У нас в студии был председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии протоиерей Андрей Ефанов.
Мы говорили с нашим гостем о его приходе к вере и выборе священнического пути.
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера» Здравствуйте, дорогие друзья, в студии Кира Лаврентьева...
К. Лаврентьева
– Добрый вечер.
К. Мацан
– И я, Константин Мацан. И приветствуем нашего гостя – протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии, Ивановской митрополии. Добрый вечер.
Протоиерей Андрей
– Добрый вечер.
К. Мацан
– Ну на самом деле мы вас так объявляем по должности официальной. Вообще-то у вас семь храмов в вашем благочинии, где вы настоятельствуете.
К. Лаврентьева
– И восьмой строю.
К. Мацан
– И восьмой строите. То есть опыт пастырского общения у вас огромный. Но при этом наш сегодняшний разговор все-таки в своей структуре будет иметь не столько вопросы широко духовной жизни, сколько ваш путь. Хотя уверен, что каких-то таких вопросов более универсальных мы, конечно, коснемся как бы из этого в разговоре со священником. Но нам интересно священника спросить о том, как он пришел в вере, каков быть тот путь, как он дальше шел в вере – ведь это тоже путь часто непрямой. И какие решения привели к тому, что человек решил стать священником. Вот об этом мы у вас хотели бы сегодня спросить. А когда я вам это все до эфира пояснял, вы сказали: о, эту историю про то, как вы стали священником, можно за 15 минут рассказать. Что, и вправду такой был прямой путь – без сомнений, борьбы и размышлений?
Протоиерей Андрей
– Сначала вы говорили о том, что как же я пришел к вере. Ну я не помню, как я пришел к вере, мне рассказывали...
К. Мацан
– Так, то есть это было в детстве.
Протоиерей Андрей
– Мне рассказывали, что годика, наверное, в три я лепил снежки, кидал их в ребят и говорил, кричал там: «Господи, благослови». Притом что я не из религиозной семьи как бы так, у меня была очень верующая прабабушка, но она умерла, когда мне был годик, я точно ее не помнил, поэтому я не знаю, чему она могла меня научить. Но, конечно же, ее молитвы, ее вера, наверное, все-таки оказали влияние на формирование моей веры. Ну вот то есть начало такое. То есть я себя всю жизнь помню человеком верующим. Как-то вопроса о том, что есть Бог или нет Бога, никогда у меня не было, и кризиса веры я вот за всю свою жизнь никогда не испытал.
К. Мацан
– И в подростковом возрасте тоже.
Протоиерей Андрей
– Нет, никаких проблем именно кризиса веры не было. Может быть, разочарование в каких-то своих представлениях о Церкви, о Боге – это, наверное, происходило, но это как бы процесс роста.
К. Мацан
– А например, какие были разочарования?
Протоиерей Андрей
– Ну когда человек начинает интересоваться верой в Бога, но у него нет никакой литературы и нет людей, которые могли бы в чем-то его наставить. В храм я стал ходить достаточно уже поздно, в девять лет. Ну относительно трех, девять...
К. Мацан
– Ну это не так уж поздно.
Протоиерей Андрей
– Вот в девять лет я пошел в храм. А до того, как я пошел в храм, дома я мог найти только одну книгу религиозного содержания – это Емельяна Ярославского, ну то есть атеистическая литература. Ну было интересно как-то узнать хотя бы что-то о Библии, то есть Библию я вот познавал именно с точки зрения такой вот критики Библии. И тогда вот, все равно ведь формируются у человека какие-то взгляды на веру, когда он так вот растет в диком состоянии таком. Конечно, в чем-то приходилось расти, понимать, что я в чем-то ошибался, что-то надо было переосмысливать. Когда уже начал ходить в храм, появились какие-то духовные наставники, священники, которые стали наставлять. Мне очень в этом отношении повезло, то что наш батюшка был достаточно умным, чтобы не пытаться самому пояснять Евангелие. Я приходил к нему с Евангелием, в котором делал закладочки, ну что мне непонятно. А он имел достаточную библиотеку, открывал толкование, особенно вот Лопухина, и толковал, уже исходя, вот прочитаем и вместе рассуждаем – это было, конечно, замечательно. Ну вот такой процесс.
К. Мацан
– А вы помните, что вам было непонятно, вот фрагменты какие-то конкретные? Это были вопросы просто к реалиям древнего мира, ну слова незнакомые какие-то там – фарисеи, саддукеи, чем они отличаются, или что такое драхма. Или это были вопросы сущностные, как это с жизнью сочетается?
Протоиерей Андрей
– Нет, вот, к сожалению, не смогу вспомнить точно, какие это были вопросы, так давно это уже было. Но это были не связанные вот с историей, как-то вот мне было понятно, кто фарисеи, кто такие саддукеи, а драхма – ну какая разница, монета, единица денежная. То есть это были вопросы именно сущностные, то есть касающиеся духовной жизни, то есть каким образом применить слова Евангелия в жизни, вот моей конкретно жизни. То есть это практические были вопросы. Это вот я это точно помню, но вот конкретно какие, я сейчас не смогу точно.
К. Лаврентьева
– А сейчас у вас есть какие-то вопросы, которые вы могли бы задать своему духовнику или священнику, которому вы доверяете?
Протоиерей Андрей
– Если у священника не будет вопросов, то, наверное, либо он стал святым...
К. Мацан
– Что возможно.
Протоиерей Андрей
– Ну это не в моем случае, поэтому... Либо он уже разочаровался вообще во всем. Я не разочаровался, поэтому вопросы у меня возникают. И я обращаюсь к тому батюшке, который является моим духовным наставником, он дает мне необходимые советы. Я думаю, что у каждого священника и у каждого даже епископа всегда должен быть человек, который может критически оценить его, дать ему совет – без лицемерия, без страха. И без такого духовного наставника человек все-таки не может духовно жить.
К. Мацан
– Но вот вы сами сказали, что была, возможно, проблема каких-то разочарований. И сами разделили разочарование, скажем так, в вере, которое вам несвойственно, то есть вы никогда не сомневались, что Бог есть – вот такие фундаментальные вещи...
Протоиерей Андрей
– И что Церковь спасительна, тоже не сомневался.
К. Мацан
– Да. Но при этом вы сказали, что разочарования в своих представлениях о Церкви, например. А вот какие были представления у вас там на раннем этапе и как они сменились с опытом, что такого в Церкви вы для себя в какой момент открыли, может быть, когда начали с ней знакомиться уже в более таком осознанном возрасте по сравнению с тем, когда это вы думали?
Протоиерей Андрей
– Ну ребенок, который стал ходить в храм, то есть я, маленький ребенок, его интересовало что – именно опыт такой богообщения: хотелось общаться с Богом, то есть хотелось познать Бога, хотелось молиться. То есть я приходил, допустим, мог там двести поклонов ну там у чтимой иконы положить.
К. Лаврентьева
– Ого!
Протоиерей Андрей
– Ну это было внутреннее такое стремление, было внутреннее рвение, да. Со временем я понял, что одними поклонами не спасешься, нужно менять самого себя – ну это определенное такое разочарование. Потому что ты сначала думаешь, что я делаю все правильно – такой фарисей маленький, да, – я делаю все правильно, я положил нужное количество поклонов, я прочитал нужное количество молитв и я...
К. Лаврентьева
– Я молодец.
Протоиерей Андрей
– Я молодец, да, я делаю все правильно. А потом, когда начинаешь понимать, что на самом деле самый плохой человек на свете за всю историю человечества это ты сам. Вот я и есть тот самый вот плохой человек, которого тяжелее всего спасти. Вот в какой-то момент наступает такая ну переоценка себя и тех действий, которые я раньше предпринимал. То есть ты уже по-другому относишься к молитве, ты начинаешь ответственное относиться к словам молитвы. Ты начинаешь понимать, что ты молишься не для того, чтобы удовлетворить свои какие-то религиозные потребности, а для того, чтобы соединиться с Богом. Потому что только Бог может тебя очистить, Бог может тебя исправить, твою жизнь, сделать хотя бы немного, но более правильней.
К. Лаврентьева
– А чем отличается религиозная потребность от желания соединиться с Богом?
Протоиерей Андрей
– Религиозная потребность, как мне кажется, это такая форма самоудовлетворения. То есть человек, ну вот фарисейство, да, то есть...
К. Лаврентьева
– Выполнить норму.
Протоиерей Андрей
– Ну удовлетвориться. Каким-либо образом. Ну вот как человек удовлетворяется? Вот хочется человеку поесть – он может съесть там от пуза, да, ему больше не хочется есть. Точно так же и здесь, очень просто: чувствует человек внутри какую-то духовную тягу – ну просто прочитал там пять акафистов, и тебе на какое-то время стало легче. То есть это как какая-то такая некая таблетка. Когда вот на самом деле там уже речь о сложнейшей операции, которая должна быть произведена над человеком, а человек все продолжает пить какие-то там анальгетики.
К. Лаврентьева
– Ну это очень интересная тема. Но ведь он получает облегчение, человек: вот он прочитал пять акафистов, да, получил облегчение и воспринял это как ответ от Бога, что вот Бог услышал его молитвы и дал ему облегчение. А как тогда человеку понять, что ему нужна сложнейшая операция и что это за операция в итоге должна быть?
Протоиерей Андрей
– Ну я могу говорить, конечно, только о себе и в какой-то степени о тех людях, с которыми мне приходилось сталкиваться. То есть я не могу сказать, что все люди нуждаются именно в таком...
К. Лаврентьева
– Конечно.
Протоиерей Андрей
– Но мне кажется, что в большинстве своем люди нуждаются именно в том, вот когда человек приходит в Церковь, он обычно приходит с определенным набором серьезных духовных болезней. Душевных, духовных болезней. Ну душевных – я не имею в виду явно психические, а именно вот форма, именно не столько она духовная, а именно вот какие-то комплексы, какие-то переживания, которые, он пытается как-то от них избавиться или заглушить их ну посредством какой-то религиозной практики. Почему ведь религиозные практики других вер, они тоже помогают человеку – потому что они воздействуют на душу, в любом случае – такая психосоматика, как я думаю. Поэтому и какой-нибудь буддист, который читает какую-то мантру определенную, он тоже чувствует определенное облегчение. Потому что психика у человека, вне зависимости от его веры, она примерно одинакова и, соответственно, будучи одинаковой, методики самоуспокоения, они примерно одинаковые в любой вере. Но если, допустим, в некоторых восточных практиках это самоцель, то у нас это неправильный путь – это, как мы называем, прелесть, то есть путь самообольщения. И вот мне кажется, что очень многие люди, которые избрали себе духовный путь неправильный, без хорошего духовного наставника, пошли не по тому пути, они как раз и пытаются заглушить свою религиозную потребность определенной религиозной практикой. И в данном случае не очень важно, эта практика в рамках православия или она какая-то другая совсем.
К. Лаврентьева
– Протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии, Ивановской митрополии, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Андрей, вы говорили о поиске самоуспокоения в каких-то других религиозных учениях. А у вас не было никогда такого опыта? До прихода в Церковь, я имею в виду.
Протоиерей Андрей
– Вот как раз буквально за несколько месяцев до того, как я стал ходить в храм, я ударился в мною же придуманную веру.
К. Мацан
– Сколько вам лет было?
Протоиерей Андрей
– Вот уже девять исполнилось. Я придумал себе Бога, я не буду называть, как его звали, это очень смешно.
К. Мацан
– Ну просто здорово, когда человек говорит, вот ему девять лет: незадолго до того, как я пришел в храм...
К. Лаврентьева
– Такие серьезные рассуждения.
К. Мацан
– У меня сын, которому там шесть лет, говорит: я никогда в жизни не пробовал там чего-то. Или говорит: когда я был маленький, говорит мне сын, я там то-то, то-то, – а ему шесть лет.
К. Лаврентьева
– И это тоже очень серьезно.
К. Мацан
– Ну мы спрашиваем не потому, что хотим как-то обесценить своим смехом. А на самом деле это высоко, когда человек говорит о том, что вот это религиозный опыт начал в его жизни осознано реализовываться с девяти лет. Так. Ну и у вас была своя вера...
Протоиерей Андрей
– Да, я придумал свою веру, я придумал своего Бога, которому стал молиться. Уходил в лес, становился на колени и читал некие молитвы этому божеству, прося помощи в учебе, в каких-то там своих житейских вот этих маленьких детских потребностях. И так продолжалось несколько месяцев, пока я понял, что я сам это придумал для себя, эту веру. Ну я такой своеобразный был ребенок. Допустим, в шесть лет я отказался от просмотра мультфильмов. Причина была в том, что я понял, что я перестал вот представлять себе что-либо не мультяшное, то есть вот я понял, что я не могу себе представить там какие-то образы вне мультфильмов, ну то есть все у меня такое анимационное было в голове. И я этого испугался и перестал смотреть мультфильмы. Точно так же я испугался того, что я понял, что я придумал себе какую-то веру, своего какого-то Бога, и я понимал, что это затягивает. А понимал это почему, потому что то, что я просил у мной придуманного Бога, все исполнялось. И я понял, что это страшно, что духовный мир очень опасен. И тогда я пошел в храм. Я просто пришел, вот в девять лет пришел в храм, стал ходить. И знаете, первое время было очень нелегко. Нелегко, прямо внутри что-то душило, требовало уйти из храма. Я выбегал. Выбегал, некоторое время бегал, вот как мальчишки бегают там по полям, по пустырям, и вновь возвращался там к концу, может быть, богослужения, когда священник выходил крест давать и вот подходил уже к кресту. И вот себя так перебарывал. И так это длилось, наверное, около полугода. А потом я пришел на исповедь и вот исповедовался, причастился, и дальше как-то жизнь стала идти в более правильном духовном русле – у меня прекратились вот эти вот трудности и какие-то, какой-то поиск. Я понял, что вот именно здесь, в Церкви Христовой, есть вся полнота жизни человека. И вот в этом я не разочаровался до сих пор.
К. Мацан
– То, что вы говорите, это очень органично звучит из уст взрослого человека. Но вы в девять лет так думали, так формулировали?
Протоиерей Андрей
– Да, да. То есть это вот ну как-то так получилось, что вот у меня немножко непростая была жизнь в детстве. У меня очень болела мать, она пережила три клинические смерти, и я об этом знал – то есть это было вот до моего вот этого вот возраста, до десяти лет. И что такое смерть близкого человека. Причем она жива до сих пор, но вот мы переживали с отцом, переживали клиническую смерть матери. То есть ответственность у меня формировалась уже в таком возрасте.
К. Мацан
– А вот каково это: ощущать, что с девяти лет, по сути, внутренне, в основных вопросах ничего не менялось?
Протоиерей Андрей
– Это интересно. Ну менялось на самом деле очень многое. Я все больше и больше познавал свою немощь. То есть если, допустим, в каком-то там подростковом возрасте я мечтал о том, что вот можно сделать то или иное в Церкви, привнести, что-то исправить, то теперь я понимаю, что исправить-то в лучшем случае я смогу самого себя, и то с Божией помощью, и то не до конца, по крайней мере, в этой, земной жизни. То есть тот путь он, наверное, все больше и больше от стремления что-то изменить вокруг себя он идет к тому, что надо больше заняться самим собой. И причем это вот с годами. То есть это не значит, что там молодой священник, каким я там был, мне, конечно же, казалось, что я могу что-то изменить вокруг себя – на приходе или, может быть, в более каких-то рамках там, в рамках епархии. Теперь все больше и больше понимаю, что надо попытаться справиться с собой. И если я могу себя изменить, то это будет максимально то, что от меня требуется. Если я изменю себя, то может быть, кто-то последует этому примеру.
К. Мацан
– Когда вы захотели стать священником?
Протоиерей Андрей
– Я не мечтал даже быть священником. Ни в коем случае, для меня как это, быть священником...
К. Мацан
– А почему?
Протоиерей Андрей
– Высота этого служения до сих пор пугает меня. Но я хотел быть диаконом. Ну вот в этом году мне будет 25 лет, как я служу священником. Священником я, естественно, стал в очень в достаточно молодом возрасте.
К. Мацан
– А сколько вам было?
Протоиерей Андрей
– В 19 лет я стал священником.
К. Лаврентьева
– Ничего себе. Это очень рано.
Протоиерей Андрей
– Ну дело в том, что мне особо как-то, знаете, вот это было как за послушание. Я хотел быть диаконом. Правда, хотелось служить диаконом, это было такое стремление, и я с этим стремлением приехал в Иваново, я пришел к Владыке. Владыка со мной побеседовал. Ну в то время многих быстро рукополагали – это 90-е годы, начало 90-х. В то время быстро многих рукополагали. Владыка побеседовал, выяснилось, что у нас есть общие знакомые, рекомендацию который священник мне писал, был знаком с нашим Владыкой. Так как я прислуживал в алтаре у благочинного, то есть я достаточно хорошо знал и службу, и какие-то внутренние вопросы, приходские. Мне приходилось и с благочиным выезжать на разные приходы. И Владыка принял такое решение, и я был рукоположен в диаконы, а спустя несколько дней уже рукоположен в священники. И в день моей священнической хиротонии мне пришлось принимать настоятельство на приходе сельском. Это неправильно. Я вот сейчас, будучи секретарем Епархиального совета, я неоднократно высказываюсь о том, что все-таки поспешные хиротонии, они неполезны. И всегда, как все члены Совета имеют возможность задавать кандидатам на священство вопросы, я задаю эти вопросы. Особенно тем, кто достаточно молод. Готовы ли они понести те или иные трудности, связанные со священническим служением? Готовы ли они принять любой послушание от рук епископа, то есть поехать на тот приход, куда их пошлют, исполнять те послушания, которые будут им назначены? И все-таки я думаю, что раньше определенного возраста становиться священником человеку нежелательно. Это незрелый такой плод, который может, конечно, вырасти, может сгнить. Но даже если вырастет, он будет в какой-то степени, наверное, ну не разовьется во всей полноте. Ну вот я о себе так же могу сказать. Я думаю, что разумнее рукополагаться – ну как, 30 лет по канонам положено, – ну пускай чуть меньше, пускай 25 лет, но уж никак не 20 или даже меньше. Конечно же, это неправильно. Но я был рукоположен вот за послушание. Владыка благословил, и я исполнил послушание своего епископа, который вот таким образом видел мое дальнейшее служение Церкви.
К. Мацан
– А каково это было: в 19 лет стать отцом Андреем?
Протоиерей Андрей
– Я как раз в этом возрасте стал отцом своего первого ребенка, так что...
К. Мацан
– Все совпало, как всегда.
Протоиерей Андрей
– Да. В это отношении было не очень. Сложности, конечно...
К. Мацан
– Но сельский приход, наверняка, больше двух прихожанок, это старушки...
Протоиерей Андрей
– Старушки.
К. Мацан
– Бабушки замечательные, прекрасные. И вот к ним приезжает молодой священник. И мы вспоминаем кучу историй про то, как прихожанка, такая вот старушка на сельском приходе подходит к батюшке, говорит: батюшка, все неправильно делаете. Вот у нас там был все это время отец такой-то, вот он не так служил. Мы вообще еще до революции служили по-другому, а вы вот тут новшества разводите.
Протоиерей Андрей
– Так как я в храм стал ходить достаточно в юном возрасте, можно представить себе круг моего общения. С кем я больше общался? С такими же бабушками.
К. Мацан
– Вы были готовы.
Протоиерей Андрей
– Ну я их тогда называл девочками и сейчас называю девочками. Мы с ними как-то всегда, в основном, дружим. Бывают, конечно, конфликты, как в любой семье, так и в духовной семье бывают какие-то конфликты. Но если не пытаться себя вот представлять как какого-то там пастыря, такого духовного наставника, а быть просто с ними, как со своими вот подружками, да все нормально получается – мирно, дружно и хорошо. Тем более что в селах-то ведь старушки, они добродушно принимают священника, только если он к ним относится с уважением. А уважение, ведь оно еще должно быть основано на простоте – встретились, обнялись, поговорили. Обычно удачно все получается.
К. Мацан
– Ну а стереотип или не стереотип, представление о злых церковных бабушках, которые шикают на всех, всех отпугивают – вы с этим сталкивались?
Протоиерей Андрей
– А кто с ними не сталкивался?
К. Лаврентьева
– А боролись?
Протоиерей Андрей
– Да. Как?
К. Мацан
– Как?
Протоиерей Андрей
– По-разному. Кого-то нужно просто обнять, пожалеть – ну не хватает человеку ласки, кто-то поймет эти слова. А кого-то можно и наказать. Иногда приходилось и наказывать. Даже говорить, что если ты не будешь менять свое отношение к другим людям, то тебе придется либо в уголочке где-то здесь стоять, либо в другой храм ездить. Ну так вот, люди как-то понимают постепенно, когда с ними разговариваешь, они понимают.
К. Лаврентьева
– Не было усталости от однообразия вот этого, когда один день похож на другой?
Протоиерей Андрей
– У меня никакого однообразия никогда не было. Дело в том, что когда я начал служить, это было время тяжелое. В те времена самой большой роскошью у нас было, когда мы по воскресным дням, после службы могли купить по одной конфетке в магазине – и это было вот праздничным угощением. А супы варили – вот соберешь все крупы, которые остались, и сваришь там похлебку. Естественно, что мяса-то не ели. Бедно жили.
К. Лаврентьева
– Вот, пожалуйста, жизнь сельского священника.
Протоиерей Андрей
– Но это было интересно. И вот на первом приходе, я недолго на первом приходе остался – причина была такова, что там с жильем было очень сложно. И когда насупила зима уже, было тяжело жить в дырявом доме с ребенком. Так бы, сами мы прожили, ну а утеплить дом там не было возможности, он уже разваливался. Я у Владыки спросил, как мне быть, и он меня послал уже на другой приход, где уже там быт был лучше, а уровень жизни примерно такой же. То есть домик уже без дыр, ветер не гулял, а жили так же бедно. Ну дело в том, что что может быть интересного в жизни священника, который живет вот так в глубинке, чтобы не было однообразия? Чаще всего у такого священника кроме основного села еще есть много деревень. В каждую деревню придешь – там есть бабушки, которые готовы тебя увидеть, то есть есть чем заняться.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, почему я спрашиваю: у меня у самой близкие люди просто живут в такой сельской местной, и когда я к ним приезжаю, я имею счастье наблюдать, как устроена приходская жизнь на приходе в деревне. И в основном ведь это одно и то же, то есть это одни и те же бабушки, которые говорят одни и те же грехи, это одна и та же система – на вечерне там пять человек, на литургию приходит побольше, конечно, детей приносят, это одни и те же потребности. На день Илии пророка, например, приходит очень больше количество людей, на Казанскую – то есть есть определенные такие, почитаемые праздники в деревню. Но при этом все как-то, может быть, это мне кажется, но все как-то одинаково что ли. То есть если городской священник, к нему может там человек с улицы зайти, сказать: отец, объясни мне, в чем смысл жизни, – там то есть все равно какой-то есть такой некий городской драйв. А в деревне – совершенно другая система. И, мне кажется, не каждый священник потянет эту систему, не каждый священник потянет этот вот образ жизни. Поэтому я так подробно вас и спрашиваю об этом. Как не закоснеть вот на этом поприще священническом в деревне?
Протоиерей Андрей
– Я думаю, здесь очень важно не столько как священник будет сам справляться с этим, потому что священнику, особенно малоопытному... Ну опытный священник найдет чем заняться, например он приедет на радио «Вера». А священник начинающий, он, конечно, может впасть и в уныние...
К. Лаврентьева
– Вот да.
Протоиерей Андрей
– Ему может надоесть вот этот вот однообразный ритм. Здесь очень важно, чем ему, этому священнику, может помочь епархиальное руководство и благочинный. Если епископ молодому священнику дает какие-то интересные послушания, которыми он может заниматься. Допустим, в нашей Кинешемской епархии молодым священникам Владыка всегда старается дать какое-то дополнительное послушание: работать с молодежью, допустим, в райцентре, быть там помощником благочинного по работе там с казачеством или еще с чем-то. И этот молодой священник уже не однообразно видит только своих пожилых прихожан, а встречается с разными людьми. Тогда человек не устает от этого. Тогда у человека круг общения большой, ритм жизни более-менее насыщенный, и это не надоедает. Так же важно, чтобы благочинные помогали. Ну я вот как благочинный стараюсь тоже, по возможности, навещать священников, которые служат, то есть два три раза в год служить на каждом приходе. Здесь, кстати, одна особенность: нельзя, приезжая на приход, брать деньги за посещение, на бензин даже не брать, иначе ты будешь уже навязываться, ты уже надоедаешь. А надо приехать с любовью, пожалеть батюшку, посмотреть, как можно меньше его ругать. А то ведь всякое бывает. И вот когда благочинный, а благочинный по определенно должен быть священником старшим, более опытным, ну правильно ведь, когда благочинный находит занятие для сельского священника, то этому сельскому священнику уже проще разнообразить свой быт. Потом все-таки сейчас не 90-е годы, сейчас матушки встречаются, общаются, в соцсетях общаются. Священники тоже ведь имеют возможность общаться в соцсетях, круг общения у них более расширенный. Интернет, ведь он очень многое, при правильном его пользовании, очень многое дал человеку. То есть человечество просто обогатилось интернетом – это огромная база данных, это огромный такой круг общения. Только этим надо правильно пользоваться. Поэтому сейчас-то сельскому священнику не так одиноко и не так уныло, ему есть чем заняться. Главное не останавливаться на каком-то пути на достигнутом, развиваться дальше. Не видеть вот границ своего села это пределами всех своих возможностей и не воспринимать это как какие-то оковы, путы, может, быть даже как тюрьму некую, ссылку. Вот просто видеть свое пастырское служение на приходе, сельском приходе, как часть своего пастырского служения.
К. Мацан
– Вернемся к нашему разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в студии светлого радио протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии – это Ивановская митрополия. В студии Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
– И снова приветствуем вас, уважаемые радиослушатели. «Светлый вечер» на радио «Вера». У нас в гостях протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии, Ивановской митрополии. У микрофона мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы возвращаемся к нашему разговору.
К. Мацан
– Отец Андрей, вы сказали в первый части программы об этом мироощущении христианина: что вот я и есть тот самый человек, самый плохой на самом деле, самый грешный, которого тяжелее всего спасти. И мы часто слышим эту мысль в разговорах о православной вере от православных пастырей и православных мирян. И нередко ее интерпретируют, вернее ее выдают в такой, намеренно ироничной форме, вот этот вот: я хуже всех, я хуже всех, – такое вот выражение, которое многими современными людьми, в силу абсолютно такого секулярного сознания, современного сознания, воспринимается в штыки. Потому что ну почему я должен вводить себя в такое вот какое-то тотальное самоуничижение и воспитывать в себе комплекс неполноценности? – так это воспринимается. Я не имею в виду, что так это есть, и уж тем более не имею в виду, что так оно должно быть в христианстве. Но вот тем скептикам, которые вот, возможно, не с такой легкостью согласятся с тем, что надо считать себя хуже всех, что бы вы сказали?
Протоиерей Андрей
– Ну я думаю, что надо просить у Бога видеть свои согрешения. «Даруй мне зрети моя согрешения», – ведь эту молитву мы читаем Великим постом, а кроме Великого поста можно читать ее каждый день. Никто не запрещает читать молитву Ефрема Сирина и просить: «Господи, даруй мне зрети моя прегрешения!» Вот когда мы их увидим, свои грехи, тогда мы поймем, что это такая великая тайна. На самом деле тайна. Каждый человек, если внимательно посмотрит на себя, он осознает себя самым величайшим грешником. По крайней мере, я так вижу это. Но это не повод для того, чтобы впадать в уныние, чтобы вот создавать из этого какой-то комплекс, надо относиться к этому ну вот как к тому факту, который дает возможность человеку исполнить одну из заповедей блаженства: «Блажены нищие духом». Вот нищий духом – это человек, который осознает свою нищету духовную, свое несовершенство. А полнота этого осознания – это то, что ты, когда тебе столько дано от Бога, так это плохо употребил, что в результате получается, что ты-то и есть самый худший грешник. Потому что тебе было много дано от Бога, а ты этим не воспользовался правильно.
К. Мацан
– Но вот я понимаю вашу мысль. И, может быть, мы сделаем немножко сейчас такой шаг в сторону от разговора...
Протоиерей Андрей
– Давайте.
К. Мацан
– Вашего пути к вере и в священстве в вере. Но все-таки раз мы об этом заговорили, я хочу об этом спросить. Вот в этой фразе – «я хуже всех», например, да, или «я самый большой грешник», – заложено изначально уже в самой формулировке некое сравнение себя с другими: вот есть некие эти «все», хуже которых я. При этом вот в ней есть заповедь блаженства, о которой вы упомянули: «Блаженны нищие духом». Но не говорит же Христос: блаженны те, кто считает себя хуже всех и сравнивает свое недостоинство по сравнению с другими. Мне иногда кажется, что есть в этом какая-то, может быть, психологическая грань, но очень важная. Когда вот я сравниваю себя с другими, говорю, я хуже всех. Ведь то, о чем вы говорите, это разговор об отношениях только человека и Бога, меня, и вот я перед Христом. Там вот этих «всех», хуже которых я должен быть, они лишние, их как будто там нет. Вот что вы об этом думаете?
Протоиерей Андрей
– Наверное, мы просто по-разному смотрим на эту ситуацию. Можно сравнивать себя с другими, а можно констатировать факт, что ты хуже, нежели все другие люди. При этом не давать оценку остальным людям. То есть осознавать глубину собственного падения и собственного несовершенства и понимать, что надо подниматься, надо идти вслед за Христом, надо меняться, надо исправляться. И чем ты будешь больше исправляться, тем будешь видеть более тонко видеть свои грехи, осознавать степень губительности даже маленького греха для себя. То есть сама вот эта фраза: «я хуже всех», она уже, конечно, очень...
К. Мацан
– Заезженная.
Протоиерей Андрей
– Да, набила оскомину всем. Наверное, надо по-другому об этом говорить.
К. Мацан
– Ну один священник сказал у нас: смирение – это не я хуже всех, смирение – это все лучше меня.
Протоиерей Андрей
– Вот видите, есть священники, которые...
К. Мацан
– Афористы.
Протоиерей Андрей
– Поднялись на более высокую духовную степень, они уже смотрят по-другому на эту ситуацию. Вот видите, к вам приходят очень мудрые священники и духовно опытные священники. Я рад, что они есть.
К. Мацан
– Просто вот в ваших словах что меня чрезвычайно согревает, то когда вы говорите: вот Христос тебе столько дал, Бог тебе столько дал, а ты это все растерял, растратил или не реализовал. Вот видите, здесь как бы я себя призван сравнить, если даже сравнить, сопоставить со Христом, а не со всеми остальными, хуже всех которых я должен быть.
Протоиерей Андрей
– Наверное, с тем, кем я бы мог бы быть, если бы использовал данный мне талант правильно. Вот, наверное, так. Видите ли, в чем дело, дело в том, что все слова, которые мы говорим, как мне кажется, они все произносятся сквозь призму своего воспитания, своего житейского и духовного опыта. Поэтому чем опасны духовные книги?
К. Мацан
– Так .
Протоиерей Андрей
– Они очень опасны. Потому что мы читаем человека, который имел определенный духовный опыт, и он поделился этим духовным опытом. Но мы имеем другой духовный опыт и, может, в чем-то даже выше, чем этот духовный писатель, но это не значит, что мы всегда правильно понимаем слова, которые были написаны. Сколько было разговоров о том, что книги святителя Игнатия (Брянчанинова) вводят людей в прелесть. Это же не значит, что святитель Игнатий был в прелести. Наоборот, человек писал от своего духовного опыта, который привел его к святости от его духовного пути. Но многие люди пошли по другому пути – они эти слова восприняли сквозь призму своего сознания, своего духовного житейского опыта и неправильно интерпретировали, и неправильно применили в своей духовной практике. Поэтому действительно есть такие, и я знаю такие случаи, когда вот конкретно от книг святителя Игнатия люди вот впадали в глубочайшую духовную прелесть.
К. Мацан
– Это был мой следующий вопрос, но не про святителя Игнатия, а про то что вот как раз недавно в одной интернет-дискуссии по поводу этой фразы, «я хуже всех», по поводу этого, казалось бы, такого типично православного настроения вот такого самоуничижения – я говорю «казалось бы», потому что, конечно, к этому, безусловно, не сводится вот духовный опыт православия. Но комментатор написал, что вот, конечно, нужно себя считать хуже всех, потому что вот один Оптинский старец другому, своему послушнику, говорил: считай себя, я хуже всех. И я подумал о том, что это ну вот Оптинский старец, уже прошедший гигантский путь, говорил каком-то своему послушнику...
Протоиерей Андрей
– Конкретному человеку.
К. Мацан
– Который уже прошел некий путь. И, может быть, на этом пути уже финальным аккордом, высшей точкой было: а вот теперь считай себя хуже всех. А мы хотим с этого начать как бы.
Протоиерей Андрей
– Страшнее всего не духовные книги просто, а именно письма духовные, которые адресовались конкретному человеку, был известен адресат. То есть писалось письмо от духовно опытного священника, допустим, Оптинского старца конкретному человеку, и он знал, кому это пишется, он давал адресный совет. Открывают книгу, и каждый из читателей, который не критически мыслит, он воспринимает это как руководство к действию. А там на разных страницах могут быть совершенно противоположные вещи. Вот как, раздвоиться, получается, что ли?
К. Лаврентьева
– А письма Феофана Затворника, например, они так же?
Протоиерей Андрей
– Они все-таки, наверное, имеют ту особенность, в большинстве своем, там тоже есть, конечно же, письма конкретные, но большая часть творений Феофана Затворника, я бы сказал, что они более применимы для духовных...
К. Лаврентьева
– В повседневной жизни.
Протоиерей Андрей
– Ну для духовной жизни христианина. Они более универсальны. Вот я думаю, что так. Ну опять же вот для каждого человека, для кого-то самая простая книга может стать откровением и привести человека к высотам духовности. А для кого-то, может быть, и книга высокодуховная и даже Евангелие может стать предметом соблазна. Там люди же, ведь и секты образованы у нас, в основном, все христианские секты на чем, на Евангелии. Так что тут очень важен сам человек и его готовность отказаться от чего-то своего и научиться, воспользоваться опытом другого человека. Ведь я думаю, что христианство ничего, по большому счету, не потеряло бы, если бы у нас все письменные источники пропали бы, но сохранилась живая Церковь, жизнь в Церкви, все бы восполнилось. А вот если бы Церковь погибла, чего, конечно же, не будет, потому что Господь обетовал нам сохранить Церковь до скончания века. Но если бы Церковь погибла и остались бы все эти книги, то погибло все бы человечество. Для спасения все бы погибло. Потому что по книгам, без Божией благодати, без вот этого реального духовного наставничества нельзя вот искусственно создать новый живой организм, новую жизнь во Христе.
К. Мацан
– Протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии, Ивановской митрополии, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Не могу свой любимый вопрос не задать про любимую вами, вашу любимую цитату из Евангелия. Или не просто любимую (наверное, так несколько странно ставить вопрос: любимая цитата), а вот тот эпизод, отрывок, который однажды когда-то, быть может, стал каким-то очень важным и таким переворачивающим. Ну вот у нас гости часто делятся такими историями. Никогда не забуду, меня очень поразила история священника, который, еще не будучи священником, читал Евангелие, и его перевернул разговор апостола Петра со Христом, уже после отречения Петра и как раз покаяния, когда трижды спрашивает Христос его, любишь ли ты Меня. И этот будущий священник вдруг этот вопрос услышал, как обращенный к себе самому, вот меня сейчас Христос спрашивает: любишь ли ты Меня. И вот он понял, что надо на это ответить, и вот это стало для него важным опытом. У вас был такой эпизод особенно глубокого тесного такого, такой встречи с Евангелием?
Протоиерей Андрей
– Это было очень интересно. В то время, когда я начал ходить в храм, Евангелие ну в продаже, конечно, еще не встретить было, то есть нельзя было прийти вот и в книжной, в свечной лавке, книжных лавок вообще не существовало нигде, купить Библию, Евангелие, вообще книгу какую-либо. Свечи, только свечи и ничего больше не продавалось. И, естественно, что у меня не было этих книг. Но когда моя бабушка увидела, что я хожу в храм постоянно, она жила в соседнем городе, и родители с ней поделились такой новостью: вот, Андрюша ходит в храм теперь тут очень часто, все. Она мне дала тетрадки, которые сохранились от моей прабабушки, которая, я вот говорил уже, была верующая. Что это за тетрадки? Когда все книги были уничтожены, уничтожались они, то верующие люди, кто-то Евангелие, кто-то Псалтирь переписывали. Но некоторые собирали вот все, что можно было, любые крупицы того, что они считали духовностью, собирали воедино, вот в эти тетрадки. Это могли быть выписки из журнала Московской Патриархии. Вот это очень интересно, потом впоследствии открыть архив там подшивку какую-то ЖМП, и там увидеть вот эти слова, которые ты читал там у бабушки, написанные старческой рукой, вот эти слова, которые были непонятны. Так это было очень интересно. В том числе там была одна история, такой вольный пересказ жития Андрея Первозванного, где было переврано имя его. История очень интересная, она звучала так. Жил-был Андрюша, вот, и работал он на своего барина. И этот у этого барина была дочка, он влюбился в эту дочку, дочка в него влюбилась. Но так как он был человеком бедным, ему барин сказал, что кто ты такой, чтобы быть мужем для моей дочери? Ты никто, ты неназванный, то есть Андрейка Неназванный, и выгнал его. И пошел он ходить по свету, и искать правды в жизни. И там дальше я не очень помню конец, но он как-то уверовал во Христа, и Христос его к Себе забрал, – ну вот такой апокриф да, интересный. Андрейка Неназваный. И вот я не очень помню там момент, в который становится понятно, когда уже узнаешь, что речь идет об апостоле Андрее Первозванном. Вот не смогу точно, как это там пересказано, но что вот этот момент, что он нашел Христа там есть, там, кажется, даже что-то про Иоанна Предтечу что-то было, вот интересно, не вспомнить этот момент. И для меня очень интересным было вот в евангельском сюжете призвания апостола вот встретить то, что я читал в свое время в бабушкиной тетради, вот речь идет о моем небесном покровителе, апостоле Андрее Первозванном, это для меня было очень большим, конечно, откровением. А вообще в Евангелии, я бы сказал о том, что в Евангелии есть одна страшная вещь – там очень достаточно сухим языком описано страдание Христово. И написано это настолько талантливо, что это можно назвать только действительно богодухновенным. Что человек неподготовленный, читая о страстях Христовых, он может воспринять это без какой-то душевной травмы для себя. То есть там нет настолько человеческой составляющей, вот такого трагизма, который мог бы быть художественно оформлен в какой-то другой книге. И то есть человек может это прочитать и постепенно, потом уже, со временем, а мы ведь Евангелие читаем ежедневно, день за днем, год за годом, постепенно для себя раскрывать весь трагизм тех страданий Христовых, которые описаны не сухим языком, но таким языком, который вот две тысячи лет все эти поколения людей читают, и раз за разом открывают для себя вот эту всю глубину этого евангельского повествования Страстей Христовых. Вот для меня это вот ну знак того, что человек бы не смог так написать. Это не человеческое творчество.
К. Мацан
– Очень интересно.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, вы помните свою первую литургию?
Протоиерей Андрей
– Конечно. Как же можно забыть свою первую литургию. На самом деле я думаю, что при правильном духовном устроении у каждого священника каждая литургия, она первая. Потому что литургия как Тайная Вечеря, она вообще одна. Но исторически, когда-то, да, я совершал Божественную литургию первый раз. Сказать, что это было страшно – это ничего не сказать. Но на самом деле если священник не выгорает, если священник ответственно относится к своему служению и пытается осознать то, что с ним происходит, что он входит в этот особый мир благодати Божией, то каждая литургия, она в той или иной степени, как и та, первая литургия, которая, конечно же, выделяется тем, что ты не сразу чувствуешь себя...
К. Лаврентьева
– Уверенно?
Протоиерей Андрей
– Нет, это не так звучит. Не всегда... Вот мне казалось, что я несколько одинок. Это же я совершал литургию не в соборе, совершая там практику, то есть я приехал на приход, и это вот первый раз я совершал литургию – не было ни старшего священника, который мог бы мне дать совет, ни даже, пускай бы, диакона, который подсказал бы, никого. То есть на клиросе старушка, которая еле-еле умеет читать и кое-как петь, в храме люди, а я один. И в какой-то степени ощущалось вот такой отрыв, страх, что ты немножечко оставлен всеми. Может, немножечко даже Богом. Ну вот это, да, это ощущения такие тяжелые. Но это опять, к сожалению, печальный опыт того, что не должно такого быть. Священник должен постепенно вырастать. Не должно быть так, что священника вот так вот бросают на амбразуру. Как вот в начале Великой Отечественной войны у нас что происходило, вот научили, как держать винтовку и, пожалуйста, в окопы.
К. Мацан
– Ну вы произнесли страшные слова – «страшные», конечно, я в кавычки беру, – но очень серьезные и ответственные, особенно у священника если они звучат, что чувствуешь себя оставленным и, может быть, даже Богом.
К. Лаврентьева
– Да, очень страшно.
К. Мацан
– Особенно в момент совершая литургии, казалось бы.
Протоиерей Андрей
– В какой-то степени, я описываю то, что я ощущал. Это не значит полную оставленность, нет, но ты как-то вот остаешься... Ты возносишься, и вокруг тебя какая-то вот такая пустота. Она потом заполняется, но в какой-то момент именно ощущение того, что ты наедине с чем-то тем, к чему, что выше тебя намного, и что ты не можешь быть полноценно готовым принять, потому что ты не можешь быть совершенным. А только совершенный может быть таким, и только совершенный человек может быть священником, совершать Божественную литургию. И я думаю, что в какой-то степени каждый священник ощущает свое вот это недостоинство и неготовность к тому, чтобы вот совершать это, служить Богу. Но в первый раз это просто более острое ощущение.
К. Мацан
– Спасибо огромное за эту беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в «Светлом вечере» был протоиерей Андрей Ефанов, председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии – это Ивановская митрополия. В студии была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.
К. Лаврентьева
– Всего хорошего.
22 ноября. О роли и значении энциклопедической литературы в культуре и образовании
Сегодня 22 ноября. День словарей и энциклопедий.
Об их роли и значении в культуре и образовании, — протоиерей Михаил Самохин.
Послание к Колоссянам святого апостола Павла
Кол., 261 зач., IV, 10-18.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Дружба и товарищество — это одна из непреходящих ценностей нашей жизни. При этом нередко у каждого из нас свои представления о том, что это такое. Каким же смыслом наполняет эти слова христианство? Что под дружбой и товариществом понимает Священное Писание? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 4-й главы послания апостола Павла к Колоссянам, который читается сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 4.
10 Приветствует вас Аристарх, заключенный вместе со мною, и Марк, племянник Варнавы (о котором вы получили приказания: если придет к вам, примите его),
11 также Иисус, прозываемый Иустом, оба из обрезанных. Они — единственные сотрудники для Царствия Божия, бывшие мне отрадою.
12 Приветствует вас Епафрас ваш, раб Иисуса Христа, всегда подвизающийся за вас в молитвах, чтобы вы пребыли совершенны и исполнены всем, что угодно Богу.
13 Свидетельствую о нем, что он имеет великую ревность и заботу о вас и о находящихся в Лаодикии и Иераполе.
14 Приветствует вас Лука, врач возлюбленный, и Димас.
15 Приветствуйте братьев в Лаодикии, и Нимфана, и домашнюю церковь его.
16 Когда это послание прочитано будет у вас, то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви; а то, которое из Лаодикии, прочитайте и вы.
17 Скажите Архиппу: смотри, чтобы тебе исполнить служение, которое ты принял в Господе.
18 Приветствие моею рукою, Павловою. Помните мои узы. Благодать со всеми вами. Аминь.
Апостол Павел пишет своё послание к христианам города Колоссы, будучи в заточении в Риме. Он ждёт суда императора. Вполне вероятно, что рассмотрение его дела закончится вынесением смертного приговора. Ведь идеи, которые распространял Павел, входили в резкое противоречие с целым рядом иудейских и языческим верований, на которых отчасти зиждилось древнее общество. А потому в глазах судей он мог оказаться не проповедником жизни, но анархистом, бунтовщиком и мятежником. Люди, которые посещают его в этот непростой период, сильно рискуют. Ведь они привлекают к себе внимание как его соратники и единомышленники. Вполне вероятно, что их может постигнуть та же судьба, что и Павла.
Аристарх, Марк, Иисус-Иуст, Епафрас, Лука, Димас — вот имена этих людей. Нам известно о них немногое. О ком-то больше, о ком-то меньше. Но то, что мы знаем точно, — это очень пёстрая компания. Все они разного происхождения. У всех разное воспитание, образование и социальное положение. Если бы не проповедь Евангелия, они бы никогда, возможно, не встретились и не общались бы. Однако обстоятельства, которые описывает Павел, ясно свидетельствуют о том, что они не просто товарищи по случаю. Между ними существует глубокое единство. Ведь оно удерживает их вместе в минуты смертельной опасности. Когда другая общность обыкновенно распадается, ведь каждый стремиться сохранить свою жизнь.
Очевидно, что такую крепкую связь им даёт общая цель — служение делу проповеди Евангелия. Служение Христу. Поэтому и Павла они не оставляют. Для них он тот, через кого очевидным образом действует Господь. Поэтому именно благодать Спасителя даёт им мужество и силы быть рядом с учителем, поддерживать его в трудную минуту и хранить единодушие друг с другом, несмотря на все их индивидуальные отличия и особенности.
Перед нами одно из ярких свидетельств явного действия Бога в церковной жизни. Никаких человеческих сил и энтузиазма не хватит, чтобы сохранить общность, в которой люди так отличаются друг от друга. Православная Церковь существует уже на протяжение двух тысяч лет, и между её участниками нет единства во времени. Она существует в разных местах планеты, а потому между христианами нет единства в пространстве. Мы можем принадлежать к разным национальностям и расам. Говорить на разных языках. Быть представителями различных культур. Иметь разное образование и воспитание. Участники одной и той же общины могут даже резко расходиться друг с другом в своих социально-политических взглядах. Однако всё это нивелируется и уходит на второй план, когда в нашем сердце начинает действовать Дух Христов. Мы получаем Его в церковных таинствах и благодаря тому, что стараемся вести жизнь по евангельским заповедям. Именно этот Дух упраздняет все разногласия. Сохраняя уникальность каждого человека, Он удивительным образом превращает это разноликое и разноплемённое собрание в собор, делает его единым телом, в жилах которого течёт одна кровь, а в груди бьётся одно и то же сердце.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Авторские неологизмы и как они влияют на язык
Какой русский не любит быстрой езды! — восклицал Николай Васильевич Гоголь в повести «Мёртвые души».
Я по аналогии спрошу: Какой русский писатель не любит придумывать новые слова.
Николай Карамзин подарил нам существительные «промышленность» и «будущность». Салтыков-Щедрин — ввел в обиход слово «головотяп», новые слов были и у Пушкина, и у Достоевского. А уж в XX веке русский словарь обогатился авторскими неологизмами Маяковского, Есенина, Мандельштама и многих других прекрасных поэтов.
Новая лексика появляется в языке двумя способами: с помощью заимствования из других языков или путём словообразования из существующих частей речи. То есть создания новых слов с помощью суффиксов и приставок.
Вот, например, чудесные стихи Осипа Мандельштама:
Быть может, прежде губ уже родился шёпот
И в БЕЗДРЕВЕСНОСТИ кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.
Осип Эмильевич взял слово «древесность», которое уже существовало в словаре Даля, и прибавил к нему приставку.
Большое количество неологизмов придумал поэт Владимир Маяковский. Многие из нас помнят его «серпастый, молоткастый» паспорт.
Маяковский любил придумывать новые глаголы:
Оплясывать, омолниить, испешеходить, извеселить..
Или, например, вспомним такие его стихи:
Оркестр чужо смотрел, как
ВЫПЛАКИВАЛАСЬ скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
ВЫЛЯЗГИВАЛА:
«Что это?»
«Как это?»
А какие поэтичные неологизмы создавал Сергей Есенин:
Молочный дым качает ветром сёла,
Но ветра нет, есть только лёгкий звон.
И дремлет Русь в тоске своей весёлой,
Вцепивши в руки жёлтый КРУТОСКЛОН
Да, немногие авторские неологизмы в итоге входят в наш повседневный лексикон, большинство остается на страницах книг. Однако игра писателей со словообразованием говорит о мощном потенциале русского языка.
Читая стихи, мы вместе с авторами участвуем в творчестве, знакомимся с необычным звучанием новых слов, развиваем языковой кругозор. А можно и самим попробовать придумать неологизм.
Берите прилагательное, добавляйте суффикс или приставку — и готово. Например, так:
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова