Поделиться
В нашей студии был настоятель храма Ризоположения в Леонове, преподаватель кафедры библеистики Московской Духовной Академии протоиерей Андрей Рахновский.
Мы говорили о важности и христианском осмыслении произносимых нами слов и пожеланий, в частности пожеланий удачи, счастливого стечения обстоятельств, здоровья. Отец Андрей пояснил смысл заповеди «не поминай имя Господа всуе». Также разговор шел о том, может ли сказанное слово повлиять на нашу жизнь и каким образом.
Ведущий: Александр Ананьев.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- Добрый вечер, дорогие друзья!
Меня зовут Александр Ананьев, и, в очередной раз, правда, после довольно продолжительного перерыва, связанного с эпохой самоизоляции, я выступаю в эфире светлого радио в роли неофита. И вопросов за то время, пока программа выходила в повторах, у меня накопилось немало.
В частности, я сегодня очень хочу поговорить о словах. Как важны слова, сказанные со смыслом, или – сказанные впроброс, что называется, всуе.
Об этом я хочу поговорить с человеком, который очень хорошо разбирается в словах и смыслах – с преподавателем, богословом, настоятелем храма Ризоположения в Леонове, протоиереем Андреем Рахновским.
Христос Воскресе, дорогой отец Андрей!
О.Андрей:
- Воистину Воскресе, Александр! Здравствуйте!
А.Ананьев:
- Как Ваши дела? Как дела в самом уютном храме Москвы, в этом ботаническом саду?
О.Андрей:
- Он стоит пустой, но с прихожанами мы активно общаемся онлайн – по телефону и так далее. В общем, приход живёт!
А.Ананьев:
- Правильно ли я понимаю Вас, что вот эта вот самоизоляция, вот эта эпидемия, пандемия – и для Вас открыла какие-то новые каналы общения, и в этом тоже есть… ну… какой-то Промысел Божий? Хотя, конечно, странно так говорить, в контексте того, что болеют и умирают от этой болезни очень хорошие люди, и это, каждый раз, переживаешь, как личную трагедию. Но, ведь, и какой-то смысл, наверное, во всём этом есть?
О.Андрей:
- Смысл, конечно, есть… но я какие вижу… есть ли, опять-таки, вот, с определённой оговоркой, как Вы сказали, положительные стороны? То есть, из людей, которые… ну, вот… просто приходят на службы… пусть не обижаются и поймут правильно… как бы… выкристаллизовывается община. То есть, люди, которые, действительно, имеют связь с Церковью, хотят эту связь сохранять, они сейчас и проявились. То есть, люди, в какой-то момент, осознали себя так, что – мне важно быть со всем остальным приходом, с Церковью вот в этот период. И люди ищут способы, и, соответственно, радуются возможности пообщаться, увидеть Богослужение онлайн, поговорить.
Мы сейчас проводим… такие… утром и вечером вместе читаем утренние и вечерние молитвы по Инстаграму (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) – соборные молитвы, читаем Евангелие, разбираем, беседуем – помимо Богослужения. Так, что – вот, так вот…
И я вижу очень большую пользу от этого. Именно личное общение появилось со многими – в том объёме, в той… как бы… плотности, которой не было раньше.
А.Ананьев:
- Как заметил один дорогой мне священник, глядя на количество участников трансляции службы: «У меня в храме никогда не было 2000 человек!» – глядя на то, что у него сейчас 2000 человек смотрит его трансляцию.
О.Андрей:
- Ну, у нас – более скромные цифры, но тут цифры не так важны, а… то, что это происходит.
А.Ананьев:
- Важно ощущение сопричастности – то, что мы вместе, и, по-прежнему, делаем общее дело, несмотря на закрытые изнутри квартиры.
Отец Андрей, вопрос, что называется, в лоб. Мне это всегда было непонятно – давно хотел спросить. Что значит «не поминай Имя Господа нашего всуе»?
О.Андрей:
- А-а! Ну, давайте, так… если выражаться более точно, то перевод там следующий: «Не употребляй Имени Господа в ложных клятвах». То есть, не просто всуе, а именно всуе – в ложных клятвах.
То есть, было принято в древности скреплять договоры, какие-то контракты – ссылкой на божество. И, соответственно… это было нормально. Но почему-то Яхве запрещает Своё Имя употреблять при сделках и договорах. Вот – изначальный смысл.
То есть, мы иногда думаем, что это… не знаю, там… споткнулся, упал и сказал: «Ой, Господи!» – да? Конечно, как некое логическое продолжение этой заповеди – да, всякое пустое упоминание Имени Божия – оно неуместно. Но, всё-таки, если мы говорим про заповедь и про изначальный смысл, то речь идёт о употреблении Имени Божия при клятвах, особенно ложных.
А.Ананьев:
- Всё равно, не понятно… У нас с Аллой Митрофановой, моей женой и коллегой, недавно появился щенок. Когда я смотрю на эту умильную плюшевую рыжую морду, мне хочется сказать: «Боже, какой он красивый!» Вот это будет, простите меня, святотатством, нарушением вот этой заповеди, или же, в приливе чувств, искренне восхищаясь тем, какой же красивый у меня щенок, я могу себе позволить сказать такое?
О.Андрей:
- Знаете, тут интересно… Во-первых, ну, конечно, святотатство – это воровство святых вещей, или воровство в храме. Вот, вы ограбили храм – это святотатство.
А тут, скорее всего, имеется в виду… Вы думаете… хотели сказать – кощунство, да?
А.Ананьев:
- Вот, прям точно сказали! Действительно, кощунство я имел в виду, отец Андрей.
О.Андрей:
- Да. Тут – интересно.
Конечно, как я, вот, вижу, в человеческой культуре есть такая традиция, когда слово «Бог» употребляется в качестве некоего междометия, некоего усиления, и обозначает силу некоего чувства, да? То есть, оно не имеет религиозного содержания, когда мы говорим: «О, Боже! … Боже, какая милашечка, какой щеночек!» – да? Здесь, в общем-то, это слово теряет своё религиозное значение.
Это интересный момент. Потому, что можно сказать… перевести первые слова Книги Бытия как «Дух Божий», а можно… скажем так… немножечко применив определённый подход, перевести как «сильный ветер». И, в общем-то, с точки зрения просто слов – будет правильно и то, и то. Хотя, мы понимаем, что речь там отнюдь не о сильном ветре, а о Духе Божием. Но, тем не менее, в человеческой культуре это употребляется – Имя Божие, как усиление такое.
Но, всё-таки, если мы говорим о верующем человеке, а верующий человек – ему свойственно стремиться к некоей целостности, то есть, восприятию своей жизни через призму веры – поэтому, конечно, для нас Имя Божие – оно свято. Это надо понять. И учение о святости Имени Божиего – оно есть в Ветхом Завете, оно есть в Новом Завете, особенно, в Книге деяний святых апостолов. Оно очень интересно получило развитие в жизни Церкви. И поэтому Иоанн Кронштадтский, в своё время, сказал, что когда мы призываем Божию Матерь – имя Её призываем – то Она с нами, когда мы святого призываем – он с нами, когда мы Бога призываем по Имени – Он с нами. Потому, что имя святого – это сам святой, имя Божией Матери – это Сама Божия Матерь, а Имя Божие – есть Бог.
Поэтому, здесь есть какая-то опасность, знаете, прикоснуться невзначай к великой святыне, не оценив…
Вот, представьте себе, что вы пришли в музей. Я помню, когда я оказался в Лувре, я мечтал: «Вот, надо же… как же… нельзя же не посмотреть на Венеру Милосскую…» – и я хотел посмотреть, и было бы обидно, если бы я просто пробежал мимо, не оценив это произведение искусства великое.
То же самое может быть с Именем Божиим. Мы его настолько истрепали в общении, что нам не понятен, вообще, спасительный его смысл – что Имя Божие, и его призывание, может человека спасти. В буквальном смысле этого слова.
А.Ананьев:
- Прежде, чем я задам очень важный, и, наверное, самый ключевой вопрос за сегодняшний разговор, я хочу вспомнить свой год жизни в Соединённых Штатах Америки.
Я жил в доме у потрясающей, очень доброй и великодушной женщины, которую зовут Мэрилин, женщины религиозной. И она, каждый раз… вот… спотыкаясь на лестнице, или, видя щенка, говорила: «Гаш!»… не «гад», а «гаш». И я её спрашивал: «Мерилин, а почему Вы говорите «гаш»? Ведь, правильно – «гад»?» – на что она отвечала: «Ну, нельзя говорить «гад» налево и направо!» А «гаш» – изменив вот это вот самое слово – вроде как, можно.
По той же логике, насколько я могу судить, люди, в письменной речи, некоторые… вот… я, правда, не понимаю, зачем они это делают… в написании слова «Бог» почему-то меняют буку «о» на «*». Вроде, как, тоже – из уважения, из понимания важности самого слова «Бог», а тут… вроде, как… аккуратно обходят это, и… тоже… вроде, как… отдают дань уважения.
О.Андрей:
- Ну… Вы знаете… да, это известные моменты, в общем-то.
Вы знаете, что, допустим, в иудейской культуре нельзя было произносить Имя Яхве, например – опять-таки, из благоговения. Произносилось Имя Господь – Адонаи – которое… ну… имеет более такое… скажем так… спокойное употребление. Потому, что господином можно назвать и человека, в конце концов. Поэтому, здесь, в общем-то… Имя Божие Элоа или Элогим заменялось словом Адонаи – потому, что… ну… потому, что… опять-таки… Адонаи – это многозначное слово, и так можно было назвать и человека. Или – обратившись… как бы… к группе людей, например. А вот – нечто подобное и здесь происходит. Это… такие… скажем так… это – выверты человеческой психики, способ, через какие-то формальные вещи, уйти от чувства вины за что-то такое… как кажется… неправильное.
Вот, поэтому, всё-таки, если оставаться духовно трезвым, то я не могу с этим согласиться. В этом, опять-таки, мне кажется, отсутствует какая-то целостность, да? И, отчасти, это напоминает какие-то эвфемизмы, когда человек, например, вместо какого-то… скажем так… матерного слова, употребляет его… такой… приличный эквивалент.
А.Ананьев:
- Чувствую, что наступаю на очень тонкий лёд. А разве не правильно то, что мы, стараясь как-то включить вот эту осознанность, избавляем свою речь от плохих слов, и от плохих каких-то… материй, и призываем к себе что-то очень важное, что-то очень хорошее, главное и тёплое?
О.Андрей:
- Я не буду… как бы, это… судить людей. Мне кажется, что… с одной стороны, на смысл речи это не влияет. То есть, скорее всего, эти слова мы используем для эмоциональной окраски, или для того, чтобы выразить своё эмоциональное отношение к чему-либо. Но я честно скажу: вот, лично мне бы… вот, я бы хотел научиться так говорить, чтобы выражать свои эмоции, своё отношение к происходящему, даже без каких-то эвфемизмов.
А.Ананьев:
- Отец Андрей, вот, сейчас Вы меня удивили! По-моему, человека, который более внимательно относится к своей речи… и осознанно выбирает каждое слово, трудно вспомнить. Разве у Вас тоже есть такая вот… проблема со словами и языком?
О.Андрей:
- Ну… мы с Вами-то разговариваем… скажем так… хотя у нас и доброе общение, но – в официальном формате. Но, к великому сожалению… скажем так… бывает разный регистр общения, и какие-то… такие… нехорошие…
Хотя, я прекрасно помню, что… поисповедуюсь перед нашими слушателями… что ненормативную лексику я употреблял в своей жизни ровно один месяц. Это были каникулы между 1 и 2 классами, когда я попал в пионерский лагерь впервые. И там я этому научился. И – месяц, увы, – я произносил эти слова. Потом, когда вернулся домой, я уже больше эти слова не произносил никогда.
А.Ананьев:
- Другими словами, мы, как христиане, должны быть всегда в некотором осознанном напряжении, должны быть всегда очень чутко настроены к тому, что мы говорим, что мы произносим… я Вас правильно понял? Но, ведь, если так, то… это же невозможно! Ведь, даже сам пост существует для того, чтобы наша жизнь была чередованием духовной тренировки и духовного расслабления. Как же можно постоянно, 24/7, находиться вот в этом «включённом» состоянии? Или это – можно?
О.Андрей:
- Нет… это – вопрос привычки, понимаете? Какие-то слова мне просто неприятно произносить, мне… мне не хочется. То есть, у меня нету… не то, что – я с собой борюсь, чтобы, не дай Бог, что-то такое не произнести. Это не значит, что… знаете… вот, Ваша речь, Александр, должна быть всегда такая, знаете… «токмо, аще убо абие еси…», понимаете… вот, в таком каком-то стиле! Это, конечно, неестественно… как бы… ненормально. Но, как мне кажется, грязи какой-то нужно избегать. А как же? В этом, в том числе, тоже… такой… духовный труд заключается.
То есть, понятно, что речь должна быть естественной, да? Некая… такая… искусственность присутствует во всяких наших, там… «Спаси, Господи», да, и так далее, и прочем… скажем так… «жаргоне» церковном. Да ещё, более того, неграмотном, с точки зрения церковно-славянского языка. Потому, что «Господи» – это звательный падеж.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- Протоиерей Андрей Рахновский, настоятель храма Ризоположения в Леонове, отвечает сегодня в эфире светлого радио на вопросы неофита Александра Ананьева, и вопросов у него…
Вы сейчас сказали, отец Андрей: «… если не вкладывать в слова религиозного смысла». А может быть – у меня предположение – вне нашей воли, или вне обстоятельств, вне ситуации, изначально вкладываться религиозный смысл? Ведь, в конечном-то итоге, в начале было именно – Слово. Именно со Слова всё начинается. И каждое слово, которое мы произносим – оно имеет религиозный смысл – так это, или нет?
О.Андрей:
- Ну… в таком случае, оно имеет, конечно, религиозный смысл – в том смысле, что всё, сотворённое Богом, имеет религиозный смысл. Потому, что, в своей основе, имеет Божественный Логос, да? То есть, некое Творческое действие и Слово Божие, благодаря которому, вообще, всё существует. И, я бы сказал, в этом смысле, даже и дьявол имеет религиозный смысл – потому, что он тоже сотворён Богом. И… это, действительно, так.
Но тут… Вы знаете… я не знаю, выйдем ли мы на эту дорожку или нет… я сразу бы хотел сказать, что мы отнюдь не клоним в сторону того, что… знаете, вот… любят в таких, полуоккультных кругах… ну, и в быту, в частности, такую мудрость изрекать: «Вы знаете, наши слова материальны». То есть, имеется в виду, что… они, конечно, материальны, это – открыть Америку, потому, что это – колебания волн… либо письмо – да, всё это имеет материальную структуру, всё это понятно, масло масляное это слово «материальны»… а имеется в виду, что сказанное слово может иметь некое, неизвестное нам, но прямое действие. Там… не знаю… ругай каждый день цветочек, который у тебя растёт – и он завянет, или – что-то в этом духе. Но это уже – то, что относится к области оккультизма. И мы отнюдь… когда мы говорим о важности слов, мы не клоним в эту сторону. Потому, что единственное слово, которое, всё-таки, имеет в себе силу, и силу благодати, это – Имя Божие.
Но… мы понимаем, всё-таки, условность этого. Потому, что, как говорит преподобный Исаак Сирин, было время, когда у Бога не было Имени, и будет время, когда у Него не будет Имени.
Потому, что, всё-таки, любое имя – и даже Имя Божие – это… такой… тварный элемент. И мы понимаем, что речь, как проявление ума – это дар Божий, который нам дан, вне всякого сомнения. Но мы должны понимать, что Бог, конечно, выше всяких слов. И, хотя Имени Божию сопутствует благодать, и, произнося Имя Божие, мы приобщаемся к благодати Божией – именно это имел в виду отец Иоанн Кронштадтский – всё-таки, мы не должны каким-то магическим образом абсолютизировать Имя Божие.
А.Ананьев:
- То есть, Вы не из тех, отец Андрей, кто считает, что, если налить в две банки воду, и одной банке говорить «я тебя ненавижу», а другой банке «я тебя люблю», молекулярная структура у воды в банках будет разная? У той, которой говоришь «я тебя люблю» будет красивая, а у той, которой говоришь «я тебя ненавижу» – будет ужасная.
О.Андрей:
- Да, я к таким людям не отношусь. Я считаю, что здесь заканчивается и наука, и вера. И мистика, в том числе.
А.Ананьев:
- Ещё один вопрос из этой же области.
Я лично знаю людей, и очень люблю этих людей, которые считают, что, например, фраза «ну, ничего себе!» обрекает тебя на то, что тебе в этой жизни – ничего не достанется. Этой фразы надо избегать, и говорить: «Какая прелесть! Как всё хорошо!»
О.Андрей:
- Ну, это – определённого рода магизм. Опять-таки, это – вера в магию слов.
Да, мы понимаем, что, действительно, слово может убить человека, сделать ему очень плохо. Но не потому, что оно имеет какую-то магическую силу, а потому, что какое-то… скажем так… уязвимое состояние человека – его души, его ума – может натолкнуться на мою негативную эмоцию, которая проявляется через слово, и человек, не почувствовав от меня… как бы… сочувствия, а, наоборот, какую-то грубость, жёсткость, издёвку, может упасть духом. Вот, в этом смысле – да, слово может убить, иметь последствия. Но, конечно же, не как… некое, вот… физическое явление колебания волн, само по себе. Вот.
А.Ананьев:
- Относительно недавно, вскоре после Крещения, я понял, что, за свою жизнь, я очень много чего сказал неправильного – как в серьёзном, высоком смысле, так и в мелочах. В мелочах – в первую очередь.
Ну, в частности, выходя на сцену, и, слушая от коллег пожелание: «Ну, не пуха тебе, ни пера!» – я привычно отвечал… простите меня за то, что я скажу так в эфире светлого радио: «К чёрту!» – и шёл работать на сцену, не придавая этому особого значения.
Конечно, сейчас я говорю: «С Богом!» – и очень многие люди, которые хотят пожелать мне чего-нибудь хорошего, они говорят: «Ну, с Богом!» – и всё. И – слава Богу, всё хорошо.
Но, сплошь и рядом, ведь, такие фразочки – бывают.
И, собственно, к чему я затеял наш разговор. Буквально вчера, один дорогой мне человек сказал: «Ну, ты… там… не болей… удачи тебе!» – и я что-то крепко задумался. Так, а, вот, удача – это что такое? Это – как?
Я, конечно, сказал: «Спасибо! И ты не болей! Пусть всё будет хорошо у тебя». Но, вот, это пожелание, сродни, получается тому – «Ни пуха, ни пера… К чёрту»? Хотя, ведь, человек-то имеет в виду исключительно хорошее – он меня любит, и хочет, чтобы у меня всё было хорошо.
Сегодня я хочу поговорить с Вами об удаче. И всё, что у нас было… вот… до этого – это была… такая… прелюдия о важности произносимых нами слов.
Удача – что это такое, с точки зрения Православия? С точки зрения православного священника.
О.Андрей:
- Ну… Вы знаете, я тут… конечно, я не берусь говорить, с точки зрения всего Православия, и вряд ли мы найдём в… как бы… чтобы Православие всерьёз рассматривало это слово. Но. Тем не менее.
Всё-таки, когда Вам Ваш друг желает удачи, он просто желает: «Дорогой Александр, пусть у тебя всё будет хорошо!» То есть, он не вкладывает в это… скажем так… какую-то глубокую религиозную философию.
Но, всё-таки, для полноты информации, давайте, скажем, что, всё-таки, формально, пожелание удачи – имеет религиозные корни. Была даже такая греческая богиня, звали её Тюхе. Даже было такое пожелание греческое «доброй Тюхе» – «20:44», по-гречески. Это, прямо, вот, калька английского «good luck», это прямо, один в один, похоже на эту греческую фразу.
То есть, имеется в виду, что некие высшие силы должны тебе эту удачу даровать. Потому, что, конечно, в языческом космосе… там… у тех же греков, человек, всё-таки… его положение было очень пессимистическим. То есть, он, всё-таки, был жертвой, очень часто, каких-то божественных процессов, божественных интриг. Вспомним ту же Троянскую войну – самый, такой… яркий пример. И, поэтому, конечно, всё зависело от воли богов, от этой некоей удачи, которая одним посылает какие-то необъяснимые скорби, разочарования и потери, а другому, пусть даже и незаслуженно, дарует какое-то счастье.
То есть, это, вне всякого сомнения, обращение… вот, та же самая Фортуна… да… у римлян. То есть, это, вот… скажем так… проявление языческого мировоззрения.
Но, тем не менее, что интересно: что в христианстве учение о таких вот случайностях – оно очень интересно себя проявило.
У Фомы Аквинского есть одно из доказательств Бытия Божия, которое звучит… пусть меня простят образованные люди и философы, если я немножко это вульгарно передам.
Смысл очень простой. Что в нашей жизни случаются случайные вещи – то есть, случайности, которые не имеют какой-либо реальной причины в нашей жизни. То есть, мы причинную связь не можем установить. Вот, вдруг – раз, и произошло это в жизни человека. Но… а, поскольку ничего не может быть без причины, следовательно, у тех случайных вещей есть некая невидимая причина – она и есть Бог. То есть… ну… это, как бы, одно из доказательств Бытия Божия.
А.Ананьев:
- Да. Ну, а если вспомнить выражения… там… «удача ему улыбнулась», или «удача от него отвернулась», «у него была хорошая» удача, или «плохая удача» – так и получается!
О.Андрей:
- Да! То есть, здесь, вот именно – представление о некоей благой судьбе, роке, фатуме, то самое «ананке», которое было написано на одной из колонн собора Парижской Богоматери в известном романе Виктора Гюго.
Но, всё-таки, христиане, и христианское богословие, христианская вера изначально выступала против веры в удачу и судьбу. У святых отцов есть прямо вот сочинения, которые так и озаглавлены: «Против судьбы».
Вот, ближайший к нам святой Максим Грек, который у нас жил на Руси. Почему – против учения о судьбе? То есть, именно против того, что есть некий сценарий нашей жизни, который предначертан, или преднаписан, некими высшими силами. Вот, это заблуждение. И поразительно, что его исповедуют многие христиане. Типа, вот, «как Бог написал, так оно и будет». Но – это уже ближе к мусульманству, на самом деле, где есть, всё-таки, учение о тотальной воле Аллаха на всё абсолютно.
Всё-таки, христианство исходит из учения о свободе. Поэтому, нет никакого преднаписанного сценария с удачами и неудачами жизненными. Все события, которые происходят – есть следствия нашей свободы ( как в плохом, так и в хорошем смысле ), так и свободы других людей. И, в общем-то, нашей уязвимости перед этим миром. Но – никакой предопределённости! Это очень важно. А, знаете, это уже важное такое догматическое положение. Хотя, вот, многие даже и христиане, ничтоже сумняшеся, в это верят.
А.Ананьев:
- Удачи – нет? И нет – неудачи? Есть просто – Божий Промысел?
О.Андрей:
- Вот это тоже… как бы… не так просто. Потому, что надо понимать, что если говорить об удаче, как о чём-то хорошем в жизни – то есть, это всегда плод труда самого человека. Либо – его бездействия. Либо – доброй воли других людей, в отношении нас. То есть, это всегда – очень конкретно, и очень лично, и всегда связано с волей конкретного человека.
Но… вот, то, что Вы сейчас спросили. В общем-то, это… ну… извините, это – азы христианской веры, что в мире действуют – три воли. Свободных воли. Это воля Божия, воля человеческая и воля диавола, воля падших духов. Поэтому, не всё в мире происходит по воле Божией. И, почему-то, Господь – Он как-то подвигается ( извините за такое выражение ), и попускает, рядом с собой, существовать ещё вот этим волям. Почему? – у меня нет ответа на этот вопрос.
Ну, наша воля – ещё понятно. Без свободной воли не достигнешь святости. А – почему попускает, так или иначе, действовать злу? Вот – вопрос.
А.Ананьев:
- Мы продолжим с вами разговор ровно через минуту.
Сейчас – немножко полезной информации на светлом радио, и – мы вернёмся в нашу импровизированную студию радио «Вера».
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается.
Здесь – протоиерей Андрей Рахновский, настоятель храма Ризоположения в Леонове, я – Александр Ананьев. Мы продолжаем говорить о том, как сказанное слово, в которое и не вкладывается, может быть, отрицательный смысл, может повлиять на нашу жизнь, и – как оно может повлиять, и – что представляет собой само слово «удача» в Православии, ну, и, в частности, можно ли желать удачи себе и другим.
Как священник, как пастырь, как человек, который много общается с прихожанами, Вы же, наверное, сталкивались с тем, что везению, невезению, удаче, неудаче – люди, по-прежнему, придают какое-то огромное значение, не задумываясь о том, что вот этого всего не просто нет, а это ещё и язычество какое-то, и нарушение каких-то правил и канонов – это встречается, ведь, часто?
О.Андрей:
- Да, очень часто. При том, что это очень интересно соединяется именно с христианским учением – с искажённым, конечно, учением – о воле Божией… ну… и так далее.
Вот, Вам вопрос такой: сколько раз Гитлер летал на самолётах – ну, почему у него ни разу аварии не случилось? Казалось бы, да? А, вот, другой, хороший человек, взял и погиб в какой-нибудь катастрофе, например. Что это – удача? Нет… не в этом дело.
Да, вне всякого сомнения, Господь, Своей волей, может вмешаться в естественный ход событий – может. Может это делать очень мягко – например, как в жизни апостола Павла. Сказал ему Христос, явившись во сне: «Ты будешь в Риме проповедовать», – а сколько прошло, со времени этого обещания? Два года. Представляете? Сидел Павел в тюрьме. Ну, хорошо – Бог тебе пообещал. Ну, день прошёл, два, неделя, месяц, два, полгода, квартал ещё прошёл – а ничего не меняется! Вот, знаете, под конец двух лет уже можно было и разувериться, и сказать: «Что ж это такое-то? Что ж… Господь пообещал, а…» – ну, как бы, вот, многие из нас, например, поступили, да?
Другой пример, очень интересный. Апостол Павел – это мы знаем из Послания к Коринфянам – не знал, что с его другом Титом происходит. То есть, Тит пропал куда-то, и Павел пошёл его искать. Сначала в Троаду пошёл, потом в Европу переправился, Македонию – ну, не знал он, где тот находится.
Вот, спрашивается – где удача сопутствовала Павлу? Почему Божий Промысел заставил его столько бесполезных действий совершить – прежде, чем найти своего друга? Тем более, он же откровения Божии должен был получать… ну, как… по расписанию, наверное… в обед… как у нас многие старцы в легендах разных получают откровения каждый день от Господа. Это очень интересный момент соотношения… это – с одной стороны. А с другой стороны мы видим прямое вмешательство Божие, когда, действительно, Господь просто останавливает какие-то исторические события, как, вот, в наших, например, сказаниях о различных… там… завоевателях, которые приходили на Русь – вот, с тем же ханом Тохтамышем, например, и так далее.
Вот… то есть, по-разному это бывает. Именно поэтому это и Божие чудо очень часто, что оно не каждый раз себя проявляет.
Вот, сейчас у нас идёт эта эпидемия. Вот, почему… вот, Господь нас оставил, ведь, один на один с этими обстоятельствами жизни, с этой уязвимостью. И Причастие, которое мы во исцеление души и тела принимаем, водичка святая, чудотворные иконы, и святые источники – не помогают нам. Все поехали бы – да окунулись в святой источник – все несколько тысяч человек, кто больные! Но, ведь, не действует, очевидно, да? И, вот, Господь попустил нам сейчас это всё пережить, почувствовать уязвимость свою. А когда-то – Он явно нам помогает, и мы это знаем – и исцеляет даже.
Вот, почему так происходит? Дело не в удаче и неудаче, а в том, что Господь действует свободно, мы действуем свободно, и всё это, очень сложным образом, сочетается.
А.Ананьев:
- Вот, чувствую я, отец Андрей, что, если разобраться в этом вопросе, особенно на этапе вот этого неофитства, очень многое встанет на свои места.
Ведь, если ты едешь по дороге, и попадаешь в какую-то случайную неприятную аварию, или с тобой происходит что-то – получается, что во всём этом есть смысл? Это не игра в бисер, где – вот так вот выпали кости, и вот так вот – получилось всё, случайным образом…
О.Андрей:
- Да. И здесь… мы должны понимать, что мы живём в некоей естественной среде. Эта среда – не только среда природы, но это – социальная среда, это среда… как бы… жизни людей, эмоциональная среда… вот… и вот этих свободных воль, которые действуют, желают, хотят, добиваются, стремятся – их очень много.
И вот – два замечательных человека, с богоданной свободой, ехали на разных автомобилях, понимаете? И у каждого из них было свободное желание куда-то доехать. Каждый из них, в какой-то момент… там… или кто-то… вдруг решил, что… ну… можно правилами где-то пренебречь, они, в данный момент, не для него придуманы… ну, я… так… к примеру, понимаете?
А.Ананьев:
- Везучие живут с деньгами, невезучие – без денег, а негодяи – для денег. А часто везение, в нашем понимании, связывается именно с деньгами. И, если получилось так, что ты – без денег… ну… это просто не повезло. А если есть деньги, тебе выпали деньги, это – повезло.
Помните старую шутку о человеке, который всю жизнь мечтал выиграть миллион, а ему сказали: «Ну, как… ты, вот, мечтал всю жизнь выиграть миллион, но ты даже лотерейный билет не купил…»?
Испытывать вот таким образом везение… ну, в частности, я сейчас говорю об азартных играх, которые и построены, по сути, на везении, каким-то образом, насколько это пло… я просто понимаю, что это плохо, я не совсем уж тут лукавлю. Дать шанс… вот, я стоял на кассе не так давно, смотрел на лотерейный билет… не купил лотерейный билет, конечно же, но я смотрю на него и думаю: «Вот, интересно… вот этот лотерейный билет, который сейчас лежит на кассе, он же здесь лежит потому, что… Богу так угодно – вот, он лежит здесь. И, раз он попал в моё поле зрения, может быть, это мне знак, чтобы я его купил, и чтобы у меня были деньги, и я этими деньгами мог бы, наверное, помочь кому-нибудь?»
Причём, лотерейный билет – Вы понимаете – я же притянул за уши этот пример. Но надеяться на удачу, вот, в этом смысле, полагая, что если ты не купишь лотерейный билет, то ты и не получишь миллион – к чему это может привести, и почему это плохо?
О.Андрей:
- Ну… конечно, в каждом человеке живёт эта мечта – вдруг, вопреки каким-то обстоятельствам жизни, ниоткуда заработать себе материальное благополучие. Это абсолютно понятно, и это желание человека эксплуатируется теми, кто эти билеты… в общем-то… изготавливает.
Но, давайте, поговорим рационально. Вот, есть партия лотерейных билетов, и какой-то процент этих билетов – они выигрышные. И вот – часть партии привезли в тот магазин и положили на той кассе, где Вы проходите. И тут уже – чистой воды математика, и – к какой бумажке у Вас потянется рука. Вот и всё. То есть, это… нельзя, ни в коем случае, сюда приплетать Промысел Божий. Это даже нельзя назвать случайностью. То есть, это – следствие неких, абсолютно механических, действий, спровоцированных интеллектуальными усилиями… там… Вашими, и создателей этих билетов.
И вот – у Вас рука туда или туда потянулась. Кто это может предугадать? Понятно, что никакой мистики здесь нету. Это – всё равно, что… на какое место Земли упадёт следующий метеорит? Ведь, это невозможно предугадать. Но не потому, что… воля Божия на это есть или нет, а просто потому, что… вот… Земля, в этот момент, будет вращаться вот так, и он на какой-то скорости будет подлетать, и, действительно, вот в это место – упадёт.
Ну, вот так вот. Здесь мистики абсолютно нет – никакой.
А.Ананьев:
- Мы с Аллой Митрофановой ведём, как Вы знаете, любимую нашу программу «И будут двое…» на телеканале «Спас», и, не так давно, общались с семьёй молодого священника, у которого сгорел прекрасный, очень красивый деревянный храм.
И, вот, жена священника сказала тогда удивительную вещь: «Я благодарила Бога за то, что получилось так, как получилось». Мы были в абсолютном недоумении, и спросили: «Но… как же так? Почему Вам это так согрело душу?» Она говорит: «Я убедилась в том, что Господь нас не оставил – слишком всё было хорошо! У нас был дом, у нас – дети, у нас – всё хорошо, и нет никаких испытаний. А когда всё хорошо, – сказала она, – нету… вот… какого-то духовного напряжения. А здесь – вот, такое испытание, и я – счастлива. И, вот, мы сейчас молимся, чтобы восстановить этот храм…»
И вот эта её мысль, несколько парадоксальная, на первый взгляд, показалась мне очень важной, в контексте нашего разговора.
Может быть, когда с нами происходит то, что мы трактуем как неудачу – ну, сгоревший деревянный храм… ну… на это же нет Божией воли, не может быть… это, действительно, какая-то… какое-то такое стечение обстоятельств…
Вот, видите, я опять сейчас тщательно обхожу, отец Андрей, слово «неудача». Вот, «не повезло», да? Может быть, вот, то, что нам кажется – нам «везёт», у нас всё хорошо… может быть, это – плохо? А, вот, как раз, то, что нам кажется неудачей, испытанием – может быть, это хорошо, с точки зрения Православия? Для нас, как христиан?
О.Андрей:
- Ой… Очень хорошо, когда мы делаем какие-то успокаивающие для себя выводы из тех или иных обстоятельств. Лишь бы это не превращалось в такую философию… знаете, вот… плохо вдруг – ну, значит, хорошо, значит, воля Божия, иначе не спасёшься, пусть и ещё будет хуже – тогда точно спасёшься!
То есть, это всё очень точечно и индивидуально.
Понимаете, мы можем… то есть, человек может увидеть для себя Промысел Божий в конкретной ситуации, но, как только мы начинаем этот пример прилагать абсолютно ко всему, мы впадаем в ошибку. Потому, что мы не знаем, как в конкретном случае – что? Случайность, попущение Божие… там… или, вообще, какие-то другие причины, да?
Потому, что у святых отцов, например, мы находим другие совсем рассуждения. Например, вот, приведу… святитель Григорий Нисский. У него есть сочинение против путешествия в Святую Землю, в Иерусалим. И он говорит, что… в общем-то… почему все путешествуют в Иерусалим? Что это неразумно, неправильно, что многие попадаются разбойникам, их грабят, девицы теряют свою чистоту – потому, что над ними могут надругаться те же разбойники, или какие-то путники, и так далее. То есть, он пишет против паломничеств, по сути дела.
Он мог бы сказать: «Ну, вот, вы, конечно, отправляйтесь в Иерусалим, положитесь на волю Божию, читайте акафист всю дорогу – и с вами ничего не случится». Но почему-то святой отец так не говорит.
То же самое – у него есть ещё одно сочинение интересное – о девстве. И он говорит о важности этого подвига, и – интересное у него рассуждение. В семейной жизни, он пишет, очень много проблем, очень много скорбей, и, чтобы себя от них оградить ( хотя, он сам был женат, между прочим ), лучше себя не связывать вот этими узами, и так далее, чтобы потом не впадать в отчаяние из-за смерти близких, из-за болезней, или из-за их… там… каких-то нравственных падений.
Но мог бы тоже сказать: «Ну, давайте, на Бога понадеемся, на Промысел Божий – и всё Господь устроит».
Но, всё-таки, у святых отцов была… такая… трезвость, и они понимали, что, конечно же, Промысел Божий действует, но и человек – активен. Вот, это очень важный момент! Человек – активен. И не всё, вот так вот… знаете… покрывается, смазывается вот такой вот… как бы… благодатью, как неким таким раствором, исцеляющим абсолютно всё.
Ну, вот… давайте, вспомним, опять-таки, ещё раз апостола Павла, который, во время бури, от Ангела Божия получил откровение, что всё закончится хорошо – что и он спасётся, и все, кто плывёт на корабле.
Ну, казалось бы, можно расслабиться, лечь на палубу, и… там… жевать хлеб какой-нибудь. А он увидел, что хотят моряки убежать с корабля в запасной лодке, и сказал центуриону Юлию, что если они сейчас убегут с корабля, то мы не спасёмся – потому, что без профессионалов корабль… ну, как он, да? Это – просто кусок дерева, который болтается в волнах. Но это уже было – после откровения Ангела.
И, что же получается – Павел не верил Ангелу? Он бы сказал: «Ну, и пускай все бегут! Ангел же пообещал, что все спасутся». А он – следит, смотрит, предпринимает активные действия. Вот, почему так?
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- Протоиерей Андрей Рахновский, настоятель храма Ризоположения в Леонове, я – Александр Ананьев.
Продолжаю задавать вопросы неофита отцу Андрею.
И, вот, я слушаю Вас сейчас, отец Андрей, и понимаю, что очень многие, привычные моему уму, понятия оказываются под вопросом.
К примеру, я, ещё относительно недавно, спокойно отнёсся бы к тому предположению, что жизнь – это, действительно, чередование чёрных полос и белых полос, как на спине зебры, и к этому надо относиться с принятием, благодарностью, и понимать, что после полосы, по сути, невезения, будет полоса везения и удачи. Но, ведь, это же как-то успокаивает? Это же как-то настраивает на какой-то позитивный лад? Даже, если ты находишься в самом начале широкой чёрной полосы. Но, получается, этого тоже нету?
О.Андрей:
- Понимаете, вот… есть крайности, да? Крайность – это когда человек говорит, что: «Всё – в моих руках! Только – я, только – мои силы! Никто мне не нужен – ни Бог, ни царь и ни герой». Да? А есть другая вещь, когда… как бы… немощь воли – она прикрывается надеждой на Промысл Божий. Вот, как здесь выдержать в своей жизни какой-то вот правильный… правильное направление?
Ну, вот… есть разные образы. Вот, Вы сказали про зебру. А кто-то, я слышал, говорит: «Нет, это не зебра, а просто человек идёт по пути прямому – он всегда светлый, а обочины – они чёрные. И, вот, когда человек с правильного пути сворачивает, он попадает на чёрные обочины, и ему кажется, что это вот – зебра. А это – не зебра». А кто-то сказал, что: «Делай на 100% всё, что зависит от тебя, и молись так, как будто всё на 100% – от Бога», – тоже какой-то умный человек сказал.
То есть, по крайней мере, эти образы – они помогают как-то… вот, здесь… это правильно понимать. И, мне кажется… у меня очень трезвое отношение помогли выработать, как это ни странно, дневники святителя Николая Японского.
То есть, это, практически, ежедневное описание его жизни, очень непростой жизни в Японии – как он, вообще, основывал там Православную Церковь. Сколько у него бед! Сколько скорбей! Сколько каких-то неожиданных неприятностей! То храм сгорит, то… ну, там такие храмы были, понимаете, как японские домики такие… деревянные, бумажные… то ещё что-то произойдёт, то… ну, и – масса всего, и постоянно – какие-то неприятности. Но, вы знаете, у него ни разу не было даже намёка… ой, там… какие-то мистические силы… или, там… синтоистские жрецы наколдовали на меня, или ещё что-то… Хотя, наверняка, кто-то, может, и колдовал. Но у него – даже мыслей таких нет.
То есть, дальше – просто: «Так, как нам решить эту проблему? Как нам заново вот это построить… как – то, как – сё?»
Вот… и, при этом, этот человек… мы понимаем, что создать в Японии, агрессивно тогда относившейся к христианству, Японскую Православную Церковь поместную, которая существует до сих пор, невозможно без Промысла и помощи Божией.
Поэтому, я тут, скорее, живу в некоем состоянии вопроса.
А.Ананьев:
- А, вот, сейчас, отец Андрей, у меня к Вам вопрос будет очень непростой, в виду его актуальности.
Я сейчас с ужасом понял, что я, на протяжении последних уже полутора месяцев, поговорив с какими-нибудь прекрасными священниками, дорогими мне людьми, в конце разговора желаю им не болеть: «Я желаю Вам здоровья!» – говорю я им. Разве пожелание здоровья, в данном контексте – в контексте нашего разговора – не превращается в пожелание удачи?
Вот, некоторые пишут в православных форумах, что пожелание здоровья – это, опять же, апелляция к каким-то богам здоровья, и здоровья желать нельзя, с точки зрения Православия.
О.Андрей:
- Ну, это… такие… скажем так… я бы назвал это православными заморочками. Всё гораздо проще. Когда Вы желаете человеку здоровья, Вы что имеете в виду? Вы хотите, чтобы у него всё было хорошо, чтобы была радость, чтобы Господь ему помог, в конце концов. Понимаете?
А.Ананьев:
- Это, как раз, возвращает нас к тому, что каждое, произносимое нами, слово – собственно, то, с чего мы начали разговор – имеет религиозный смысл, имеет значение. И очень хочется разобрать каждое вот это вот пожелание, к которым мы привыкли, и которые к нам привыкли, как ко мне привыкло слово «вот», от которого я пытаюсь избавиться, на протяжение уже нескольких месяцев – получается плохо. А пожелание здоровья – это… плохо?
О.Андрей:
- Мы, в реальной речи, многое сокращаем.
Ну, например, мы ж не говорим: «Это буква, обозначающая звук «а», – мы говорим: «Буква «а». Все понимают, как правильно на самом деле. Мы просто не уточняем – мы сокращаем.
То же самое: когда христианин желает здоровья другому человеку, он – как думает? Чтоб Господь ему дал это здоровье. Не какая-то удача, не какой-то рок, или Судьба, языческая богиня, а Господь – смилостивился бы и послал ему это здоровье. Но мы – не произносим вот эту длинную тираду. Мы говорим: «Здоровья тебе!» – и всё. А кто-то будет произносить то же самое пожелание… или просто, знаете, как… как в известном фильме:
- Что он у меня спросил?
- Это, по-английски, как у тебя дела?
- А ему – что, действительно, интересно, как у меня дела?
И – кто-то произносит это просто, как уже – слова… ну… некая форма приличия. А кто-то, может быть, действительно, желает этого, полагаясь на некие высшие силы, на учение о судьбе, и так далее.
Поэтому, здесь вопрос в том, какой смысл мы в это вкладываем, а не в самих фразах, как таковых.
А.Ананьев:
- Последний вопрос.
Не используется ли где-нибудь пожелание… вот… действительно… удачного стечения обстоятельств? В молитвах, в молитвословах, где-нибудь в Священном Писании?
Я очень хорошо представляю себе, как моя жена в молитве просит, чтобы мне повезло – и это так хорошо, это так нормально… вроде, как – в этом нет ничего плохого, но… вот, я тоже не могу вспомнить, чтобы где-то в молитвах было такое упоминание.
О.Андрей:
- Ну… опять-таки – какой смысл в это вкладывать: языческий или христианский. То есть, «повезло» – в том смысле, чтобы Господь… ну… сделал Вам в этой жизни какие-то подарки. Но это, мне кажется, не грешно.
А.Ананьев:
- Спасибо Вам!
Сегодня мы беседовали о словах, в общем, об удаче, в частности, с настоятелем храма Ризоположения в Леонове протоиереем Андреем Рахновским. Очень надеюсь, что скоро закончится вот эта наша… изоляция, все будут здоровы, и мы обязательно увидимся лично в вашем прекрасном храме Ризоположения в Леонове. Тем более, у вас там, наверное, уже и яблони цветут, и вишни цветут, и, вообще, там – очень красиво!
О.Андрей:
- Очень надеюсь на встречу.
А.Ананьев:
- Меня зовут Александр Ананьев. Радио «Вера».
Услышимся – ровно через неделю.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Поделиться
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
Поделиться
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
Поделиться
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.
