У нас в гостях были супруг Елизаветы Глинки Глеб Глинка и директор фонда «Доктор Лиза» Наталья Авилова.
В день Рождения Елизаветы Петровны мы говорили о благотворительной акции «Доктор Лиза, мы помним», и о том, какой осталась Елизавета Глинка в памяти ее близких и людей, которым она помогала.
Л. Горская
— В эфире радио «Вера», программа «Светлый вечер». И здесь с Вами в студии Лиза Горская. И сегодня у нас дорогие гости — Глеб Глебович Глинка, руководитель Совета Фонда «Доктор Лиза», и Наталья Авилова, директор Фонда «Доктор Лиза». И мы будем говорить о Лизе Глинка, которую все мы знаем как доктора Лизу. Сегодня у нее день рождения, третий день рождения, который мы встречаем без нее. Поговорим об этом, о том, что изменилось за эти три года, как вообще и близкие люди, и, можно сказать, все общество пережило эту трагедию, которая тогда нас так сильно потрясла. И сейчас проходит, точнее, уже завершается — сегодня, да? — завершается акция «Доктор Лиза. Мы помним», которая больше месяца шла. И я знаю, что тысячи людей приняли участие...
Н. Авилова
— Да, совершенно верно.
Л. Горская
— Во всяком случае, той части, которая в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), организации... Вот расскажите про нее, к чему...
Н. Авилова
— Да. Здравствуйте, Лиза, здравствуйте, дорогие радиослушатели. Я очень рада, что Вы пригласили нас в эфир в такой для нас очень важный день — день рождения Доктора Лизы. Я для начала напомню, что Елизавета Петровна каждый свой день рождения делала публикацию в соцсетях и даже призывала иногда помочь журналистов распространить информацию о том, что в свой день рождения она не ждет цветов и подарков, а она просит всех, кто хочет ее порадовать или поздравить, принести к ней в подвал бинты, хлоргексидин, продукты для малоимущих, костыли для тех, кто не может ходить сам, «и тем самым Вы поздравите меня с днем рожденья и сделаете доброе дело, и нет большей радости для меня, чем вместе с Вами сделать какое-то доброе дело». И многие люди запомнили это и в своей день рождения продолжают, кстати, эту традицию, и публикуют у себя в соцсетях объявления: «Не дарите мне цветов и подарков, лучше давайте поможем какому-то благотворительному фонду». И 20 февраля очень многие люди даже в первый день рождения, который прошел в 2017 году без Елизаветы Петровны, уже делали добрые дела в память о ней для того, чтобы принести немножечко доброты в этот мир. У нас есть в акции партнеры — движение «Мамы мира»... Именно они в 2017 году провели первый раз эту акцию — они кормили бездомных, и с этого года, с 2017-го, акция стала постоянной, и в нашем, нынешнем году она даже стала международной. К нам, например, присоединилась итальянская ассоциация «Помогите спасти детей». Они помогали нам собирать медикаменты, памперсы, детское питание для детского дома в Луганске, в котором 120 малышей от нуля до пяти лет, 20 детей до года и, действительно, не хватает всего — еды, памперсов, одежды. И не будет хватать всегда, и мы будем вместе курировать дальше дом малютки в Луганске. И компании, которые приняли участие в акции, делали совершенно разные, большие и маленькие, требующие временных затрат и не требующие, маленькие и большие добрые дела. Приведу даже примеры. Группа компаний «Новард», например (мы давно дружим с этой компанией) собирали теплые вещи для бездомных — варежки, носки, перчатки, шапки, которые мы сможем отнести в Центр социальной адаптации и раздать бездомным, а зимы у нас суровые, и длятся они для бездомных, которые на улице, до апреля, иногда даже в мае случаются заморозки. И, например, Молодежный православный клуб «Кинония» в Петербурге — они кормили бездомных в этот день, так же, как и, собственно, участники движения «Мамы мира». У нас есть фонд «Доброе дело» и группа медицинских компаний «Кий»(?). Они к этой акции передавали для хосписа в селе Козлово(?), для деревенского такого хосписа, памперсы и автоклав, который у них пришел в негодность. Фонд, наши друзья, и Вы их сами знаете, «Жизнь как чудо», Настя Черепанова и ее коллеги — они собирали все это время продукты для малоимущих семей, для семей, попавших в беду, и это тоже очень важная работа. Многие добровольцы, которые к нам приходили и спрашивали: «Ну неужели мы можем помочь простыми продуктами? Неужели есть люди, которые голодают?»... И я таких добровольцев просила задержаться, и они ждали первых приходящих к нам за продуктами пациентов или подопечных, разговаривали с ними и понимали, что да, ситуации в семьях иногда такие тяжелые — потеря кормильца, тяжелое заболевание, когда ты теряешь работу, например, потеря жилья, пенсия, которой хватает только на медикаменты — на еду уже не остается. И таких людей приходят к нам десятки из разных регионов. Поэтому добровольцы по всей стране могли присоединиться к этой акции и сделать у себя в городе, у себя в селе что-то маленькое, что-то доброе в память о Лизе. Или просто так, для себя, для тех, кто рядом, для тех, кто нуждается в помощи.
Л. Горская
— Этот вот круг подопечных, который Вы сейчас очертили, это Ваши подопечные сейчас, (нрзб.) фонда?
Н. Авилова
— Конечно, нет, Лиза. И смысл акции был в том, что мы к 20 февраля соединяем людей, которые даже про наш фонд никогда не слышали, но которым нужна помощь, с теми людьми, которые хотят помочь. И в этот день мы можем охватить гораздо больше нуждающихся, потому что про акцию слышат не только те, кто хотят помогать, но и те, кому сейчас нужна помощь, кто в нужде, кто в нищете. И такие люди или какие-то учреждения писали, звонили нам, мы принимали эти заявки. И потом к этим заявкам мы искали того волшебника, который сделает именно для этого хосписа, для этого детского дома или для этой семьи из Красноярска, из Белгорода, из Новосибирска вот это самое доброе дело, в котором они нуждаются, — помогут вымыть квартиру, помогут поменять колеса на инвалидном кресле, помогут найти противопролежневый матрас. Вот так сработала акция, и мы надеемся с Глебом Глебовичем, что когда-нибудь 20 февраля у нас в стране, а может быть даже, во всем мире станет таким вот всеобщим делом или Днем добрых дел, когда все будут делать что-то доброе, просыпаться утром и понимать: «Да, сегодня нужно что-то сделать».
Л. Горская
— Нельзя больше откладывать!
Н. Авилова
— Да, именно так.
Л. Горская
— И можно надеяться, что эта связь, когда люди находят друг друга — тот, кто нуждается в помощи и тот, кто может помочь, сохранится потом, что это будет не разовая помощь хоспису, дому малютки и так далее.
Н. Авилова
— Восемь семей в результате акции обрели своих кураторов — людей, которые будут постоянно опекать семьи. Я не знаю, как в масштабах страны, можно ли считать это эффективным, но я как человек, который знает этих больных, этих подопечных и насколько тяжелая у них была ситуация, насколько они стали счастливее, я могу сказать, что уже ради этого стоило проводить акцию «Доктор Лиза. Мы помним».
Г. Глинка
— Да, скорее всего, для них это очень эффективно было.
Н. Авилова
— Безусловно.
Л. Горская
— Что касается памяти. Я слышала, Вы планируете создавать музей?
Н. Авилова
— Да.
Л. Горская
— Это тоже вот сейчас, в этих числах?
Н. Авилова
— Часть работы нашего фонда и личный наш вклад — меня, Глеба Глебовича и членов семьи — вот, собственно, в память об этом человеке. Я не могу сказать, что это будет музей. Это будет действительно Центр Глинки, центр милосердия, центр, куда, в том числе, будут приходить люди за помощью, как в День добрых дел, только постоянно, и люди, которые хотят помогать.
Л. Горская
— Где он будет?
Н. Авилова
— Мы сейчас как раз будем получать помещение...
Г. Глинка
— Да, мы будем получать предложения и надеемся, что мы выберем место достойное.
Н. Авилова
— Да, нам уже предлагают варианты помещений, мы их очень тщательно просматриваем, потому что нам важно, чтобы туда могли попадать люди с ограниченными возможностями, нам важно, чтобы это было в близости от станции метро, потому что очень многим пациентам тяжело передвигаться, особенно когда мы им даем костыли, инвалидное кресло или продукты — это все нужно донести каким-то образом до дома. И работа Центра Глинки будет связана в большой части с просветительской миссией. Например, сейчас — вот Глеб Глебович, наверное, расскажет — снимается другом Елизаветы Петровны... Друг Елизаветы Петровны — Александр Бондарев, он сейчас работает над сценарием фильма «Доктор Лиза», большого художественного фильма.
Г. Глинка
— Ну да, Александр — он давнишний друг Елизаветы, семьи нашей. Он ее поддерживал, помогал. Вообще удивительная личность, человек удивительной доброты, скромности. И одновременно он режиссер, он работает в крупной такой компании кинопродюсером. И, помимо этой книги, которая перед Вами...
Л. Горская
— Мы о ней еще поговорим обязательно.
Г. Глинка
— ...да, и которую он составил в память ее, он намерен был сделать о ней кино — ну, художественное кино. И это уже сейчас в разработке. Чулпан Хаматова согласилась сыграть, конечно, Елизавету. Это меня, конечно, очень обрадовало, потому что здесь два пласта, которые пересекаются. И Чулпан Хаматова, наверное, в жизни была одним из тех достаточно близких к Елизавете, они общались. И, кстати, Чулпан Хаматова очень хорошо написала об Елизавете в этой же книге, так что здесь есть этот пласт реалий. И потом — художественный, что она будет играть человека, которому она очень подобна и кто подобен ей. Сама Чулпан недавно выпустила книгу «Время колоть лед», в которой она говорит о том, что милосердие — это главное в жизни. Так что, мне кажется, это очень удачный выбор. И мы сейчас работаем над сценарием. Это кропотливый, тяжелый и, к моему удивлению... У меня папа был поэт, так что у меня было совсем другое понятие о том, как создается сценарий. Это абсолютно коллективный труд. И сейчас на этой стадии. Божьей волей, само кино появится летом.
Л. Горская
— Но я знаю, что Вы участвуете не только в создании сценария, но и планируете участвовать в съемках фильма тоже и даже играть в нем.
Н. Авилова
— Ну, это... (Смеется.)
Г. Глинка
— Ну, это пока еще рано говорить...
Л. Горская
— (Смеется.) Секрет?
Г. Глинка
— Возможно, я сыграю там... Я по профессии адвокат. Возможно, я сам сыграю спившегося бездомного адвоката, которого кормят с другими бездомными.
Н. Авилова
— Ну, здесь Глеб Глебович действительно непосредственно принимает участие и в создании фильма, а Александр Бондарев — я тоже готова бесконечно благодарить этого человека — принимает непосредственное участие в работе фонда и помощи нуждающимся. Я Вам расскажу прекрасную историю, связанную как раз с Сашей.
Г. Глинка
— Не, он вообще никому не отказывает.
Н. Авилова
— Год назад к нам поступила заявка с Донбасса, где девочка Лиля, стремительно теряющая зрение... Она должна остаться скоро слепой, и нет у нее большей мечты в жизни, чем собака-поводырь, потому что она очень любит животных. У нее недавно была собака, она знает, как с собаками обращаться. То есть совершенно заветная мечта, невыполнимая в условиях Донецка — там нет школ подготовки, там нет питомника для собак. И Александр, узнав про эту ситуацию, почти год занимался вопросом, потому что это очень сложно — собаку нужно найти, подобрать по характеру к хозяину, воспитать, вызвать хозяина, хозяин должен с ней пройти здесь тренировки, обучение — это тоже несколько недель. И вот несколько недель назад совершенно успешно благодаря Александру, который оплатил все это, организовал весь этот процесс, мы смогли Лилю привезти в Москву. Она обучилась, она получила прекрасную собаку нору, они уехали уже в Донецк, и Лиля почти каждый день записывает маленькие видео, какие-то маленькие фотографии нам присылает. Потому что ребенок — ну, я не могу... она уже Девушка, но она вот по характеру совершеннейший ребенок... Это не просто заветная мечта. У нее сейчас не просто есть глаза, руки, возможность не быть запертой в четырех стенах. Это действительно понимание, что чудеса возможны. Она именно так это и воспринимает, и люди, которые сейчас соприкасаются с этой семьей, начинают верить в чудеса, в том числе благодаря таким людям, как Александр.
Л. Горская
— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», и сегодня, в день рождения Елизаветы Глинки, доктора Лизы, мы вспоминаем о ней. Вот эта идея, это явление, когда память человека мы чтим добрыми делами, делая что-то хорошее в этот день, заранее, просто в течение года, она настолько прекрасна... Я сейчас немножко отвлекусь от нашей темы, вспомнив недавнее, жуткое совершенно, трагическое убийство мэра Гданьска, который занимался благотворительностью, и, как оказалось, у него были не только фонды, не только организации, у него еще было несколько африканских семей с детьми, которых он лечил и учил и так далее, про это никто вообще не знал. И когда было прощание с телом, просто несли не букеты... Ну, кто хотел, принесли... Стояли волонтеры, которые по направлениям благотворительности, которыми занимался этот человек, собирали пожертвования, помощь и так далее. То есть это было настолько мощно. То есть, мне кажется, это для многих людей изменило в принципе отношение к жизни, отношение к ценностям, вдохновило очень многих.
Н. Авилова
— Да, да. Вот что мы пытаемся передать — через нашу работу, в том числе. Мы пытаемся вдохновить людей примером Елизаветы. Многие с ней при жизни не познакомились, не соприкоснулись. Но Глеб Глебович написал прекрасную книгу «Доктор Лиза Глинка. «Я всегда на стороне слабого». Александр работает над фильмом. Мы, надеюсь, с Божьей помощью откроем скоро Центр Глинки, куда люди придут и будут соприкасаться. Ведь же чудесные вещи происходят. Вы же этого не видите, к сожалению. Даже Глеб Глебович не всегда видит...
Л. Горская
— Но мы это чувствуем. Я вот, например, очень чувствую, что если жизнь Елизаветы Петровны была проповедью еще (помимо всех дел, которые она делала, это была проповедь), я чувствую, что эта проповедь — она продолжается, она не прервалась с ее смертью, правда же?
Г. Глинка
— Да, именно так. Заметьте, это действительно бросается в глаза — как редко она о себе говорила. И в интервью, и когда она писала, она почти всегда писала о нуждающихся, подопечных. И в этом смысле она действительно олицетворяла добро — в буквальном смысле.
Л. Горская
— Но она и олицетворяет добро.
Г. Глинка
— Я об этом.
Л. Горская
— У меня даже язык не поворачивается в прошлом времени про это говорить.
Г. Глинка
— Угу.
Н. Авилова
— Елизавета, да, это очень важно, потому что... Опять же, я неоднократно приводила в пример случаи... не случаи, а вот, опять же, нашу историю российскую: огромное количество великих людей (полководцы, артисты... Станиславский, Суворов, Менделеев) — ни не только при жизни успели сделать грандиозные, великие вещи, они оставили после себя целую школу, целое знание. И, конечно же, мы считаем одной из основных миссий, помимо непосредственной помощи нуждающимся и работы своими руками, продолжать вот эту традицию — то, что Лиза оставила, кого она обучила, кого она вдохновила, какой дух она нам передала — дух доброты, милосердия и сострадания. Это огромная большая задача — не потерять вот этот подход и вдохновить других людей примером Елизаветы на добрые дела, на добрые поступки. Я Вам сейчас одну историю расскажу — у нас была подопечная семья, это мама Оля и Ваня маленький из Магнитогорска. Вы знаете, 31 декабря случилась трагедия — взрыв газа в многоквартирном доме, и мы курировали эту семью, пока она находилась здесь на лечении, в Москве, и передавали ей необходимые вещи, и помогали материально. Так вот, узнав про то, с кем мы работаем и побывав у нас в фонде, мама Оля — мама, у которой только что взорвалась квартира и ей негде жить, они еще не понимают, как дальше жить, она чуть не потеряла ребенка и врачи спасали его несколько недель, — эта мама, узнав про то, чем занималась Лиза и что мы делаем сейчас, начала нам передавать часть детского питания и игрушек, которые... «Вот Ване приносят очень много, Ване столько не надо — давайте я Вам и Вашим помогу, потому что у Вас совсем бедные, совсем нищие». То есть, Вы понимаете, человек со связанными руками, человек, переживший трагедию, — он, зная о том, что происходит и кому мы помогаем, делает вот эти добрые дела.
Л. Горская
— Ну, с Вами вообще какая-то история, необыкновенная во всех отношениях.
Г. Глинка
— Угу... Просто чудо...
Н. Авилова
— И я думаю, что... Да, вот чудо. Произносят все одно слово — «чудо». Да, и я говорю, что, на самом деле, может быть, потому, что вот такая у него мама, такой у него папа — добрые, искренние, думающие о ближнем, — этот малыш смог не просто остаться живым. Его спасли врачи клиники Рошаля, а директор клиники — эксперт нашего Фонда, кстати. У него несколько недель не было выходных, и он иногда ночевал в клинике. То есть у него была большая, тяжелая врачебная работа.
Л. Горская
— Ну, Вы извините, да, мы до последнего следили за ситуацией, и там же до последнего не было понятно, удастся ли ему ноги спасти вообще, Ванечке.
Н. Авилова
— Да, конечно. И ногу удалось спасти. И мы надеемся, что Ваня у нас, может быть, олимпийским чемпионом станет, если захочет. Но вот я уверена, что в таких семьях, как семья Фокиных (и Оля — я вижу эту маму, и мы с ней продолжаем общаться), во многом вот это чудо происходит благодаря добрым делам, намерениям, духу вот этому, который существует в семье.
Г. Глинка
— Потому, наверное, действительно, то, что Авилова предлагает и что мы хотим осуществить...
Л. Горская
— ...Наталья Авилова, которая у нас в студии, предлагает... (Смеется.)
Г. Глинка
— ...да-да, это Центр-музей, Музей-центр... Это настолько важно. С одной стороны, фонд — это прикладная Елизавета. То есть это продолжение тех дел в том же духе, это непосредственная помощь, которую она оказывала. А как раз в этом центре будет попытка передать именно этот дух. Все-таки при Елизавете я был достаточно далек от этого. У меня была своя работа, и я глубоко не вникал в ее работу. Ну, наверное, частично чтобы было какое-то пространство вместе, где ни ее, ни мои дела не поглотят все. Вы знаете... Но это не так важно. Главное, что в этом центре будет продолжение, попытка этот дух уловить и передать. Потому что, действительно, есть... Это я поздно понял — разницу между милосердием и благотворительностью. Благотворительностью очень многие занимаются. Есть бесконечные — и слава Богу — благотворительные организации, которые собирают большие деньги, этими деньги очень многим людям помогают, они очень эффективны, если мерка эффективности — это сколько... это количество денег или количество людей, жизнь которых это как-то положительно затронуло. И это прекрасно, и сама Елизавета говорила: «Дай Бог им силы». Но есть и то, что Елизавета делала, и это ближе к милосердию. Это действительно уже подвиг, это...
Л. Горская
— Служение?
Г. Глинка
— Да, да.
Л. Горская
— Это призвание?
Г. Глинка
— И это не опосредствованная доброта. Она лечила не только как врач или какой-то материальной помощью, но и также, может быть, в первую очередь добротой.
Л. Горская
— А откуда у нее это? Скажите, откуда у нее это? Это у нее с детства?
Г. Глинка
— Ну, это бесконечно спрашивали. Она такая. Очень многие... Я как раз об этом писал в моей книге. Очень многие все искали, где здесь подоплека, что она от этого имеет. Были даже очень гадкие какие-то сайты, которые пытались доказать, что она продавала детей, которых она возвращала из Донецка...
Л. Горская
— Ну, даже, наверное, не будем про это говорить — ерунду.
Г. Глинка
— Да, ужасы такие. Или что она хосписы открывала, чтобы отстегивать квартиры. Ну, и еще хуже этого было. Так что да, всякое... Чем старше я становлюсь, тем больше мне хочется как-то определять жить в понятиях «добро» и «зло».
Л. Горская
— Я же не про это спрашивала. У нашей радиостанции другая специфика — мы часто в этой студии говорим о том, откуда вообще... что формирует человека, что формирует личность, целостную личность, откуда берутся хорошие люди. Когда это происходит? В детстве это происходит, в семье?..
Г. Глинка
— Ну так же, как души формируются — Богом.
Л. Горская
— Сам человек?.. Вот это интересно. Потому что когда уже сталкиваешься с этим величием, с этой целостностью, это вызывает восторг, это вызывает желание подражать. А вот как это получилось?
Г. Глинка
— Ну это так же, как спросить, откуда у Моцарта такой дар, почему Алехин так в шахматы играл, почему Пушкин писал стихи немножко лучше нас с Вами.
Л. Горская
— (Смеется.) Ну, не каждый может стать Моцартом, а вот добрые дела может делать так же. На своем каком-то уровне, в своей нише.
Г. Глинка
— Да, конечно. Я думаю, что Вы спрашивали как раз конкретно о Елизавете — как она стала таким...
Л. Горская
— Да.
Г. Глинка
— Потому что она не стала таким — она всегда была таким...
Л. Горская
— С детства? С большим сердцем?
Г. Глинка
— То есть это... Ну, со способностью через себя пропустить горе. И как главную радость в жизни почувствовать радость, когда она может облегчить это горе. Это было не... Это была составная часть ее характера, ее бытия. Она всегда была таким.
Н. Авилова
— Я даже не соглашусь, что любой способен на доброе дело. На самом деле, мы говорим про разные вещи. Наверное, очень легко передать пожертвование и не соприкасаться с больными. Но я вижу добровольцев, которые искренне приходят и хотят нам помогать, и они не могут работать вот в этих условиях, когда ты каждый день видишь боль и горе. Очень мало кто выдерживает. У нас очень большая ротация, и у нас есть синдром выгорания, и мы советуем таким людям обязательно идти и помогать другим фондам. Но у нас непосредственная беда, непосредственная трагедия — когда ты сам становишься ее частью и когда на тебе ответственность иногда ничуть не меньше, чем, например, на врачах. Это очень тяжелый труд. Я расскажу одну историю — у нас подопечный был недавно, пару недель назад, в Белгороде. И мы получили письмо от его знакомой, которая говорила, что человек не просто в нищете, а он может несколько недель или дней ничего не есть, потому что жена его бросила, он инвалид, у него жуткие боли, он иногда может днями не выходить из кровати, не вставать, и о нем некому позаботиться — он одинок совершенно. Можем ли мы чем-то помочь? И я еще долго думала — помогать сейчас или найти добровольца сначала? Но вот не удержалась, позвонила в тот же день, и он мне честно сказал: «У меня завтра день рождения, а я так устал и так одинок, что я хотел просто перестать жить завтра, в свой день рождения». Я понимаю, что если бы я позвонила на день позже или на два позже, то мы просто... все бы изменилось и для этого человека, и, возможно, для меня на всю жизнь все бы поменялось. А самое интересное, что когда мы нашли друзей в том городе, где наш подопечный, и они навестили его, и мы смогли его немножечко материально поддержать, то вот эти друзья (у них есть хоспис детский, которым они сейчас занимаются, они его строят) — они в ответ, знакомясь со мной, узнали, что у меня есть друг, Женя Поддубный, военный корреспондент. И буквально в эти же дни решилась еще одна судьба — девочка, которая в Белгороде, которая мечтает стать военным корреспондентом, и хоспис которой узнал, что я знаю очень хорошего, великого военного корреспондента — Женю Поддубного, еще эти две судьбы благодаря мне в ответ уже объединились. И когда меня спрашивают: «Где Вы находите силы и как все получается?», — это вот ради таких историй, Вы понимаете... Даже одна такая история в жизни — это уже воспоминание... То есть это уже что-то, чем ты будешь жить долгие месяцы и вдохновляться долгие месяцы.
Г. Глинка
— Я хочу к этому добавить... Знаете, есть... И Вы тоже клоните к этому... Ну, да...
Л. Горская
— Откуда Вы знаете?
Г. Глинка
— Пример Елизаветы, вдохновение — это, конечно, есть. Но есть и еще, кажется, один момент. И здесь есть и другой ракурс — все-таки... Даже странно: с одной стороны, и это не только мое и не наше — очень многие люди это говорили, которые ее знали, — что просто не верю, и даже сейчас не верится, что ее нет, что она погибла.
Л. Горская
— Это правда.
Г. Глинка
— Что она должна... Что она войдет в любое время. И даже был прецедент такой, потому что было время, когда она была в Донецке, и она потеряла... мобильный телефон у нее разрядился. И был огромный шум, а она через 24 часа, по-моему, объявилась и засмеялась, и сказала: «Ну, какие Вы все такие... смешные»...
Н. Авилова
— «Долго проживу, раз Вы меня сейчас хороните»...
Г. Глинка
— Да, да. Так что... Да, и, с одной стороны, очень многие из нас, не только я, все-таки не смирились с тем, что ее нет, и... А с другой стороны, одновременно — это так парадоксально — есть ощущение, что она рядом. Так что какие-то вещи, которые происходят, ну, мне кажется, это не просто из-за нее пример, а может быть даже, что-то более.
Н. Авилова
— Я согласна, потому что присутствие у нас даже... Ну потому что если не будешь об этом с легкостью говорить, то невыносимо становится. Вот мы называем, например, такие примеры «открытка от Лизы». И мы получаем их иногда ежедневно, когда мальчика, о котором мы заботимся... Это тоже, кстати, мальчик с трагической судьбой — он получил три удара по голове от бандита, который нападал на его маму, он его защищал. Мама потом была лишена родительских прав, мальчик, фактически, оставался сиротой, и наш фонд тоже о нем заботился. Ваня Крапивин, многие его знают. И когда мальчик попал в клинику Рошаля в очередной раз, на очередной этап лечения, и мы узнали, что он не крещен, мы взяли на себя эту ответственность (ну, потому что мы ему были как мама и папа, мы о нем заботились), и мы ребенка крестили, Ваню, прямо там, в клинике нам все разрешили сделать. И через несколько недель он ушел, он умер. То есть вот понимание того, что какие-то дни недели отделяют тебя от совершенно разных историй, от совершенно разных судеб, от поворота событий. Вот такие ситуации, когда мы внезапно получаем именно ту помощь, которая нужна сейчас. Или когда мы совершаем какой-то поступок, и ничего, вроде бы, нас к нему не подталкивает, но мы потом, со временем понимаем, что он был единственно правильным, — вот такие моменты мы называем «открытка от Лизы», и мы чувствуем ее присутствие в нашей жизни.
Г. Глинка
— Да, это, вроде, две абсолютно параллельные линии. Потому что, с другой стороны, действительно, мы раньше говорили: «Доктор Лиза, мы помним». И прекрасный пример ее наследства — это группа, которую они сами организовали, сами, никакого юридического лица там нету. Они, помимо всего другого, просто собрались и собирают деньги, когда могут, кому-то. И они смотрят на нужды... У них никаких проектов нету, никаких таких организаций, никаких файндрайзеров, которые свойственны благотворительному сообществу. Они просто собрались и делают добро. И вот это — наследство Елизаветы.
Н. Авилова
— Когда ты берешь по силам и делаешь то, что можешь.
Л. Горская
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Оставайтесь с нами, мы вернемся через минуту.
Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас дорогие гости — Глеб Глебович Глинка, руководитель Совета фонда «Доктор Лиза», и Наталья Авилова, директор фонда «Доктор Лиза». И, честно говоря, у меня ощущение — больше трех лет нету Елизаветы Петровны, — что все только развивается. Это правда?
Г. Глинка
— Ну, по крайней мере, живет.
Л. Горская
— Расскажите про фонд «Доктор Лиза».
Н. Авилова
— Фонду исполняется год буквально на днях. Мы 15 марта получили свидетельство о регистрации, но формально именно в день рождения Лизы мы подавали документы в Минюст, так что нам сегодня еще и год фонду исполняется. Мы сделали с самого начала правильнгое решение — не претендуя на большие помещения, на какие-то миллионные проекты, пойти старой маленькой командой совершенно бесплатно и с командой друзей Лизы... То есть у нас в попечителях, например, даже нет никаких публичных фигур. Это действительно самые близкие люди Лизы...
Л. Горская
— У Вас главная публичная фигура в попечителях — Елизавета Петровна.
Н. Авилова
— Да, это правда. (Смеется.) И люди, которые были просто пропитаны этим духом, и, самое главное, люди, которые любят подопечного и ужасно любят делать то, что им приходится делать с утра до вечера на работе, будь то добровольцы или наши сотрудники. У нас до сих пор пока два сотрудника — я и моя помощница, остальную работу мы делаем силами добровольцев. Но для нас было важно, что команда друзей — люди, которые любят подопечного, люди, которые любят делать ту работу, которую они делают, объединились и в течение года, ну, если не горы, то пригорки точно своротили. Потому на десятки миллионов было получено гуманитарной помощи, и это тоже наша особенность — когда компания предлагает мне помощь, и я предпочту деньгам взять конкретную помощь — зубную пасту у компании «Сплат» (наши давнишние партнеры) или медикаменты, например, для лежачих больных, потому что мне это экономит большое количество сил и времени. Я не должна бежать в магазины, закупаться, организовывать доставку — мне уже на склад приедет то, что мне нужно каждый день в работе с подопечными. И гуманитарной помощи несколько тонн доставлено. И партнеры, которые с нами работают, совершенно искренне передают нам, допустим, медицинское оборудование, зная, что вот этой больнице в Донецке никто другой не даст, никто другой не подарит. И они находят возможности, и сами иногда из последних помогают нам. У нас большое количество подопечных, которым нам удается помочь и которые потом приходят к нам добровольцами. У нас есть даже истории, как, например, мама Вика и ее сын Сева — они очень долго здесь лечились от онкологии, и Русфонд оплачивал — это как раз работа благотворителей — лечение. Но поддерживать семью нужно не только оплатой лечения. Иногда нужно продуктами, иногда нужно просто посидеть, обняться, поплакать вместе. Иногда нужно посоветоваться, найти какие-то решения. И вот для этого как раз нужны такие маленькие фонды, как наш, потому что нужны рабочие руки, нужны уши, нужно желание помочь, вникнуть в ситуацию. И вот мама Вика и ее сын вернулись на Донбасс, и там, к сожалению, Сева умер — ну, его нельзя было спасти. Но мама до сих пор с нами на связи, она помогает нам сейчас реализовывать проект по открытию паллиативной палаты для детей в Донецке — оказывается, там нет таких палат. И спасибо коллегам из Фонда помощи хосписам «Вера», и Нюте, и ее помощницам, которые нас консультируют сейчас на этом пути. Может быть, он будет долгим и займет, возможно, год, но вот такие люди, с которыми мы встречались на нашем пути, не дают делу... невозможно, чтобы оно не развивалось, это просто невозможно. И людей к нам приходит все больше и больше.
Г. Глинка
— Я хочу добавить, что и фонд как раз развивается в духе Елизаветы. Например, в основном там волонтеры. При Елизавете всегда так было. Платным было крохотное ядро, да еще зарплаты там были смехотворные, а подавляющее большинство работы было сделано волонтерами. Так же, как при Елизавете, фонд никаких государственных денег не берет — ни у иностранных, тем более, ни российских. То есть никакие гранты, никакие эти... Ну, тоже, наверное, одно из основных разделений между благотворительностью и милосердием — работа с волонтерами и независимость от государства.
Н. Авилова
— Независимость — это очень важно, мы ее стараемся сохранить. С этим связано наше решение, опять же, не брать бюджетных денег на расходы фонда, а оперировать только тем, что принесли и пожертвовали нам люди. Потому что не секрет — и Елизавета Петровна, и мы сейчас еженедельно в нашей работе сталкиваемся с большим количеством критики и даже агрессии: «Зачем Вы помогаете бездомным? Почему Вы тратите свои силы на донбасских детей? Вам что, здесь не хватает бездомных собак? Или Вам здесь не хватает больных детей? Вы должны делать это, это, это!». И чтобы не сталкиваться с этой агрессией и уметь достойно и справедливо отвечать на такие письма и телефонные звонки, мы всегда говорим то же, что и говорила Елизавета: «У меня есть люди, частные жертвователи, которые хотят помогать именно бездомным людям. У меня есть рабочие руки и команда добровольцев, которые готовы непосредственно помогать бездомным людям. Пока есть люди, которым нужна помощь, и люди, которые хотят помочь именно этим людям, мы совершенно честны — мы просто честно делаем свою работу: мы соединяем тех, кому нужна помощь, и тех, кто хочет помочь». И никто никогда не мог ей указать (и, к счастью, я надеюсь, нам, никогда мы не столкнемся с этой ситуацией), куда нам ездить, кого нам лечить, что мы делаем неправильно. Потому что мы всю работу ведем на частные пожертвования от людей, которые хотят помогать именно нам и которые всегда знают, на что пошли пожертвованные деньги, куда уехала их инвалидная коляска, которую они нам подарили, и медицинская кровать, которую они купили. Это помогает нам сохранять независимость и делать честно нашу работу.
Г. Глинка
— Да, как раз в каждом из этих контингентов есть достаточно ярые противники бездомных. И Елизавету, и Авилову упрекают в том, что «Вы плодите бездомных» (как будто это не люди, а тараканы).
Л. Горская
— Вот объясните мне, пожалуйста (извините, я перебиваю все-таки)... Может быть, Вы объясните, почему у нас бездомные так часто оказываются за скобками и вообще на них не распространяется человечность и гуманное отношение даже, казалось бы, у людей достаточно образованных, цивилизованных и, в кавычках, «продвинутых» в сфере благотворительности?
Н. Авилова
— Вы знаете, как за десять лет работы Елизаветы Петровны в обществе (по крайней мере, в Москве и близ Москвы) поменялось отношение к бездомным? Вот я считаю, это была еще одна заслуга ее — что она меняла отношение именно вот этой просветительской работой. Она могла с любым человеком найти общий язык. Если человек не понимает, что есть такое понятие, как милосердие, она могла говорить с ним совсем на другом, на его языке, и говорить: «Эй, брат, ты чо? Вот я сейчас не дам ему куртку, например, а он пойдет и с тебя эту куртку в подъезде снимет — тебе что, легче будет?». Она всегда находила аргументы для людей, она убеждала людей. И потом люди, которые раньше приходили и говорили: «Лиза, только не на бездомных!», приходили и говорили: «Лиза, а вот это — только бездомным». Вот это была ее работа и то, что мы пытаемся и в Центре Глинки продолжать, — чтобы люди понимали: бездомные есть в любой стране мира, в любой. В любом крупном городе есть бездомные. И то, как общество с ними уживается, зависит во многом от самого общества и от таких маленьких фондов, как, например, наши друзья из Петербурга «Ночлежка», которые не только непосредственно помогают вести работу, спасают этих людей, но еще и, помимо этого, «чистят», скажем так, территорию. То есть они делают ее безопасной. Бездомные, которые нуждаются в лечении, едут в больницу, у них нет туберкулеза. Они одеты, они могут помыться, они не создают дискомфорта, они не агрессивны. Помимо этого, наши коллеги из «Ночлежки» ведут большую просветительскую работу и образовывают людей, рассказывают о том, что бездомным, по большому счету, может стать каждый. И у нас среди бездомных — и Лиза это не раз говорила — не было, разве что, депутатов. Актеры были, врачи были, инженеры были. Любой человек — к сожалению, так складываются обстоятельства — может стать бездомным. И нельзя человеку взрослому не понимать этой ситуации. И относиться с милосердием нужно к каждому — просто потому что это тоже человек.
Г. Глинка
— Да, она способна сказать людям очень обеспеченным, что грань между тобой и бездомным очень тонкая, очень прозрачная. Но ее хают люди, которые работают с этим контингентом. Но здесь не только бездомные, в которых ее обвиняли — в том, что она плодит их, но и также умирающие, то есть хосписы. Там аргумент был: «Ну, слушайте, ну Вы врач. Нужно спасать людей, вместо того, чтобы ресурсы какие-то тратить на тех, которые безнадежны». А, кстати, это с чего она начинала — она начинала как раз с этим самым сложным слоем людей несчастных. Это как раз те, которые обречены, и... Ну, как она говорила: «Мы все умрем. Никто не знает, когда, а мы притворяемся, что с нами этого не будет». Так что и за это упрекали — ну, по другим причинам, потому что нужно спасать, нужно лечить, а хоспис, по определению — это для тех, кто неизлечим. И даже когда выводила из-под бомбежки детей из Донбасса, ее упрекали в том, что здесь чисто политическая почва. Так что во всех этих областях она действительно не только работала с теми, кому некому помочь, но с теми, которые отвергнуты по разным причинам. Это к Вашему вопросу, почему к бомжам, к бездомным так относятся. Ну, а почему так относятся к умирающим? Почему так...
Н. Авилова
— То есть Лиза выбирала себе изначально в работу тех людей, кому не помогает никто. Это был один из слоганов, главных принципов ее фонда. Она очень много времени тратила на записную книжку и на телефонные звонки. Потому что если к ней поступал подопечный, которому нужна помощь, а она знала, что ему помочь может Чулпан Хаматова, например, или другой фонд, или можно министру здравоохранения позвонить — она дойдет до министра, она решит вопрос... Но у нее в фонде подопечными оставались те люди, от которых отказались уже все, которым никто не помогает. Это не ребенок, которого можно вылечить, потом взять на руки и сфотографироваться и сказать: «Я спас жизнь этому ребенку». Это чистая благотворительность, в чистом виде милосердие — когда ты понимаешь, что даже не будет результата, ты этого больного не вылечишь, ты не переделаешь этого одинокого инвалида, ты ничем ему не сможешь помочь — он не пойдет на работу, он не купит себе квартиру, то есть не будет значительного улучшения, но будет достойная жизнь, будет немножечко счастья, ему станет немножечко легче — уже ради этого стоит работать.
Г. Глинка
— Это не благотворительность — это добро.
Л. Горская
— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас дорогие гости — Глеб Глебович Глинка, руководитель Совета фонда «Доктор Лиза», и Наталья Авилова, директор фонда «Доктор Лиза». И хотела Вам рассказать одну историю — просто это мое... Ну, буквально накануне встречи с Вами я получила яркие впечатления негативного характера, вот сейчас я получаю яркие впечатления положительного характера, и у меня возникло желание поделиться. Я вчера была в центре московском «Мои документы». Там очередь была в один из кабинетов. И заходит беременная женщина в кабинет. Ей наперерез, отталкивая ее, бросается мальчик лет 14 — ну, абсолютно по-хамски, толкая ее, говорит: «Мы здесь занимали». Она говорит: «Извините, я выходила переписывать анкету. Я уже отстояла эту очередь». Он говорит: «А мне все равно!». Я думаю: «Господи, родители не видят — ужас какой!». И тут подходит мама и тоже отталкивает эту женщину. Та говорит: «Извините, я уже отстояла очередь!». Она говорит: «Ну, а нам все равно». Та говорит: «Ну Вы извините, я на девятом месяце». — «А мы тоже на девятом месяце!». И стоят десять человек, на это смотрят, все молчат. Лично я тоже растерялась, потому что для меня это настолько дико было! Я единственное, что задала ей вопрос такой риторический: «Вы чему ребенка учите?». Получив ответ, что «так надо»...
Н. Авилова
— Удалось решить, в итоге, вопрос?
Л. Горская
— В итоге... Они физически загородили проход. Я, в итоге, постояла, оценила ситуацию и за плечи эту девушку завела. (Смеется.) Но это было настолько дико...
Н. Авилова
— Лиза, я Вас прекрасно понимаю, потому что наполовину мы сталкиваемся в ситуациях с нашими подопечными, когда «Вас тут не стояло», «Вам не положено», «у Вас не хватает справки», «займите заново очередь». Вот люди... Понимаете, тут оказались Вы, и Вы помогли. А бывает, что не оказывается никого рядом. Вы понимаете, что такие ситуации — они раз за разом человека пихают... они иногда отталкивают его, пододвигают его к совершенно чудовищным решениям, когда он одинок, заступиться за него некому.
Л. Горская
— И вот смотрите: общество у нас с Вами одно. И вот этот мальчик — я не знаю, что из него вырастет. Но его уже научили, как себя вести и как локтями работать, невзирая ни на что. Может быть, он что-то поймет. Вот его растят так — с одной стороны. С другой стороны, я говорю, что меня даже больше поразило не то, как вела себя эта женщина, а то, что она этому ребенка учит несовершеннолетнего.
Н. Авилова
— Меня больше поразило, что в очереди, кроме Вас, не нашлось никого, кто бы заступился.
Л. Горская
— Ну, это просто уставшие люди сидели. Я-то думаю, что потом, может быть, задним числом они, придя домой... Бывает такое, что люди сразу не реагируют, потом «отматывают» и говорят: «Что это я?». Бог с ними. (Смеется.) Она меня все равно больше поразила. Раз. И такие люди, как Елизавета Петровна, которые просто чудовищную инерцию пытаются переломить, чудовищную. Они там делают работу за десятерых, за сотню, за тысячу людей, двигая в сторону добра этот мир, это общество. Почему настолько по-разному?.. Я... Ну, как бы вопрос риторический — потому что люди разные, всех по-разному воспитали. Но должны же быть какие-то определенные нормы, что ли, поведения, этические? Вот мне кажется, что вот этого, может быть, не хватает?
Н. Авилова
— Я Вам сейчас приведу пример, который, возможно, Вас порадует в отношении мальчика, из которого неизвестно что вырастет. В начале декабря мы в пакете с одеждой нашли пиджак, на котором был логотип Гимназии имени Евгения Васильевича Примакова. И поскольку мы дружим с Женей Примаковым, мы ему отправили фотографию, он позвонил в гимназию, насколько он знает там руководство, и мы познакомились вот с такой гимназией имени Примакова, которая, как выясняется, не первый год проводит осенью благотворительную сессию для всех своих учеников от 1-го до 11-го класса. И благотворительная сессия — это не какие-то лекции или просмотр фильмов. Это поездки в детские дома, это поездки в приюты для собак, это работа руками. Они весь месяц накануне декабря своими руками делают поделки, вяжут шарфы, пекут печенье для того, чтобы в одну из суббот на благотворительной ярмарке выручить за все, что они сделали и все, что они видели, для тех, кого они видели, кому они сами руками помогали, деньги, чтобы эти деньги пошли на доброе дело. Поэтому если такие инициативы, как в этой конкретной гимназии, возьмет хотя бы одна школа из десяти на вооружение — пусть это будет не благотворительный месяц, а хотя бы благотворительная неделя, когда дети смогут своими руками сделать что-то доброе, обучаясь в школе и, допустим, во взаимодействии с благотворительными фондами, то, наверное, с нашими детьми все будет хорошо. Потому что в гимназии я это видела — как дети вдохновляются, детям очень нравится самим принимать участие, помогать тому, кто сейчас нуждается.
Л. Горская
— А возьмут на вооружение?
Г. Глинка
— Да, это важно. Потому что, действительно, можно спорить о том, стакан полуполон или полупуст, но я очень помню, как не так уж давно, в 90-е годы, доброта не только была не в моде, но человек, по-настоящему добрый, считался или «лохом», или чудаком. Сейчас этого уже нету. То есть...
Л. Горская
— Точно нету?
Г. Глинка
— Ну, есть, но это меняется. Это действительно меняется. Тогда это было сплошь и рядом. Мне кажется, это в какой-то мере можно объяснить все-таки... Не знаю, люди говорят о генетической памяти или культурной памяти, но это действительно существует. Все-таки вспомните, что в стране жили в полном страхе. Мне еще папа — папа у меня старый москвич, он рассказывал, как было здесь при Сталине — из страха всего. И люди были полностью расчленены друг от друга. И это «совковое» наследие, наверное, это как яд в системе. И его нужно будет долго-долго перерабатывать, чтобы, в конечном итоге... Русский человек не такой, русский человек, по определению, добрый.
Л. Горская
— Страх и каждый сам за себя, так?
Г. Глинка
— Ну, это последствия страха.
Л. Горская
— Да, да, да. И есть ли шаги — кто за мной?
Г. Глинка
— Так что не знаю, но, мне кажется, это, по крайней мере, часть объяснения того, из чего мы сейчас пытаемся выйти к свету.
Л. Горская
— Я рада, что у Вас такое оптимистическое отношение, что меняется-то в лучшую сторону. Потому что мне сложно очень видеть динамику. Я вот как-то больше выхватываю какие-то единичные яркие случаи. Они иногда меня вдохновляют, иногда ужасают — вот как вчерашняя эта история.
Н. Авилова
— Ну вот послушайте, я Вам еще один пример приведу!
Л. Горская
— Давайте! (Смеется.)
Н. Авилова
— У нас был недавно — кстати, в январе — эфир у Вас, вечерний эфир, где мы рассказываем обычно про нужны подопечных. И мы рассказали про несколько семей — ну, действительно, нищие, люди в бедности, в нищете, в одиночестве. Им невероятно хочется помочь. У нас есть Алексей, подопечный — инвалид, у него нет ног. У него жена — инвалид, она за ним ухаживает. У них прекрасная история любви, когда Алексей давал объявление в газете, писал: «Я инвалид, но я тоже хочу любви. Может быть, кто-то»... И вот он нашел Ирину, и сейчас они муж и жена. И Алексею нужна была кровать — медицинская, специальная, он на обычной не может спать. И мы понимали, что у нас недели уйдут на то, чтобы собрать деньги, купить ему кровать. И вообще соберем ли мы когда-нибудь эти деньги? Потому что взрослым и инвалидам ну неохотно люди помогают — лучше детям, лучше как-то в приюты для бездомных животных. И всего лишь одна десятиминутная программа у Вас, на радио «Вера», и нам звонит мужчина, который говорит: «Я не назову своего имени — я хочу помочь вот этому Вашему инвалиду». Мы говорим: «Ну, это невозможно, потому что кровать стоит, может быть, 80-90 тысяч». Он говорит: «Я помогу. Дайте мне адрес». Он привез ему кровать. Он увидел, что у Алексея еще и кресло инвалидное не в порядке. Он ему привез новое кресло для его инвалидной коляски. И вот я говорю — то есть на самом деле радостных историй в нашей работе гораздо больше, чем печальных. Да, два-три письма в месяц мы получаем с агрессией, иногда даже с угрозами. Но любви, добра и желания помогать настолько больше, что в этом море милосердия тонут вот эти какие-то мелкие истории, с которыми Вы, например, сталкиваетесь или я вижу регулярно, как люди отталкивают бездомных, и даже если он собрал деньги и ему есть на что купить тарелку горячего супа, его просто не пустят ни в кафе, ни в какой-то магазин — ну, то есть просто есть такое отношение. Но вспомним Елизавету Петровну — она очень любила притчу про мальчика и морскую звезду. Когда мальчик шел по берегу моря и кидал в море морские звезды, и человек его остановил и сказал: «Зачем ты это делаешь? Тут миллионы морских звезд, ты этим ничего не изменишь». И мальчик кинул морскую звезду в море и сказал: «Я этим изменю очень многое вот для этой морской звезды». Если каждый будет просыпаться утром, вспоминать вот эту притчу и стараться изменить хоть чуть-чуть жизнь для одной «морской звезды», то у нас не будет таких ситуаций, когда мы все думаем: «Где добро, где зло? Что победит, что возобладает? Как нам растить, воспитывать детей и что они почерпнут из этой жизни?».
Г. Глинка
— Я тоже могу дать очень такой обыденный пример. Ну, действительно, доброта — это огромная сила. Я в нашем продовольственном магазине — маленький такой магазин — поздно вечером, все закрыты, я к ним зашел, чтобы купить чего-то. И там старый пенсионер подходит к лавке со стороны, ну, где фрукты, и спрашивает: «А можно купить один персик? Сколько он стоит?». И она ему говорит, он открывает свой кошелек, дает ей эти деньги. Она смотрит, есть ли начальник в магазине или нет...
Л. Горская
— (Смеется.) Налево, направо...
Г. Глинка
— ...и кладет туда четыре персика. Ну, знаете, нужно выявлять это. Это существует. Это как... Ну, наверное, во всем есть какая-то правая крайность, которая защищает свою правоту, и какая-то левая крайность, которая абсолютно противоположная, и эта большая середина, которая смотрит, в какую сторону ветер дует. И вот как раз эта огромная середина, в которой, наверное, многие из нас благодаря Елизавете и ей подобным будут лучше, добрее.
Л. Горская
— Сейчас тоже расскажу свою короткую историю про бездомных и перейдем к книге, и поговорим еще, может быть, о фильме. Тоже недавно в районе Белорусского вокзала — я там тоже достаточно недалеко живу — привычное дело, что соседи жалуются все на бездомных. Причем, жалуются таким образом, что бездомные где-то в одном списке с мусором, неубранным снегом, и очень неприятно. И разговариваю недавно по телефону с подружкой, которая там же живет. И что-то мы стали говорить, что криминальная обстановка стала — в общем, как-то страшновато немножко жить. Она говорит: «Ну, слава Богу, у меня в подъезде бездомные ночуют». Я говорю: «Чего?». Она говорит: «Ну, слава Богу, у меня бездомные ночуют в подъезде. У меня подъезд под присмотром. Я же их знаю, я с ними общаюсь — они нормальные люди».
Н. Авилова
— Лиза, я столкнулась с другой: у меня в холле в доме, в приличном доме в центре Москвы, и не только в моем, развешаны объявления от МЧС нашего района, Замоскворечья, в которых написано: «Дорогие граждане, будьте бдительны, не пускайте бомжей в подъезды! Не общайтесь с бомжами. Не плодите бомжей, потому что бомжи могут поджечь какие-нибудь здания по соседству!». Вот если бы МЧС Замоскворечья вместо этого объявления изучило ситуацию, посвятило немного времени, пообщалось с такими фондами, как мы, и выпустило памятку о том, как помочь бездомному, то у нас и добра было бы больше, и бездомных, возможно, было бы меньше.
Л. Горская
— Ну да.
Г. Глинка
— Нет, тогда бы и на более глобальном уровне не было бы этого разрыва между государством и благотворительным обществом.
Л. Горская
— Да. Потому что бездомные — тоже люди, они тоже разные и зачастую очень отзывчивые к хорошему отношению.
Н. Авилова
— Да слушайте, у нас есть один волонтер, которая бывшая бездомная. Ну, то есть по-разному судьбы сталкиваются.
Г. Глинка
— Да, там и врачи, и юристы. Там есть все разнообразие человеческое.
Л. Горская
— «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Недаром... День рождения доктора Лизы сегодня. Мы говорим о ней. Вот у меня в руках потрясающее издание — книга «Лиза Глинка. «Письма о любви к людям». Сейчас я даже ее... Ну, она такая... Это альбом. Я даже не могу открыть, не задев микрофон и мебель...
Н. Авилова
— Да, эта книга отличается от той, которую издавал и собирал с любовью с большой Глеб Глебович Глинка, где, в основном, «живой журнал» Лизы и ее голос слышен. В этой книге очень много про Лизу написано от людей, которые ее любили — и Нюта Федермессер, и Ольга Журавская, и Чулпан Хаматова, кстати. Надо будет обязательно найти и зачитать небольшой кусочек как раз из письма о Лизе Чулпан Хаматовой. Эта книга помогает людям еще больше узнать и о ней, и о том деле, о том служении, которому она посвятила свою жизнь.
Г. Глинка
— Это был, так сказать, личный подарок Александра Бондарева ее друзьям и...
Н. Авилова
— К сожалению, да. Но на самом деле эта книга, которая у нас в Центре Глинки будет не в одном экземпляре и, как в библиотеке, будет выдаваться, видимо, всем, как в читальном зале, желающим...
Г. Глинка
— Возможно, она будет переиздана... Я хочу... Ну, как раз это один из проектов, которые я очень поддерживаю.
Н. Авилова
— Ну вот слова Чулпан Хаматовой в этой книге как раз... Я действительно согласна с Глебом Глебовичем, это очень символично, что Чулпан согласилась сыграть доктора Лизу в этом большом художественном фильме. «Благодаря тебе я засыпала со спокойной совестью, зная, что люди, взявшие смерть за руку в хосписе, люди, лишенные крова, дети войны, оказавшиеся заложниками чужих амбиций, они все в твоих нежных, но таких надежных руках. Ты заштопала мою совесть нитями своей души, своего времени, своих нервов и, в итоге, своей жизнью».
Л. Горская
— Ну что ж... После этого сложно что-то сказать еще.
Н. Авилова
— Ну, после этого можно, как всегда, сказать: если Вам нужна помощь, если Вы хотите помогать, пожалуйста, позвоните нам в фонд, приходите к нам. У нас есть небольшой сайт, пока еще визитка — http://liza.fond (foundation), у нас есть группы в социальных сетях, у нас есть номер телефона, который, кстати, спасибо Глебу Глебовичу и Александру Бондареву, его передали — номер Елизаветы Глинки, ее личный номер, куда ей всегда, всю ее жизнь звонили пациенты. Это теперь номер нашего фонда «Доктор Лиза»: +7 (926) 531-90-28. И мы обязательно Вам поможем, и мы обязательно найдем Вам доброе дело, которое Вы сможете сделать здесь и сегодня, помочь тому, кто одинок, тому, кто в беде, тому, кто нуждается.
Г. Глинка
— Звоните, не стесняйтесь.
Л. Горская
— Спасибо! Закончилась наша программа. И я напоминаю, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Здесь у нас были Наталья Авилова, директор фонда «Доктор Лиза», и Глеб Глебович Глинка, руководитель Совета фонда «Доктор Лиза», наш Глеб Глебович. Всего доброго!
Н. Авилова
— Спасибо большое! До свидания!
Послание к Ефесянам святого апостола Павла

Рембрандт (1606—1669) Апостол Павел
Еф., 233 зач., VI, 10-17

Комментирует священник Антоний Борисов.
Когда молодые монахи однажды спросили святого Антония Великого, какую добродетель нужно прежде всего просить у Бога, тот ответил — рассудительность. Именно так. Здоровая, освящённая Господом рассудительность способна помочь нам принять правильные решения, сделать верные выводы и избежать вредных крайностей. Теме рассудительности, среди прочего, посвящён отрывок из шестой главы послания апостола Павла к Эфесянам, что читается сегодня утром в храме во время богослужения.
Глава 6.
10 Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его.
11 Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
12 потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
13 Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.
14 Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,
15 и обув ноги в готовность благовествовать мир;
16 а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
17 и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Возникновение Церкви Христовой в день Пятидесятницы, то есть на пятидесятый день после Воскресения Христова, когда на апостолов сошёл Дух Святой, стало огромным по значению событием для всего человечества. Но, как известно, даже самый обильный дар благодати, от Бога исходящей, не упраздняет человеческой свободы. Не только в том смысле, что человек может принять или отвергнуть этот дар, но и в том, как человек способен использовать благодать Божию. Во благо или во осуждение.
Об этом и рассуждает апостол Павел в прозвучавшем отрывке из послания к христианам Эфеса. Перед этими людьми, обратившимися из язычества, стояли два рода искушений. Первый заключался в том, чтобы лукаво совместить христианскую веру с прежним образом жизни. На практике — быть только внешне членами Церкви, а на самом деле оставаться язычниками, прикрываясь соблюдением некоторых обрядов и правил. Такое лицемерие апостол Павел нещадно обличает, прямо говорит о невозможности служить одновременно Богу и идолам — не столько внешним, осязаемым, сколько внутренним, замаскированным.
Существовал и другой тип крайности. То, что можно было бы назвать духовным радикализмом, который заключался в поиске причин каких-то нестроений исключительно в людях, во внешнем. Опасность такого видения заключалась в том, что человек начинал заботиться не столько о своём духовном мире и покаянии, сколько принимался бороться с другими людьми. Часто по причине того, что себя и свои убеждения считал по умолчанию идеальными. И апостол Павел призывает эфесских христиан не увлекаться поиском врагов, расклеиванием ярлыков — кто праведник, а кто нет.
Павел, в частности, пишет: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». Таким образом, апостол призывает читателей сохранять чистый, искренний, праведный образ жизни. Только благочестие, основанное на любви к Богу, и является единственным средством победы над тёмными силами, над злом, которое, к сожалению, по-прежнему влияет на мир. И апостол пишет: «Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности».
Только целостность веры и жизни способна приблизить человека к Господу. И одним из признаков этого приближения становится освящённая Богом мудрость, способная отделять людей от их ошибок. Что очень важно. Потому что, с одной стороны, мы признаём — человек хорош, но не сам по себе, а потому что Богом сотворён. С другой стороны, мы не ставим знака равенства между человеком и его образом жизни. Ведь человек далеко не всегда правильно распоряжается своей свободой. И мы не должны закрывать глаза на творимое людьми зло. Но обличая зло, мы не имеем права унижать кого-либо, оскорблять, презирать. Это не христианское поведение, о чём и призывает помнить апостол Павел, сам умевший здраво, без лукавства и озлобленности, в согласии с заповедями Божиими рассуждать. А именно, различать человека и его ошибки, человека благословляя и поддерживая, а его промахи в хорошем смысле обличая и, что более важно, помогая исправить. Чему и нам, безусловно, стоит постоянно учиться.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 10. Богослужебные чтения
Не раз в Священном Писании говорится о том, что Бог любит правду и ненавидит ложь. О какой именно правде идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в псалме 10-м пророка и царя Давида, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Псалом 10.
Начальнику хора. Псалом Давида.
1 На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица»?
2 Ибо вот, нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
3 Когда разрушены основания, что сделает праведник?
4 Господь во святом храме Своём, Господь, — престол Его на небесах, очи Его зрят на нищего; вежды Его испытывают сынов человеческих.
5 Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его.
6 Дождём прольёт Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши;
7 ибо Господь праведен, любит правду; лицо Его видит праведника.
Когда Давид был юношей, он спасался бегством от царя Саула, который по причине зависти и ревности хотел его убить. Когда Давид сам стал царём и достиг зрелого возраста, он спасался бегством от собственного сына, Авессалома, который поднял против отца мятеж и стремился отнять у него не только власть, но и жизнь. Одним словом, Давид не понаслышке знал, что такое спасать свою жизнь бегством.
А потому только что прозвучавший псалом, который, видимо, написан по поводу очередного социально-политического потрясения, начинается со слов недоверия, которое Давид высказывает своим советникам: «как же вы говорите душе моей: "улетай на гору вашу, как птица"?» Богатый жизненный и духовный опыт подсказывал царю, что в конечном счёте спасают не быстрые ноги и не тайные, скрытые от посторонних глаз убежища. Спасает Господь. Поэтому и начинает он словами: «На Господа уповаю». Иными словами, теперь я не побегу. Теперь я не вижу в этом смысла. Теперь я отдам всё в руки Божии.
Глубокая мудрость скрывается в этих словах. Очевидно, что у всякого из нас есть такой период в жизни, когда мы просто учимся выживать в этом мире. И на протяжении этого времени все средства, которые мы используем для выживания, как нам кажется, хороши. Мы решаем свои проблемы так, как можем. Зачастую, не особо советуясь со своей совестью. Наша задача проста — выбить своё место под солнцем, обойти конкурентов, забраться как можно выше, просто не быть съеденным злопыхателями. Мы не особо внимательны к себе. Не особо задумываемся о мотивах и последствиях своих поступков. Мы не желаем видеть правду о самих себе. И Бог терпит это. Он по милости Своей даёт нам время.
Однако неизбежно каждый из нас приходит к той точке, когда мы оказываемся перед выбором: или убежать и спрятаться, то есть закрыться от проблемы своими привычными словами и поступками и потерять окончательно своё достоинство, или остановиться и встретиться лицом к лицу с тем, от чего бегал всю жизнь. А потом на свой страх и риск поступить по-новому. С упованием на Творца и с доверием Ему. Поступить по Его закону.
По словам Давида, те потрясения, которые выпадают на нашу долю, — это каждый раз приглашение к такому мужественному поступку. Поэтому и говорит Давид сегодня: «Господь испытывает праведного». И с каждым разом этот призыв всё настойчивей. Так Бог напоминает, что всякому из нас неизбежно придётся пойти на этот шаг.
Только мы сами можем ответить себе на вопрос «чего я боюсь, от чего бегу», выражаясь словами прозвучавшего псалма, от чего и почему каждый раз «улетаю на гору, как птица». Увидеть это — уже огромный шаг на пути духовного взросления. Но увидеть это однозначно придётся. Потому что, как пишет Давид, «Господь праведен и любит правду». И лишь тогда, когда мы признаём эту правду, наши отношения с Богом становятся по-настоящему полноценными. И для каждого из нас это в первую очередь правда о себе самом.
Псалом 10. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 10. (Церковно-славянский перевод)
«Вера в Бога и познание себя». Игумен Дионисий (Шлёнов)
Гость программы — Игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского ставропигиального мужского монастыря.
Ведущий: Алексей Козырев
А. Козырев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев, сегодня мы поговорим о вере в Бога и познании себя. У нас сегодня в гостях наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). Здравствуйте, батюшка.
о. Дионисий
— Здравствуйте, Алексей Павлович. Очень радостно принимать участие в таком философском мероприятии с богословским смыслом.
А. Козырев
— Я напомню нашим радиослушателям, что, хотя отец Дионисий сегодня в гостях у нашей передачи, мы в гостях у отца Дионисия, поскольку студия Радио ВЕРА находится в Андреевском монастыре на берегах Москвы-реки, а это один из старейших московских монастырей, где уже в XVII веке была школа ученого монашества. Как я говорю: это родина русского просвещения.
о. Дионисий
— И не только в XVII веке. Конечно, в XVII веке несомненный перелом, 1648 год — год, когда, кстати сказать, была издана в Москве же «Книга о вере», которая потом получила такую свою дальнейшую судьбу среди старообрядцев, но издана еще до раскола, это год воссоздания Андреевского монастыря царским окольничим Федором Ртищевым, в достаточно молодые для себя годы он это делал, а идея была еще несколькими годами ранее им же сформулирована, но Андреевский монастырь существует с XIII века, как известно, нет письменных тому свидетельств, и был посвящен Преображению, а Преображение — это очень монашеский и очень богословский праздник, потому что богословие святителя Григория Паламы XIV века — это апогей византийского, апогей святоотеческого православного богословия, и здесь с XIII века тем самым монахи воспринимали Преображение как свой престольный праздник.
А. Козырев
— А вот вера Бога, она преображает человека или необязательно? То есть вот человек сначала ищет чего: он ищет какого-то изменения, или он сначала находит веру, а потом через веру меняется?
о. Дионисий
— Вера бывает разная, сначала она маленькая, потом, от веры к вере, духовное восхождение, и по мере усиления, по мере укрепления веры, вера все более и более преображает человека, но без стремления к преображению, без стремления к очищению самого себя, без стремления к настоящему самопознанию, которое не эгоистичное самопознание, а жертвенное самопознание, невозможно обрести такие важные добродетели, как веру, надежду и любовь, из которых, по аретологии апостола Павла, больше — любовь. Получается, что вера — это, с одной стороны, причина, а с другой стороны, следствие. И, как причина она описывается апостолом Павлом, если дословно перевести 1-й стих 11-й главы из Послания к Евреям, то получится такой перевод: «вера есть основание надежды», в этом дословном переводе вера оказывается причиной надежды.
А. Козырев
— Как в синодальном: «уповаемых извещение».
о. Дионисий
— Да, «уповаемых извещение», но в Синодальном переводе определённая интерпретация данного места духовно значимая и полезная, но такая, не абсолютная. Если мы посмотрим в традиции экзегезы, как святые отцы понимали это место, то мы найдём определённый такой средний лейтмотив. Святые отцы, когда будут говорить о взаимосвязи веры, надежды и любви, и о значимости веры, как той добродетели, которая предшествует надежде, они будут использовать часть этого стиха как самодостаточную максиму и вкладывать в эту формулировку очень конкретный смысл о глубокой взаимосвязи веры и надежды при определённом доминировании любви, потому что Григорий Нисский и ряд других святых отцов, они проводят такую необычную для нас мысль, что в Царствии Небесном вера и надежда будут не нужны, потому что там человек окажется перед Богом лицом к лицу, а любовь, как большая из всех, она там останется. Из самой этой мысли можно сделать умозаключение о некоторой относительности веры и надежды, но если мы будем так мыслить, то мы немножко обесценим веру и надежду, и мы не имеем на это право, получается, они абсолютны, но святые отцы, тем не менее, подчеркивают определённую значимость, высоту любви в этой аретологической цепочке.
А. Козырев
— Я вспоминаю почему-то вот Хомякова, его учение о цельном разуме, где вратами является тоже вера, то есть сначала человек верит в то, что познаваемое им есть, то есть он располагает себя к тому, что он хочет познать, потом волей он постигает это, хочет понимать, ну и, наконец, рассудком он укладывает это в какую-то логическую структуру понимания, но вера, опять-таки, является вот теми вратами.
о. Дионисий
— Но врата, понимаете, они бывают разными. Есть врата, которые вводят в город, есть врата, которые вводят в храм, есть врата, которые вводят в монастырь, а есть врата, которые вводят в алтарь. И вот со святоотеческой точки зрения рай, он имеет врата. И ряд добродетелей, которые считаются добродетелями на новоначальном этапе особо важными, как, например, добродетель смирения, эта добродетель преподобным Никитой Стифа́том описывается как врата рая, а любовь— и это парадоксально, описывается им же, — как врата рая, но с диаметрально противоположной стороны. И тогда и вера, как врата, может восприниматься как врата, которые ведут в очень возвышенное пространство, и для того, чтобы прийти в это возвышенное пространство, с точки зрения святоотеческой мысли, сама вера — это очень высокая добродетель, та добродетель, который требует, с одной стороны, духовного подвига, а с другой стороны, она даёт силы для этого духовного подвига. И преподобный Максим Исповедник в одном из вопросоответов к Фала́ссию, он отождествляет веру и Царствие Небесное, и говорит, что «вера — это и есть Царствие Небесное», «Царствие Божие внутрь вас есть», он говорит, что это вера. Но дальше он поясняет, что «вера является невидимым царствием, а царствие является божественно приоткрываемое верой». Такие глубочайшие слова, которые показывают какое-то очень тонкое различие, то есть что вера, как невидимое царствие, как некое семя, как некое начало, как некий призыв, а Царствие Божие, оно начинает божественно приоткрываться в душе по божественной благодати, и так человек через веру идет путем спасения, где всё очень диалектично, где нельзя сказать, что вера — это начало, а потом будет что-то другое, она есть всегда. И эта вера, сама отождествляемая Царствием Божиим, все сильнее и сильнее приоткрывается в той душе, которая ищет Бога, которая идет путем преображения.
А. Козырев
— То есть это как крылья такие, на которых человек летит, и если он теряет веру, то он теряет крылья и падает.
о. Дионисий
— Но, вот если вспомнить того же преподобного Никиту Стифата — просто мне всю жизнь приходится им заниматься, я с академической скамьи начал переводить его творения, сейчас многие переведены, и диссертация была ему посвящена в Духовной академии, и мысль прониклась именно образами преподобного Никиты. Так вот, преподобный Никита, так же, как и другие отцы, например, преподобный Иоанн Дамаскин, считает, что он был знаток философии, но современные исследователи пишут, что преподобный Иоанн Дамаскин черпал философские знания даже для своей «Диалектики» из вторичных источников, то есть уже из неких антологий, сложившихся в христианской традиции. И преподобный Никита Стифат так же, он был монахом, ему некогда было изучать Платона, Аристотеля, но он был знаком, тем не менее, с какими-то максимумами Филона Александрийского, откуда-то он их брал, и вот преподобный Никита Стифат пишет о смирении и любви, как о крыльях, как вы сказали. Ну и, конечно, так же и вера, как утверждение надежды или извещение надежды, это тоже в его системе присутствует. Так же, как и в самой святоотеческой мысли вера в Бога, она описывается, например, как что-то непостижимое, неосязаемое, недосягаемое, то есть вера описывается так, как Бог, вера описывается так, как Царствие Божие, но в конце концов оказывается, что человек, для того, чтобы верить в Бога, он должен разобраться в себе, то есть он должен исправить самого себя.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов), мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя. Вообще, вот эта идея познания себя, она ведь пришла из античной философии, семь мудрецов говорили: «познай самого себя» и, по-моему, это было написано на храме Аполлона в Дельфах, на языческом храме, на портике этого храма, человек подходил и вот читал: «познай себя», а как познать себя — ну, прийти к Богу, то есть вот ты пришёл в храм и, наверное, получил какую-то надежду познать себя, сказав: «Ты есть, ты Еси», другая надпись на другом портике этого храма, вот если ты не сказал «Ты еси» Богу, то ты и не познал себя. То есть что же получается, уже для античного человека, для язычника, который не имел ещё Откровения, уже вот эта связь веры и познания была?
о. Дионисий
— Несомненно, она присутствовала, просто, поскольку богов в античной традиции было много, то и такая форма звучала: «познай самого себя, чтобы познать богов». И эта взаимосвязь между самопознанием и богопознанием, она имела место, но, может быть, она у стоиков выражена сильнее, чем в предшествующей до стоиков традиции. Действительно, эта античная максима очень сильная, она, можно сказать, является первоистоком для философского дискурса, и она является первоистоком для богословской мысли, и не просто для богословской мысли, а для богословско-аскетической мысли, потому что святые отцы, они не отказались от этого принципа самопознания, но они его углубили, они его связали с образом Божьим, то есть они обозначили объект этого самопознания, и объектом этого самопознания оказывается образ Божий. Так же святые отцы прекрасно понимали, что сама формула «познай самого себя», она античная, она отсутствует в Священном Писании как таковая, и они пытались найти аналоги для того, чтобы поместить эту античную максимуму о самопознании на богословскую почву, и тогда, конечно, и книга «Исход»: «внимай самому себе», и Климент Александрийский, и ряд других христианских писателей, они отождествили: «познай самого себя и внимай самому себе» и, по сути дела, на святоотеческом языке это было одно и то же. Но когда святые отцы говорили «познай самого себя», они пользовались античным инструментарием, когда они говорили «внемли самому себе», они пользовались библейским инструментарием. Это закончилось тем, что в известнейшем слове святителя Василия Великого на «внемли самому себе» толковании, это слово завершается: «внемли самому себе, чтобы внимать Богу», то есть такая чисто библейская формула, по сути дела, это формула о самопознании, которая связывает воедино самопознание и Богопознание.
А. Козырев
— А вот «внемли» — это что? Понятно, что слово «внимание» здесь: надо услышать что-то, голос Бога услышать в себе? Когда мы говорим «внемли проповеди», я должен услышать проповедь, проповедника, а вот «внемли себе» — это слух, это какое свойство?
о. Дионисий
— Это внутренний слух, это духовный слух, то есть это внимание мы переводим, как «внимать», и мы говорим на службе: «премудрость вонмем», вот это слово «вонмем», то есть мы внимательно относимся к мудрости. Это не только слуховое внимание, это такое всестороннее внимание, то есть это молчание, такая концентрация сил души, беспопечительность, попытка проникнуть в смысл. Может быть, это такой ключевой призыв к понятию, которое мне лично пришлось обозначить в изысканиях, связанных с преподобным Никитой Стифатом, как «преображение чувств», потому что в пифагорейской традиции было представление о соответствии внешних чувств таким определенным аналогам, силам ума, так скажем. Например, зрение соответствует разуму, есть и другие соответствия. И в самой святоотеческой традиции это соответствие, когда Ориген, он не святой отец, даже осужден, но важен для христианского богословия...
А. Козырев
— Учитель Церкви.
о. Дионисий
-... он брал выражение библейское «десятиструнная псалтирь» и соотносил с этой десятиструнной псалтирью внешние и внутренние чувства. Тема очень такая сильная, ёмкая, она присутствует у разных святых отцов, в частности, у святителя Афанасия Александрийского, и в этой теме как раз вот слово «внемли» или внимать«, то есть, возможно как такое переключение, когда человек отключает внешние чувства и включает внутренние чувства, но эта кнопочка, она не материальная, она не механистическая, а она связана с духовным подвигом и в этом внимания столько заложено. То есть, получается, это и знание или попытка познать, и в то же самое время это знание, соединенное с действием, то есть это не бездеятельное знание, и по сути дела, это соответствует античному представлению о любомудре — о философе, потому что кто такой философ с точки зрения самой античной традиции и потом, конечно, еще в больше степени с точки зрения христианской традиции — это любомудр, то есть тот, у кого дело не расходится со словом. Ну, христиане очень обрадовались, потому что они в идеале любомудра получили то, что и нужно было получить — идеал аскета, который при этом ищет истину и наполнен словом, некий ученый-монах любомудр, но в очень широком смысле, то есть любой человек, даже не монах и даже не ученый, он может быть любомудром, если у него слово не расходится с делом, а дело не расходится со словом.
А. Козырев
— А для этого нужно внимание. То, что вы говорите, меня наводит на мысль, что у нас вообще в обществе нет культуры внимания. В школе учительница говорит детям: «вы невнимательны». Но не только дети в школе невнимательны — люди вообще невнимательны, невнимательны к Богу, невнимательны к себе, невнимательны друг к другу, и как бы никто не учит, вот, может быть, Церковь учит вниманию, служба учит вниманию, а по сути дела, никто не учит вниманию.
о. Дионисий
— Ну вот когда человек стоит на молитве, то на него нападает рассеяние, то есть ему приходится сражаться со своими помыслами. И вот всё было хорошо, он вроде забыл о многих мирских проблемах, но вот встал на молитву, и на него обрушивается поток помыслов, и духовная жизнь, она описывается святыми отцами и в традиции Церкви во многом как борьба с помыслами, но сами эти помыслы, они первоначально могут быть прилогами, потом хуже, хуже, хуже, становятся страстями, и в древней традиции, идущей от Евагрия Понтийского, но подхваченной, развитой, углубленной святыми отцами, помыслы равны страстям, равны демонам, и очень важно их преодолеть. Конечно, внимание — это именно преодоление этих помыслов, но само по себе это, может быть, не совсем самостоятельный инструмент, то есть внимание — это результат молитвы, результат безмолвия, уединения, результат добродетельной жизни. То есть это такой не самостоятельный инструмент, это скорее метод, как познай самого себя, то есть обрати внимание на самого себя. А как ты познаешь самого себя? Ты должен себя очистить, и здесь уже возникают другие категории, которые помогают понять, что происходит. Современный греческий богослов, ну, относительно современный, протопресвитер Иоанн Романи́дис, написал книгу «Святоотеческое богословие», в этой книге он оперирует тремя понятиями, он сводит православие к трем понятиям: это очищение, озарение и обожение. И он усматривает эти три понятия везде, и в античной традиции, как в преддверии христианства, и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и во всей святоотеческой традиции, и расхождение Востока и Запада связано у него с тем, что на Западе неправильно понимали эти три категории, то есть буквально три слова описывают православие. Я очень детально читал его книгу, и, можно сказать, делал черновой перевод, который пока не издан, и я задумался: а в действительности как дело обстоит? Можно ли так свести православие к этим трём словам? Тогда я взял греческие термины и стал изучать понятия «очищение» — «кафарсис», «озарение» — «эллапсис», там два понятия: «эллапсис» и есть ещё «фатизмос» — «освящение» — это более библейское слово, которое используется в библейских текстах, а «эллапсис» — более философское слово, которое не используется в библейских текстах, но при этом является доминирующим в Ареопагитиках, и потом у святителя Григория Паламы. И я как-то через изучение этих терминов пришёл к таким ключевым текстам святых отцов, где действительно эти понятия имеют очень большое значение, но всё-таки так прямолинейно обозначить тремя терминами всю православную традицию — это несколько обедняет.
А. Козырев
— Ну, кстати, можно перевести, может быть, я не прав, но и как «просвещение», да?
о. Дионисий
— Да, да.
А. Козырев
— То есть не только озарение, а просвещение нам более понятно. Вот «Свет Христов просвещает всех» написано на храме Московского университета, на Татьянинском храме.
о. Дионисий
— Но здесь надо всё-таки смотреть на греческие эквиваленты, то есть вот «Свет Христов просвещает всех», слово «просвещение», если мы поймём, какой там греческий термин — простите, я всё время настаиваю на греческих терминах, но они позволяют более математически точно отнестись к той святоотеческой традиции, часть которой представлена древнегреческими, так сказать, византийскими текстами, и тогда, оказывается, да, можно перевести как «просвещение», но в сути вещей это не эпоха Просвещения и это не сверхзнание, а это духовное просвещение, то есть очень высокий духовный этап.
А. Козырев
— Мы сегодня с игуменом Дионисием (Шлёновым), наместником Андреевского монастыря в Москве, говорим о вере в Бога и познании себя. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА в программе «Философские ночи».
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского монастыря в Москве. Мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя, и в первой части нашей программы мы выяснили, что познание себя, внимание себе — это и есть попытка разглядеть внутри нас образ Божий. А подобие?
о. Дионисий
— Образ и подобие, они, если мы вспомним лекции, которые читались в духовной семинарии, то согласно общепринятой подаче материала есть две точки зрения, они восходят к самой святоотеческой традиции, то есть часть святых отцов учит о том, что образ Божий — то, что дано всем, а подобие надо приобрести через добродетельную жизнь. А некоторые святые отцы отождествляют образ и подобие и говорят, что нельзя говорить о подобии без образа и нельзя говорить об образе без подобия, то есть фактически они тождественны, и тогда нет этого шага от образа к подобию, но есть при этом понимание, что образ может быть омрачён, тогда и подобие будет омрачено. Если мы очистим свой образ, то и подобие, которое сокрыто в этом образе, оно раскроется. Тогда можно спросить, наверное, говорящего, то есть меня самого: к какой точке зрения можно склоняться? И та, и другая точка зрения, по-своему они передают определенную динамику, то есть задачу человека не стоять на месте, находиться в движении, и в святоотеческой традиции очень важно представление об этом движении, о пути, (простите, еще одна тема, но она очень взаимосвязана с этой) это тема пути или тема царского пути, то есть царский путь, как неуклонение ни направо, ни налево, это не только царский путь в догматике, где, например, православие шествует царским путем между крайностями монофизитства и несторианства, к примеру, но это и царский путь в аскетике, когда христианин следует царским путем, например, между невоздержанностью, с одной стороны, и предельным воздержанием, которое проповедовал Евстафий Севастийский, это духовный наставник семьи святителя Василия Великого, в противовес чему святитель Василий Великий сформулировал аскетику весьма строгую, но не такую строгую, как у Евстафия Севастийского. Вот царский путь, и тогда и образ Божий, который в нас, мы пытаемся через ряд духовных предписаний, через жизнь по заповедям Божьим, через послушание Богу, через послушание Церкви, через жизнь в Церкви мы пытаемся исправить свой образ Божий, из мутного зерцала сделать его более чистым зерцалом. В святоотеческой традиции было, насколько я понял, а я это понял через изучение антропологии святителя Иринея Лионского, но эту антропологию пришлось изучать сквозь призму последующей традиции, то есть была попытка понять, а как учение Иринея Лионского об образе Божьем, как об образе образа, есть такое выражение: «образ образа», такое сильное выражение, и оно заставляет задуматься: я являюсь «образом образа», что это вообще значит, это что такое, какой-то святоотеческий неологизм, который просто Ириней Лионский использовал, и потом он повис в воздухе, или эта мысль, она потом была подхвачена отцами, в зависимости от Иринея Лионского, или, может быть, независимо от него?
А. Козырев
— У Платона была идея: «подобие подобий», он так называл произведения искусства, портреты. Может быть, человек — это в каком-то смысле тоже произведение искусства, только в хорошем смысле этого слова, если он работает над собой.
о. Дионисий
— Да, но здесь еще появляется библейская почва, потому что, по-моему, у апостола Павла в Послании к Евреям в 1-й главе используется выражение «образ ипостаси», и, собственно, Христос Спаситель — вторая Ипостась Святой Троицы, Он именуется «образом», и когда Ириней Лионский говорит об «образе образа», то он имеет в виду, что образ Божий нам дан, но мы являемся образом образа, то есть образом Христа Спасителя, который сам именуется образом, получается, образ — это одно из божественных имен Христа Спасителя. И действительно, если мы посмотрим на такие антропологические концепции первых святых отцов и христианских писателей, то мы увидим, что они часто соотносили образ, который в нас, не с тремя Лицами Святой Троицы, это такая классическая схема, которая появляется в антропологии святителя Афанасия Александрийского, может быть, у кого-то раньше, но после святителя Афанасия Александрийского это очень такая устойчивая параллель, которая присутствует в святоотеческой традиции. До святителя Афанасия Александрийского святоотеческой мысли было свойственно исходить из понятия «образ образа», то есть видеть в человеке образ Христа Спасителя. Но, собственно говоря, этот идеал никуда не делся, он остался, наша жизнь должна быть христоподражательной или христоцентричной, мы должны подражать Христу Спасителю, и в позднем византийском богословии это сравнение тоже оставалось. Но у святителя Афанасия Александрийского мы находим: Бог Отец — и в соответствии с первой Ипостасью Троицы человек наделён разумом, Бог-Слово, Бог Сын — и у человека есть логос-слово, Бог-Дух Святой — и человек обладает духом. Такая трёхчастность Троицы отражается в образе Божьем, тогда и задача перед человеком стоит немалая, то есть он должен иметь эти три части в правильном состоянии, его разум, его слово, его дух, они должны стремиться к Богу, они не должны омрачаться грехом, и потом святоотеческая антропология, да и не обязательно потом, я здесь не могу сейчас выстроить такую чёткую хронологию, но представление о разуме, как о главенствующем начале, и трёхчастная схема души по Платону: разум, гнев и гневное начало, и желательное начало, три, в святоотеческой антропологии эта платоновская схема была очень важна, можно сказать, она была такая школьная, хрестоматийная, то есть, возможно, были другие представления, было представление о том, что у души много сил, но эта трёхчастность души, она была такой базовой, и в этой базовой трёхчастности роль разума, как ведущего начала, очень велика.
А. Козырев
— То есть всё-таки в церковном учении разум чего-то стоит, да? Потому что иногда говорят: «надо совлечь с себя разум, наш греховный разум», вот юродство, есть такой тип.
о. Дионисий
— Ну, здесь разум или ум, иногда у славянофилов были такие разделения...
А. Козырев
— Рассудок.
о. Дионисий
— Есть рассудочное такое, земное, а есть разумное, умное, духовное. Но в самой святоотеческой мысли есть представление об уме-разуме, который является высшей силой души, а сама по себе душа — это высшая сила человека. Ну, конечно, у Филиппа Монотро́па всё по-другому в «Диоптрии» XI века, где не душа даёт советы телу, а тело даёт советы душе, плоть советует душе, почему? Потому что душа помрачённая, несовершенная, в своём несовершенстве она оказывается ниже плоти, и плоть, как менее павшая, чем душа, или совсем не павшая, она советует душе..
А. Козырев
— Я думаю, тут ещё такой жанр византийского сатирического диалога, где служанка учит госпожу.
о. Дионисий
— Ну, не в этом суть, вот основная схема — это господство разума, власть разума, сила разума, но внутреннего духовного разума, который, по сути, тождественен духу, тождественен духовной жизни и является источником духовной жизни, это не рациональный разум какого-то там доктора математических наук, а это разум подвижника.
А. Козырев
— Мудрость, да? Если можно так сказать.
о. Дионисий
— Ну, можно так.
А. Козырев
— Мудрый разум, то есть разум, который нацелен на то, чтобы как-то человеку правильно жить, правильно постичь образ Божий в себе.
о. Дионисий
— Но этот разум, он является высшей частью этого образа Божия, и когда он правильно руководит душой, а душа правильно руководит телом, то в таком случае человек идёт путём спасения, идёт царским путём, идёт путём приближения к Богу, постепенно восходит от одного барьера к другому, поэтапно.
А. Козырев
— Царский путь — это же путь для царей, а мы же не цари. Обычный человек, простой, он же не царь, как он может идти царским путём?
о. Дионисий
— «Царский путь» — это такое выражение, которое в «Исходе» встречается, когда Моисей просил царя Эдомского: «Разреши нам пройти царским путём», была система царских путей, а он сказал: «Нет, не разрешаю». И вот этот вопрос Моисея с отрицательным ответом стал основанием для Филона Александрийского, чтобы сформулировать уже такое духовно-нравственное учение о царском пути, а потом для святых отцов, чтобы святые отцы воспользовались образом царского пути для того, чтобы вообще сформулировать принципы христианского вероучения. Душа — да, она трёхчастна, она должна быть очищена, и образ Божий по-своему трёхчастен, но именно трёхчастность образа Божия сравнивалась святыми отцами с тремя лицами Святой Троицы. Трёхчастность души платоновская — я не помню, чтобы святые отцы именно с ней проводили такую троечную параллель.
А. Козырев
— А можно сравнить царский путь с золотой серединой Аристотеля, или это всё-таки разные вещи, вот избегать крайностей?
о. Дионисий
— Я думаю, что можно, но просто золотая середина — это более статичное понятие, а царский путь — это более динамичное понятие. Но, собственно говоря, сочетание статики и динамики, и такое диалектическое сочетание, оно очень свойственно святоотеческой традиции. Я всё, простите, у меня Никита Стифа́т в голове, потому что его читал, переводил, искал к нему параллели и получается, этот автор научил меня как-то так ретроспективно обращаться ко всей святоотеческой традиции. Ну вот у преподобного Никиты Стифата нахожу две категории: «стасис» — стояние, и «кинесис» — движение. Получается, это те категории, которыми пользовался автор Ареопагитик и, по сути дела, преподобный Никита, он где-то повторяет, где-то пользуется уже так более свободно этими категориями, он описывает приближение души к Богу, как приближение к Богу ангельских Небесных Сил, и они находятся в движении, и в то же самое время цель их в том, чтобы оказаться рядом с Богом и застыть рядом с Богом в таком священном стоянии, в священном восторге, в священном безмолвии. А церковная иерархия, у Ареопагита было шесть чинов церковной иерархии, а преподобный Никита Стифат увидел, что нет полной параллели, что девять небесных чинов, и только шесть церковной иерархии в Ареопагитиках, он тогда еще три чина добавил, получилось девять чинов небесной иерархии и девять чинов церковной иерархии, так сформировалось у самого Стифата в XI веке. И смысл чинов иерархии по Ареопагитикам, как такое приближение к Богу, уподобление к Богу, движение, приближение и стояние, и путь души, потому что в трактате «О душе» он описывает, как идет душа, и он использует для этого пути термин «васис», а «васис» — это «база», то же слово, что «база», происходит от слова «вэну» греческого, а «вэну» — это не просто шагать, а это «шагать твердым шагом», то есть когда человек идет, вот он совершает шаг, и он твердо на него опирается, то есть в самом слове «движение» заложена идея не только движения, но и стояния, мы говорим: «база», это что-то твердое, это основание, но это не просто основание, а это результат движения. И вот такая диалектика присутствует не только у одного автора и не только у нескольких авторов, это не просто интеллектуальная конструкция, которую святые отцы придумали для того, чтобы пофантазировать или чтобы выразить результат своих фантазий на бумаге, а это, собственно говоря, суть жизни православного христианина, и действительно, когда наши прихожане или братия обители, каждый индивидуально, сам, когда он живет без движения и без подвига, без труда, без напряжения, поддается обстоятельствам, делает то, что внешне важно, но не придает значения внутренним смыслам или откладывает эти смыслы на потом, или суетливо молится, или пропускает молитву и думает: «завтра помолюсь, завтра буду внимательно относиться к тому, чему сегодня не внимаю, сегодня я не почитаю Священное Писание, а уж завтра почитаю и пойму сполна». А завтра он думает о послезавтрашнем дне, а когда начинает читать, то читает очень невнимательно, в одно ухо влетает, в другое вылетает, потом идет учить других тому, чего не знает и не умеет сам, становится лицемером и привыкает даже к своему лицемерию, пытается себя самооправдать, и вместо того, чтобы смиренно двигаться вперед, он гордо двигается назад.
А. Козырев
— Как и все мы.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш гость, наместник Андреевского монастыря в Москве, игумен Дионисий (Шлёнов). Мы говорим о вере в Бога и познании себя, и вот этот ваш образ статики и динамики, у русского философа Владимира Ильина была такая работа: «Статика и динамика чистой формы». А Алексей Фёдорович Лосев (монах Андроник) говорил, используя неоплатонический термин, о «единстве подвижно́го покоя самотождественного различия». Не говорит ли нам это о том, что надо иногда делать остановки в нашей жизни, то есть надо двигаться, пребывать в движении, но всё-таки иногда задумываться о том, куда мы движемся, и создавать себе какие-то минуты такого покоя, подвижно́го покоя, чтобы не оказаться вдруг невзначай там, где не нужно?
о. Дионисий
— Здесь мы должны провести такое чёткое различие, то есть то движение, о котором писали святые отцы, это такое духовное положительное движение, которое не противоречит покою. Но есть другое движение, естественно, — это суета нашей жизни, и ход нашей жизни, который часто бывает достаточно обременён суетой, и несомненно, при этом втором варианте очень нужно останавливаться. Если нет возможности совершить длительную остановку, то хотя бы ту краткую остановку совершить, какая только возможна, остановиться хоть на две секунды, хоть на минуту. Это действительно очень важная тема, и очень актуальная, я думаю, для современного человека, потому что люди так устроены, что они хотят как можно больше всего успеть, и набирая обороты, набирая скорость в житейских делах, они иногда могут остановиться, но не хотят останавливаться, или они останавливаются внешне, но они не останавливаются внутренне, а для Бога, для веры спешка не нужна. Один из афонских монахов, очень высокой жизни человек, известный духовный писатель Моисей Агиорит, он выступал с разными докладами духовными в Греции в своё время, и оставил жития афонских подвижников, приезжал в Духовную академию, и в Духовной Академии он услышал слово «аврал» и сказал: «У нас, среди монахов, нет авралов», то есть этим он констатировал, что в жизни присутствует даже не просто остановка, что если человек живёт по заповедям Божьим размеренно, то может, у него вся жизнь такая духовная остановка. Но для современного человека очень важная, такая животрепещущая, актуальная тема, и для тех, для кого она актуальна, очень важно останавливаться. Остановка предполагает исполнение призыва апостола Павла к непрестанной молитве, апостол Павел говорит: «непрестанно молитесь», монахи с трудом исполняют это предписание, миряне благочестивые стремятся, не у всех получается, но те, у кого не получается, они не должны унывать, они должны знать, что они остановились душой и помолились, то есть они эту остановку сделали для Бога, такая остановка, в которой мы забываем о себе и помним о Боге. Надо сказать, что в максимах более поздних, византийских, там была формула не только «познай самого себя, чтобы познать Бога», но и «забудь самого себя, чтобы не забыть Бога». В одном произведении агиографическом есть такая формула.
А. Козырев
— То есть надо забыть себя, но помнить о Боге?
о. Дионисий
— Да, чтобы помнить о Боге, то есть такая память. Это разными мыслями выражается, например, святитель Герман II Константинопольский, это уже же второе тысячелетие, толкуя слова «отвергнись себя и возьми крест свой, и за Мною гряди», известные слова об отречении, призыв Христа Спасителя к своим ученикам после некоторого колебания и сомнений со стороны апостола Петра. И святитель Герман говорит: «Отречься от самого себя и взять свой крест — это означает вообще раздвоиться, то есть выйти за пределы самого себя, относиться к самому себе, как к человеку, который стоит рядом с тобой». Вот до такой степени напряжение, преодоление своего греховного «я» и несовершенства, и это, конечно, необходимо делать во время такой духовной остановки, потому что, когда человек очень спешит и пытается успеть все на свете, то в этот момент он занят внешними делами, у него нет времени для внутреннего сосредоточения.
А. Козырев
— То есть вот движение медленных городов, которое сейчас существует, медленные города, вот Светлогорск у нас в этом движении участвует, где образ черепахи, никуда не спешить, вот это не то, это такая секулярная, светская экологическая параллель, к тому, о чём мы с вами говорим, то есть надо не медленно что-то делать, а делать осмысленно прежде всего.
о. Дионисий
— Все эти образы, в том числе образ остановки, они имеют духовное значение, то есть можно по-разному остановиться, кто-то набрал скорость, и он должен трудиться до конца и без остановок двигаться вперёд, потому что остановка в какой-то ситуации будет тождественна или эквивалентна движению назад, и не всегда можно останавливаться, но для Бога нужна остановка, как и движение для Бога, то есть тот процесс, который происходит не для Бога, а для мира или в соответствии с принципами мира, может быть, сам по себе он нейтральный, не обязательно плохой, но он недостаточен, и поэтому надо всеми силами стараться хранить в своей жизни память о Боге непрестанно или хотя бы время от времени, но не думать, что если мы не можем непрестанно выполнять призыв апостола Павла, тогда мы вообще ничего не делаем и вообще не молимся, всё равно мы стремимся к тому, чтобы память о Боге проникала жизнь. Нельзя сказать, что память о Боге — это то, что только на остановке может позволить себе православный христианин, она всё равно должна проникать всю жизнь, и этим отличается, может быть, верующий человек, действительно, от маловерующего: тем, что у него сильнее живёт вера в душе, и он уже живёт вместе с этой верой, это уже неотъемлемая часть его жизни, и он не может от неё отречься ни на одно мгновение.
А. Козырев
— Как в Ветхом Завете сказано, по-моему, в книге пророка Иеремии: «Пойдём и не утомимся, полетим и не устанем».
о. Дионисий
— Да, так.
А. Козырев
— Меня всё время не покидает мысль, отец Дионисий, что в Андреевском монастыре возвращаются какие-то древние традиции, поскольку здесь всегда с особой чуткостью относились к греческому языку, к греческой богословской традиции. Действительно ли вы сейчас пытаетесь возродить эту традицию учёного монашества, которая в Андреевском монастыре была, и он славился, об этом в начале передачи говорили?
о. Дионисий
— Само понятие учёного монашества, оно не совсем однозначное, потому что, если есть учёное монашество, значит, есть «не учёное монашество», и те, которые будут именовать себя «учёными монахами», у них будет такая почва для гордости, тщеславия, надмения. Да и кто назовёт себя обладающим чем-то, потому что всё большее знание приводит к пониманию своего всё большего незнания. Но, действительно, исторически Андреевский монастыре был воссоздан Фёдором Ртищевым как училищный монастырь. В середине XVII века по трёхчастной схеме «филология, философия, богословие» здесь вёлся такой преподавательский цикл. Фёдор Ртищев — ктитор монастыря, как известно из его жития и жизнеописания, приезжал по вечерам в Андреевский монастырь для того, чтобы брать уроки греческого у монахов, и мне очень радостно, что сейчас мне, как наместнику монастыря, удаётся, я не скажу: возродить ту традицию, которая была, но привнести определённую лепту в то, чтобы Андреевский монастырь стремился к тому, чтобы продолжать оставаться и в то же самое время приобретать что-то новое, как училищный монастырь. Здесь проводятся семинары, занятия аспирантов Московской духовной академии, мне приходится также руководить аспирантурой. Здесь, через изучение греческого языка, через уроки греческого удаётся услышать это живое слово святоотеческой традиции при подготовке к проповедям. Я время от времени открываю греческие первоисточники и нахожу там те толкования, те святоотеческие мысли, которые можно простыми словами, без такой научной детализации, донести до слуха прихожан и чувствую определённый отклик, если прихожанам нравится такое святоотеческое богословие, им нравится святоотеческая аскетика. Прихожане — это очень тонкие люди, вне зависимости от тех специальностей и профессий, которыми они занимаются, и кажется, как будто бы такая аскетика Максима Исповедника для избранных, но она, и не только она из святоотеческом богословия, находит отклик, и это утешает, радует. Мы видим, что сама богословская наука, она очень глубоко взаимосвязана с духовным просвещением, и, может быть, принципы духовного просвещения, они даже сильнее связаны с принципами науки, чем может показаться на первый взгляд. Часто у нас существует отрыв, то есть учёные занимаются такой сухой наукой, и мы это наукообразие видим в разных научных журналах, статьи прекрасны, труд огромный, чтобы их написать, чтобы их издать, но круг читателей этих статей всегда очень узок, даже тогда, когда эта статья имеет очень широкий спектр смыслов и значений, но она написана таким языком, который доступен не всем, а просвещение, знание, образование — это, если хотите, внимание себе, то есть это повторение одного и того же. Например, чем отличается проповедь от научной статьи? Научная статья, она в систематическом виде излагает какую-то систему смыслов, взглядов, а проповедь, она берёт один стих Священного Писания, «да возьмет крест свой», и даже части этого стиха, двух слов, достаточно для того, чтобы сказать проповедь. Но это же не просто повторение, как ликбез, это повторение с углублением. Получается, что проповедь, в отличие от научной статьи, она даже глубже раскрывает тот смысл, который заложен, например, в этих двух словах: «да возьмет крест», она имеет своё духовное значение, и теория, практика...
А. Козырев
— Но проповедь тоже имеет древнюю структуру, то есть это же не просто романтическое какое-то описание, да?
о. Дионисий
— Это такой призыв к душе, обращение к душе, покаяние, то есть проповедь о покаянии, об исправлении, такие духовные смыслы. В Андреевском монастыре в XVII веке, так и говорится в описаниях, была возрождена традиция древнерусской проповеди, потому что после татаро-монгольского ига проповедь уменьшилась.
А. Козырев
— Ну вот «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — прекрасный образец.
о. Дионисий
— Да, но это древнерусская проповедь, до татаро-монгольского ига.
А. Козырев
— Да, да.
о. Дионисий
— И получается, что эти монахи, которые здесь были, они не просто исправляли тексты, они занимались разными трудами. Епифаний Славине́цкий, он переводил святых отцов, исправлял переводы, составлял духовные гимны, братия Андреевской обители потом пополнила преподавательский состав Славяно-греко-латинской академии, которую создали иеромонахи Софроний и Иоанникий Лиху́ды. Много несли разных трудов, но в XVIII веке Андреевская обитель стала сходить на нет, и в 1764 году, на волне секуляризации Екатерины Великой, она была просто закрыта и превращена в приходские храмы. Но и до 1764 года множество таких тяжелых, драматичных событий, которые, в общем-то, свидетельствуют так или иначе об упадке обители, а основной центр переместился в Славяно-греко-латинскую академию, но самый первый училищный монастырь был устроен здесь, в Андреевской обители. Сейчас, спустя огромное количество времени, я через любовь к греческому языку особо, может быть, как-то пытаюсь ощутить, понять, что же здесь происходило раньше и что мы можем сделать сейчас. То есть мы не должны копировать то, что было раньше, сейчас совершенно другие обстоятельства, в духовных академиях ведется учебный процесс, но, тем не менее, само значение языка, как первоисточника для святоотеческой традиции, оно очень важно.
А. Козырев
— Хочется поблагодарить вас за очень интересный глубокий научный, и в то же время пастырский рассказ о том, как через веру в Бога мы можем познать себя, и пожелать вам помощи Божией в тех делах духовного просвещения, о которых вы говорите, потому что огромное богатство святоотеческого наследия, во многом еще не переведенное, а если и переведенное, то не прочитанное вот таким обыденным прихожанином через вас, через ваши труды становится доступным, открывается людям. Поэтому помощи Божией вам в этом служении, и спаси вас Господи за эту интересную и глубокую беседу. Я напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас сегодня был наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). До новых встреч в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА, в программе «Философские ночи».
Все выпуски программы Философские ночи












