У нас в гостях был настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского в городе Кинешма, директор частной православной школы, отец четырех детей протоиерей Дмитрий Иванов.
Мы говорили с нашим гостем о семье, воспитании и образовании.
Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева
А. Леонтьева
– Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева...
К. Мацан
– И Константин Мацан. Добрый вечер.
А. Леонтьева
– Сегодня мы будем говорить с настоятелем храма святого благоверного князя Александра Невского в городе Кинешма, протоиереем Дмитрием Ивановым. Добрый вечер.
Протоиерей Дмитрий
– Здравствуйте.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий также директор частной православной общеобразовательной школы во имя святого князя Александра Невского. И я должна сказать, как всегда, в нашей передаче, что отец Дмитрий – отец четверых детей...
Протоиерей Дмитрий
– Совершенно верно.
А. Леонтьева
– И директор очень большого количества других детей, так я понимаю.
Протоиерей Дмитрий
– Ну православной школы целой – 11 классов. Имеется лицензия, аккредитация, конфессиональное представление – то есть это полноценная общеобразовательная школа, где дети получают аттестат государственного образца.
А. Леонтьева
– То есть мы сегодня, я надеюсь, что мы поднимем какие-то всякие разные острые вопросы, которые ну наверняка...
Протоиерей Дмитрий
– Непременно.
А. Леонтьева
– Про всяких подростков, про детей – это вот очень было бы здорово. Ну давайте начнем, отец Дмитрий, все-таки с вас. Вот ну поскольку мы с вами совсем незнакомы, можно ли мне будет задать вам вопрос: как вы стали священником и вот как давно это случилось, как попали в город Кинешму?
Протоиерей Дмитрий
– Ну попробую вам ответить кратко, потому что время дорого, но в то же время чтобы было интересно. Понимаете, покрестился я после уже службы в армии. Срочную службу я, так получается, что был призван на нее с медицинского института, как раз в те годы, когда даже с вузов, где есть военная кафедра, призывали в армию. И после меня, когда мы, так сказать, вернулись к гражданской жизни, это уже закончилось. Ну вот наши курсы попали как раз под этот призыв. После армии, когда я вернулся, Советский Союз распадался, все рушилось на наших глазах. Это способствовало тому, что некая эта вот пелена мировоззренческого заблуждения, которое мы, как все советские люди, имели, она стала растворяться, понимаете, потому что эта незыблемая идеология, она развалилась на наших глазах. Но, конечно, я бы, может быть, не пришел бы к православной вере, если бы, ну я думаю, кто-то из благочестивых родственников, уже ушедших в лучший мир, не молился бы, не просил за меня там. И, видимо, вследствие этого у меня очень рано появились мысли о смерти. То есть где-то, когда я начал говорить только, когда я только начал разговаривать, я вдруг понял, что все люди умрут. И вот я живу, мне сейчас уже 50 лет...
А. Леонтьева
– То есть в детстве.
Протоиерей Дмитрий
– Да, я запомнил на всю жизнь тот разговор с моей мамой, когда я стал ей задавать вопросы (а мама моя покрестилась после меня), стал спрашивать ее: мама, а как же вот бабушка наша, дедушка, они что, старенькие уже? Мама говорит: да, они старенькие. Что же, говорю, они умрут? Ну поживут еще пока, а потом умрут. Я говорю: ну а вы как же? Ну мы же, нам же надо вас подымать, вот тебя растить, – как-то так мне мама сказала. А потом? Ну потом когда-нибудь, конечно, мы умрем. Я говорю: ну а вот а я? А я был совсем еще маленький ребенок, но вот мама мне предсказала фактически мою жизнь. Она сказала: ты вырастешь, закончишь институт, женишься, у тебя будут свои дети. А потом? – сказал я. Мама сказала: конечно, ну когда-нибудь потом, конечно, все умрут. Я говорю: мам, а наша собачка Жулька? (Понимаете, я не помню даже, как она выглядела.) Говорю, наша собачка Жулька тоже умрет? И мама мне сказала: ну собачка-то, конечно (вроде чего уж там собачка, – как-то она так). И я ей сказал: как же вы не боитесь? Вот понимаете, сколько лет прошло, а я помню, я сказал: мама, как же вы не боитесь? И там больше не будет ничего? Как же вы не боитесь? Ну мама сказала: конечно, мы все заняты, у нас дела, мы вот работаем, мы вас поднимаем на ноги... И вот тогда в моем детском сознании у меня возникла мысль: этого не может быть. Это неправильно, так быть не должно. Ну конечно, потом советское воспитание, когда нам вот внушали, что Бога нет и так далее, оно делало разрушительное какое-то действие. Но я всегда думал: а как бы хорошо было, если бы Он был. Папа мой... Раз уж вы спросили, я скажу, как я пришел вот к вере. Папа мой был парторгом завода. Сейчас с мамой они уже старые люди, но вот они повенчались, уже после инсульта, на дому. И они исповедуются, причащаются, соборуются. Дай Бог здоровья моим родителям, Валентину и Алевтине. И папа мой, будучи парторгом завода, организовывал поездки, экскурсии в разные места, которые сейчас многие стали местами святыми, где сейчас уже действуют монастыри, где люди молятся. Тогда там были, ну скажем Ипатьевский монастырь – музей бабочек, понимаете, тогда был. И я потом, у меня был такой период, уже у священника, что я тоже возил поездки. Я стоял в этом монастыре, и смотрел и вспоминал, что я же здесь был ребенком, мой папа меня туда возил. И он все-таки, будучи человеком партийным, рассказал мне что-то и об Иисусе Христе, о православии. Ну конечно, не так, как бы он сделал это, будучи верующим человеком. Но он показал мне эти места – Московский кремль, Исаакиевский собор, ну в Ленинграде, тогда Санкт-Петербурге мы были в этих местах. И потом уже, будучи взрослым человеком, я думал, что это все свою роль сыграло. Папа мне рассказывал об истории нашей страны, «Повесть временных лет» пересказывал, потом я ее прочитал. И таким образом вот я всегда себя ощущал причастным к истории нашего Отечества, которая неразрывно связана с православием. И когда вот этот вот советский коммунистический мираж разрушился на наших глазах, я быстро для себя нашел ответ в Православной Церкви. Вы знаете, я люблю иллюстрировать свои ответы поэтическими какими-то своими вот строками. Можно я прочитаю небольшое стихотворение?
А. Леонтьева
– Конечно, конечно.
Протоиерей Дмитрий
– «Сделано в СССР».
Помню я детство и школу,
Мир этих солнечных лет.
Наш комитет комсомола,
Ленина всюду портрет.
Брежнев, Андропов, Косыгин –
Партия КПСС.
Старые детские книги –
Мир, где никто не воскрес.
Галстуки, звездочки, флаги,
Свободный сознательный труд,
Радостный пионерлагерь –
Мир, где все люди умрут.
Все пятилетки – досрочно,
Пионер – всем ребятам пример.
В прошлом все это, закончено.
Сделано в СССР.
Ну вот так можно рассказать о вере, а уж как я принял священный сан – это тоже отдельная история. Господь привел. Может, когда-то я и об этом расскажу.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, Кость, когда рассказывал, я вспомнила. Вот у отца Дмитрия такое вот в детстве не было доверия к вопросу о том, что когда ты умрешь, все закончится, да. А я вот очень хорошо помню, как мне было шесть лет, и я узнала, что все умрут. И ну как, дедушка проговорился, по-моему. До этого все говорили, что нормально все, никто не умрет. И я спросила, а вот что это такое? Ну на что мне там неверующие родители сказали (на тот момент неверующие, сейчас они тоже у меня такие все верующие): это как выключить телевизор. И я помню, что я чуть в депрессию просто не впала. Вот это ощущение, что меня выключат, как телевизор, и ничего дальше не будет – это было прямо ужасно.
Протоиерей Дмитрий
– Ну вот ломка этих стереотипов, понимаете, которая шла одновременно с ломкой, ну скажем, нашего Отечества, которое мы знали в детстве, она у меня рождала вот иногда ощущение потери смысла. Вот если вспомнить из старых стихов, потому что стихи-то я пишу уже давно, но вот сейчас, теперешнее мое положение директора школы заставляет меня просто, ну так сказать, иллюстрировать ими мое обращение к народу. Вот я и на радио «Радонеж» выступаю иной раз. Вот в те годы такие вещи писались:
Нас учили, что жизнь это радостный труд,
Но трудись – не трудись, все равно все умрут.
И нет смысла работать на заводе ткачом,
И нет смысла работать в больнице врачом,
И нет смысла работать в тюрьме палачом –
Нету смысла нигде, нету смысла ни в чем.
Вот это годы перестройки. То есть вот то, что происходило на наших глазах, вот весь этот распад, он на самом деле и для меня тоже, видимо, был мучителен, и для многих людей. Но через него те вечные смыслы, которые из глубин Святой Руси пришли к нам и не дали нам погибнуть до конца в это страшное время.
К. Мацан
– Знаете, вот очень часто мы в разговоре о вере обращаемся к этой теме, о том что религия любая, так или иначе, это ответ человеку на вопрос о смерти, о своей смерти: почему я умру и в чем тогда смысл жизни, если она так краткосрочна. Разные религии дают разный ответ. А вот есть ответ, который предлагает христианство. Но мы нередко обращаемся к той теме, что ведь очень легко вот это представление о том, что смерти нет, воспринять только философски: ну вот есть некое положение такое, доктрина, что смерти нет, мы не умрем, Христос победил смерть. А на самом деле, если перед собой честно поставить вопрос: а насколько я живу именно так, что смерти для меня нет? Насколько это не просто некая перспектива, которая сейчас пока меня не касается, потому что в принципе я еще молод и полон сил. Но, конечно, я понимаю, что когда-нибудь я к этой философской доктрине прибегну, как к источнику утешения. А насколько это вправду часть меня? Вот как вы это переживаете?
Протоиерей Дмитрий
– Ну вы очень хорошо подмечаете...
А. Леонтьева
– Высоко у тебя.
Протоиерей Дмитрий
– Очень хорошо вопрос задаете, наверное. Но я ведь сказал кратко, что одним из движущих механизмов, одним из толчков вот к обретению православной веры, к воцерковлению, это было ощущение того, что земная жизнь, она неизбежно заканчивается. Но очень важным, конечно, для меня было и обретение истины. Вот Господь в Евангелии от Иоанна говорит: «Аз есмь Путь, Истина и Жизнь». То есть когда вот человек переживает это, что в воплощении Бога Слова миру открыта подлинная истина, без которой всякая истина неполна или является ложью, то ему открывается путь. И без этого пути всякая дорога будет ну неким меньшим или большим заблуждением. И ему открывается жизнь – Христос как жизнь, без которой всякая жизнь, она скорее смерть, чем жизнь, понимаете, когда человек... Ну это я про себя говорю, про свой личный, наверное, мистический какой-то опыт моей души. Когда человек переживает вот понимание этой тайны воплощения Сына Божиего в мире. Ну наверное, это наполняет и открывает все те смыслы недостающие, которые я в жизни искал, понимаете. Вот тут можно много об этом говорить. Конечно, не только получение ответа о том, что есть жизнь загробная, а и обретение той высшей истины евангельской, которая, ну сказать проще, обеспечивает что ли эту загробную жизнь. Но тут, наверное, правильнее сказать не просто является гарантией этой загробной жизни, а наполняет ее неким высшим смыслом, спасительным смыслом, который Христос явил миру в Своей любви к роду человеческому. Вот то что Бог есть любовь. Ну и это, наверное, становится ответом на те вопросы, которые вот так не хватало нам в детстве. Вот так.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, а можно я...
Протоиерей Дмитрий
– Я можно свой ответ еще стихотворением тогда проиллюстрирую.
А. Леонтьева
– Стихотворением, хорошо.
Протоиерей Дмитрий
– Уксус и желчь, и крестную смерть
Принял Спаситель мой.
Бичи и плевки, и терновый венец,
Чтоб стал я отныне другой.
А я прилепился умом к суете,
Ублажаю одну лишь плоть.
А где-то, страдая за мир на Кресте,
Спасает меня мой Господь.
Моя свобода мне так тяжела,
Было б легче прожить без нее –
Не знать по Адама и Еву, и Крест,
И пронзившее сердце копье.
Про то, что Каин задумал
На погибель брата обречь.
Моя свобода, как часто ты
Для Спасителя уксус и желчь.
А небо твое озаряет Твой гроб,
Где тяжелый камень упал.
Злоба не вечна, пещера пуста,
Господь наш из мертвых восстал.
Наша новая Пасха – Христос,
Постараемся жить, всех любя.
Но, Господи, дай же мне не принести
Снова уксус и желчь для Тебя.
К. Мацан
– Протоиерей Дмитрий Иванов, настоятель храма во имя благоверного князя Александра Невского в городе Кинешме, Ивановской области, и директор частной общеобразовательной школы во имя святого Александра Невского, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, ну я немножечко, наверное, приземлю беседу, как обычно я делаю это.
К. Мацан
– Как всегда.
А. Леонтьева
– Как всегда.
К. Мацан
– Только мы воспарили.
Протоиерей Дмитрий
– А мы и не возносимся, мы, собственно говоря, люди практичные.
А. Леонтьева
– Это же не «Философские ночи», Костя.
К. Мацан
– Рано еще для ночи просто.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, я хочу вам задать такой бестактный вопрос. О том вот, как когда вот человек приходит к вере и становится священником, тяжело ли ему найти жену, матушку себе?
Протоиерей Дмитрий
– Ну со своей будущей супругой я познакомился (вы вот хотите, чтобы я это рассказал), я познакомился в литобъединении «Глагол», которое тогда существовало, молодежное литературное объединение, а мы туда ходили как молодые поэты. Но я всегда таким альтернативным себя поэтом чувствовал, я ни в какие объединения не вписывался, и был я в то время студентом-медиком. И конечно, мне нравилось своими стихами шокировать людей. А моя будущая супруга была школьницей, и у нас разница в возрасте ну лет девять так, примерно. И там-то мы и познакомились и, в общем-то, ну так вот оказалось, что мы живем рядом. Там она, за углом жила. А вот еще и учится она в той же школе, которую я закончил. Понимаете, так вот оказалось. И после некоторого такого короткого знакомства, ну конечно, годик где-то вот мы так ходили, общались просто. А потом я всегда хотел создать семью. Очень важно, понимаете, чтобы человек вот действительно хотел создать полноценную семью. У меня родители всю жизнь прожили вместе, и для меня очень важно, что вот они нас воспитали, у меня есть мама, папа, сестра у меня еще есть. И мне самому хотелось. И поскольку я ну почувствовал, что эта девушка, действительно я к ней испытываю сильные чувства, я не колебался много, и просто там уже мы вступили в законный брак, в общем-то. Никаких отношений у нас до свадьбы не было, но тем не менее как-то вот, понимаете, в загсе пошли нам навстречу. Будущей матушке было, кажется, тогда еще 17 лет, но как-то мы это утрясли, я не помню точно детали. Помню, что вот, конечно, мы тогда не венчались, но вот расписались. И потом я уже был врач-интерн в это время, кажется так, да, давно уже дело было. И тут вот это все трудное время – перестройка, голодные, так сказать, годы, ну они настолько вот провели через эти трудности и, слава Тебе, Господи, сколько мы лет живем. И я благодарю Бога, что у меня супруга, она настолько вот ну помощник мой, как вот, наверное, и задумывал Господь, сотворив Адаму жену. Она у меня замдиректора по УВР, эксперт по документообороту – незаменимый в школе нашей человек.
А. Леонтьева
– Здорово.
Протоиерей Дмитрий
– Ну вот кратко я бросил вам взгляд на нашу жизнь, обзор такой.
А. Леонтьева
– То есть если старшей дочери 22 года, то вы, наверное, вместе уже...
Протоиерей Дмитрий
– Ну да, лет 24 что ли, наверное, так вот. У меня, кстати, вот с числительными, с цифрами бывает иногда путаница. Я даже в шахматы играю больше вот на зрительной фантазии, чем на расчете.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, скажите, а вот семья, ну вот вы поженились, да, как-то обошли законы, на семнадцатилетней...
Протоиерей Дмитрий
– Нет, все по закону. Я не помню, как это вышло просто.
К. Мацан
– Обошли закон по закону.
А. Леонтьева
– Я просто хочу спросить: что-то меняется, когда люди венчаются? Вот ну поженились – это, наверное, очень радостное событие. А вот венчание?
Протоиерей Дмитрий
– Ну вы знаете, это была пора нашего, так сказать, неофитства, воцерковления. И мы решили, что надо сразу, так сказать, все приводить вот в соответствие. И менялось оно вот именно ну на фоне того, что мы обрели православную веру просто, ну стала меняться наша жизнь. То есть мы стали принимать церковные таинства, участвовать в церковных таинствах, стали дома молиться. А понимаете, было не скучно никогда, потому что жизнь в те годы была очень такая жесткая. Скажем, я работал врачом-терапевтом в следственном изоляторе (у меня такой тюремный опыт за плечами есть некоторый, я не хочу сейчас это время подробно вспоминать), но вот я потом офицерское звание получил, и нам не платили зарплату, например, три-четыре месяца. Вот вас все про семью интересует – сейчас я вам расскажу. Старшая дочка у меня родилась как раз на святителя Николая Чудотворца, 19 декабря. А было так, что супруга у меня лежит на сохранении, вот ей уже скоро срок рожать. А все говорили, что она плохо питается, доктора, ребенок массу тела имеет недостаточную, надо ей лучше питаться, а в больнице кормят плохо. И тяжело было вот, понимаете, ну найти что-то, чем ее еще подкормить. И тогда мы вот уверовали, и не помню, были мы тогда венчаны, может быть, еще и нет, но уже обращались к Богу, к святым угодникам за помощью. И вот я думаю: надо же мне что-то ну супруге отнести в больницу, что-то ей покушать собрать. А у меня денег нет, понимаете. Пришел день святителя Николая, я читаю акафист, ну и иду на работу. Не на литургию, никуда, то есть мне надо быть у нас, в нашем следственном изоляторе. Читаю акафист, иду. И иду, конечно, с утра в бухгалтерию. Прихожу, говорю: слушайте, такое дело, вот у меня там вот супруга лежит на сохранении, скоро рожать, у ребенка дефицит массы тела, что-то надо это... Да нет, говорят, у нас денег, понимаете. Денег нету. Ну и я такой печальный, прихожу в ординаторскую, закуриваю – я тогда курящий был, честно вам скажу. Ну сижу и думаю: ну чего ж, думаю, значит, надо смиряться. Бог все равно нам как-нибудь поможет. Надо вот потерпеть. И что вы думаете? Сижу, ну я конечно, немножко духом пал. Тупо смотрю, может быть, вот на иконочку, какая у меня там стояла. И сижу, и не знаю, что делать. И вдруг мне звонят и говорят: у вас дочка родилась. Мама, по-моему, мне позвонила, что у меня родилась дочка. И я, конечно, всем докторам сразу сказал. Наш начальник моей части пошел, сообщил куда надо, и мне тут же дали денег в счет зарплаты. И я порадовал свою супругу, там что-то ей купил. И вот у нас, видите, старшая дочка родилась на день святителя Николая, после чтения акафиста святителю. И как раз и зарплату-то сразу дали, которой столько времени...
А. Леонтьева
– Прекрасно.
Протоиерей Дмитрий
– Вот вспоминается вот это.
А. Леонтьева
– Прекрасная история.
Протоиерей Дмитрий
– Хаотично немножко у нас, но воспоминания вынимаем из закромов памяти.
К. Мацан
– Все-таки вы не ответили на вопрос: а что-то меняется в семейных отношениях, когда люди не просто женаты, но и венчаны? Зачем это нужно?
Протоиерей Дмитрий
– Ну я вам как, скажем, бывший врач, буду отвечать откровенно: конечно, меняется. Люди перестают использовать контрацепцию, например. Люди принимают детей как благословение Божие. И ну это если вы спрашиваете, что меняется, если начать с такого с простого – начинают соблюдать супружеские воздержания в посты. Тоже мы к этому как-то серьезно отнеслись. И ну что еще меняется? Ведь понимаете, меняется, наверное, что – жизнь наполняется смыслом, когда человек обретает Христа. Жизнь, она наполняется вообще смыслом вечным. И он уже с точки зрения вот этого вечного смысла старается свою жизнь организовывать. А я, опять же благодарю Бога, что у меня вот ну моя супруга Юлия Анатольевна, она-то покрестилась вообще-то перед нашей свадьбой, она тоже была некрещеная в детстве. И она вот насколько серьезно все это тоже восприняла, что для нее вот требования религиозные, они не были для нее каким-то вот чем-то таким, понимаете. То есть я не был еще тогда священником, понимаете, а нам хотелось именно жить по-христиански. И, наверное, мы стали нашу жизнь в этом плане менять. Хотя я не скажу, что вот мы стали сразу каким-то примером для всего человечества или просто для людей, что я могу сказать, что я вот такой очень уж какой-то – нет, у меня тоже есть грехи.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, скажите, а вот такой вопрос, но он просто сам собой напрашивается, извините. А матушка Юлия, да, город Кинешма, где вы родили четырех детей. Матушка Юлия никогда не просила уехать из города Кинешма? Потому что я так услышала от нашей общей знакомой...
Протоиерей Дмитрий
– Ну она первое время училась в университете, то есть она заочно продолжала учебу в университете на филфаке и она выезжала на сессии. Вы прямо в самую глубь копаете, понимаете...
А. Леонтьева
– Болевую точку.
Протоиерей Дмитрий
– Нет, нет, мы так можем просто зайти очень далеко. Конечно, для молоденькой такой, вчерашней девушки, у которой подружки учатся в университете, ходят на дискотеки, резкая смена жизни, когда я стал священником и уехали вот в Кинешму, тоже и нуждаясь тогда...
К. Мацан
– Сколько ей лет было, когда вы стали священником?
Протоиерей Дмитрий
– Ну вот если мы поженились, ей было 17, наверное, ну уже лет 19–20, может быть.
К. Мацан
– А вам?
Протоиерей Дмитрий
– Я в 97-м году принял священный сан, а сам я с 68-го года рождения. И вот посчитайте. Я с математикой-то у меня не очень хорошо, я калькулятором обычно пользуюсь – около 30 лет то есть, а ей 20 с небольшим, вот так где-то...
А. Леонтьева
– Ну в общем-то, вы увезли эту молодую девушку...
Протоиерей Дмитрий
– И естественно, это было для нее трудно. Ну мы молились-молились, и было с нами некое чудо, которое произошло в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре, которое очень было для матушки утешительное. Но это если рассказывать, это долгая история, опять же я сейчас на этом не хочу останавливаться. Хочу только сказать, что когда есть возможность посетить святые места вот как паломникам и вот искренне там помолиться, то иногда ты прямо получаешь удивительные какие-то утешения. У меня был, ну я могу короткий случай рассказать, который был в Дивеево. Это скорее обличение было для меня. Когда у нас родился младший сын-инвалид, я очень, знаете, одно время так осерчал и жестким стал немножко человеком. Вот этот опыт вот тюремный, видимо, сказался и еще некоторые обстоятельства жизни, о которых я сейчас умолчу. И была поездка в Дивеево, а дочке моей старшей было лет тринадцать, я тогда сопровождал паломнические поездки. И мы с дочкой получили талончики в гостевую трапезную, группа вся наша, воскресная школа тогда была, ну не общеобразовательная, а воскресная, они пошли в паломническую трапезную. Мы быстро покушали, а они там стояли в очереди. И, в общем-то, когда мы завершили трапезу с дочкой, я говорю: пойдем, посмотрим, что наша группа там делает паломническая. Мы пришли – все в очереди стоят. И там, если вы бывали, такие на улице, где паломническая трапезная, длинные такие столы стоят, и их вот так легко не обойдешь никак. И вдруг от одного из этих столов ко мне оборачивается женщина. Повернулась она ко мне – и она мне сразу не понравилась, понимаете: какая-то одежда на ней не со своего плеча, несвежая, пальцы с какими-то желтыми пятнами, вид какой-то не то пропитой, не то больной. И она мне говорит: батюшка, помогите мне чем-нибудь. Ну мы тогда жизни, конечно, достаточно бедно, ну то есть денег было у меня мелочь в кармане, а пятьсот рублей в чемодане – это были последние деньги, вот на эти пятьсот рублей, я бы их не отдал. А мелочь, понимаете, у меня была. И она меня спрашивает: помогите мне чем-нибудь. Я говорю: а чем я вам могу помочь-то? – Ну чем-нибудь помогите. – Ну а почему, почему я вам должен помогать? Вы знаете, вот какая у меня жизнь, я же вот многодетный отец, у меня семья большая, у меня ребенок-инвалид. Почему? – то есть я как бы ей вопрос задаю, типа, иди работай, что ты меня просишь, ты видишь, я сам какой человек. А чем я вам могу помочь? Она говорит: а вы мне, ну чем можете, помогите. И представляете, я ей сказал: а я ничем не могу. И отвернулся. И когда я отвернулся, у меня в ту же секунду мысль в голове, как молния: так у тебя же мелочь в кармане! И я повернулся – прошла секунда, понимаете, секунда! – и этой женщины нигде нет. Я бегаю как сумасшедший вокруг этого стола и нигде ее не вижу. Она не могла так далеко уйти, понимаете. Я говорю: Марина, – ну это моя старшая дочка, которой сейчас вот у нас такая. Я говорю: Марина, где эта тетенька, которая сейчас ко мне обратилась? Говорит: пап, я не знаю, она подошла, взялась вот так за стол и куда-то делась. Я ее больше не видела. И вот с тех пор, конечно, я стараюсь иметь с собой немного мелочи, ну и если обращаются такие люди, никогда не отказывать. То есть вот такой случай в Дивеево был. Кстати, у меня есть стихотворение, которое ну проиллюстрирует этот случай. Называется оно «Просто бомж». Но написано он уже на московском материале, здесь, под впечатлениями, которые я получил в столице:
В погибающем мире, в вестибюле метро,
Весь продрогший и грязный,
Может, даже и вшивый,
И под носом как будто сопля.
Может, он алкоголик,
А может быть, даже заразный,
Или может он ангел-хранитель
Всей огромной планеты Земля.
Мимо тянутся люди,
Редко такое случится,
Остановится кто-то
И бросит монетку в ладонь.
Он считает и ждет.
Приближается время пшеницу
Собирать Господину.
А плевелы бросить в огонь.
Я порылся в карманах и подал бедняге монету.
Было жалко купюру,
А может, и так. Хорошо.
Или все же купюру?
Обернулся – его уже нету.
Он куда-то исчез.
Он мгновенно куда-то ушел.
Я, бывает, жалею о том,
Что неправильно время я прожил
Но уже не вернуть,
Не начать день вчерашний с нуля.
Кто же был этот нищий,
Продрогший, с опухшею рожей,
На подобных ему
Как-то странно чуть-чуть непохожий,
Как исчез он, откуда и кто?
И сомненья тревожат:
Просто бомж или ангел-хранитель
Всей огромной планеты Земля?
К. Мацан
– Протоиерей Дмитрий Иванов, настоятель храма во имя благоверного князя Александра Невского в городе Кинешме, Ивановской области, и директор частной общеобразовательной школы во имя святого Александра Невского, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии Анна Лаврентьева и Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.
А. Леонтьева
– Сегодня с нами в студии говорит о семье протоиерей Дмитрий Иванов, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского в городе Кинешма и директор частной общеобразовательной школы во имя святого Александра Невского. Отче, скажите, вот вашим детям уже достаточно много лет, и я думаю, что поэтому с вами можно поговорить о каких-то таких вещах, как вот подростковый возраст у детей. Скажите, вот дети священника – они обязательно верующие?
Протоиерей Дмитрий
– Знаете, это такой вот сложный вопрос. Я ведь сам не из сословного духовенства происхожу. Мои родители, они простые инженеры и, как вы понимаете, папа был партийный, а мама покрестилась после меня, сейчас они воцерковились. Поэтому каких-то вот церковных традиций глубоких у нас не было, мы все это воспринимали уже вместе с верой. И детям своим я, скажем, ну мы не настаиваем, не требуем от них такой, знаете, показательной церковности. Но в то же время наше мягкое увещевание, оно дает то, что они у нас и ходят к исповеди, причастию. Постятся они, конечно, как могут, в меру своих сил, стараются впрочем, посты мы стараемся соблюдать. Но вот это внешняя сторона, мы говорим о духовных вопросах. И для меня вот очень важно, чтобы он жили по совести, чтобы они старались жить с верой во Христа, и ну как, девушки, мне бы хотелось, чтобы они создали семью, чтобы вот это очень трудно в наше время. Ну обязательно ли дети священников верующие? Ведь понимаете, помните, я прочитал стихотворение «Уксус и желчь»: «Моя свобода мне так тяжела...» – вот этот свободный выбор, необходимость выбора, вот эта свобода, высокая степень ее, которую мы имеем, она тяжелое бремя для каждого из нас. Независимо от того, в какой семье ты родился и как ты пришел к вере, человек делает этот выбор. И для меня важно, чтобы они в своей жизни этот выбор ну имели возможность делать. Как вот и в школе нашей: мы не детерминируем обязательно воцерковление наших учеников, но у нас есть богослужение, они его посещают. У нас есть конфессиональные предметы, у нас есть для способных церковное пение, основы церковнославянского языка. А уж будут ли они верующими людьми – ну нам надо создать возможность им познакомиться с православной верой. И помнить, главное, такую мудрую пословицу: «Невольник – не богомольник». То есть мы приглашаем, как Господь говорит: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы». И мне кажется, здесь слышится приглашение прийти. А поэтому вот хотелось бы, чтобы эта высокая степень свободы обратилась в наших детях ко спасению.
К. Мацан
– А была у них проблема, с которой часто сталкиваются в семьях верующих, что дети как-то удаляются от храма, становятся более равнодушными к этому или даже уходят в бунт? Или это было в вашей семье как некое просто изменение интенсивности посещения церкви и не было перелома?
Протоиерей Дмитрий
– А мы смотрим на это, понимаете, как вам сказать, мы смотрим на это ну как на духовный поиск человека. То есть я никогда не закрываюсь от тех вопросов, которые дети могут задать и от тех сомнений, которые у них могут возникнуть, как и супруга моя. Мы от этого не закрываемся. И, в общем-то, вера, которая проходит через эти вопросы и сомнения, она постепенно становится, может быть, гораздо крепче той, которая усвоена автоматически как-то, понимаете. Поэтому мы не закрываемся от этой проблематики. И то что, понимаете, у человека нельзя отнять возможность сомневаться. И естественно, такие ситуации бывают, но мы это никогда, ну я думаю, мы не станем относиться к детям без любви или как-то их, знаете, уничтожать там, ругать, если у них эти сомнения возникли. Мы понимаем их природу, и мы стараемся как-то ну пойти навстречу их вопросам. И только так, наверное, эта вера, она и может укорениться в человеке, нельзя ее насильно насадить.
К. Мацан
– Это да, я понимаю то, о чем вы говорите. Но тогда возникает следующий вопрос: а вот как мыслить, как чувствовать, что себе говорить родителям, когда ребенок, допустим, проявляет охлаждение в вере? Мне кажется – я пока об этом только в теории говорю, может, Аня об этом как-то на практике может поразмышлять, у меня пока дети маленькие. Но мне кажется, что я бы в этой ситуации самая большая проблема внутренняя моя была бы – это такое чувство вины: а вдруг я был все это время каким-то плохим родителем, не так себя вел, не знаю, не такой пример христианства давал, сам того не замечая, что дети отвернулись? Может быть, я не все сделал, сделал не так? Вот вам такое знакомо?
Протоиерей Дмитрий
– Вы знаете, наш пример – Господь Иисус Христос. Я думаю, что то что мы люди не идеальные, и дети могут видеть наши немощи и недостатки, неизбежно их увидят. Но не так страшно, если человек верует, что наши немощи и недостатки восполняет Господь. Когда рукополагают священника, архиерей говорит, кажется, такие слова: «Божественная благодать, вся немощная врачующая и оскудевающая восполняющая», – то есть благодать, она восполняет наши немощи и недостатки. И то что мы все люди, живые и ну, может быть, не соответствующие тем высоким идеалам, которые мы читаем в жития святых – это понятно. Но для меня всегда важно, чтобы дети, они не просто смотрели на то что вокруг, а смотрели на личность Спасителя, понимаете. То есть вот мы стараемся обратить наших детей туда. Потому что у нас же вера наша, понимаете, она вот христоцентричная – в центре ее не вот мы, а Сам Господь наш Иисус Христос. И если мы немощны, если мы боремся, если мы где-то выглядим недостаточно святыми людьми, мы обращаемся снова туда и им говорим: вот обращаться надо туда, к Спасителю нашему. Вот я думаю так. Если же мы будем жить, ну требуя формальной такой религиозности, забыв о ее Источнике, мы приближаемся к законническому типу религии, где есть, например, там шариат или вот ветхозаветный какой-то закон, и теряем немножко тот смысл, который открыт миру в личности Спасителя. Поэтому ну конечно, мы стараемся. Да, а вот я внезапно сейчас случай приведу такой, вот как детям отвечать на их недоумения. Ну и у нашей старшей дочки критика, она тоже очень сильно развита, как и у меня, появилась рано. И лет в пять–семь, маленькая она еще была, она спрашивает: а вот вы говорите, что Бог, а может, Бога нет? Как, говорим, ну как ты, Марина, что же ты такое говоришь, как же Бога нет? Ну дальше мы какие-то очевидные вещи для взрослого человека говорим. А она говорит: так мы же Его не видим. Понимаете, ребенок-то говорит: где ж Его видно? Ну по делам Его видно, ты... Нет, а какие Его дела? А мы не видим, вот чтобы Он тут был. И я говорю, и тут у меня, понимаете, такая мысль в голове. Кошка ходит по столу. Я говорю: Марина, да ты, говорю, не представляешь, даже животные знают, что Бог есть. Ну не как люди, но все равно как-то знают. Вот, говорю, даже наша кошка знает. Марина так говорит: да ну, кошка знает, как это так, что Бог есть? Я так про себя помолился. Молитву сказал, про себя. А вслух говорю: кошка, скажи Марине, есть ли Бог? И кошка подошла к Марине, три раза вот так об нее головой потерлась, понимаете, и ушла. Я говорю: вот видишь, даже кошка тебе говорит. Вот понимаете, иногда...
А. Леонтьева
– Прекрасно.
Протоиерей Дмитрий
– Вот вспомнился такой случай. А ведь кошка, она могла бы и не потереться три раза об Марину головой. А она вот так вот сделала. Вот интересно, да, бывает. Вот то есть вы спрашиваете: как? что? Вот в этих ситуациях, когда мы видим, что в детях сомнения, в детях брань против веры – тут нет универсального рецепта, это вы должны найти ответ, в каждой ситуации свой. Но понимаете, универсального рецепта нет, но с верой, я думаю, вот нужно постараться как-то этот ответ найти.
К. Мацан
– Протоиерей Дмитрий Иванов, настоятель храма во имя благоверного князя Александра Невского в Кинешме Ивановской области и директор частной общеобразовательной школы во имя святого Александра Невского, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, а вот прокомментируйте такую ситуацию, вот когда говорили, я вспомнила. Я тут сидела на исповеди в очереди, и стоит такая мамочка и такой подросток ее. И он ей ну громко, прямо чуть не на весь храм уже говорит: ну я же тебе сто раз говорил, ну я не пойду, ну нету Бога! А она ну стоит, понятно, что в отчаянии, да, таком мамочка, и она говорит: ой, иди покайся, покайся, иди на исповедь. Вот и я подумала: интересно, вот она правильно делает или...
Протоиерей Дмитрий
– Сейчас я вам прокомментирую, а потом еще, может, стихотворение прочитаю.
А. Леонтьева
– Давайте.
Протоиерей Дмитрий
– В Дивеево опять же был такой случай. Приехали мы, была осень, кажется, но было холодно достаточно, и такой мелкий дождик моросил. Ну градусов, может, на улице было десять, пять, ну не больше этого. Ну снег не падал, но было достаточно холодно, надо было быть в одежде. Мы когда приезжаем, часто идем на источник матушки Александры. И в этот раз мы пошли. Были мы там с ребятами, на машине, и смотрим такую картину: мама, одетая подчеркнуто церковно так, в такое, ну монастырского направления одеяние, маленькую девочку, лет этак так пяти-семи-восьми, раздела до трусиков и хочет ее искупать, понимаете. А девочка-то вся дрожит, вся замерзла. А эта мама, значит, за ней бегает и говорит, что ее там чуть ли не на отчитку надо, что в тебе бес и все такое. Я так посмотрел-посмотрел, на это и говорю: женщина, говорю, вы знаете, вот когда ваша дочка вырастет, она вам скажет: мама, иди от меня со своей верой, я больше ничего не хочу. Иди, живи в свой монастырь, ты мне больше не нужна. Вот если она вам так скажет, говорю, вы, пожалуйста, не удивляйтесь, потому что на ее месте очень многие люди, они сделают так, они воспримут это как то, от чего надо избавиться. Она так задумалась на секунду, эта женщина, и говорит: ну ладно, иди сюда, я тебя просто оболью. Батюшка, видишь, благословил тебя не купаться, а облить тебя, – типа того что. Я сказал ей по-другому, но вижу, что с этой женщиной бесполезно было просто разговаривать. К сожалению, вот иногда противление детское относительно веры и родителей, оно возникает вот от этого вот – от нашего такого, ревности не по разуму, наверное, с которой мы ребенка принуждаем быть таким благочестивым, явить благочестие такого уровня, которое ему просто недоступно, просто не может он это понять еще пока.
К. Мацан
– Благочестие «уровня бог», как говорит молодежь.
Протоиерей Дмитрий
– Да. А вот насчет подростков, конечно, я могу сказать, что проблемы, они не только от этого. Ведь есть информационное пространство, в котором мы все больше интегрированы, и которое все больше, понимаете, формирует личность человека. Явление интернет-зависимости, которое Всемирная организация здравоохранения не признает, потому что этому противодействуют, оно реально есть. И человек, для которого вот этот мир информационный становится гораздо более актуальным, чем мир реальный, в котором мы живем, он иногда, понимаете, ну попадает под такие влияния, особенно подростки, что их очень трудно преодолевать. И как ограничить это, как вот здесь поставить барьер – сложно иногда сказать. Потому что в технологии интернета заложен механизм постоянного привлечения внимания туда. И когда ноутбук закрыт, и страницы все закрыты, все равно я знаю, что страница активна, кто-то что-то комментирует, кто-то ставит лайки. И даже взрослого человека тянет туда открыть, посмотреть, что там происходит. А уж тем более ребенок, он всегда рассеян, он всегда как-то не здесь. Ну и вот вам такое стихотворение «Типичный двоечник»:
Над школой завывает ветер стылый,
Как будто бы предчувствуя беду,
Идет с уроков двоечник унылый,
Роняя сигареты на ходу.
«О чем скорбишь ты, юное созданье,
С татуировкой странной на ноге? –
Ах, дедушка, такое испытанье
Сдавать по математике ЕГЭ.
Душа болит. И пирсинг к непогоде
Свербит и ноет. Мутно в голове.
Тоскует сердце по живой природе –
По пиву, дискотеке и траве.
И так неблизок возраст пенсионный,
Когда тебе всего 16 лет».
И он ушел, обкуренный и сонный,
Туда, где есть вай-фай и интернет.
Вот типичная проблема для современного...
А. Леонтьева
– Грустный какой стих, батюшка.
Протоиерей Дмитрий
– Ну да, он грустный, хотя и с иронией написан, но он с любовью к этому ребенку написан.
А. Леонтьева
– Перед вами очень большая такая картина вот этих школьников, да, у вас четверо детей. Вот есть такая проблема, смежная с интернет-зависимостью, это называется «лежачий подросток». Это вот подростки, которым как бы внешне ничего неинтересно, ну вот они закладываются куда-нибудь... Как их поднять оттуда?
Протоиерей Дмитрий
– Но мне кажется, вот это, между прочим, тоже уже носит вторичный характер.
А. Леонтьева
– Вторичный.
Протоиерей Дмитрий
– Он же не так просто закладывается. Он закладывается с планшетом и пребывает в некоем своем мире. И для подростков, для детей и подростков, скажем так, потому что это с раннего возраста начинается, очень важно создавать вокруг них вот эту атмосферу, где в реальности происходит что-то интересное. Например, вот у нас в школе есть секция настольного тенниса. И наш духовник школы, игумен Нестор, очень неплохо в него играет, потому что в детстве он еще упражнялся. Я поставил себе цель тоже натренироваться и выиграть у отца Нестора – не могу, понимаете, он потому что в детстве уже овладел техникой достаточно хорошо. А мне теперь, что ж, только вот остается бороться с гиподинамией таким способом. Ну вот ребята, их это увлекает, понимаете, они отрываются от своих вот этих устройств, от своих гаджетов, и происходит общение. То есть за теннисным столом я могу как священник им сказать что-то такое, понимаете, в простой обстановке, что иногда в другом месте бы прозвучало не так. И вот создание вот таких ситуаций – ну родители с детьми общаются, играют в какую-то игру, например, ну настольные игры, шахматы вот мы с детства практиковали. Некоторые говорят: грех в шахматы играть – не грех, – рассуждают, есть такие люди. Но если это создает возможность общаться с детьми – не из комнаты в комнату ВКонтакте сообщения писать, а посидеть за столом, поиграть в шахматы, в нарды, например, – то это создает вот эту атмосферу общения, которая противостоит отходу ребенка вот в этот вот мир виртуальный, мир информационный. Где, в общем-то, им управляют определенные люди. Знаете, вот когда возникла тема подросткового суицида, который организовывался через интернет-сообщество, у нас в Кинешме тоже об этом говорили. Хотя эта проблема крупных городов, но, видимо, и у нас такие случаи были, хотя у нас нет высотных зданий. Помните, тогда группы «Синих китов» были...
А. Леонтьева
– Да, дети падали.
Протоиерей Дмитрий
– И когда я с этим столкнулся, вот такой вот стих написал:
Уже смеркается. Усталый взор
Скользит по полю монитора...
Ах, друг мой, кто запутался в сетях,
Не может их покинуть скоро.
Все время тянет душу в интернет,
Загадочны и бесконечны сети.
Но берегитесь, дети, дети,
У сети есть конец, но выхода в ней нет.
Мы все теперь запутались в сетях –
Попы, епископы, блудницы, репортеры
И всякий чин. Но кто же тот паук,
Кто паутину сплел, чьих это дело рук?
Тот, кто запутался, не может выйти скоро,
Все ближе к нам дыханье адских мук.
«Ах, что за вздор вы пишете, отец,
На тему интернета!
Взгляните, сколько ведь энергии и света –
Реклама всюду бьет ключом.
Какие православные страницы,
Благотворительность, красивые девицы...
А вы все пишете свой клерикальный бред», –
Такой уже мне слышится ответ.
У сети есть конец, но выхода в ней нет.
У мухи есть паук, у жертвы есть убийца.
А за окном весенний дождь и ветер
Бросает в лужи яблоневый цвет.
Уже смеркается. Усталый взор
Скользит по полю монитора...
У сети есть конец, но выхода в ней нет.
У жизни есть конец, и он наступит скоро.
О Отче наш, избавь же от сетей
Запутавшихся в них Твоих детей!
Нам не порвать самим порочный круг.
И тянет нас в свой лабиринт обмана
За тоненькую ниточку паук,
Как героин к уколу наркомана.
Он тянет. Но любовь Твоя крепка –
И разрывает сети паука,
И исцелит болезненные раны.
О дай нам, Боже, снова не хотеть
Возврата в эту призрачную сеть!
А тогда серия очень резонансных случаев прошла подростковых самоубийств, и это было страшно. Поэтому вот это стихотворение, оно родилось как отклик...
А. Леонтьева
– Как молитва, стихотворение-молитва о тех, кто запутался в сетях.
Протоиерей Дмитрий
– Ну это, конечно, вот это, «Типичный двоечник» стихотворение, оно тоже из этой серии, оно иллюстрирует те изменения личности, которые происходят с детьми под влиянием – как определяется интернет-зависимость – избыточного патологического пользования интернетом. И вот я вспомнил, что я хотел сказать. Под влиянием вот такого использования интернета формируется дефект воли. И чем раньше человек начал вот этим пользоваться – вы про «лежачих подростков» говорите...
А. Леонтьева
– Да.
Протоиерей Дмитрий
– Чем раньше он начал пользоваться, тем более это рискует стать выраженным. Дефект воли – когда реальный мир становится менее актуальным и менее интересным, чем мир виртуальный, туда тянет постоянно. Ребенок, ну скажем, если он много обращается даже в интернете, он там общается и у него появляется потеря навыков общения в реальной жизни, ему интереснее общаться там. И он начинает, как бы сказать, декомпенсировать немножко вот в плане общения, у него развиваются расстройства, потеря навыков общения в реальности, и он чувствует свое отчуждение от самых близких ему людей. Поэтому то что у нас не обращают внимания психиатры на подобные явления... А часто, знаете, как обращают, вот это опять же из жизни я вам расскажу. То есть у ребенка развиваются вот эти характерные изменения личности, его ведут к психиатру. Психиатр корректирует его поведение при помощи медикаментов – то есть ему выписываются нейролептики, антидепрессанты. И психиатр убеждает родителей, что проблема серьезная, и ребенок становится зависим от психиатра, попадает на учет, иногда даже получает инвалидность. Но вот эти проблемы, которые у него в жизни есть, они от этого не решаются, просто закрепляется его зависимость, так скажем, от медикаментозной помощи. К сожалению, эти случаи реальны и они нам известны. И противодействие вот угрозам такой деградации личности, конечно, с одной стороны, в православной вере, которая не навязывается человеку, а в которую мы своим примером родительским, может быть, даже не святой жизни, а то что мы нуждаемся в Боге, обращаемся к Нему, и дети тогда все равно для них это пример и они тянутся за нами. И конечно, вот этим домашним, пространством домашнего общения – игры, совместные какие-то выходы в парк, поездки на велосипеде там или еще что-то такое. Вот это всегда, очень важно об этом не забывать.
А. Леонтьева
– Замечательный совет, мне кажется, очень ценный.
Протоиерей Дмитрий
– Житейский опыт.
А. Леонтьева
– Отец Дмитрий, вот я так поняла из нашей беседы, что ваша школа много имеет проблем, я-то так понимаю, что и денежных, да?
Протоиерей Дмитрий
– Да
А. Леонтьева
– Поэтому вы сейчас имеете возможность обратиться к слушателям.
Протоиерей Дмитрий
– Город бедный, депрессивный регион, ежемесячно в бюджете не хватает около двухсот тысяч рублей. И я, конечно, участвую в православных ярмарках, обращаюсь к людям, но понятно, что проблемы накапливаются. И вот буквально вчера звонила мне бухгалтер, рассказала, что ее вызывали в налоговую инспекцию – там у нас накопились значительные долги, там около миллиона, чуть больше, по налогообложению. Налоговая инспекция ставит вопрос, не закрыть ли нашу школу за ее нерентабельность. Обратились к архиерею, мне вчера благочинный звонил, ну там с прокуратуры тоже звонили. И вчера такой был, понимаете, критический такой для меня момент. Я обратился с молитвой к Спиридону Тримифунтскому, и жду. Ну попросил передать в налоговую инспекцию, что до начала августа хотя бы чтобы они потерпели, потому что два раза уже вот за последний год угроза банкротства возникала, удавалось эту проблему решать. И сейчас, пользуясь случаем, хочу обратиться к радиослушателям, сказать, что помощь можно оказать, найдя сайт нашей школы по запросу: православная школа, Кинешма – там есть реквизиты. Можно связаться со мной по телефону. Телефон: 8 (960) 512-48-59. Буду признателен за помощь, потому что в критический момент она нам нужна. И Писание говорит: «Блажен, разумеваяй на нища и убога, в день лют изабвит его Господь», – 40-й псалом.
А. Леонтьева
– Спасибо вам огромное, отец Дмитрий. Мне кажется, беседа замечательно какая-то интересная. Будем надеяться, что также радиослушатели услышат ваш призыв.
Протоиерей Дмитрий
– Приглашайте, я всегда буду рад пообщаться с такими замечательными ведущими. Спаси вас Христос.
К. Мацан
– Протоиерей Дмитрий Иванов, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского в городе Кинешма, в Ивановской области, и директор частной общеобразовательной школы во имя святого Александра Невского, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была Анна Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.
А. Леонтьева
– До свидания.
А. Леонтьева
– До свидания.
«Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
У нас в гостях была директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребенка Светлана Шифрина.
Мы говорили о воспитании и поддержке детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребенка. Фонд «Искусство быть рядом» помогает семьям детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития. Добрый вечер, Светлана.
Светлана Шифрина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Светлана, вот мы часто говорим здесь, когда образовывается какой-то фонд, это, ну, прямо вот в 90 процентов, ну, нет такой статистики, но в большинстве случаев это как-то начинается с личной истории. Вот как образовался ваш фонд? Тоже началось с личной истории?
Светлана Шифрина:
— Да. Ну, это была даже не совсем моя личная история, это была личная история учредителя фонда Елизаветы Борисовны Фокиной, которая тоже мама особенного ребёнка, у неё сын с аутизмом, и которая, в общем, приняла для себя решение о том, что нужно помогать не только своему сыну, но именно объединившись с родителями, объединившись все вместе, можно делать что-то нужное, полезное для того, чтобы детям с аутизмом жилось полегче, и семьям самое главное.
Анна Леонтьева:
— В шестнадцатом году, да, как я понимаю?
Светлана Шифрина:
— Да, сам юридический фонд образовался в 2016 году, потому что это была группа родителей, которые ходили вместе в детский садик, которые там познакомились, вот у них у всех детки с аутизмом, и настаёт время, что нужно идти в школу, а, к сожалению, сегодня, ну, ещё, то есть у нас задекларировано инклюзивное образование, но, к сожалению, еще не везде оно реализуется или обеспечивает ту необходимую помощь и поддержку, в которой нуждаются именно дети с аутизмом. И для того, чтобы его можно было реализовать, родители поняли, что им нужно объединяться, иметь какой-то юридический статус для того, чтобы можно было добиваться тех условий, которые хотели родители создать для своих детей, поэтому объединились, создали фонд. И первая самая программа, для чего он, в общем-то, собственно, создавался, его цель, это были ресурсные классы в общеобразовательных школах. 18 детей в 2016 году в трех школах пошли первый раз в первый класс. Это был первый такой проект фонда, так и назывался «Первый раз в первый класс».
Анна Леонтьева:
— А что такое ресурсные классы?
Светлана Шифрина:
— Ресурсный класс — это такая модель инклюзивного образования, которая в обычной школе, где учатся самые обычные дети, создается такая ресурсная зона, в которой могут найти поддержку дети с особенностями, детям, которым нужна определенная поддержка, детям с аутизмом, очень нужно тьюторское сопровождение, очень нужны специалисты прикладного анализа поведения, потому что аутизм, он проявляется в первую очередь внешне именно поведенческими, да, какими-то особенностями, и для того, чтобы детям помогать учиться, чему-то научаться, нужны специальные специалисты. В 2016 году, ну, их, на самом деле, и сегодня еще нет в школе, и нет такого даже в списке квалификации такой специальности, как специалист прикладного анализа поведения, но они уже больше десяти лет есть в нашей стране, уже очень много людей этому обучились, сертифицировались. Это золотой стандарт помощи детям с аутизмом, и вот для того, чтобы помочь школе создать вот эти именно условия, да, вот фонд. И в этой ресурсной зоне, да, есть специальный учитель, есть сестринское сопровождение, есть супервизор, куратор прикладного анализа поведения, где ребенок адаптируется к тем новым для себя условиям. Какие-то дети проводят больше времени в этой ресурсной зоне, какие-то дети больше включаются в инклюзивное образование с обычными сверстниками. Вот здесь вот это та возможность выстроить индивидуальный маршрут под каждого ребенка в зависимости от его потребностей.
Анна Леонтьева:
— А вот эта зона, это какое-то физическое пространство, да?
Светлана Шифрина:
— Да, это обычно какой-то кабинет. В идеальном случае это ещё два кабинета, когда ещё есть сенсорная зона, потому что дети с аутизмом часто у них бывают сенсорные перегрузки, у них повышенная сенсорная чувствительность, им иногда нужно побыть одному или там попрыгать на мячике, покачаться на качели, это вообще такой идеальный вариант, либо это в самом классе, да, там может быть тоже выделено, вот, потому что они могут какую-то часть предметов или там каких-то навыков, знаний получать в этой, вот именно, поэтому нужна она физически, там есть парты. Мы начинали с того, что есть парты с перегородками, которые отгораживают детей друг от друга.
Анна Леонтьева:
— Им больше нужно личного пространства? Они более защищённые должны быть.
Светлана Шифрина:
— Потому что он работает напрямую с тьюторами один на один. Допустим, есть фронтальный урок, когда дети садятся перед доской, и учитель даёт. Но это тоже очень сложный навык, которому обучались дети постепенно. И к концу первого класса они стали уже сидеть перед доской и воспринимать инструкцию учителя. А возможность вот такого отдельного, такой зоны еще внутри зоны, она дает возможность отрабатывать индивидуальные навыки, потому что у каждого своя индивидуальная программа.
Анна Леонтьева:
— Вот если, Светлана, вернуться к вашей семье, у вас средняя дочка с диагнозом аутизм, да? Как вообще, как это всё начиналось? Обычно, когда рождается особенный ребёнок, не такой, как, как говорится, заказывали, заказывали нормотипичного, как вот такое выражение есть, а рождается ребёнок особенный, первая реакция родителей всегда, в общем-то, шок, всегда... Ну, обида, не знаю, вот самая распространённая.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я бы, наверное, сказала, что до того, как происходит шок или обида, сначала ты избегаешь вообще мыслей о том, что что-то не так. Ну, по крайней мере, да, вот у меня это был второй ребёнок, и видя и как бы наблюдая какие-то особенности и странности, ты думаешь: ну нет, все дети разные. Это вот почему-то там, ну...
Анна Леонтьева:
— Это не сразу, да, видно, когда ребёнок рождается?
Светлана Шифрина:
— Ну, это зависит тоже от индивидуального случая, да, у кого-то диагноз проявляется очень рано и в тяжёлой форме, и там, наверное, сложнее закрывать глаза на проблему. У нас в этом смысле был такой момент, что мы всегда были где-то по границе нормы. Ну, чуть позже пошли, чуть позже сели, чуть позже поползли, вот тут какая-то аутостимуляция, а врач сказал: «Да ничего страшного, мир познает», да, то есть вот этот вот еще не вовремя поставленный диагноз, он как бы, к сожалению, был упущен на время раннего вмешательства, ранней помощи. И здесь очень важно, наверное, я бы хотела сказать родителям, другим, что если что-то беспокоит, не нужно закрывать глаза. Лучше 10 раз сходить к другим врачам, пройти какие-то тесты, потому что чем раньше заметить вот эту особенность, сложности, поставить диагноз, тем раньше можно начать оказывать помощь. А когда уже нам в три года сказали, да, вот это аутизм, да, конечно, это шок, это, как я говорю, я проплакала три дня, потому что полезла, естественно, в интернет за информацией, что такое аутизм, как это проявляется, чем это нам грозит? И все очень разные информации происходят, и ты вообще не понимаешь. Естественно, строишь самые худшие прогнозы.
Анна Леонтьева:
— Ну да, все говорят, что отсутствие информации очень тяжелое.
Светлана Шифрина:
— Да, в этот момент тебе, конечно, очень страшно все это. Но потом немножко проходит принятие, все наши стадии горя, все это мы тоже через это проходим. Еще очень такой момент, вы знаете, вот тоже хотелось, наверное, поделиться из своего опыта, когда... то есть принятие всей семьи. То есть мама, например, уже приняла, а папа еще не готов, а бабушки, дедушки, они вообще, в общем, как бы хотят быть в стороне от всей этой истории. Это действительно психологическая травма как бы для всех, стресс, который семья проживает и потом преодолевает его. Преодолевает, да, все-таки объединяется.
Анна Леонтьева:
— Бабушки, дедушки тоже уже как-то вот срослись, да?
Светлана Шифрина:
— Ну да, в нашей семье, в общем, конечно. Вы знаете, здесь есть еще такой момент. Ребенок растет, и, наверное, как обычный самый любой другой ребёнок, да, как говорят: «Маленькие бедки, маленькие детки, а большие дети...» То же самое и особенный ребёнок. И задачи новые, и новое принятие, принятие всё время каких-то новых условий, новых сложностей, оно происходит всё время. Вот сказать, что вот нам поставили диагноз, вот мы как бы с ним и теперь вроде бы вот идём понятным нам маршрутом — нет. Что там за поворотом с очередным годом рождения или с очередным периодом взросления, никто не знает, и ты всегда готовишься, ждёшь, надеешься на лучшее, готовишься, надеваешь бронежилет и броню, да, и как бы, да, набираешься сил.
Анна Леонтьева:
— Светлана, но всё равно я не могу не сказать, что есть люди, может быть, которые нас слушают, у которых подобные проблемы, и они находятся всё ещё в состоянии такого уныния. И есть люди, которые уже что-то делают, вот вы уже директор фонда, и даже помогают другим, помогая другим, помогают и себе.
Светлана Шифрина:
— Да, и в этом смысле, знаете, сообщество аутичных детей, вот родители аутичных детей, мне кажется, на сегодня одно из самых достаточно таких прогрессивных, и, может быть, скажем так, именно диагноз аутизм, расстройство аутистического спектра, оно очень сильно даёт прогрессию с точки зрения увеличения детей с данным диагнозом за последние годы. И с каждым годом эта тенденция увеличивается, количество таких детей всё время и людей растёт всё больше и больше.
Анна Леонтьева:
— Ну я прочитала, что типа один на сто — это очень много.
Светлана Шифрина:
— 1 на 100 — это по Всемирной организации здравоохранения. Да, у нас, к сожалению, в России нет официальной статистики вот такой, сложно её у нас получить. Если брать, я не знаю, насколько это уместно приводить статистику Соединённых Штатов, просто там достаточно серьёзно к этому подходят и проводят каждый год очень такое полномасштабное исследование по количеству. Вот последние данные — это 1 из 36 детей, которые имеют диагноз аутизм.
Анна Леонтьева:
— Это ещё больше.
Светлана Шифрина:
— К сожалению, да. И все исследования говорят, что это не зависит ни от страны проживания, ни от национальности, ни от состава семьи, ни от социального статуса. И, конечно, вот родители, так как вот очень сильно увеличивается популяция, к сожалению, не всегда система, государственная система помощи, успевает за таким, тем более стремительным таким ростом. В общем, здесь, наверное, есть и объективные на это причины. Ну а родители, мы самые заинтересованные люди в этом, конечно, и всегда есть кто-то, кто берет на себя ответственность, вот эту роль, идти впереди и, во-первых, пробивать вот эту дорожку, протоптать эту дорожку помощи и показать её другим, и мы вот на своём фонде, я сама, мы всегда очень делимся, мы всегда очень открыты, мы всегда говорим, да, мне очень часто, на самом деле, вот бывает, что звонят и спрашивают, и говорят, спрашивают, а можно ли взять телефон, и вот просто поговоришь, оказываешь, что это психологическую помощь, поддержку, что это не приговор, что да, с этим можно жить, но нужно, главное, сделать правильный маршрут, дойти до правильной помощи. И здесь родители объединяются, конечно.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребёнка. Светлана, а вот как вы первый раз нашли соратников у врача, в детском саду? Вот как находят люди друг друга в этой ситуации?
Светлана Шифрина:
— Ну, у меня было... Да, первый раз сейчас думаю про то, что я пошла на простор интернета, в социальные сети, то есть до того, до момента постановки всего этого диагноза, я, в общем, у меня не было ни аккаунта в соцсетях, на тот момент были одни, сегодня, да, там у нас другие, я, в общем, как бы особо этим не интересовалась, а здесь, да, ты начинаешь гуглить, начинаешь смотреть, идешь в поисковик. И как раз мне очень помогли два родительских сообщества, которые на тот момент были, да, это был 2012 год, да, нам было три года, они уже тогда существовали, хотя они тоже только буквально там были несколько лет, но вот уже на тот момент родители объединялись, это были группы, в которых можно было прочитать очень много информации о методах помощи, о том, вот куда идти, какие садики, как получить диагноз, как получить инвалидность, если она нужна, а нужно ли получать инвалидность, да, про вот эти ресурсные группы, ресурсные классы. Это все оттуда, это все родительское сообщество, это, ну, если это можно упомянуть, да, это Центр проблемы аутизма и родительская общественная организация «Контакт», в которых на сегодня, да, они тоже существуют, у них есть сайты, и там просто, ну, кладезь информации вот для родителей.
Анна Леонтьева:
— Не можно, а нужно упомянуть.
Светлана Шифрина:
— Да, да, то есть там всё это есть, там есть статьи, которые рассказывают про, ну, вот разные, вот, всё, с чем может столкнуться родитель. Я лично всё-всё взяла оттуда, конечно.
Анна Леонтьева:
— Но давайте немножко всё-таки расскажем, вот вы говорите, что особенности и так далее, вот с чего начинаются особенности, как с этим вообще быть? Вот в детском саду, можно ли пойти в обычный детский сад такому ребёнку, что нужно учитывать?
Светлана Шифрина:
— Ребенку можно пойти в детский сад, я бы сказала, наверное, нужно пойти в детский сад. Но особенности расстройства аутистического спектра — это нарушение коммуникации, социализации и стереотипно повторяющиеся действия. Если иногда говорят каким-то упрощённым языком для понимания, это когда ребёнок больше замкнут в себе, меньше взаимодействует, меньше разговаривает, отвечает на какие-то вопросы, у него нет зрительного контакта с собеседником, он маму-папу не слышит. И вот это нарушение коммуникации, оно за собой ведёт, к сожалению, поведенческие проблемы. То есть когда ты не понимаешь, не всегда дети понимают обращённую речь, они не могут иногда... Ну вот мы им говорим, нам кажется, что они нас понимают, а на самом деле вот я сегодня, вспоминая свою дочку, уже потом, получив вот эту информацию, как бы всё это обработав и пройдя этот период, я потом поняла, в чём была проблема-то. Она не понимала, что я ей говорю, простые элементарные бытовые вещи, да, идёт задержка речевого развития, идёт задержка понимания, да, и плюс у неё было нарушение своей речи, да, и когда ты не понимаешь, и тебя не понимают, и ты ещё не можешь сказать, что ты хочешь, что остаётся делать? Кричать, плакать, не знаю, биться головой об стену, да всё, что угодно, потому что хоть как-то донести до самых близких мамы и папы, что там со мной что-то не так, я чего-то хочу, да, там ещё что-то. Вот, соответственно, ребенку нужна помощь в преодолении вот этого дефицита, и здесь, конечно, нужна помощь логопедов, психологов, дефектологов, это детский сад, да, это наши психолого-педагогические комиссии, в которые нужно обращаться, которые дадут заключение маршрута, если это дошкольные учреждения, мы потом идем с ним в детский садик.
Анна Леонтьева:
— Есть список садов, куда можно пойти?
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, сегодня как бы по закону мы можем пойти в любой детский сад, у нас инклюзивное образование, и по прописке нас обязаны взять. И в любую школу, родители выбирают место обучения своего ребенка. Другое дело, что школа может быть не готова, там может не хватать тьюторов, но вот это заключение психолого-педагогической комиссии, оно обязательно к исполнению образовательного учреждения. Соответственно, мы туда с ним приходим, то есть вот мы получили диагноз, прошли врачебную комиссию, пошли на психолого-педагогическую комиссию, она сказала, что ребенку нужны особые образовательные потребности в дошкольном или в школьном учреждении. И с этим заключением мы идём, соответственно, в детский садик, в школу и говорим, что ребёнку нужен психолог, с которым должны в учреждении заниматься, логопед, дополнять вот эти вот дефициты все. Если ребёнку нужно тьюторское сопровождение, оно может быть как в детском саду, не только в школе, там тоже может быть тьютор, ему нужна, например, поддержка. Если он там не поддерживает групповой формат каких-то активностей, какого-то там, ну, пока в детском саду это не совсем обучение, какое-то взаимодействие, школа, детский сад, они тоже должны выделить такого тьютора, наставника, который будет помогать ребёнку. Но самое главное, всё-таки ещё раз повторюсь, это золотой стандарт, это прикладной анализ поведения, это специалисты прикладного анализа поведения. Сегодня всё-таки, к сожалению, их можно получить либо в рамках благотворительной помощи, вот в фонды обращаясь. Я вот знаю, что фонд «Милосердие», они оплачивают даже вот эти вот курсы прикладного анализа поведения и вмешательства для ребенка, там целые протоколы, которые нужно пройти, ну, либо коммерческие услуги.
Анна Леонтьева:
— Ну вот, простите, вы приходите в ближайший к дому детский садик, да, вот с этим заключением, и говорите: «Вот, пожалуйста, возьмите моего ребёнка», но мы же понимаем с вами, да, что мы не так действуем, да, мы всё равно будем искать даже для самых, как говорится, нормотипичных детей мы перебираем миллион садиков, школ, находим какие-то свои. Вот с таким ребёнком куда пойти? Как найти этот садик, где не повредят ему, в первую очередь, его психике, где к нему будут гуманно, хорошо относиться, где выстроят так поведение детей, которые с ним будут, так выстроят их поведение, чтобы это было нормальное детское общение? Вот у нас в программе были родители «солнечных» деток, деток с синдромом Дауна, и они рассказывали, что дети вот очень любят таких «солнечных детей», потому что они как бы немножко больше дети, и с ними можно играть в дочки-матери и так далее.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я сейчас сижу, думаю, наверное, у меня нет прям ответа на вопрос, как найти вот этот садик, потому что, ну, да...
Анна Леонтьева:
— Как вы нашли?
Светлана Шифрина:
— Мы не ходили в садик. Мы сразу пошли в школу, наверное, здесь мне будет сложнее чем-то поделиться. Смотрите, я, наверное, думаю здесь так. Во-первых, ну вот то, что я сказала, есть у нас официальная как бы маршрутизация, да, маршрут, который можно получить той помощи от государства, которая полагается.
Анна Леонтьева:
— Она везде есть, она есть и в регионах, да, везде?
Светлана Шифрина:
— А вот я уже упоминала сегодня родительскую общественную организацию «Контакт». У них есть такая родительская приёмная, в которой можно онлайн записаться, это совершенно бесплатно. Там, правда, достаточно большая... Ну, иногда бывает очередь, там нужно подождать, может быть, там пару недель или месяц, вот. Но они помогают, консультируют родителей по всей стране вот именно с поиском или с получением тех условий, которые нужны ребенку. Как разговаривать с образовательной организацией, как получить тьютора, какое заявление нужно написать. Вот они здесь помогают. Я, со своей стороны, из нашего опыта поддержки ресурсных классов и взаимодействия со школой. Ну, у меня как бы рецепт такой. Нужно быть в диалоге. Мы общаемся со школами, мы общаемся с администрацией, мы общаемся с учителями, мы доносим, что нужно нашим детям. И мы всегда в позиции еще помощников. То есть я никогда не встаю в позицию, что вот мне теперь должны. Ну, это вот у меня как-то так, да. То есть я считаю, что это действительно должна быть совместная как бы история. И мы всегда спрашиваем школу: что мы можем сделать, чем помочь, да. Вот вы говорите, что там как к детям относятся. Вот мы, когда создали ресурсный класс, и дети пошли в школу, мы каждый год проводили в школе уроки доброты, толерантности. Мы готовили специальные мероприятия.
Анна Леонтьева:
— Ваш фонд, да, проводил, как родители?
Светлана Шифрина:
— Фонд, но мы же родители, для этого не обязательно быть фондом. То есть даже если ваш ребенок пошел, его взяла школа, вы наладили контакт с администрацией, есть учитель школы, да, эти все есть сейчас, уроки в доступе, их можно все найти, какие-то плакаты, презентации, это, в общем, не такая проблема. Можно поговорить с учителем, чтобы, может быть, он сам расскажет детям, что такое аутизм, почему этот ребенок в нашем классе, как с ним лучше взаимодействовать. Я сама лично, да, вот у нас были родительские собрания, вот первый класс, первое родительское собрание, и я попросила учителя, дайте мне даже не как, вот я тогда не была директором фонда, я была родителем, говорю, дайте, пожалуйста, мне пять минут, я немножко расскажу родителям, что не надо нас бояться, что это не заразное, что мы здесь не для того, чтобы ущемить чьи-то права детей. То есть это вопрос налаживания отношений, это работа со всем сообществом, которое сталкивается, куда попал вот такой особенный ребенок. И мы начинаем создавать среду, которая будет к нему максимально открыта, которая его примет. И здесь приходится родителям тоже прикладывать определенные усилия.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, а у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребёнка. Мы вернёмся к вам через минуту, не переключайтесь.
Анна Леонтьева:
— Сегодня у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребёнка, у микрофона Анна Леонтьева. Вот мы в первой части программы, очень важные вы сказали вещи, что родители, мне кажется, они очень важны, что родители не просто требуют от организации, от государства, от школы, чтобы им шли навстречу, но они тоже включаются и хотят тоже как-то помогать этому процессу, и безусловно, без этого никак. Светлана, скажите, вот какая... Ну, во-первых, ребёнок, когда идёт в школу аутичную, я так понимаю, что первое, что нужно преодолеть, это его тревогу перед школой, потому что вы сказали, что это очень чувствительный ребёнок, гораздо более чувствительный, который в то же время не может все свои мысли сразу донести. Вот как это происходит сначала? Что нужно иметь в виду родителям?
Светлана Шифрина:
— Ну, это опять вот мы возвращаемся к вопросу про среду, про подготовку. Как подготовить ребёнка, ну и даже не только к школе, а в принципе к коллективу какому-то детскому? Мы приходили, мы договаривались, ну так как у нас была, конечно, ресурсная зона, но опять-таки, например, наши дети, они включались и в обычный класс, ну и включаются сегодня, могут его посещать. То есть мы договаривались с учителем о том, что мы придём до 1 сентября заранее, пройдём по школе, посмотрим класс. В идеале, если нам скажут, где будет сидеть ребёнок, потому что мы тоже проговорили, есть особенности восприятия информации, как звуковой, зрительной информации. Может быть, ему нужно сидеть именно перед учителем, чтобы учитель всегда мог обращаться к нему, и ребёнок его слышал, а не, естественно, там где-то на последней парте. У нас тьюторское сопровождение, есть тьютор, значит, нужно сесть так, чтобы тютер тоже где-то был рядом, при этом не мешал учебному процессу другим детям. Посидели за партой, познакомились заранее учителем в спокойной тихой обстановке, когда в школе еще нет вот этого гула, шума. Дальнейшее. 1 сентября. То есть социальная история. Что такое социальная история? Это такой метод, который помогает детям. Он на самом деле применим ко всему. К школе, к посещению музея, парка, любого мероприятия, театра. То есть это когда родитель готовит для ребенка такую историю, делает фотографии, например, школы, фотографию класса, садится, и несколько дней заранее. Но здесь, смотрите, здесь такой момент. Кому-то нужно несколько дней, кому-то достаточно только накануне. Это тоже всегда очень индивидуальный процесс. Вот. И ребенку мы рассказываем. Мы с тобой пойдем вот туда. Вот у нас здесь 1 сентября. Вот ты принесешь там, не знаю, цветы в школу учителю, которые ты подаришь учительнице. У тебя будет столько-то уроков. То есть очень важно понимание вообще, я туда на всю жизнь теперь пришёл или меня отсюда заберут через какое-то время, чтобы донести до ребёнка вот это понимание. Конечно, так, как и обычные дети, у которых, мы все знаем, 1 сентября начинается особенно первый класс сокращённых временных уроков, сокращённых количество уроков, то же самое относится и к аутичному. Даже больше. И в том числе здесь нет универсального решения. Кто-то сразу будет выдерживать 4 урока, а кого-то нужно будет привести на один урок, а кого-то на 10 минут от первого урока. И это будет уже для него его задача, цель, которую он выполнит, а потом придет на 15 минут. А потом, да, если вот есть ресурсная зона, как у нас, да, вот он посидит 10 минут в обычном классе, а потом идет в ресурсную зону. Родители его заберут там через час, а потом через два. И вот этот вот процесс вот этого индивидуального маршрута, индивидуального включения, он такой вот постепенный, как бы достигается, да, тех целей, которые ставятся под конкретно в это ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Скажите, Светлана, а вот какие ещё виды деятельности, творчества, занятий, развивающих вы применяете с особенными детишками аутичными? Чем они могут заниматься? Какая динамика во время этих занятий? Мне кажется, это важно услышать родителям, чтобы была какая-то перспектива.
Светлана Шифрина:
— Только вчера как раз слушала доклад, точнее, не доклад, а дискуссию специалистов как раз про дополнительное образование. Он проходил в рамках Всемирной Всероссийской недели информирования о проблеме об аутизме Федерального ресурсного центра, и там говорили про специалистов. Поэтому сейчас даже не своими словами буду говорить. Ссылаясь на очень авторитетных людей, и там как раз тоже задавался этот вопрос. А, во-первых, дополнительное образование, вот вы сейчас говорите, творческое, но это же, в принципе, дополнительное образование. Вопрос, нужно ли, нужно ли всем? Конечно, в первую очередь ставятся цели какие-то академические, обязательные образования нашего общего образования. Дополнительное образование, давайте так, вот даже обычный ребенок, который без аутизма, не все же ходят на кружки. Кто-то ходит, кто-то занимается спортом, а кто-то вообще никуда не ходит, вот ему достаточно этого, или родители считают, что ему это не нужно. Но, в принципе, аутичный ребенок — это примерно так же. То есть здесь вопрос, как правильно говорят: зачем? Зачем мы туда пойдем? Мы туда можем пойти за дополнительной социализацией, потому что школа, к сожалению, не всегда решает вот эту самую проблему социальной адаптации ребенка, социального опыта, потому что хорошо, ребенок пошел в школу, он адаптировался, он учится, на уроке он учится, он смотрит на доску, взаимодействует с учителем, он не общается. Короткая перемена, успели перебежать из одного класса в другой, покушали. То есть нет вот этого социального контакта того, который нужен был бы. Его и обычным детям не хватает вот этой школьной, почему они все хотят потом погулять, поиграть, задержаться, да, там еще что-то. И, конечно, в этом смысле дополнительное образование, посещение каких-то кружков, творческих студий, оно дает возможность восполнить вот этот дефицит. И здесь, наверное, подойдет любое... Ну, во-первых, я бы исходила, в первую очередь, из интересов ребенка. Ну, если, например, ему нравится рисовать, наверное, можно подумать в эту сторону, да, или там, если ему нравится музыка, или, наоборот, ему плохо от музыки. Если у него сенсорный перегруз, если он не выдерживает там громко... Такое тоже бывает. Зачем его водить на музыку, да, конечно, ему нужно там, например, более тихое, да, какое-то... Может быть, ему не нужна большая группа. Да, хочется, чтобы он социализировался и дружил со всеми. Может быть, он будет ходить в маленькую группу, где будет 3-4 ребёнка, но они станут настоящими друзьями и будут друг друга поддерживать. И для него это будет его круг общения, его связи, которые будут его поддерживать, помогать. И мама, например, или папа с другими такими же родителями. Вот они тут подружатся, у них там будет какая-то коммуникация и взаимодействие.
Анна Леонтьева:
— А я знаете, о чём хотела, на самом деле, выяснить? Какие-то истории. Я зацепила у вас на сайте мальчик, который любил музыку, и вот через музыку пошло такое развитие своего младшего сына, который был гиперактивный, и он вообще не мог сидеть. То есть мы первые три класса, мы вообще не могли сидеть, нас все ругали постоянно. И потом появилась учительница музыки, и вот поскольку у него оказались способности, то она усадила его наконец. Вот. А у вас есть какие-то примеры, истории, когда особенные детки, детки с аутизмом, вот именно их зацепляли за какую-то творческую способность? Или это я фантазирую?
Светлана Шифрина:
— Нет, почему? Ну, вы знаете, у нас самое, наверное, как раз такое посещаемое занятие — это как раз музыкальное занятие. Ну, я думаю, что еще очень многое зависит. Хотя нет, знаете, вот как сказать, посещаемость с точки зрения наполняемости группы. А вообще, конечно, самые востребованные — это коммуникативные группы, да, это вот как раз про социализацию, где ребята учатся просто общаться друг с другом.
Анна Леонтьева:
— Общаться на какие-то темы, да?
Светлана Шифрина:
— По-разному, да. На темы или просто общаться, потому что, опять-таки, аутизм — это же нарушение коммуникации, и то, чему обычные дети их в этом не учат, они набираются этого социального опыта просто по жизни, общаясь с мамой, с папой, получив такую реакцию, сякую реакцию, они там что-то себе какие-то паттерны поведения вырабатывают, а ребёнка с аутизмом это нужно учить прицельно. Поэтому музыка у нас, скажем так, у нас не музыкальная школа, мы не ставим перед собой каких-то высот или вот именно задач с точки зрения овладевания мастерством, музыкой, вокалом или игрой на каких-то инструментах. Вот, но для нас, например, вот три года у нас существует наш ресурсный центр «Добрый», и там у нас есть ансамбль «Добрый», и в этом году наши ребята первый раз вышли на сцену. И у нас там...
Анна Леонтьева:
— Это потрясающее достижение.
Светлана Шифрина:
— Мы считаем, что да, у них было два небольших номера, они пели, один был вокальный и второй инструментальный оркестр. Мы специально создали дополнительно, мы начинали только с ансамбля, а потом создали еще оркестр, потому что мы поняли, у нас есть ребята, которые не могут, вот они не могут петь, они невербально или маловерно практически не разговаривают. Но им нравится музыка, и мы стали искать для них возможность включения, чтобы они были вместе с нами, они там играют на инструментах, поддерживают немножко ритм. Может быть, с точки зрения...
Анна Леонтьева:
— Академической музыки.
Светлана Шифрина:
— Какой-то, да. Это совсем не про тот, да, вот он тут что-то стучит палочкой, но они вышли, каждый стоял на своем месте, никто не убежал со сцены, никто не упал, извините, в истерике, не закатился, не закричал, не завокализировал. То есть на самом деле мы просто восхищены нашими ребятами, потому что мы считаем, что вот зная, какие они пришли к нам три года назад, и то, что они сегодня стоят на сцене, там поют, играют, поклонились и ушли, ну для нас это большой успех, и я считаю, для них это в первую очередь большой успех.
Анна Леонтьева:
— Огромный успех. Я видела вообще в ваших роликах, которые Вы мне прислали, про фонд, как каждое действие, вот как вы про школу рассказывали, каждое действие нужно сначала отрепетировать. Вот как даже в общественном транспорте, как им пользоваться. Это как бы длительная такая подготовка, да?
Светлана Шифрина:
— Ну, может, не длительная.
Анна Леонтьева:
— Сначала вы сажаете их на кресла в помещении.
Светлана Шифрина:
— Давайте расскажу. Это наш проект, он называется «Путь к взрослению». Это как раз про взросление. Опять-таки, аутичный ребенок, которому, да, которого нужно научить пользоваться элементарными такими социальными навыками, без которых мы просто не можем быть самостоятельными и жить в этом мире, да, пользоваться общественным транспортом, ходить в магазин, да, вот у нас... Мы даже были победителями в таком конкурсе «Объективная благотворительность» фотографии, которая называется «Просто купил колбасы». Потому что, да, действительно, фотографии ребенка в магазине, держат кусок колбасы, сканируют, расплачиваются, заберут, как бы уходят с ним. Но сколько лет труда стоит за тем, чтобы вот ребенок смог вот туда прийти, по списку найти в магазине нужную полку, найти вот эту самую колбасу, не такую, а вот такую, которую нужно, да, подойти, найти кассу, достать карту, заплатить, положить это в пакет и выйти из магазина, да, ну это вот, а там внутри еще очень много-много-много маленьких, может быть, действий цепочек, которые были прописаны, которые вы обучали, которые там определенным образом ребенка, чтобы, не сбился где-то, не стал платить, не взяв колбасы, да, вот, то есть это же тоже нужно вот это вот все-все-все выдерживать. И мы вот этому, ребят, учим, да. И вот, как вы сказали, вот транспорт, да, это целая технология, на самом деле, которую мы разработали, которая есть у нас на сайте. Если это вот специалисты педагогии, кто-то слышит, на самом деле родители могут этим воспользоваться. Если родитель, скажем так, пытливый и готов, и у него есть ресурс самостоятельно обучать своего ребенка, у нас это всё есть, там есть эти методические пособия, ролики можно посмотреть, взять эти чек-листы.
Анна Леонтьева:
— И самостоятельно, да, это всё?
Светлана Шифрина:
— Да, мы специально для этого и делали, да, для того, чтобы дать инструменты родителям, помощи своему ребёнку. Вот как с ним, например, проиграть? Сначала рассказать про транспорт, потом проиграть с ним, вот поставить стулья, вешалку, да, вот тут мы держимся, тут мы прикладываем карту, вот так мы едем, так мы выходим, потом там начать уже это делать на практике.
Анна Леонтьева:
— Это потрясающе, конечно, какая большая работа стоит за этим всем, но такой вопрос, а есть ли у вас случаи, когда вот ребенок с такой особенностью становился полностью самостоятельным?
Светлана Шифрина:
— Ну, мы работаем пока еще с детьми.
Анна Леонтьева:
— Вы не доросли?
Светлана Шифрина:
— Да-да, у нас до, как бы, возраст до 18 лет пока, вот, и вот даже вот про этот общественный транспорт, да, мы не ставили себе целью, сейчас задачу, потому что понимаем, хотя у нас есть дети, которые ездят самостоятельно и приезжают в наш центр самостоятельно. То есть есть, абсолютно. Ну, я знаю, не из наших подопечных, естественно, много примеров, когда люди становятся самостоятельными, им, да, либо им нужна минимальная поддержка. Конечно, есть такие случаи.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребенка. Вот насчет самостоятельности. Вы рассказывали историю в нашей беседе, как мальчик совсем не владел искусством, как это, обращения с деньгами.
Светлана Шифрина:
— Финансовой грамотностью.
Анна Леонтьева:
— Да, и что произошло?
Светлана Шифрина:
— Мне рассказали тоже эту историю, что взрослый аутичный человек, который поступил, как бы устроился на работу, стал работать, жил отдельно, стал жить отдельно, получил первую зарплату и потратил её в два дня.
Анна Леонтьева:
— На вкусненькое, да?
Светлана Шифрина:
— Да, на то, что ему нравилось, на то, что хорошо, потому что вот этот вот момент, да, он отделился от родителей, он как бы переехал, но вот это умение планирования, да, на самом деле планирование своей жизни, вот это и для обычных-то людей, для многих, это целая проблема, да, и иногда...
Анна Леонтьева:
— Лет до 40, да.
Светлана Шифрина:
— А долго учишься и набиваешь шишки, да, то есть, естественно, ну а как бы люди с особенностями, да, у них есть свои какие-то дефициты. А вот, вы знаете, можно я вернусь к транспорту, вот расскажу вам тоже просто пример вот, ну, что называется, успеха, да, что хочется поделиться с аудиторией. Вот мы, у нас, да, была группа, мы обучали ребят пользоваться общественным транспортом. И одна мама с ребенком говорит: вы знаете, можно мне как-то посмотреть и вот как раз научиться со своим ребенком ездить в метро, потому что когда вот он был помладше, мы были то ли в метро, то ли в автобусе, сейчас уже даже это не суть, и у него там случилась какая-то истерика, в общем, всё было очень плохо, и мама получила такой травмирующий опыт вот этой поездки, что они перестали пользоваться общественным транспортом. Ну хорошо, вот у неё там была машина, да, либо они перестали вообще куда-то...
Анна Леонтьева:
— То есть она решила, что это ему противопоказано?
Светлана Шифрина:
— Нет, она боялась повторения, да, у мамы тяжело, у неё нет сил прожить вот эту ситуацию, которая может случиться, да, с ребёнком. И вот в нашем проекте мы как бы с ребёнком стали ездить, мы его научили, потом мы подключили маму, они проехали сами, и они стали пользоваться общественным транспортом. И она говорит: вы знаете, для нас он не стал самостоятельным пока, он ещё, ну, пока и по возрасту там, но для них совершенно другие возможности открылись.
Анна Леонтьева:
— Это же другая жизнь.
Светлана Шифрина:
— Да, потому что мы живем в Москве, у нас в Москве без общественного транспорта очень сложно, потому что есть места, куда ты просто по-другому не доберешься, ну такси далеко не все себе могут позволить. И для них, конечно, совершенно другие возможности стали. И вот тоже результат. Да, он, может быть, не стал абсолютно самостоятельным, но маме стало с ним справляться легче.
Анна Леонтьева:
— Потрясающий результат, да. Я знаю, что вы также учите детей таким, в общем-то, простым, но тоже непростым для учительных детей вещам, как готовить, считать денежку, да, финансирование, как это, финансовые навыки. У вас есть клуб кибернетики, как вы сказали, зло превращаете в добро. Вот скажите, может быть, пару слов. Как зло, о котором мы постоянно говорим, что гаджеты — это плохо, что все сидят в гаджетах, что они высасывают из ребёнка жизнь. А тут, оказывается, у них есть какая-то положительная роль, потому что многие дети не могут донести свои мысли, и многие говорить-то толком не могут.
Светлана Шифрина:
— Да, у нас это наш проект коммуникативный клуб кибернетики. Идея его родилась из того, что вот как вот я сказала, да, что надо из зла сделать добро, да, то есть сегодня, конечно, такой неотъемлемый атрибут нашей жизни — это телефон, какой-то смартфон, планшет, у всех по-разному, и все возможные коммуникативные мессенджеры, которые мы пользуемся, всякие WhatsApp, Telegram, которые позволяют нам обмениваться информацией. И мы подумали, раз у ребят есть нарушение коммуникации, обмена информацией, так почему бы нам не попробовать использовать современные технологии для того, чтобы они могли между собой взаимодействовать. И мы создали вот такой клуб, наши педагоги разработали целую программу обучения, как ребятам пользоваться, здесь тоже зависит от ребят, от уровня их навыков, от их возможностей взаимодействия, ну, как бы работы в самом в цифровом формате, но у нас тоже из опыта девочка, она не разговаривает, она абсолютно невербальная, она не может говорить, мы учили её, она применяет язык жестов, но её научили пользоваться через WhatsApp, то есть если ей написать вопрос «где ты?», она сфотографирует место и отправит фотографию родителю. Это же вопрос безопасности. Ну вот так, не дай Бог, что-то, где-то что-то случилось, да? Или у нас ребята там, они кто-то... Вот он не хочет, да? Вот ты ему говоришь, он очень мало тебе отвечает. А вдруг на коммуникативном клубе задают вопрос, и он первый начинает тут же печатать, отвечать на вопрос. Потому что ему так легче. Для него такой способ коммуникации удобнее и более доступен. И вот на этом клубе, ребята, они уже вышли за рамки. Тоже для нас такой очень хороший результат, что они вышли за рамки этого времени, когда они приходят на занятия, они уже в этом чате могут написать там: «Аркадия, ты где?» «Ой, а я вот здесь», или там кто-то поделился чем-то. И это уже, да, это как раз опять-таки про коммуникацию, про дружбу, про общение, про социализацию, про то, что ты не один, да.
Анна Леонтьева:
— Светлана, мы всю программу говорим о том, что какая большая работа стоит вот за тем, чтобы дети развивались, получали необходимые навыки. Вот вы как родитель, что бы вы сказали, как сделать так, чтобы к 18 годам родитель просто уже не пришел к такому выгоранию или, может быть, даже раньше?
Светлана Шифрина:
— Ну, вы знаете, по поводу того, как сделать, конечно, обратиться в наш фонд. Ну, здесь, знаете, ну, к сожалению, мы тоже не сможем объять необъятное. Мы начинали нашу передачу с того количества людей с аутизмом, да, аутичных детей, которые сегодня... Я бы, наверное, сказала, найти обязательно, во-первых, вот то самое поддерживающее ресурсное место, в котором будет комфортно вашему ребенку и родителю. А сегодня, ну, мне кажется, всё-таки они появляются, и вот опять-таки, например, наш фонд, мы недавно вступили в ассоциацию «Аутизм-Регионы», в которой порядка 86, по-моему, сейчас уже организаций по всей стране, то есть, ну, практически во всех крупных городах, и там и не очень крупных городах, есть родительские организации, некоммерческие, которые оказывают вот эту самую поддержку, она не всегда может быть там какой-то прямой, там адресной или там про какие-то финансовые ресурсы, ну уж по крайней мере информационные однозначно, да, и про вот это вот про сообщество или про помощь, про инструменты, которые можно получить, взять, про консультацию. Этого действительно очень много сегодня у нас по всей стране, далеко не только в Москве. Вот мне кажется, нужно найти вот эту точку.
Анна Леонтьева:
— Просто найти помощь.
Светлана Шифрина:
— Да, на самом деле элементарно. Если зайти в ассоциацию «Аутизм-Регионы» и там будет весь список, и можно посмотреть, где вы, если находитесь в каком-то регионе, и зайти на уже информационные ресурсы этой организации, связаться с ними, спросить, да, вот там, мне нужна вот такая-то помощь, да, нужно... Вы знаете, вот это вот я сейчас сказала, вот мне нужна такая помощь, вот это вот попросить помощи, это же тоже определенный шаг.
Анна Леонтьева:
— Да, совершенно верно.
Светлана Шифрина:
— Или, да, самому себе признать, что мне нужна помощь, но это не значит, что я слабый, тут вот неумеха, не справляюсь, и все так плохо, нет.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важная вещь, вы говорите. Да. Не геройствовать.
Светлана Шифрина:
— Не надо, да, потому что это действительно сложно, это действительно, вот как мы тоже, я часто говорю, аутизм — это не спринт, это марафон на всю жизнь, аутизм не лечится, это диагноз, который, ну, как бы остается с человеком на всю жизнь, да, мы можем максимально адаптировать, максимально сделать самостоятельным, чтобы человек подошел ко взрослому возрасту, сняв нагрузку, да, там, с стареющих родителей, да, как бы снять вот эту обеспокоенность родителя, а что будет с моим ребенком, когда не будет меня, да, мы все про это думаем, родители. И вот это вот, вот это сказать, да, мне вот нужна такая-то помощь, да, как бы поискать ее, попросить, это абсолютно нормально, здесь в общем. Но это тоже, это шаг, это тоже, наверное, может быть, через то, что проходит...
Анна Леонтьева:
— Ну, какое-то усилие, да, какое-то желание. Каждый родитель, да. Как говорят, волеизъявление.
Светлана Шифрина:
— Да, и вот, опять-таки, наши специалисты, они тоже все так говорят, да, сначала маска на себя, потом маска помощи ребенку, да, вот это бы... Конечно, нельзя загоняться. Я очень желаю этого родителям. Вот этот ресурс, сохранять баланс, конечно, не забыть про ребёнка, не сказать уже всё, расти, как трава, но и не загнать самого себя, ставить правильно цели. Потому что, ну вот знаете, тоже хочется поделиться таким личным каким-то откровением, наверное, своим. Вот когда я вам начинала говорить, что у меня ребёнок, да, она такая пограничная вроде бы как бы была маленькой, да, и там не сразу нам поставили диагноз, и вот им всегда были очень хорошие перспективы. Вот вам надо сделать ещё вот это, и вот это, и вот это. И всё будет... И вот вы всё нагоните. И я всё время вот бежала впереди этого паровоза или толкала это бесчисленное количество вот этих вот вагонов, да, вот потому что цель, цель пойти в школу, цель, извините, избежать умственной отсталости, да, не понизить программу, это отдельная боль родителя, да, здесь же ещё вот эти вот этапы принятия, которые проходят родители, это можно отдельно ещё сейчас про это сказать, вот. И сегодня я понимаю, что я подошла к какому-то моменту, когда я понимаю, что ну вот те цели, которые я ставила для своего ребёнка тогда, они были для него недостижимы. Они были целями, ну, скажем так, нашего какого-то среза линии общества, да, или то, к чему вот, как вот то, что вы сказали, каких мы детей там ждём, да, или там мечтаем, когда их только планируем, вот, и там далеко не всегда они вписываются в наши реальности. И вот эту вот свою амбицию родительскую чуть-чуть опустить, когда мы реализовываемся за счёт детей, вот этот момент тоже присутствует. И когда мы вот это понимаем, что, если мы ребёнку поставили правильные цели, мы не будем тогда лишних усилий, лишних ресурсов тратить, это очень важно. И здесь очень в помощь, конечно, специалисты-педагоги, которые могут помочь и рассказать. И ещё, мне кажется, очень важно, но, к сожалению, наверное, сегодня в наших реалиях всё-таки родителю быть включённым, получать информацию, анализировать информацию не всегда сказали, вам поможет вот это, как голубетерапия, дельфины, еще что-то это, и вот мы сейчас все последние деньги, все последние ресурсы, нам надо туда... посмотреть, почитайте, что действительно, какие доказанные.
Анна Леонтьева:
— Все по-разному индивидуально, я так понимаю.
Светлана Шифрина:
— Есть научно доказанные методы, которые работают, а есть тот, что будет приятно, будет хорошо, вреда не будет, но оно не вылечит аутизм. Вот, и поддерживающие ресурсы для родителей, психологическая помощь, психологическая поддержка, группы, опять-таки, да, вот если нет помощи психолога, нет специализированных, в тех же НКО, почему-то я начала, да, с этого, родительские организации, вот эта вот группа самопомощи, да, общение, когда ты не один в поле воин, оно всегда даёт силы.
Анна Леонтьева:
— А я вообще, Светлана, заметила, что особенные дети, с каким бы диагнозом они ни рождались, если родители, если они проявляют волю к победе, волю к тому, чтобы вступить в какое-то сообщество, развиваться, трудиться, они очень объединяют людей. То есть невозможно с таким ребёнком быть в одиночестве, в замкнутом каком-то пространстве. Лучше идти, искать единомышленников, фонды и уже дружить с ними всю жизнь, потому что, да, правильно?
Светлана Шифрина:
— Ну, одному быть очень сложно, конечно, это же можно и выгореть, это уже у тебя не будет сил, ресурсов, и можно какие-то, может быть, не самые правильные решения принимать, когда все истощены, когда нет.
Анна Леонтьева:
— Но, к сожалению, наш интереснейший разговор подходит к концу, очень полезный для многих родителей, не только аутичных детей, а просто родителей, у которых что-то пошло по-особенному, да, у детей. И хотела спросить, Светлана, вот напоследок, что бы вы сказали родителям особенных детей, чтобы не впадать в уныние, не отчаиваться? Ну, наверное, это в самом начале происходит, но всё равно.
Светлана Шифрина:
— Ну, мой опыт — это опыт особенного родительства, именно связанного с аутизмом, да, и здесь я могу сказать, что точно, чтобы ни было, аутизм — это не приговор, да, это сложно, это требует определенных усилий, но, вы знаете, вот я сейчас ещё о чём подумала, что даже когда ты видишь маленький миллиметровый результат у своего ребёнка, он тебе дает такой заряд силы и энергии, и веры, ты видишь маленький, миллиметровый, результат у своего ребёнка, он тебе даёт такой заряд силы, энергии и веры. И радости, да. И веры в то, что всё, может быть, будет не так, как мы загадывали, но точно что-то получится хорошее, если не опускать руки, если двигаться в этом направлении, и это помогает. Это такой вот замкнутый круг, ты прикладываешь усилия, видишь вот эту какую-то искорку надежды и продолжаешь двигаться вперед.
Анна Леонтьева:
— Спасибо огромное. Я тоже напоследок скажу, что родители, у которых что-то пошло не так, вот были родители там и с онкологическими, детишками с онкологическими заболеваниями, но это люди, которые настолько научаются радоваться, настолько научаются благодарить, спасибо вам большое за этот очень поддерживающий, очень полезный разговор. Напомню, что сегодня у микрофона Анны Леонтьева, у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда «Искусство быть рядом», мать-ребёнка с диагнозом «аутизм». Спасибо вам, Светлана.
— Спасибо, что пригласили.
Анна Леонтьева:
Светлана Шифрина:
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Страдания и вера»
В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями о том, как испытания приблизили к Богу, или как вера помогла преодолеть непростые жизненные ситуации.
Лёгкий крест. Наталья Разувакина
Наша вера радостна. И очень часто — парадоксально радостна! Когда на сторонний материалистический взгляд и радоваться-то нечему, но на душе — светло.
Помню, как впервые оказалась на богослужении в храме Сорока Севастийских Мучеников в Переславле-Залесском. Прихожане запели вместе с хором Символ Веры, а поверх всех голосов вдруг мощно зазвучал сильный и резкий... нет, не вопль, скорее — бессловесный приветственный клич, напоминающий счастливое восклицание годовалого младенца при встрече с любимыми родителями. Прихожане продолжали петь, оглянулась лишь я — новенькая: чей это голос у меня за спиной?
Оказалось — это крупная женщина, в очках и в косыночке, очень непосредственная. Явно за сорок, но по сути она — тот самый младенец. Вечный младенец. Вот и мама с папой рядом, по обе стороны. Им уж за семьдесят. Мать заботливо поправляет на дочери одежду, отец широко крестит своё дитя. Лица у всех троих сияют.
Я хожу в этот храм уже несколько лет, и каждое воскресенье вижу эту семью, неизменно радостную и даже счастливую. Особенно меня восхищают супруги, которые когда-то, много лет назад услышали приговор врачей: ваша дочь никогда не пойдёт в школу, не сможет работать, не выйдет замуж... «Вот крест!» — скажет кто-то сочувственно... А они — улыбчивы, спокойны, очень дружны между собою и наполнены каким-то ровным и сильным светом, не заметить который невозможно.
Я не знаю, насколько долог и труден был их путь к Богу. Я могу лишь наблюдать их сегодня и размышлять, как часто сама закрываю от себя радость богообщения мелкими, стыдными тревогами о будущем. Молитвой прогоняю от себя страх перед гипотетическими бедами — как бы чего не случилось, и особенно бывает страшно за детей. Но ведь это — самое настоящее маловерие!
Как бы чего не случилось... А вот у этой пары — случилось. Такое, что, казалось бы, не дай Бог! Но вот им Бог дал, и они приняли. И сейчас не просто бесстрашны, но радостны.
«Возьми крест свой и следуй за мной» — помните? В этой фразе Христа всё главное, каждое слово. И крест — страдания, тяжесть бытия, нужно именно взять, без ропота. Он твой, конкретно тебе по мерке. Господь чужого креста не даст. А этот крест — во спасение. Для чего ж ещё Отец наш Небесный попускает страдание? И следовать надо за Ним, за Господом, Его дорогой, то есть, жить по заповедям. Всё же дано! И именно следовать, не искать каких-то обходных путей, надеясь на собственную логику.
Всё очень просто, если с Богом. «Бремя моё легко», — сказал Господь наш, Который Сам — и Жизнь, и Любовь. Да разве ж может быть тяжким бремя истинной любви?
И снова воскресная служба, где громче всех поёт «Верую» и «Отче наш» большая странная женщина с сияющей улыбкой. Поёт без слов и мимо нот, как умеет. Она с нами, и мы с нею, и Христос посреди нас.
Автор: Наталья Разувакина
Все выпуски программы Частное мнение