В нашей студии был настоятель храма равноапостольного князя Владимира в Новогиреево протоиерей Алексей Батаногов.
Разговор шел о ежегодном фестивале, организуемом прихожанами храма князя Владимира в день его памяти — 28 июля, а также о том, как активная деятельность и жизнь церковного прихода может соединяться с проповедью христианства и привлекать людей в храм.
Ведущие: Алексей Пичугин, Константин Мацан
Алексей Пичугин
Здравствуйте, дорогие слушатели. Светлый вечер на светлом радио. Приветствуем вас в нашей студии. Я Алексей Пичугин.
Константин Мацан
Я Константин Мацан. Добрый вечер.
Алексей Пичугин
Представляем нашего гостя с удовольствием. Сегодня, ближайший час, вместе с нами и с вами эту часть светлого вечера проведёт протоирей Алексей Батаногов, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Перово. Здравствуйте.
Протоирей Алексей Батаногов
- Добрый вечер.
Алексей Пичугин
- Сегодня будем говорить о фестивале «День святого Владимира в Новогиреево». Фестиваль этот проходит уже не первый год. И в нынешнем он пройдёт в день памяти, как обычно он проходит, в день памяти равноапостольного князя Владимира, т.е. 28 июля. Фестиваль меняется от года к году, он становится всё лучше и лучше, и меняется, как мы сейчас перед началом программы с отцом Алексеем говорили, меняется и концепция, и видение организаторов как это должно быть, но тем не менее он с первого года стал заметным городским праздником, и на самом деле очень здорово, что такие фестивали проходят. Вообще, их стало гораздо больше в последние годы. Хорошо, что они проходят не только за городом, на площадках, на открытом воздухе, где-то вне города, хорошо, что они проходят не только в центре Москвы, но вот Новогиреево – хороший район, и фестиваль не просто районный, а общегородской, наверное. То есть фестиваль не просто для жителей Новогиреево, но и для тех, кто приезжает из Москвы и других городов. Мы уже не первый год говорим про этот фестиваль, и отец Алексей к нам уже приходил, про него рассказывал, но аудитория меняется, так что расскажите про то, как это всё начиналось, сколько лет продолжалось и почему в Новогиреево всё это проходит.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, спасибо за такую возможность. Первый раз фестиваль проходил в 2015 году, осенью. Это год тысячелетия преставления святого равноапостольного князя Владимира. Мы в том году, к сожалению, не смогли начать строительство храма, велись проектные работы. Нам очень хотелось отметить дату небесного покровителя строящегося храма, и мы задумали провести такой городской фестиваль под открытом небе. У нас это получилось. И это очень большой отклик: от организаторов, от прихожан, от молодёжного актива прихода, от жителей района. Много гостей из других районов приехало к нам. Как-то это наполнило смыслом и творческим потенциалом приходскую жизнь. Мы почувствовали, что праздник – очень важная составляющая в жизни людей. К сожалению, очень часто праздники дискредитированы излишними возлияниями. Часто они даже ассоциируются с чем-то порочным и греховным. Но ведь есть традиция устраивания престольных праздников. Это не новая идея.
Алексей Пичугин
Престольные праздники всегда отмечались большим размахом. Я даже знаю одно место в регионе нашей страны, где в четырёх или пяти сёлах подряд храм посвящён одному празднику – Рождеству Богородицы – а это значит, что сельские работы уже заканчиваются, и соответственно 4 или 5 сёл могли вмести отмечать один престольный праздник в пяти храмах. Я думаю, что это было очень красиво.
Протоирей Алексей Батаногов
- Но вот мы почувствовали, что это пример благочестивого праздника. Где может порадоваться вместе вся семья, и молодёжь, и дети, и пожилые люди – самые разные люди. Сама организация этого праздника объединила многих людей. Это такое творческое взаимодействие, потому что, конечно, устроить такой большой фестиваль в первый раз, когда мы организовывали в 2015 году, примерно у нас было 5000 человек, хотя фестиваль организовывался на «голом» энтузиазме, без административных спонсоров. Это был просто порыв молодёжи – устроить праздник для жителей района, длй прихожан для себя. И мы как-то почувствовали в этом большую творческую силу и духовный потенциал. Это объединяет людей, привлекает людей к Церкви. Храм, конечно, место встречи человека с Богом, в первую очередь, но это и место встречи человека с человеком. Тогда мы поняли, что такой праздник нужно делать каждый год. Второй фестиваль тоже проходил осенью, но следующие фестивали проходил летом, 28 июля, в день святого равноапостольного князя Владимира. Летом сложнее организовать праздник: много людей разъезжается…
Константин Мацан
- И много фестивалей.
Протоирей Алексей Батаногов
- …да, и много фестивалей, поэтому мы понимаем, что это наш день, день святого равноапостольного великого князя Владимира. Интересно, что в этом году в первый раз фестиваль пройдёт, когда строящийся храм имеет все стены. Сейчас уже идут работы по заливке основного свода, купола, т.е. уже этот праздник будет вокруг реально выросшего храма, ещё не достроенного, но уже приобретшего свои очертания.
Константин Мацан
- Вы до эфира начали раскрывать детали праздника, и на нём (как каждый год) будет музыкальная программа, но вы сказали, что музыкальная программа для вас – момент размышления, раздумий, не потому что есть претензии к музыке, а потому что вектор интереса людей направлен не столько на сцену, хотя, казалось бы, центральная площадка должна привлекать к себе внимание, сколько что-то другое. Может, общение?
Протоирей Алексей Батаногов
- Вы знаете, у нас много активностей на фестивале: всевозможные мастер-классы, ярмарка мастеров, фитнес-площадка, лекторий, соревнования по современному бою на мягких мечах, площадка реконструкторов – то есть много-много интересного. И, конечно, люди, приходя на фестиваль, в парк, они хотят всё посетить. Нельзя сказать, что они всё время стоят около сцены. Я повторюсь, что этот фестиваль не имеет спонсоров и он, фактически, организуется на энтузиазме молодёжи нашего прихода. Многие жители района подключаются к организации праздника. У нас всегда была проблема – нет ресурсов пригласить хороших музыкантов. И мы очень рады, что эти музыканты откликнулись на наши предложения и выступали благотворительно. Уже с 2015 года наш праздник проходит, и о нём стало известно в Москве, мы очень благодарны, что нам помогают. В этот год нам помогла префектура со сценой, что очень приятно, конечно, потому что это сэкономило большую часть расходов на праздник.
Алексей Пичугин
- Давайте назовём некоторых участников фестиваля. Напомню, 28 июля в Новогиреево пройдёт фестиваль «День святого Владимира в Новогиреево», на большой сцене выступят такие команды, как «МимоНот», «Загадки Евы», «Нажимай на клапана», «Тоби», «Акустические ботинки» и «THE REACTION». С 11:30 до 21:30 замечательные группы будут выходить на сцену и играть, но это большая сцена будет, ещё малая арт-сцена, чайный интенсив с мастер-классами от очень хороших чайных мастеров, экоплощадка, площадка клуба «Юнеско», огромное количество разнообразнейших мастер-классов, кулинарный ряд, ярмарка мастеров и многое-многое другое. Мы об этом сегодня говорим и будем продолжать говорить.
Константин Мацан
- По опыту прошлых лет, есть наблюдения, что человек, может быть, не церковный, смотрящий на храм со стороны, сходил на фестиваль и через это заинтересовался церковной жизнью, верой, православием?
Протоирей Алексей Батаногов
- Я уверен, что это миссионерский проект. Конечно, нельзя сказать, что все гости фестиваля стали прихожанами нашего храма. Во время праздника есть возможность побеседовать со священником, который всегда присутствует в течение всего дня. Батюшки нашего храма присутствуют и в храме, и на площадках фестиваля. Много людей подходят, задают вопросы, просят телефон, договариваются о встрече перед крещением, кто-то спрашивает о венчании, кто-то – о исповеди, кто-то – о Причастии. Конечно, миссионерский аспект тут налицо. Мне кажется, это формирует положительный взгляд на приход. Потому что сейчас очень много негатива, люди устали от негатива, часто звучат отрицательные отклики в адрес церкви, а здесь наоборот, такой яркий, добрый, положительный пример.
Алексей Пичугин
- Я знаю, что с вашей командой (первое время) работала другая команда замечательного фестиваля «Троица. Всё живое», который много лет проходил в подмосковных Электроуглях. Был перерыв – один год. В этом году была небольшая попытка его возродить, надеюсь, что попытка прошла хорошо, что в будущем году тоже что-то будет происходить. Я знаю, что вы сотрудничали с этими замечательными ребятами.
Протоирей Алексей Батаногов
- Они помогали. Когда мы в первый раз взялись за это непростое дело, они очень много нам помогли: и советом, и дельными предложениями, каким-то своим инвентарём – мне кажется, что это очевидно, что приходы между собой сотрудничают в этом деле, потому что престольные праздники выходят на разные дни, как правило. Бывает, что и общие престольные праздники, но, когда праздники в разные дни, можно делиться опытом, людьми, какими-то ресурсами.
Алексей Пичугин
- Это очень хорошо.
Протоирей Алексей Батаногов
- Мне кажется, это тема, я повторюсь ещё раз: конечно, для православного человека центральным моментом жизни является богослужение, в частности, в таинствах, в Литургиях, в причащении Святых Таин Христовых, но люди общаются между собой, и это общение должно быть конструктивным, и люди должны уметь праздновать, уметь радоваться, уметь помогать друг другу.
Алексей Пичугин
- Должны быть праздники. У нас огромное количество храмов: и где службы проходят каждый день, и уж, по крайне мере, точно совершенно, по воскресеньям. Центральное место богослужения всё же ещё, помимо этого, должно включать в себя то, что может привести людей.
Протоирей Алексей Батаногов
- Православные люди не должны замыкаться, они должны быть вместе. Мы ведь называем друг друга братья и сёстры, и ведь странно бы было, если, выйдя за церковную ограду, наше общение бы прерывалось, поэтому я думаю, что такой праздник помогает сдружиться людям, найти общие интересы, общие занятия.
Константин Мацан
- Протоирей Алексей Батаногов, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Новогиреево сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим о фестивале «День святого Владимира в Новогиреево», который пройдёт, скажем так, вокруг этого храма, который организован приходом этого храма. 28 июля, в день памяти святого равноапостольного князя Владимира. Вот вы уже много раз озвучили мысль о органической связи богослужебной жизнью храма и тем социальным пространством, которое община может вокруг себя организовать, но это же, наверное, налагает и какие-то ограничения, на то, какие можно отмечать праздники. Не может быть праздник всяким. Всё-таки есть то, что на этом празднике появится не может, то, каким он быть не должен. Вы в самом начале сказали, что праздники, в нашем сознании, - явление, дискредитированное в чём-то. Что для вас кажется неприемлимым на такого рода праздниках?
Протоирей Алексей Батаногов
- Вы знаете, критерий очень простой. Мы видим, что наш фестиваль привлекает семьи, туда приходят с детьми. Вот то, что для детей неприемлемо, то и неприемлемо на этом празднике. Что-то есть более интересное молодым людям, что-то – пожилым, но это не должно быть недопустимым для детей. Это праздник, который не должен сеять соблазн или что-то греховное. Подробности о нашем фестивале есть на сайте http://svfestival.ru/ и у нас, я дополню, к нам приедут всем известные и замечательные ведущие с телеканала «Спас». У них тоже есть своя программа, и они порадуют гостей нашего праздника, будут радовать их в течение всего дня.
Константин Мацан
- Как меняется жизнь общины в течение лет, которых этот фестиваль проходит. Вы начали с того, что он делается на голом энтузиазме, сейчас вам уже помогают, и слава Богу, но всё равно мотор этого праздника – это энтузиазм и желание молодой части вашего прихода сделать что-то для себя и для других. Что приобретает сама община в личном плане? Становятся ли люди более сплочёнными от этого и как они меняются?
Протоирей Алексей Батаногов
- Безусловно. Понимаете, общение должно быть плодотворным. Нужно общее дело, и это общее дело не ограничивается богослужением, оно продолжается, не только в воскресный день, но каждый день люди взаимодействуют. Я это вижу. Молодёжь дружнее стала, они проводят вместе время, расширяется круг общения, круг интересов. Это здорово. Я не вижу никаких недостатков в этом. Это, наоборот, обогащает людей. Появляются новые члены общины, новые прихожане появляются, которым интересно такое общение и такое взаимодействие. Слава Богу. Я очень рад тому, что первый фестиваль в юбилейный год имеет продолжение, что мы каждый год мы организуем этот праздник.
Константин Мацан
- Я думаю, что здесь, на такого рода праздниках, могут найтись те, кто посмотрит на это даже критически. Вот мы говорим часто о том, что Церковь находится в каких-то взаимоотношениях с миром, и всё-таки Церковь должна быть немножко не от мира, не должна полностью в этом мире растворяться, но вот, приход организует праздник, и у кого-то возникает вопрос: «А чем тогда, - условно говоря, - приход принципиально отличается от продюсерской компании, которая организует праздник на районе, в каком-то хорошем месте. И там, и там мастер-классы, и там, и там может быть реконструкция. Но тем не менее, есть городской праздник, есть приходской. Есть ещё какой-то фестиваль фитнеса и т.д. Как будто бы община церковного образования встаёт в один ряд с другими образованиями. С одной стороны, в этом ничего глобально страшного, наказуемого нет, но я думаю, что и такой вопрос вам приходилось слышать в свой адрес.
Протоирей Алексей Батаногов
- Определённые риски тут, конечно, могут быть, и если мы посмотрим на историю, то мы заметим, что, когда идут гонения на Церковь, христиан становится меньше, такое горнило испытаний, некое очищение происходит, но влияние на мир, на общество уменьшается. Когда гонений нету, в Церковь приходят новые люди, которые не могли прийти, может быть, из-за страха жить церковной жизнью или из-за неведения. Тогда увеличивается влияние Церкви на мир, положительное влияние. И в этом смысле, сейчас такое время, когда нет явных гонений на Церковь, есть критика, довольно немало негативного мы слышим, но гонений, конечно, нет никаких, и в этом смысле Церковь сейчас может влиять на мир, и это, мне кажется, очень хорошо, поскольку мы видим, что нравственные ориентиры потеряны многими людьми в наше время, и Церковь их восстанавливает, показывает подлинный путь, возвещает Евангельскую истину, заповедь Божию, которой нужно следовать, поэтому, мне кажется, такой миссионерское влияние – это очень хорошо, это очень важно.
Константин Мацан
-А как это на фестивале прослеживается?
Протоирей Алексей Батаногов
-Ну, во-первых, в центре – храм, и многие люди, которые пришли на фестиваль, они заходят и в храм, которые год не были в храме или больше, или, может быть, на Пасху были один раз в году, вот ещё раз пришли. Есть священники, есть катехизаторы, которые готовы отвечать людям на вопросы, вот, в основном так. И дальше у нас есть ещё один замечательный молодёжный проект при нашем храме - антикафе «12 узлов». Это постоянное действующий проект, каждый день, за исключением особых церковных дней: в Страстную Седмицу, в некоторые дни Великого поста – есть ограничения. Это пространство для общения людей.
Константин Мацан
- А где оно находится?
Протоирей Алексей Батаногов
- Рядом, в доме напротив, недалеко от храма. Это тоже молодёжный проект, это площадка для общения людей, это возможность провести вместе время, может отметить день рождения, поиграть в настольные игры, пригласить интересного человека, задать свои вопросы, что-то обсудить, и тоже люди, попадая в это пространство – «12 узлов» - они тоже знакомятся с деятельностью прихода: с расписанием богослужения, с тем, как подготовиться к Крещению, что нужно, чтобы стать крёстным, многие решают повенчаться, как поговорить со священником – то есть, обдумывая этот замечательный проект…
Алексей Пичугин
- А прийти может любой человек? Даже если у него нет никаких потребностей или вопросов?
Протоирей Алексей Батаногов
- Мы назвали ещё этот проект «Открытый приходской дом». То есть с одной стороны открытое приходское пространство, с другой - абсолютно открыто для всех.
Алексей Пичугин
- А те, кто стоит за столиком, администраторы, они всегда могут ответить на вопросы, даже на те, которые будут лежать в плоскости веры?
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, это наши молодые люди, которые могут на часть вопросов ответить, если они не знают ответа на какой-то вопрос, то они могут помочь к священнику обратиться.
Константин Мацан
- Бывают случаи, когда человек, стороной зашедший, заинтересовавшийся, начинает вопрошать именно по теме веры?
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, бывает…
Константин Мацан
- То есть не свечку поставить, не когда служба, а вот именно… А что это может быть за вопрос веры? Я почему об этом спрашиваю, потому что мы часто говорим с священниками, и священники немного, кто больше, кто меньше, но соглашаются с тем, что, конечно, в первую очередь, людей волнуют такие вещи дисциплинарно-бытового характера. То есть, либо как вести себя в храме, либо что делать, чтобы…
Протоирей Алексей Батаногов
- Это первый шаг.
Константин Мацан
- И вопросы веры реже. Я почему сейчас эти вопросы задаю, потому что я так дальше думаю: «А вот с каким вопросом веры человек может прийти?». Не придёт же он с порога и не скажет: «Объясните мне догматы Троицы», - также не бывает, это было бы странно».
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, наверное, сложено представить себе такую ситуацию. У нас это пространство – «12 узлов» - оно оформлено с большим вкусом и любовью. Люди, которые туда попадают, первое, что их поражает: «Как здорово! Сколько здесь теплоты, любви вложено. Оказывается, это храм. Мы думали, что в храме нет ничего интересного, всё скучно, что это что-то отжившее, что там одни старенькие, пожилые люди, а тут молодёжь, оказывается, есть», - вот такое некое удивление, что вот, оказывается, что в храме есть много интересных людей, интересные проекты, это становится причиной поговорить.
Алексей Пичугин
- Замыкаемся в себе и не видим часто друг друга, то, что происходит внутри церковной ограды, что какая-то часть архаики уходит, что на её место приходят вот такие проекты, как «12 узлов», но так как мы друг друга не видим и не слышим, и продолжаем представлять, то, что мы изнутри церковной ограды часто представляем мир за её пределами достаточно агрессивным и негативно настроенным по отношению к людям в Церкви. Точно также и за пределами Церкви люди видят только какую-то архаику, это можно понять по наследию, по анекдотам.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да. Это, собственно, и есть, мне кажется, проект. Мне даже не хочется употреблять это слово - «проект». Вот сейчас мы как-то привыкли к нему, современное слово, но это наше дело такое, это открытое приходское пространство. Получается, что любой человек, который пока, может быть, по каким-то причинам не готов переступить порог храма, получает возможность пообщаться с прихожанами, с приходской молодёжью, а там разные мероприятия проходят: это может быть встреча со священником, это может быть евангельский какой-то кружок, а может быть просто концерт, встреча с режиссёром.
Константин Мацан
- Всё-таки я свой вопрос повторяю, я так немножко вас сбил, какого рода замечают вопросы от тех, кто приходит первый раз или от тех, кто просто знакомится?
Протоирей Алексей Батаногов
- Вот такие вопросы, как, например, как свечку поставить, а что с иконочкой делать, они, конечно, часто встречаются, но, мне кажется, очень важно, чтобы священник не просто скупо ответил, а поговорил, от любого вопроса можно оттолкнуться и перейти к чему-то другому. И, собственно, так и происходит. Хороший тот ответчик, кто прямолинейно кратко отвечает на такой вопрос, а кто расширяет горизонты, задаёт какой-то встречный вопрос, даёт возможность поговорить.
Константин Мацан
Да, не бывает неинтересных вопросов, бывают неинтересные ответы.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да. Мы миллион раз слышали одни и те же вопросы, но ответить то можно по-разному и заинтересовать человека можно.
Алексей Пичугин
- Мы говорим сегодня про фестиваль «День святого Владимира в Новогиреево», который пройдёт уже совсем скоро, 28 июля. Это Москва, парк на пересечении Кусковской и Перовской улиц, Перовское шоссе, 64.
Протоирей Алексей Батаногов
- Перовское шоссе, 64 – это адрес храма.
Алексей Пичугин
- Да, я так и подумал. Там же фестиваль. Это совсем рядом от нескольких станций метро и железнодорожных платформ, от «Перово» - 1,5 километра, от «Новогиреево – чуть меньше двух километров. 700 метров от станции «Кусково» и 1,5 километра от станции «Новогиреево» — это если общественным транспортом пользоваться. А если на машине, то любой навигатор вас доведёт, если забить туда: «Перовская, 64». Фестиваль «День святого Владимира в Новогиреево». О нём нам сегодня рассказывает настоятель храма святого Владимира в Новогиреево – протоирей Алексей Батаногов, Константин Мацан, я Алексей Пичугин, и через минуту мы в эту студию вернёмся.
Константин Мацан
- Светлый вечер на радио “Вера” продолжается. Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья. В студии Алексей и Пичугин и Константин Мацан. Мы говорим сегодня с протоиреем Алексеем Батаноговым, настоятелем храма святого равноапостольного Владимира в Новогиреево. Повод к нашему разговору служит то, что 28 июля, в день памяти равноапостольного князя Владимира, в Новогиреево, в парке, рядом с храмом, пройдёт “День святого Владимира в Новогиреево” — это такой фестиваль. О его обширнейшей программе мы говорили в первой части программы нашей, узнали, что там будет. Всё это можно найти на сайте фестиваля, если этот фестиваль, что называется, “загуглить”. Мы уже перешли к разговору о жизни прихода, о вызовах, с которыми сталкивается современный приход. Вот меня очень заинтересовали две линии нашего разговора, они так смыкаются в одну: с одной стороны, Лёша очень справедливо сказал, что мы замыкаемся внутри церковной ограды, с другой стороны внутри этой ограды друг друга не слышим, не знаем, что у кого происходит. С другой стороны, вы рассказываете, что приходят молодые люди, молодёжный клуб, пространство антикафе “12 узлов”, которое при вашем храме существует. Люди со стороны, люди незнакомые с Церковью, приходят заинтересовавшись или просто познакомиться, и вы привели пример, что при входе человека, который говорит: “Ой, я думал, что в Церкви одни старушки, а тут, оказывается, движуха, молодёжь и всякое-такое”.
У меня, честно говоря, иногда складывается ощущение, что вот эти стереотипы: про то, что в Церкви одни старушки, что они все злые - эти стереотипы давно уже в прошлом. Может быть, это в виду собственной приходской жизни. Получается, что ваши наблюдения иные, что за церковной оградой до сих пор эти стереотипы, которые нам кажутся устаревшими, дикими и уже давно изжившими себя всё равно сохраняются?
Протоирей Алексей Батаногов
- Я думаю, что по-разному. Мы говорим о том, что у нас примерно 5% церковных людей, но остальные 95% это не однородная масса, это тоже разные группы людей, которые по разным причинам не ходят в храм: кто-то по не знанию, кто-то из предрассудков - поэтому я думаю, что бывает и так, и так. Кто-то знает, что церковная жизнь изменилась, а кто-то ещё находится в плену таких вот древних предрассудков.
Константин Мацан
- Не случайно мы говорим об этом фестивале, и Лёша очень важную вещь отметил, что он проходит в Новогиреево, то есть на окраине Москвы, не в центре Москвы, и, мне кажется, сама по себе эта тема заслуживает обсуждения. Вот мы так иногда делим, что вот есть храмы городские, а есть храмы сельские. Между ними, само собой, в их быту, в их вызовах, в их проблемах есть разница, но, видимо, вынуждены ввести третью категорию - храмы в спальных районах Москва, это, конечно, не село, но это и не центр и там, как показывает практика, народу иногда намного больше, чем в центре.
Протоирей Алексей Батаногов
- Чаще всего.
Константин Мацан
- Может быть, самые густонаселённые храмы — это храмы в спальных районах.
Протоирей Алексей Батаногов
- В центре, конечно, есть густонаселённые храмы, но они особенно известны, в основном, конечно, да.
Константин Мацан
- Просто храм в спальном районе или в окраинном районе неминуемо становится густонаселённым.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, потому что там просто нет малонаселённых храмов.
Константин Мацан
- Какие у вас это формирует вызовы: в виду объёма людей, их количества, в виду объёма храма.
Протоирей Алексей Батаногов
- Мне кажется, это очень дисциплинирует, потому что, конечно, не допустимо, чтобы человек, приходя в храм, столкнулся либо с грубостью, либо с невнимательностью, либо с поспешностью - а когда людей очень много, то невольно священник просто не успевает, ему не хватает времени — это очень дисциплинирует, конечно. Такие особые требования, что ты не можешь очень много времени уделить, порой, но тем не менее, нужно быть внимательным, нужно постараться найти время, если не на воскресный день, то на будний день договориться, но это такая открытость. Собственно говоря, уже все эти годы мой телефон везде: он и на сайте храма, и в притворе храма - и телефоны других батюшек, мы стараемся дать возможность прихожанам в любой момент обратиться, то есть сделать всё, чтобы воцерковление, церковная жизнь... Не препятствовать этому.
Константин Мацан
- А часто звонят незнакомые люди просто с вопросом?
Протоирей Алексей Батаногов
- Звонят, звонят, но как-то всё промыслительно управляется, я не могу сказать, что звонков так много, что нет возможности на них отвечать, то побольше, то поменьше. Звонят, конечно, каждый день звонят.
Константин Мацан
- Мне кажется, это очень интересная тема, в том смысле, что священник оказывается, на мой взгляд, трудным вопросом, потому что понятно, что звонить могут люди, скажем так: могут адекватные, а могут и неадекватные. И если ты дал свой телефон, то ты обязан нести за это ответственность и отвечать. Для вас стоит вопрос, что вот этому человеку я должен, может быть, отказать, или он, судя по всему, обратился не по адресу, или “просящему у тебя дай”, поэтому критерия нет, поэтому ответить надо каждому?
Протоирей Алексей Батаногов
- Я стараюсь отвечать всем. Не могу сказать, что много каких-то неадекватных звонков, это, скорее, исключение.
Алексей Пичугин
- Вряд ли священник может сказать: “Вы знаете, не звоните мне, вы обратились не по адресу", - а дальше не сказать куда, хотя бы, идти дальше.
Константин Мацан
- Мне кажется, это даже проблема не столько, вот то, о чём я спрашиваю, конкретно технологии перераспределения звонков, вот мне, допустим, известен один священник, который для себя сейчас переосмысливает тему милостыни, потому что вот сказано в Евангелии: “Просящему тебя дай”, - критерий не указан. Не сказано, что если у этого человека есть справка - то дай, а нет справки - не давай. И вот при храме живёт человек, который просит денег, люди и сам священник, руководствуясь евангельскими нормами, дают. Человек эти деньги пропивает. Это знакомая всем благотворительная ситуация. И вот как здесь быть: с одной стороны, остаться человеком евангельским и соблюдать все эти слова, которые бескомпромиссно говорят, что делать, с другой стороны не навредить тому, кому помогаешь. Если человек не хочет социализироваться, не хочет входить в нормальную жизнь, ему удобно так. Вот это возникает не столько выбор, вопрос какой-то технический, сколько мировоззренческий, даже духовный.
Протоирей Алексей Батаногов
- Всё-таки по Евангелию, если мы обращаемся к слову Божиему, есть и другие слова: “Не мечите бисер перед свиньями”, — это можно тоже считать словами, сказанными в том числе и о милостыни, и о добром деле. И святые отцы тоже разные мнения высказывают, и, мне кажется, что по Евангелию, если мы стараемся жить по заповедям Божиим, по любви, то можно давать милостыню с рассуждением, и есть такое, известное многим изречение, что милостыня должна вспотеть в руке. Каждому человеку из нас необходимо творить милостыню. Это нам нужно. Иоанн Златоуст говорил о том, что не богатый человек нужен бедному, а бедный человек нужен богатому, чтобы богатый мог проявить милосердие, проявить любовь. Это наша потребность - помогать. Вот очень бы хорошо было, чтобы, мы, православные люди, осознали эту ответственность: помогать нуждающимся, творить милостыню, ответственность за свой приход, за свой храм, я имею в виду и в материальном плане, в качестве пожертвования - это очень важно, что я православный человек, я должен нести ответственность, должен творить милостыню, соблюдать заповедь, Божию заповедь о любви. А вот в какой-то ситуации нужно действовать с рассуждением, если видно, что человек обманывает (таких тоже немало приходит) значит надо отказать. Это не значит, что надо осуждать его, что-то неприятное ему говорить, но рассуждение должно быть.
Константин Мацан
- Я сейчас подумал, что это в каком-то смысле рифмуется с тем, что мы знаем из истории про небесного покровителя вашего храма, святого равноапостольного князя Владимира, который после крещения, насколько это говорят в учебнике истории, скажем так, захотел в корне поменять и свою личную жизнь, и жизнь вокруг, которую он созидал, пожалел даже, вроде, всех преступников выпустить на волю, чтобы проявить христианское милосердие, на что именно православные епископы ему сказали, что не стоит этого делать, потому что только хуже станет всем окружающим, если все преступники выйдут на волю. Как-то вот такой миссионерский пыл был скорректирован пасторской мудростью и тем самым рассуждением, про которое вы говорили. Я понимаю, что это предание, поэтому я так аккуратно сказал про учебники истории, там не про источники, но то, что это предание сохранилось таким в церковной памяти, уже есть некий факт, над которым можно задуматься, что именно оно сохранилось именно в таком виде.
Протоирей Алексей Батаногов
- Безусловно. Проявить милосердие — это не значит отпустить преступника. Это разные вещи. Да, человек должен поступать по любви, и безнаказанность приносит зло и самому человеку, и другим людям. Поэтому, конечно, заповедь любви, любовь больше всего, и сострадание, и милосердие, но это не значит попустительство. Можно простой пример привести, когда мы воспитываем своих детей, мы же проявляем строгость, если мы не будем проявлять строгость, если всё можно, то что вырастет из такого ребёнка?
Константин Мацан
- “Что вырастет, то вырастет”, - как сказано в одной оперетте.
Алексей Пичугин
- Возвращаясь, наверное, к тому, что вы говорили про обращения незнакомых людей, мне кажется, что многие вопросы, которые люди задают священникам, лежат в области, скорее, не христианской ответственности, а в области, зачастую, психологии, психотерапии, суеверий, но если речь идёт о суевериях, наверное, священник может объяснить. По крайней мере распространённый набор, а я думаю, что за рамки этого набора редко вопросы выходят. А когда вы видите, что обращающийся к вам, звонящий нуждается в помощи уже медицинского специалиста или, по крайне мере, психолога, вы можете его отправить к специалисту, или вы сначала предлагаете прийти к вам в храм и побеседовать? Что вы выберете?
Протоирей Алексей Батаногов
- Мне кажется, очень важно руководствоваться принципом, который мы все хорошо знаем и который часто к медицине адресован: “Не навреди”. Вот здесь очень важно, я стараюсь тоже этим руководствоваться, надо встретиться с человеком, поговорить, если сразу человека к доктору отправить, вряд ли он воспримет это благостно. И священник и не всегда может разобраться в этом, всё-таки для таких случаев требуются специальные какие-то знания, не всегда это очевидно. Поэтому мне кажется, что нужно к каждом человеку относиться по-евангельски, воля Божья о каждом человеке спастись и прийти в познание истины, если человек обращается, может быть, с не тем вопросом, может быть, с нелепым вопросом, всё равно, нужно попытаться ему помочь: укрепиться в вере, найти дорогу к храму, прийти на исповедь - если потребуется, помочь в жизненной ситуации разобраться, может быть помочь, если медицинская помочь будет нужна.
Алексей Пичугин
- Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Протоирей Алексей Батаногов, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Перово, а говорим мы сегодня (мы уже ушли в сторону), сейчас вернёмся к фестивалю. Фестиваль пройдёт 28 июля “День святого Владимира в Новогиреево, ещё раз напомню, что это парк, на пересечении Кусковской и Перовской улиц, подле храма святого князя Владимира, улица Перовская, 64, возле метро “Перово”, метро “Новогиреево”, и там же, в пределах пешей доступности, железнодорожная платформа “Кусково” и “Новогиреево”. Сам фестиваль, ещё раз напомню, пройдёт 28 числа. Огромное количество разнообразных мероприятий. Там будет большая сцена с музыкантами, которые с 11:30 до 21:30 будут развлекать гостей. Там мастер-классы, там ярмарка мастеров и даже какие-то единоборства, вот меня удивило, что такое СМБ-манёвры.
Протоирей Алексей Батаногов
- Современный мечевой бой. Мягкие мечи. Это безопасно, но это такой спорт.
Алексей Пичугин
- Да. Просто мне казалось, что СМБ — это больше какой-то армейский термин. Так, хорошо. Когда вы организовываете, прорабатывайте программу, насколько в этой программе ваша часть велика (просто я смотрю и понимаю, что часть этого набора обязательная для городских праздников) а насколько городская? Или всё делаете только вы?
Протоирей Алексей Батаногов
- Мы понимаем, что наш фестиваль, это, с одной стороны, возможность храму рассказать о себе, о своей деятельности, о своих мероприятиях, о своих кружках, которых у нас немало, с другой стороны, мы даём возможность жителям района и не только жителям района рассказать о том, чем они занимаются, то есть здесь получается такое взаимодействие: и храм о себе рассказывает, и дают возможность прихожанам или просто жителям района рассказать о себе.
Константин Мацан
- То есть эти активности, которые у вас будут... Хотя, ужасное слово “активности”, калька английского “activities”.
Алексей Пичугин
- Я тебе сейчас ещё более страшное слово скажу - “оживляш”.
Константин Мацан
- Но это хотя бы по-русски, хотя бы с русской этимологией. Нет, скажем так, те занятия, которые вы предлагаете, на этом фестивале, получается, ваши сопродюсеры — это жители района, то есть это общее дело всех?
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, да. Это как раз взаимодействие, то есть мы рады всем, но в приоритете как раз те люди, которые либо наши прихожане, либо жители нашего района, либо те организации, которые в нашем районе представлены. Не только, конечно, района. Он шире, но именно по замыслу, что это, я повторюсь ещё раз, что и храм рассказывает о себе, и даёт возможность людям рассказать о себе.
Константин Мацан
- Я знаете, к какому пункту программы хотел бы вопрос поставить? Реконструкции. Мне кажется, что это более важная часть всех православных фестивалей. Обязательно появятся люди в старорусской одежде, в шлемах, с деревянными луками и мечами. С одной стороны, это всё мило и интересно, с другой стороны, у меня всегда возникает над чем размышление, что когда это возникает при храме, очень легко сделать вывод, что есть такая реконструкция, а рядом - другая. В Церкви тоже реконструкция, своего рода. Такая заинтересованность преданиями старины глубокой, хотя я думаю, человек, который живёт церковной жизнью понимает, что Литургия — это не воспоминание о прошлом, а бытие в настоящем, самая подлинная реальность, а не её подмена к интересам к старине. Вы не видите, если угодно, опасности?
Протоирей Алексей Батаногов
- Наверное, такая мысль может возникнуть. Но для меня, и мне кажется, это очень важно, нужно всегда помнить о главном: если мы всё-таки помним, что богослужение для христианина, участие в Литургии является главным, центром его жизни, то этой опасности нет. Внешне может, наверное, такое впечатление возникнуть, но опять же, если человек соприкасается, разговаривает, знакомится, он понимает, что это не так. Мне кажется, что реконструкторы — это не только походить в костюмах, они же изучают историю.
Константин Мацан
- Я со всем огромным уважением отношусь к реконструкторам, и, может быть, мой вопрос носил полемически настроенный характер, хотя я понимаю, что это гигантское дело, гигантские знания для этого нужны. И это не лубок, если серьёзно.
Алексей Пичугин
- Есть и лубок, к сожалению.
Протоирей Алексей Батаногов
- Есть и то, и другое. Конечно, риски есть. Риски есть везде. Всё можно перефразировать, истолковать. Мы знаем, даже слова Священного Писания иногда так перетолковываются, что...Конечно, риски всегда могут быть, но это повод поговорить. Мне кажется, всякий вопрос, всякое взаимодействие может принести добрые плоды.
Алексей Пичугин
- А вы бы не хотели на следующем фестивале сделать дискуссионную площадку?
Протоирей Алексей Батаногов
- Мы хотим, и на этом бы хотели. К сожалению, мы пока не научились всего делать, мы учимся. У нас действительно много интересного происходит, и слава Богу. Но знаете, на личных ошибках, с опытом мы учимся.
Константин Мацан
- А какие ошибки?
Протоирей Алексей Батаногов
- Локация фестиваля. Где, что расположить. Не просто разбросать по парку...
Алексей Пичугин
- Но это уже на площадки. Парк то всё равно никуда не денется.
Протоирей Алексей Батаногов
- Но тем не менее. Надо сделать так, чтобы не слишком далеко друг от -друга находилось, не слишком близко, чтобы по смыслу человек от одной локации к другой переходил. Какие ошибки были? Разные. Иногда слишком много внимания уделяли музыкальной составляющей, а оказалось, что она не настолько востребованная. Я в начале передачи об этом говорил.
Константин Мацан
- То есть вы, говоря русским языком, учитесь “вент-менеджменту”?
Протоирей Алексей Батаногов
- Это по-русски, да?
Константин Мацан
- Да, да.
Протоирей Алексей Батаногов
- Тогда, говоря не русским языком, учимся на своих ошибках.
Алексей Пичугин
- Любой фестиваль, наверное, который продолжается, а фестиваль - штука затяжная, всё равно из года в год, появляются какие-то свои любители такого рода мероприятий, которые всегда приедут и приезжают. И за 4 года, наверное, уже есть отклики людей. Что говорят? Наверняка есть люди, которые ждут 28-ого, не всегда 28-ого... когда он будет объявлен?
Протоирей Алексей Батаногов
- Да. Последний год фестиваль был 28-ого.
Алексей Пичугин
- Да, и когда мы в прошлый раз встречались, тоже 28-ого, поначалу, как вы говорили, по осени, но всё равно ждут, что в Новогиреево это пройдёт, необязательно они сами из Новогиреево, может быть, они приезжают, я знаю, что к вам приезжают и из других городов.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, из Московской области приезжают, конечно, бывают люди из других городов, которые оказались в Москве...
Алексей Пичугин
- Я в Электроугли в этом году приехал, там ко мне какой-то паренёк подходит, что-то спрашивает, я говорю:
— А ты откуда сам? - оказалось, он из Казани или из-под Казани, - а как ты тут оказался? - сам фестиваль нигде не пиарился, даже в этом году, фестивалем его назвать сложно. Просто люди собираются в парки, которые помнят, как это было на фестивале “Троица. Всё живое” и играют музыку.
—А я вот приехал на какой-то другой фестиваль, но услышал, что в Электроуглях тоже что-то будет, поэтому приехал сюда.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, да. Приезжают, ждут. Это очень приятно. Многие мои друзья по первому ВУЗу приезжают. То есть это действительно хороший повод увидеть старых друзей, познакомиться с новыми людьми. Мне кажется, это хорошо, очень хорошо, что есть возможность для такого творческого, неформального общения.
Константин Мацан
- Я вот сейчас думаю: а насколько в такого рода фестивалях могли бы, с вашей точки зрения, быть уместны какие-то вынесения каких-то сугубых форм творчества на всеобщее обозрение, условно говоря, в рамках такого фестиваля, можно знакомить людей с искусством церковного пения, колокольного звона и т.д.? И делать это, опять-таки, не лубочно, а выводя это в контекст, скажем так, современного городского пространства?
Протоирей Алексей Батаногов
- Конечно, у нас это уместно. У нас был и колокольный звон на фестивалях, в этом году не будет, на одном из фестивалей выступал хор Свято-Данилова монастыря. Нет, мне кажется, это очень уместно.
Константин Мацан
- А как вот на такого рода, если у вас уже был такой опыт, люди, скажем так, светские?
Протоирей Алексей Батаногов
- Мне кажется, положительно. Если это качественно, если это красиво, это не может никого равнодушным оставить. Разве мужской хор Данилова или Сретенского монастыря разве оставит кого-то равнодушным?
Константин Мацан
- Как грянет на всё Новогиреево...
Протоирей Алексей Батаногов
- Мне кажется, искусство церковное — это тоже миссионерство: посмотреть какие красивые храмы, иконы, церковная музыка - для людей творческих, для людей, которые понимают язык искусства — это очень важно. Это миссионерство.
Константин Мацан
- Сейчас подумал, то, что мы иногда говорим про то, что в Средневековье, в городе (города тогда были небольшие) храм был смысловой и архитектурной доминантой города одновременно: и зрительной, и, скажем так, духовной. Сегодня, с одной стороны, это всё ушло по понятным причинам, культура уже много раз сменила свой облик, с другой стороны фестиваль, о котором мы сегодня говорим, снова возвращает храмы в современное, городское пространство, вот такой фестиваль в парке, но его смысловой и, опять же, архитектурной доминантой становится храм. Получается возрождение какого-то светлого средневекового образа.
Протоирей Алексей Батаногов
- Мы тоже вначале говорили об этом, что это не что-то новое, это воспоминания утраченного за советский промежуток времени. Изменилась архитектура, большие города - Москва - конечно, много нового, но всё равно для жителей Новогиреево храм становится доминантой. Для жителей ближайших домов это так. Действительно, много в храме происходит интересного и важного, что привлекает не только церковных людей, но и людей не церковных пока.
Константин Мацан
- Может быть, это есть тогда такой главный миссионерский эффект.
Протоирей Алексей Батаногов
- Это шаг. Это шаг просто. Благодаря фестивалю, благодаря нашим “12-ти узлам”, многие люди не церковные, они получают возможность просто подойти к священнику и поговорить.
Алексей Пичугин
- А есть у вас идеи что-то делать на протяжении года? Вы говорите, антикафе “12 узлов”, вот раз в год фестиваль. А между фестивалями, может быть, раз это Новогиреево, огромное количество людей там проживает, что-то для них, их собирать, но не нарочито, а вот как-то по-другому?
Протоирей Алексей Батаногов
- Делаем, делаем. Во-первых, “12 узлов” — это постоянно действующее антикафе, и там постоянно мероприятия проходят, на которые мы всегда всех приглашаем. Во-вторых, у нас есть ещё замечательное дело, которое с самого начала, ещё до начала богослужений зародилось, это концерты академической музыки. Мы организовали, в общей сложности, 25 концертов, которые проходят в соседнем кинотеатре “Берёзка”, которые собирают иногда по 300, иногда по 400 человек. Это тоже один из проектов храма, который несколько раз в год происходит. Обычно, 4-5 концертов в год бывает.
Алексей Пичугин
- Судомодельный кружок.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да. У нас много активностей.
Константин Мацан
- Активностей...
Протоирей Алексей Батаногов
- Активностей, да. Опять.
Константин Мацан
- Давайте придумаем другое слово. Много занятий.
Протоирей Алексей Батаногов
- Много занятий.
Константин Мацан
- Много различных способов саморазвития.
Алексей Пичугин
- Много возможностей для тех, кто хочет как-то своё свободное время устроить.
Протоирей Алексей Батаногов
- Да, и судомодельный кружок тоже у нас уже несколько лет существует.
Алексей Пичугин
- А для детей, в основном?
Протоирей Алексей Батаногов
- Да. Иногда и взрослые приходят.
Алексей Пичугин
- А вы в бутылки собираете суда?
Протоирей Алексей Батаногов
- Нет. Это разные модели бывают. Бывают из бумаги, бывают из картона. Старшие из пластика делают. Нет, бутылки не делали. У нас замечательный руководитель кружка - Александр Сергеевич, опытный судомоделист, уже с большим-большим стажем, с любовью занимается с детьми.
Алексей Пичугин
- Говорили мы про фестиваль сегодня “День святого Владимира в Новогиреево”. Он пройдёт 28 июля. Перовское шоссе, 64, если поедете на автомобиле, вот это забивайте в навигатор, а так рядом метро “Перово”, метро “Новогиреево”, железнодорожные станции “Кусково” и “Новогиреево”. Приезжайте обязательно, будет очень здорово. По крайней мере, то, о чём говорит программа фестиваля и то, что можно сказать по предыдущим годам, классно. Спасибо огромное, отец Алексей. Надеемся, что фестиваль пройдёт замечательно. Наш гость - протоирей Алексей Батаногов, настоятель храма святого Владимира в Новогиреево, и говорим мы сегодня про фестиваль 28 июня “День святого Владимира в Новогиреево”. Константин Мацан.
Константин Мацан
- Алексей Пичугин. До свидания.
Алексей Пичугин
- Всего хорошего.
Протоирей Алексей Батаногов
- До свидания.
Артёму Казённых важно отправиться на лечение, нужна помощь
Артёму Казённых 9 лет, он не может нормально двигаться и очень плохо видит. Но благодаря любви и заботе близких, жизнь его наполнена теплом и радостью. В семье мальчика есть особенная традиция — когда кто-то из друзей и знакомых приходит в гости, Артём неспеша подходит к человеку и аккуратно кончиками пальцев трогает его лицо. Так он здоровается с близкими людьми и понимает, кто пришёл в дом.
Артём всю жизнь борется с последствиями остановки сердца и нескольких операций на головном мозге, которые пережил в младенчестве. Чтобы помочь ребёнку развиваться, мама ежедневно выполняет с ним разные физические упражнения, возит сына на реабилитации. «Постепенно наш герой восстанавливается, — говорит Лидия. — Сейчас Артём осторожно делает первые шаги, самостоятельно может подняться и сесть на стул, что-нибудь съесть. Его крёстная, кондитер, каждый праздник старается порадовать Артёмку маленьким бисквитным десертом, что вызывает у него бурю положительных эмоций. Ведь теперь он может сам прожевать кусочек торта, хотя раньше ел только протёртую пищу», — продолжает рассказ мама.
Жить сегодняшним днём и замечать всё хорошее — вот девиз семьи Артёма Казённых. «Мы радуемся даже самому малому, тому, чему многие люди не придали бы значения. Например, недавно сынок впервые смог обнять меня одной рукой за шею. Просто обнять — какое это счастье!» — радуется Лидия. Она верит, что у сына впереди много новых побед.
Сейчас Артёму предстоит следующая реабилитация, которую мама оплатить не в силах. На помощь пришёл благотворительный фонд «Дети Ярославии», он открыл сбор для мальчика. И если вы хотите поддержать Артёма, переходите на сайт фонда: deti-yaroslavii.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
Мы размышляли с нашим гостем о смыслах и значении Страстной Седмицы и о том, как участие в богослужениях этих дней может помочь подготовиться к встрече главного христианского праздника — Пасхи.
«Страдания и вера». Татьяна Семчишина
У нас в гостях была медсестра детской реанимации Татьяна Семчишина.
Мы говорили о том, как страдания и жизненные испытания могут способствовать приходу к вере, о том, как поддержать человека в горе, а также о важной роли тишины и молчания в нашей жизни.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья! У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. Добрый вечер!
Т. Семчишина
— Здравствуйте!
К. Мацан
— Вот не первый раз Татьяна у нас в гостях в программе «Светлый вечер», а уже даже второй. Мы с Таней не то, чтобы давно, но знакомы, поэтому, как в жизни, будем общаться «на ты». И я бы вот с чего начал. Вот я тебя представляю как медсестру детской реанимации... Нередко я встречаю такое мнение, что вообще во врачебном сообществе, скорее, человек будет неверующим, потому что взгляд на мир научный, естественнонаучный, работаете вы с конкретными данными физиологии, анатомии, биологии и так далее, и вот места чему-то такому, что не измеряется на приборе, здесь, вроде бы, не остается. Почему «вроде бы»? Потому что, с другой стороны, а где еще встретить чудо, как не в больнице, где происходят, наверное, иногда необъяснимые с медицинской точки зрения вещи, когда врачи говорят: «Ну, бывает, и такое бывает. Хорошо, что человек выздоровел». Вот как ты это наблюдаешь, будучи человеком внутри этого процесса?
Т. Семчишина
— Наверное, стоит сразу оговориться, что поскольку я не врач, а медсестра и могу говорить от лица не столько врачей или врачебного сообщества, а медицинского сообщества, как медработник, как я сама это переживаю или как я это наблюдаю... И, конечно, ты абсолютно прав, что, с одной стороны, медики имеют дело с множеством данных, законов, процессов, опять-таки, опыта врачебного профессионального, медицинского, тех случаев, которые наблюдают, и это, конечно, в какой-то степени сужает область такой детской... назову это... не хочу никого обидеть, но какой-то слепой веры, когда ты надеешься и очень хочешь надеяться, тем более, когда речь идет о любимом человеке, близком, который болеет и страдает. Наверное, в этом смысле медики гораздо более люди отстраненные, может быть даже, циничные, потому что там, где мама болеющего ребенка продолжает надеяться, медики понимают, что это закончится тем или иным исходом.
С другой стороны, в нашей области, и это знает очень хорошо любой врач, медсестра, все те, кто каждый день занимается лечением людей и пытается им помочь, всегда есть место для необъяснимого и для того, чтобы... я назову это «действовал Бог», как человек верующий. Потому что даже если будет самая лучшая команда профессионалов, которые будут, допустим, оперировать в самой лучшей больнице, с самым лучшим оборудованием и самым лучшим обеспечением всеми необходимыми препаратами, есть всегда место, ну, случайности, стечению обстоятельств, когда что-то может пойти не так, или когда что-то может пойти так в тех больницах, местах, где нет совсем никаких условий. Но почему-то в одних ситуациях человек выздоравливает и получает исцеление, а в других вдруг начинаются какие-то осложнения, которые могут привести и к смерти. И, наблюдая за этим, наверное, люди могут по-разному это истолковывать — и как, опять-таки, случайность, совпадение, но здесь всегда есть место тайне, и я думаю, что никто другой, как медики, не наблюдают этого так часто, когда, кажется, по всем законам, все должно пойти таким образом, а оно идет совершенно другим.
Ну и, плюс, конечно же, никто, как медики, так часто не видит страдания и, в том числе, смерти, которая, да, к сожалению, становится частью нашей рутинной работы. Но без осмысления этого ты не можешь там оставаться. Другое дело, что каждый человек находит для себя разный ответ в этом осмыслении, и кто-то находит его действительно в вере, а кто-то — в такой отстраненности и некотором, наверное, ожесточении, может быть, сердечном, которое скрывается за словом «профессионализм».
К. Мацан
— Ну, говорят, что врачи — циники. Вот это — про это, да?
Т. Семчишина
— Наверное, да, можно и так сказать.
К. Мацан
— Вот ты, мне кажется, важнейшую тему ты такую поднимаешь — вообще о приходе к вере, о, скажем так, содержании этого процесса. Вот ты сказала, что, встречаясь часто со смертью, с уходом людей, разные люди совершают разные выводы, иногда противоположные, из одной и той же ситуации. А вот от чего это зависит, как тебе кажется? Почему один человек приходит к мысли, ну, к какому-то обоснованию для себя религиозной веры, включая то, что вот жизнь не заканчивается со смертью и есть надежда на вечную жизнь, вот в этом тоже выражается вера, а кто-то из той же самой ситуации делает вывод, что «нет, все» (я сейчас, может быть, огрубляю), «все бессмысленно». Вот этот самый цинизм, как, может быть даже, защитная реакция, возникает, бросающаяся в глаза бессмысленность. Вот я даже уже, скорее, знаешь, тут не про медицину, а к твоему опыту просто верующего человека, многолетнего прихожанина храма, который при этом с этой темой сталкивается, с темой медицины и смерти, — что Бог касается в какой-то момент сердца человека и говорит, что «вот найди утешение в этом, ищи утешение здесь», а другого, получается, Бог не касается, раз он ожесточается и не верит?
Т. Семчишина
— Это сложный вопрос.
К. Мацан
— Конечно, сложный. Я, вообще-то, простых вопросов не задаю.
Т. Семчишина
— Сложный вопрос, на который я могу попробовать ответить некоторым предположением, потому что все-таки опять я говорю с позиции человека верующего, хотя и мне знакомы сомнения, недоумение, и уже в профессию я пришла верующим человеком. Хорошо, конечно, ответить просто и схематично, сказав, что это зависит от того, с каким сердцем, наверное, с каким багажом ты уже приходишь, ну вот, там, например, в профессию или в какую-то конкретную ситуацию страдания, боли и какого-то экзистенциального напряжения. Потому что, конечно, влияют и встречи, и воспитание, духовное воспитание наших учителей. Потому что в том, как я вижу какие-то вещи и как я их трактую, огромная заслуга, и это результат работы множества людей, с которыми мы общались — и отца Георгия Чистякова, и владыки Антония Сурожского, чьи книги оказали на меня очень большое влияние, и Фредерики де Грааф, и многих других людей. И когда ты встречаешься лицом к лицу с конкретной ситуацией, она ложится уже на подготовленную почву. Хотя, говорю, конечно, это не исключает вопросов, недоумений, сомнений и боли.
С другой стороны, наверное, и благодать Божья... Я не знаю, как ответить на вопрос, почему кого-то касается, а кого-то не касается. Но это еще и выбор, это и выбор человека в том, чтобы оставаться открытым или нет. Мы все испытываем боль — это я совершенно точно могу сказать. Мы все, работая там, где мы работаем, и видя то, что мы видим, переживаем за наших пациентов и не можем эту боль не испытывать. Другое дело, насколько мы ее в сердце допускаем и насколько мы готовы и в дальнейшем ей открываться и — может быть, не самое удачное выражение — что-то с ней делать. Потому что я могу отдать ее Богу — это, мне кажется, единственное, что имеет смысл, и дать согласие на то, чтобы снова этой боли открываться. Но я совершенно точно знаю и понимаю, что бывают и моменты, и бывают ситуации, когда человек говорит: «Нет, я не хочу этой боли. Да, я вижу ее, но я совершенно не готов ее испытывать и снова и снова к этой ситуации возвращаться, поэтому я выбираю такое дистанцирование». Потому что это тоже ведь может быть объяснено очень логично и какими-то важными причинами и мотивами для того, чтобы профессионально не выгореть, для того, чтобы мочь помогать больным, для того, чтобы уметь профессионально оказывать им помощь, и так далее. И, наверное, да, мировоззрение, наверное, готовность открывать сердце и готовность как-то рефлексировать и, ну, назову это «что-то делать» с этим переживанием и что-то делать с этой болью. Наверное, от этого зависит.
К. Мацан
— Ты эту фразу произнесла, очень такую цепляющую в хорошем смысле слова — «отдать Богу». Вот мне эти слова очень нравятся — «надо отдать боль Богу», потому что в них, что называется, постулируется сразу и существование Бога, и Его активное участие в жизни человека верующего, то, как это верующий видит, Его готовность эту боль человека забрать, какое-то такое динамичное отношение. То есть, Бог из какого-то слова, фигуры, идеи, чего-то такого большого, где-то существующего, превращается в Того, Кто близкий с тобой, Кому до тебя есть дело. А вот как ты это переживаешь? Как бы ты, ну, если угодно, объяснила вот это свое чувство — отдать боль Богу — человеку, который этого опыта не имеет? Понятно, что это сложно, может быть даже, невозможно объяснить до конца или даже хоть сколько-то. Но описать, свидетельствовать, наверное, можно. То есть, это невозможно передать, как любой опыт, но, может быть, что-то о нем можно сказать?
Т. Семчишина
— Ты знаешь, однажды у нас был такой разговор с коллегой — ночной, в какое-то небольшое затишье и в какой-то небольшой такой промежуток передышки. Она спросила меня: «Скажи, вот ведь я вижу, что довольно часто ты общаешься с семьями наших детей, и даже с кем-то, и со многими ты продолжаешь общаться после смерти детей. Они присылают тебе фотографии. Как ты все это выносишь? И зачем?» И тогда я попыталась ответить на вопрос, именно используя вот этот образ «отдать Богу», при этом понимая, что я разговариваю с человеком, который, может быть, где-то очень на пороге веры, как-то задумывается. Это действительно было сложно, как это можно объяснить, потому что, разговаривая со «своими» (я беру это сейчас в кавычки) — ну, с теми, кто как-то более в церковный контекст погружен, среди верующих людей, я могу что-то говорить о молитве, хотя все эти слова — они, наверное, будут достаточно плоскими, и все будет не то. Но здесь суть в том, что есть боль, которую на самом деле очень сложно вынести. Ее довольно сложно вынести еще и потому, что ты не можешь ничего с этим сделать. Иногда это твоя боль, личная, потому что ты соприкасаешься с какой-то трагической ситуацией и видишь, как это отражается на семье, на ребенке. Может быть, еще обстоятельства какие-то сложные. Иногда это, действительно, да, тоже вот отражение боли других людей. Ты видишь, насколько другому человеку больно — матери, потерявшей ребенка своего, или самому ребенку. Но наше, наверное, такое человеческое, естественное желание — эту боль утишить сразу, уменьшить ее, избавиться от нее. Когда я говорю о том, что мы можем отдать эту боль Богу, это, наверное, больше о том, что мы можем ее с кем-то разделить. Это не всегда означает утешение, но когда ты в боли не один, это приобретает какой-то другой смысл. И особенно когда ты в этой боли не один, а с кем-то, кто больше тебя, больше всей этой ситуации, Тот, Который благ, Который милостив и Который, в общем, не хочет никому зла и не хочет никому ничего плохого. И когда ты в этой боли с тем, кто в глубине своего существа видит и держит судьбы всех и знает тайну, и знает каждого по имени — и этого ребенка, который ушел, или этой семьи, каждого ее члена. Наверное, как-то более стройно мне сложно это объяснить, но, как говорил кто-то из великих, что боль... ты можешь горе разделить пополам с кем-то, и это уже... Ну это совместное проживание — оно и объединяет, и оно помогает тебе в этом быть и продолжать, продолжать существовать, продолжать жить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о трудных вопросах, на самом деле, веры, которые возникают в связи с болезнью, в связи с испытаниями. И наша сегодняшняя гостья видит это просто в процессе своей работы в детской реанимации. Вот еще немножко останавливаясь, может быть, задерживаясь на этом выражении, на этом состоянии, наверное, сердца человеческого — «отдать боль Богу»... Я вот в прошлой части упомянул, что мне оно очень нравится, это выражение, потому что в нем дается какое-то представление о Боге активном и с нами взаимодействующем, к нам обращающемся. Но ведь тут еще, наверное, важно, что и человеческая активность здесь постулируется? Я почему об этом спрашиваю — потому что я вот помню, в похожем контексте когда мы с кем-то говорили, вот отдать боль Богу, отдать проблему Богу, поручить эту проблему Богу, человек совершенно нецерковный и неверующий услышал в этом пофигизм. То есть, «вы, верующие — вы просто от этого закрываетесь». Ну, «отдай Богу» — это то же самое, как, другими словами, просто «не думай об этом», «да не парься!». Но правильно, что мы не про это же говорим сейчас? А вот как ты это чувствуешь? Почему это не про «не парься»? Вот я даже понимаю, что в плане твоей работы в реанимации это глупый вопрос и наивный. Я не предлагаю тебе сейчас переносить его на конкретные ситуации, когда перед тобой страдающий человек. Но если говорить именно о вере, о том, как ты проживаешь отношения с Богом, которые вот не про «не парься», а про твое активное участие — что это такое?
Т. Семчишина
— Я думаю, что если говорить с точки зрения психологии, наверное, можно назвать это формой рефлексии, да? Что когда происходят какие-то сложные события — ну, например, смерти пациентов, еще какие-то неразрешимые вещи, с которыми мы активно в рамках своих профессиональных обязанностей сделать ничего не можем, то просто забыть и как-то отодвинуть это в долгий ящик — это, наверное, да, была бы, наверное, пассивная позиция. Мне кажется — ну, может быть, я так устроена, но мне кажется, что очень важно все-таки не оставлять эти ситуации, а к ним возвращаться и их обдумывать. Пусть это будет с точки зрения психологии действительно такой рефлексией. Но если говорить с точки зрения веры, то мне кажется очень важным вот что. Когда-то я услышала это от Фредерики де Грааф. В каком-то разговоре мы с ней обсуждали тоже какую-то рабочую ситуацию, и она говорит: «Ну ты зовешь туда Бога, ты зовешь туда прийти Бога? Ты знаешь, что в какие-то моменты ты можешь требовать, чтобы Бог туда пришел? Да, Он знает это и без тебя, да, Он видит эту ситуацию, но ты можешь требовать, чтобы Божья Матерь и Господь в эту ситуацию вошли». Я не сразу это поняла, что она имеет в виду, но мне кажется, что это какая-то точка соприкосновений, точки встречи именно активности человека и активности Бога. Потому что это пространство человеческого сердца. И человек, видя или участвуя в неких обстоятельствах, где человек страдает, его призыв Бога туда — это, мне кажется, именно это и есть проявление активности, неравнодушия, неотстранения. И то же самое — если речь идет о смерти или вот о каких-то таких сложных событиях. То есть, мы, с одной стороны, молимся и отдаем Богу эту ситуацию — может быть, непонятную, может быть, с которой мы не согласны, но, вместе с тем, мы призываем Его прийти туда и освятить эту ситуацию Своим присутствием. Как дальше будет, я не знаю, но что-то страшное уже случилось, что-то трагичное уже случилось. Но призвать Бога в эту ситуацию, мне кажется, это лучшее, что можно сделать.
К. Мацан
— Я помню, в одном интервью священник Александр Ткаченко, создатель первого детского хосписа в России, сказал, что у Бога нет других рук, кроме наших. Ну это не он первым сказал — это такая известная, бесспорная, с одной стороны, мысль. С другой стороны, я помню, что в другом интервью человек тоже, много работающий, скажем так, в социальных проектах, помогающий и бездомным, и больным, к этой фразе по-другому отнесся — что «не, ну, конечно, у Бога есть другие руки, кроме наших, потому что, может быть, если Господу надо, Он Своими руками что-то сделает и без нашей помощи». И тогда человек добавил: «Ну, в лучшем случае, пальцы». Но, может быть, мы не будем множить дальше физиологические метафоры — «руки», «пальцы», но что ты об этом думаешь? Как в тебе эти слова отзываются?
Т. Семчишина
— Мне кажется, что это — опять-таки, наверное, возвращаясь к вопросу открытости сердца и открытости... ну, открытости миру, открытости человеку, причем, в совершенно разных реакциях. Мне почему-то первое, что приходит на ум, когда я слышу эти слова, это какие-то ситуации... Ну вот, например, самая простая — допустим, закончилась моя смена, и я выхожу из отделения, может быть, очень уставшей и, может быть, думающей только о том, чтобы поскорее добраться домой...
К. Мацан
— Потому что после суток дежурства.
Т. Семчишина
— Да, ну, после суток, и поехать скорее домой, и лечь спать, и вообще как-то немножечко отключиться от той реальности, которая была моей реальностью в последние 24 часа. И в этот момент, например, я вижу, что на диванчике около отделения нашего сидит женщина и, например, плачет. И, может быть даже, я узнаю в ней маму кого-то из наших детей. И здесь может быть несколько вариантов, да? Это может быть, например, мама, с которой есть у нас какой-то контакт и с которой у нас, ну, какие-то отношения даже сложились, потому что ребенок уже лежит какое-то продолжительное время. Это может быть мама какого-то другого ребенка, с которым я никогда не работала, но я знаю, что она приходит. Или, может быть, это совсем незнакомый человек. В целом, реакция моя может быть такова, что, ну, вообще-то, я закончила уже работать. Лифт — вот, пожалуйста, здесь пройти пять метров, и я сажусь на лифт и уезжаю к себе. Ну, потому что это не мое дело. Ну, плачет она — почему она плачет? Я не знаю, почему она плачет. Узнавать и как-то погружаться в это все еще я могу быть совсем не готова. Но, на мой взгляд, если так сложилось, что на выходе со смены почему-то я встретила эту женщину, ну, лучше подойти к ней, сесть и спросить ее, по крайней мере, что случилось. Или, ну, может быть, какими-то другими словами. Потому что мы все очень сильно нуждаемся в том, чтобы быть увиденными другими людьми. И, может быть, я ничем не смогу ей помочь. Может быть, я и выслушать ее не могу. А может быть, она мне как-то грубо даже ответит, или агрессивно, или... Да все, что угодно, может быть. Но в данном случае как-то Божьими руками... Что я могу, как Божьи руки, здесь, да? Я... вот как задание от Бога такое, да, это переживаю — что если человек встречается, даже если мне очень не хочется, даже если как-то вот... ну, как будто бы даже я имею моральное право пройти, но лучше все-таки подойти и спросить. Ну не захочет она другого человека рядом с собой, не нужно ей это будет — ну тогда так, как есть. Может быть, посидеть с ней какое-то время. А может быть, она пришла, потому что были ситуации, когда, например, мама потерялась просто. Ну, то есть, она должна была прийти в другое место, и она потерялась, растерялась, там, ребенок в тяжелом состоянии, и она не поняла, куда идти. И это все тоже решалось довольно просто, потому что я вернулась в ординаторскую, мы позвонили лечащему врачу и поняли, что требуется — она перепутала этажи и пришла не туда. То есть, это могут быть какие-то вещи, которые совсем не «великие», но если мы пришли в этот мир, если мы родились и продолжаем жить, и если как-то мы хотим для Бога тоже что-то делать, мне кажется, хорошо бы стараться — конечно, это не всегда получается, но — держать глаза открытыми, уши открытыми и сердце открытым.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. У микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Мы говорим сегодня с Татьяной Семчишиной — медицинской сестрой детской реанимации.
Вот до перерыва, знаешь, какую-то ты очень важную тему затронула, причем, важную, знаешь, вот мне лично в плане каких-то лайфхаков. Лайфхаков, потому что мы хотим, чтобы от наших программ была сплошная польза, и вот на практике что выносить. Я вот могу тебе признаться, что для меня вот в той ситуации, которую ты описывала — допустим, сидит человек в больнице ли, на улице, на работе ли где-то, например, плачет, и, в принципе, ситуация, с одной стороны, располагает к тому, чтобы подойти, спросить, что случилось, а с другой стороны, ты понимаешь — вот это моя проблема психологическая, честно признаюсь тебе и всему честному народу, — я боюсь вот того самого какого-то грубого ответа, неловкости, которую я могу создать, в которой я могу оказаться, боюсь почувствовать себя глупо. И боюсь одновременно и человеку как-то... Может быть, ему сейчас не нужно внимание. Вообще, я понимаю — допустим, когда мне плохо, я, может быть, не хочу, чтобы вообще меня трогали. Но это индивидуально. Я внутри себя борюсь, с одной стороны, с каким-то правильным пониманием, что, ну, хорошо бы сейчас подойти, узнать. И я вот абсолютно понимаю тебя, когда ты говоришь, что «вот мне сейчас, именно мне этот человек именно попался — ну неслучайно же это, ну Господь же все видит!» А с другой стороны, какие-то внутренние ограничители включаются. Вот что ты посоветуешь? Ты отчасти уже об этом начала говорить. Может быть, ты тоже это испытываешь. Судя по всему, тебе это знакомо. Как находить для себя внутреннюю мотивацию все-таки поступить по-христиански, громко скажем, и вот это внимание проявить, не боясь, несмотря ни на что, и быть готовым даже, там, не знаю, к неловкости, к грубому ответу, но все-таки сделать?
Т. Семчишина
— Ну, начнем с того, наверное, что касается мотивации, что, боюсь, нет готовых рецептов, потому что каждый раз и в каждой ситуации приходится делать выбор. Это не что-то такое, что идет по накатанной и что один раз уже решено, и теперь наконец-то все просто и легко.
С другой стороны, я вот о чем думаю. Господь дал нам свободу, и эта свобода — она выражается во всем. Она выражается, в том числе, в том, что решим мы сами — подойти или не подойти. Она заключается и в том, что человек может принять нашу помощь, не принять нашу помощь, нуждаться в нас, не нуждаться в нас, а нуждаться в ком-то другом. И, наверное, один из тех принципов, которые хорошо бы постараться соблюдать, это человеку эту свободу предоставить. И в каких-то ситуациях я понимаю, что мне проще все-таки тоже опираться на рецепты на какие-то готовые, и в каких-то ситуациях я для себя формулировки нашла. Вот, например, я живу на метро «Теплый Стан», где у нас находится рынок, и там переход довольно длинный из метро, много лестниц, куда довольно часто приезжают бабушки со своими сумочками-кошелочками на колесиках. И для того, чтобы подняться или спуститься (а чаще всего бабушки приезжают уже с нагруженными сумочками), ну это требует усилий, чтобы по ступенькам их поднять. И тоже кажется — ты видишь пожилого человека, который с этой тележечкой со своей цок-цок-цок по ступенькам, и реакция может быть очень разной, потому что бабушки тоже по-разному настроены.
К. Мацан
— Меня однажды так отшили, будто я хотел сумку забрать, а не поднять.
Т. Семчишина
— Да. Потому что бывает, что, действительно, ну вот люди как-то так реагируют остро. И, ну, для себя я какую-то формулировку нашла такую, что когда я подхожу, говорю: «Извините, пожалуйста, разрешите вам помочь!» — и это оставляет человеку абсолютную свободу, потому что кто-то может сказать: «Да мне и так удобно». О’кей. «Да, хорошо, очень было бы здорово». «Нет, не нужно». И... Ну, и когда... И себя чувствуешь в этом тоже свободной. И человеку ты предлагаешь, и оставляешь ему право отказаться и свободу отказаться или принять.
Конечно, гораздо сложнее, когда речь идет не о физической помощи, которая очевидна, а о помощи (или не помощи), о каком-то участии, когда речь идет о горе, слезах или какой-то сложной ситуации, и мы не знаем, что случилось. Но, мне кажется, если иметь в виду, опять-таки, эту деликатность и какое-то пространство свободы, ну, по крайней мере, может быть даже, и вопрос «что случилось?» не такой удачный... Там, что ты расскажешь, что случилось? «Мне плохо». Там, «моему ребенку плохо». Что случилось... Все плохо. Но, может быть, спросить: «Я могу вам чем-то помочь?», как бы по-киношному ни звучала эта фраза. Или: «Не могу ли я что-то для вас сделать?» И если человек скажет «нет», может быть, побыть еще, посмотреть на него и уйти?
К. Мацан
— В прошлой части программы ты говорила, когда мы начали в самом начале размышлять о том, насколько человеку в медицинском деле труднее или проще, скажем так, прийти к вере, найти утешение к вере, ты сказала: «Все мы переживаем боль и сомнения». Я вот хотел бы к этой фразе творчески придраться. Опять же, может быть, это будет связано с твоей работой, может быть, нет, но какие у тебя сомнения в вере, какие вопросы к Богу (если это одно и то же — сомнения в вере и вопросы к Богу)? Я понимаю, что ты вряд ли ставишь под сомнение бытие Божие как таковое. Хотя сейчас ты расскажешь. Но тогда чего они касаются?
Т. Семчишина
— Они действительно не касаются бытия Божия. Но... Есть, например, сомнение — это один из самых болезненных вопросов, я думаю, что не только для меня. Это вопрос, что есть благо. Что есть благо, ну, например, для конкретного ребенка. Или что есть благо для его семьи. И если мы говорим о том, что, ну, «я верю, что Господь всемилостив и благ, и в Его деснице тайна человеческой судьбы», то где это благо в какой-то конкретной ситуации, где его очень сложно разглядеть или невозможно? И что есть благо в этой ситуации? Это вопрос, который довольно часто снова и снова приходится ну как-то решать, задавать, по крайней мере, этот вопрос.
К. Мацан
— Ты имеешь в виду, может ли болезнь, например, быть благом для семьи, для человека, для ребенка?
Т. Семчишина
— Я боюсь сейчас уйти в какие-то теоретические размышления, потому что все-таки эти, наверное, вопросы имеют право задавать только непосредственные участники. Легко сидеть в студии и говорить о таких вещах. Но, скорее, это какие-то очень конкретные события или конкретные... Даже, наверное, не столько сама ли болезнь — благо. Я не буду касаться этой темы — она слишком деликатная, и она слишком индивидуальна для каждого конкретного человека. Но в процессе лечения и в процессе борьбы за жизнь мы, да, сталкиваемся с ситуациями — ну все ли мы сделали правильно и все ли мы сделали, исходя из блага, из пожелания блага, например, такой вопрос. И еще вопросы смысла, который, наверное, основополагающий — в чем смысл, где смысл? Наверное, немножко сложно говорить об этом абстрактно, но я боюсь, честно говоря, приводить какие-то конкретные примеры, потому что опасаюсь быть недостаточно бережной и деликатной к тем людям, о которых я могу рассказывать.
К. Мацан
— Когда человек надеется на чудо, а чудо не случается, это вызов вере?
Т. Семчишина
— Это очень серьезная проверка, я думаю. Потому что, как сторонний наблюдатель, опять-таки, я могу говорить о том, что очень часто чудо, которого мы хотим, оно имеет очень конкретные осуществления, да? То есть, мы хотим очень конкретных вещей, надеясь на чудо. Например, в ситуации болеющего ребенка хотим его выздоровления во что бы то ни стало. Вопрос блага в этом тоже очень важен, потому что иногда, например, в силу ряда причин, осложнений, лечения мы, как медики, можем понимать, что если даже ребенок выживет в этой ситуации, то его жизнь не будет полноценной. Он, например, ну, не сможет никогда ходить или не сможет говорить, или еще чего-то не сможет. То есть, его выживание физическое — оно не будет означать качества жизни и полноты этой жизни. Ну, хотя о полноте, наверное, можно говорить в духовном смысле, и мы, наверное, не будем эту тему затрагивать. Но я вижу, например, несколько вещей и могу поделиться такими размышлениями — что чудо иногда может быть в другом. Мы просим конкретного чуда в выздоровлении, а чудо случается, выражаясь в каких-то других вещах, хотя ребенок погибает, например, и этого выздоровления мы не получаем.
Но когда я говорила еще о том, что это такая проверка того, что стоит наша вера... С одной стороны, мы помним прекрасно все евангельские строки — «просите, и что бы вы ни попросили Во Имя Мое, да будет вам», С другой стороны, это тоже достаточно известные слова — о том, что «что нам дороже — сам Бог или Его блага, или Его благодеяния?» И вот в ситуации, когда мы просим и не получаем, очень бывает сложно, но возможно сохранить веру в то, что Бог всемилостив и благ, и неизменен, и принять из Его руки то, что происходит, даже если мы сейчас этого не понимаем. И даже если очень больно. И даже если эта боль потери разрывает сердце.
Но я вот, наверное, не посмею здесь говорить о наших родителях, потому что действительно для этого каждый проходит свой путь, и свой путь осмысления, и свой путь веры. Но вот здесь очень серьезно встает вопрос, насколько дорог мне Бог. Если я не сомневаюсь в Его существовании, если Он был здесь, если Ему небезразлична судьба моего ребенка, если Ему небезразлично все, что происходит с нами, как дальше строить эти отношения, если случилось то, что случилось.
И почему-то вот хочется мне еще одним поделиться — тоже важным, мне кажется, моментом таким. Однажды мы провожали семью, у которой умер малыш. Было отпевание, и батюшка наш, больничного храма после того, как отпевание закончилось, он подошел к супругам, к родителям малыша, обнял их и сказал: «У вас было время надежды, теперь оно закончилось, и наступает время веры и любви». И это настолько точно отражает состояние... Ну вот, по крайней мере, это такое было точное описание для этой конкретной семьи, потому что они до последнего надеялись. И сейчас, когда все закончилось так, как закончилось, они возвращаются домой, но возвращаются домой, к сожалению, с погибшим ребенком. Но наступает время, когда ты можешь верить во встречу, ты можешь верить в то, что любовь не заканчивается земной жизнью, и что любовь продолжается. Вот, мне кажется, это какое-то максимально точное описание того, что может происходить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот буквально предвосхищаешь ты ту тему, о которой я хотел бы в этой последней части нашей программы поговорить, без которой, конечно, наш сегодняшний разговор был бы неполным. В том смысле, что мы всю программу говорим о твоей работе, о том, что ты видишь на работе, как медицинская сестра в детской реанимации, о трудных ситуациях, боли, страдании, смерти как о вызове вере. Как о вызовах. Но что-то мне подсказывает, что этим, скажем так, духовная палитра твоей работы не исчерпывается, и наверняка есть место и наблюдениям встречи с надеждой, с любовью, с тем светлым, что происходит. И это тоже связано с верой, может быть, дает ей расти, укрепляться, убеждаться, утешаться, получать от Бога утешение. Вот насколько в этом смысле тут твоя работа на твою веру влияет? Был ли пройден какой-то путь — вот не с точки зрения вызова и проверки, а с точки зрения вот ее еще большего какого-то раскрытия и, ну, если угодно, открытия красоты Божьего замысла о нас всех?
Т. Семчишина
— Мне действительно не хотелось бы, чтобы у наших слушателей создалось впечатление, что где-то мы на передовой, где постоянные испытания и непрерывные вызовы жизни и вере. (Смеется.) Хотя, я говорю, конечно, это часть тоже нашей повседневной жизни.
Изменилось ли как-то само понимание, да? И как-то больше раскрылось ли видение Божьей красоты? Мне кажется, что очень явно в наших вот повседневных делах, в нашей повседневной работе раскрывается красота встречи. Красота встречи с человеком. Потому что, несмотря на то, что иногда рутина подразумевает какую-то скорость — что один, второй, третий, это поток людей, но эти лица и судьбы, которые проходят, это, конечно, удивительные какие-то такие нити и удивительные переплетения. Огромное у меня уважение вызывают наши родители и дети. Хотя с детьми мы не всегда имеем возможность общаться — ну, потому что, в силу особенностей отделения, мы можем уже видеть их в медикаментозной коме и под аппаратами, но с кем-то мы общаемся, и это люди, которые дарят огромную радость, как бы это ни странно показалось, и удивление, и удивление жизни. И... Ну, мы тоже меняемся, видя этот свет и видя эту красоту.
И, конечно, не могу не вспомнить одну из наших недавних таких историй, когда у нас полгода лежал малыш, и ему нужна была почечно-заместительная терапия. Ну, поэтому он был в сознании, он мог общаться. У него была масса каких-то игрушечек, книжечек. И мы его очень полюбили все — женская часть коллектива точно, но даже наши реаниматологи, конечно, они с большой нежностью относились к этому малышу. И поскольку он был у нас достаточно долго, и, конечно, для ребенка ситуация непростая — да, он днем находится с мамой, но он все равно в относительно незнакомом пространстве, на ночь он должен оставаться один, незнакомые люди, которые постоянно меняются и которые какие-то процедуры проводят. Но он, как любой ребенок, растет, смотрит на мир, чему-то учится, что-то ему нравится, что-то ему не нравится. И он это все разделял с нами. Мы научились читать, играть, какие-то новые вещи придумывали для того, чтобы его порадовать. (Смеется.) И мы многому учились...
Я не знаю, как ответить на этот вопрос, мне немножко сложно. Наверное, мне даже сложнее ответить на этот вопрос, чем на вопрос касательно вызовов. Но мы видим, насколько... Вот я думаю, что благодаря работе это тоже очень проявляется. Мы видим, насколько мир разный, насколько люди разные. Иногда, как бы банально это ни прозвучало, насколько уникален путь каждого человека и насколько все бывает неоднозначно, и не надо торопиться с выводами о человеке, например, или о семье. Лучше всего не пытаться со своими какими-то понятиями «правильными» на семью наседать, а побыть рядом с ней и сопроводить. Это, наверное, лучшее, что мы можем сделать. Этому работа очень учит. И она всегда напоминает о том, что Дух Святой — Он не в грохоте, а Он в тихом веянии ветра, вот в такой деликатности, нежности и соприсутствии. Это очень явно всегда.
К. Мацан
— Не могу тут не спросить, раз уж прозвучало имя чрезвычайно дорогого мне митрополита Антония Сурожского. Дорогого — в смысле, автора, пастыря, чьи тексты во многом вообще меня, конечно, тоже к вере привели и сформировали, видение каких-то вещей. Он много говорит о необходимости... Не необходимость — плохое слово «необходимость»... о молчании, о возможности молчания. В каких-то ситуациях быть с человеком рядом, без слов, просто быть, присутствовать, чтобы суть твоя была здесь, вместе с ним. И, с одной стороны, в общем-то, не так уж редко мы об этом говорим — о том, что слова часто не нужны лишние. А с другой стороны, так ли это просто на практике? Владыка Антоний тоже в своих текстах... Мне даже довелось один переводить с английского на русский, ранее не опубликованный по-русски текст. Вот об этом он там подробно размышляет — что тоже по-разному можно молчать. Можно просто прийти и помолчать. Ну вот я пять минут помолчал, вроде как, и исполнил завет владыки и больше... пойду дальше, поработаю. Можно молчать, говорит он, с таким достаточно напускным видом и молиться внутренне, показывая, что «вот, вот я молчу наполненно и молюсь за того человека, который рядом со мной». Может быть, такого молчания тоже не надо.
И мой вопрос к тебе, собственно, простой: а что это такое на практике? Удавалось ли, вот удавалось ли этот совет владыки воплощать по-настоящему? Я спрашиваю без подвоха, потому что мне это неизвестно — мне не удавалось, не было повода проверять это. А у тебя, наверное, поводов предостаточно.
Т. Семчишина
— Это совет, наверное, во многом «на вырост». Потому что это то, к чему можно всегда стремиться и пробовать, пробовать, пробовать снова, как и множество других советов, которые владыка дает. Но ты помнишь эту ситуацию, которую мы обсуждали, этот пример — если мама сидит около отделения заплаканная. Иногда... ну здесь какая-то чуткость, наверное, все-таки нужна. Потому что иногда, может быть, действительно один из способов проявить участие — это сесть рядом с ней. И, может быть, не сразу начать говорить, предлагать, и это тоже может быть такой формой, ну, «я свое дело сделал, могу теперь идти, быть свободнее». Я подошел, спросил: А ничего не надо? Помочь вам?" — «Не помочь». — «Отлично!» И с чистой совестью уходить домой.
К. Мацан
— Я прямо себя узнаю, сейчас ты описываешь...
Т. Семчишина
— Но посидеть рядом и как-то прислушаться — может быть, человек что-то скажет, а может быть, нет, и вот, как это владыка часто называет, «из глубины молчания задать вопрос», это уже, наверное, уже такая способность и какая-то душевная внимательность более высокого уровня.
Удавалось ли или не удавалось — я не знаю. Я не знаю, не мне судить, но...
К. Мацан
— Надо спросить у тех, рядом с кем ты молчала.
Т. Семчишина
— Вот я точно знаю вот что. Иногда мы с коллегами с нашими тоже обсуждаем какие-то сложные ситуации, которые случаются у нас на работе. Это могут быть и конфликты, например, с кем-то из родителей или какие-то ситуации кризисные такие, когда не знаешь, как реагировать, и довольно часто я слышу от наших девушек-медсестер вопрос (ну, он такой даже риторический), что «ну я не понимаю, что говорить, я не знаю, что сказать». Вот идет человек, который вот только что вышел из палаты, где умер ребенок его. И, вроде, с одной стороны, я тоже с ними работала, и как-то хочется выразить им соболезнование, но я боюсь подойти, потому что я не знаю, что сказать.
И однажды, когда мы беседовали с человеком вне нашей сферы, и я вдруг поймала себя на мысли, что у меня вопрос этот не возникает — о том, что сказать. И, наверное, можно считать это вот таким плодом наследия владыки. Потому что я не владею какими-то техниками и словами, которые всегда срабатывают, что придает мне уверенность и ту самую мотивацию и отсутствие страха в том, чтобы подойти к тому-то. Но иногда я понимаю, что ты можешь, даже переступив, там, через собственные неудобства, страх внутренний или все, что угодно, но просто подойти, и этого бывает достаточно. Иногда из этого рождаются слова, иногда нет. И иногда бывает, что... ну особенно когда ситуация крайне напряжена в силу переживания... И говорить, что... Просто я понимаю, что говорить что-то — довольно глупо. Да даже не только желание исполнить совет владыки, а просто слова неуместны. Ты в этом, может быть, минуту, две, пять, не знаю, сколько, будешь, а потом всегда можно спросить у, там, родителя, например, у мамы: «Вы хотите, чтобы, там, я осталась, или уйти?» И принять тот ответ, который будет озвучен.
Но мне кажется, что я бы, наверное, так отреагировала на этот вопрос — мы очень недооцениваем роль тишины и роль молчания. И как-то иногда как будто есть какое-то клише, что вот эта тишина и молчание — это отсутствие действия. Или это отсутствие, там, наполненности действия, наполненности смыслом. Хотя очень часто оно может быть гораздо более значимым, чем любые слова, сказанные от души, формально, те, не те. Часто слова действительно не имеют значения, мы об этом забываем. И отношение человеческое — оно не обязательно выражается в словах. Оно может быть в жесте или во взгляде выражено.
К. Мацан
— Вот мы на радио, к сожалению, не можем вообще без слов обойтись. Иначе это была бы тишина, которую было бы странно слушать. Но пускай наша сегодняшняя беседа, вот чьи-то слова сказанные, послужит к тому, чтобы, их услышав, нам всем захотелось — я это говорю абсолютно искренне и ответственно — немножко помолчать и побыть в тишине, но в такой вот не отсутствующей тишине, а вот именно в том, о чем ты сказала, — в тишине присутствия и в наполненном молчании рядом с ближними, с тем, кому сейчас нужна наша помощь.
Спасибо огромное тебе за нашу сегодняшнюю беседу. Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами была в программе «Светлый вечер». Я уверен, не последний раз на радио «Вера» мы с тобой общаемся, так что до новых встреч на волнах нашей радиостанции.
Т. Семчишина
— Спасибо большое! Всего доброго!
К. Мацан
— Счастливо! До свидания!