Мы беседовали с клириком московского храма Сорока Севастийских Мучеников в Спасской слободе, главным редактором молодежного портала Naslednick.online протоиереем Максимом Первозванским.
Разговор шел о ближайшем воскресенье, в которое празднуется память всех святых, в земле Российской просиявших, а также о памяти святых преподобного Кирилла Белозерского, праведного Алексия Московского, благоверной великой княгини Анны Кашинской и преподобной Александры Дивеевской — о том, какой поучительный пример они оставили для нас. Отец Максим объяснил, в чем смысл воскресного Евангельского чтения о призвании Иисусом Христом первых апостолов, и как оно раскрывает суть праздника этого дня.
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», в которой мы каждую неделю говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. С его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в воскресенье Всех святых, в земле Российской просиявших, и на наступающей седмице. Отец Максим, вот праздник Всех святых, в земле Российской просиявших. Мы неделю назад праздновали память всех святых вообще. Понятно, что святость не имеет территориальной привязки, поскольку речь идёт всё-таки о Царстве Небесном, и мы все взыскуем того небесного града — Небесного Иерусалима. Почему же мы отдельно выделяем именно русских святых, в чём тут особенность?
Прот. Максим Первозванский
— Здравствуйте. Здесь я хотел бы сразу начать с одного уточнения. Дело в том, что действительно этот праздник существовал несколько десятилетий именно с таким названием — Всех святых, в земле Российской просиявших. Но в последние годы, по понятным причинам, он изменил своё название, и теперь он называется: Всех святых Церкви Русской. Дело в том, что слово «российская» нас отсылает, конечно, к Российскому государству, что понятным образом заужает каноническую территорию Русской Православной Церкви. И в последние годы он и в календарях, и в официальных всех изданиях именуется именно как праздник Всех святых Церкви Русской, хотя в Минеях и в других богослужебных книгах, которые издавались ещё несколько десятилетий назад или хотя бы даже десятилетие назад, он продолжает вот так вот именно называться: в земле Российской просиявших. Связано это с тем, что... Тут вообще есть несколько таких сложных моментов, потому что, например, с Грузинской Православной Церковью — в определённый момент она по сути дела стала частью Русской Православной Церкви, поэтому грузинские святые могли даже входить в состав этих самых «Всех святых Церкви Русской». А вообще-то, это, конечно, связано с тем, что, как мы знаем, Вселенское Православие состоит из Поместных Церквей, одной из которых является Русская Православная Церковь. Её каноническая территория простирается и на другие государства. И тут речь идёт именно об этих святых: не о российских, с точки зрения государства, а русских, с точки зрения Церкви — не по национальности, не по государственному признаку, а по принадлежности к Русской Православной Церкви.
М. Борисова
— Святитель Иоанн Шанхайский (Максимович) писал об этом так: «Самым существенным свойством русских людей стала вера в Царство Божие, искание его, искание правды. Грешная Москва, столица грешной России, в своей исторической жизни падала до дна, но поднималась, потому что не умирало сознание правды». Вот в этом есть ключ к пониманию того, о чём мы пытаемся сегодня говорить?
Прот. Максим Первозванский
— Может быть. Это, конечно, очень правильные и красивые слова, другой вопрос, что я не стал бы это свойство как-то усваивать именно Русской Православной Церкви, именно русским святым, именно русским людям. Я сразу хочу оговориться, что под русскими людьми я имею в виду не национальность «русский», а «мама турок, папа грек, а я русский человек», то есть именно принадлежность к русскому Православию.
М. Борисова
— Да, конечно, насколько мы знаем, в Российской империи не было даже в паспортах такой графы, как «национальность», было «вероисповедание».
Прот. Максим Первозванский
— Да, тут есть определённая сложность, потому что, не знаю, к счастью или к сожалению, без этих эпитетов, но вот эта грань между народом или политической нацией, или национальностью у нас проведена не так часто. И попытка это всё как-то разграничить — давайте вспомним времена Ельцина с его обращением «дорогие россияне» — вот эта увязка государства, народа, нации, религии — это всё у нас не до конца и не чётко определено, к сожалению или к счастью (подчёркиваю, что я специально без эпитетов, хотя они пытаются сквозь меня как-то прорваться). Хотя на самом деле, конечно, это разные понятия. И здесь есть определённая опасность сползания в такой церковный национализм. Православию, к сожалению (вот здесь точно можно сказать, что к сожалению), свойственно, как опасность, как некое искушение, такая вот национализация. Это касается совершенно не только русских, мы прекрасно видим это и на примере греческого такого православного национального сознания, и на примере болгарского, и на примере грузинского, и естественно, на примере русского, когда именно свой народ пытаются увидеть и представить как уникальный, исключительный. Хотя, в общем, на самом деле это так, если не исключать всех остальных. Мы можем сказать: русский народ — народ-Богоносец. Безусловно, в этом не будет ничего неправильного. Другой вопрос, что я не стал бы при этом исключать, что есть и другие народы-Богоносцы. Безусловно, православные ромеи — это народ-Богоносец, и сербы, и болгары, и грузины — безусловно, мы здесь все, объединённые Вселенским Православием, можем так о себе сказать.
М. Борисова
— Обычно когда мы стараемся как-то больше для себя прояснить суть праздника, мы обращаемся к тем евангельским чтениям, которые ждут нас завтра за Литургией. И вот в отрывке из 4-й главы Евангелия от Матфея, который завтра будет читаться в храме, там, собственно, история призвания первых апостолов: сначала Петра с Андреем, потом Иакова Зеведеева и Иоанна. И там всё время идёт рефрен: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним». Вот нет ли ключа к пониманию святости вообще в этих словах? То есть когда у нас в реальной такой нашей повседневной, будничной жизни встаёт вопрос: поступить по евангельской норме или в соответствии с житейским здравым смыслом, — мы зачастую выбираем житейский здравый смысл.
Прот. Максим Первозванский
— Позвольте я сразу немножко придерусь к вашим словам. Вы прочитали слова Евангелия о следовании за Христом, а потом в комментарии сказали совсем другие слова. Вы сказали «евангельская норма или здравый смысл». Здесь принципиально важное отличие между нормами и следованием за Христом. Следование за Христом, как это ни удивительно, может нарушать все евангельские нормы. Я понимаю, как страшно это, может быть, звучит в некоторых конкретных случаях, но это действительно так. И признак святости — это не соблюдение евангельских норм. Евангельские нормы мы призваны соблюдать все, и это некий ориентир, в общем, который нам всем указан. А вот следование за Христом — это конкретный призыв. И мы знаем множество житий святых, некоторые из них даже в какие-то исторические периоды фактически исчезали из Четий-Миней, уходили куда-то на второй план, потому что было страшно в конкретный исторический период буквально читать эти жития. Поскольку у людей, читающих жития, есть естественное желание, что вот раз святой, значит, мы должны ему подражать, мы должны быть на него похожи, мы должны пытаться повторить его подвиг. А подвиг некоторых святых настолько нарушает все евангельские нормы, прости, Господи, что это часто является соблазном даже для христиан, не то что для нехристиан. И поэтому здесь принципиально важно, что святой — это тот человек, который действительно услышал призыв Самого Господа и за Ним последовал. И призыв этот, конечно, отличается. И у разных людей, возможно даже в каких-то нюансах или в каких-то акцентах (хотя я тут сейчас на очень зыбкую почву встаю), у разных народов какие-то есть свои особенности — у русской святости, безусловно, они есть. Но вот это действительно принципиально важно. Потому что как только мы сводим Евангелие к нормам, мы по сути дела создаём или воспроизводим новое фарисейство. Ведь кто такие фарисеи? Фарисеи — это те, кто хотели исполнить до конца и во всём ветхозаветные нормы. Услышав призыв к святости от Господа, услышав слова «проклят всяк, кто не исполняет всегда и всего, что написано в Книге Закона», фарисеи поставили перед собой целью этот закон исполнить. И в этом честь им и хвала. Но, сведя Бога к нормам, они наступили на вот эти самые грабли, что в Евангелии фарисеи Господом постоянно упоминаются в совершенно негативном смысле, с жуткими словам: «порождения ехиднины» и так далее. Поэтому нам важно чётко понимать, что призыв Господа может быть разный: к каждому человеку он обращён всегда индивидуально. Поэтому вот такое небольшое замечание хотел сделать.
М. Борисова
— Но сама история этого праздника довольно поучительная. Потому что если в середине XVI века, благодаря трудам святителя Макария, который 12 лет положил вместе с учениками своими на собирание и приведение в какое-то такое систематическое состояние житий как раз русских подвижников, и ему мы обязаны «Великими Четьи-Минеями», он, став уже Предстоятелем Русской Церкви, провёл несколько Соборов в Москве, в результате которых торжественно было прославлено 30 новых общецерковных и 9 местночтимых святых; и вот как раз был установлен день общей памяти новых чудотворцев русских. Но уже к концу XVI века праздник этот постепенно забывается. В итоге на протяжении всего Синодального периода этот праздник не праздновался и был восстановлен только на Поместном Соборе 1917-18 годов вместе с Патриаршеством. И потом опять по понятным причинам не праздновался вплоть до победы в Великой Отечественной войне. Вот такая очень историческая судьба церковного праздника нам о чём-то говорит?
Прот. Максим Первозванский
— Я думаю, что у каждого конкретного как возрождения или
возникновения, так и такого почти забвения есть своя конкретная причина.
Конечно, можно как-то и обобщать эти причины, но вы назвали митрополита
Макария. Безусловно, это удивительный период в истории русского Православия —
период становления, период после падения Константинополя, осознания себя
действительно Поместной Церковью, а не просто частью Вселенского Православия.
Здесь, как я уже сказал, очень важно удержать баланс: не скатиться в осознание
собственной национальной исключительности, а с другой стороны, не потерять...
осознание себя взрослым, что называется. Этот процесс похож на процесс
взросления ребёнка, превращение его сначала в подростка, а потом уже и во
взрослого человека. И вот именно это и происходило — для того, чтобы осознать,
что мы не просто некие епархии в составе Вселенского Православия, а мы
Поместная Церковь, Русская Православная Церковь. Вот, с одной стороны, и
собрание этих знаменитых «Великих Четьи-Миней», то есть собрание русской
святости, не как особого явления, а просто как... Ведь этот момент почитания
своих святых получил своё развитие в дальнейшем. Я сейчас немножко предваряю,
может быть, ваши следующие передачи, но вслед за праздником Всех святых Церкви
Русской много-много воскресных дней подряд будут праздноваться святые Рязанской
земли, Тамбовской, Сибирской, Минской, Пермской, какой угодно. То есть обратите
внимание, открыв календарь, что фактически всё лето — я не помню сейчас точно,
но, по-моему, до начала Успенского поста разные воскресные дни посвящены
празднованиям вот таких местных Соборов святых.
Есть такое понятие «Собор святых» — прославившихся по какому-то поводу. Это не
обязательно даже место, например Собор новомучеников и исповедников — это не по
поводу места, это по поводу определённых событий: гонений, например. Есть и
другие примеры, но наиболее распространённые Соборы — именно по месту.
Например, Собор Рязанских святых, когда стало понятно, что Рязанщина — это
особая земля, которая породила целый сонм святых и так далее. То же самое
происходило, соответственно, в XVI
веке, да ещё и раньше. Понятно, что этот процесс, условно говоря,
начался с митрополита Ионы, а может быть, и ещё раньше. Но своего такого
завершения он получил учреждением московского Патриаршества. Что касается
Синодального периода... мы понимаем, что государство в этот момент, вообще весь
Синодальный период, не особо подчёркивало какую-то особую роль Церкви как
особого организма. И Церковь воспринималась как ведомство православного
вероисповедания. Будучи по сути православной, государством она воспринималась
во вполне протестантском духе: как некая, с одной стороны, вера частных людей,
а с другой стороны, вера правителей. Вот когда это объединялось... понятно, что
у нас это не достигло такой степени, как это достигло в поствестфальской
Европе, когда действительно чья власть, того и вера. Но эти процессы у нас тоже
происходили, и с возрождением самосознания Церкви как особого организма, не
сводимого ни к народу, ни к государству, естественно возродился этот праздник.
М. Борисова
— Напоминаем нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот всё-таки национальные особенности, конечно, не определяют, но присутствуют. В это же воскресенье мы празднуем память одного из очень русских святых — память преподобного Кирилла Белоезерского. И в связи с этим как раз очень хочется вспомнить то, о чём писали в конце XIX-го, начале XX века люди, исследовавшие историю русского Православия, как о феномене Северной Фиваиды. Говорилось о том, что монашество, зародившееся в Египте в пустыне рядом с Фивами, дало целый сонм великолепных образцов мощи святых, духовного подвига. И на Севере в XIV-XVI веках произошло то же самое, с поправкой, как писал Иван Концевич: «Таким же образом отличается святость отцов египетской пустыни, стихийно-буйная и могучая, как лава, извергающаяся из вулкана. Эта святость, подобно яркости южной природы, отличается от нашей святости — тихой и величавой, кристально-светлой, как светел и ясен лучезарный и тихий вечер русской весны. Но как тут, так и там, тоже умное делание и тоже безмолвие». Вот говоря о преподобном Кирилле Белоезерском, — всё-таки любимый ученик Сергия Радонежского. Его монастырь, который в результате своих подвигов он основал, после того, как лавра пришла в несколько такое духовное не то чтобы запустение, но, скажем, в более остывшее состояние, как раз Кирилло-Белоезерский монастырь принял на себя вот это горение преподобного Сергия. То есть именно из этого монастыря стали выходить новые подвижники. В чём вот эта вот удивительная особенность Северной Фиваиды? Ведь даже на американца, баптиста по рождению и воспитанию, Серафима (Роуза) именно пример наших северных подвижников-монахов произвёл такое впечатление, что он принял Православие и сам постарался у себя в Америке воспроизвести опыт их жизни.
Прот. Максим Первозванский
— Действительно
Кирилл Белозерский был, пожалуй, величайшим из учеников преподобного Сергия. И
у любого человека, верующего во Христа, этот удивительный пример Северной
Фиваиды не обязательно приводит его к обращению к Православию, если он не
православный, но производит потрясающее впечатление, потому что это
действительно настоящий христианский дух. Знаете, когда в нашей Церкви
праздновали 1000-летие крещения Руси, — напомню, это 1988 год —
было издано довольно много таких юбилейных альбомов памятных, с фотографиями, с
описаниями. И вот один из этих альбомов был как раз посвящён лавре преподобного
Сергия Радонежского. Напомню вам, что это ещё советское время. И там трудами
митрополита Питирима, архимандрита Иннокентия (Просвирнина) была составлена
карта Северной Фиваиды. Если вам удастся посмотреть этот альбом, это сейчас,
конечно, достаточно раритетное издание, но он издавался большими тиражами, ещё
советскими, то есть его ещё можно найти. Хотя это церковное издание, но его
можно найти, поскольку оно издавалось по такому важному юбилейному поводу,
общегосударственному на самом деле. И я помню своё впечатление, когда мне попал
в руки этот альбом и я посмотрел эту карту — а это не цветная, а просто
карта-схема, чем-то на туристическую кроку похожая. Когда ты видишь эту просто
бесконечную россыпь точек с указаниями монастырей, скитов, ты понимаешь это
направление той самой монашеской колонизации Русского Севера. Ты осознаёшь, что
эти люди двигались не страхом, не корыстью, не стремлением к какой-либо
карьере.
То есть по сути дела как это происходило? Точно так же, как сам преподобный
Кирилл Белоезерский ушёл из уже обустроенной лавры, ушёл из обустроенной Москвы
в пустынное место, точно так же эти шаги повторялись снова и снова. Как только
монастырь обустраивался, как только вокруг него возникал какой-то крестьянский
или городской, полугородской посад, то есть люди, где-то появлялся князь,
боярин, то есть всё это обмирщалось, буквально следующее поколение монахов
вновь выходило из этого места, как уже не из пустыни, а из обжитого места, и
уходило всё дальше и дальше на север и на восток. И вот этот процесс, как
искание Бога в безмолвии, в тишине, конечно, потрясает. Я сейчас об этом
рассказываю и вспоминаю свои ощущения чуть ли не 35-летней давности, и они
вновь оживают в моём сердце. И это удивительная вещь, просто реально
удивительная. И это близко нам, потому что, конечно, мы читаем, знаем, чтим
древние патерики, отцов-пустынников, но это очень далеко — это всё-таки полторы
тысячи лет назад, это совершенно другая страна, другой климат, всё другое.
Я, например, помню, как я с удивлением узнал, что кто-то из древних отцов был эфиопом, другой был коптом, другой был ещё кем-то, хотя, читая их жития, первоначально я представлял их с нашей внешностью. Точно так же, как сейчас изображают, допустим, Матерь Божию или святых в Китае с китайским внешним видом, где-то в Африке — с африканским. А эти святые наши совсем, они близкие, нам их проще понять, поэтому проще оценить и восторгнуться их подвигом.
М. Борисова
— Читая житие преподобного Кирилла Белоезерского, я каждый раз спотыкаюсь на его молодых годах в Симоновом монастыре. Почему так часто бывает, что молодой человек, горящий желанием духовных подвигов, тянущийся к аскезе, с ходу, как только оказывается в монастыре, вынужден годами, а иногда десятилетиями выполнять послушания, диаметрально противоположные его внутренним стремлениям? Вот Кирилл хотел поститься и молиться, вместо этого попал практически в пекарню. И вынужден был там достаточно долго выполнять послушание, пока вроде бы его давнишнее желание было исполнено: поставили его на послушание переписывать книги. Он попереписывал книги и сбежал обратно в эту хлебню. Вот что происходит с человеком, когда он начинает свой путь? И мы, которым монашеские подвиги очень далеки, мы для себя что-то из этой школы почерпнуть можем?
Прот. Максим Первозванский
— Безусловно, можем. И второй очень важный момент — это,
конечно, не то, что должно быть воспроизведено нами в миру. И даже не в каждом
монастыре это возможно воспроизвести. Но общий принцип, конечно, мы должны
понимать, и он так или иначе воспроизводится и в нашей духовной жизни, может
быть, уже помимо нас самих. Знаете, есть такое замечательное монашеское
присловье: если ты видишь юношу, идущего пешком на небо, дёрни его за ногу. Мой
духовной наставник, наместник Новоспасского монастыря архиепископ Алексей
(Фролов), говаривал мне, тогда молодому человеку, который воспринимал это всё
так ершисто: «Я вообще не верю в благочестие людей младше сорока лет». Я не
понимал, что он имеет в виду: как это так, что же не бывает молодых
благочестивых людей? Конечно, бывает — вот они стоят, молятся, вот они пришли в
монастырь, принимают постриг. Как же так? А дело в том, что для того, чтобы
всё-таки стяжать что-то монаху в первую очередь необходимо смириться. И если
для мирского человека, для нас с вами, это настоящее смирение, простое,
настоящее смирение, достигается через обстоятельства внешней жизни: семья,
жена, муж, дети, работа, начальник, безденежье и ещё какие-то обстоятельства,
какие-то болезни родных, близких, суета — это всё приводит к тому, что мы не
можем думать о себе высоко (я имею в виду в среднем по больнице), мы понимаем
свою немощь, мы как-то оцениваем себя относительно трезво; то для монаха,
пришедшего в монастырь для того, чтобы послужить Богу, уславшего призыв Его
«будьте святы, потому что Я свят», оставившего всё, избежать гордыни, избежать
искушений, связанных с этой юношеской, часто очень неумеренной ревностью,
которая на самом деле непонятно, чем питается. Понятно, что там очень много
замечательного, светлого, доброго, иначе бы ничего не получилось. То есть не
дай Бог мне обесценить этот молодой порыв — это просто замечательно. К
сожалению, он есть далеко не у всех. Но поскольку это молодой человек, в нём
ещё не произошло вот это разделение внутреннее, очищение, когда он не умеет мух
от котлет отделять в своих собственных порывах, он не понимает, где он по Богу
ревнует, а где он просто тешит свою гордыню или тщеславие. Это так просто не
разделяется, на это требуются годы внешних обстоятельств и внутренней борьбы.
Поэтому если мы посмотрим на жития святых, именно монашествовавших, то мы
увидим, что по 20-30 лет... давайте посмотрим житие Серафима Саровского, чем он
занимался в молодости, куда ему пришлось... Вспомним заветы Оптиной пустыни,
когда людей, приходивших в монастырь, искавших духовной жизни, отправляли кизяк
собирать на 10-15 лет. Причём чем более высокодуховен был и тонко организован с
духовной точки зрения был человек, тем дольше он собирал кизяк. Я не монах
тоже, но просто при монастыре уже больше 20 лет так или иначе тружусь и вижу,
как это, по крайней мере в идеале, должно происходить. Приходит молодой человек
в монастырь — и он повар, он хорошо умеет готовить. Ему говорят: «Так, ты идёшь
на конюшню». Приходит конюх, у него прекрасно с лошадями получается, ему
говорят: «А ты идёшь в поварню, в трапезную, на кухню». То есть в монастыре
часто послушания даются даже не по устроению самого человека, а вопреки этому
устроению, чтобы он... как, знаете, есть ещё такая хорошая поговорка: чтобы он
носил круглое и катал квадратное.
Об этом чудесно написал митрополит Антоний Сурожский. У него не было монастыря
в его жизни, он говорит, что в его жизни была армия. И для него армия послужила
вот этим самым периодом монашеского искуса, когда они выполняли иногда
абсолютно не логичные, бессмысленные приказы командиров среднего и нижнего
звена, и самое главное, зная, что это неправильно, что этот приказ будет
отменён, что это всё ерунда и не имеет отношения к пользе дела. Но они это
выполняли, тем самым учились отсекать собственную волю, потому что главное для
монаха — это умение отсечения собственной воли, дабы услышать волю Божию. Если
в твоей душе говорит твой голос и твоя воля, ты не услышишь Бога. Бог будет
стучать, говорить, настаивать, а ты всё равно будешь слышать только себя.
Поэтому такой магистральный, что называется, монашеский путь — это путь
послушания и отсечения своей воли вопреки собственным желаниям и устроениям.
Так что здесь ничего удивительного нет.
М. Борисова
— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающей воскресенья и предстоящей седмицы. Вот удивительно сошлось в нашем церковном календаре: в один день и праздник всем русским святым, и праздник преподобному Кириллу Белоезерскому, и совершенно другой пример святости — память праведного Алексея Московского, Алексея Мечёва. С таким понятием как старец у нас обычно ассоциируется представление такое о монахе-подвижнике, о котором после многих лет аскетических подвигов узнаёт много народа, к нему тянутся паломники, люди идут к нему за советом, за молитвами. Но есть в Русской Церкви примеры совершенно обратные. Таким был отец Иоанн Кронштадтский и, может быть, ещё больше как раз отец Алексий Мечёв. Это приходские священники, не монахи. Но если у отца Иоанна Кронштадтского не было детей и он мог всего себя посвятить служению проповеди, то отец Алексий был самым типичным батюшкой приходским,всю жизнь прослужил в храме святого Николая в Клённиках на Маросейке. И в общем-то, если так разобраться, ничего героического вроде бы в его жизни не было. Когда я читала его жизнеописание, очень интересная параллель как-то сама у меня возникла. Отец Алексий ввёл у себя в церкви ежедневное богослужение и восемь лет служил в почти пустом храме. А мне довелось в советские времена в 80-е годы попасть в одну деревенскую церковь в Ивановской области, куда прислали молодого священника вот буквально незадолго до того, как мы туда приехали. И он рассказывал, как он приехал туда в начале Великого поста,была зима. Староста открыла ему нетопленный храм, в котором кроме него и старосты не было никого. И он говорит: «Я отслужил Литургию, вышел в пустой, холодный храм, сел на солею и заплакал». Вот я думаю, что ощущения отца Алексия могли быть где-то похожие в начале его служения. Но в результате мы получили удивительный пример святости в приходской церкви. Как его оценить?
Прот. Максим Первозванский
— Мы в первой части передачи говорили о призыве, который
обращён Господом к каждому человеку. Естественно, он обращён и к каждому
священнику. Поэтому когда мы читаем жития святых, мы, конечно, с одной стороны,
воспринимаем их как некий пример для подражания или руководство к действию, к
повторению, к воспроизведению. С другой стороны, нам должно быть ясно, что это
не то, что можно взять и воспроизвести. Тайна Божьего призыва и ответа человека
на этот призыв — это всегда тайна. Мы никогда, даже если бы смогли самого этого
человека подробно расспросить, всё равно до конца не узнаем, потому что и сам
человек до конца не знает, как эта тайна совершается. И я, например, знаю много
совершенно достойных священников, которые говорят: «А что я буду служить в
пустом храме? Я могу и дома помолиться». И кто из них прав, а кто не прав? Должен
ли священник служить ежедневно восемь лет в пустом храме, как это делал отец
Алексей Мечёв? Я не знаю. Ему Господь, видимо, это сказал, открыл, ему это было
очевидно — что он должен именно по этому пути идти, что Господь дал ему
определённый путь, дал силы, дал дары на этом пути, и он по этому пути пошёл.
Вот когда человек действительно слышит Божий призыв, когда Бог начинает
действовать через человека... а пути есть очень разные.
Мы в предыдущей части нашей программы говорили, например, о монашеском пути:
как через послушание услышать этот Божий призыв и стать буквально прозрачным
для Божьей благодати, чтобы ты был тем витражом, через который Божий свет
изливается на этот мир и переливается всеми возможными цветами и красками. То
же самое происходит и не в монашеском пути. И есть самые разные пути, и кто-то
вообще через тяжкие грехопадения, кто-то через такую многолетнюю уединённую по
сути дела молитву. Любой священник вам скажет, что когда ты служишь
Божественную литургию, ты после неё выходишь другим человеком. Иногда, к
сожалению, это очень ненадолго, это может быть на полчаса — до тех пор, пока ты
из храма не вышел и не побежал куда-нибудь, но это реальное действие Божьей
благодати, которое Господь и на любого молящегося в храме, тем более на
священника, совершающего Божественную литургию, производит. Если он служил эти
годы, искренне молясь, наверняка там было искушений много. Я не знаю, плакал он
или не плакал, когда людей в храме у него не было. Я знаю одного священника,
который сейчас... Большинство священников, я в том числе, очень расстроились в
связи с тем, что церкви были закрыты на карантин. Понятно, что все вообще
расстроились. Но мне сложно было служить в пустом храме, то есть когда ты,
певчие и максимум один алтарник, и нет прихожан. И поэтому мне так важна была
камера, которая стояла в храме и через которую мы вели трансляцию.
А я знаю священника, мы с ним как-то поговорили, уже после открытия храмов, он говорит: «Ты знаешь, а я оказался просто как в скиту. Я наконец отвлёкся от того, что люди сзади, от того, что такое у нас большое богослужение. Вот я, вот Бог. Я за всех молюсь. По сути оказался, как в скиту на Афоне», — даже такой пример привёл. Поэтому я не знаю, как отец Алексей Мечёв воспринимал это своё уединённое состояние в храме — отчаяние ли его посещало или, наоборот, он ощущал себя, несмотря на то, что он семейный человек с детьми, но ощущал себя монахом где-нибудь в Северной Фиваиде. Этого нам, конечно, не дано знать, это нам не открыто. Но то, что он шёл тем путём, который дал ему Бог, несомненно. И свидетельством тому является как раз то, что благодать Божия впоследствии изливалась через него преизобильно, как церковные люди говорят, когда он действительно мог стать тем источником благодати и милости Божией, к которой люди притекали, несмотря на все искушения внешней жизни и тогдашние гонения на Церковь.
М. Борисова
— Удивительно ведь ещё и другое. Очень часто в последнее время обсуждается, в особенности в церковных СМИ, тема молитвы в большом городе: возможно, невозможно, как возможно, в каком виде возможно. Но ведь собственно пример отца Алексия как раз и говорит о том, что возможно всё, потому что, насколько я понимаю, по отзывам Оптинских старцев он на каком-то этапе стяжал постоянную молитву.
Прот. Максим Первозванский
— Именно ему принадлежат слова: «Мы должны научиться молиться даже на балу». Это действительно так — то, о чём вы говорите.
М. Борисова
— То есть если идти каким-то этим путём, то всё возможно.
Прот. Максим Первозванский
— Другой вопрос, что, конечно, наша молитва, особенно для новоначального, а вообще-то для любого человека на самом деле, очень сильно зависит от обстоятельств, в которых он находится, в том числе даже от положения тела. Вот если я сейчас сяду в кресло, положу ноги на стол и попытаюсь молиться, то мне это будет, лично мне по крайней мере, гораздо сложнее, чем если я надену подрясник, зажгу лампаду, положу богослужебную книгу на аналой, желательно на церковнославянском языке, а не в русской транслитерации, разожгу кадило и так далее. То есть понятно, что внешние обстоятельства: будет меня при этом кто-то отвлекать или не будет, будет ли у меня звонить телефон или я действительно окажусь в уединении — вот для обычного человека, для меня например, это очень важно. Мне сложно молиться в ситуации, когда у меня много разных отвлекающих внешних обстоятельств и всевозможных помыслов. Меня на молитву подвигает либо действительно такая правильно обустроенная вокруг меня обстановка внешняя и внутренняя, либо какие-то серьёзные события в моей жизни, когда, знаете, говорят, что кто не тонул в море, тот и не молился. Когда что-то серьёзное в твоей жизни происходит, то ты по необходимости молишься, потому что понимаешь своё бессилие и невозможность самому что-то в этой ситуации поправить или изменить. Но, как завещал нам отец Алексей Мечёв, учиться мы должны молиться в любых обстоятельствах, в том числе сидя в кресле, положив ногу на ногу, на стол. Другой вопрос, что не стоит нам так сидеть.
М. Борисова
— Вот удивительно: мы иногда говорим о каких-то династиях актёров, учёных, а тут пример удивительной династии святых. Ведь с древних времён это редко встречается. Это вот в первые века встречались такие династии, когда и родители, и дети в результате оказывались святыми. А в нашей новейшей истории это бывает очень редко, а прославлены в лике святых и отец — Алексей Мечёв, и сын — Сергий Мечёв, в один год — в 2000 году на юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви. Вот как объяснить этот феномен? Это ведь тоже достаточно большая редкость.
Прот. Максим Первозванский
— Вообще, интересно, что отец Сергий Мечёв был совсем не похож на своего отца. И это отмечали и прихожане Маросейки, что это всё-таки был совсем другой человек. А по поводу преемства святости: вообще, пусть и непрославленных, но эти священнические династии воспроизводились снова и снова, я уверен, что среди них было множество святых. Дело в том, что большинство святых в нашей Церкви не прославлено — надо это понимать. Несмотря на то, что чтение только имён всех святых, в Церкви Русской просиявших, занимает часа три, поэтому далеко не в каждой церкви оно совершается, а по чину на Всенощном бдении на литии полагается помянуть, где, помните, молитва «спаси, Боже, люди Твоя», и дальше, соответственно перед освящением хлебов, вина и елея, поминаются святые дня. И вот как раз наши Минеи содержат поминовения всех русских святых. А это поминовение иногда занимает больше трёх часов — просто вот священник стоит и перечисляет: «Молитвами...» — того, того, того... Всё равно, несмотря на этот гигантский сонм святых, непрославленных святых гораздо больше. И надо понимать, что вообще так уж сложилось (я не хочу сейчас это подробно комментировать), но большинство святых, которых прославила Православная Церковь, это либо монахи, то есть преподобные, либо это какие-то князья, либо это святители, то есть епископы, тоже монахи, либо это мученики. Вот отец Сергий был прославлен как мученик. И святых, которые просто жили семейной жизнью, священники или просто святые, не обязательно священники, которые прославляются в лике праведников — вот как праведные Богоотцы Иоаким и Анна, — вот таких какое-то страшное меньшинство. Но я убеждён, что на самом деле по факту их, конечно, не меньшинство. Мы восторгаемся подвигом преподобных отцов, монашествующих, поскольку их подвиг явен, они явно отрекаются от мира, они явно готовы следовать за Христом, они действительно воссияют на церковном небосклоне. Но я уверен, что множество непрославленных здесь земной Церковью святых, они в том числе принадлежат и священническим династиям, которые, безусловно, имелись в прошлом и продолжают существовать сейчас.
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Помимо таких отцов, предстоящая неделя даёт нам возможность поговорить и о женской святости в Русской Церкви. 25 июня мы будем праздновать обретение мощей Анны Кашинской, а 26 июня — преподобной Александры Дивеевской. Два совершенно разных женских типа. Святая благоверная княгиня Анна перенесла в жизни столько испытаний, сколько вообще трудно даже через запятую перечислить. В год её свадьбы с князем Михаилом Тверским умер её отец, через два года дотла сгорел княжеский терем со всем имуществом, потом заболел муж, в младенчестве умерла дочь. В 1318 году муж уехал в Орду, и там его замучили. Там же, в Орде, погибли оба её сына и внук. То есть от одного перечисления волосы уже на голове начинают тихо шевелиться. После гибели мужа княгиня приняла постриг с именем Ефросинии, а потом, постригшись в Кашинском Успенском монастыре, постриглась в схиму с именем Анна, и уже после жизни в монастыре мирно отошла ко Господу. Что удивительно в этой святой? Конечно, её жизненный путь. Но удивительна и сама история её прославления. Её прославили в 1650 году, когда было установлено её церковное почитание. Какое-то время её память праздновали, но очень недолго, потому что когда начался раскол старообрядчества, так случилось, что особенно ревностные сторонники старого обряда восприняли её как некое своё знамя. И случился беспрецедентный случай в истории Русской Церкви: Патриарх Иоаким в 1677 году аннулировал канонизацию. То есть тоже невероятная вещь: как это — святого объявили несвятым? И только в 1908 году было восстановлено общецерковное почитание. Вот что за странная судьба этой святой?
Прот. Максим Первозванский
— Удивительно, я не знал, что мы именно так будем сейчас об этом говорить. Помните, в самом начале нашей передачи я говорил о том, что святость — это следование Божьему призыву? Поэтому сложно в житиях некоторых святых увидеть те самые, например, евангельские нормы. Это не касается, конечно, преподобной Анны Кашинской, но в тот же период, например, такая очень почитаемая на Руси в дораскольнические времена мученица Домнина также была изъята по сути дела из синодиков, Четий-Миней и просто из Миней потому, что она покончила жизнь самоубийством — она не была деканонизирована. И именно её житие старообрядцы, которые, как мы знаем, часто в гарях заканчивали свою жизнь, считая, что лучше им сжечь себя, чем стать никонианами — вот они именно её пример приводили себе как бы в такое оправдание и назидание, и подражали ей. И тоже мы говорили, что далеко не все святые оказываются прославленными земной Церковью. Я не могу ничего сказать конкретно про деканонизацию преподобной Анны Кашинской, но понимая, что так или иначе в первую очередь жития святых и их почитание, кроме непосредственно мистического обращения к ним, носили, особенно в прошлом, характер такого педагогического, назидательного научения тому, как надо жить, как правильно проживать, как правильно проходить свой земной путь. Поэтому так или иначе в разные периоды истории те или иные святые оказывались более или менее известными: о них начинали больше говорить, о них начинали проповедовать, их жития распространять, или, наоборот, они отходили в тень, или даже, как в этом случае, совсем снимались с повестки дня. И я сейчас не хочу высказывать какую-то оценку, но просто это нужно иметь в виду, что это действительно так. У вас стоят на полке книги, которые вы собирали, например, для себя. И вы считаете, что каждая из этих книг для вас весьма важна и назидательна. Потом ваш ребёнок подрастает и говорит: «Папа (или мама), а вот эта книжка, а вот эта книжка?» И я, например, помню, как некоторые книжки из библиотеки моих родителей куда-то исчезли. Точно так же, как и я сейчас какие-то книжки убрал повыше, потому что понимаю, что сейчас неполезно для моих детей, если та или иная книга, или фильм, или ещё что-то попадёт им в руки. То есть мы, будучи родителями, педагогами, определённым образом формируем, что называется, учебную программу. Насколько это корректно по отношению к святым? Это точно не моего ума дело, пусть это решает Синодальная богослужебная комиссия по канонизации святых. И Патриарх принимает это решение — нам остаётся только смириться с этим решением.
М. Борисова
— 26 июня — память преподобной Александры Дивеевской. Это совсем другой пример жизненного подвига. Основательница Дивеевской монашеской общины, схимонахиня Александра — в миру Агафья Мельгунова. Она, сама будучи дворянкой, очень рано вышла замуж за одного из соседей-помещиков. Всё замечательно, прекрасно, всё, как положено в XVIII веке. Но когда муж умер, и она осталась владелицей обширных поместий и семисот душ крестьян с маленькой дочерью на руках, вот посередине этого куртуазного XVIII века эта вполне благополучная женщина решает посвятить себя Богу. В общем, она ровесница Екатерины II, можно такую кальку провести — ей тогда ещё 30 лет не было. И она принимает постриг во Флоровском монастыре в Киеве, потом отпускает крестьян на волю, продаёт всё своё имение, все деньги тратит на строительство церквей. И под конец, основавшись в деревне Осиновка, неподалёку от Саровской пустыни и села Дивеево, с несколькими послушницами образует первую общину, которая впоследствии стала Казанской, и духовное окормление которой принял на себя тогда ещё очень молодой Серафим Саровский. Мы же очень часто обсуждаем пример богатых и знаменитых в Церкви. И пример такого пути сегодня для нас актуален?
Прот. Максим Первозванский
— Вы знаете, когда в жизни человека совершается какое-то
серьёзное событие, изменяющее все его планы на жизнь, какой-то перелом — в
данном случае смерть мужа и полная смена ожиданий от жизни. Мало кому удаётся
жить так, как он планировал до этого. К сожалению, некоторые люди встают на
путь какой-нибудь кровавой барыни Салтычихи — по отношению к своим крестьянам.
Мы тоже знаем этот пример, хоть и чуть позже, но из той же самой помещичьей
действительности. И знаем вот этот пример удивительный. Поэтому тут ведь как?
Мы привыкли осуждать богатых людей, апеллируя словами Евангелия «трудно богатому
войти в Царствие Небесное». Да, трудно действительно, но не невозможно. Более
того, очень часто человек для того, чтобы отдать всё и последовать за Христом,
должен иметь, что ему отдать. И здесь мы видим этот замечательный пример того,
как... безусловно, у неё были разные варианты поведения. Потеряв мужа, она не
потеряла возможность жизни: она могла выйти замуж ещё раз, она могла не
выходить замуж, ей было на что жить, ей было зачем жить. Но она избрала другой
путь, потому что Господь постучался в её сердце. Это, как мы уже тоже сегодня
говорили, у нас получается, что в каждой части мы по сути дела снова и снова
возвращаемся к Евангелию этого воскресного дня — к призыву Божию, обращённого к
каждому из нас.
Главное, услышать этот призыв, то есть если Господь зовёт тебя оставить всё и
следовать за Ним — вот тебя лично, а не просто в Евангелии ты прочитал эти
слова. Как Антоний Великий воспринял эти слова: мы знаем из жития преподобного
Антония Великого, первого монаха, что он, стоя в воскресенье на Божественной
литургии, услышал слова, обращённые Господом прямо к нему: «Оставь всё и следуй
за Мной». И он это сделал прямо тут же, далеко никуда не уходя: прямо выйдя из
храма, ушёл в пустыню. Мы все слышим эти слова, но обращены ли они лично вот ко
мне, или к вам, или к этому человеку, стоящему рядом с нами в храме? Мы не
знаем — это действительно тайна. Вот основательница Саровской пустыни
восприняла эти слова, как обращённые лично к ней. У неё, видимо, не было
вариантов. У неё был вариант не послушаться Бога, но это вообще самое страшное.
Поэтому самая страшная ошибка, которую мы можем в жизни совершить, — это не
послушаться Бога, когда мы понимаем, что это Господь нам говорит сделать то-то
и то-то. А мы делаем вид, что этого не слышим, мы всегда найдём для себя
оправдание: вдруг мне показалось, и вообще всё это ерунда, давайте я подумаю до
завтра. Если мы на этот путь встаём — это, пожалуй, самая страшная и
непоправимая ошибка, которую мы в своей жизни можем вообще совершить. Но к
счастью, есть люди, которую эту ошибку не совершают, не совершают и следуют за
Христом. И вот тогда мы видим этих удивительных святых и подвижников.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.
Прот. Максим Первозванский
— Храни вас Господь!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер