Два опытных историка-москвоведа — Сергей Шокарев и Дмитрий Ястржембский — написали книгу о примечательном доме «7а» на Никитском бульваре, — что стоит наискосок от кинотеатра «Художественный», через улицу Новый Арбат.
Книга называется «Дом Гоголя». В предисловии авторы объяснили название книги и вспомнили своего предшественника: ученого, поэта и художника Бориса Земенкова, автора книги 1954-го года — «Гоголь в Москве».
«...Немногие историко-архитектурные памятники могут похвастаться не просто связью с великими писателями, но такой ролью в их судьбе, таким участием в самых драматических моментах их жизни, что заслуженно получают у потомков имена этих классиков, будто бы они им принадлежали или были ими построены.
Борис Сергеевич Земенков, один из наиболее глубоких и последовательных историков литературных мемориальных домов, в числе своих наиболее важных принципов работы декларировал, что „за архитектурой, за пейзажем, за тонкой планировкой усадьбы или парка мы должны искать образ живого человека, творившего и мыслившего здесь“, что „памятник нужно изучать в связи с судьбой людей, живших в нем“. ...И что, наконец, „они — человек и дом — в памяти потомков и, значит, в трудах исследователей-историков должны стать навек неразделимы“...»
Книга историков Сергея Шокарева и Дмитрия Ястржембского (который и читал нам сейчас) дорога мне не только глубиной исторического исследования о Гоголе, но и твёрдым духовным вектором, без которого разговор об этом писателе невозможен. Добавлю, что авторы «Дома Гоголя» решительно присоединяют свои голоса к развенчанию застарелых наветов — на предсмертный круг общения Гоголя в его последнем пристанище: усадьбе государственного и церковного деятеля Александра Петровича Толстого.
Ведь именно здесь, страдающий многими терзаниями Николай Васильевич Гоголь нашел братскую любовь и заботу о себе... Читает историк-москвовед Сергей Шокарев:
«Гоголь поселился у Толстого в декабре 1848 года... „Александр Петрович живет так уединённо и таким монастырем, что и я, любящий тишину, переехал к нему“, — сообщает писатель в письме от 28 декабря, сразу после переезда на Никитский бульвар. Его адресат — священник Матфей Александрович Константиновский из уездного города Ржева Тверской губернии, с которым Гоголя познакомил Толстой. Имя этого человека, имевшего огромное влияние на Гоголя в последний год его жизни, еще не раз встретится в дальнейшем на страницах нашего повествования...»
Следующая моя закладка — это отрывок из единственного сохранившегося письма отца Матфея — рабу Божьему Николаю... Николаю Васильевичу Гоголю.
И снова читает Шокарев.
«...„Прошу вас, не унывайте — не отчаивайтесь, во всем благодушествуйте. Как можно, если не сердце, то, по крайней мере, ум ваш держите поближе к Иисусу Христу... Простите, возлюбленный о Господе! Боюсь что-то я за вас — не сборол бы вас общий враг наш. Но и чувствую вместе с тем какую-то надежду, и вы не посрамитесь пред Господом в день явления славы Его...“.
Это письмо, полученное Гоголем во время предсмертной болезни, по-видимому, сильно утешило его...»
…А книга историков Сергея Шокарева и Дмитрия Ястржембского «Дом Гоголя» раскрыла мне нынче, как говорил один писатель, «самую душу — души героя».
Пасхальное утро в натюрморте Станислава Жуковского
«Пасхальный натюрморт» — воспоминание художника о светлом Христовом Воскресении 1915 года, которое Жуковские встречали на даче под Тверью. На рассвете семья живописца вернулась домой после пасхального богослужения и спешит сесть за праздничный стол.
— О, Маргарита Константиновна, у вас новая картина на стене! Замечательная репродукция работы Станислава Жуковского «Пасхальный натюрморт»! Я видел это полотно в Третьяковской галерее и должен сказать, что здесь прекрасно переданы краски подлинника, оригинальное цветовое решение. Смотрите, в полумраке гостиной, обставленной мебелью красного дерева, сочным пятном — круглый стол, накрытый белоснежной скатертью и ярко сервированный.
— И тёмное пространство комнаты — словно рама, которая подчеркивает радостную светлую палитру праздничного стола. Здесь и нежная зелень и голубизна гиацинтов, и золото апельсинов, и разноцветье крашеных яиц.
— Меня только знаете, что удивляет, Маргарита Константиновна? Почему скатерть лежит так небрежно? Даже часть столешницы осталась открытой. Как будто готовили трапезу спешно, впопыхах.
— Нет, Андрей Борисович, готовили тщательно, а спешно накрывали на стол. Мы видим на картине раннее пасхальное утро. Полотно написано в 1915 году, Жуковские тогда встречали светлое Христово Воскресение на даче, в усадьбе Островки, в поселке Молдино под Тверью. Художник запечатлел воспоминание: семья только что пришла с пасхального богослужения. Всю ночь родные молились в маленькой деревянной церквушке Успения Пресвятой Богородицы. С рассветом усталые и счастливые они вернулись домой и спешат подкрепиться праздничными яствами
— Какое знакомое светлое чувство! Ты не спал всю ночь, и хотя усталость одолевает и ноги уже не держат, но в ушах все ещё звенит ликующее «Христос Воскресе!», и душа поет. В этот момент, действительно, не обращаешь внимания на такие мелочи, как сбившаяся на столе скатерть. А пасхальная еда кажется продолжением радости, её материальным воплощением.
— Потому блюда пасхального стола и готовятся заранее, с особым вниманием и настроем. И почти каждое из них связано с памятью о главном событии в истории человечества — победе Христа над смертью.
— Так, предание о Марии Магдалине объясняет традицию красить яйца на Пасху. Святая дошла с проповедью до Рима, где возвестила императору Тиберию: «Христос Воскресе!». А правитель ответил: «Этого не может быть, как вот это куриное яйцо, лежащее на столе, не может стать красным». И в этот миг случилось чудо — яйцо окрасилось в алый цвет.
— Другие блюда пасхального стола тоже имеют свою историю Кулич, например, называют домашним артосом. Это, как вы помните, такая большая просфора, которую освящают один раз в году, на Пасху.
— Конечно, помню. Интересно, что традиция освящения артоса тянется с евангельских времен. Апостолы, когда собирались на трапезу, место во главе стола оставляли Христу и полагали там хлеб. И артос символизирует незримое присутствие Спасителя в нашей жизни. А освящённый кулич — это, как вы верно заметили, подобие праздничной просфоры на домашнем столе.
— А вот на картине ещё одно праздничное блюдо — творожная пасха. Яство недаром носит название праздника — его вкус должен напоминать о радости Царствия Небесного, открытого для человека после Воскресения Христова.
— О Рае напоминает и обилие цветов на столе. Гиацинты, подснежники...
— Жуковские специально выращивали их к празднику. За подснежниками Станислав Юлианович ходил в лес, как только появлялись проталины. Прошлогодняя пожухлая трава обнажалась, художник выкапывал из мёрзлой земли корни цветов и сажал их дома в ящик с землёй, чтобы они расцвели к Пасхе.
— Есть всё-таки в таких предпасхальных заботах особый смысл. Человек хлопочет о земном, но сердце его устремлено к Богу.
— Станислав Жуковский в своём «Пасхальном натюрморте» смог отразить и гастрономические подробности праздничного стола, и ликование о Воскресении Христа. Разделить радость художника может всякий, побывав в Третьяковской галерее.
5 мая. О славном Христовом Воскресении
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О славном Христовом Воскресении, — священник Алексий Долгов.
5 мая. О радостной вести о Воскресении Христа
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О радостной вести о Воскресении Христа, — священник Алексий Дудин.