У нас в гостях был настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское протоиерей Игорь Гагарин.
Мы говорили об истории, смысле и значении для нас праздника Сретения Господня, а также о том, где и как можно встретить Бога в нашей жизни. Отец Игорь ответил на вопросы: почему при том, что встреч с Богом при земной жизни Иисуса Христа было много, праздник Сретения празднуется именно в день, когда старец Симеон взял в руки Богомладенца; и почему старец Симеон встречает смерть с радостью, если она еще не была побеждена крестной жертвой Спасителя. Также разговор шел о том, почему еще со времен Ветхого Завета отношения человека с Богом предполагают жертву, и как она изменилась в настоящие дни.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— «Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.»
Я не мог не начать нашу сегодняшнюю программу — говорю я в рифму же — иначе, как с отрывка этого стихотворения Иосифа Бродского. Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Александр Ананьев. Я — профессиональный неофит. Больше скажу, друзья. Именно 15 февраля, в Сретение, ровно три года назад протоиерей Игорь Фомин крестил меня, недостойного, в храме Александра Невского при МГИМО. Это был один из величайших дней в моей жизни, день, который у меня до сих пор... я его не помню в деталях, у меня много света в голове, а деталей я не помню: что я делал, где стоял, о чём я думал, что я говорил. Я только помню немножко до и немножко после. И потом эти три года тоже как-то на одном дыхании пролетели, и это было какое-то настоящее счастье. Сегодня мы говорим о самой главной встрече в нашей жизни: где и как можно встретить Господа, как происходит это встреча, и что может стать преградой между Богом и человеком. А так же: что же произошло на самом деле на сороковой день после рождения Спасителя. Об этом и многом другом мы сегодня будем беседовать с настоятелем Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское Ногинского района, протоиереем Игорем Гагариным. Добрый вечер, отец Игорь, с праздником вас.
Прот. Игорь Гагарин
— Добрый вечер, с праздником. А вас с двойным праздником, как только что я узнал теперь, — ещё и с годовщиной крещения вашего.
А. Ананьев
— Да, у меня до сих пор на самом видном месте... я знаю, что эти документы, наверное, не стоит хранить вот так — в рамочке и посреди комнаты, но у меня до сих пор вот это... очень значимый момент.
Прот. Игорь Гагарин
— Конечно, это приятно. Я думаю, стоит хранить. Всякие вещественные напоминания всегда ценны.
А. Ананьев
— Это правда. Дорогой сердцу день. Я, наверное, поговорю ещё с вами немножко о том, как многое это значит и, может быть, как отмечать. Но хочу начать разговор немножко с другого, а именно с того, что же произошло на сороковой день после рождения Спасителя.
Прот. Игорь Гагарин
— Я всё-таки, с вашего позволения, прежде, чем начать говорить об этом, ещё раз вас поздравлю, потому что для меня это только сейчас открылось. И мне пришла в голову мысль: знаете, когда человека крестят, в этот момент в какой-то степени любой день в течение всего года, всех 365 дней года, в какой-то степени любой день — это Сретение. И у каждого праздника есть тропарь праздника. Тропарь праздника Сретения: «Радуйся, Благодатная Богородице Дево, из Тебе бо возсия Солнце правды Христос Бог наш...» — и далее. Так вот, этот тропарь полагается петь в любой день, когда мы крестим. То есть два случая, когда его поют: в сам праздник Сретения и в последующие дни попразднества; и его поют каждый раз, когда священник берёт младенца (в вашем случае это был не младенец), когда его благословляет, читает над ним молитвы о наречении имени и затем, благословляя его иконой Божией Матери, поёт этот тропарь Сретения: «Радуйся, благодатная Богородице Дево». Я немножко уклонился от вашего вопроса, но захотелось мне об этом тоже сказать.
А. Ананьев
— Спасибо. Вот сейчас не видят слушатели радио «Вера» — я сижу и улыбаюсь тому, что говорит отец Игорь.
Прот. Игорь Гагарин
— А теперь к самому событию вернёмся. Вообще само название «Сретение» — это «встреча», такое прекрасное слово. И мы привыкли, что это слово звучит по-славянски, и многие люди — кто в церкви, конечно, знают, а кто не в церкви, спросят: «Что у вас за праздник?» — «Сретение». А если вот сказать просто, что за праздник — Встреча, у этого праздника название «Встреча». Вообще встреча — наверное, вся наша жизнь является чередой встреч, начиная с той встречи, которая была, когда мы только-только родились и встретились с этим миром, со своей мамой, у которой были внутри, а теперь встретились с ней извне. И я бы сказал, что то, что мы из себя представляем, кто мы с вами есть, по сути дела это во многом результат тех встреч. Каждая серьёзная встреча что-то меняет в человеке, иногда в лучшую сторону, а иногда, к сожалению, в худшую. И сегодня как раз мы говорим, я убеждён, о самой важной встрече, которая может быть в жизни человека, которая не просто что-то меняет, а радикально меняет человека. А теперь всё-таки снова попытаюсь вернуться к этому историческому событию.
Во-первых, для народа Израиля, а мы знаем, что до прихода в мир Иисуса Христа, это был совершенно особый народ, потому что это был единственный в мире народ, который верил Единому истинному Богу, молился тому же самому Богу, Которому сегодня молимся мы. Правда, они меньше о Нём знали, но то, что знали, было истиной. И наверное, самым драгоценным в ветхозаветной вере, вере Израильского народа, было два момента. Первый — это то, что они знали, что Бог Един. Это резко отличало их от всех остальных народов, от язычников. Но было ещё нечто важное, каждый человек, и сейчас, в наше время, и тогда видел несовершенство мира, в котором мы живём, видел, как много неправды, много зла делалось и делается, к сожалению. И для думающего, мыслящего человека всегда был такой вопрос: а как же Бог на всё это смотрит? И сейчас вы знаете, что неверующие люди своё неверие, как правило, подтверждают вот именно этим указанием — посмотрите, что в мире творится, сколько зла, какие кругом негодяи, злодеи, преступники, как они процветают, и где ваш Бог, куда Он вообще смотрит? И вопрос серьёзный, на него нужно давать ответ. И Израиль давал на него ответ, ветхозаветные пророки давали на него ответ. Ответ был такой, что Бог всё видит, конечно, но до поры и времени особенно не вмешивается, даёт возможность, чтобы всё-таки люди проявляли себя. Но так будет не всегда. Обязательно наступит момент, когда придёт некий человек (по-еврейски это, как мы обычно говорим, «Мессия», по-гречески это «Христос»), через которого как бы Бог... о том, что это будет воплощённый Бог тогда ещё было тоже закрыто, но было ясно, что это будет человек необыкновенный, что это будет Царь, что это будет человек, наделённый всеми совершенствами, какие только могут быть, в нём будет сочетание двух вещей, которые часто в жизни не совмещаются: сила и добро. Потому что часто бывают добрые, но слабые, или, наоборот, сильные, но не добрые. А вот в нём будет и то и другое: с одной стороны будет такое могущество, что никто не сможет этому человеку противостоять; с другой стороны, он будет сама справедливость, само добро, он будет безукоризненный. И вот с его приходом наступит новая эпоха, как её назвали — Мессианская эпоха. Он воцарится сначала над Израилем, а потом и над всем миром. И всё — со злом в этом мире будет покончено. Как у пророка Исаии прекрасно сказано, что «люди перекуют мечи на орала», то есть на плуги, потому что не надо больше воевать, что прекратятся преступления, что лев будет лежать вместе с ягнёнком, ребёнок будет играть со змеёй и не бояться её, потому что зло прекратится. Но когда это будет?
И мёртвые воскреснут — об этом говорит и пророк Исаия, и пророк Иезекииль, — и люди, которые умерли в ожидании Христа, воскреснут, и наступит прекрасная эпоха, которую так жаждет человеческое сердце. Когда это будет, когда это наступит? Вот это было тайной. Может быть, завтра, может быть, через сто лет, может быть, через тысячу — никто не знает, это произойдёт внезапно. И был один-единственный человек в мире, о котором как раз нам говорит праздник Сретение, по имени Симеон, которому было открыто немножко больше. То есть если все не знали, когда придёт Мессия, — Симеон тоже не знал, но ему было открыто, что он доживёт, что он увидит его своими глазами. Когда Симеон получил это предсказание, о котором существует церковное предание, я не буду сейчас его касаться, но скажу только то, что Симеон ждал долго и был глубоким-глубоким старцем. По преданию ему было более трёхсот лет. В Евангелии, правда, об этом ничего не сказано, а сказано просто, что был очень глубокий старец. И наверное, он дожил до таких лет, когда продолжение жизни не радует человека. Нам это трудно понять — мы все хотим жить как можно дольше. Но я, как священник, знаю нередко, когда приходится причащать людей, которым около ста лет, они говорят: «Батюшка, ну когда же Господь меня заберёт?» А он был, наверное, постарше многих таких людей. И вот ему было предсказано, и он никак не мог дождаться. И вот дождался. И вот однажды Дух Святой каким-то таинственным образом сказал ему: «Иди в храм, сегодня ты наконец увидишь Того, Кого так ждёт твоё сердце». Это был сороковой день после рождения Господа. И по иудейской традиции по закону требовалось, чтобы на 40-й день первенец, родившийся в любой семье, мальчик-первенец должен быть принесён в храм, и за него должна была быть принесена жертва: две горлицы или два птенца голубиных.
Откуда взялся этот обычай? Дело в том, что этот обычай имел очень серьёзное воспитательное значение для народа, потому что одним из самых драгоценных и важных воспоминаний Израиля всегда был выход из египетского плена, из египетского рабства. Это праздник Пасхи, который праздновали тогда, и мы сейчас празднуем, правда, придаём ему уже несколько иное значение. Но тем не менее это было главное, самое драгоценное воспоминание. И для духовного здоровья народа было необходимо, чтобы это воспоминание никогда не стиралось из сознания людей. Праздновали Пасху, но кроме того хранили память, какой ценой израильтяне обрели эту свободу. А цена была страшная, потому что мы помним те египетские казни, те бедствия, которые насылал Господь на народ Египта, потому что фараон не хотел отпускать израильтян. И наконец, последнее, самое страшное бедствие, которое постигло Египет, что погибли все первенцы египетские, а еврейские остались жить. Это чудо, которое убедило окончательно египтян, что Бог с израильтянами. И уже фараон сказал им уходить, и чем быстрее, тем лучше, потом, правда, передумал, но это уже другая историю. И вот когда они уходили, то им было заповедано, что все первенцы египетские погибли, а ваши первенцы остались жить. И вы должны помнить это всю вашу историю. И вы в долгу, вообще-то, на самом деле перед Богом. И сколько бы лет ни прошло, в каждой израильской семье первенец должен быть посвящён Богу и за него должен быть принесён выкуп. Символический, конечно, выкуп, потому что это была совершенно незначительная цена — два птенца голубиных или две горлицы. Понятно, что не Богу были нужны эти птенцы, как и любая жертва не Богу нужна. Но из года в год, из века в век принося эту жертву, люди снова и снова вспоминали, какой ценой была куплена их свобода.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио. Настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское Ногинского района, протоиерей Игорь Гагарин. Сегодня мы с отцом Игорем празднуем Сретение — светлый, один из двунадесятых праздников, один из важнейших праздников нашей Церкви. И вопросов у меня относительно того, о чём говорит отец Игорь, у меня сразу много. И про две горлицы, которые надо было принести, и вообще про сам вот этот обычай приносить младенца на сороковой день после рождения. Отец Игорь, я сразу хочу вас спросить, это такой формальный вопрос: сегодня, когда мы через сорок дней после рождения традиционно одеваем наших младенцев в самое красивое, собираем друзей, готовимся и идём в храм крестить младенца — это не то же самое, что произошло со Спасителем. Его принесли в храм не для того, чтобы крестить. Правильно?
Прот. Игорь Гагарин
— Нет, конечно. Крестить тогда и не крестили ещё — в том смысле, в каком мы сегодня с вами крестим людей. Конечно, это было то, о чём я уже сказал — это было посвящение ребёнка Богу и одновременно как бы выкуп его. Что, «Ты, Господи, забрал младенцев, и по справедливости. И моего бы вроде Ты должен был бы тогда забрать. Но Ты не забирай. И чтобы этого не произошло, я приношу Тебе свою жертву, свою лепту», — для того, чтобы Господь благословил этого ребёнка, и чтобы он был со своими родителями, чтобы жизнь его продолжалась.
А. Ананьев
— Вы отдельно уточнили о той лепте, которую надо было принести в храм вместе с младенцем. Это то же самое, что сегодня мы приносим в храм и отдаём за?.. или неправильно говорится? Жертвуем на храм, когда хотим исповедаться, крестить младенца, заказать... вот я хочу всё время обойти вот эти словечки, попросить помолиться за наших близких, написать записки — это то же самое?
Прот. Игорь Гагарин
— Это, я бы сказал, что не что то же самое, но это из этой же области — это жертвы. Дело в том, что испокон веков всегда отношения с Богом предполагали жертву какую-то со стороны человека. Помните, даже когда Библию читаем, Каин и Авель приносят жертву Богу. Ной, когда закончился Всемирный потоп, первое, что он сделал — приносит жертву Богу. Авраам приносит в жертву даже Исаака, но, слава Богу, Господь остановил его, это было испытание, но опять же речь шла о жертве. В конце концов Сам Господь принёс в жертву Себя во искупление наших грехов. И поэтому мы говорим о том, что так принято в Церкви, что любое наше священнодействие, в котором нуждается человек, предполагает какую-то жертву со стороны человека. Но, правда, вы сейчас сказал про исповедь — нет, не надо никакой жертвы приносить, когда человек исповедуется или причащается.
А. Ананьев
— Кстати, хорошо, что вы сказали. У меня всегда было убеждение, что каждый раз, когда я прихожу в храм — в субботу когда приходишь на исповедь, нельзя прийти в храм и не пожертвовать что-то.
Прот. Игорь Гагарин
— Это очень правильная мысль. Церковь не ставит непременным условием , что если пришёл в храм, то будь добр пожертвовать — нет, конечно, это на усмотрение. Но когда совершаются какие-то требы, какие-то уже действия... отпевание, крещение в том числе и так далее, тогда — да, тогда предполагается жертва. И это, может быть, не совсем имеет отношение к нашей сегодняшней теме, но раз уж мы об этом заговорили, мне хочется об этом всё-таки несколько слов сказать, потому что мне приходилось не раз выслушивать от людей упрёки, что вот у вас всё за деньги, вы не можете просто так взять человека и покрестить или ещё что-то. Я помню, когда ещё был молодым священником, еду в автобусе в подряснике, в скуфье, и впереди два мужчины между собой: «Вон поп поехал. У них там всё за деньги». Он тихонько говорил, думал, что я не слышу, наверное, он был всё-таки достаточно тактичный человек, не хотел меня обижать, но между собой они говорили, что Иисус Христос, когда был, небось людей крестил и никаких денег не брал, ничего там не было. И мне можно было возразить, что, если мы с вами читаем Ветхий Завет, то там просто множество глав, где прописано, в каком случае какая конкретно полагается жертва. И в частности праздник Сретения даёт нам ещё один аргумент возразить людям, которые так говорят. Ведь очень чётко сказано: принесли ребёнка в храм — принесите две горлицы или два птенца голубиных, не три, а чётко... вот говорят про тарификацию какую-то. Да, в какой-то степени указан размер этого пожертвования, поэтому нравится это или не нравится, что другой вопрос, но то, что здесь мы абсолютно не идём в противоречие со словом Божьим — это уже точно.
А. Ананьев
— Это не важно, но всё-таки чтобы дорисовать картину ещё немножко, я хочу задать технический вопрос. Две горлицы или два птенца голубиных, если конвертировать это на понятные нам денежные единицы, это много или мало?
Прот. Игорь Гагарин
— Это мало. Но точно не скажу, потому что никогда не интересовался. Но я знаю, что это была маленькая, достаточно символическая жертва. Дело в том, что жертвы были установлены в таких размерах, чтобы каждый человек, даже самый неимущий, имел возможность эту жертву принести.
А. Ананьев
— А вот теперь вопрос серьёзный: встреча человека и Бога. Именно это мы празднуем 15 февраля. Именно в этот день человечество, в лице старца Симеона, своими глазами увидело Бога. Почему мы празднуем это именно в этот день, а не в Рождество? Ведь именно тогда люди увидели Бога, к Нему пришли пастухи и увидели Его своими глазами. К Нему и только к Нему пришли волхвы и увидели Его своими глазами. То есть встреча-то произошла раньше, а отмечаем мы её сейчас.
Прот. Игорь Гагарин
— Конечно, всё то, о чём вы сказали, всё это встречи. Их было немало — этих встреч. Я хотел бы немножечко уточнить. Всё-таки они встретили не Бога, а встретили Мессию-Христа. Я уже говорил до этого, что, ожидая Христа, израильтяне не думали, что это Сам Бог в Его лице воплотится, думали, что это будет величайший из пророков. Немножечко некие намёки отдалённые есть в Ветхом Завете о том, что это будет не просто человек . Но, в общем-то, приходили увидеть именно Христа-Мессию, Того, Кто всё изменит, с Кем будет Бог. Но потом даже ученики, когда были со Христом, ещё не могли до конца понять, что это не просто Божий избранник, пророк, а что это Сам Бог Сын воплотился — это открывалось постепенно. Но теперь что касается встречи. Да, конечно, Рождество — это опять встреча. Но Рождество — это начало земной жизни Спасителя видимым образом. Начало, конечно, даже не Рождество, а Благовещение, потому что жизнь Спасителя началась за девять месяцев до того, как Он родился в утробе.
А. Ананьев
— Тогда ещё человечество не увидело Его.
Прот. Игорь Гагарин
— Да, тогда не увидело, кроме двух человек: Елисаветы и Иоанна Предтечи, который был тоже в утробе матери, но который дал знать, что к ним пришла Мать Господа. Дело в том, что я уже сказал, что Израиль жил напряжённым ожиданием. К сожалению, верующие израильтяне, которые не приняли Христа, до сих пор живут этим ожиданием. Если мы возьмём их современные молитвы, их богослужения, там есть молитва о приходе Мессии. К сожалению, во Христе они не узнали Христа. Это беда и трагедия, но тоже не об этом сейчас речь. Так вот, это ожидание — мне думается, что каждый человек живёт ожиданием часто чего-то самого важного в своей жизни. Вообще, наверное, в нашей жизни часто бывает, что мы знаем, что впереди будет какое-то важное событие. И это событие, по мере приближения к нему, настолько нас захватывает, что для нас всё остальное отступает на задний план. Вот перед свадьбой — человек знает, что через несколько дней будет свадьба. Понятно, что жених и невеста живут... всё остальное, что у них есть, уже куда-то отошло — они ждут, когда же это случится. Беременная женщина — чего она ждёт? Понятно, что все эти месяцы, пока она носит в себе ребёнка, она понимает, что наступит это событие, которое, с одной стороны, будет необыкновенно болезненным, с другой стороны — будет необыкновенно счастливым.
А. Ананьев
— Но чаще люди ждут чего-то более прозаичного. Например, окончания срока выплаты ипотеки. Я сейчас просто пытаюсь понять: а вот я сейчас живу чем.
Прот. Игорь Гагарин
— Да, очень разные ожидания бывают. Причём бывают ожидания совершенно понятные: человек знает, чего он ждёт. Допустим, наступит выпускной вечер, окончание института или ещё что-то. вот я не раз в моей жизни сталкивался с тем, что когда я чего-то ждал важного, и когда это важное наступало, я вдруг ощущал некое разочарование: ну вот дождался — ну и что? Да, хорошо, конечно, но стоило ли так напрягаться и ждать, когда жизнь продолжается? Хорошо, что теперь у тебя это есть, или что ты это получил и так далее. Но кроме ожиданий совершенно понятных и ясных, есть ещё один тип ожидания. Возможно, я думаю, далеко не всем это ожидание знакомо, но многим, я думаю: когда человек живёт и чувствует, что чего-то в его жизни не хватает очень важного, что есть некие вопросы. Это вопросы о смысле жизни... вот всё у меня вроде бы хорошо, как в песне «Только этого мало» — вот только этого мало. Вот у меня всё вроде бы есть. Лев Толстой об этом очень хорошо пишет в своей «Исповеди», что именно в те моменты, когда ему казалось, что он совершенно счастлив, что у него всё есть — а у него всё было, что может ещё желать человек, у которого любимая жена, дети, богатство, слава всемирная? Что ещё? И такая тоска, когда он уходил на охоту и хотелось развернуть ружьё и выстрелить себе в висок. Потому что человек чувствовал, что чего-то... это, кстати, часто ощущают люди, у которых как раз всё очень благополучно.
Когда у человека есть какая-то проблема, ему не до этого — он решает эту проблему. А вот когда все проблемы вроде бы решены, и тут чувствуешь, что, нет, в жизни не хватает чего-то, и ты ждёшь этого. Но что? И мучительно ищешь. А я убеждён, что чего ищет человек? Об этом прекрасно сказал блаженный Августин: «Ты создал нас для Себя, Господи. И не успокоится сердце наше, пока не соединится с Тобой». Пока человек не встретится с Богом, он... возможно, не хочу говорить за всех, но я знаю, что ко многим это относится — ко мне точно. Душа его томится, душа его ищет, причём она очень часто не знает чего она ищет. Потому что человек может быть очень далёк от веры, от Бога. И когда человек вдруг наконец что-то в жизни обретает ценное, ему кажется, что всё опять не то. И я убеждён, что именно когда человеку встретится, когда откроется Христос — вот тогда всё, вот «теперь я нашёл, теперь тот клад, та драгоценность, которую искала моя душа, не могла найти и даже не знала, в чём эта драгоценность заключалась — я знал, что чего-то в моей жизни не хватает, — вот теперь у меня всё самое главное в жизни есть». Это не значит, что надо успокаиваться — кто-то говорит, что нашёл и теперь можно быть спокойным. Нет, это ещё надо удержать эту драгоценность, потому что владение вот этой драгоценностью в сердце своём — это огромную ответственность накладывает на человека. И человек должен жить достойно вот этой драгоценности, которую он получил. Но жизнь его, я думаю, делится на две части: до этого и после. Так же, как жизнь человечества делилась на до прихода Христа... и как раз праведный Симеон — это в его лице не только израильский народ, но и всё человечество, ожидавшее ответа на самый главный вопрос: для чего вообще мир этот существует, для чего живёт человек, что такое жизнь, что такое смерть?.. Кто-то это ожидал осознанно, как израильтяне, потому что это было предсказано пророком, кто-то неосознанно. Мы знаем, что это было и у древних философов, это у Платона мы видим, у Сократа, у многих других. Человечество более-менее осознанно ждало, и вот наконец это открылось. И так же каждый человек.
Мне хочется напомнить замечательные слова, которые христиане слышат и в этот день, и каждый раз, когда перечитывают Евангелие от Луки, где это сказано. Симеон, взяв младенца, говорит: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людей, свет во откровение языков и славу людей Твоих Израиля». То есть по-русски скажу, что теперь-то наконец-то отпускаешь меня, Владыка, по Твоему обещанию с миром. Куда отпускаешь-то на самом деле? В смерть, вообще-то. То есть, с одной стороны, казалось бы, чему радоваться? Вот теперь жизнь твоя закончилась, самое страшное должно произойти, что для многих людей самое страшное, а для тебя это счастье, для тебя радость, потому что смерть перестаёт быть смертью. Потому что ведь страшно не умереть, а страшно прожить жизнь так, что самого главного в ней не произойдёт. И когда человек умирает и понимает, что в жизни не состоялось чего-то самого главного. Он может даже не совсем понимать, что именно не состоялось. Но это очень страшная смерть. И наоборот, когда человек чувствует, что всё самое главное, что должно было быть в его жизни, состоялось, и он может умирать спокойно, даже с радостью, потому что жизнь состоялась как таковая. И Симеон говорит, что его жизнь состоялась, он наконец-то может уйти спокойно. И почему мы так любим эти слова? Эти же слова может каждый из нас повторить, потому что, я думаю, что каждый раз, когда человек во всей полноте ощущает присутствие в своей жизни Христа, он может сказать: «Ныне отпущаеши...». Не в том смысле, что я сейчас умру, но в том... а если и умру, то и это не страшно, потому что самое главное уже произошло: я со Христом, Христос во мне.
А. Ананьев
— Подробнее об этих словах старца Симеона, а так же о том, как мы можем встретить Бога в нашей жизни — я отдельно хочу остановится непременно на словах отца Игоря про то, что Христос откроется человеку... у меня сразу как-то рука потянулась вверх: отец Игорь, а Христос ли откроется человеку или человек Христу? Вот же в чём вопрос. Вот об этом и многом другом мы и поговорим ровно через минуту полезной информации на светлом радио.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» в эфире радио «Вера» продолжаются. Мы возвращаемся к разговору с настоятелем Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское Ногинского района, протоиереем Игорем Гагариным. Добрый вечер ещё раз, отец Игорь.
Прот. Игорь Гагарин
— Добрый вечер.
А. Ананьев
— Возвращаясь к тому, что вы только что уточнили — что старец Симеон с радостью констатировал тот факт, что всё, теперь Бог его отпускает, и он может спокойно уходить, ибо смерти нет и её бояться не надо. У меня сразу вопрос, неофитский, может быть: так ведь смерть Христу предстоит победить лишь 33 года спустя, смерть пока не побеждена. И то что мы сейчас знаем, чувствуем, говоря, что смерти нет, произошло благодаря вот этой искупительной жертве Спасителя, которой ещё только предстояло быть. Откуда же взялась эта убеждённость старца Симеона в том, что теперь не страшно?
Прот. Игорь Гагарин
— Я думаю, что, конечно, Симеон многого мог не знать. Никак он не мог предвидеть все детали дальнейшей жизни Спасителя. Хотя кое-что было сказано тоже очень важное. Мы только что говорили «ныне отпущаеши» — об этой радости. Но не стоит забывать, что затем он обращается к Деве Марии и говорит, что Тебе Самой оружие пройдёт душу. Слова не совсем понятные, но, может быть, в связи с переводом. Лучше сказать, что меч пронзит сердце.
А. Ананьев
— Копьё, скорее.
Прот. Игорь Гагарин
— Да, оружие. Под оружием можно понимать нечто такое, что может пронзить человека, то есть что тебе придётся страшную боль пережить. И мы с вами знаем, что всё, что связано с жизнью, смертью и воскресением Христа, здесь наиболее тесно переплетены величайшая радость и величайшая боль. Не так много времени осталось до Великого поста, потом до Страстной седмицы, до Пасхи — всё это мы будем вспоминать. И то, что величайшей радости, величайшему счастью Воскресения предшествовала величайшая мука и страдание не только Спасителя, но и Девы Марии, а может быть, и в большей степени, потому что ещё неизвестно, кто больше страдает: Человек, Который мучается на Кресте, или Мать Его, которая стоит рядом с Ним и видит эти мучения? Что ещё придётся пострадать — это уже предсказал Симеон. Но, наверное, я думаю, всё равно он увидел главное. Ведь если человек знает конечный итог того трудного и болезненного пути, и в то же время знает, что это приведёт к торжеству жизни, к величайшему счастью, то он вынесет эти муки. Кстати, есть такой прекрасный образ — Сам Иисус Христос говорит, что женщина, которая ждёт ребёнка, и когда наступил момент рождения, она страдает. Мы с вами не знаем, как, только женщина знает, но страдает. А потом, когда родится ребёнок, забывает об этих страданиях и радуется, потому что человек пришёл в мир. Вот можно сказать, что так же и жизнь христианина, так же и то, что было во Христе — да, есть боль, есть страдание. Но вот если бы женщина страдала-страдала, а потом ничего нет — это одно. А когда это страдание завершается величайшим счастьем рождения ребёнка, то всё совсем по-другому. И здесь то же самое.
Поэтому Симеон мог и не знать каких-то деталей, но он знал, что в принципе, в конечном счёте смерть побеждена. А уж когда это будет и как — наверное, для него это в тот момент уже не имело принципиального значения. Важно было самое главное, что Христос принёс на землю новую жизнь. Вы ещё говорили об этих словах, да? Потому что слова действительно обо многом могут сказать — «ныне отпущаеши по глаголу Твоему с миром» — я могу уйти с миром. Вообще, интересно, как человек умирает... и, как на каждой службе мы говорим: «Христианской кончины живота нашего, безболезненной, непостыдной, мирной». Вот мирная кончина — что значит «мирно умереть»? Ведь мы знаем, что в большинстве случаев всё равно, даже с физической точки зрения, это очень болезненно и тяжело. Но мирно — вот, наверное, я повторяюсь, прошу прощения, но когда человек понимает, что то, для чего он пришёл в эту жизнь, оно состоялось. И тогда всё равно в душе человека мир — что это свершилось, что это состоялось. Поэтому хочется всем, конечно, пожелать, чтобы в наших жизнях с вами состоялось то, ради чего мы родились. «Отпущаеши с миром», потому что видели очи мои спасение Твое — мои глаза видели спасение, «иже уготовал пред лицем всех людей». И дальше — «свет во откровение язычников». Вот как прекрасно, что сразу Симеон вспомнил... «язычников» — это, наверное, не совсем удачно перевести. По-славянски «язы’ки» — это «народы», то есть «свет во откровение всех народов». Дело в том, что для израильтян всё человечество делилось на народ Израиля, который знал Единого истинного Бога, и на остальные народы, которые Его не знали. А вот отношение к этим народам могло быть разное, как и сейчас, может быть, у многих людей, когда ты обладаешь каким-то ценным даром, то у тебя может быть разное отношение к тем, кто этим даром не обладает. Наверное, если человек низкий, недостойный, он может радоваться: у меня есть, а у них нет. И наоборот, благородный, достойный человек говорит: «Как бы хорошо, чтобы и у них тоже это было, хочется поделиться».
Так вот, пророки предсказывали, что Бог Един есть, Которого знают только евреи и Которого не знает никто в мире, что эта великая истина не будет всегда достоянием одного только единственного народа, что Бог, конечно, любит не только израильтян, а любит всё человечество, любит весь мир. И что именно с приходом Мессии истина о Едином истинном Боге начнёт распространяться. И это пророчество полностью сбылось. Ведь сегодня мы знаем, что до прихода Христа еврейский народ был единственным, который знал Единого истинного Бога. Сейчас эта истина открыта подавляющему большинству человечества. Благодаря кому? Именно со Христом эта истина стала достоянием всего человечества, как бы ни относились ко Христу даже иудеи, которые не уверовали в Него, но это отрицать никто не может — что до Христа Бога знали только евреи, а с приходом Христа Бог открылся всему человечеству.
А. Ананьев
— Это же был огромный храм. И в этом храме было очень много людей — очевидно, всегда. И помимо старца Симеона и вот этой 84-летней, по-моему, благочестивой вдовы Анны, там было много людей. Но никто, кроме этих двоих, если я правильно понимаю, Спасителя в этом принесённом младенце не увидел — только они.
Прот. Игорь Гагарин
— Увидели только они, конечно. Но это не значит, что все остальные, кто были свидетелями этой сцены, не слышали. Там даже чётко говорится, что Анна говорила людям, которые были вокруг. Люди слышали, но люди же... часто бывает, что сегодня услышал, а завтра забыл.
А. Ананьев
— Я к чему это веду, отец Игорь. И тот и другой были праведниками с большой буквы — и старец Симеон, и эта благочестивая вдова Анна. И очевидно, что это каким-то образом, мне неизвестно, каким, позволило им глазами увидеть, что перед ними не просто младенец, а Спаситель, и несколько в этом не усомниться. Я не знаю, как они это увидели — то ли свет какой-то, то ли в душе им что-то подсказало, то ли... Со старцем Симеоном понятнее: его вроде как предупредили, и он знал, но он всё равно увидел. А вот эту вдову-то никто же предупреждал, она просто увидела без каких-то предупреждений. У меня, конечно, есть большое желание спросить вас: отец Игорь, вы -то наверняка знаете, как они увидели.
Прот. Игорь Гагарин
— Нет, я не знаю. Простите, если я вас перебил. Даже более того скажу, что нам, наверное, не дано это знать, потому что это как раз одна из тех тайн. Ясно, что человеку открыть некоторые вещи может только Бог. А вот в какой форме Он уже это открывает? Иногда в Священном Писании об этом и говорится, что слышат голоса, допустим, как Самуил, или огненный куст. Но гораздо чаще нам просто говорится, что Господь открыл человеку нечто. А каким образом Он это открыл — остаётся тайной. И может быть, нам надо смириться с тем, что Дух Святой... Про Симеона чётко сказано, что ему сказал Дух Святой. Как этот Дух ему сказал — голос ли он слышал или в сердце его была какая-то мысль такая, что ему стало понятно. Потому что иногда бывает, что человек всем нутром своим чувствует, что это так, и никто не сможет его убедить, что это как-то иначе, — я думаю, что это тайна.
А. Ананьев
— Я пришёл к вам навстречу как раз с твёрдой уверенностью в том, что как раз нам дано увидеть. У нас есть этот шанс. Другой момент, что мы, как большинство людей, в этом храме, не достигли того уровня благочестия, духовного развития, какой был достигнут старцем Симеоном и благочестивой Анной. И если я сейчас хожу и сокрушаюсь, что что-то я не вижу Бога, что-то не получается у меня с Ним встретиться. Так это проблема, стало быть в том, что я никак не дотягиваюсь даже до половины той планки, которой достигли Анна и старец Симеон. Кто знает, может быть, будь мы такими, как они, может быть, мы видели бы и слышали гораздо больше. Верны ли мои предположения в этом ключе? И сама вся эта история нас же и учит тому, что у каждого из нас есть возможность увидеть своими глазами, прикоснуться к Богу. Вопрос в том: а ты вообще вырос до этого, ты способен это увидеть или нет?
Прот. Игорь Гагарин
— Здесь очень на ваш вопрос непросто ответить. Потому что, во-первых, встреча зависит не только от нас и даже не столько от нас. Инициатор встречи всегда Бог. И помните, как Он сказал ученикам? — «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». И поэтому если всё-таки думать о том, что чем более хороший человек, совершенный и так далее, тем больше вероятность, что он встретит Бога, и, наоборот, по мере того, как совсем уж опускается человек, то он дальше. Но мы же знаем много случаев, например Мария Египетская какая была, когда встретила Бога, в каком страшном блуде и грехе она пребывала, и случаев очень много. Матфей был мытарём и сидел на мытнице, мимо проходил Христос, сказал: «Следуй за Мной», — он всё бросил и последовал за Ним. Поэтому всё-таки мы должны смиренно достаточно признать, что очень многое не от нас зависит. Это тоже как-то можно по-разному... может кого-то огорчить, что ничего от меня не зависит. Но я думаю, что человек, который уверовал в Бога, для него это источник бесконечной радости. Потому что я понимаю, что я не сам уверовал, а я получил этот дар. За что его получил? А не за что. Потому что если за что — это уже будет не дар, это будет плата. А дар — это когда... Господь почему-то мне это дал — эту радость встречи с Ним. И я должен теперь... во-первых, вся моя жизнь должна быть благодарностью. Вы знаете, я сейчас немножко перескочу, но просто боюсь, что забуду, но для меня это очень важно сказать, потому что я возвращаюсь к празднику Сретения, и чем человек может наполнить вот эту встречу. Я просто поделюсь, чем для меня всегда это бывает и о чём я обычно говорю всегда на проповеди в храме, когда бывает Сретение. Во-первых, главным событием любого праздника является Литургия. И вы мне этот вопрос как раз собирались задать, я его опережаю, потому что вы его зададите, а я уже отвечаю, хотя вы ещё его не задали — как правильно встретить праздник. Конечно, для христианина участие в Божественной литургии — это самое главное. И всё остальное тоже важно: и за столом посидеть неплохо, всё это тоже нормально, но тем не менее главное — это Литургия.
А что такое Литургия? На Литургии совершается таинство Евхаристии. Что такое Евхаристия? Евхаристия в переводе это «благодарение». То есть на каждой Литургии главным составляющим Литургии является благодарность. А вот уже конкретно оттенки этой благодарности, за что мы благодарим — это уже может зависеть от характера Литургии, от характера праздника. Так вот, я всегда думаю, что для меня праздник Сретения, Литургия Сретения — это благодарность, что в моей жизни эта встреча произошла. Благодарность, потому что меня «нашли не искавши», как сказал Господь. Так же, как в храме человеку мы говорим: «Ты думаешь ты сюда сам пришёл или тебя кто-то привёл? Нет — тебя Господь привёл». Если Господь не приведёт человека в храм, то его никто не приведёт. Если он уже здесь... если тебе вера открылась, так это Господь, значит, нашёл тебя и послал этот лучик веры в твою душу.
Зависит ли что-то от человека? Я думаю, что, конечно , много зависит. Но я думаю, что если человек уже ищет этой встречи, значит, он уже встретился. Просто эта встреча как бы ещё... как бывает, что какого-то человека я издалека вижу, то есть по телефону с ним могу поговорить или ещё что-то, то есть я уже в какой-то степени всё равно уже с ним встретился, но мне мало вот этой встречи, мне хочется более тесного общения, более тесной встречи. Поэтому понятно, что встреча, которую пережил каждый из нас, не подразумевает, что вот я встретился и теперь всё хорошо. Нет, потому что всю свою жизнь мы можем всё теснее и теснее... на самом деле цель человеческой жизни — обожение. Что такое обожение? Это когда Бог во мне, а я в Боге, когда мы соединены, когда мы единое целое, и это во всей полноте встреча. Может быть, самая решающая встреча будет, когда уже закончится наша земная жизнь и когда мы увидим Господа лицом к лицу. Это тоже будет встреча, уже другая встреча, более тесная. Поэтому нам с вами всю свою дальнейшую жизнь жить от встречи к встрече. Первая встреча — когда я осознал, что да, это правда, что Бог есть, что Христос есть, что то, что я читаю в Евангелии, это не набор хороших сказок, а это действительно истина, по которой отныне я буду стараться, насколько получится, плохо, правда, получается, но буду стараться жить по Евангелию. Это первая встреча. А затем надо двигаться дальше, надо идти ближе и ближе. Вот что я думаю насчёт того, за что я в праздник Сретения хочу всегда благодарить Господа.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио. Настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское Ногинского района, протоиерей Игорь Гагарин. И опять я жалею, что наши радиослушатели не видят ни отца Игоря, ни то, как я слушаю его, улыбаясь, потому что он говорит сейчас чрезвычайно важные вещи, в первую очередь для меня. Отец Игорь, вы сейчас сказали очень важную вещь: человек, который желает встретиться с Богом, уже на пути к этой встрече. И вот здесь возникает очень опасный момент, я это знаю по себе. Человек, который желает что-то увидеть, начинает это видеть, собственно говоря, везде, как это было и, наверное, есть со мной. Потому что в моём незрелом сознании Господь говорит со мной необъяснимыми чудесами, какими-то знаками, как-то Он ведёт меня. Я пришёл, помню, за полгода до крещения на место крещения Христа на реке Иордан. И там как раз был ремонт, и вместо бирюзовой воды, которую я хотел увидеть, там было два строителя, которые копались в глубокой яме. И я вдруг увидел эту яму и почувствовал, что вот моя душа, вот чего ты заслуживаешь, Александр, со своей вот этой жизнью. А потом поднял глаза к небу, а там два самолёта пролетели и оставили реверсивный след в виде креста. И я увидел в этом тоже знак — для меня тогда это был такой важнейший знак. А потом, много лет спустя, думаю: «Какой же я глупец был! Яма — это яма, строители — это строители, а самолёты — это самолёты. Разве ж Господь может говорить с тобой вот так вот?»
Прот. Игорь Гагарин
— Может. И так иной раз и говорит. Нет, вы не были глупцом. Это когда вы стали уже так думать, может быть, немножечко... но тоже не глупец, конечно. Но я думаю, что как раз-то Господь... вы знаете, это отдельная тема, может быть, мы когда-нибудь отдельную передачу на эту тему сделаем, потому что так много в жизни я могу вспомнить эпизодов, на которые можно посмотреть двояко. Можно посмотреть, как просто на совпадение какое-то или ещё что-то, но ничего не совпадение. Если Господь нас ведёт по жизни, то Он всегда рядом с нами даже в мельчайших каких-то вещах, в слове, которое тебе сказано. У меня был случай, когда я шёл по улице, думал о чём-то, и люди о чём-то разговаривали между собой. И вдруг я услышал, что они говорят именно о том, что мне нужно услышать, то есть как же близок Бог. И то, что вы сейчас описали, это прекрасный, абсолютно точный знак Божьего присутствия. И то, что вам эта мысль пришла. Понимаете, если бы это было не от Бога, вам бы и мысль эта не пришла. Но она же пришла — мысль про вашу душу, про крест, который вы там увидели. Поэтому, мне кажется, не надо нам бояться вот этих знаков, что мы ошибаемся, а надо, наоборот, дорожить ими. Потому что на самом деле, да, с одной стороны, могут сказать, что так можно и в прелесть впасть какую-то.
А. Ананьев
— Вот-вот, о чём я и говорю. Потом можно вот так пальцем показывать: было мне сновидение нынче ночью — ко мне пришёл тот-то и сказал мне голосом человека. Но это же неправильно.
Прот. Игорь Гагарин
— Во-первых, говорить об этом действительно, может быть, особенно не надо никому до поры, до времени, кроме близких друзей. Вообще, всё, что касается каких-то откровений, которые мы пережили или которые мы восприняли как откровения, лучше особо много об этом не делиться. С кем-то, конечно, всегда хочется поделиться — с человеком, которого ты очень любишь, которому ты доверяешь и так далее. Но мне кажется, что вот как можно отличить, что от Бога, а что, может быть, это моя фантазия? Я думаю, по плодам всё познаётся, и то же самое к снам относится. Если что-то вдохновляет меня стать лучше, сделать какие-то добрые, хорошие шаги, значит, это от Бога. А если только потщеславиться, что вот мне сон какой был, то тогда уже под вопросом — от Бога ли это. Но я думаю, что всё, что нас вдохновляет — снова повторю это прекрасное слово, — всё, что пробуждает в душе некие «души прекрасные порывы», всё это Божие, всё это очень хорошо.
А. Ананьев
— Сегодня шёл на встречу с вами, отец Игорь, под ногами хрустел снег, мороз такой хороший в Москве, я ещё подумал, что сретенские морозы в кои-то веки в Москве, по-настоящему сретенские и по-настоящему морозы, не иначе как в этом году всё будет правильно, и я всё сделаю правильно, и он будет, с Божией помощью, лучше, чем предыдущий год. Вот я сейчас слушаю вас, и, может быть, у меня есть право так тихонько про себя подумать.
Прот. Игорь Гагарин
— Конечно, да. И за предыдущий год мы благодарим Бога, конечно.
А. Ананьев
— Но там к себе больше вопросов.
Прот. Игорь Гагарин
— Да. Дай Бог, чтобы нам всегда... Я думаю, что самое главное, чтобы не год даже был лучше, а чтобы мы были лучше. Потому что всё, что делает нас лучше, хорошо, даже если это может восприниматься с житейской точки зрения как что-то болезненное, тяжёлое, трудное.
А. Ананьев
— Чего мы вам и пожелаем, дорогие друзья. Наше время подошло к концу. Мы с настоятелем Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское Ногинского района, протоиереем Игорем Гагариным поздравляем вас со светлым праздником Сретения и благодарим вас за то, что вы провели этот час вместе с нами.
Прот. Игорь Гагарин
— Да, поздравляем.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое, отец Игорь.
Прот. Игорь Гагарин
— Спасибо вам.
А. Ананьев
— В следующий раз услышимся здесь же ровно через неделю. Александр Ананьев. До новых встреч.
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.