Нашим собеседником был пресс-секретарь Орской епархии, благочинный Гайского церковного округа, настоятель кафедрального собора Иоанна Кронштадского в Гае священник Максим Бражников.
Мы говорили о том, что такое подготовительные недели к Великому Посту и зачем они нужны, а также как появился и утвердился в церковном календаре праздник Сретения Господня.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Дорогие слушатели, здравствуйте, «Светлый вечер» на светлом радио, меня зовут Алексей Пичугин, я с удовольствием представляю своего собеседника, ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с нами и вместе с вами проведет священник Максим Бражников, пресс-секретарь Орской епархии, благочинный Гайского церковного округа и настоятель кафедрального собора святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Гай. Добрый вечер.
о. Максим
— Добрый светлый вечер.
А. Пичугин
— Так изменились титулования отца Максима за то небольшое время, что он не участвовал в наших программах, поздравляем с повышением.
о. Максим
— Спасибо, Алексей. Конечно, сложно сказать, поздравлять с этим назначением или нет, потому что случилось оно экстренно из-за смерти предыдущего благочинного, отца Игоря Никифорова, скончался наш батюшка от коронавируса, поэтому теперь я на его месте буду трудиться.
А. Пичугин
— Да, Царствия Небесного отцу Игорю, ну а вам мы желаем, чтобы на новом месте все складывалось очень хорошо, удачно и как должно быть, по-Божьему.
о. Максим
— Спасибо большое.
А. Пичугин
— Тема нашей сегодняшней программы, она такая двойная, у нас несколько событий церковно-богослужебных, церковно-календарных, это и праздник Сретения, который отмечается в грядущий понедельник, и Неделя о Закхее, так называется ближайшее воскресенье, оно так называется в церковном измерении, но даже для людей, которые давно ходят в храм, я думаю, что не совсем понятно, что такое Неделя о Закхее и что такое приуготовительные недели Великого поста, вернее, недели, которые подготавливают нас к началу поста, для чего они нужны, вроде бы как мы привыкли, что вот есть Прощеное воскресенье, а вслед за ним уже начинается Великий пост, а тут еще есть какие-то недели, которые сколько-то времени проходят, то есть какое-то количество воскресений, когда люди приходят в храм, а им священник с амвона в проповеди говорит, что, дескать, вот такое-то мероприятие сегодня, а если еще внимательно следить за богослужением, то про эти недели можно понять и из него, поэтому, соответственно, первый вопрос: отец Максим, что же такое это за недели?
о. Максим
— Неделя о Закхее, она у нас называется так в церковном календаре — это воскресенье, в которое читается Евангелие, вспоминается момент, когда Христос проходил и увидел мытаря, забравшегося на смоковницу для того, чтобы видеть Иисуса. Закхей был уважаемым мытарем, уважаемым в каком смысле слова: он был начальником мытарей, богатый человек...
А. Пичугин
— Тут надо разобраться, кто такие мытари — люди, которых не очень любило то общество.
о. Максим
— Да, во-первых, потому что тогдашние иудеи и не только иудеи, а вся провинция, составлявшая бывшее царство израильское, иудейское, они находились под протекторатом Римской империи, и римляне, как известные своим принципом: разделяй и властвуй, для того, чтобы не было никаких возмущений, поделили эту страну на множество разных провинций, поставили где-то префектов, где-то прокураторов, где-то даже царей, конечно, «царей» в больших кавычках можно назвать, это вот упоминается у нас Ирод-четвертовластник, Ирод Антипа с этой династии. Много их было и для того, чтобы народ не бунтовал, где-то прямо было римское правление, где-то местное, но во всех этих провинциях всегда находились люди, занимавшиеся сбором податей, налогов, и состояли они все на службе у их начальников и были выбраны из народа, то есть это были не римляне, это были не какие-нибудь идумеи, это были местные, и поэтому народ их терпеть не мог, потому что они, получается, со своего же народа в пользу оккупационной власти собирали деньги.
А. Пичугин
— Мне кажется, тут еще одно измерение есть: любите ли вы налоговых инспекторов? Ну, наверное, мы, конечно, никого не хотим обидеть, но все-таки есть такое отношение, сложившееся в обществе в нашем современном к людям, которые занимаются сбором налогов, причем понятно, что эти люди делают свое дело, это их профессия, они не могут поступать иначе, более того, это вполне себе хорошая профессия, сложилось такое клише, такой стереотип, что вот налоговый инспектор — человек, который взимает с вас налоги и судебные приставы, которые взимают долги, ну вот к ним такое вот отношение, также, наверное, было и с мытарями две тысячи лет назад.
о. Максим
— Да-да, и много об этом упоминаний есть, вот, например, о том, когда Иисус Христос ест и пьет с мытарями и грешниками, об этом есть упоминание в Писании, упоминается также, что некоторые из апостолов были мытарями, Матфей, например, евангелист, и то же самое касается Закхея мытаря, который упоминается, как человек, живущий в Иерихоне и человек небольшого роста, здесь много таких символических есть отсылочек, Иерихон, например, это ведь довольно интересное место, по библейскому преданию это город, который был разрушен еще в ветхозаветные времена из-за того, что жители его были весьма злы и грешны, то есть вот «пали стены иерихонские», когда Иисус Навин и его войско брали город и потом уже одним из иудейских царей, сейчас я могу ошибиться, царей Иудеи или Израиля он был восстановлен, да, город восстановлен царем Ахавом, который считается вообще в Ветхом Завете символом зла. И вот Ахав нарушил заклятье, которое было над Иерихоном, восстановил его и в Священном Писании как раз и в Новом Завете, и в Ветхом Иерихон упоминается исключительно в негативном контексте, как место греха, вот тут же мы можем взять притчу о милосердном самарянине, который идет из Иерусалима в Иерихон получается, то есть человек, который там упоминается, которого избили всяческие разбойники, он спускался из Иерусалима, из святого града в Иерихон, то есть город греха. Здесь тоже такое есть, сам Закхей живет в Иерихоне, он собирает там с людей подати, учитывая, что он еще и маленького роста, его, наверное, вообще терпеть не могли, еще, плюс ко всему, он был богат и над мытарями начальствовал. И вот, получается, Иисус идет в город греха, находит там этого человека, который настолько хотел Его видеть, что забрался на дерево, желая видеть Его хоть издалека и идет к нему домой — это, конечно, разрыв всех шаблонов, которые у нас только существуют об Иисусе Христе...
А. Пичугин
— Тут ведь очень важно сказать о том, что, конечно, Иисусу могли сказать, что: «ну вот, смотри, это Закхей, он мытарь, начальник мытарей», но вероятнее всего не успели и, по крайней мере, все равно мы не можем сомневаться в том, что Господь не знал, кто перед Ним, и он влез повыше, чтобы посмотреть на идущего Христа, и Христос обращается к нему по имени и говорит: «А Я приду сегодня к тебе домой», и вот тут действительно разрыв шаблонов, потому что ну как же, представьте себе, что есть взяточник очень известный, живущий в большом особняке, где-нибудь в таком относительно большом городе, но таком, где его все знают, то есть значит, он высокопоставленный чиновник, кто-то бы сказал, наверное, что: «ну конечно, как же, пришел в дом к богатому человеку, как же иначе, не к бедным же Он пойдет», но Христос приходит к нему и не знаю, может быть, Он и обличил бы его как-то, но Закхей его опережает, понимая все, что происходит, он говорит, что он половину имения отдаст нищим и воздаст тем, кого обидел вчетверо. Вот когда Христос говорит, что «пришло спасение дому сему», наверное, в этом есть какая-то отсылка к тому, что он мог бы его обличить.
о. Максим
— Здесь, мне кажется, такой удивительный момент, то есть Закхей принимает его у себя, он поражен тем, что сам Мессия обратился к нему и принимает Его у себя дома с радостью, и даже Христос мог здесь ничего не говорить, но люди там, как сказано, роптали, потому что говорили, что Иисус зашел к грешному человеку, и Закхей после этого обращается по-настоящему, то есть само принятие Мессии в свой дом делает его другим человеком, преображает, а вот эта отсылка, обличил Спаситель его или нет, вот эта фраза в конце, потому что: «и он сын Авраама ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее», то есть «погибшее» — здесь говорится уже конкретно о том, что человек почти погибал, если бы к нему не пришел Христос. Видимо даже, что поход в Иерихон скорее всего был именно для того, чтобы увидеть Закхея. Там дальше идет в евангельском тексте, который у нас не читается в это воскресенье притча о том, что некий человек отправлялся в дальнюю страну, и призвав десять своих рабов, дал им десять мин, сказал: «употребляйте в оборот, пока я не возвращусь» и так далее, известна эта притча, она напоминает притчу о талантах, и после этой притчи он уходит в Иерусалим, а дальше уже у нас развиваются события, связанные с будущим входом в Иерусалим на осле.
А. Пичугин
— Но почему именно эта история евангельская читается незадолго до поста? Возвращаемся мы к вопросу о том, что же это за такие приготовительные недели к Великому посту.
о. Максим
— Что касается приготовительных недель, у них довольно интересная история появления, часть из них была связана когда-то с неделями Великого поста, но потом из-за сильного влияния института оглашенных, которые должны были в течение поста готовиться к крещению, некоторые упоминания сдвинулись. Вот, например, у нас есть четыре подготовительные недели к посту, каждое воскресенье, начинает открываться постная Триодь — это особая книга, которая будет читаться и петься в течение всего Великого поста вплоть до Великой субботы, его стихиры, паремии, тропари будут добавляться на каждой службе. И вот каждое воскресенье, начиная с Недели о мытаре и фарисее — это следующей после Недели Закхеевой, начнется постная Триодь, начнутся различные каноны вставляться и так далее, и каждая неделя чему-то посвящена, то есть Мытарь и Фарисей — одно воскресенье, потом — Притча о блудном сыне второе воскресенье читается, третье — О Страшном Суде, четвертая уже о том, как прощать людям грехи — это Прощеное воскресенье, когда-то некоторые из этих памятей были в некоторые воскресенья нынешнего Великого поста, в частности, о Страшном Суде, например, потом они перебрались, скажем так, каким-то естественным образом в самое начало постной Триоди.
А. Пичугин
— А почему так происходило?
о. Максим
— Здесь можно много об этом рассуждать, поскольку литургика — наука сравнительно молодая, мы же можем только догадываться. Дело в том, что современные воскресные разные богослужебные чины, в частности, например, Крестопоклонная неделя у нас есть такая в середине поста, когда выносится святой Крест, это было связано с оглашенными, то есть оглашенные, которые у нас готовились к принятию крещения в софийском соборе, в середине поста для них выносилось древо Честнаго Креста для поклонения ему и для чтения рядом с этим Крестом над оглашенными первых запретительных молитв — экзорцизма, которые мы сейчас читаем перед крещением каждого человека, то есть это одновременно было для них, вынесение древа Креста и для того, чтобы прочитать над ними заклинания, и из-за этого Неделя о Страшном Суде, которая, по идее, должна была предварять оставшуюся часть поста, она перебралась у нас перед постом, в самое начало. В принципе, вообще влияние института оглашенных и кафедрального софийского богослужения, оно было сильным, тогда люди креститься приходили и хотели учиться этому и потом уже массовые крещения людей совершались в Лазареву субботу и в Великую субботу, и с этим связано тоже очень много с Великим постом, я думаю, это можно темой для отдельной программы, например, почему в Великую субботу в белый цвет переоблачаются священнослужители во время литургии Василия Великого — потому что...
А. Пичугин
— ...потому что крещения совершались.
о. Максим
— Да, крещения совершал Патриарх, совершал, естественно, в белом стихаре, он выходил во время чтения этих вот пяти паремий, которые у нас идут в Великую субботу, замечательное, хорошее чтение, я никогда стараюсь его не сокращать, там очень много прообразов Воскресения Христа.
А. Пичугин
— Обычно их до четырех сокращают, есть такая практика.
о. Максим
— Знаю, да, но мы служим здесь все-таки, чтобы не умереть за единый раз. И в это время, пока они читались, Патриарх выходил к катехуменам, они крестились в большом баптистерии — это, кто знает Святую Софию, знает, что это место не в самом храме, пока они все крестились, пока он их всех крестил, миропомазывал, потом вводил в храм, как раз катехумены, все уже крещеные, в белых одеждах приходят, и в это же время начинается чтение Апостола и Евангелия, и вот они все в белом вошли, соответственно, и сам Патриарх водительствует их тоже в белом облачении.
А. Пичугин
— Священник Максим Бражников, пресс-секретарь Орской епархии, благочинный Гайского церковного округа, настоятель кафедрального собора святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Гай Оренбургской области сегодня в программе «Светлый вечер» на светлом радио. Интересная история, давайте немножко еще об этом поговорим, я понимаю, что подробнее об этом стоит поговорить уже в конце Великого поста, может быть, даже на Страстной неделе, когда Великая суббота приблизится и когда можно будет еще раз даже, наверное, это повторить, но это правда очень интересная история, поскольку она показывает нам то, насколько пластично и подвижно в принципе богослужение само по себе и насколько оно интересно и имеет исторические корни, и все не просто так, вот не просто так приходит человек в центр храма, читает что-то из большой книги, непонятно читает, долго, а все это когда-то имело свой интересный смысл, смысл не просто богословский, а смысл именно такой, знаете, мизансценический, когда что-то должно было происходить.
о. Максим
— Утилитарный даже, я бы сказал. Мне очень нравится в этом плане пример с рипидами, которые сейчас у нас представляют собой такие типичные софринские опахала с изображением херувимов литых и которые, в принципе, свои функции изначальные не выполняют уже, они скорее для красоты, для благоговения такого ставятся, а ведь изначально-то были опахала для того, чтобы отгонять на Востоке от Святой Евхаристии мух и прочих насекомых, то есть то, что было когда-то введено, как утилитарный необходимый компонент, постепенно превратилось в символическое нечто, используемое крайне редко сейчас.
А. Пичугин
— Так приготовительные недели к посту...
о. Максим
— Да, приготовительные недели к посту отличаются тем, что постепенно мы сокращаем рацион, хотя здесь тоже есть интересный момент, об этом первое же воскресенье мытаря и фарисея и вплоть до Недели о блудном сыне мы разрешаем от поста среду и пятницу. Как сказано в Триоди на этот счет: «Ведомо же буди, что в это время в Армении держат специальный пост, называемый „арцивуриев“, так вот для посрамления их монофизитства мы будем вкушать в эти дни мясо». Имеется ввиду, конечно, пост Армянской Апостольской Церкви «арачворк», который они ввели по собственным благочестивым измышлениям, ну а учитывая противостояние Византийской империи и армянского государства того времени это специально было введено для того, чтобы их посрамить, чтобы все знали, но теперь уже давно и смысла этого нет, и никто сейчас не захочет у нас посрамлять армян, ну зачем нам это делать, но все равно осталась такая неделя без среды и пятницы, неделя сплошная и таким образом многие воспринимают ее, как: ну, давайте теперь насытимся перед постом, чтобы больше не хотелось. А далее у нас начинает появляться много великопостных моментов таких, у нас идет особенно в Родительскую субботу перед Неделей о Страшном Суде, это суббота вселенская, там поминаем усопших, мы, правда, будем их и дальше поминать Великий пост каждую субботу, но эта считается особенной, отдельной перед постом. И наконец уже идет последняя, Сырная седмица, на которой уже даже в среду и пятницу не положена Божественная литургия, там идут такие уже максимально приближенные к великопостному богослужения, ну и наконец в субботу вспоминается память всех преподобных, всех, кто потрудился в подвиге пустынножительства, преподобничества и там на утрене крайней интересный канон — алфавитный, на котором в алфавитном порядке вспоминаются известные тогда, на момент написания постной Триоди святые, там каждый вспоминается поименно, подвиг его немножко описывается, в силу того, что канон этот не сильно протяженный, там по краткости, то есть это все тоже нужно для того, чтобы напоминать, куда мы сейчас идем, то есть мы идем в Великий пост, мы идем во время сугубой молитвы и поста, и вот эти преподобные нам являются таким примером. Ну и наконец уже Неделя об изгнании Адама, которая у нас называется Прощеным воскресеньем или Сыропустом, когда мы уже прекращаем совершенно с воскресенья на понедельник вкушать пищу, переходим на Великий пост. Там замечательное такое идет Евангелие о том, как мы должны прощать друг другу согрешения — как прощает Отец наш Небесный, Апостол о том, что «не ядый ядущего да не осуждает», крайне важное напоминание, потому что каждый из «благочестивых» соображений старается в течение первой седмицы поста превзойти другого по своему уровню поста и, соответственно, вот уже с понедельника начинается сам пост. То есть эти все недели, они имеют такое педагогическое значение, Страшный Суд — понятно, чтобы мы не забывали, что с нами будет, перед этим вспоминаем всех мертвых, несем подвиг такой, дальше о Блудном сыне, о мытаре и фарисее, ну, эта Закхея неделя, она начинает эту чреду, хотя Неделя о Закхее не входит еще в постную Триодь, это прямо последняя уже такая остановка перед началом постной Триоди, все это имеет педагогический смысл, Закхей является богачом, как и люди богаты грехами, маленький ростом, то есть духовный карлик такой...
А. Пичугин
— Ну ведь это такие символические значения, которые, на самом деле, появились очень поздно, наверное, где-то веке в 19-м. Многие, наверное, люди церковные, кто приходил в церковь во второй половине 90-х — начале 2000-х читали книжку Серафима Слободского «Закон Божий», вот там это все как раз возведено в абсолют, вот каждая вещь в Церкви должна иметь свое символическое значение, которое нас возводит к чему-то горнему, но ведь, на самом деле, как мы уже говорили, даже в богослужении можно придумать огромное количество смыслов, но при этом какие-то исторические утилитарные вещи, они никуда не исчезают.
о. Максим
— Да, но здесь очень хорошо было сказано протоиереем Александром Шмеманом, протопресвитером, о том, что, я не могу сейчас дословно воспроизвести эту цитату из книги его «Евхаристия» о том, что любая церковная вещь постепенно приобретает такое символическое значение, то есть это определенного рода деградация смысла, конечно, с другой стороны, вечно утилитарным что-то быть не может, постепенно оно начинает наполняться каким-то смысловым значением, в зависимости от того, кто что вложит в это значение, конечно, второстепенно, но тем не менее оно есть, с этим можно смириться и на основании этого можно строить педагогику. А что касается самого Закхея, то разные символические толкования были еще у святителя Григория Богослова, например, но, естественно, больше всего «развернулся», скажем так, в этом плане такой толкователь — это Феофилакт Болгарский, который у нас Евангелие перетолковал, там есть много таких вещей, конечно. То есть мы к этому всему тоже можем привыкнуть, это зависит от того, что человек лично для себя находит в богослужении, кто-то имеет хорошую склонность к истории, к литургике и прочему, он уже может объяснить смысл этого богослужения, смысл вот этих всех обрядов, моментов их изменения смысла изначального на аллегорический, главное, чтобы это человеку помогало просто утвердиться не в гордости своей, а вот именно в бытии со Христом, в сопричастии Богу.
А. Пичугин
— Тут же возникает вопрос, понятно, что его сложно задавать про любое богослужение, но ведь оно формировалось не в один момент, что-то добавлялось, что-то выпадало, в какой-то момент все было зафиксировано, причем зафиксировано достаточно поздно, ведь мы можем, наверное, как-то так, в основном, верхнюю границу того завершения литургического творчества в Церкви поставить веком 14-м — 15-м...
о. Максим
— Я бы поставил 14-й, в 14-м уже все завершено практически.
А. Пичугин
— Как рухнул Константинополь, так, в общем, оно и перестало формироваться, и мы уже дальше живем наследием.
о. Максим
— Даже раньше закончено, после иконоборческого периода какие-то времена прошли, а там дальше студийское монашество начинает, будучи победителями иконоборцев в народном понимании, поднимать голову и начинается унификация всех богослужебных текстов с монашескими, постепенно исчезает константинопольский кафедральный обряд, очень интересный и красивый, ну, не исчезает, конечно, до конца, он просто трансформируется в то, что мы видим сейчас...
А. Пичугин
— Устав Великой церкви.
о. Максим
— Да, это крайне интересно, кстати, если об этом поговорить, мне очень хочется найти такое полное замечательное художественное, может быть, немножко исследование того, как там совершалось богослужение, сведений об этом крайне много, а вот осмысления, рецепции мало.
А. Пичугин
— Меня тоже это всегда удивляло, я всегда думал: может быть, я не знаю каких-то исследований на эту тему, но из того, что я знаю, пожалуй, какого-то полного описания и самое главное — аналитики и рецепции, всего этого я не видел.
о. Максим
— Да, здесь мы можем упомянуть, чтобы наши слушатели понимали, о чем мы говорим: Устав Великой церкви Святой Софии, то есть храма константинопольского, нынешняя мечеть Айя-София действовал в Византийской империи довольно долгое время и сильно отличался от того, как мы сейчас видим службу. Во-первых, там не было много дисциплинарных моментов, которые мы сейчас в уставе знаем, там все было связано с помпезными такими выходами патриарха и царя, священнослужители, перед тем, как начать совершать литургию, практически всегда входили в церковь через улицу вместе с людьми, при этом пелись антифоны, псалмы, это немножко осталось у нас сейчас в нашей практике, эти вот наши в самом начале Божественной литургии: «Благослови, душе моя, Господа...»
А. Пичугин
— Да, такая археология устава, археология литургики, можно покопаться и увидеть что-то в нашем богослужении, оставшееся, от Святой Софии об этом у кого, у Роберта Тафта, наверное, почитать лучше всего?
о. Максим
— Да, можно у Тафта, это замечательно, там можно много прочитать хорошего. Просто для наших слушателей можно еще отметить, что все наши вот эти общественные богослужения в плане крестных ходов, выходов на литию во время Всенощного бдения в притвор, молебнов, даже крестные ходы в поле какие-нибудь, которые в сельских местностях совершаются, чтобы просить у Господа дождя, вот эти наши входы-выходы, омовение ног чином, которое совершается в кафедральных соборах в Великий четверг — все это наследие Великой церкви Софии, которой больше нет. И что еще интересно, мы сейчас привыкли, что у нас всегда перед воскресеньем Всенощное бдение, мы обязательно на него ходим, если хотим причащаться Святых Таин, а там этого не было, там были песенные последования, прекрасные, я бы сказал, особенно литургическое действие, которое нынче нами утрачено, которое, если с чем-то его сравнить сейчас, можно сравнить его очень-очень приближенно и это будет очень грубое сравнение — с акафистом, акафист у нас — такое общенародное пение, и там тоже было: псалом, молитва и еще один антифон, шествие, это все обязательно было в вечернем богослужении, весьма грамотном и хорошем.
А. Пичугин
— Несмотря на то, что это постепенно уходило у самой Святой Софии до последнего времени ее существования, как храма, сохранялись эти традиции?
о. Максим
— Да, сохранялись, конечно, потому что это была все-таки патриаршая царская церковь и сами императоры, даже иконоборцы, что интересно, они принимали в этом живое участие.
А. Пичугин
— Нам надо прерваться буквально на минуту, я напомню, что сегодня мы беседуем со священником Максимом Бражниковым, настоятелем кафедрального собора святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Гай Оренбургской области, благочинным Гайского церковного округа. Через минуту вернемся.
А. Пичугин
— Возвращаемся к нашей беседе, напомню, дорогие слушатели, что сегодня мы говорим о двух церковных ближайших событиях богослужебных, календарных — это Неделя о Закхее в ближайшее воскресенье и Сретение в понедельник, о Сретении пока еще не говорили, скоро к этой теме перейдем. Напомню, что беседуем мы со священником Максимом Бражниковым, пресс-секретарем Орской епархии, благочинным Гайского церковного округа и настоятелем кафедрального собора святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Гай. Сретение, об этом мы каждый год говорим, говорим не просто, но думаю, что среди наших слушателей и людей нецерковных нет такого человека, который бы никогда не слышал о празднике Сретения, могут не знать смыслов, могут не знать исторической канвы, но вот о том, что есть такой праздник, и он очень важен и популярен на Руси, да хотя бы даже своими приметами какими-то, которые, никуда мы не денем, потому что это бытовало среди наших предков, вот об этом люди всегда знают, и вот к нам Сретение уже подходит совсем близко. Почему это такой важный праздник для нас сейчас?
о. Максим
— Здесь вообще любой двунадесятый праздник, отмечаемый нами, в нем можно найти много таких смыслов замечательных, но, мне кажется, в Сретении самый главный момент для любого человека верующего, он заключается вот в чем: мы, когда пытаемся исправить свою жизнь ради того, чтобы исполнить христианский закон, ради того, чтобы угодить Богу и прочее, мы порой ведем себя, я скажу откровенно: как школьники, которые для того, чтобы улучшить успеваемость, стремятся хорошо учиться, получить много пятерок и показать с удовольствием родителям дневник, что вот, у меня идет все хорошо, папа, гордись мною, а потом, когда родители гордятся уже, можно где-то подспустить, где-то подзапустить уроки для того, чтобы больше гулять на улице, то есть это своего рода отношения такие человека и Бога в данном случае являются отчасти потребительскими, отчасти не евангельскими, потому что в Священном Писании Христос ясно говорит, и это, по-моему, слова, которые не перетолкуешь иначе: «Без Меня не можете делать ничего». Так вот, важный момент получается, что когда мы в праздник Сретения вступаем, мы видим, что христианство не является вот этой религией фитнесса, когда человек усиленно пыжится исправить свои страсти, что-нибудь с ними сделать своими силами, потом ничего не получается, и Бог как будто бы молчит, а в Сретении нет, здесь мы видим, что Сам Христос Младенцем приносится в церковь к Симеону Богоприимцу, и тот благодарит Бога, что Тот отпускает его сейчас.
А. Пичугин
— А вы напомните вкратце сюжет.
о. Максим
— Сюжет можно прочитать в Евангелии от Луки...
А. Пичугин
— ...которое мы уже сегодня обсуждали, потому что о Неделе о Закхее тоже читается в Евангелии от Луки.
о. Максим
— Да-да, мы его цитировали. Здесь мы вернемся в самое начало Евангелия от Луки о том, что Спасителя Младенца на сороковой день после рождения родители приносят в церковь для того, чтобы принести жертву Богу, там полагалось принести двух голубиных птенцов и принести еще ребеночка в сам иерусалимский храм, и вот там находился старец Симеон. Симеон по преданию являлся одним из 72 толковников, которые переводили в Александрии Священное Писание с еврейского на греческий язык, это так называемая «Септуагинта», нам ныне известная, греческий текст. Жили они все и проводили свою работу аж в 3-м веке до нашей эры, то есть это довольно много времени прошло, и сказано также в предании, что Симеон, когда читал, переводил книгу пророка Исайи, увидел там фразу: «Се дева во чреве приимет и родит Сына», подумал, что это ошибка и вместо «дева» должно стоять слово «жена», хотел исправить текст, но тут ему явился Ангел, остановил его и сказал, что не умрешь, пока не увидишь исполнения этого пророчества Исайи. И вот, как сказано, в день внушения Духа Святого он находился в церкви, когда Мария с Иосифом принесли Спасителя, он взял Его на руки и сказал, что: «Ныне отпускаешь раба твоего, Владыка, по слову Твоему, с миром, ибо видели мои очи спасение Твое, которое Ты уготовил перед лицом всех народов». И дальше там еще указано о том, как он обращается Его Матери и говорит, что «лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, и Тебе Самой оружие пройдет душу, да откроются помышления многих сердец». То есть здесь упоминается об этой встрече человека и Бога и от того, что именно здесь сам человек уходит, потому что он отпущен, его труд прошел не зря, его жизнь прошла не зря, и Господь, как обещал, так к нему и пришел.
А. Пичугин
— Интересно, что Евангелие, конечно же, ничего нам не говорит о дальнейшей судьбе Симеона, но очень пронзительно об этом пишет Иосиф Бродский в своем одноименном стихотворении «Сретение», самый конец этого длинного замечательного стихотворения, которое я всем советую прочитать, его можно найти в исполнении отца Александра Шмемана, но таким густым своим неповторимым голосом, с очень красивым акцентом читает, я, наверное, так хорошо не прочту, но тем не менее, вот Евангелие нам ничего не говорит о дальнейшей жизни Симеона, а Бродский пишет:
«Он шел умирать и не в уличный гул
Он, дверь отворивши руками, шагнул
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась».
о. Максим
— Браво, браво, Алексей.
А. Пичугин
— Это Иосиф Бродский и он, мне кажется, очень хорошо, он не числил себя христианином, насколько я понимаю, наверное, по крайней мере, зримо им не был, но у него удивительно пронзительные стихи на евангельскую тематику, тем не менее он очень хорошо все это сам мог прочувствовать. Ну, давайте вернемся к празднику Сретения...
о. Максим
— Я бы хотел завершить свою изначальную мысль, для меня кажется, что в Сретении, слово «сретение» переводится, как «встреча», у нас, понятно, сейчас постепенно русский язык удаляется от общеславянских каких-то корней, поэтому многим это может быть непонятно, сретение — это встреча, как она есть, встреча человека и Бога, Бог Сам приходит к человеку, как ему и обещал. Так вот я думаю, что для того, чтобы духовную жизнь как-то по-настоящему проводить, а не играться в нее, нам надо бы ожидать вот этой самой встречи с Богом, именно прося Его об этом, о том, чтобы Господь начал исправлять нашу жизнь, даже я думаю, что просить об этом Бога необходимо, то есть, с одной стороны, покажется наглостью, что, мол, сами мы ничего не можем, а еще Бога просим, чтобы Он за нас все исправлял, но я уверен, что поскольку мы не можем без Бога творить ничего, как сказал Спаситель, то именно вот эту молитву Он нам заповедал. И вот как раз здесь встреча происходит старца Симеона и Спасителя, Симеон ходит умирать, а мы после этого всего должны жить. Здесь, мне кажется, даже есть такое перекликание с книгой Иова, когда Иов, уже потерявший сыновей, дочерей, имущество, пораженный проказой, слышит своих этих друзей, которые пытаются его логически убедить в том, что он сам виноват в этих причинах своего вот этого максимального сокрушения, у Иова один только вопрос: я хочу увидеть Того, от Которого все это было, хочу увидеть Бога. И Господь в громе ему отвечает: «Кто ты? То есть был ли ты со Мной, когда творился мир? Знаешь ли ты тайны всего мира?» Здесь точно цитировать сейчас не смогу, но Иов Ему в ответ говорит: «Господи, я видел, тебя, я слышал Тебя, я рад, мне теперь больше ничего не нужно». Так и здесь, мне кажется, что Сретение и книга Иова в данном случае как-то перекликаются и это должно перекликаться с нашей духовной жизнью, если мы таковую проводим, конечно.
А. Пичугин
— Интересны историко-литургические аспекты этого праздника, коль скоро мы с вами часто, отец Максим, говорим о литургике в наших программах, ведь праздник Сретения, он долгое время не был самостоятельным, он вообще появляется относительно поздно, в 4-м веке только и первое время он же совсем не самостоятелен.
о. Максим
— Да, здесь можно сказать о том, что еще одно упоминание, мы сейчас много говорили о великой церкви Софии, мы говорили о студийском монастыре, мы говорили о разных других влияниях на наше богослужение, которое его завершило и здесь уместно было бы упомянуть Иерусалим...
А. Пичугин
— Кстати, да, я забыл про это сказать, что ведь сначала он достаточно локально географически отмечался.
о. Максим
— Да, в чем все дело: император Константин Великий строит в примерно так середине, ближе уже, такое время от начала до середины 4-го века строит собор Воскресения Христова на месте Голгофы и Гроба Господня, это новая церковь, она привлекает к себе огромное количество паломников, естественно, Иерусалим становится величайшей святыней, сколько там всего расцветает — это непостижимо уму, и здесь же появляется свое Святогробское братство, которое служит по-особому, то есть богослужения, которые совершались в Иерусалиме того времени, они были очень непохожи на обычные службы в христианской церкви вообще того времени, 4-го века, 4-й век — это время, когда у нас только-только Церковь выходит из подполья и становится терпимой, уже не гонимой, начинаются у нас христологические споры, начинается Первый Вселенский Собор, и в это время уже Церковь находится в состоянии, я мог бы сравнить ее с периодом 90-х годов нашего 20-го века, когда восстанавливается все, отстраивается, открывается, люди наполняют храмы и происходит потом, есть такие арианские споры и так далее. И при этом появляется новый храм с новым абсолютно чином, там все связано с тем, что постоянные переходы епископа, священника, диакона из одного места в другое, то есть место, где Гроб Господень находился...
А. Пичугин
— Он нам пасхальную литургию подарил, этот переход. Кстати, если у кого-то сейчас вопрос возник, пасхальной литургией была литургия Великой субботы, а потом патриарх в сопровождении небольшого количества епископов и клириков шел уже на сам Гроб Господень, где совершал дополнительную небольшую литургию, вот которая с течением времени стала уже привычной нам пасхальной
о. Максим
— Да. И очень замечательно, кстати, для наших слушателей отмечу этот известный памятник 4-го века" «Паломничество Эгерии» или «Этерии», по-разному было написано, в 19-м веке вообще считали, что это паломничество Сильвии Аквитанки, некоей благочестивой женщины, то есть если мы откроем какой-нибудь литургический источник конца 19-го — начала 20-го века, мы там увидим имя Сильвии и никакой Эгерии не будет, хотя уже все знают, в наше время это доказано, что никакой Сильвии не было, была Эгерия — это зажиточная женщина-галликанка, то ли она была латинянка по языку, то ли еще что-то, ну и труд — путешествие ее в Святую Землю, кажется, я не могу сказать по латыни, как он назывался, она описала достаточно досконально богослужения, которые совершались в храме Иерусалима Воскресения Христова и очень в пример нашим современным паломникам, которые в святые места отправляются она описала досконально, что она видела, как епископ куда ходил, с каким пением петухов кто приходил в церковь и так далее. И там она упоминает, что в сороковой день от Богоявления, то есть от Епифания праздник празднуется с большой честью, процессии бывают в Ана́стасис, в храм Гроба Господня все шествуют и все совершается как бы в Пасху с величайшим торжеством, много проповедей, толкований на это место Евангелия, потом совершают литургию и бывает затем отпуст. То есть Сретение у нас появляется в Иерусалиме.
А. Пичугин
— Она описывает Сретение, но при этом пока этот праздник незнаком другим церквям.
о. Максим
— Да, пока еще локальный такой, именно в Иерусалиме.
А. Пичугин
— Но завершает собой большой цикл сорокадневный после Богоявления и напомню, что Богоявление долгое время неразрывно отмечалось с Рождеством, а потом уже постепенно этот праздник начинает проникать в молодые церкви и молодой церковью тогда еще являлась, конечно же, церковь Константинопольская, вот прошел Халкидонский Собор, это уже 5-й век, уже, естественно, события все в Константинополе начинают разворачиваться, осуждается монофизитство и начинается тенденция к увеличению количества праздников, которые отмечают те или иные этапы земной жизни Христа.
о. Максим
— Да, и что интересно, ведь в Константинополе утверждается праздник Сретения вообще позже всего, в 6-м веке, уже после Римской Церкви. Надо сказать, что здесь еще время такое начинается, когда после Халкидонского Собора начинается огромный и тяжелый период борьбы с монофизитством, точнее даже борьбой это назвать было тяжело, монофизиты имели успех среди простого народа, они первые придумали параллельную иерархию вводить, то есть: вот патриарх такой-то, а вот патриарх монофизитский еще у нас есть, это, например Сиро-Яковитская Церковь нынешняя, там ее основатель Яков Барадей ездил в виде странника на верблюде и рукополагал епископов по всей Малой Азии, так что их внезапно обнаружилось очень много, и все они составили такую толпу, которая весьма конфликтовала тогда с государством, ну и с Церковью официальной Православной.
А. Пичугин
— Напомним, что священник Максим Бражников, пресс-секретарь Орской епархии сегодня наш собеседник в программе «Светлый вечер» на светлом радио. И что же получилось в итоге монофизитства: для того, чтобы как-то отделить два этих христианских течения, одно из которых было на Вселенском Соборе осуждено, как ересь, начинают вводиться некие различия, да?
о. Максим
— Да, здесь получается такой очень интересный момент: был такой довольно колоритный деятель-монофизист — это антиохийский патриарх Петр-сукновальщик, вообще надо сказать, когда читаешь историю об этом, то, в основном, монофизистких иерархов называли таким словами-кличками своего рода, например: Перт-сукновальщик, Тимофей-кот, это был, по-моему, Александрийский патриарх, Афанасий-погонщик верблюдов, Яков Барадей — это Яков-оборванец, там много их таких было, и сами они поначалу вели себя довольно вызывающе, то есть они низлагали патриархов православных, возводили себя на их места, пользуясь народной поддержкой, там было много очень некрасивых историй с тем, как, например, епископ Константинопольский Протерий был убит разъяренной толпой, которая была подговорена, прямо в Великий четверг во время Евхаристии убит в алтаре Софии и в отсутствие его рукоположили там Тимофея-кота. Вот Петр-сукновальщик, он четыре раза умудрялся низлагать антиохийского патриарха и занимать его место, и он же ввел несколько таких моментов, которые у нас на литургии считаются незыблемыми сейчас, например, пение «Символа Веры», вот мы сейчас всегда поем «Символ Веры» на литургии, а до Петра-сукновальшика этого не было, а монофизиты все держались за «Символ Веры», считали, что вводить новые догматы нельзя, соответственно, будем это торжественно постановлять и петь. Соответственно, против монофизитской реакции требовалось тоже что-то противопоставить, поэтому и праздники зарождавшиеся тогда двунадесятые и прочие надо было действительно вводить, а многие императоры ведь, помимо того, что они были хранителями, такими понтификами, как, собственно римским императорам полагается, они были еще и большими церковными песнописцами, они что-то писали, какие-то литургические экзерсисы остались у нас в литургии, например, вот «Единородный Сыне» — гимн, который поется сейчас у нас на каждой литургии, это Юстиниан написал, великий император, то есть очень интересно все это. И поэтому вводились новые праздники, постепенно круг двунадесятый утверждался, Церковь в это время была в тяжелом положении, поскольку там был у нас и определенный запрет на христологические споры «Энотикон» он назывался — это документ, по-моему, императора Зинона, который запрещал какие-либо споры о двух природах или одной природе, но тем не менее такая получилась история, что из-за ересей и тому подобного наше богослужение претерпело несколько изменений и сами монофизитские церкви утвердились постепенно, конечно, многие свои позиции смягчили, но сейчас мы знаем их, как древние ориентальные Церкви, Древневосточные, не Халкидонские Церкови — это у нас армяне, это сиро-яковиты, Маланкарская Церковь святого Фомы в Индии и некоторые другие, эфиопы, например, тоже.
А. Пичугин
— Что касается праздников — это же тоже очень интересная история, как они появлялись, возникали и исчезали, вот как было с нашим праздником Покров, например, который более нигде особо и не известен, кроме как в Русской Церкви, а нами очень любим и отмечается чуть ли не как национальный праздник, а на самом деле, ведь праздник скорее всего в Константинополе возник, а спустя некоторое время в Константинополе же был отменен по ряду политических ситуаций того времени, связанных с низложением императоров и патриархов был отменен, но уже успел попасть в другие церкви, в которых через какое-то время забылся, тоже по ряду причин, но вот таким образом перекочевал и обосновался в Церкви Русской, но это как одна из версий, также было со многими праздниками, и вот каким-то образом Сретение тоже, долгое время отмечавшееся исключительно в Иерусалиме, вдруг с какого-то момента проникает, ну, это логично достаточно, поскольку это тот праздник, который все-таки описывается в Евангелии, в Евангелии от Луки, он абсолютно каноничен по своему евангельскому происхождению, не является частью ни апокрифов, ни преданий, а Писания, но вот в Церкви он утверждается тоже не сразу, во всей Церкви.
о. Максим
— Я бы еще такое предположение сделал, как дилетант-литургист, если я так могу себя назвать, что скорее всего со Сретением, с его переходом в наш обиход связан еще момент, что, учитывая Константинополь этого времени, раздираемый монофизитской реакцией и другие кафедры, где монофизиты особенно усердствовали, то есть Александрия и Антиохия, то Иерусалим в данный момент является более спокойным местом, там появляется Лавра Саввы Освященного, которая является яркими халкидонитами, то есть борцами с монофизитством, и вот постепенно остальные кафедры слабеют в плане даже богослужебного устава, то есть пока этим даже некогда заниматься, тут у нас Иерусалим с его традициями постепенно начинает влиять даже и на всю Вселенскую Церковь, кроме Рима, я думаю, что это можно проследить параллель с тем, как, например, складывалась вечерня, вечернее богослужение того времени, именно савваиты внесли туда много гимнографии, много псалмопения и постепенно это начинает распространяться, как такой тип, образец и в Константинополе, и дальше в других местах, то есть это связано было, видимо, с монофизитской реакцией и с тем, что, в принципе, Иерусалим начинает становиться крайне влиятельным местом, сейчас это можно сравнить, предположим, если бы все смотрели на устав храма Христа Спасителя или какой-нибудь возьмем монастырь теоретически, возникший крайне быстро на каком-то святом месте в России, который набирает обороты, становится такой великой лаврой...
А. Пичугин
— Монастырь Ганина Яма, например, недавний монастырь в Свердловской области, и вот он набирает обороты, быстро становится очень известным и оттуда начинаются традиции определенные.
о. Максим
— Предположим. Кстати, достойно сожаления очень, что у нас ведь в России прошлого были свои локальные уставы, например, Соловецкий монастырь...
А. Пичугин
— ...связанный с особым положением этого монастыря на Севере.
о. Максим.
— Да-да. Далее можем упомянуть здесь устав Успенского собора Кремля, который был крайне похож на кафедральный устав Святой Софии...
А. Пичугин
— Да, с соборованиями...
о. Максим
— Да, и с его гимнографией, с его особенными распевами, которые, благодаря покойному отцу Матфею Мормылю как-то были найдены, сохранились до наших дней, гармонизированы. Это ведь отдельная страница, утерянная у нас, у нас сейчас каждый храм живет по такому, унифицированному уставу уже, собор, монастырь за некоторым исключением, но в целом чего-то такого, довольно интересного, у нас до сих пор нет и это, конечно, печалит.
А. Пичугин
— У нас время подходит к концу, но хотелось бы еще один такой малоизвестный момент озвучить: есть в Москве Сретенский монастырь, близкий отцу Максиму по годам учебы в нем, Сретенский монастырь, однако ж, не в честь праздника Сретения Господня поименован, а отец Максим сейчас подробнее расскажет, почему так произошло.
о. Максим
— Связан Сретенский монастырь с памятью встречи иконы Владимирской иконы Божией Матери на этом месте, где нынче находится улица Лубянка, встреча была после спасения от нашествия Тамерлана в 1395 году, и вот на месте встречи этой иконы потом был основан монастырь, как бы Сретение Владимирской иконы Божией Матери, и монастырь называется Сретенским, хотя у него тоже есть традиция на Сретение Господне совершать праздник особо торжественно, потому что многие люди не догадываются, что имеется ввиду Сретение Владимирской иконы Божией Матери, по старой памяти всегда приходят в Сретенский монастырь на праздник Сретения. Это такая интересная особенность, связанная с историей.
А. Пичугин
— Спасибо большое за этот разговор. Я напомню, что сегодня моим собеседником в программе «Светлый вечер» был священник Максим Бражников, пресс-секретарь Орской епархии, благочинный Гайского церковного округа и настоятель кафедрального собора святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Гае. Отец Максим, спасибо большое за очередную интересную беседу, прощаемся, дорогие слушатели, с вами, всего доброго, будьте здоровы.
о. Максим
— Спасибо, до свидания, с наступающим праздником.
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час