Когда молитвы я творю
Перед иконою старинной,
Моля за близких, говорю:
— Я на себя беру их вины!
Прости им, Боже! обрати
Все на меня те наказанья.
Что присудил им, — всё снести
Я рад за них в их оправданье! —
Молю, тревожась и скорбя,
И верю, и благоговею,
Молю в слезах, — как за себя
Уже давно молить не смею.
Это удивительное стихотворение под названием «Молитва» — написал в последние годы своей долгой жизни, человек, чьё имя понемногу возвращается в нашу культуру. Русский поэт, патриот и многолетний изгнанник — князь Василий Александрович Сумбатов.
Как нередко бывает, посмертной судьбой выдающейся личности, — пока ещё не известной «широким кругам», — занимаются подвижники.
...Те, кто нередко оказывается живым воплощением слов Христа: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».
В судьбе Василия Сумбатова таковой оказалась — и это имя должно прозвучать! — доктор филологии Любовь Алексеева. Книга, которую она написала о храбром воине-дворянине Первой мировой войны и Белого Движения, об участнике итальянского Сопротивления нацистам в Риме, наконец, о прекрасном поэте и переводчике — вышла тиражом (вы послушайте!) — 70 экземпляров!
Но, слава Богу, что вышла.
...Более полувека — с 1920-го (когда семья Сумбатовых покинула Крым) и до своей кончины в 1977-м, Василий Александрович пробыл в Италии. Последние тринадцать лет — в приморском городе Ливорно, где похоронен лицейский друг Пушкина Николай Корсаков, где всегда находили приют гонимые.
В том самом месте, которое воспел в своих последних стихах Евгений Боратынский: «Завтра увижу я башни Ливурны, / Завтра увижу Элизий земной!..»
Преклонные годы поэта в Ливорно оказались необыкновенно плодотворными для его творчества, это была затянувшаяся «болдинская осень».
...Правда, отягощённая почти полной слепотой: на фотографиях тех лет глаза Василия Александровича Сумбатова прикрыты тёмными очками. В стихотворении «Прозрачная тьма» престарелый поэт чудесно одухотворил эти свои последствия старых ран:
Яснее вижу в темноте
Всё, что когда-то видел в свете,
Но впечатления не те
Теперь дают картины эти.
Как будто был я близорук,
И мне теперь очки надели, —
Всё так отчетливо вокруг,
Всё так как есть на самом деле,
И даже больше, — суть идей
И чувств теперь я глубже вижу,
Кого любил — люблю сильней
И никого не ненавижу.
Василий Сумбатов, «Прозрачная тьма». Из поздних стихов.
...Я закончу программу четырьмя поздними строчками Василия Александровича Сумбатова, и оговорюсь, что подобных умонастроений (или «сердценастроений»?) — поэзия двадцатого века — ни в отчизне, ни в эмиграции, думаю, почти и не знала:
Вселенная моя, мне страшно за тебя!
Что станется с тобой, когда меня не будет? —
Кто вечером тебя благословит, любя?
Кто утром ласково тебя разбудит?
Конечно, это никакое не отождествление себя с Творцом всего сущего. Это нежное переживание о том, что после неизбежного ухода любящего сына из принявшего его мира, в мире этом станет немножко меньше любви.
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.