В сентябре 1941-го года немцы бомбили подступы к Полтаве. Детский врач Евгения Двойникова — молодая 25-летняя женщина, сидела в кабинете директора Полтавского горздравотдела.
— Тут вот какое, товарищ Двойникова, дело — отводя взгляд в сторону, протянул директор. — Руководство города не успело эвакуировать детский дом. Теперь об этом уже речи быть не может, враг подступил вплотную. Ну а Вы — педиатр, с детьми ладить умеете. Так что решено доверить вам руководство детским домом на время оккупации города. С вашего согласия, разумеется.
Как же так — в город с минуты на минуту ворвутся немцы, а ей предлагают остаться? Но в следующую секунду перед лицом женщины встали глаза несчастных сирот.
— Я согласна! — твёрдо сказала Евгения.
Так Евгения Ивановна Двойникова осталась в оккупированной Полтаве с тремястами детьми на руках. А вскоре их количество стало увеличиваться: многие родители оставляли своих чад у порога детского дома в надежде, что здесь они не умрут от голода.
А между тем, заготовленные в спешке запасы провизии быстро таяли. Евгения понимала: ещё день, от силы два — и кормить детей будет нечем. Но где достать такое количество продуктов в оккупированном городе?!
«Разве что у немцев!», — в отчаянии бросила бухгалтер детского дома, когда Двойникова пришла к ней посоветоваться. И вдруг Евгению осенило: ну конечно! Нужно пойти к немцам и попросить помощи. У них тоже есть дети, вдруг они поймут... И Евгения Ивановна отправилась в немецкую комендатуру.
Разговаривая с нацистским офицером, Евгения про себя молилась, чтобы вместо помощи фашисты не причинили детям вреда. О себе она не думала. Комендант с удивлением смотрел на худенькую молодую женщину, что-то горячо доказывающую ему на не очень хорошем немецком. Наконец, он сказал: «Дети... Да, детей нужно кормить!»
Так в детский дом стали поступать консервы, крупы, молоко, медикаменты. Вскоре Двойникова каким-то чудом, под предлогом эпидемии, выхлопотала у немцев разрешение повесить на двери детдома табличку, запрещающую, кому бы то ни было, кроме персонала, заходить в его помещение. Это позволило Евгении Ивановне укрывать и спасать от неминуемой гибели десятки еврейских детей.
Когда настала долгожданная победа, Евгения радовалась: за время войны не погиб ни один воспитанник остались в живых и все 45 человек персонала. Но уже в августе 1945-го женщину вызвали в НКВД и объявили фашистской пособницей.
— Что же я должна была делать, ведь на мне лежала ответственность за жизни детей, их нужно было чем-то кормить! — возразила Евгения Ивановна на нелепое обвинение.
— Лучше бы эти дети умерли от голода, но вы бы остались честным человеком — ответили ей.
Двойникову приговорили к расстрелу как врага народа, затем приговор всё-таки изменили на 10 лет лагерей. Так советская власть отблагодарила Евгению Ивановну за то, что в тяжелейшее время она сохранила детские жизни.
В 1993 году Евгению Двойникову реабилитировали. Она прожила долгую жизнь и не жаловалась на то, как непросто она сложилась. Все, кто хоть немного знал эту удивительную женщину, говорили, что для неё просто не существовало плохих людей — всех она считала хорошими и добрыми. Только так, говорила Евгения Иановна, и можно жить счастливо.
Пасхальное утро в натюрморте Станислава Жуковского
«Пасхальный натюрморт» — воспоминание художника о светлом Христовом Воскресении 1915 года, которое Жуковские встречали на даче под Тверью. На рассвете семья живописца вернулась домой после пасхального богослужения и спешит сесть за праздничный стол.
— О, Маргарита Константиновна, у вас новая картина на стене! Замечательная репродукция работы Станислава Жуковского «Пасхальный натюрморт»! Я видел это полотно в Третьяковской галерее и должен сказать, что здесь прекрасно переданы краски подлинника, оригинальное цветовое решение. Смотрите, в полумраке гостиной, обставленной мебелью красного дерева, сочным пятном — круглый стол, накрытый белоснежной скатертью и ярко сервированный.
— И тёмное пространство комнаты — словно рама, которая подчеркивает радостную светлую палитру праздничного стола. Здесь и нежная зелень и голубизна гиацинтов, и золото апельсинов, и разноцветье крашеных яиц.
— Меня только знаете, что удивляет, Маргарита Константиновна? Почему скатерть лежит так небрежно? Даже часть столешницы осталась открытой. Как будто готовили трапезу спешно, впопыхах.
— Нет, Андрей Борисович, готовили тщательно, а спешно накрывали на стол. Мы видим на картине раннее пасхальное утро. Полотно написано в 1915 году, Жуковские тогда встречали светлое Христово Воскресение на даче, в усадьбе Островки, в поселке Молдино под Тверью. Художник запечатлел воспоминание: семья только что пришла с пасхального богослужения. Всю ночь родные молились в маленькой деревянной церквушке Успения Пресвятой Богородицы. С рассветом усталые и счастливые они вернулись домой и спешат подкрепиться праздничными яствами
— Какое знакомое светлое чувство! Ты не спал всю ночь, и хотя усталость одолевает и ноги уже не держат, но в ушах все ещё звенит ликующее «Христос Воскресе!», и душа поет. В этот момент, действительно, не обращаешь внимания на такие мелочи, как сбившаяся на столе скатерть. А пасхальная еда кажется продолжением радости, её материальным воплощением.
— Потому блюда пасхального стола и готовятся заранее, с особым вниманием и настроем. И почти каждое из них связано с памятью о главном событии в истории человечества — победе Христа над смертью.
— Так, предание о Марии Магдалине объясняет традицию красить яйца на Пасху. Святая дошла с проповедью до Рима, где возвестила императору Тиберию: «Христос Воскресе!». А правитель ответил: «Этого не может быть, как вот это куриное яйцо, лежащее на столе, не может стать красным». И в этот миг случилось чудо — яйцо окрасилось в алый цвет.
— Другие блюда пасхального стола тоже имеют свою историю Кулич, например, называют домашним артосом. Это, как вы помните, такая большая просфора, которую освящают один раз в году, на Пасху.
— Конечно, помню. Интересно, что традиция освящения артоса тянется с евангельских времен. Апостолы, когда собирались на трапезу, место во главе стола оставляли Христу и полагали там хлеб. И артос символизирует незримое присутствие Спасителя в нашей жизни. А освящённый кулич — это, как вы верно заметили, подобие праздничной просфоры на домашнем столе.
— А вот на картине ещё одно праздничное блюдо — творожная пасха. Яство недаром носит название праздника — его вкус должен напоминать о радости Царствия Небесного, открытого для человека после Воскресения Христова.
— О Рае напоминает и обилие цветов на столе. Гиацинты, подснежники...
— Жуковские специально выращивали их к празднику. За подснежниками Станислав Юлианович ходил в лес, как только появлялись проталины. Прошлогодняя пожухлая трава обнажалась, художник выкапывал из мёрзлой земли корни цветов и сажал их дома в ящик с землёй, чтобы они расцвели к Пасхе.
— Есть всё-таки в таких предпасхальных заботах особый смысл. Человек хлопочет о земном, но сердце его устремлено к Богу.
— Станислав Жуковский в своём «Пасхальном натюрморте» смог отразить и гастрономические подробности праздничного стола, и ликование о Воскресении Христа. Разделить радость художника может всякий, побывав в Третьяковской галерее.
5 мая. О славном Христовом Воскресении
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О славном Христовом Воскресении, — священник Алексий Долгов.
5 мая. О радостной вести о Воскресении Христа
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О радостной вести о Воскресении Христа, — священник Алексий Дудин.