Мы беседовали с настоятелем Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководителем интернет-журнала для настоящих пап «Батя» священником Дмитрием Березиным.
Мы говорили о смыслах призыва Христа к служению ближним, и как он может реализовываться в семейной жизни. Отец Дмитрий ответил, можно ли служить другим и при этом не терять своей свободы и себя самого, а также где проходит граница между служением и потворством, и как понять, когда стоит потерпеть слабости супруга, а когда — постараться изменить ситуацию. Также разговор шел о служении родителей детям: как не воспитать их эгоистами и не превратить служение в потакание капризам?
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев
— «И, услышав, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна. Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом». Именно этот фрагмент Священного Писания будем читать мы завтра, в воскресенье. Добрый вечер, друзья, вас приветствуют ведущая программы «Семейный час» Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Александр Ананьев.
А. Ананьев
— И сегодня мы с большим удовольствием приветствуем нашего собеседника, настоятеля Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководителя интернет-журнала для настоящих пап «Батя», человека, который тонко и мудро разбирается во всех хитросплетениях отношений внутри семьи, председателя Миссионерского отдела Московской областной епархии священником Дмитрием Березиным. Добрый вечер, отец Дмитрий, простите, что долго вас представляем, но уж много у вас регалий, не можем обойти стороной.
о. Дмитрий
— Добрый вечер, Александр и Алла, добрый вечер, дорогие радиослушатели.
А. Ананьев
— Как всегда, парадоксальная логика Христа и Евангелия. Отец Дмитрий, исходя из этого текста, мы должны служить в семье друг другу, а что это значит? Начнем с теории и на практике как это реализуется?
о. Дмитрий
— Я бы немножко вернулся прежде всего к евангельскому тексту, потому что когда Христос говорит о том, что Он пришел послужить ученикам, ученики перед этим, перед его фразой делили должности руководящие в будущем государстве Израиль, они хотели сесть по правую руку, по левую руку, спорили, кто из них больший и именно этот спор, когда каждый хотел возвыситься, ведь ученики тоже до конца не понимали, что происходит, и поэтому они предполагали, что Миссия, в которого они верили, что это Христос, Он должен прежде всего земное царство основать и поэтому, как только земное царство появится, конечно же, самые близкие люди должны там занять соответствующие посты, и вот об этом они как раз и спорили, на что Христос их, как вы правильно заметили, вот эта парадоксальная логика переворачивает их понимание, Он говорит им, что Он сам пришел не для того, чтобы руководить страной или кем-то, а пришел, чтобы послужить, уничижившись до страданий, до смерти, до оплеваний, до оскорблений, и вот в этом как раз служении Он и возвышается и говорит ученикам, как бы переворачивает их пирамиду, они пытались стать на вершину пирамиды, а Он говорит, что вершина-то, она внизу, что вы, если хотите действительно быть моими учениками, хотите идти за Мной, то вам, извините, придется не просто трудиться, но и страдать от этого труда, и терпеть эти все лишения, и все оскорбления, и все неприятия, которые вас будут на этом пути преследовать также, как терпел Я и вплоть до смерти насильственной. И вот как раз от этого Он и говорит о том, что «первые из вас да будут вам слугою», и вот как раз от этого я бы уже перешел к семье.
А. Митрофанова
— Давайте перейдем к семье, отец Дмитрий, все-таки вопрос, как в теории и как на практике может быть реализовано такое служение друг другу? Вообще в семье, по идее, мы должны каким-то образом выстраивать отношения так, чтобы они вели нас ко Христу, не тянуть одеяло на себя получается, но как-то редко выходит следовать этому правилу и этому призыву Христа.
А. Ананьев
— Чтобы следовать этому правилу, нужно быть равными, равноправными, равновесными, одинаковыми в плане отношений, ответственности, прав, обязанностей, преференций и всего остального, но так не бывает, на самом деле.
А. Митрофанова
— Да, тут вступают в силу наши человеческие слабости...
А. Ананьев
— Ну, это у тебя слабости, а у меня исключительно сильные стороны.
А. Митрофанова
— Это правда (смеются). В общем, отец Дмитрий, какова теория, какова практика на ваш взгляд, как можно в семье реализовывать этот призыв Христа?
о. Дмитрий
— Давайте начнем с теории. Вот если мы возьмем пирамиду, здесь я все-таки с Александром не соглашусь, что все равны и равноправны, здесь как раз, мне кажется, евангельский тезис, он больше всех подходит, потому что тот, кто является главой семьи, традиционно это мужчина, это отец, он-то как раз и является всем слугой, потому что все его труды внешние. Работа, все его домашние дела, все его решение так или иначе, в том числе, стратегические решения, которые он принимает не автономно, это однозначно, но тем не менее он несет за них ответственность, то есть он как раз возлагает на себя, ну и не только он, но и на него возложена вот эта вся тяжесть, весь груз не только его личных каких-то проблем или выборов, но выборов и проблем его супруги, выбора и проблем его детей, и он отвечает за всех, поэтому в данном случае как раз это служение, оно и является, может быть, такой характерной чертой. Служение — это не значит, мне кажется, в правильном контексте таком терминологическом служение все-таки это сознательное делание чего-то ради других людей, вот, может быть, так попробую сформулировать, то есть, когда я понимаю, зачем я это делаю, я сам решаю это делать. Если мы с вами рассмотрим эту систему, которая многих смущает: слуга или раб, слова эти звучат в Евангелии, то надо вспомнить, что, во-первых, такого отношения, как мы читаем или смотрим в латиноамериканских фильмах, когда раб — такое бездушное животное, с которым можно делать все, что угодно и даже разговора он не стоит, это, конечно, радикальные и неестественные взаимоотношения. Все-таки, если возьмем Восток, времена, которые описывает Спаситель или возьмем какие-то другие отношения господ и слуг, они далеко не всегда такие бездушные совершенно, нередко господа прислушиваются к слугам, нередко слуги воспитывают детей и говорят им гораздо более умные вещи, господа их внимательно слушают, даже иногда поступают так, как им слуги говорят, то есть в данном случае служение даже того же раба, в данном контексте евангельском, оно более человеческое, во-первых, и во-вторых, оно тоже сознательное, то есть он говорит в притчах: «добрый раб», то есть добрый, который понимает, что он служит. Ведь даже в христианских семьях раннего периода рабовладельчество сохранялось, но раб-христианин в рамках христианской общины, он был равен господину, хотя сознательно выполнял тот труд, который на него был возложен, вот также, наверное, и в семье, у нас есть равенство достоинства, равенство уважения друг к другу, любви, но равенство служения как раз здесь немножко в перевернутом состоянии, то есть чем ты хочешь быть выше в семье, тем, наверное, больше ты на себя должен взвалить и нести, в том числе, когда другому тяжело.
А. Ананьев
— Вопрос буквально из моей личной практики, из ситуации, которая развивалась, да и, пожалуй, развивается сейчас на моих глазах: разве позиция слуги и раба не делает человека несчастным? Он чувствует себя обязанным быть слугой-рабом, он чувствует себя обязанным служить, за всей этой историей он теряет себя окончательно и спустя много лет вот этого служения от него остается одна высохшая оболочка, и рано или поздно наступает момент, когда служить становится некому, все, кому можно служить, либо ушли, либо встали на ноги и что тогда остается человеку?
о. Дмитрий
— Вы сейчас говорите о семейном контексте?
А. Ананьев
— Конечно.
о. Дмитрий
— Да, я сталкивался тоже с такими примерами, у меня каждый раз была женщина, мать, бабушка потом, которая всю жизнь посвящала мужу и детям и да, действительно, муж умирает, дети разъезжаются, и образуется огромная пустота и действительно, остается такая высохшая оболочка, которая получается, как будто бы уже никому и не нужна, то есть раньше нужность, она была такая априорная, а сейчас получается, что человек внезапно оказывается никому не нужен. Это тоже, наверное, некоторая такая ошибка человеческая, то есть в рамках служения, даже очень ответственного, если мы говорим о семье, семью можно и должно рассматривать, как сферу служения, но не нужно забывать все-таки и о себе, как о личности, нельзя полностью в это погружаться и забывать вообще, кто я такой, зачем и почему, то есть надо оставаться разносторонним человеком, искать и иметь другие интересы, другие сокровища, то, что говорится о сокровищах на небесах, потому что вот это полное погружение, полнейшая самоотдача внутри семьи, она тоже пагубна и по большому счету, мне кажется, даже она не всегда требуется, ведь ситуация, когда в семье один человек все делает, а все остальные только пользуются, она тоже не совсем здоровая, мне кажется, тут все-таки нужно останавливать, наверное, даже отчасти таких людей.
А. Ананьев
— Настоятель Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководитель интернет-журнала для настоящих пап «Батя» священник Дмитрий Березин сегодня в программе «Семейный час» отвечает на наши вопросы. Я Александр Ананьев и ведущая Алла Митрофанова пытаемся прочертить границу между тем, чтобы служить, быть слугой и рабом своим близким и тем, чтобы не потерять себя окончательно, не превратиться в высохшую оболочку, потерявшую смысл своей собственной жизни.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, если позволите, хочу вернуться к Сашиному вопросу вот в каком аспекте: я сталкивалась с ситуациями, разговаривала с мужчинами, чувствующими себя загнанными в угол. Казалось бы, действительно, они осознают полностью свою ответственность в качестве главы семьи, понимают, допустим, есть жена, есть дети, есть родители, которые уже не в возрасте такой цветущей молодости, скажем так, они молоды, но, скажем, им лет по 60, но при этом ответственность перед родителями уже у взрослых детей безусловно тоже есть, человек все это прекрасно понимает, я прямо знаю такие случаи, и при этом он чувствует себя загнанным в угол: вот я всем должен, я должен здесь, я должен там, я должен зарабатывать, я должен обеспечивать, я должен отвезти-привезти, я должен, должен, должен, мне все говорят, что мне делать, и я по идее должен все это делать, но где же тогда я сам? Почему я не могу для себя сам решить, за что мне сейчас взяться, почему вместо того, чтобы поехать, например, с друзьями на рыбалку, я должен утром сначала развести детей, потом сходить на работу и прочее, и прочее? И вот это, говорят, кризис среднего возраста, например, потеря себя или что-то еще, вот я сталкивалась с этим и у меня нет ответа на вопрос, как человеку помочь, что можно было бы ему предпринять, что бы вы сказали на это? Вот эта гипертрофированная ответственность, долженствование и зачастую действительно какая-то потеря себя.
о. Дмитрий
— Я так понимаю, что мы сейчас говорим про мужчину?
А. Митрофанова
— Это то, с чем я сталкивалась именно в лице мужчин, я видела таких людей и у меня вопрос, а как им себя ощущать при этом свободными? Вот вы же сказали, что человек свободно для себя выбирает служить своей семье, они выбрали служить своей семье, но свободными они себя не чувствуют.
о. Дмитрий
— Во-первых, все-таки семья чаще всего в нормальном своем состоянии — это двое супругов и дети, то есть всегда можно сравнить, очень хороший образ: семья, как человек на двух ногах, если одной ноге тяжело, она болит, ей плохо, то вторая нога несет на себе тяжесть всего тела и наоборот, и в этом как раз очень мудрый Божественный Промысел о людях, и получается, что данная ситуация, подробностей я не знаю, но такое ощущение, что вторая нога либо просто болтается в воздухе, либо действительно такие есть объективные предпосылки. Все-таки мужчина, как руководитель, ведь управление — это тоже служение, причем даже более сложное, более трудное, наверное, чем выполнение указаний, поэтому мужчина, как руководитель, должен организовать такой внутренний семейный менеджмент, кто за что отвечает, кто какие сферы больше, это не значит, что это абсолютно, то есть ты стираешь и стираешь всегда и везде, нет, мы все взаимозаменяемые, но распределение сфер, распределение времени, потом, почувствовать, что мне не хватает времени на самореализацию, на то, чтобы быть личностью. Мужчины, обычно они обращены как-то вовне, то есть у них есть работа и эта работа, она должна по идее быть важной составляющей жизни, в том числе, и возможность самореализации и так далее, поэтому если мужчина полностью погружается в семейные заботы, а женщина где-то работает, тут надо думать, это возможно тоже, но тогда действительно можно потерять себя, поэтому, мне кажется, здесь очень важно поговорить о семейном менеджменте именно управления семьей, понять, когда в какой момент нужно дать жене отдохнуть, полностью ее не трогать, освободить, отпустить куда-нибудь, когда нужно всем вместе собраться, куда-то поехать или что-то поделать, когда нужно побыть наедине с кем-то из детей, поговорить или просто провести время, то есть вот эти все моменты — это, можно громко, может, немножко пафосно сказать: проявление любви по отношению к членам своей семьи, то есть чувствовать не только то, что я хочу сейчас и то, что мне хотелось бы от них получить, чтобы все были послушными, причесанными и так далее, но и то, что они сами хотят, и то, что у них получается-не получается, им надо, вот тогда удастся выстроить этот правильный баланс между всеми в этой многофакторной модели семейной.
А. Ананьев
— Отец Дмитрий, я понял, что мы с вами практически уже в середине нашей беседы, а главный вопрос, с которого мы должны были начать нашу беседу, так пока и не прозвучал, это моя оплошность. Я вот сейчас вас слушал и поймал себя на мысли, что мы в семье, чтобы далеко не ходить, вот мы с Аллой Сергеевной, мы не должны быть друг другу слугой или рабом, мы должны быть коллегами в коммерчески успешном предприятии, и чтобы наше предприятие было коммерчески, духовно успешным, чтобы оно развивалось, чтобы оно не обанкротилось, чтобы оно не развалилось по причине внешних и внутренних противоречий, нам нужно распределить свои обязанности, нам нужно договориться, кто несет какую ответственность и за что, и спокойно работать по намеченному бизнес-плану, но никак не быть друг другу слугой или рабом, отсюда вопрос: «да будет вам слугою», «да будет вам рабом» — это вообще применимо к семейной жизни или это все-таки другое?
о. Дмитрий
— Образ очень интересный, очень живой и правильный, и я думаю, что к нему просто как раз осталось добавить христианство, вы как раз сейчас это и предлагаете сделать, потому что, с одной стороны, действительно, есть очень простые механизмы, договоренности, может, это очень громко сказано, но распределение неких сфер, которые просто по умолчанию человек выполняет, в данном случае в семье какие-то обязанности, при этом это не значит, что если супруга устала и не успела посуду помыть, что я приду, буду на нее кричать, нет, я приду, спокойно уберу посуду в посудомойку или помою ее и уберу, не потому что это моя обязанность, а потому что как раз в этом и будет проявление моего служения, то есть я вижу, что тяжело ей, устала, нет времени...
А. Митрофанова
— Простите, перебью вас, а как в этот момент увидеть в этом не свою обязанность, а свое служение, которое ты выбираешь по доброй воле?
о. Дмитрий
— Элементарно, есть два пути прямых решения проблемы, сказать: «Так, жена, почему посуда неубранная, почему грязно все, я пришел усталый, а ты тут валяешься целый день, ничего не делаешь» — это один путь, и она даже возможно это сделает. А второй путь — это просто тихо понять, оценить ситуацию и пойти посуду помыть. Вот выбор как раз здесь, он очень простой, я просто представляю ряд семей, я глубоко в них не погружен, к счастью, где всегда выбирается первый путь, то есть путь ругани, путь: ты обязан, вот как раз момент служения, он подразумевает, мы с вами говорили об этом, добровольность, то есть обязанность — это одно, как раз, как Александр сказал: есть некие обязанности, семья иначе не живет, тут надо уборку проводить, какие-то простые, подчас бытовые вопросы, но дальше идет жизнь, которая очень часто не совпадает.
А. Митрофанова
— Так вот как в этой жизни сохранить ощущение добровольности перед лицом тех задач, которые стоят и которые так или иначе приходится решать? Ощущение добровольности у человека, который чувствует себя загнанным вот этими всеми обязанностями в угол откуда может родиться, как его в себе разглядеть, пробудить, что ли? Вот я об этом ровно спрашиваю?
о. Дмитрий
— Да, в данном случае, если мы возвращаемся к данному примеру, то тут скорее всего где-то есть перекос в обязанностях, не бывает так, что все в семье должен делать один человек, опять же, мне сложно сейчас говорить в деталях, потому что подробностей я не знаю, детей может развозить супруга, можно это делать через день, дети могут сами ходить в школу, все обязанности так или иначе могут распределять внутри семьи и пытаться на себя лично взвалить их все, не знаю, мне немножко сложно, потому что пример чуть-чуть для меня, по крайней мере, абстрактный и сказать, что это неправильно — ну, конечно, да, не нужно утопать во всем этом. Мне, честно говоря, сложно ответить...
А. Митрофанова
— Ну хорошо, да, конкретика, у нас все же не семейная консультация у психолога, поэтому да, конкретику я думаю, каждый может в конце концов со своим духовником проговорить в какой-то личной встрече. Знаете, давайте другого аспекта коснемся, если позволите...
о. Дмитрий
— Я вас чуть-чуть перебью, чтобы этот вопрос закрыть: здесь может быть, надо, чего не хватает часто, вот почему я сказал про важную модель менеджмента семейного, когда все заранее договорено и примерно распределено: очень часто не хватает диалога внутри семьи и даже иногда не хватает какой-то искренности, это почти тотально я встречаю, что кто-то, допустим, тот же супруг несет на себе все эти обязанности, они его угнетают, ему от этого тяжело, он чувствует себя не в своей тарелке, но поговорить об этом с женой, например, хотя бы, и сказать: «Слушай, что-то я закрутился, давай, я вот это делаю, то делаю, это делаю, мне не хватает времени просто иногда отдохнуть, еще что-то, какие-то свои интересы», вот об этом поговорить, очень часто в семьях этого не происходит, один страдает безмолвно, другие страдают тоже по каким-то причинам, третьи по третьим причинам, а если об этом чуть-чуть поговорить хотя бы, опять же, не в форме упреков, а в форме, что: «слушай, что-то как-то не то», тогда очень многие проблемы были бы разрешены, просто иногда мы ждем, что нас услышат, это очень часто в семьях бывает, что человек страдает, ждет: ну сейчас все поймут, как он страдает и сразу ему помогут, а сказать об этом — не говорит и не понимает, почему никто не печется и не переживает о его страданиях. Ну, все.
А. Ананьев
— Я понимаю, что мы сейчас продолжаем говорить о некоем сферическом вакууме, о непонятной семье с непонятной конкретной ситуацией, и тем не менее, если мы все-таки обратим внимание на формулировку «быть слугой, быть рабом» и возьмем ту ситуацию, когда возник этот конфликт и ощущение того, что я что-то делаю все, а вы ничего, в какой степени будет работать язык приказов и распоряжений, ну если вспомнить, что вообще-то не я тут только слуга и раб, но и вы тут тоже слуги и рабы, давайте-ка вот что, я сейчас встану, вытру руки мокрые после того, как я мыл пол и скажу: «Значит, так, вы идите налево, делайте это, вы идите направо, делайте это, а ты сиди и кончай ходить по мокрому полу». Вот язык распоряжений и приказов работает или же только по любви?
о. Дмитрий
— Лучше всего работает режим распоряжений и приказов по любви, если эти приказы и распоряжения даются с любовью: «Дорогой мой или дорогая моя, возьми, пожалуйста, сделай вот это, вот это, вот это, и ты будешь самая лучшая вообще молодец сегодня», то мне кажется, что это будет взаимно полезно. Здесь надо и хвалить, и благодарить друг друга.
А. Ананьев
— Вот только почему-то это так трудно дается, до нас периодически долетают дискуссии наших соседей, которые, мягко говоря, упрекают друг друга в отсутствии каких-то действий, в отсутствии каких-то поступков или наоборот, в чрезмерном увлечении чем-нибудь пагубным и, казалось бы, они так громко говорят, что слышим даже мы, а друг друга-то они при этом почему-то и не слышат вовсе, причем чем громче ты говоришь, тем хуже тебя слышно на той кухне почему-то. Почему же возникает вот этот вот кризис донесения информации, как говорит одна моя юная знакомая, изо рта в ухо, простым путем?
о. Дмитрий
— Потому что есть как раз очень, наверное, правильная грань такая: добровольность в служении, то есть служение — это не когда я требую, чтобы мне служили, или не мне, а кому-то, а служение, когда я сам вижу и делаю, вот трудность в непонимании друг друга заключается в том, что я хочу, чтобы было так, как мне хочется, чтобы все само исполнялось, я и требую этого, это можно назвать общим словом «эгоизм», когда два эгоиста дискутируют, то естественно, что результат будет нулевой, а когда они делают регулярно, то...Это как раз про служение очень верно, в такой семье служение друг другу отсутствует, а есть жесткий менеджмент, обязанности, функции приказы, но без любви.
А. Ананьев
— Там как раз налицо кризис управления.
о. Дмитрий
— Да, или же действительно кризис управления вообще полностью, это тоже очень верно. Кстати, в чем является служение мужчины, должно бы быть: этих кризисов избегать, их преодолевать, во-первых, не допускать, это последовательный путь такой, длительный, ну и, если уж они появляются, то искать выходы из этих вот всех перипетий, они, я думаю, в любой семье случаются, просто вопрос, справляемся мы с ними или нет.
А. Ананьев
— Я вам очень благодарен за то, что вы упомянули эгоизм, об эгоизме мы поговорим через ровно одну минуту полезной информации на светлом радио.
А. Ананьев
— Говорят, что если в семье воспитывается один муж, он обязательно вырастет эгоистом. Сегодня о том, как служить, быть слугой и рабом своим самым близким, при этом избежать того, чтобы потворствовать их слабостям и не вырастить из своих близких эгоистов, об этом мы беседуем со священником Дмитрием Березиным, настоятелем Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководителя интернет-журнала для настоящих пап «Батя», человеком, который хорошо разбирается в семейных проблемах. Меня зовут Александр Ананьев, ну а со мной программу «Семейный час» ведет Алла Митрофанова.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, знаете, хочется такой аспект затронуть о границе между служением и потворством, мы, собственно, в начале программы заявили уже, что обязательно об этом поговорим. Вот, скажем, пример: есть архетип такой: сварливая жена Сократа — Ксантипа, вошла в историю, имя ее стало нарицательным, Сократ, ставший философом благодаря своей жене, в общем, тоже, что называется, классика жанра. Как себя вести в такой ситуации, если мы выбираем осознанно для себя путь служения друг другу, вот муж решает: хорошо, я буду пытаться, стараться служить своим близким, к чему приведет служение такой жене? Это в принципе может привести к смягчению сердца, мы знаем такие примеры тоже, когда сварливая женщина, которая все время ругается, ворчит, в общем, зациклена на каких-то собственных историях, внезапно милостью Божией она прозревает и видит, что рядом с ней вообще-то муж уже стал святым...
А. Ананьев
— Да нет, так не бывает, она сначала сварливая с корытом, потом она сварливая с новым корытом, потом она сварливая с избой...
А. Митрофанова
— ...а потом хочет быть владычицей морской, вот этот сценарий как раз он, наверное, чаще встречается, это совершенно справедливо, как в сказке о золотой рыбке. Что будет в данном случае правильным, какое служение жене? Или вот, к примеру, обратный случай, когда муж, что-то мы все про мужей и про их ответственность говорим, вот, скажем, супруг, он любит выпить, страдает алкоголизмом, алкоголизм — это заболевание, оно должно лечиться клинически...
А. Ананьев
— Ну да, это какой-то несправедливый пример, с одной стороны, легкая, забавная черта характера у женщины, с другой стороны — патологическая болезнь у мужчины. Отец Дмитрий, это вообще можно сравнивать?
А. Митрофанова
— Ладно, допустим, оставим в стороне алкоголизм, пусть муж будет диванным экспертом такого вселенского масштаба, вот он тоже часто встречается, он судит о событиях в мире, лежа на диване, о событиях в стране...
А. Ананьев
— ...и танчики на компьютере.
А. Митрофанова
— Да, о футболе любит тоже, он знает точно, как правильно надо команду держать, чтобы она выиграла чемпионат мира и так далее, при этом на кухне вторую неделю не прибита полка...
А. Ананьев
— Вот так вот один раз футбол посмотришь, и жена теперь все время вспоминает, что у нее муж футбол смотрит, один раз я футбол посмотрел.
А. Митрофанова
— А я не тебя имею ввиду, у нас все полки прибиты, а ножи наточены так, что мне их иногда в руки страшно взять, потому что порежешься от одного прикосновения. Вот каким в данном случае должно быть служение жены в ситуации, когда очевиден такой перекос, у человека есть его слабость, обслуживать эту слабость, потворствовать ей или же гнуть свою линию, что тоже, наверное, не очень правильно, мы же уважаем все-таки свободу другого человека и его личное пространство.
о. Дмитрий
— Здесь, опять же, можно говорить, во-первых, и о терпении о некотором, что есть долгоиграющие, долгосрочные слабости, а есть краткосрочные увлечения какие-то, понять, с чем из них мы столкнулись, насколько это критично. Но здесь, наверное, стоит поговорить о другом, о духовной составляющей семьи, потому что мы затронули аспект, во многом духовный и о том, что мы взаимно в ответе друг за друга и за наше духовное состояние, то есть здесь я буду говорить с позиции мужчины и главы семьи по отношению к супруге сначала сварливой, может быть, помочь ей как-то перевоспитаться, это мудрость, это же тоже, по сути, такое духовное служение: не отвечать в ответ, превратить какие-то вещи в юмор, разобраться вообще, а в чем проблема, может быть, правда проблема есть, и она не просто так ворчит, а по объективным причинам, или у нее есть какие-то свои пунктики, она по их поводу ворчит, а вы просто понимаете, критично это, стоит это исправить или просто стоит потерпеть, иногда бывает так, что проще, лучше и полезнее для всех исправить, а иногда просто понимаешь, что это личные какие-то сложности, можно просто потерпеть, сказать: ну вот так, супруге нравится вот так, нам это не нравится, но мы потерпим, ничего страшного, это же тоже в семьях очень часто встречается. Ну и обратная ситуация, когда глава семьи сидит на диване и комментирует новости круглосуточно, тут тоже ведь, просто он отошел от того служения, которое он должен был нести, что делать супруге — ну, не знаю, пива холодного принести ему один раз, два, то есть не сразу бежать и кричать, а дать человеку спокойно провести время. Если это, конечно, происходит каждый вечер, то это уже ненормально и неправильно, тем более, если в это время нужные дела не происходят, но иногда можно потерпеть вот такую человеческую нерадикальную слабость. А там, где возникают большие проблемы, затяжные, призыв говорить, он, к сожалению, не работает очень часто, потому что очень трудно разговаривать, значит, может быть, прийти, тоже я всегда советую, если понимает кто-то из супругов, что есть проблема, и они внутри себя не могут ее разрешить, может быть, прийти вдвоем к священнику поговорить, может быть, сначала исповедоваться по отдельности, а потом попросить в такой беседе, где бы священник послушал бы обе стороны, ведь мы сейчас говорим, опять же, о сферическом вакууме, а по факту это же накопленный клубок каких-то недоговоренностей, проблем, слабостей, упреков внутри накапливается, когда теряют супруги возможность к диалогу нормальному, здоровому и начинают, как у ваших соседей, искры долетать уже до окрестных семей.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, вы уже второй раз говорите, отмечаете важность разговаривать друг с другом, а если в семье действительно этого навыка по какой-то причине нет, а с чего тогда начать? И при этом чаще всего так бывает, что необходимость вот такого разговора осознает один из супругов, а не оба и, допустим, тот, кто берет на себя эту инициативу, подходит к другому, а тот даже не понимает, а в чем проблема, чего пришла-то или: «ты чего хотел, поговорить? Ну, хорошо, давай поговорим: Ну привет. — Привет». И все, с чего здесь начинать, как вот эти мосты друг к другу можно было бы начать строить?
о. Дмитрий
— Ну, это самое сложное, потому что если бы было просто, то этой проблемы, наверное, не существовало. Во-первых, самое сложное заключается в том, что мы как раз говорим о ситуации, когда она находится в запущенной стадии, когда уже какой-то период времени семейной жизни прошел, и супруги перестали быть интересны друг другу, перестали быть симпатичны даже подчас друг другу, это уже такая очень запущенная стадия, и вот задача, возвращаясь к такому семейному менеджменту, задача супругов взаимная — не довести до такой ситуации. Часто, когда смотришь на семейную жизнь людей, такое ощущение складывается, что она должна сама собой происходить таким естественным образом, а естественным образом должно быть все хорошо, но все хорошо не получается, а приложить усилия для того, чтобы все было хорошо почему-то мало кто хочет, но по-хорошему это, естественно, надо решать еще на самой ранней стадии, когда только какие-то предпосылки возникают, когда уже совсем диалог потерян, уже действительно что: «ну а что ты пришла? Я все сделал, отстань от меня» — это уже, конечно, очень тяжелая стадия, где и любви не хватает, и диалог потерян давным-давно, но тут, во-первых, нужно обоюдное желание что-то поменять, как его достичь — нет универсального решения, привлечь третьего человека, к которому есть доверие у обоих супругов, это может быть друг, редко, конечно, самое, наверное, идеальное — это священник, или есть вариант — психолог, но у нас это пока не очень принято, и я не уверен, что все психологи настолько компетентны.
А. Ананьев
— Ну, может быть, компетентных психологов много, мы просто не умеем им доверять в той степени, в которой нужно доверять психологу, чтобы как-то исправить ситуацию. Вот вы говорите, у вас нет универсального рецепта, и тут мне пришло в голову, что на самом деле универсальный рецепт, наверное, есть и его легко объяснить на примере моих отношений с моей собакой: казалось бы, я в наших отношениях с собакой главный, он — животное и вопросов здесь быть не может. Но давайте разберемся: когда собаке нужно есть, я иду, готовлю и кормлю, когда собаке нужно гулять, я иду, надеваю ошейник и иду с ней гулять, когда собаке еще что-то нужно, я иду, сажусь в машину, еду в магазин, в ветеринарную клинику, еще что-то, получается, что в наших отношениях слуга и раб — это вроде как я. Но чтобы остаться хозяином, я должен сделать одну очень важную вещь: я должен грамотно воспитать, а скажу больше: дрессировать свое животное. Может ли это быть универсальным рецептом в отношении, скажем, жены? Да, у меня есть мои обязанности в отношении жены: обеспечить еду в холодильнике, комфортное жилье, безопасное существование, но для того, чтобы сохранить за собой свое право называться главой семьи, я должен ее воспитать, дрессировать методом кнута и пряника, чаще кнута, потому что пряники нынче дороги, а у нас пост.
А. Митрофанова
— (смеется) Пряники же постные чаще всего.
о. Дмитрий
— Да, вот мне вспомнилось стихотворение, я его, к сожалению, целиком сейчас не воспроизведу: что это при мне жена стала такой ворчливой, а ведь брал-то я ее хорошую, что мы в ответе за тех, кого приручили, за тех, с кем обручились. Хороший образ, конечно, здесь другой момент, что мы являемся в некотором смысле равноправными личностями, все-таки Барбос — это существо, подчиненное по определению
А. Ананьев
— Вы не знаете нашего Барбоса, отец Дмитрий (смеются)
А. Митрофанова
— Да, он считает, что это он завел себе людей.
А. Ананьев
— Да, мы с ужасом должны констатировать, что у нас какая-то собакоцентричная семья и центр мира — это собака, и у него есть все основания на это, он красивый, он умный, он талантливый и если ему что-то надо, то мы в его распоряжении.
о. Дмитрий
— Кошачья болезнь.
А. Митрофанова
— Да, именно, у него кошачья болезнь, он еще и за поводок сам себя водит.
о. Дмитрий
— Мне очень характерной показалось оговорка Александра, когда он сказал: «я надеваю ошейник...»
А. Митрофанова
— Не одеваю на него, а надеваю, да (смеются)
А. Ананьев
— Я сказал: одеваю ошейник?
А. Митрофанова
— Ты сказал: надеваю.
А. Ананьев
— Ну да, я так и сказал...Вы смутили меня, дорогой отец Дмитрий, ну так все же, стоит ли надевать ошейник на жену, стоит ли дрессировать ее в моем случае или же все-таки методы воспитания здесь разные?
о. Дмитрий
— Методы взаимного воспитания, конечно, разные, но я думаю, что здесь очень важный пример, метод — это пример личный, в первую очередь, конечно, касается детей, но и супруги, вот, например, если мы говорим о воспитании такого некоего взаимного послушания, ведь это же очень важная составляющая, в том числе, и служения, как раз, если в семье нет взаимного послушания такого добровольного, то и служение очень трудно осуществлять, а если ты меня не слушаешь, а почему я должен тогда? И вот это взаимное послушание, оно должно быть прежде всего у супругов между собой, и я думаю, что оно должно быть осознанным друг по отношению к другу и особенно по отношению к детям, как раз, когда супруги между собой, что называется, находятся в ладу, а лад — это, в том числе, и взаимное послушание, и единодушие, как еще мы молимся в чине венчания о единстве душ и телес, то тогда вот это послушание, как принцип, а послушание, здесь можно говорить и о духовной составляющей, имеющей монашеские корни, оно передается детям, как нечто естественное во взаимоотношениях между друг другом и тут даже можно дальше провести, что это послушание, оно и по отношению к Богу тогда будет более естественным, и здесь как раз мы можем показывать друг другу пример такого доброго послушания. Послушание прежде всего — это категория добровольная, вот дрессировка, она тоже подразумевает добровольность, корыстную добровольность некую, то есть если я буду слушаться, то в процессе дрессировки я буду получать какие-то себе радости за выполнение команд, а вот в послушании я получаю некую, с одной стороны, внутреннюю радость, что ну вот я где-то себя преодолел, а стратегически, мне кажется, все-таки этот принцип взаимного послушания в семье, он дает мир, как противоположность принципу взаимного противления, который дает, соответственно, массу различного рода конфликтов. И вот воспитание взаимное через послушание, через свой пример, мне кажется, это очень хороший метод внутрисемейного такого устроения.
А. Ананьев
— «Семейный час» на радио «Вера» продолжается, сегодня мы беседуем о том, как служить своим близким, как быть им слугой и рабом, но при этом не воспитать из них эгоистов со священником Дмитрием Березиным, настоятелем Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководителем интернет-журнала для настоящих пап «Батя». Ну и, как вы понимаете, друзья, мы от разговора о взаимоотношениях мужа и жены переходим к последней части нашего разговора о том, как служить родителям своим детям, как не превратить служение своим детям в потакание капризам. Вот ситуация, отец Дмитрий: ребенок просит мультик, как проверить себя, что я делаю в этот момент: иду по пути наименьшего сопротивления, давая ребенку посмотреть мультик в телефоне, чтобы он отстал, не мешал работать, дал мне посидеть, попить чаю с подругами лишние 10, 20, 30 минут или же я проявляю любовь, давая ребенку то, что он действительно хочет сейчас, любимый мультик? Что будет правильным служением, скажите, пожалуйста.
А. Митрофанова
— Или вообще не давать ему мультик, например, если он просит, потому что не положено?
А. Ананьев
— Правильно, привязать к батарее и угрожать насилием.
о. Дмитрий
— Да, принцип потакания детям, его можно возвести в некий такой абсолют, как и обратную ситуацию, принцип подчинения детей воле родителей. Здесь очень важно родителям не впасть в решение проблем по мере их возникновения, а все-таки оказаться родителями и подняться немножко над ситуацией, я не говорю сейчас про просьбу конкретного ребенка про мультик, а про то, что должны быть определенные принципы внутри семьи, опять же, дети растут, меняются, которые родители совместно разрешают или не разрешают детям. И, опять же, в случае с мультиком важна мотивация, мне кажется, в любых поступках человеческих какие бы они не были внешне, надо смотреть причину, а что является причиной этих поступков, почему они совершаются, то есть почему я хочу разрешить ребенку мультик: потому что хороший ребенок, и я хочу сделать ему приятное, и мультик хороший или потому что: отстань от меня, мне не до тебя сейчас? Результат один и тот же, а причины сильно различаются, поэтому в данном случае мне кажется, что должны быть какие-то общие договоренности, допустим: мы разрешаем мультики всегда и везде, или: разрешаем мультики 2-3 часа в день, или: разрешаем мультики после того, как сделаны уроки, то есть такие общие принципы. Чего не должно быть — это не: «отстань от меня», а все остальное, мне кажется, допустимо, тем более, что в родительско-детских отношениях детям сложнее привить принцип служения, все-таки принцип служения — это принцип взрослый, сознательный и более характерный все-таки для родителей. Вот у меня есть примеры, не совсем к этому относящиеся, но когда бабушки послевоенного поколения или раннего военного, они очень часто молились дома и явно молились, и те дети, кто видел, как они молятся, и даже уже во взрослом состоянии: ну молятся и молятся, а потом, через какие-то годы уже вот эта бабушкина молитва, которую они просто видели краем глаза регулярно, она приводила их в церковь. Вот мне кажется, что в служении родительском детям вот этот принцип любви, он внешне может не проявляться, проявляется в каких-то простых очень вещах: где-то заправить за ребенком кровать, где-то убрать за ребенком посуду и не поругаться на него за это, в таких мелочах он может проявляться, и я думаю, что это будет как раз принципом служения, другое дело, что если ребенок постоянно, допустим, не убирает посуду, такие простые бытовые примеры, то подойти и попросить убрать тоже будет полезно, но каждый раз, когда мы этот выбор делаем: самому сделать или озадачить того, кто это должен был сделать, тут как раз и должен проявляться принцип любви и полезности, исходя из конкретной ситуации и состояния того же ребенка, мало ли, он пришел, устал, у него экзамены или еще что-то, и он не убрал за собой, ну подойди и убери за ним, ничего страшного не произойдет, а если это происходит из-за безалаберности и расхлябанности, тогда полезней будет подойти, озадачить, заставить, потребовать, здесь тоже, как нет универсального ответа, как он есть универсальный, что нужно поступать по любви и вот как раз в этой любви и будет служение, то есть либо я служу тем, что воспитываю ребенка в определенных принципах и порядке, либо я служу тем, что я аккуратно устраняю его недочеты, его промашки, промахи какие-то и незаметно это делаю, мне кажется, это две стороны одного и того же служения.
А. Ананьев
— Тем, кто к нам, быть может, только что присоединился, хочу напомнить, что мы пытаемся примерить великие слова из Священного Писания: «Кто хочет быть большим между нами, да будет вам слугою, а кто хочет быть первым между нами, да будет всем рабом» на внутрисемейные отношения в общем и на отношения родителей и детей, в частности. Вот какой вопрос, отец Дмитрий: слуга должен бояться гнева своего господина, раб должен бояться гнева своего хозяина, должен ли ребенок бояться гнева родителя?
о. Дмитрий
— Я думаю, что я бы сначала с первым тезисом немножко поспорил, что те отношения, которые выстраиваются в таких отношениях слуги и господина, если они построены на страхе, они уже неправильные, потому что даже в истории российской мы знаем, что все-таки разные, естественно, были примеры, но более-менее правильные отношения, когда, допустим, наемный работник, слуга в семье мог быть, сидеть за тем же столом, что и господа, те, кто его нанимает, то есть все-таки это отношения не страха, но добровольного соподчинения, по разным причинам, здесь можно точно также вспомнить про страх Божий, если богословски чуть-чуть поговорить, что страх Божий — это не боязнь Бога, с которой столкнулись как раз Адам и Ева в раю, когда они испугались Бога, а все-таки в нашем понимании и в понимании добродетели святоотеческой: страх Божий — это страх оказаться недостойным, поступить неправильно. Также в чине венчания: «жена да боится своего мужа», она же боится его не потому, что он страшный, а потому, что она его так любит и уважает, что боится сделать что-то так, что ему не понравится и будет нехорошо, также в этом смысле можно сказать, что и муж должен бояться свою жену, хотеть сделать ей хорошо. И поэтому в отношениях как раз, должны ли дети бояться родителей, мне кажется, они должны не бояться в плане страха или опасности, а бояться в плане глубокого уважения, то есть уважения, когда есть определенное табу, то, что нельзя, я нередко сталкивался с детьми, у нас, слава Богу, это как-то сразу прошло, когда дети маленькие, они, бывает, на родителей замахиваются или какие-то слова в их сторону говорят, когда они еще не совсем понимают, но мы в моменты, когда у детей что-то такое проскакивало, очень быстро объясняли, что это табу, этого нельзя делать в принципе никогда и вообще, то есть нельзя поднимать руку на мать, хоть тебе два года, хоть полтора, хоть тебе три, четыре, нельзя и все, и этот принцип впитался в них в раннем детстве и никогда больше нарушался, не потому что страшно, а потому что это естественно, нормально, этого нельзя делать. Мне кажется, в этом смысле страх такой, он, конечно, должен быть, есть заповедь: «почитай отца твоего и мать твою, да будут долголетны дни твои на земле», то есть вот это, я бы назвал это не страхом, наверное, а должным почитанием и уважением, тогда, конечно, да, он должен быть, а страх того, что родители представляют для детей какую-то опасность или опасность какого-то особого наказания, мне кажется, это уже говорит о том, что отношения какие-то неправильные, наверное.
А. Ананьев
— Отец Дмитрий, у нас осталась одна минута, вопрос, который я хочу задать, он, наверное, сложный, поэтому прошу вас о фактически невозможном: ответить на него коротко: почему Спаситель, обращаясь к своим ученикам, приводит именно такую парадигму отношений: слуга-господин, раб-хозяин в то время, как Он называл своих учеников друзьями, Он считал их друзьями, и братьями, какими-то внутрисемейными отношениями, почему Он не сказал: «да будем мы друг другу братьями», или : «да будем мы друг другу друзьями»? Почему он сказал: «да будем мы друг другу слугами и рабами»?
о. Дмитрий
— Я думаю, что перед тем, как Он это сказал, они как раз спорили, мы уже об этом говорили, кто будет первым, кто будет главным, кто будет всеми руководить, кто будет над кем. Сам про себя Он сказал, что «Я пришел вам послужить», то есть я над вами, с одной стороны, то есть вы все мои ученики, это не равноправные, как в братстве или в дружбе отношения, но при этом я пришел послужить, а служение есть добровольная возможность отдать себя, свою жизнь, в том числе, целиком вам, и вот тот, кто готов отдать свою жизнь ради других, это не разовое действие, отдавать в течение жизни по кусочкам, тот и есть, на самом деле, первый, и вот служение — это как раз и есть то, что Христос на своем прежде всего примере высочайшем показал своим ученикам: не пытаться встать над всеми, а через служение как раз отдать себя своим близким, наверное, вот так я отвечу на этот вопрос. И то же самое должно быть и в семье, тот, кто глава семьи — это тот, кто несет на себе основное бремя служения.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое, отец Дмитрий, за этот разговор.
о. Дмитрий
— Спасибо вам, дорогие Александр и Алла, очень приятно было, я для себя тоже много чего открыл, ну и надеюсь, что мы продолжим наши замечательные беседы.
А. Ананьев
— Мы беседовали с настоятелем Казанского храма села Молоково Видновского округа, руководителем интернет-журнала для настоящих пап «Батя», председателем миссионерского отдела Московской областной епархии, замечательным священником Дмитрием Березиным. С вами была Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Александр Ананьев.
А. Ананьев
— Пойду служить семье, мыть пол, посуду и гулять с собакой.
А. Митрофанова
— Может быть, ты все-таки с женой поделишь эти обязанности?
А. Ананьев
— Нет. Сиди. Я напомню, что вы всегда можете вернуться к нашей беседе на нашем сайте radiovera.ru Пусть эта неделя будет у вас счастливой, услышимся в следующую субботу, до новых встреч.
А. Митрофанова
— До свидания.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер