«Путь к священству». о. Петр Гурьянов

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева —

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. И приветствуем нашего гостя: сегодня в этом часе «Светлого вечера» в студии светлого радио священник Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии — это Ульяновская область. Добрый вечер.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Здравствуйте.

К. Мацан

— Напомню тем слушателям, которые, может быть, не знают, что в этих беседах, которые мы с Кирой со священниками ведем на нашей радиостанции, мы говорим о пути к вере и в вере самого священника и об этом решении принять священный сан. Об этом решении обратиться, может быть, к самому высокому служению для мужчины, которое в принципе есть под луной — предстоять алтарю и преподносить людям таинства. И нам кажется, что это путь не всегда простой, путь сомнений, путь поиска — путь поиска веры, поиска Бога, поиска ответов на вопросы. Поэтому в этом смысле этот путь может быть соотнесен любым слушателем со своим путем, со своими размышлениями о вере и о Боге. Для нас в этих беседах своего рода такой красной нитью проходит тема — а вот священник, он такой же человек, как и все остальные? Они такие же, как мы, священники? Или все-таки есть какая-то существенная принципиальная разница, которую мы должны ухватить во взгляде на священника и мирянина, сравнивая их.

Свящ. Пётр Гурьянов

— На самом деле, мы, священники, такие же люди, как и все остальные. Но спрос с нас, естественно, больше будет, потому что мы должны подавать пример христианской жизни. И после смерти, рано или поздно, когда настанет этот момент, Христос нас спросит, как мы, какой пример подавали всем остальным людям, чтобы они следовали именно за Христом. Чтобы мы, как священники, не впали в младостарчество, особенно молодое священство, когда собою заслоняют самого Христа. Начинают «батюшка, батюшка», бегают за священником, а священник этот впадает в гордость. Это одна из первых ошибок молодого духовенства, когда мы собою заслоняем Христа. Это очень страшно.

К. Мацан

— А у вас такое было? Вот осознание этой опасности, прохождение через нее.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Вы знаете, в этом плане мне как-то повезло. Во-первых, духовник, духовный руководитель мой, это протоиерей Виктор Казанцев, бывший протодиакон митрополита Иоанна (Снычёва), священник старый. И я ведь священником служу не так много лет — я 7 лет служил диаконом. И это диаконское служение, то есть помощник священника, мне помогло как раз через всё это пройти. Я видел молодых ставленников, священников, то есть я сам вокруг престола как диакон водил их перед хиротонией, потому что я служил с архиереем. И на протяжении 7 лет диаконского служения я, можно сказать, прошел вместе с ними через это. А священником я служу всего 4 года. Меня рукоположил наш владыка Диодор, епископ Мелекесский и Чердаклинский. И тоже, глядя на его, на его пример служения, мне это помогает преодолевать. Естественно, у меня и тоже гордость возникает, я в этом тоже каюсь. И еще какие-либо моменты. Вот вы меня пригласили на радио, у меня сразу мысля: отец Петр тут приехал в Москву, на радио «Вера». Естественно, как у обычного человека, у меня вот эта самооценка и самомнение тоже возникает. Но я стараюсь ее преодолевать, потому что понимаю — все мы люди грешные, у каждого свои тараканы, свои грехи.

К. Лаврентьева

— Когда вы впервые встретились с церковью?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Впервые встретился я с церковью, когда учился в медицинском институте. У меня была мечта стать военным хирургом. Я учился в Ульяновском медицинском колледже. Все же перед экзаменом ходят и ставят свечки, помолиться. Я даже креститься толком не умел, но все пошли, и я пошел. Зашел в храм, тоже помолился, даже креститься толком не мог, не умел. И мне понравилось, как поет церковный хор. Я даже до сих пор помню это песнопение — это была «Честнейшую херувим», то есть запев на 8-й песне канона. И это меня так за душу взяло. Я после этого просто начал приходить по вечерам послушать это песнопение. А особенно, когда диакон возглашал «Богородицу, Матерь Света в песнех возвеличим». И вот, уже в медицинском колледже я принимаю решение, что нет, я хочу стать священником, поступить в духовную семинарию.

К. Лаврентьева

— Отец Петр, а почему именно военным хирургом?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Мне больше это направление нравилось...

К. Лаврентьева

— Довольно непопулярное направление.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Даже не то что популярно... Человек в военной форме, во-первых. Не то, что я мечтал в горячих точках где-то быть, нет. Но это достойно — спасать других людей.

К. Мацан

— К вопросу о спасении других людей. Я познакомился с публикацией о вас, история замечательная, она озаглавлена так: «Как подрясник священника спас девушку от самоубийства».

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, было такое.

К. Мацан

— Вы можете эту историю рассказать тем, кто, может быть, с этой публикацией не знаком?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Дело было года три назад, наверное, как раз первый год моего священнического служения. У меня пятеро детей. Естественно, когда дети — один заболеет, и все начинают потихоньку друг за дружкой. Простыли. И нужно было пойти в аптеку и купить лекарства. Я привык, и духовник мне все время говорил: «Всегда ходи в подряснике. Подрясник — это проповедь». А когда меня рукоположили в диаконы, мне был 21 год. Я стеснялся — как же так, в этом городе живут те, с кем я учился в школе. Хотя я сам родом из деревни, 9 классов в деревне окончил, а 10-й и 11-й в городе. И мне всё равно это было стеснительно: что обо мне подумают другие люди? Это сейчас я перед вами сижу такой статный, бородатый и в меру упитанный. А на то время я был такой худой, как трость, ветром колеблемая. В подряснике. И все равно, с первого дня я надел подрясник. И как-то вот, знаете, пошло потихоньку, поехало. И уже, будучи диаконом, пешком когда идешь в храм, на автобусе едешь — идешь в подряснике и люди все равно как-то... Кто-то с усмешкой относился, бывали моменты — проходишь мимо дома, окурки кидают с балкона.

К. Мацан

— Прямо так?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, было, было.

К. Мацан

— Именно специально вот, в человека в подряснике?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да. Кто-то, до сих пор помню слова одного мужчины: «И не сеет и не пашет, а кадилом только машет». Когда я проходил мимо дома...

К. Мацан

— Человек усвоил крепко штампы революционной антицерковной пропаганды 20-30-х годов.

Свящ. Пётр Гурьянов

— И в один из дней, я как раз пришел в аптеку за лекарством от простуды или еще чего. И оказывается, что проходит небольшое количество времени, приходит ко мне девушка на исповедь: «Отец Петр, вот так и так. А вы знаете, буквально совсем недавно я хотела покончить жизнь самоубийством». У нее такое в голове творилось, мы с ней пообщались. Я сначала подумал: ну, мало ли, с кем она меня перепутала. Может, другой священник был. — «Нет, вы на Химмаше». Химмаш — это район нашего города, из духовенства только я там живу. — «Нет, это были вы». И она мне рассказала, что благодаря даже не мне, а просто, увидев образ священника, она всю ночь... Кстати, она купила все-таки лекарство...

К. Мацан

— Она вас в аптеке увидела?

Свящ. Пётр Гурьянов

— В аптеке, да. Оказывается, я перед ней стоял в очереди. Я стоял, а за мной она. Она то ли какие-то сильнодействующие снотворные хотела приобрести, то ли еще чего, не знаю, какие препараты, рекламировать не буду. Но суть такая, что она, все равно купив это лекарство, хотела уже сделать задуманное. И вот именно в последний момент, как она говорит, что именно образ священника — подрясник, черное облачение, ее немножко как-то сдвинуло. И прошло время — то есть она не сразу, не на следующий день пришла в храм, несколько месяцев, возможно, прошло. И она пришла и рассказала мне всю эту историю. И я еще больше подкрепился тем, что на самом деле, оказывается, даже одежда священника — безмолвная, можно сказать, проповедь получается, возможна даже, когда священник проходит... Я в магазин, например, иду — кто-то благословения спросит, кто-то еще чего. Даже бывает, кто-то записку, когда в автобусе едешь, подаст: «Батюшка, помолитесь». У кого-то операция... Естественно, я не говорю, я прямо повседневно — бывает, что я и без подрясника хожу, если куда-то в лес выезжаю, с детьми особенно люблю. И по городу, бывает. Но в основном, бо́льшую часть времени стараюсь проводить в подряснике.

К. Мацан

— Вы сказали, что вам даже было неловко поначалу в юности, когда вы только были рукоположены в диаконы, ходить в подряснике. А с чем эта неловкость была связана? Ведь, казалось бы, если человек приходит к вере, а уж тем более, к такому серьезному решению, как рукоположение в священный сан — всё, все сомнения прочь, ты настолько должен быть в этом уверен и ко всему готов.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Это боязнь именно косых взглядов людей, осуждающих тебя. Возможно, вера была такая, ветром колеблемая немного. Хотя не сказал бы, что вера у меня такая пламенная, но вот именно, что-то меня смущало. Я просто стеснялся, если так прямо выразиться. Бывают моменты, знаете, когда с молодежью общаешься, очень много людей молодых хотят ходить в храм, приходить, но они стесняются этого — они стесняются, что кто-то увидит их в храме из знакомых, возможно, кто-то на улице увидит, что они приходят в храм, и они вот этого стесняются. Вот именно то, что касается нашего города.

К. Лаврентьева

— Да, тут скорее именно провинциальная история, когда все на виду — в больших городах такая проблема не стоит.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да. Когда я в семинарии учился в Нижнем Новгороде, для меня было вообще интересным, что в храме молодежи больше, чем пожилых бабушек, допустим. А у нас наоборот получается. И мне хотелось, чтобы в нашем храме было больше молодежи, не стеснялись своей веры.

К. Мацан

— Мы говорим о пути. И на этом пути невозможно, скажем так, миновать ту точку, которую принято называть встречей со Христом. Вот вы рассказали о встрече с церковью, с церковной культурой, с богослужением, когда вы случайно или неслучайно зашли в храм, но без каких-то больших целей и вас поразило церковное песнопение. А вот личная встреча со Христом, после которой уже не можешь быть прежним. Что это было?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Это была моя первая исповедь, именно осознанная исповедь. К сожалению, священника, который меня исповедовал, его нет в живых. Но он мне дал такие наставления, хоть он был молодым, ему даже, по-моему, 32-33 года было, но такие наставления, которые я запомнил на всю жизнь. И стараюсь теперь те же самые слова на исповеди передавать другим людям.

К. Мацан

— А что это были за слова, если это не слишком личное. Если это можно рассказать так, чтобы не выдавать тайну исповеди.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Но лучше, наверное, тогда не надо. Потому что это индивидуально, наверное. То есть я и на исповеди не каждому говорю. Но есть такие грехи, в которых люди каются, и именно вот эти слова нужно сказать, чтобы человека поддержать, чтобы он не впал именно в уныние — в яму, из которой потом будет тяжело выкарабкаться.

К. Мацан

— Хорошо, я спрошу по-другому. Я вот, например, очень хорошо помню и могу рассказывать о тех словах, которые слышал на первой исповеди, потому что эти слова, о которых я рассказываю, не касались ни ответов священника на мои грехи, а именно некого наставления на будущее. И оно сводилось, по крайней мере, я запомнил две очень яркие вещи. Первая, что нельзя прийти в церковь Иваном-дураком и тут же выйти Иваном-царевичем. Как сказал священник, опытный: «Это путь, будь готов к пути, к длительной работе». А второе, что он сказал, что «важно, чтобы церковь не превращалась в сегмент — что вот есть работа, учеба, друзья и вот еще по воскресеньям церковь. Церковь — это ткань, это главный нерв жизни, если она занимает свое правильное место в жизни». Я так это услышал, и для меня это стало такой путеводной звездой на многие годы вперед. У вас были такие наставления, которые для вас до сих пор являются актуальными, которых вы держитесь и к которым возвращаетесь?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Для меня, наверное, как для священника и диакона на то время, были наставления, когда мне сказали: «Вот ты в алтарь когда входишь, входи, как в первый раз. Когда тебя в первый раз пригласили в алтарь, с каким страхом, с какой верой ты входил в алтарь. И пожалуйста, входи, вот уже будучи священником, диаконом, с таким же страхом». Потому что наша ошибка главная священников и священнослужителей — это мы привыкаем к святыне, вот такая фраза даже есть. Когда уже вошли в алтарь, даже не перекрестились, не положили положенных земных поклонов, не приложились к престолу должным образом. Вот эти слова у меня постоянно, они у меня постоянно в голове. Стараюсь это выполнять, конечно. Но бывают порой моменты, житейские такие моменты, ну, забываешь просто — заходишь уже как по привычке. И это очень страшно. Когда верующий человек или священник привыкает к святыне.

К. Мацан

— Священник Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии, это в Ульяновской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».

К. Лаврентьева

— Отец Петр, а в детстве у вас были какие-то диалоги с Богом, пусть неосознанные какие-то?

Свящ. Пётр Гурьянов

— В детстве да, были. Бабушка моя меня водила раз в год Великим постом, помню до сих пор, на Причастие. То есть возили нас в город с сестрой. И уже не в детстве, а в подростковом, наверное, возрасте, когда родители, например, куда-то уезжали. У нас дома была старенькая икона Святителя Николая, обычная, на бумажке распечатанная. И мама всегда нас просила, детей, говорила: «Помолитесь своими словами, чтобы мы хорошо съездили на рынок, например». Они ездили молоко продавать, картошку, скотину. Из деревни продукты продавать, чтобы всё хорошо прошло. И мама нас все время с сестрой просила молиться. Вот эта детская молитва, может быть, как-то тоже отразилась. Хотя родители у меня были против того, что я принял священство.

К. Мацан

— Расскажите об этом — почему были против?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Понимаете, я из деревни сам. И когда поступил в медицинский институт, родители возлагали на меня такие надежды — поступил сам, для меня это было интересно, для меня было такое рвение. То есть я самого раннего детства мечтал стать врачом. И тут я бросаю медицинский, его не заканчиваю, хотя учился хорошо. Я им говорю: «Мам, пап, я собираюсь стать священником. Хочу поступить в духовную семинарию». Хотя я не знал, какие там экзамены надо сдавать. И языки — древнегреческий, латинский. Ладно, латинский я с медицинского знал, еще можно было более-менее. У меня папа человек умный, он поехал в военкомат: сына надо срочно забрать в армию. Говорит: «Тебе там мозги вправят — никакой церкви, никакого священства. В армию, в армию». Я не боялся, тем более, если военная хирургия, мне по-любому нужно было бы практику проходить где-то в таких местах. И я усердно занимался спортом, у меня разряд по рукопашному бою. Ну, армия, так армия. И когда я уже прошел медкомиссию, вызвали нас всех в Ульяновск. И приходит результат — я не пригоден к службе в армии. И мне сказали: «Приезжайте за военным билетом». До сих пор помню разъяренного папу, который чуть ли не в военкомат приехал со всеми моими грамотами, которые у меня были. Говорит: «Люди бешеные деньги платят, чтобы детей не забирали в армию. А тут человек уже в кандидаты в мастера спорта по рукопашному бою идет, а его не берут». Всё дело в том, что когда я родился, в младенчестве я перенес полиомиелитоподобное заболевание, то есть с правой стороны у меня были полностью парализованы рука и нога. И с таким диагнозом не берут. Хотя меня родители выходили, вылечили, воспитали. Но даже сейчас у меня правая рука слабее, чем левая.

К. Мацан

— Ударная — левая.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, левая — ударная.

К. Мацан

— Можете одной левой всех.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да. Ну вот, и все равно наперекор родителям, можно сказать, я документы забрал из медицинского документа института и поехал. Сотовых телефонов у нас тогда не было. Я в деревне заказывал звонок на почте, звонил в Нижегородскую семинарию. Адрес я нашел вообще в календаре церковном, пишут же у нас: «Духовные заведения Русской Православной Церкви». Я позвонил. Мне сказали: такие и такие-то экзамены, документы нужно подать тогда-то и тогда-то. Еле-еле собрал эти документы, всё, что нужно было. Приехал в Нижегородскую духовную семинарию, приехал в 5 утра (как и сегодня, тоже в Москву в 5 утра приехал). Просидел до 9 утра на скамейке у них там, пока откроется канцелярия, сдал документы. Экзамены я все сдал практически на «два». Русский язык, диктант тоже на «два» сдал, английский с немецким тоже, потому что у нас в деревне не было иностранных языков. Латинский сдал на «четыре», потому что я его в медицинском учил. И я думал, всё, пропал парень, потому что с медицинского уже документы забрал. И тут семинария... А тогда, понимаете... Вот сейчас я смотрю, что конкурса вообще нет в семинарию. А на то время у нас 6 человек на место было, это был 2005 год, 6 человек на место практически было. И нас поступило туда 46 человек на первый курс. А я уже даже не дожидался результатов, потому что понял, что всё провалил. С таким унынием уже собрал сумки, и тут меня догоняют из канцелярии: «Петр Сергеевич, подойдите, пожалуйста». (А я в списке себя не нашел потом.) И мне сказали: «Вы зачислены на первый курс». Я поверить не мог, говорю: «Как же так, я экзамены...» А оказалось, что самое главное при поступлении — это было пройти собеседование с ректором. На то время — архиепископ Нижегородский и Арзамасский Георгий, ныне митрополит. И я до сих пор с ним общение помню, он у меня спрашивал: что, как, почему я хочу стать священником. Он спрашивал: «Почему ты медицинский-то бросил? Доучился бы уже в медицинском, а потом бы пришел к нам». Я говорю: «Владыка Георгий, нет, хочу, прямо вот рвение такое». Я видел, что он напротив меня минус поставил. Ну, думаю, значит, всё, нечего с этого парня ловить. Нет, и как раз это огромную роль сыграло при поступлении.

К. Мацан

— А потом не было позднейших разговоров с владыкой Георгием о том, почему же все-таки он вас принял?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Нет, в дальнейшем не было таких разговоров. Хотя встречи были, мы, семинаристы на первом курсе. Признаюсь честно, я учился очень хорошо при поступлении уже в семинарию, для меня это было интересно. Раньше интернета не было, все в книгах. У нас Благовещенский монастырь, семинария на территории монастыря. Там шикарная библиотека, там столько книг! И все самые главные, древние — XIII, XII века есть. И я учился на «четыре» и «пять» до тех пор, пока не познакомился со своей женой.

К. Лаврентьева

— А вот с этого момента, если можно, подробнее.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Кстати, жена у меня медик. Познакомился я с ней, она из Нижнего Новгорода, сестра милосердия. Она Нижегородский медицинский колледж заканчивала. Вот там я и познакомился, на третьем курсе семинарии уже.

К. Мацан

— И стали хуже учиться?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Ну да. И не только хуже учиться, у меня и наказания были. Например, у нас молитвенное правило в 10 часов вечера. Естественно, я ее домой провожал, потому что она жила за городом, они там с девушками снимали квартиру. И в 11, в половине одиннадцатого возвращался, опаздывал. А у нас дисциплина же строгая. Первый, второй, третий этаж ты моешь. Ходишь с ведром до 12 ночи со шваброй. Так мне это обходилось боком. Но дисциплина, кстати, это мне очень помогло и воспитало уважение к старшим по сану, и вообще, именно в плане дисциплины. И проректор у нас, отец Андрей Кириллов, был замечательный, отец Александр Мякинин тоже — такие священники, которые нас воспитали не только духовно, но и в дисциплинарном плане тоже.

К. Мацан

— А родители в итоге приняли это решение?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, родители в итоге смирились. Я помню, что мама сказала мне, что «ты, сын, уже взрослый, принимай решение сам». Они потом уже сами приехали ко мне в семинарию. Сейчас, слава Богу...

К. Лаврентьева

— Как они к вере относятся?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Хорошо. Не говорю, что прямо каждое воскресенье... Мама, слава Богу, приходит в храм, причащается, исповедуется даже у меня. Папе все равно мне приходится под дых давать, чтобы немножко...

К. Мацан

— В духовном смысле.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, в духовном смысле.

К. Мацан

— А мама у вас исповедуется? Вам не тяжело маму исповедовать?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Нет, наоборот, мне как-то приятно, что именно мама моя. Мне даже приятно, когда моя дочь старшая, она: «Папа, я только к тебе». Понимаете, она рассказывает о таких грехах... Я не говорю, что какие-то преступления, но для ребенка это тяжело — своему родителю о таком рассказать. Я говорю: «Настя, может, ты к другому батюшке пойдешь?» — «Нет, папа».

К. Лаврентьева

— Ничего себе.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Мне это, естественно, приятно.

К. Лаврентьева

— Но это такое доверие, прямо стопроцентное.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Ну да. То есть в этом плане, слава Богу, со старшей дочерью у меня... Но ей всего-то 10 лет.

К. Лаврентьева

— Но это уже немало.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Но с характером девушка, с характером.

К. Мацан

— А вы помните свою самую важную, может быть, для вас, первую Литургию? Диаконскую или священническую?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Это во время хиротонии.

К. Мацан

— Ну, это понятно, что хронологически первая она. Но такая, когда ты сам понимаешь, что прикоснулся к чему-то...

Свящ. Пётр Гурьянов

— Наверное, каждый диакон, которого только рукоположили, который еще «зеленый» такой, ничего толком не знает, там, если честно... Ну, я свои переживания расскажу. Я практически ничего такого ощутимого не почувствовал — переживал, как бы правильно где взять орарь, как подать кадило, дискос, что-то еще — вот в этом плане. Но потом, когда уже ты более-менее освоился с Литургией, знаете, входишь в молитвенное общение вместе со священником — а я практически всегда служил со своим духовником. То есть он служил раннюю Литургию и просил все время приходить меня. И я с ним служил. И, знаете, наверное, я даже молиться научился, как он. Для меня это огромное имеет значение. Я переживаю, что я сейчас с ним уже месяца два не служу, потому что меня назначили настоятелем строящегося храма. А на исповедь я все равно к нему приезжаю, мы общаемся.

К. Лаврентьева

— Протоирей Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии Ульяновской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько минут.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. В нами в студии протоиерей Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии — это в Ульяновской области. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Петра к вере и в вере. И вот вы начали рассказывать про опыт богослужения ваш, может быть, первый самый, который вы помните. Я недавно разговаривал с одним диаконом, который сказал такую для меня, в общем-то, не очень ожидаемую вещь. Он говорит: «Вот вы, миряне, стоите лицом к алтарю и молитесь. А я выхожу и вижу ваши лица, когда я стою в какие-то моменты Литургии спиной к алтарю и обращен к народу. И вижу лица молящихся». И, как я понял его мысль, очень легко, а может быть, нелегко, но для него как-то ясно — кто как молится, кто здесь, кто не здесь глазами, кто что переживает. Я не имею в виду, что кто-то переживает что-то нужное, а кто-то ненужное, но у всех разные эмоции. Не эмоции, а разное состояние во время молитвы на Литургии. А вы что чувствуете, когда видите глаза прихожан? Или чувствовали, когда были диаконом, обращались на «Символе веры», например, или на «Отче наш» поворачивались к пастве?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Такую мысль я хочу сказать вначале. Священник, вот порой бывает, когда совершаешь Литургию, даже диаконом когда служишь со священником, и молитва не идет. Реально, не идет она, и всё. Хоть ты убейся. И, знаете, такое состояние прямо подавленное. А всё из-за того, что в храме бывает очень много людей, но молятся один-два. Это очень страшное дело. И еще страшнее, когда сам священник не молится или диакон. Это вообще ужас. Я все время сравниваю, знаете, священник — это как поезд, паровоз. Вот он дал толчок ходу, огромный вагон — это прихожане.

К. Мацан

— Такой локомотив.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, локомотив такой здоровый. Вот он тронулся. И уже потом, за счет того, что огромное количество этих вагонов, набирается скорость — то есть они сами его толкают. И порой бывает так, что когда священник дает возглас «Благословенно Царство», пошла служба, то есть он дал толчок молитве, начал молиться. И вот зависит от того, этот локомотив, который стоит в храме, будет его толкать — вместе с ним идти вперед, либо наоборот, тормозить. Бывает так. И когда вы говорите, что диакон «Отче наш» или «Символ веры» поет, священник же тоже, если он служит без диакона, он тоже обращается к людям. Бывает, видишь у людей на глазах какое-то земное попечение, которые пришли помолиться из-за того, что, как вы сказали, просто нужно прийти, отдать дань. Но на самом деле, когда человек от чистого сердца молится, это все равно чувствуется. Бывают моменты, наверное, каждый священник об этом может сказать — чувствуется именно вот эта молитва. Откуда ее чувствуешь, я объяснить не могу. А в глазах искренность у людей все равно видно.

К. Мацан

— Потрясающие вещи, мне кажется, вы сейчас говорите. Потому что мы же рассуждаем нередко о том, что миряне, прихожане на службе, они не просто свидетели службы — они участники. То есть мы все вместе творим Литургию. Но очень часто это остается только такой фигурой речи, а в душе понимаешь, что, ну, понятно, что священник служит, а я здесь просто стою. И я могу помолиться, могу не помолиться — от этого в принципе ничего не изменится, думаем мы.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Нет.

К. Мацан

— А оказывается, как вы рассказываете, что именно мы все вместе творим Литургию, это реальность. И вы это чувствуете, как священник, что именно это общее дело и вас и прихожан, это чувствуется в воздухе, в молитве.

К. Лаврентьева

— Отец Петр, у вас были когда-то какие-то сомнения, может быть, в вере, кризисы веры?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Слава Богу, ни разу. Я вот этого боюсь.

К. Лаврентьева

— Но наверняка к вам приходят с этим. И что вы тогда говорите людям? На чем нужно стоять в такие моменты, чем укрепляться?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Вы знаете, я только вот буквально недавно пришел к такой мысли, заключению. Как вы сказали вначале, просто человек не встретился со Христом еще. Он вроде бы ходил в храм, приходил, что-то делал. Возможно, кого-то заставляли, особенно детей. Очень много, например... Вы знаете, у меня воскресная школа была, я преподавал, у меня воскресная школа 56 детей, 56 выпускников. Ни один не ходит в храм. При этом я знаю, что кто-то из них сделал аборты, кому-то статья светит. То есть они уже выросли, по 20 лет им. Хоть мне самому на то время было, я только начинал свое служение, а им по 16-17 лет на то время было. Сейчас один-два, возможно, придет, может быть, свечку поставит, перекрестится. И я себя виню — я не смог их, что ли, познакомить со Христом. Я вот из-за этого переживаю. Возможно, сам Господь ждет момента другого — ведь у каждого человека свой путь. Хотя я пытался приложить все усилия, именно чтобы познакомить со Христом. И это очень тяжело. И сейчас самое главное мое переживание — это свои дети. Я не знаю реально, честно признаюсь, не знаю, как их познакомить со Христом. Потому что меня никто не знакомил, меня...

К. Лаврентьева

— Но вы знакомы.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, я сам как-то... Когда мы поступили в семинарию, владыка Георгий нам сказал: «Запомните слова: „Не вы Меня избрали, а Я вас избрал“». То есть Христос в Евангелии апостолам так и сказал: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». И вот я переживаю тот момент, что я, как родитель, как священник, я отдаю всего себя другим детям — езжу в институты, в школы, общаюсь. А домой приезжаю... У меня даже с детьми, с дочерьми бывает разговор. Я о замужестве уже сейчас разговариваю, когда им 6-7 лет, то есть я стараюсь в этом возрасте уже. У меня три дочери, два сына. «У меня муж будет, как папа, вот как ты». А вот Настя, старшая дочь, буквально месяца полтора назад мне заявила с такой претензией, с таким взглядом: «А я не хочу, папа, чтобы у меня был муж, как ты». Я говорю: «Настя, а что случилось?» — «А вот ты там и там. Ты с нами не гуляешь, ты с нами время не проводишь. Ты с другими детьми». Я езжу в детские сады, в школы. Она это видит. И тут у меня щелчок такой: «Олеся, собираем чемоданы. Поехали в лес в поход, бадминтон...» — матушке своей говорю. И вот ребенок в 10 лет это почувствовал: «Папа, ты для других детей, а для нас ты этот...» И поэтому, вы знаете, такие моменты бывают, что часто дети священников далеки потом от Церкви. Они просто видят всё это, всю тяжесть, и бывает, что не хотят иметь мужей среди священников.

К. Лаврентьева

— Как, по-моему, Антоний Сурожский говорил, что очень важно на пути к Христу увидеть в чьих-то глазах сияние вечной жизни.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да-да.

К. Лаврентьева

— И, может быть, как раз лучший способ познакомить со Христом — это в себе возгревать эту связь с Господом.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Вы знаете, момент даже такой: когда мы в семинарию поступили, нас поступило 46 человек. А выпустилось всего 18. Из них большинство поступающих были дети священников. И они учились хорошо, то есть всё нормально. Но их отчислили. Это для меня вообще было шоком. Я потом только понял: детей заставляли ходить в храм, соблюдать посты, молитвенные правила соблюдать. А потом, когда они стали совершеннолетними, когда они уже в свою жизнь, в житейское море вышли, они поняли, их просто заставляли. И вот в этом плане я своих детей никогда не заставляю молиться. Я просто говорю: «А вы помолились перед сном своими словами?» Я не говорю, чтобы молитвенное правило какое-то читали. Спрашиваю: «Хотите ли со мной на Литургию?» Маша, средняя дочь, она знает все, она с радостью с вечера всё приготовит. А Настя уже всё, она подумает: поеду, не поду, поспать, не поспать. И все равно я ей: «Настя, поехали со мной на службу, помолимся, причастимся. Надо с Боженькой как-то связь поддерживать». Она уже взрослая, 10 лет: «Ладно, папа, поехали». Не то чтобы меня уважить, а именно с Боженькой — на детском языке с ними общаешься. Но прививать это — святое Причастие, духовную благодать — с самого младенчества нужно. А потом, когда они уже становятся взрослыми, все равно им право выбора нужно давать. И, может быть, я ошибаюсь, но никогда детей не нужно заставлять ходить в храм. Мне кажется, ничего хорошего это не даст.

К. Лаврентьева

— А насколько вам трудно дается этот момент отпускания, когда ты даешь ребенку право выбора, право свободной воли? Вот не хочешь — не иди сегодня в храм. Но ведь вам наверняка очень тяжело оставлять его дома...

Свящ. Пётр Гурьянов

— Конечно, мне неприятно. Самый главный момент — знаете, когда я прихожу на Литургию, приходят молодые родители со своими детьми...

К. Лаврентьева

— А ваш ребенок дома.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да. А мой ребенок дома. Приходят многодетные матери, у кого несколько детей. Они мучаются там, тяжело им, но все равно приходят. И действительно, мне, как отцу, мне немного неприятно. Бывает из-за этого даже раздраженный немножко, бывает, что приходишь, и не то что ребенка наругаешь, но все равно стараешься: «Настя, а давай тогда помолимся вечером с тобой перед сном». И все равно стараюсь объяснять им, что воскресенье — это именно день для Бога. Даже не только детям, а людям говорю: «Понимаете, Господь мог бы дать другую заповедь: шесть дней Господу Богу твоему, один день, пожалуйста, себе. А Он ведь как сказал: шесть дней работай, а всего лишь один день». Даже если так задуматься: не один день — полтора-два часа в неделю в воскресенье удели Богу твоему. А шесть дней делай всё, что хочешь — работай, зарабатывай деньги на семью, хочешь — молись, хочешь — не молись, нас никто не заставляет. Но вот именно один день, воскресный день, Он просит посвятить Себе. И что самое интересное, я потом наткнулся на слова Иоанна Златоуста, где он говорит, что те люди, которые воскресный день употребляли для своего обогащения, Господь потом, когда человек уже в сознательном возрасте становится, он этого богатства лишается, сразу и резко. То есть, которое именно было приобретено в воскресный день. У него такая мысль, что, возможно, здоровьем забирает, а возможно, просто само богатство. И оставляет человека ни с чем. Дословно не могу слова его привести, но вот именно Иоанн Златоуст говорил об этом.

К. Мацан

— Вот эта мысль, которую вы только что озвучили, она такая амбивалентная. С одной стороны, она понятная и в ней есть, наверное, совершенно необходимая педагогика такая церковная. С другой стороны, как мне кажется, отсюда остается один маленький шажочек, чтобы увидеть в Боге такого мстителя, такого законодателя, который: ага, ты не пришел, вот Я теперь тебя этого лишу. И возникает такое карикатурное представление о страхе Божьем. Что вот христиане потому и стараются что-то выполнять, в нравственном плане или в таком церковно-дисциплинарном — службы, посты, — потому что боятся, что Бог накажет.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Нет, тут всё очень просто. Я тоже раньше об этом думал. И не то что много лет, но несколько лет думал, почему так, что Бог именно такой грозный Судья. Например, за невыполнение в среду и пятницу — человек нечаянно съел конфетку какую-то, а там было молоко, оказывается, сухое. Всё, человек рвет на себе волосы: Господь тебя накажет. На самом деле, нет. А ответ прост, он в Евангелии есть. Христос своим ученикам говорит: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если вы будете иметь любовь между собою». Вот это один из критериев, наверное, одна из таких аксиом, маяков таких, которые должен иметь православный христианин — это любовь, именно любовь к ближним людям. Бывают моменты, что человек не смог прийти в храм в воскресенье, у него не получилось. Я в семинарии дипломную работу писал, у меня была тема «Дисциплинарная часть древнерусских уставов». И как раз там именно в качестве дисциплины говорится о том, что нежелательно четыре воскресенья пропускать. Три воскресенья как-то дозволительно, но без уважительной причины это очень плохо. 
И тут, знаете, такой момент — хотя бы раз в месяц человек все равно должен прийти: «Господи, спасибо Тебе. Слава Богу, я жив, здоров, на своих ногах». Ведь без воли Божьей ничего не случается. Если Господь говорит, что даже «все волосы сочтены у вас на голове», а мы просто хотя бы как люди, просто спасибо сказать, мне кажется, просто обязаны прийти. Потому что если нам какой-то человек что-то сделает, мы придем, отблагодарим его — коробку конфет, бутылочку чего-то там. (Как отец Димитрий Смирнов говорит: «Ящик лучше»). А это сам Бог дал вам жизни — сам Бог — неужели нельзя? «Чадо, дай мне твое сердце!» Мне ничего не нужно: «Небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих». Поэтому что мы можем принести в качестве благодарности? Вот пришли мы: «Господи, спасибо Тебе, мы живы-здоровы, дети, слава Богу, сыты, одеты. Благослови на предстоящую неделю, благослови на предстоящий месяц, год. Спасибо Тебе. И прости меня, каюсь в грехах». Не нужно забывать, потому что у нас реальная есть такая возможность — исповедь, когда человек кается в своих грехах. Это не говорит о том, что я сейчас выйду после вашего радиоэфира, пойду нагрешу и приду на исповедь, мне всё простят. Нет. Исповедь — это осознанное покаяние, то есть изменение своей жизни.

К. Мацан

— Вы произнесли слово, которое мне лично кажется очень таким дорогим и ценным, может быть, даже центральным в отношениях человека и Бога, это слово — благодарность. А вот вы можете как-то про себя, не знаю, отследить, артикулировать, когда и как вы пришли к этой мысли о том, что нужно за всё благодарить? Что благодарность — это такая одна из самых первейших ниточек, которая связывает человека и Бога.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Вы знаете, это было, когда служил диаконом, момент. Расскажу вам такой случай, наверное, я тоже в гордыню впал. Помните, моменты евангельские, когда зашли мытарь и фарисей помолиться?

К. Мацан

— Конечно.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Мытарь стоял в сторонке, в храм боялся зайти... «Боже, будь милостив ко мне грешнику!» А фарисей прошел в храм, в центр: «Господи, спасибо Тебе, что я жертвую, пощусь два раза в неделю, что я не такой, как мытарь». И у меня вот, — я каюсь в этом плане, — то же самое было. Когда я служил диаконом, как-то со своими друзьями близкими встретился. Ну, у кого-то суд должен был быть — от 15-и до пожизненного. Кого-то уже посадили. Потому что у меня подростковое детство было такое, можно сказать, насыщенное, бурное. Упаси Боже, конечно, от этого. И когда, будучи диаконом, я помню этот момент до сих пор прекрасно — как я прошел в алтарь, думаю: «Господи, слава Богу, что я не такой, как они. Пощусь. Великий пост закончился, ведь от начала до конца пропостился». И вы знаете, когда я зашел в алтарь, мне как будто молотком прямо по затылку дали: глупый, а ты о чем говоришь? Ты точно такой же фарисей, как тот, который некогда зашел в храм. И вот именно тогда я понял, что благодарить нужно не за это, не то, что я такой правильный, а благодарить за то, что Господь тебе дал предстоять у жертвенника, что тебя молния не попалила, когда ты прикасаешься к этой святыне, когда ты причащаешься, ты Тело Христово держишь в самих своих руках грешных. Вот именно в этот момент меня тогда осенило. Наверное, это был первый или второй год диаконского служения. И после этого я уже перестал думать, какой я хороший, что весь мой пост, которым я пропостился тогда, весь коту под хвост ушел именно от этой вот мысли.

К. Лаврентьева

— Отец Петр, я давно подписана на вас в социальных сетях. И однажды я увидела такой пост от вас, исполненный отчаянием, какого-то такого отчаяния и одиночества внутреннего. И вы это не скрывали. И спасибо вам огромное за эту искренность и чистоту, которые вы несете, в том числе и в течение нашей всей беседы. Вы возглавляете, получается, комиссию по вопросам защиты семьи, материнства и детства. Судя по всему, насколько мне кажется, возглавляете ее очень искренне — не номинально и не по документам. И однажды вы написали, что вы фактически единственный, — конечно, сейчас это не цитата, а мой вольный пересказ, — фактически единственный в своей области или в своей епархии боритесь против абортов, и очень часто вам никто не помогает.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Да, на самом деле такое есть. Я даже еще когда даже этой должности не было, то есть Епархиальной комиссии по вопросам семьи, когда меня рукоположили, мне именно хотелось отговаривать девчонок от абортов. Я ездил в женские консультации, знакомился с заведующими женскими консультациями. Очень прекрасные врачи, отзывчивые, добрые, и гинекологи тоже хорошие. И мы с ними решили вместе — то есть не я один — бороться с абортами. И, естественно, где-то получалось у нас, где-то нет. Но, к сожалению, на самом деле заменить некому. Даже я сейчас все время поглядываю на телефон, боюсь, что сейчас позвонят из женской консультации, будний день тем более: «Отец Петр, девушка пришла на аборт. Она согласна побеседовать с вами, приезжайте». У меня часто такие моменты бывают. Я давай отцам отзванивать, то есть священникам. «Ой, отец, ты чего, только не аборт, я даже не знаю, что говорить». Я говорю: «Ну, приедь, поговори хотя бы». — «Нет-нет. Пусть ко мне в храм придет». — «В храм — это поздно, это уже все. Это нужно сейчас, нужно бросать всё, ехать». У меня знаете, был такой момент, когда я служил диаконом 7 лет, и служил архиерейским диаконом. И был момент, кода архиерейская служба в будний день, был какой-то праздник. И мне звонят из женской консультации, а мне нужно архиерейскую службу возглавлять. Это же не просто так пришел, это вся служба, можно сказать, на тебе, на твоих плечах. Мне пришлось один раз всё бросить и приехать к девушке, побеседовать с ней. В итоге, я опоздал на службу, получил хорошенько за это. Но владыка, слава Богу, отнесся с пониманием. Девушку, слава Богу, получилось отговорить. Ребенка покрестили, я крестным стал. То есть, слава Богу, получается. Но вот пока помощника такого не нашел.

К. Лаврентьева

— Протоиерей Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии Ульяновской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Петр, а насколько вам сложно с девочками, с женщинами говорить на такую деликатную тему? Вот вы правильно сказали, что ваши друзья, священники, далеко не все берутся за это дело.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Понимаете, они же приходят на аборт не от хорошей жизни.

К. Лаврентьева

— Безусловно, конечно.

Свящ. Пётр Гурьянов

— В такой иногда хаос попадают...

К. Лаврентьева

— А если родители не разрешают? Вы с родителями разговариваете?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Была девочка даже 13 лет. Хотя был парень, то есть он был согласен: давайте подождем, я согласен на ней потом жениться. Он немного старше ее, но тоже несовершеннолетний. Но в итоге, к сожалению, все равно родители настояли на аборте, хотя она сама хотела рожать.

К. Лаврентьева

— Вот это самое тяжелое.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Это самое страшное, да. Бывают такие... Там куча моментов. Первое время, первые года было очень тяжело. Я не мог понять психологию человека, не мог понять, почему она такое принимает решение? А бывает еще хуже: у человека семья, муж, дети, работа, всё хорошо. Но вот, например, третий ребенок — «нам он не нужен». Это тяжело. И думаешь: ну, как так? И тут, вы знаете, если муж скажет «рожай», то всё, в 90 процентах исход положительный — она родит. Вот у меня даже на машине наклейка «Аборт — это и мужской грех». И на крови убитых детей счастья не построишь никоим образом. А бывают моменты, как я говорю, когда из воскресной школы приходят мои же ученики. И когда я их вижу в женской консультации — они идут на аборт. И у меня не получается отговорить от аборта. Для меня, знаете, как у врача, есть же свое персональное кладбище, — и у меня именно в этом плане тоже есть небольшое кладбище, где я, может быть, не смог что-то сказать, может быть, не получилось. То есть не смог отговорить. Хотя со всеми, со всеми девушками, неважно, какой исход, сделала она аборт, не сделала, я все равно связь поддерживаю, общаюсь с ними. Некоторые из них, слава Богу, знаете, они осознали грех, они пришли, покаялись. Слава Богу, Господь им дал еще детей, то есть они родили. И знаете, там такие были моменты, то есть, ну, думаешь: «Господи, ну зачем Ты дал этого ребенка ей? Ты же видишь, там вообще всё ужасно — там ни семьи, ничего, ни кола, ни двора, то есть нищий человек». Я просто сам из бедной семьи, понимаю прекрасно, что это такое. И тут получается, что она, имея трех детей от мужчины, который ее бросил, она знакомится с другим парнем. Он берет ее замуж и у них всё прекрасно — для меня это вот именно чудо. Естественно, я молюсь за них за всех, у меня отдельный помянник есть, так и называется «Аборты». Прямо так написано на помяннике. И открываешь: где плюсик — родила, где минус — сделала аборт. И читаю. Еще диаконом когда был, к духовнику подойду: «Батюшка, пойдем поковыряем, частички из просфор вынем». — «Давай. Ты своим абортницам опять, что ли?» — «Да, батюшка». И стоим, читаем. А там имен очень много. «Ну, всё что ли у тебя?» — «Всё».

К. Мацан

— А среди тех, кто занимается этой темой — защита материнства и детства — есть много разных волонтеров, активистов, профессионалов. И есть священники. А как вам кажется, что в этой ситуации может дать и мужчине и женщине, которая с этой проблемой сталкиваются, с мыслью о том, не прервать ли беременность, именно священник? То, чего, может быть, ни волонтер, ни психолог, ни даже профессионал другой, не могут дать. Есть ли какая-то, я не знаю, особенная поддержка у вас личная, связанная с благодатью священства, с чем-то вот таким.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Это только молитва, именно молитва. Потому что и психолог, и священник... Слова можно любые подобрать. У меня момент был даже, когда я поехал поступать в Троице-Сергиеву лавру, уже в Академию, в аспирантуру. Опять звонок во время экзаменов — из женской консультации: «Отец Петр, приезжайте срочно, девочка вот... Согласна побеседовать, она как раз колеблется». А у меня нет возможности приехать. Я тут отцов, монахов, кто поступает: «Батюшки, давайте молиться». Имя мне сказали. Всё, молимся за нее. Я с ней по телефону. Я говорю: «А можно эсэмэсками с ней общаться?» Она согласилась. И благодаря вот этим эсэмэскам, даже не в социальных сетях, а именно эсэмэскам, получилось. Когда она написала: «Отец Петр, простите, но я поехала на аборт», — у меня уныние, руки опустились. А вечером приходят три слова: «Я не смогла». И всё, больше я с ней не общался, не видел. Но год, по-моему, прошел, она уже годовалого малыша принесла крестить, и я крестным стал. Для меня это было шоком. Бывают такие моменты, когда, знаете, в «ВКонтакте», в «Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» с ними общаешься, все равно поддерживаешь с ними связь. Уже знаешь, и она: «Батюшка, всё, я поехала. Простите, не пишите больше, пожалуйста, не нервируйте меня». А потом проходит 9 месяцев и оказывается, что она все-таки передумала. И сейчас у меня тоже момент с девушкой одной. У нее мужа посадили в тюрьму. Она съездила на свиданку к нему и третьим ребенком забеременела. Хотя мужу осталось сидеть всего лишь каких-то два с половиной года. Я давай Наташе Москвитиной звонить: «Наташа, давай напишем в колонию, чтобы по УДО ему как-нибудь по этой причине. Синодальный отдел подключим, может, там не такая статья строгая... В связи с тем, что жена забеременела». Наташа тоже подключилась, письмо составили. Сейчас ждем ответа. Кто знает, может? Любые шансы, но нужно использовать.

К. Лаврентьева

— Для наших радиослушателей: Наталья Москвитина — руководитель движения «Женщины за жизнь».

К. Мацан

— Какая ваша главная радость в священстве?

Свящ. Пётр Гурьянов

— То, что я могу совершать Литургию.

К. Мацан

— Вот я ожидал этого ответа.

Свящ. Пётр Гурьянов

— Важнее, наверное, ничего нету.

К. Мацан

— А как вы это можете, если можете, проартикулировать? Что такое радость совершения Литургии? Вот я ее, по понятным причинам, в том же виде, в котором вы, переживать ее не имею возможности...

Свящ. Пётр Гурьянов

— Нет, мне кажется, вы имеете возможность. Почему? Потому что я ее пережил, когда я был диаконом. Для меня сослужение со своим духовником, когда реально вот, знаете, вот молишься, именно когда он произносит евхаристические слова «сердце чисто созижди во мне, и сотвори убо хлеб сей». И это я, будучи диаконом, то есть указуя орарем рукой на Тело и Кровь Христову: «Благослови, владыко, обоя». То есть ты уже соучастником Литургии являешься и каждый прихожанин тоже соучастник Литургии, потому что когда мы и частички за вас вынимаем о здравии, мы опускаем в Чашу: «Отмый, Господи, грехи поминавшихся...» — вы тоже все соучастники этой Литургии. И для меня как для священника, наверное, это самое главное. И естественно, и самое ответственное. Потому что ты знаешь, что тебя спросят с этого. Если ты недолжным образом приготовился к Литургии, потому что у священника ведь и молитвенное правило совсем другое, то есть правило к Литургии. Вы знаете, когда такие молитвы читаешь к Литургии, если честно, не хочется даже совершать. Вернее, страшно совершать, потому что там такие слова, там какие... Молитва Иоанна Златоуста, которую он составил, то есть огонь даже палить может. Для будущих священников, если нас кто слушает, семинаристы, будущие священники. Перед тем, как принять священство, прочитайте замечательную книжку, тоненькая брошюрка, такая небольшая — «Семь слов о священстве» Иоанна Златоуста. Прочитав ее, вы подумайте, стоит ли на себя брать такую ответственность или нет. А если взяли такую ответственность, то уже не оборачивайтесь назад — вперед напролом и до конца.

К. Мацан

— А что такое «до конца»? Где конец?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Конец будет, когда мы предстанем пред Христом: «Господи, вот я, а там вот те, которых я привел к Тебе». И дай Бог, чтобы ты оглянулся, и там было много людей, а не так — один-два человека. Дай Бог, конечно, чтобы хотя бы один-два человека были.

К. Мацан

— Это много или мало?

Свящ. Пётр Гурьянов

— Для меня это много.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу. Напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами был протоиерей Петр Гурьянов, председатель Епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель строящегося храма Всецарицы Димитровграда Мелекесской епархии — это в Ульяновской области. В студии была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.

Свящ. Пётр Гурьянов

— До свидания.