Канев
— С мужеством смайликов вы не найдете.
Е. Волчегорская
— И с совестью тоже.
Прот. Андрей Канев
— Да, и с совестью тоже. То есть это такие понятия, которые современная культура потребления должна вытравить из людей и делает это наверняка успешно, поскольку я так вижу, что этими смайликами и понятиями уже люди живут. Только для меня, только для меня, только я. А мужество предполагает не только для меня и для меня, оно предполагает — я делаю для кого-то. Я преодолеваю свой комфорт, выхожу из своей зоны комфорта, рискуя своим здоровьем, своим благополучием и даже жизнью ради других. То есть получается, что жертва Христа на Кресте — это как раз получается апофеоз мужества. Возьмите Гефсиманское моление, когда Христос молится Отцу Небесному: «Да минует Меня чаша сия», — потому что он прекрасно понимает, что такое умирать и Ему это несвойственно, как Богу, как Богочеловеку. И Он все равно идет ради других людей на Крест и умирает. Так же и получается подвиг христианина в этом. И мужество в этом, что человек идет и для других, за других это делает, жертвуя собой, теряя что-то свое. Вот как ваш парень потерял здоровье, но он молодец вообще. Как военнослужащие идут на войну, они у нас сейчас есть, мы знаем, что наши военнослужащие выполняют специальные задачи. Они же тоже рискуют своей жизнью, это же реально, по-настоящему, это же не просто фигура речи или красивости какие-то. По-настоящему. Есть такая профессия, как говорится, родину защищать. А всё это делается через что? Через преодоление, через преодоление своей слабости и страха, шкурных интересов и так далее. А в смайликах, да, мы не найдем такого, этого не найдем. Как в массовой культуре, допустим, давайте возьмем массовую культуру.
Ведь образцы мужества на чем-то основываются, это же не врожденное что-то. Должны быть какие-то образцы. Или образец папы, допустим. А если папы нет? К сожалению, у нас сейчас большинство мальчиков воспитываются в семьях без пап. По крайней мере, по той статистике моей приходской, которую я вижу. Не могу за всю Россию сказать, но конкретно в моем кусочке России, где я являюсь настоятелем, там так. Где мальчишки будут примеры, образцы мужества? Естественно, они берут это уже не из книг, а из фильмов. А какие у нас фильмы? «Человек-паук»? Что преодолел, мужественно сделал Человек-паук? Был какой-то непонятный мальчишка, укусил его паук, он стал супергероем. Где преодоление, где мужество и так далее? Я это не считаю мужеством вовсе — ты ничего не сделал, приобрел какие-то суперкачества супергероя какого-то. Поэтому надо, конечно, заниматься воспитанием. Всё, что, допустим, от нас зависит, мы должны делать — то есть не отдаваться на откуп этого времени, что у нас средств мало, возможностей мало. Все-таки правда победит, я в этом абсолютно уверен. Если мы на своем уровне, на своем месте рабочем, в своей семье будем за правду и мужественно ее отстаивать, где-то в своих рабочих служебных местах, так всё потихоньку и пойдет. Нормально всё, всё нормально, боремся дальше.
Е. Волчегорская
— Слава Богу.
Е. Волчегорская
— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». Мы говорим о том, с чего начинается мужество. С нами протоиерей Андрей Канев из Екатеринбурга, он штатный священник Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа, настоятель храма во имя Владимирской иконы Божьей Матери города Екатеринбурга. По большому счету получается, что основное, что можно противопоставить этим разрушительным, действительно разрушительным тенденциям, в том числе языковым, о которых мы говорили, это систему образования. То есть какое-то образование...
Прот. Андрей Канев
— Однозначно да. И если, допустим, мы не можем на школу повлиять, хотя я думаю, что можем, в семье надо воспитывать. Потому что, допустим, если в семье приходит ребенок из школы и каждый уткнулся в свой смартфон, по углам расселись и не общаются, тут, конечно, никакого воспитания не будет, как бы они по воскресеньям ни причащались и ни ходили в храм — если у них внутри нет среды, нет семьи, нет нормального, опять же мужественного отношения к ребенку, я имею в виду в плане воспитания. Потому что ты устал, ты хочешь отдохнуть, хочешь в «Ютьюбе» залипнуть или в соцсетях, а надо ребенком заниматься — и это мужество. Подвиг родителей тоже не надо умалять — это тоже мужество, когда родители жертвуют собой, своим досугом, временем, здоровьем и так далее ради того, чтобы воспитать в ребенке вкус к книге или кругозор его воспитывать и так далее. То есть этим надо заниматься. Мы же социальные существа — не вложишь и не вырастет. Вернее, вырастут сорняки. Это же понятно. Ну, будут у нас современные Маугли с айфонами в руках, но они будут думать, как зверюшки. Только потому, что мы, современные христиане, опустили руки и говорим, что «ну, школа не воспитывает». А кто за нас будет наших детей воспитывать? Это наша зона ответственности, наша зона духовной войны.
Е. Волчегорская
— Вы тут тоже, конечно, такую проблему, явление обозначили — конечно же, гораздо проще дать ребенку айпад. И айпад будет его воспитывать. А ты можешь какие-то свои дела сделать.
Прот. Андрей Канев
— Будут воспитывать дяденьки и тетеньки нехорошие.
Е. Волчегорская
— У нас была у моего мелкого очень хорошая массажистка, очень опытная, опять же из хорошей врачебной семьи, и она, в силу своего опыта и наблюдательности, к определенным выводам приходит. И я всегда к ней прислушиваюсь. И она меня просила: «Лиза, только не давайте никакие гаджеты. У них такой происходит откат».
Прот. Андрей Канев
— Да
Е. Волчегорская
— Я говорю: «Какие гаджеты?» Оказывается, что сейчас очень часто люди дают ребенку, которому года нет, уже телефон, айпад, потому что удобно, потому что это нейтрализует...
Прот. Андрей Канев
— Он не лезет просто, да.
Е. Волчегорская
— Да. А ты сам себе предоставлен. И она говорит, что происходит колоссальный откат, некоторые даже просто ходить могут перестать, вот просто даже в развитии. Если мы говорим о развитии человека до 3-х лет, даже в моторике происходит откат, не говоря уже о речи и так далее.
Прот. Андрей Канев
— Да, о мышлении. К сожалению, это так.
Е. Волчегорская
— Я поразилась, насколько это быстро захватывает. У меня тоже был грех, у меня была пара тяжелых дней, и мне очень нужно было как-то справиться. И как-то так совпало, что никто не помогал. Я нашла какой-то мультик медленный, ребенку уже почти 2 года было, медленный мультфильм поставила. Поставила: на, смотри, а я сейчас быстро. Но когда у меня на второй день ребенок проснулся с вопросом: «Мама, где апа?» — это был первый вопрос человека с утра. Мне стало жутко. Всё было изъято сразу.
Прот. Андрей Канев
— И правильно. Я вас поддерживаю, вы мужественно поступаете. Это действительно так, это не смешно. Многие родители думают, что, не давая современных всех вещей, гаджетов, они, наоборот, делают вред ребенку, что они его не развивают. На самом деле это большой урон. И мы это видим по школьникам. Школьники, получая смартфон и получая свободный доступ к интернету, начинают хуже учиться, поведение становится ужасное. Это уже давно известные вещи. Я не знаю, почему родители впадают и впадают в этот капкан непонятный, модный — ну, у всех же так.
Е. Волчегорская
— Потому что так проще.
Прот. Андрей Канев
— Так проще. И потому что у всех так.
Е. Волчегорская
— И ничего же. У всех так — и ничего же.
Прот. Андрей Канев
— Да, все вокруг дебилы. Ну, подумаешь, мой тоже будет такой же дебил, как все. Нормально. К сожалению, это так. Вернее, это ненормально — мы всё знаем, проблему понимаем, знаем. Я думаю, что не мы одни с вами такие, кто-то из наших слушателей знает тоже такую проблему, что надо ребенком заниматься — чтобы из него вырос нормальный человек, надо вкладывать огромные силы. Не просто акафист за него читать, а отложить акафист и идти заниматься с ним, играть с ним, разговаривать.
Е. Волчегорская
— Книжку с ним читать.
Прот. Андрей Канев
— Да, книжку с ним читать, гулять. Племянник у меня тоже заразился этими вещами. Человеку шесть лет недавно случилось, я ему говорю: «Георгий, пойдем в лес погуляем». У них дом расположен недалеко от парка. Он говорит: «Ты что, там скучно — одни деревья и кусты». (Смеется.) Попробуй, объясни ребенку, зачем идти гулять — там скучно, там деревья и кусты. А ему нужен телефон, чтобы посмотреть «Человека-паука».
Е. Волчегорская
— Куст гораздо многообразнее. мне кажется, чем...
Прот. Андрей Канев
— Конечно, это же живое впечатление — это жизнь.
Е. Волчегорская
— Да, жизнь. Пойди, найди два одинаковых куста? А два одинаковых айпада — запросто. (Смеются.) Получается, что мужество нужно нам с самого детства. Если мы воспитываем ребенка и хотим, чтобы он развивался, и хотим, чтобы он мыслил, и хотим, чтобы он вырос и смог быть христианином...
Прот. Андрей Канев
— Давайте поменьше цель поставим — нормальным человеком. Хотя бы.
Е. Волчегорская
— Нормальным человеком, да. Порядочным.
Прот. Андрей Канев
— Настоящим человеком, прямо вот настоящим человеком. Нужно огромное мужество родителей. Оно везде нужно: оно нужно для создания семьи, для того, чтобы сохранить в семье мир, потому что проще всего начать истерить, тащить одеяло на себя. А нужно мужество — как мужество женское, как подвиг сестер, которые свою волю перекладывают на мужа. Мужество мужчины по отношению к жене тоже нужно. То есть это на самом деле основополагающее — если мы говорим о преодолении, то это нужно для всех, во всех условиях нормальной жизни нормального человека. На работе это нужно, в общении с близкими. То есть, видите, как мы с вами копнули — оказывается, везде мужество нужно. Как же без него жить-то вообще?
Е. Волчегорская
— Да, не только в армии.
Прот. Андрей Канев
— Не только в армии, да.
Е. Волчегорская
— У нас заканчивается время программы. И я иногда люблю в конце программы наших гостей спрашивать какие-то рецепты. Я не про кулинарию сейчас.
Прот. Андрей Канев
— Я понял.
Е. Волчегорская
— Как сейчас принято: 10 способов того-то, 10 способов всего-то. Это тоже, наверное, не совсем наш формат. Но в данном случае я хочу у вас попросить рассказать какие-то проверенные, может быть, вещи, маячки, приемы, чтобы протестировать себя на предмет: а вдруг я стала малодушным человеком и даже этого не заметила? Раз. И воспитать в себе мужество, если обнаружилась неприятная вещь. Два. Вот так.
Прот. Андрей Канев
— Честно, рецептов у меня нет. Вообще нет.
Е. Волчегорская
— А тест?
Прот. Андрей Канев
— И теста тоже. Есть только, знаете, какое предположение. Как воспитывать мужество в себе? Это же не тренировка мышц? Или, допустим, как ты узнаешь — я, допустим, считаю, что я сегодня такой мужественный альфа-самец, а завтра случится какая-то история, и я раз и струсил, допустим. То есть к этому не подготовишься, это же не то, что самонастройка такая: я увижу обижаемых женщин и я брошусь. А бац, и ты струсил. Или струсил, а потом пошел. Я говорил о преодолении, преодолевать мы с вами можем учиться — преодолевать свои слабости в жизни. Это не обязательно подвиги, еще раз скажу. Допустим, тебе хочется сладенького, а ты себе говоришь: отставить сладенькое, идем жевать капустку. И тренируем, получается, свою христианскую волю. И когда будет какая-то минута проверки...
Е. Волчегорская
— Даже таким образом?
Прот. Андрей Канев
— Да, конечно. Давайте еще более по-церковному скажем: то есть когда мы начинаем бороться с грехом. А для того, чтобы эта борьба была правильная, мы должны знать Христа, знать правильную веру во Христа, потому что это крайне важно — чтобы жизнь христианина была правильной, он должен правильно верить. И второе: мы должны знать, что Христос от нас хочет. То есть надо изучить Евангелие, регулярно его изучать и повторять, чтобы знать, как действовать в тех или иных ситуациях, когда Господь будет нас проверять. А Он обязательно будет нас проверять, как мы выполняем заповеди, потому что без этого просто никак невозможно. Потому что «вера без дел мертва». И Господь обязательно будет нас проверять. И дай Бог, чтобы эта проверка была не на войне и мы туда не попали, а в нашей личной духовной борьбе, так скажем. И тогда постепенно будут появляться и другие добродетели христианина — мужество основано на надежде и на вере во Христа. И другие качества хорошие. То есть всё нормально. Бог действует в людях. Слава Христу нашему.
Е. Волчегорская
— Слава Богу. Спасибо большое, отец Андрей. Приходится нам прощаться. Надеюсь, что мы продолжим этот разговор на волнах нашего светлого радио, радио «Вера».
Прот. Андрей Канев
— Спасибо за приглашение, мне было очень приятно с вами провести наш «Светлый вечер» и с нашими слушателями.
Е. Волчегорская
— Тема, конечно, очень важная и неисчерпаемая — с чего начинается мужество. Я напоминаю, что эту программу для вас провела Елизавета Волчегорская. И с нами был протоиерей Андрей Канев, штатный священник Министерства обороны Российской Федерации в должности помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими Центрального военного округа, настоятель храма во имя Владимирской иконы Божьей Матери города Екатеринбурга. Всего доброго.
Прот. Андрей Канев
— Всего хорошего. До свидания.
Деяния святых апостолов
Деян., 7 зач., III, 1-8
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Что необходимо сделать для того, чтобы Бог ответил нам на наши молитвы, и мы получили просимое? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 3-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 3.
1 Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятый.
2 И был человек, хромой от чрева матери его, которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм.
3 Он, увидев Петра и Иоанна перед входом в храм, просил у них милостыни.
4 Петр с Иоанном, всмотревшись в него, сказали: взгляни на нас.
5 И он пристально смотрел на них, надеясь получить от них что-нибудь.
6 Но Петр сказал: серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи.
7 И, взяв его за правую руку, поднял; и вдруг укрепились его ступни и колени,
8 и вскочив, стал, и начал ходить, и вошел с ними в храм, ходя и скача, и хваля Бога.
По иудейскому обычаю благочестивый верующий человек должен был молиться три раза в день. В девять утра, в двенадцать и в три часа дня. Конечно, можно было молиться и дома, и в синагоге. Однако храмовая молитва всегда и везде считалась молитвой особой силы. А потому самые набожные иудеи старались потратить время, но хотя бы раз в день прийти в храм. Соответственно, и подаяние можно было просить везде. Но опять же именно храм считался для этого самым лучшим местом. Ведь люди, которые понудили себя прийти сюда помолиться, наверняка будут расположены по отношению к страждущим собратьям наиболее милостиво. Поэтому на протяжении долгого времени родственники хромого не ленились приносить его к церковным воротам.
Есть ещё один важный момент в прозвучавшем сейчас отрывке. Говорится, что апостолы всматриваются внимательно в калеку, а калека пристально смотрит на них. Это взаимное напряжение взглядов весьма примечательно. Взгляд апостолов исполнен не только любви и сострадания, но и желания узнать, насколько этот человек духовно восприимчив. Достаточно ли в нём веры и надежды. Да и вообще, готов ли он принять тот дар, который они могут ему передать. Ведь вполне возможно, что тот образ жизни, который вёл хромой, был для него лучшей участью. И желания что-то менять у нем совсем не было. Вероятно, в первые мгновения в глазах калеки было лишь желание получить милостыню. Поэтому он смотрит напряжённо и оценивающе, что могут дать ему эти люди. Однако апостолы усматривают в нём нечто большее. Они видят в нём готовность начать новую жизнь. А потому и возвращают убогому силы. О том, что Петр и Иоанн не ошиблись, и калека принял этот подарок с благодарностью, свидетельствует его реакция на чудо: он вскочил, стал скакать от радости и хвалить Бога. Родственники приносили его в храм в надежде, что здесь Бог его не оставит. Здесь Он о нём позаботится и прокормит. В результате Господь даровал этому человеку намного больше, чем он о и окружающие могли себе представить.
Все эти обстоятельства чуда свидетельствуют о важной духовной закономерности. Если мы действительно имеем в чём-то нужду, нам, подобно хромому, необходимо каждый день оказываться в том месте, где мы можем получить просимое. Иными словами, не лениться и терпеливо выполнять свою часть работы. Исполнять Евангельские заповеди. Пусть эта работа кажется нам рутинной и однообразной. Но так в нас зреет готовность принять подарок от Бога. Когда придёт время, и этой готовности будет достаточно, Господь сразу же среагирует на это наше состояние. Он даст нам просимое именно в тот момент, когда мы созреем для того, чтобы его принять и получить от этого максимальную пользу. Причём важно, что тот подарок, который мы получим, превзойдёт все наши самые смелые ожидания.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Пасха для бабушки Раи и других беженцев в ЛНР
Раиса Степановна живёт в пункте временного размещения в Луганской Народной Республике. Здесь у одинокой пенсионерки появились подруги. Вместе они любят чаёвничать, вспоминать прошлое, в особенности радостные моменты и семейные традиции, что очень их согревает.
Раисе Степановне 78 лет. Когда-то она вместе с мужем жила в городе Попасная Луганской области. Там Раиса работала в детском саду и очень любила своё дело. Детей у неё не было, поэтому всю заботу и ласку женщина щедро раздавала другим. Так и жила — мирно, с молитвой и благодарностью Богу. Единственный близкий человек, супруг, умер несколько лет назад. А спустя время в родной город пришла беда — его накрыло мощными обстрелами. От дома, где жила пенсионерка, почти ничего не осталось. Раису Степановну эвакуировали в пункт временного размещения, здесь она находится уже два года. Документов и денег у бабушки нет, но добрые люди не оставляют без помощи — делятся едой и одеждой. Раиса за всё благодарит и очень хочет сама помогать другим.
Недавно про Раису Степановну узнали волонтёры фонда «Ясное дело» из Москвы. Они привезли ей нужные вещи, обустроили комнату женщины, привнесли уют. «Для жизни мне много не надо. Ребята подарили кастрюльку, я туда воды налью, пшена кину, вот и ужин готов. Стираю в ведре, уже приноровилась», — рассказывает Раиса Степановна.
В эти Светлые Пасхальные дни команда фонда «Ясное дело» хочет порадовать бабушку Раю и всех, кто живёт в пункте временного размещения в Луганской Народной Республике. Привезти им ароматные куличи, продукты и фрукты, которые здесь большая редкость. Если и вы хотите подарить людям праздник вместе с фондом, переходите на сайт: yasdelo.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Образование и воспитание». Анна Теплова
Беседа из цикла про образование, который Радио ВЕРА организует совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием.
У нас в гостях была доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, руководитель экспертного совета Всероссийской общественной организации «Воспитатели России» Анна Теплова.
Мы говорили о том, как помочь детям найти себя и при этом не перегрузить разнообразными кружками и секциями, на что стоит обратить особое внимание в процессе воспитания детей и подростков, а также как поддержать их в период взросления и отделения от родителей.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Кира Лаврентьева:
— Здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева. Сегодня мы будем говорить об образовании. Эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей, руководителей школ, детских садов и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием. Сегодня у нас в гостях Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Здравствуйте, Анна Борисовна.
Анна Теплова:
— Здравствуйте. Здравствуйте, дорогие слушатели.
Кира Лаврентьева:
— Да, также Анна Борисовна является руководителем экспертного совета АНО «Воспитатели России». И ещё у неё масса разных регалий, занятий, послушаний, если можно так сказать.
Анна Теплова:
— Можно так сказать, потому что образование в целом это служение, прежде чем какая-нибудь другая профессия или еще что-то.
Кира Лаврентьева:
— Вот я, когда готовилась к интервью, читала ваши статьи, ваши интервью, разные ваши научные, в том числе, статьи, и думала: Господи, да это же не хватит часа вас спросить обо всём. И перед программой мы так с вами условились, что будем говорить на какие-то конкретные темы, потому что спрашивать вас можно очень долго, и отвечать вы можете очень компетентно, интересно и развернуто.
Анна Теплова:
— Хорошо, договорились.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому, ну что, конечно, в этой программе мы говорим об образовании, но не об образовании, да, как цели, а зачем вообще это образование нужно. Вот, правда.
Анна Теплова:
— Надо понимать, что образование, оно, как бы, довольно-таки интересное явление, да, в нашей жизни. Образование, прежде всего, это форма общественной жизни. Для нас это очень важный элемент нашей жизни, да, оно становится для многих обязательным. Вторая функция, скажем так, образования — это культурно-историческое наследие. У нас сегодня другого, кстати, тоже пути нет, семья не всегда с этим справляется сама. А образование таким образом становится даром, да, неким таким даром от одного поколения другому. Мало кто так его понимает, но это так и есть. И третья функция образования — это, собственно, воспитание человека, человеческого в человеке. А человеческое в человеке — это всегда другой человек. Потому что сегодня человек зациклен на себе, зациклен на своём, как говорят мои студенты, комфорте, на своих, опять же, каких-то, не к ночи будь помянуты, личных границах и так далее. В результате человек совершенно не готов жить в мире с другими людьми. Поэтому воспитание человека, оно всегда воспитание, отношение его к другому человеку, с другими людьми.
Кира Лаврентьева:
— Вы сказали, что образование — это дар, но тогда мы должны понимать, кто этот дар передаёт. Есть у святых отцов такое понятие «передача благодати». Вот когда вы говорите о том, что образование — это дар, сразу хочется спросить: а где этот дар найти, у кого его перенять, и как его дальше-то, в общем-то, передавать детям?
Анна Теплова:
— Есть, конечно, люди, которые, собственно, это осуществляют, и мы их называем учителями. Но образование... Учитель — это только одна институция, скажем так, в образовании. Образование имеет несколько институций, явных и неявных. Ну такие явные, которые мы все с вами знаем, это детский сад, ясли, школа, высшее образование и так далее. Но в образование включены и семья, и церковь. Это всё не явные институты образования. Такими, например, в девятнадцатом веке это были община, да, это был, там, приход. Это всё тоже те институты в образовании, как в определённой сфере нашей жизни, которые тоже воспитывают. И в этом смысле дар идёт от них от всех. Да, и мы не можем там, ограничить семью, например, или храм, да, или любую религиозную организацию, да, церковь, прежде всего, потому что мы, семья — это малая церковь, церковь — это Тело Христово, и поэтому и в системе образования тоже работают люди, часть этой же церкви, в церкви, да, по большей части. И отделить совершенно семью, храм от системы образования практически невозможно, потому что тогда наш дар будет неполным. Правильно?
Кира Лаврентьева:
— Но это мы с вами про православные говорим, может быть, школы и семьи. А как быть с общеобразовательными школами?
Анна Теплова:
— Вообще образовательная школа — это тоже люди, это тоже педагоги. И да, от этого очень многое зависит, от того, каков этот педагог, и как он понимает, опять же, цель своей деятельности. И сегодня, когда государство ставит перед педагогами задачу воспитания, государство ставит ее очень точно, четко. Государство просто не умеет с нами сесть, знаете ли, за чайком, за кофейком и рассказать нам, что ему нужно. Государство разговаривает языком нормативных документов, и эти нормативные документы, начиная с изменений в Конституции, заканчивая федеральными образовательными программами, которые сегодня приняты, изменениям закона об образовании, кричит нам буквально, буквально кричит о том, что нам с вами надо прекратить развивать в человеке только его когнитивную функцию, да, или там только телесная, интеллектуальная. Нам надо вспомнить о том, что есть такое понятие, как воспитание, и то, что мы последние там 20-30 лет как бы отдали это семье, но при этом совершенно не заботясь об этой семье, есть ли у неё возможности, есть ли у неё традиции. Вот вы говорили о передаче дара. Передача, вернее, да, передача — это и есть, собственно говоря, традиция. Поэтому традиция никогда не может быть в прошлом. Традиция — это не то, что было. Традиция — это то, что происходит здесь и сейчас, потому что передача этого дара культуры и истории, вообще вот этого знания, которое мы даём детям. Мы же даём не только знания, мы даём ещё и весь тот, как бы, образ, который стоит за учителем, который стоит в культуре, мы это передаём. И вот это происходит здесь и сейчас. И это очень зависит от того, кто это осуществляет. Да, вот всегда при вхождении в наследство, а ребёнок, ну, например, до школьного возраста, он как раз вступает в наследство, это его главное занятие в этот момент. Он наследует и культуру, и поведение, и вот всё то, что мы понимаем, как именно наши традиции, то, что составит потом его особенность в жизни. Вот это все происходит, на самом деле, очень рано, в дошкольном возрасте. И вот эта передача, она требует очень грамотного дарителя, то есть того человека, который это осуществляет. Он должен, во-первых, понимать, что короб с традициями, с нашим наследием, он очень большой, и в нем лежит все. В нём лежит всё, что наработано нашей культурой, историей, а оно разное. И этот человек, он как бы осуществляет некий внутренний отбор, что он передаёт и как он передаёт, как он это отдаёт ребёнку. Формально, неформально, осознанно, неосознанно. Это знаете, как Ушинский говорил, что педагог должен очень хорошо понимать цель воспитания. Потому что если он этого не знает, то, собственно говоря, и не должен приступать. Он должен понимать, кого он воспитывает, зачем он воспитывает, и что он должен увидеть в конце.
Кира Лаврентьева:
— Это мы сейчас про родителей, прошу прощения, или про учителей?
Анна Теплова:
— Это про педагога. Вот Ушинский говорил об этом как бы для педагогов. Потому что родитель чаще всего в целом не задумывается. Родитель в целом несет как бы традицию своей семьи. Он внутри этой семьи живёт, и он либо осмысленно пытается эту традицию купировать, если она ему была нежелательна, или расширить, если он серьёзно относится к воспитанию своих детей. Но родитель, конечно, занят воспитанием ребёнка. А педагог, который работает в школе, вот у него должно быть ясное понимание, у него должен быть идеальный образ воспитанника, кого я воспитаю в конечном итоге, каковы будут мои усилия? Если у него этого ясного идеала нет, то он и мечется где-то в пределе гармонично развитой личности. А что такое гармонично развитая личность? В чем эта гармония, как говорят: всесторонне развитая. Сколько сторон у этой личности? Сколько мы граней должны воспитать? И на самом деле это очень интересно, я даже проводила такой маленький эксперимент, потому что я часто читаю курсы педагогам, и вот как раз тогда, где-то в тринадцатом-пятнадцатом, и приблизительно с этого времени и до нынешнего времени я отслеживала, а каков этот образ воспитанника у современных педагогов. Ну и надо признаться, ну если говорить о десятых годах, то он послушный, усидчивый, внимательный, то есть удобный, да, удобный ребенок. А я просила написать там 10 приблизительно качеств ребенка, которые есть, и педагоги мне писали всё, и как результат я увидела, что нету, я это назвала эффект трех «с». Нету свободного, счастливого и самостоятельного. За последние годы про самостоятельность говорят так много, что она уже на языке у педагогов. Самостоятельного. Но про счастливого практически никто и не говорит. Что такое счастье для ребенка? Что такое быть счастливым и воспитывать счастливого человека? Можно ли воспитать? Макаренко считал, что нельзя воспитать счастливого человека, но дать ему этот опыт счастья — это можно. И счастье — это быть частью. То, о чём мы говорили, что человеческое в человеке — это всегда другой человек. Вот счастье — это быть частью чего? Церкви, семьи, мира, мира людей. Иногда это трактуется как с частью наследства своего. Да, вот быть наследником, частью моего культурного, исторического наследия, знать, понимать это, видеть, любить, оказаться счастливым, человеком счастливым, человеком одарённым. А уж нам есть что наследовать, у нас огромная культура. Я, например, буквально на днях читала лекцию, студенты-психологи, ну, конечно, первый курс. Они не могут вспомнить ни одну волшебную сказку. Они не могут вспомнить сказки о животных, они не знают свою национальную культуру. И это не просто констатация, на самом деле это катастрофа. Почему? Потому что это образы культуры, это способ жизни, который, например, задаётся в тех же сказках. Для детей сказки — это сказки о животных, и поэтому... Как себя ведёт лиса? Как себя ведёт волк? Как себя ведёт петушок? Это всё определённые образы и такое некрасивое слово, паттерны поведения, да, но, в общем, некий образ поведения. Почему лиса не боится быка? Почему лиса не боится собаку? Но петуха, который идёт к ней, как на смертный бой, она его сразу же боится. Она уходит, потому что его она не испугает тем, что пойдут клочки по закоулочкам. Потому что он ей говорит: «Иду на пятах, несу косу на плечах, хочу лесу посечь. Слезай, лиса, с печи». И лиса понимает, что обманывать кого-то уже поздно. Он как воин. Он припоясался, взял в руки оружие и идет спасать зайчика. Он идет туда как на смертный бой. И это тоже образ. И это тоже надо увидеть. А современные родители говорят: «Ах, он лису... может сделать, лисе больно». А лиса выгнала зайчика из дома, это как?
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Напоминаю, что у нас в гостях Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, руководитель экспертного совета АНО «Воспитатели России». Также я бы, кстати говоря, добавила, что Анна Борисовна — это этнолог и собиратель фольклора, поэтому мы тут так глубоко об этом рассуждаем. И вы знаете, Анна Борисовна, вот очень трогает то, что вы говорите, обычно трогает, правда. Вот как-то очень трогает. Но вы, когда рассказывали о некой передаче опыта, в нашем случае это ещё наши бабушки, которые, может быть, не были педагогами по образованию, хотя моя была, мне повезло, но я просто видела, как это происходит, как необразованные бабушки читают тебе потешки, они пытаются тебе рассказывать сказки, рассказывать так, как сейчас вообще мало кто будет рассказывать. Любое бытовое действие сопровождается какой-то присказкой да каким-то рассказом. То есть мы как-то вот, дети, моя мама, подруги моей мамы, вот это деревенское детство, советское еще, кстати, с дореволюционных времен, видимо, вот эта переданная культура из поколенье в поколенье, вот это вот такое, знаете, пестование ребёнка маленького дошкольника, пестование — вот это вот, взращивания на каких-то русских вот этих исконных кодах. Вот это казалось таким обычным делом, а теперь этому надо учиться. Это вопрос. При обилии информации, при обилии книг и всего-всего, вот этим простым вещам надо учиться.
Анна Теплова:
— Обилие информации, обилие книг, скорее, сбивают современного родителя, потому что история, например, как раз со сказками, да, мы уже очень давно с вами сказки не рассказываем. Мы сказки читаем. Вот ваша бабушка и то, о чём вы говорили, скорее всего, она сказывает. Когда я сказываю сказку, я сказываю её тебе. Я смотрю тебе в глаза, я ловлю твою реакцию, я интонирую это так, чтобы тебя удержать в поле этой сказки. Когда я читаю сказку, я воспроизвожу то, что там написано. Там чаще всего довольно-таки ясным литературным языком ещё всё и подобработанно, да? А сказка, она живая, да? Она обязательно должна быть живая, она должна тебя прихватывать, да? Она должна ребёнка увлекать. И в этом смысле, конечно, сказывание сказок — это отдельная тема, которая просто... Ну нельзя ей научить, да? Мы, кстати, со студентами занимаемся, со своими психологами. Именно учу их сказывать сказку, то есть искать в себе интонацию. Потому что иначе у тебя будет литературная интонация. «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь». Не знаю, может быть, и неплохо, конечно, но когда это... Когда это живо, когда это исходит из тебя, когда ты носитель этого, когда ты просто ретранслятор, то это, конечно, не совсем так, да?
Кира Лаврентьева:
— Вы знаете, Анна Борисовна, я так вам благодарна, что вы об этом говорите, потому что мы в цикле этих программ, конечно, много говорим о раскрытии личности ребенка. Это всегда очень интересные разговоры о поиске профессии, о поиске себя, о том, зачем это вообще нужно, о поиске главного смысла своей жизни. Но ведь первые семь лет, я сначала перед программой сказала шесть, а вы меня поправили, вы сказали семь, ведь первые семь лет, они ведь настолько важны, они настолько волшебны, но тут ведь тоже важно не уходить в какие-то крайности. Стали выходить книги китайских психологов о том, как важно именно в первые три года ребенка научить всему. И мамы кинулись вот просто с головой в раннее развитие. Этих бесчисленных курсов и кружков по раннему развитию, их ну слишком много, их очень много. Уже сейчас встаёт вопрос, слава Богу, он встал, а нужно ли это вообще ребёнку, это раннее развитие? И что такое по-настоящему раннее развитие? Не то ли это, о чём сейчас говорите вы? Это, может быт,ь более естественный процесс взаимодействия ребёнка с матерью и каким-то неравнодушным взрослым рядом с ним?
Анна Теплова:
— Воспитывающим взрослым, как у нас говорят, да?
Кира Лаврентьева:
— Да-да-да, новые термины всё входят.
Анна Теплова:
— Вопрос в том, что ребенок, он должен за это время, за дошкольное детство, у него должна возникнуть и сформироваться определенная картина мира. И вот эта картина мира, она идет к ребенку прежде всего от взрослых, от сверстников и от собственного опыта. Вот то, что идёт от взрослых, чаще всего это как раз тот самый материнский фольклор — песни, песенки, потешки, пестушки. Пестушки — это всё, что вокруг тела ребёнка, потешки — это то, что первые образы, которые мы ребёнку дадим, там песенки, они включают ребёнка в мир движений, движущихся каких-то событий, шума и так далее. А кроме того, что у нашего ребёнка с этим проблема, а сверстническое общение. Сверстническое общение очень важно для ребёнка. И это не только песочница. Песочница — это только начало этого сверстнического общения. Потому что в песочнице вот многие мамы там сердятся, когда им какой-то ребёнок там сыпет на голову песочек. Ну ему по возрасту пока непонятно. Для него что песочек, что ребёнок, что куличик. Вот когда он увидит другого, вот этот другой, убираем окончание «ой», и он у нас станет другом, и иногда другом на всю жизнь. У меня, кстати, у внука друг с песочницы, они уже много лет живут далеко уже друг от друга и продолжают дружить. И, наконец, третий этап — это самостоятельное познание мира. Вот где это самостоятельное познание мира произойдёт? Где он увидит жучка? Где он увидит солнце? Где он услышит шелест травы? Вот это всё, чем было наполнено наше с вами детство. И это то, что бедные современные дети практически этого лишены.
Анна Теплова:
— Именно лишены самостоятельно. Даже вы в своём разговоре говорите, вот может быть, ему с мамой надо быть больше. Конечно, надо быть больше с мамой, но и самому ему обязательно нужно быть. Да, потому что иногда вот бытие с мамой превращается в некую такую привязанность. Очень сильную. Мощную, сильную, блокирующую развитие, потому что для развития нужно пространство. Если мы с вами посадим дерево у стены, дерево не будет каким красивым, как древо у потока, правильно?
Кира Лаврентьева:
— Это интересно.
Анна Теплова:
— Поэтому обязательно надо отпускать. Вся наша культура строится на этом. Приход-уход. Для этого есть, кстати, предметы-заместители. Это там люлька та же. Это образ материнской утробы. Ребенка туда кладут, закрывают, он в близком маленьком пространстве. Вы представьте себе кроватку, в которую мы кладём малыша. Он не видит краёв. Это всё равно, что если вас положить, не знаю, посреди площади и сказать: «отдыхайте». Ребёнок должен быть, он должен быть, вот чувствовать эту близость, но при этом не быть привязанным. Вообще у нас в традиции, например, никогда не привязывали вот так слингами, как сегодня, для перехода из точки А в точку Б — да, можно. Но потом ребёнок всегда существует как бы самостоятельно, у него должно быть место и пространство для познания мира.
Кира Лаврентьева:
— Анна Борисовна, а вот эта сепарация в хорошем смысле, она же несколько раз происходит за период взросления, вот эта самая первая, она во сколько лет?
Анна Теплова:
— В родах. В родах, в самый первый раз в родах.
Кира Лаврентьева:
— Ну вот я имею в виду после вот этого постоянного контакта с мамой, когда? В три-четыре года, это что тогда получается? В сад его надо отдавать, что тогда делать?
Анна Теплова:
— Ну как у вас получается, это прямо так сказать, знаете: дорогие слушатели, все повели своих детей в сад. Нет-нет. Нет, конечно.
Кира Лаврентьева:
— Ну, какие просто варианты? Давайте мы просто перечислим варианты, как ребёнку дать пространство для опознания самого себя в первую очередь.
Анна Теплова:
— Ну, прежде всего, это пространство просто личное, вот то самое личное пространство, которое у него должно быть. Ребёнок в три года сам заявит вам, что я сам, это и есть первый кризис, да, первый кризис, и вам придётся это учитывать, потому что ребёнок хочет теперь понять, а как я сам? А что же, собственно говоря, я могу самостоятельно? Если мы его в этот момент подломим, да, скажем так, то ему будет очень трудно потом вот это восстановить в себе, жажду этого самостоятельного действия. И прекрасно это знают мамы. Сказать, что у нас мамы все сейчас не умеют этого делать. Прекрасно знают современные родители. И на самом деле много очень хороших родителей, глубоких, думающих и понимающих это. Следующее, что у него должно быть, это то, что вы говорили, пространство правды. Я, например, всегда удивлялась пластмассовым молоточкам или пластмассовым пилам, то есть игрушки, которые являются имитацией. А вот это, с моей точки зрения, абсолютно не нужно ребёнку, потому что это не знак. Вот игрушка-пеленашка, которую ребёнок получает, там, не знаю, в полтора года, когда он освобождает, собственно, свою люльку для следующего обычно товарища, подходящего, да, который теперь занимает его место, чтобы он не страдал сильно, да, ему дают эту игрушку, люлечку. И вот мой опыт, именно исследовательский опыт, как учёного, когда я изучала: а что вообще происходит с современным ребёнком в тот момент, когда он получает свёрнутую тряпочку, завёрнутую, там, в платочек и в пелёнку, при том, что современные дети вообще-то уже не знают, что такое спелёнатый младенец, да? Что делает современный ребёнок, родившийся 3-4-5 лет назад? Он всё равно берёт этого малыша, кладёт его на ручку и начинает его качать. И он всё равно говорит, что это лялечка, что это малышик. И все они с ним что-то такое делают, потому что это какая-то, не знаю, кнопка внутри человека, которая что-то включает. Там студенты или там молодые люди 17-18 лет, когда мы с ними проводим эти же эксперименты, взрослые женщины. Они все говорят... Ну, студенты прежде всего, потому что студенты, они тоже находятся в данный момент как бы... Вот человек формирует свою картину мира довольно долго, да? Вначале у него появляется картина мира, потом он постепенно выращивает свое мировоззрение, да? И вот к юношескому возрасту человек начинает эту картину мира свою корректировать с внешним миром. И вот здесь очень важно проверить, а что у него там работает, не работает. И вот когда они берут пеленку, вернее, пеленашку, которую они только что сами свертели, скрутили минуту назад, сами скрутили, положили на ручки, а потом мне в СССР пишут, что они чувствуют. И они пишут: «Я чувствую счастье», «я чувствую заботу», «я чувствую нежность». Мальчики пишут ответственность, а некоторые девочки там пишут: «Я чувствую, что мне рано ещё иметь ребёнка», и дальше там на два листа. Я не спрашиваю, рано тебе или нет, я спрашиваю: что ты чувствуешь? Значит, чувствует, значит, вот этот перенос происходит. И это образ живой. А пластилиновая пила не включает образ труженика в этот момент, понимаете? Вот это действие труженика. Лучше подождать и дать ему настоящий молоток и просто проследить за тем, чтобы он попал туда, куда надо. У меня, кстати, тоже крёстный моего сына младшего. Он привёз ему ящик для инструментов, чурочки, молоток и гвозди и сказал, что не надо, Миш, давай, лупи по-настоящему, тем самым. И у нас была такая странная конструкция вся, как ёж в этих гвоздях. Гвозди.
Кира Лаврентьева:
— Ну, это действительно очень здорово.
Анна Теплова:
— Ну, это так, это правда. Вот то, о чём мы говорим. Очень много сегодня имитации, и надо хорошо понимать, где эта имитация нужна и где она включает. То есть, когда это именно знак и символ, то это да, то это работает. А когда это просто имитация некая, то надо быть внимательным.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, руководитель экспертного совета АНО «Воспитатели России». Меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернемся через несколько секунд.
Ещё раз здравствуйте, дорогие наши слушатели. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. С радостью напоминаю вам, что у нас в гостях Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, руководитель экспертного совета АНО «Воспитатели России». Конечно же, Анна Борисовна ещё и этнолог, собиратель фольклора, ещё вообще на самом деле очень много, много кто...
Анна Теплова:
— Не стесняйте меня.
Кира Лаврентьева:
— Можно почитать в интернете, на самом деле, дорогие слушатели, еще у Аллы Борисовны много интересных статей и лекций, в том числе в видеоформате. Я это все с легкостью нашла, когда готовилась к интервью. Честно говоря, вдохновилась, потому что мы как-то вот так бежим-бежим, современным родителям так хочется все успеть, так много всего. Эти объявления о курсах, эти объявления о кружках и разных каких-то занятиях для детей. Ты за все хватаешься. Тебе кажется, что ты будешь хорошим родителем, если ты успеешь их везде провести, сделать так, чтобы они везде поучаствовали, сходили на все елки. Вот недавно был Новый год, там Рождество, да? Сходили на все занятия, везде себя попробовали. Анна Борисовна, а вот как правильно-то тут всё без невроза организовывать?
Анна Теплова:
— Ну, вы знаете, мы тоже вначале бегали по всем ёлкам, и потом поняли, что, да детям вообще-то этого всего не нужно. И мы, например, устроили большой рождественский праздник в своей семье. Мы собирали там у себя гостей, и вот его мы со смыслом, у нас были и колядки, и Христославие, и собственный вертеп, причём такой настоящий, традиционный, и куча гостей, и было, конечно, здорово очень. Это было как раз тогда, когда это нужно. Вот сейчас уже это, может быть, потихонечку сходит на нет, потому что дети, в основном, взрослые. Вы знаете, тема «успеть» связана с современным образом успешного человека, того, кто должен всё успеть. Но жизнь твоя, опять же, мне уже много лет, могу сказать об этом спокойно, проходит довольно быстро. Но понять, что принесёт тебе успех, очень сложно. И здесь очень важно понимать: а каков всё же промысел Божий о тебе? Это очень трудно понять в самом начале. Об этом, кстати, писал Василий Зиньковский, о том, что вообще развитие личности, а мы с вами там заявляли разговор о развитии личности, оно идет как бы по трем направлениям. И первое направление — это как раз индивидуальность, которая есть у нас. А индивидуальность — это и есть и твой дар, и твой крест. И педагогу очень важно этот дар увидеть, и не только педагогу, но и родителям. Очень важно понять, а каков вот этот дар? Зачем Господь призвал этого ребёнка в наш мир? И дал его тебе, потому что это не твой ребёнок, это тот, кто дарован опять же тебе, и тебе предстоит просто его не испортить, не сломать в целом. Вторая линия развития — это как раз развитие внутри тебя, внутри каждого человека добра и зла, и умение встать в позицию добра. Как раз тот же Зиньковский писал, что самое главное — это связать волю человека с добром. Это тоже целая большая линия для родителей и для педагогов тоже. И третье — это как раз социальная линия, которая связана с языком, с наследием, вот то, о чем мы уже с вами говорили. Ну вот вернемся к дару. Вот если говорить о мне самой, да, обо мне самой, ну, 60 лет моей жизни уже пройдены, и мне казалось, что у меня все очень как бы определенно. Я с детства, в пятом классе писала, что я собираюсь быть историком искусства, искусствоведом, потому что мама моя работала в Третьяковской галерее, я ходила в Третьяковскую галерею буквально просто почти по нескольку раз в неделю, и мне казалось, что это совершенно нормально, естественно, для всех остальных людей так же, все так же живут. Потом я поэтому собиралась поступать в Московский государственный университет на историю искусства, что со второй попытки, тогда никаких ЕГЭ не было, и два года подряд я поступала, со второй попытки я поступила, но в этот момент я встретилась, как раз когда работала уже в Историческом музее, встретилась с ансамблем Покровского, была им совершенно очарована, и 10 лет моя жизнь была связана с этим коллективом. И тогда я начала работать и ездить в экспедиции, тогда я узнала, что такое народная культура, моя жизнь полностью изменилась, вообще полностью, мои представления о мире полностью изменились. О том, что такое русская культура, что такое русский народ, что такое костюм, в котором люди ходят. То есть всё это, что было во мне и что есть в реальности, оказалось, совершенно разные вещи. И поэтому, открыв для себя этих людей, их язык, их пение, красоту мира, в котором они живут постоянно, красоту веры, в которой они тоже живут постоянно, вот это умение одновременно находиться в двух пространствах, в пространстве реальной жизни и в пространстве духовном всё время, это было очень сильно. И, конечно, меня история как бы увела. И я ушла заниматься этнографией, потом жизнь меня ещё раз крутанула. Я стала заниматься дополнительным образованием детей, мне казалось это очень важно, 30 лет просуществовала у меня студия детская, да, это важно, мы создавали как раз именно пространство, в котором дети погружались не столько в знания, сколько вот в этот мир любви, красоты, языка, игры и так далее. А потом я ушла работать в науку. И тоже 15 лет работала в научных институтах, и вот там мы занимались именно, скажем так, осмыслением всего этого. Вот тогда писались программы, тогда писались научные работы, тогда я защитила диссертацию. Тогда вот как бы это была именно новая стадия в моем пути. Стадия, помните, это как раз про путь. И вдруг опять год назад раз — что-то просто произошло, и мне пришлось поменять работу, и вот как Господь управил. Господь мне сказал: «А теперь, Аня, иди опять поработай по специальности». Видимо, важно было. Я теперь вот работаю в Академии художеств, зав. кафедрой народного искусства. Видимо, важен был весь этот путь, в котором Господь меня провел, в котором мне удалось набрать отношение к детям, умения педагогической работы, навыки педагогической работы, глубокое понимание народного искусства, причем в тот момент, когда оно было живым еще, носители были еще этой культуры, люди говорили на этом языке. «Дружечка моя, советненькая, согласненькая, повернись ко мне личиком, повернись ко мне беленьким, а мы с тобой побалакаем», — этот человек говорит. Я не могу этого не запомнить, потому что внутри меня всё поёт, я так не умею говорить. А это родная наша речь. Это люди так мыслят, так говорят друг с другом. И потом, вот пройдя через всё через это, я возвращаюсь к истории искусства, я возвращаюсь, преподаю у искусствоведов, которым мне теперь предстоит открыть как раз красоту народного искусства, потому что в Академии художеств Глазунова, в которой я сейчас работаю, мы поставили это одной из главных задач. Нам важно, чтобы современные искусствоведы понимали народное искусство, его значение для нашего искусства в целом, для мирового искусства, да, то есть они понимали, что вся история русского искусства, она покоится в народной культуре, она растет из нее, она пропитана и пронизана ею, и на сегодняшний день необходимо, чтобы люди понимали, что такое народный костюм, чтобы по запросу «народный костюм» тебе не выпадала сценическая одежда, чтобы тебе выпадало то, что является правильным.
Кира Лаврентьева:
— Анна Борисовна, Вы совершенно виртуозно рассказали о том, как вы нашли свой путь.
Анна Теплова:
— Это не я, это Господь провел. Вот это правда так.
Кира Лаврентьева:
— Но вы понимаете, что это очень важный опыт, конечно, вы понимаете, что это очень важно, это нужный опыт. И хочется спросить, а как этому научиться? Вот у вас свои дети уже подрощенные, более-менее, да, уже взрослые люди. У вас есть опыт своих детей, есть опыт детей, которые постоянно в течение вашей жизни возле вас, грубо говоря, народным языком, раз мы сегодня его вспомнили, околачиваются. По-другому это не назвать. И вот вы видите, как это происходит, как ребёнок ищет себя, не находит, находит. Наверное, есть разные сценарии, разные у вас истории. Вот скажите, уже глядя на это всё, как себя найти-то, школьнику? Как найти себя?
Анна Теплова:
— Есть люди прямого пути. Вот у меня старшая дочь моя — музыкант.
Кира Лаврентьева:
— Ну, потому что талант явный, и всё понятно.
Анна Теплова:
— Да. Знаете, ведь люди тоже предают иногда свой талант. Особенно сегодня, когда музыкантам очень трудно существовать, очень трудно состояться, очень трудно этот талант не закопать в землю. Что значит не закопать, закопать? Идут, там когда тоже моя Варя училась, в риелторы уходили, куда угодно уходили, потому что надо было жить. Деньги зарабатывать. Да, и как бы невозможно людей обвинить в этом, да, как бы. Есть трудные пути, чаще всего трудными путями идут мальчики, потому что они несут ответственность, они берут эту ответственность за будущее своей семьи, своей уже личной семьи, людей, которые будут вокруг них, и они выбирают пути сложные, и у них... им гораздо труднее. Я, например, тоже считаю, что не все удалось у моих сыновей, да, у меня два сына и три дочери. Пока что это, ну вот, я вижу, как им нелегко. И это нелегко именно потому, что он берет и делает вот этот выбор, осмысленный между даром, например, очевидным, например, актерским даром, да, и еще другим даром, потому что семья обычно богата дарами, да, а не какой-то, только один у тебя есть, да, у тебя есть там дар, например, предпринимательский, у тебя есть дар заботы, да, у тебя есть много даров, которые Господь тебе даёт. Как и, помните, таланты раздали, и кто-то по-разному их приращивает. Вот мальчикам всегда труднее, мой опыт говорит. Но внимательными должны быть родителями. Если вы уверены в том, что этот дар у ребёнка сильный, а ребёнок волей своей пытается уйти от этого. Ну, я знаю, что мы все не любим теперь давить, но иногда мне кажется, надо. Мне иногда кажется, что надо, как минимум, дать ему возможность пройти хотя бы какую-то часть пути до конца. Я все равно получила это свое чудесное образование, история искусства, не собираясь уже в тот момент работать искусствоведом, потому что была очарована этнографией, фольклором и так далее. Но я это образование получила, и казалось, что оно мне больше не пригодится.
Кира Лаврентьева:
— А пригодилось.
Анна Теплова:
— А оно пригодилось. Сегодня очень многие молодые люди считают, что вот они точно знают, и они точно выбрали. И иногда отметают осмысленно вот эти дары, предлагаемые им семьёй, возможностями какими-то. Надо быть очень внимательным, простите ещё раз, к промыслу о тебе. Его надо учиться видеть. Молодым очень трудно. Молодой, как всегда, человек горит, рвётся к чему-то, хочет чего-то, представления какие-то у него есть. Для этого ему даны родители. Он как раз в этот момент от них уходит, да, во взрослую жизнь. И вот этот момент выбора специальности, пути, всё-таки, мне кажется, родители должны быть рядом с ребёнком. И не только идти на поводу, как бы, ну, очевидно, что-то такое поддерживать, да, ребёнка поддерживать. Понятно, поддерживать надо детей в том, чтобы ни случилось. Вот сейчас младший мой ребёнок уже третий раз пытается себя найти. У него тоже откровенный дар художника, и этот дар художника, как ей кажется, ну, ей не нужен. И она ищет себя в другом. И надо потерпеть, с одной стороны, а с другой стороны, удерживать, дать вот эту возможность пройти до конца. В какой-то момент всё же настоять, мне так кажется. Мой, опять же, опыт взрослых детей, кажется, что надо помочь ребёнку не убежать, а с другой стороны, не запрятать его в эту клетку. То есть надо быть очень внимательным, внимательным надо быть.
Кира Лаврентьева:
— Это очень трудно.
Анна Теплова:
— Очень трудно, я согласна.
Кира Лаврентьева:
— Особенно если ты ещё занимаешься своей работой, своим развитием, то тебе это надо ещё в голове всё как-то собрать.
Анна Теплова:
— Сопрячь. Но выбор пути для ребёнка, конечно, очень важный этап. Очень важный. Можно пробовать широко, взять более широкое образование. Например, с музыкантами, понятно, никуда не денешься, а взять какое-нибудь широкое гуманитарное образование. Дети часто пугаются, например, пойти на историю: кем я буду, как я буду деньги зарабатывать. Но человек с широким гуманитарным образованием найдет дальше себя, как определиться. Сегодня довольно-таки много всевозможных потом возможностей, там, тех же магистратур, каких-то курсов, ещё чего-то, второго образования, да, это можно попробовать и найти. В общем, это сложно, и всем советую, как бы, помощи Божией, желаю, вернее, помощи Божией, быть внимательными к вот этому дару. Вам дан ребёнок от нуля и приблизительно до 17 лет, да, он будет с вами. Я думаю, что это довольно-таки долгий путь, чтобы увидеть те дары и тот крест, который Господь дает этому человеку.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, напоминаю, что у нас в гостях Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, ну и так далее, и так далее. Много раз мы уже сегодня повторяли про Анну Борисовну разные прекрасные вещи. Вы знаете, я вот, что вас хотела спросить, Анна Борисовна, меня совершенно потрясает с детства культура воспитания детей Романовых, не только с самого последнего российского императора Николая II, их детей, но также и самого, еще Ники маленького с его сестрой. Вы знаете, что мне нравится в этом во всём? Вот у детей всё-таки императорской семьи Николая Александровича и Александры Фёдоровны, у них была очень такая совершенно непринятая для того общества культура воспитания детей. Александра Фёдоровна очень много занималась ими сама. Она преподавала им катехизис. У них были учителя, русский язык преподавал им не кто иной, как профессор Боткин, доктор Боткин, известный теперь уже мученик. Их постоянные учителя были Сидней Гиббс и, если не ошибаюсь, Пьер Жильяр, который очень много писал потом воспоминаний о них. И, читая эти воспоминания, я каждый раз удивлялась, насколько благоговейно, со страхом и уважением относились царские дети к своим вот этим наемным, казалось бы, ну наемным, конечно, учителям. Баронесса Буксгевден, да, она была фрейлиной императрицы, но, тем не менее, она преподавала, если я не ошибаюсь, игру на фортепиано трем младшим девочкам. И они все их боялись. Они боялись, что они их пожурят. Они боялись, что они скажут что-нибудь папа или мама о них. Они боялись не сделать уроки. Понятно, что это были обычные дети, которые шалили, которые ленились, которые, может быть, чего-то где-то не хотели делать. Но вот это уважение, понимаете, это царские дети. И это такое уважение к своим преподавателям, которым нам, кстати говоря, нашим детям уже сейчас, в наше время, можно было бы хотя бы немного в какой-то форме позаимствовать. У меня знакомого мальчика в младших классах очень не приняли, это, мягко говоря, в классе, там, на грани буллинга. Ну, не буллинг, но на грани. Знаете, несколько детей, но его регулярно так подтравливали. Учитель это видела. Учитель очень хорошая женщина. И когда мама этого мальчика к ней обратилась, что, в общем-то, вы знаете, он у меня в каком-то совершенно удрученном находится состоянии, перманентно, она сказала: «Ну, может быть, вам порекомендовать школьного психолога?» И, вы знаете, мне этот случай, он меня как-то деморализовал на тот момент, потому что я помню, как было в наше время. Если кто-то начинал хотя бы что-то вот в отношении буллинга, сейчас это принято рассказывать, случаются страшные трагедии, когда кого-то действительно там просто затравили, и девочка, мальчик пошли на какие-то уже такие меры, мы знаем, какие. И как-то вот я вспоминаю, как это было у нас, там, не дай Бог, кто-то что-то начинает, учительница всё сразу, она оставляет после уроков, она начинает песочить, она начинает рассказывать: а чем ты лучше его и так далее. То есть, понимаете, учитель, она носила роль у нас, например, было так, духовника. То есть это учитель-наставник. Она не ходила в храм, но она была наставником нам, и это было очень важно. К ней можно было обратиться, не к школьному психологу, понимаете, а к ней с любой проблемой, не касающейся даже образовательного процесса. Анна Борисовна, я очень скучаю по этим временам, и я очень ищу учителей и преподавателей, которые вот так относятся к детям. Понятно, что это не входит в зону их компетенции, как сейчас говорят. Понятно, что они теперь не должны вмешиваться, потому что строгие родители, они бдят, не дай Бог, перейти личные границы ребенка, не дай Бог, там как-то где-то его невольно оскорбить. А если он творит беззаконие, Анна Борисовна, а родители молчат, что тогда делать?
Анна Теплова:
— Тут вопрос важный, на самом деле, очень хороший вопрос вы поставили. Это вопрос о доверии. Первое, тех же родителей, к педагогу и педагога к родителям. Это вопрос о служении. Это вот как раз то, что связано с царской семьёй. Царских детей воспитывали в служении. И они прекрасно понимали, что такое же служение несёт каждый, кто обращается к ним. Педагог — это не услуга. Педагог — вот это тот самый даритель, с которого мы начали, человек, который открывает тебе пути, ведёт тебя по пути этому. И уважение к учителю — это было по умолчанию заданной функции у нас, так же, как и уважение к родителям, так же, как и уважение к близким, любым другим близким. И это утрачено сегодня. Сегодня государство пытается это восстановить. И надо признаться, что это надо сейчас восстанавливать в самих педагогах, ведь педагоги тоже не хотят брать на себя вот эту функцию служения. Вот функцию моих компетенций, да, и я переложу её на психолога, в компетенцию которого входит тебя успокоить, помочь и так далее. Такого не было. Вы правы совершенно. А восстановить как это? Через уважение, благодарность. Слово «благодарность» сегодня тоже, надо сказать, потеряно.
Кира Лаврентьева:
— Педагогу вы имеете в виду?
Анна Теплова:
— Педагогу.
Кира Лаврентьева:
— Ну, тоже отогреть его, да, как-то из вот этой холодной системы компетенций, как-то его немножко отогреть своим доверием со стороны родителя, да?
Анна Теплова:
— Вот слово «доверие», да, доверие, без этого никак нельзя. Вы привели в этот мир своего ребенка, и вы его доверили педагогу. А контроль, включенные камеры и всё остальное, что существует сегодня в школе, в детском саду и так далее, это разрушает отношения. Знаете, есть такое понятие, как содержание образования. Я очень люблю, как в нашей школе педагогической антропологии оно трактуется. Содержание — это совместное держание. Как всё, что имеет приставку «со» в русском языке, это предполагает совместное. Вот это совместное держание того, что мы передаём ребёнку, оно предполагает совместный труд педагога, родителя и самого ребёнка. И если мы не удерживаем вот эту ткань этого содержания, образования, то оно выльется, если родители не удержат в их сторону, если ребёнок не удержит в сторону ребёнка, если педагог не удержит. Вопрос совместности — это всегда вопрос того слова, которое мы называем общностью. Общность всегда строится на единстве целей и смыслов, ценностей и смыслов. Вот если для нас ценность — ребёнок, если мы с вами занимаемся образованием, обучением и воспитанием ребёнка, то это одна история. Если мы с вами занимаемся реализацией программ воспитания, программы обучения, программы ещё чего-то, то это про что угодно, но не про ребёнка, не про личность. И поэтому тут нет, не может быть ни ребёнка, ни его родителей, ни в конечном итоге педагога как значимой единицы для ребёнка. Потому что всё происходит: человек-человек. Если этого нет, то система образования не работает ни как общественная форма, ни как дар одного поколения другому, ни как воспитание человека как такового, становление, вернее, человеческого в человеке. Вот это всё требует нашего объединения. То, что, кстати, характерно в целом для нашей культуры. Вот этой совместности, совестливости, сознательности, соработничества и всего такого, что имеет эту самую приставку со. И если я пришёл к тебе как цензор, как человек, который будет тебя контролировать, то доверия между нами не может быть. Если я привёл тебе своего ребёнка и отдаю его в руки и жду от тебя к нему такого же внимания, доверия и любви, то это про другое. Поэтому мы идём в частные школы. Не во всех, кстати, частных школах тоже это существует. Это не совсем зависит от того, какая форма школьная, в смысле имеется в виду частная или государственная. И бывает и в православных гимназиях всё очень формально, и даже аж чересчур формально. Это всё же зависит, возвращаясь к началу нашего разговора, это всё зависит от человека, от того, кто этот первый учитель, второй и третий. Вот у нас, например, Виктор Иванович Слободчиков, с которым мы вместе работаем, мой учитель, научный руководитель, он говорит, что есть четыре позиции в образовании. Это позиция родителя, это позиция наставника, это позиция учителя и позиция мудреца. Эти позиции живут в одном человеке в разные периоды. Потому что, когда мы встречаем в первом классе ребёнка, вряд ли я встречаю его с позиции учителя, я встречаю его с позиции родителя. И я подхватываю его, я его ввожу в этот мир. Наставник — это тот, кто знает, как сам, и наставит тебя делать так же. А учитель — это тот, кто учит учиться, тот, кто передаёт тебе способность к учению. Не информацию, а способность к учению. Ну и мудрец. Тут все мы знаем, кто такой мудрец.
Кира Лаврентьева:
— Спасибо огромное. Напомню, что наши регулярные беседы об образовании мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая собирает лучшие и самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте, стать участником или поддержать его можно на сайте: clever-lab.pro. А мы прощаемся с нашей сегодняшней гостьей. Напоминаю, что у нас была Анна Борисовна Теплова, зав. кафедрой народной художественной культуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, руководитель экспертного совета АНО «Воспитатели России». Меня зовут Кира Лаврентьева. Анна Борисовна, спасибо вам огромное.
Анна Теплова:
— Вам спасибо, что вы позвали меня. Чудесная была беседа.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер