«Воспоминания об о. Александре Мене». Светлый вечер с прот. Вячеславом Перевезенцевым (10.09.2018)

А.Пичугин:

— «Светлый вечер» на светлом радио. Здравствуйте, дорогие слушатели! Меня зовут Алексей Пичугин. Сегодня важная программа — для меня лично, в первую очередь, я думаю, что и для многих из наших слушателей. Мы сегодня будем говорить, вспоминать протоиерея Александра Меня. Вчера очередная годовщина была со дня его трагической гибели — 28 лет уже в этом году исполнилось. Я не был, конечно же, с отцом Александром знаком, я не могу сказать, что меня привели в Церковь, в своё время, его книги, но, тем не менее, наиболее важные люди, которые мне встречались в Церкви за те годы, что я там... смею надеяться, что в ней нахожусь, они, так или иначе, были связаны с отцом Александром Менем. Кто-то был с ним хорошо знаком лично, кто-то входил в общину отца Александра, кто-то общался с ним, может быть, кратко в 60-е годы, но это абсолютно повлияло на их дальнейшую судьбу. Так, что для меня имя отца Александра — оно как-то лично очень важно, и я смею надеяться на то, что отца Александра добрым словом вспоминают и кто-то из наших слушателей, а то и многие из наших слушателей. Сегодня в этой студии хорошо нашим постоянным друзьям, слушателям знакомый протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая в деревне Макарово — это неподалёку от Черноголовки, в Подмосковье. Отец Вячеслав, рад Вас снова у нас приветствовать, здравствуйте!

О.Вячеслав:

— Добрый вечер!

А.Пичугин:

— Насколько я понимаю, в тот день, 28 лет назад, Вы должны были встретиться с отцом Александром, но не дождались его — он не пришёл на встречу... собственно, вот, потому, что произошло то, что произошло. Уже становится понятным, что вы были хорошо лично знакомы.

О.Вячеслав:

— Ну... да, я был хорошо знаком с отцом Александром, хотя очень... очень непродолжительно, очень краткое время. И вот, 9 сентября — это было Воскресенье — 28 лет назад, как и в этом году — это тоже Воскресенье, я тогда был семинаристом, уже год я отучился в Семинарии. И последнее время у нас была с отцом Александром такая договорённость — он жил недалеко от Лавры, на станции «Семхоз» — что я садился, собственно, в Посаде, и следующая станция была «Семхоз», и надо было сесть в предпоследний вагон электрички, и он туда подсаживался, и вот, небольшое время — где-то полчаса — до Пушкино мы могли быть вместе, и что-то обсудить, о чём-то поговорить, а затем уже добирались до храма. И вот, так было несколько раз, и это было, конечно, замечательное совершенно время. Но в этот раз отец Александр не сел. Я приехал в храм...

А.Пичугин:

— В Новую Деревню.

О.Вячеслав:

— ... в Новую Деревню, да, это храм Сретения Господня в Новой Деревне — небольшой, деревянный, очень уютный храм, который когда-то стоял на станции Пушкино, а потом его в 20-е или 30-е годы просто перенесли подальше от... в Деревню туда, на Старое Ярославское шоссе. Там и служил последние годы, последние... ну... 20 лет отец Александр. И мы ждали, прихожане — людей было много, и это было очень тревожно. Потому, что отец Александр вообще никогда не пропускал службу. Даже если он был тяжело болен, с большой температурой — а я такие тоже моменты застал в его жизни — он всегда приходил на службу. Поэтому была страшная тревога, волнение. И когда, спустя уже какое-то время, уже вернувшись в Москву, к вечеру дошла до нас весть о том, что он был убит — это было, конечно, страшное потрясение. Вот... вечером же этого дня его привезли в храм, и до своих похорон, которые пришлись на День Усекновения главы Иоанна Предтечи — праздник, который будет завтра, он находился в храме, и мы, прихожане, несли там дежурство, читали Евангелие непрерывно всё это время, и это было, конечно, совершенно потрясающе. Время, про которое как-то очень... мне кажется... ну... трудно говорить, потому, что, одновременно, это было понимание страшной беды, трагедии, скорби, но и, в то же время, ощущение... ну... какого-то величия, торжества. Потому, что было понятно, что произошло, и начинается какое-то совершенно новое время. Время, к которому, так или иначе, ты оказался причастен. Потому, что вот так Господь сподобил, что ты был рядом с этим человеком, который всю жизнь, с очень раннего детства буквально, посвятил на то, чтобы служить Христу.

А.Пичугин:

— А как вы познакомились?

О.Вячеслав:

— Моё знакомство с отцом Александром произошло за 3 года до этих событий. Дело в том, что я, будучи крещёным в младенчестве, как и часто тогда бывало, даже и в советское время, потому, что мои родители были, в общем-то, из деревни, и в Москву они приехали... то, что называется... по лимиту, как это называлось тогда, а бабушка у меня была очень верующим человеком, и, в общем-то, меня крестили в деревне, но я воспитывался в совершенно обычной советской атеистической семье, и, в общем-то, про Бога ничего не знал. И когда, уже будучи студентом... хотя я учился в техническом ВУЗе, но у нас как-то так вот получилось, что ребята, которые вместе со мной учились, они... у нас были какие-то такие вот... гуманитарные интересы, что ли. Мы читали книги, ходили в театр, в кино... ну, в общем, как-то вот, так сказать, это было для нас очень важно. И за книгами русской классики — за Достоевским, за Толстым — вот как-то хотелось что-то ещё читать. И эти книги попались. Потому, что... я учился в МИИГАиКе — это один из таких, старинных институтов Москвы, собственно, он — второй после Московского Государственного Университета, и там была замечательная библиотека.

А.Пичугин:

— Геодезии и картографии?

О.Вячеслав:

— Геодезии и картографии, да. Замечательная библиотека, дореволюционная ещё, естественно, куда не пускали студентов, но она была, и мы нашли, в общем, туда доступ.

А.Пичугин:

— Вот эти корпуса на Курской и Казакова?

О.Вячеслав:

— Да, да, да... это Гороховский переулок за храмом Никиты-Мученика... замечательные совершенно...

А.Пичугин:

— Ну, да, родные и для меня места уже...

О.Вячеслав:

— И там, в этой библиотеке... так сказать... ну, как бы... неофициально, но вот я стал читать и Владимира Соловьёва, и Булгакова, и Бердяева, и отца Павла Флоренского. И, в общем, так получилось, что хотелось больше узнавать, и меня познакомили с человеком, о котором сказали, что вот у него есть такие книги, и он их даёт читать. Я оказался в доме Сергея Сергеевича Хоружего, который тоже, кстати, здесь бывал...

А.Пичугин:

— Да, бывал, бывал...

О.Вячеслав:

— ... совершенно удивительного, уникального человека, энциклопедических знаний. Потому, что он сам, по образованию, физик, математик, но, в то же время, он и переводчик, и богослов, и философ — такой, с большой буквы этого слова. И мы много с ним общались. Он давал книги. Вот, я очень хорошо помню, как-то, в очередной раз, я вернул ему книгу — это был огромный том отца Павла Флоренского «Столп и утверждение Истины», который я прочитал захлёбом...

А.Пичугин:

— И всё это — самиздат. Или — тамиздат?

О.Вячеслав:

— Нет, нет, это был — репринт такой. Это был тамиздат, репринтное издание 1914 года, и я его даже сфотографировал на фотоаппарат, чтобы у меня остался текст этот — это 800 страниц!

А.Пичугин:

— Да, вот... я и хотел спросить — это, в общем-то, немаленькая книга-то! Перефотографировать все 800 страниц...

О.Вячеслав:

— Но главное, знаете... я понял, что я... сколько я уже таких умных книг прочитал, и я точно знаю, что... ну, понятно, что Бог — есть, но мою жизнь это никак не меняет, это знание — не меняет! Есть это знание, но нету веры, и я не очень понимал, что делать. И вот, в предисловии к этому... это его была диссертация в Академии московской... отца Павла Флоренского — там были замечательные слова, который как-то меня очень сильно потрясли. Он говорит, что эта книга, вообще, о Церкви, но понять, что такое Церковь — невозможно. Невозможно описать жизнь Церкви — словами. Церковь — это жизнь, и как любая жизнь — к ней нужно приобщиться, нужно войти внутрь этой жизни, и тогда только мы сможем изнутри что-то понять. Как нельзя научиться плавать по самоучителю, хотя там будет очень всё правильно написано.

А.Пичугин:

— А, при этом, Вы заходили в храмы?

О.Вячеслав:

— Ну... я, конечно, заходил, потому, что мне это было интересно — иконы, культура, там... но вот исключительно с такой... с историческо-культурной стороны меня всё это интересовало.

А.Пичугин:

— Вот, есть такой фрагмент... кадр... из «Я шагаю по Москве» — когда он заходит в храм, а там — непонятное для него пространство.

О.Вячеслав:

— Да... но я даже и не искал этих ответов — мне просто было там... как-то интересно всё это. И вот, тогда я, собственно, Сергея Сергеевича и спросил, и говорю: «А — как... куда мне прийти, чтобы вот к этой жизни приобщиться?» Как Вы сказали, я заходил в храмы в Москве — на Соколе у нас был ближайший храм, там где я жил, «Всех святых» — но... и куда дальше? И он так сказал, что: «Да, конечно же, это, в общем, не простая история. И я Вас познакомлю с человеком, который сможет Вас ввести в эту жизнь Церкви». И вот тогда уже он мне дал почитать книги отца Александра. Я помню, это был «Сын Человеческий» под псевдонимом Андрей Боголюбов, «Таинство. Слово. Образ.» — вот эти вот книги. А затем, летом... 1987 года, кажется, это было, я поехал в Новую Деревню, в храм, где отец Александр со мной познакомился, и он мне сказал тогда, что для того, чтобы войти в Церковь, нужно пройти подготовку, катехизацию.

А.Пичугин:

— А если вот сейчас чуть-чуть отвлечься от самого прихода в Новой Деревне, 1987 год — год до 1000-летия Крещения Руси, и очень у многих, вот, с кем я ни говорил на такие, церковно-исторические темы поздних лет советской власти, у всех довольно разный взгляд. Кто-то говорит, что: «Да, год до 1000-летия Крещения Руси — ну, институт уполномоченных работает, и вся вот эта машина советская антицерковная работает в полную силу, и работает не до 1988, а до 1991 года», кто-то говорит: «Ну, 1987 — конечно, уже было легче, а в 1988 — так и вовсе стало просто». А вот у Вас — какое впечатление было? Почему ещё я Вас об этом спрашиваю: потому, что приход отца Александра — он всегда был особенным, и... как это ощущалось в Новой Деревне?

О.Вячеслав:

— Ну... вот, старые прихожане, да... и вот, я попал, как раз, на такую группу — на домашнюю, катехизационную, к Андрею Черняку — вот, по ним чувствовалось, что они, как раз, очень всё это... ну... чувствуют вот это время. У нихбыли обыски, за ними приходили... отца Александра в 1985 году — он, буквально, был на грани, чтобы его не посадили. Страшная статья в газете «Труд»... значит... «Крест на совести», там, да... и, в общем, всё — таскали почти каждый день на Лубянку — это, буквально, было вот... два года назад! И, понятно... но у меня этого ещё не было.

А.Пичугин:

— А Вы чуть позже пришли.

О.Вячеслав:

— Да, я чуть позже пришёл. И мы, даже когда собирались — ну, мы, там, всё это делали тайно... например, это был, как будто, день рождения, мы должны были с тортиком приходить, и нельзя было по телефону сказать: «Какую главу Библии мы будем читать?» или ещё чего-нибудь. Ну, вот... всё это было... да. Мы приходили... ну... как оказалось, все эти страхи, слава Богу... время уже изменилось, да. Оно уже изменилось... хотя, я когда уже поступил в Семинарию... Я помню, например, в 1989 году 7 ноября — у нас было большое торжественное заседание всей Семинарии и Академии, посвящённое Великой Октябрьской Социалистической Революции, и очень достойный преподаватель, архимандрит Платон, нам делал доклад об этом всём. Красные флаги висели по всей Семинарии...

А.Пичугин:

— Ну, а что можно было поделать?

О.Вячеслав:

— Ну, да... но уже в городе не висели, а у нас — висели!

А.Пичугин:

— Да... это чьи-то воспоминания были... я уже не помню, чьи, когда кто-то из студентов вышел на какое-то послушание на Первомай, и руководство Семинарии — в глухие советские годы — разбиралось: как же так, почему студенты работают в Первомай?

О.Вячеслав:

— Ну, да. Но вот, в общем, так получилось, что, как раз вот, спустя какое-то время — несколько месяцев, когда вот я, вместе со своими товарищами ( нас было несколько человек ) — мы готовились к Воцерковлению. Мы читали Библию, мы изучали христианское вероучение, и затем уже была вот Исповедь, и было Причастие — то есть, это вот так, и отец Александр благословил начать этот путь церковной жизни. Так я, собственно, стал прихожанином храма Сретения, а затем уже и духовным чадом отца Александра.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель Никольского храма в деревне Макарова — это неподалёку от Черноголовки, в Подмосковье — гость программы «Светлый вечер», и мы сегодня вспоминаем отца Александра Меня. Отец Владимир Лапшин, по-моему, вспоминал, что когда он собирался поступать в Семинарию, отец Александр Мень его отговаривал от этого, и объяснял тем, что: «У тебя сейчас есть вот этот вот Евангельский кружок, в котором у тебя больше свободы, гораздо больше свободы, чем у нас, священнослужителей, в этой системе. Ты можешь собираться, говорить о Библии, Христе, читать всё это, обсуждать — у нас нет такой возможности, мы сжаты всеми возможными рамками. Так, что ты много раз подумай, прежде, чем ты, всё-таки, поедешь в Лавру». А когда Вы поступали, в конце 80-х, такая же была история, или, всё-таки, было понятно, что что-то меняется, и он относился по-другому?

О.Вячеслав:

— Я думаю, что было понятно, что что-то меняется. Мне, кстати, рекомендацию давал именно отец Владимир Лапшин. Потому, что отец Александр сказал, что «с моей рекомендацией могут быть проблемы». И он мне, кстати, тогда говорил, что: «Я мало кого благословляю, потому, что учиться в Семинарии, вот... но... да, я бы хотел, чтобы Вы учились». И он меня готовил, давал книги, мы их разбирали — то есть, к поступлению в Семинарию я готовился. И, надо сказать, что даже... в общем-то, эта подготовка была такого уровня, что те годы учёбы, когда я учился, я... в общем... почти ничего нового я там не узнал, потому, что — то, что мы... вот... подготовились с отцом Александром — этого было уже достаточно для того — на самом деле, не очень, правда, большого — уровня знаний, который на то время в Семинарии был. Мне кажется... мне бы очень хотелось вот, всё-таки, несколько вернуться к отцу Александру...

А.Пичугин:

— Да, да, давайте...

О.Вячеслав:

— ... да... потому, что... понимаете... ну, вот, проходит время... и оно сильно изменилось. Вот эти вот... почти 30 лет — наша жизнь очень сильно изменилась, и те условия, в которых жил, служил, проповедовал, писал свои книги отец Александр — для многих уже просто они не очень понятны. Что это за такое время, да? И в каких условиях находилась Церковь... Сейчас, казалось бы... ну, подумаешь, человек, да вот — был писатель, он был, правда, замечательным духовником, он созидал приход, у него приход был разбит на какие-то группы, кружки — но это же совершенно естественно! Сейчас, правда, слава Богу, этого — много в Церкви. Но тогда это было совершенно уникально. И, вообще, если говорить об отце Александре, то, мне кажется, что его... некая уникальность состояла в том, что он... ну... как бы... он выбивался, не подпадал ни под какой такой... стереотип, какое-то расхожее мнение о нём, которое сейчас можно слышать. «Ну, отец Александр Мень, там вот — понятно, там... либерал, экуменист...» — или ещё как-то могли назвать...

А.Пичугин:

— Или наоборот.

О.Вячеслав:

— Или наоборот. Вот, он не... его уникальность была в том, что он... ну... был, как бы, больше, шире всех вот этих вот каких-то стереотипов. Для такого... ну, что ли... казённого образа «советского попа», он был очень эрудирован, образован. И когда люди с ним встречались — об этом много свидетельств — вот, просто люди, его современники, и узнавали, что он — священник, они были поражены: «Разве так бывает? Разве священник может так много знать, так прекрасно говорить?» — это было поразительно для людей, может быть, даже и далёких, совсем далёких от Церкви. И сколько таких свидетельств! Начиная, там, от Сергея Юрского, который его встретил ещё в 60-х годах, и потом эту встречу вспоминал и после того, как крестился, спустя много лет после этого. Он говорил, что: «Для меня это была самая, может быть, главная встреча, которая меня привела в Церковь».

А.Пичугин:

— То же самое, абсолютно, говорил мой, уже покойный, духовник, к которому я когда-то пришёл в Церковь, воцерковлялся там — отец Александр Шумаев. Он рассказывал, что встретился он, и какое-то время общался, недолгое совсем, с отцом Александром Менем, будучи совсем некрещёным... ну, крайне далёким от Церкви человеком, в 60-е годы. А крестился, спустя, там... десятилетие, больше даже. Но он, уже потом, уже в конце 90-х, в начале 2000-х, нам говорил, что это была одна из самых важных, наверное, знаковых встреч. И он очень часто вспоминал отца Александра. Они, по-моему, с тех пор так и не виделись... виделись, но... где-то кратко... но вот ту встречу 60-х годов он вспоминал до конца своих дней. Говорил: «Я к Меню подошёл: «Я некрещёный», — приехал, привёз меня кто-то Меню показать, в 60-е годы, а он ко мне подходит и говорит: «Ну, что же ты творишь? Ты же будешь священником когда-нибудь!»

О.Вячеслав:

— Для многих таких его — и знакомых, и друзей, и вообще... там... интеллигентов, диссидентов — да, он был человеком как бы несколько осторожным, что ли. Он никогда не участвовал в каких-то вот политических, там... не знаю... акциях, не подписывал никаких воззваний. То есть, он, понятно, что очень многому сочувствовал, был рядом много с кем — начиная, там, он Солженицына, отца Глеба Якунина — но сам никогда в этом не участвовал. И это было совершенно принципиально для него. Потому, что он был... я об этом ещё скажу... он был...

А.Пичугин:

— Ну, не всем же выходить на площади! Это абсолютно разные формы жизни, деятельности, служения, если уж так, как-то, высоко говорить, да? Для отца Глеба Якунина, для отца Николая Шлимана, наверное, это было важно, и в этом — их огромная заслуга, и ценность того, что они сделали это. Но ведь не меньшая заслуга отца Александра в том, что делал он.

О.Вячеслав:

— Да, конечно, конечно! Но тут очень важно понять, что вот эта правда — это его совершенно органичный выбор. Выбор, который коренится, собственно, в самой его миссии, в его жизни. Кто-то назовёт его... ну... модернистом, да, экуменистом, но, при этом, для людей, для которых, и правда, это очень важно, он был слишком укоренён в церковной традиции. Он её не просто знал, не просто понимал, а он из неё вырос. Потому, что мало кто знает, что, как раз, истоки его, собственно, церковной жизни... Мы — многие, большинство из нас сегодняшних — и священников, и прихожан — мы пришли в Церковь из атеизма, от неверия — к вере. Но он-то, как раз, не просто был в младенчестве крещён, а с младенчества в Церкви был воспитан. Его... хорошая подруга его мамы и его тёти, которая воспитывала... которую и я застал — Мария Витальевна Тепнина — которая прошла и лагеря, и которая была близкой к его семье, она рассказывала, что первые слова, которые он написал, будучи четырёх лет, это была фраза из Апостола Павла, из Послания к Римлянам: «Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром».

А.Пичугин:

— Но, я так понимаю, что это было домашнее образование.

О.Вячеслав:

— Ну, конечно.

А.Пичугин:

— То есть, Церковь в его жизни появилась позже гораздо — как форма?

О.Вячеслав:

— Ну, почему? Как раз, не позже. Потому, что... и он был крещён — тогда уже в Загорске, где они жили... потом уже стали жить, а тогда просто приехали — отцом Серафимом Батюковым — был замечательный такой вот старец, который был очень тесно связан с «мечёвцами», с Маросейкой. Он был настоятелем Сербского Подворья на Солянке. А затем уже был в катакомбной... непоминающим. Вот, он крестил его маму, и крестил его самого. Он умер в 1942 году, и до этого времени вот они приезжали. А потом уже воспитывался — они жили, как раз, в Сергиевом Посаде — и была такая схимонахиня Мария, которая оставила в нём огромный след. То есть, он, как раз, был причастен... многие... они были... ну, такими... связаны с владыкой Афанасием Сахаровым, и когда в 1946 году владыка Афанасий благословил вернуться в Патриаршую Церковь, то они оказались, собственно, в Патриаршей Церкви. С 15 лет, по благословению той же схимонахини Марии, отец Александр прислуживал в Алтаре — кстати, с будущим митрополитом Филаретом ( Вахрамеевым ), который был экзархом Белорусским. То есть, он был очень укоренённый в самой, собственно, Церкви, и жил этим, воспитывался. Понятно, что была школа, в которой он учился...

А.Пичугин:

— Советская школа?

О.Вячеслав:

— Советская школа, обыкновенная. У него очень мрачные о ней воспоминания, и замечательные стихи, хотя школа была, и правда, такая, жуткая. Но, на год старше него, там учился Андрей Тарковский, Андрей Вознесенский — в общем, вот...

А.Пичугин:

— Она, может быть, была жуткая, но одна из... не из самых плохих в Москве.

О.Вячеслав:

— Наверное, но... в общем, есть его воспоминания об этой школе, да... не очень такие... так сказать, не лицеприятные. Хотя, он вспоминает, что были и неплохие учителя, но вот это очень важно. И потом, его духовные наставники были люди, причастные вот той традиции, которая, казалось бы, оборвалась. Потому, что храмы закрывались, священники... люди... понятно, были рассеяны, многие были убиты, изгнаны — но он был причастен. Как и той живой традиции, которая, всё-таки, до конца не умерла, не удалось её удушить до конца. И — книжной традиции, да. Потому, что вот, как раз, книги, которые удавалось ему читать ещё с детства, они оказали на него огромное влияние. Русская религиозная философия, и книги дореволюционных наших богословов, и так далее. То есть, в этом смысле, он был очень укоренён именно в Православной традиции. Он очень её знал, и очень любил. Но, при этом, он понимал, что, в общем-то, Церковь, как любой живой организм, должна меняться. Вот это удивительное ощущение — то, что, правда, не всякий может уловить. Как в любом живом организме — есть некий скелет, и есть то, что держит этот скелет. Скелет — он должен быть жёсткий, твёрдый, без него нельзя, потому, что... ну, вы уберите скелет из организма — и что останется? Просто какая-то мокрая лужа, так сказать. Это совершенно будет не способный организм — без скелета, тогда он не может никуда двигаться. Но если, условно говоря, скелет парализует всё, и то, что на нём держится, оно тоже каменеет, костенеет, то тогда тоже — жизнь уходит из такого организма, он просто, так сказать...

А.Пичугин:

— Он просто может осыпаться...

О.Вячеслав:

— Да, осыпаться... коченеет, превращается в труп. И вот это вот удивительное сочетание — неизменного, верности традиции, и, в то же время, понимание, что что-то должно меняться, жить, дышать и быть в таком... пространстве свободы — вот это у него очень... он это хорошо очень чувствовал. Он собой это очень нёс.

А.Пичугин:

— А, может быть, это потому, что те люди, которых Вы сейчас назвали, которые сильно повлияли на него в детстве, в юности — это люди из начала ХХ века, того времени, когда у многих таких... действительно, живущих в Церкви людей, было именно это ощущение — что она должна меняться. Оставаясь, в своей основе, той же самой Церковью Христовой, она должна меняться — быть более открытой людям, быть более понятной в начале ХХ века, и теперь уже — в начале XXI. И вот эти люди, прошедшие через страшные лишения — кто-то через лагеря, кто-то в катакомбах — они вот там сохранили именно этот дух, и передали его таким людям, как отец Александр. А кто-то был не укоренён в этой традиции, и воспитывался по-другому. И поэтому возникало какое-то своё представление о том, какой может быть Церковь, какой она должна быть.

О.Вячеслав:

— Ну, вот... да, смотрите, здесь очень важно — мы можем перечислять вот те позиции, там, и дальше, да? Для кого-то там, для людей, привыкших мыслить рационально, он был слишком мистичен, наоборот, для людей, которые привыкли к какой-то мистике, к тайнам, он был слишком рационален, ну, и так далее. Но, при этом, удивительно, что это была не эклектика какая-то, не просто, так сказать, набор вот разных таких вот... ну, бывают люди одарённые, понимаете — и то умеет, и то, и ко всему, там... так сказать... а ведь это, конечно же, очень подходило к личности отца Александра. Потому, что за что он ни брался, он делал всё это очень хорошо. Он прекрасно рисовал, он писал стихи, и он был прекрасным литератором — его книги написаны удивительным слогом — это талантливый писатель! Он пел, он играл на гитаре, ну... в общем, всё... он был учёным — на самом деле, это всё составляло как бы некие грани очень цельной личности. Вот, цельность — это, такое... очень редкое свойство, вообще, у людей. Мы... как бы... у нас не хватает этого — целомудрия, этой цельности, мы раздроблены, мы как-то разбиты. И, когда в человеке встречаешь эту цельность, это всегда поражает, не может не поражать. Но цельность, она связана ещё — с целью. То есть, если есть некая цель — ради чего — то тогда всё, что в тебе есть, вот... как бы... твои какие-то таланты, они... как бы... собираются в некий единый организм, потому, что есть то, что вот это притягивает. Вот, Борис Чичибабин, замечательный поэт, говорил про отца Александра, что, если б можно было его с кем-то сравнивать в поэзии, то он был похож бы на Пушкина. Вот, это — Пушкин в христианстве. Пушкин был тоже таким... очень цельным человеком. Мне вспоминается один диалог отца Александра с кем-то из своих прихожан, который я встретил в воспоминаниях о нём, который, казалось бы вот, немножко на другую тему. Человек спрашивает: «Отец Александр, вот как же так? Вот, Вас окружает так много людей, среди них так много девушек, женщин... вот, Вы не испытываете какую-то, может быть, неловкость от этого? Может быть, какие-то мысли возникают, какие-то соблазны?» И отец Александр отвечает ему, что: «Ну... у меня так не бывает, и никогда этого не было. Потому, что я занят другим». «Я занят другим», — и это всегда чувствовалось. Вот, то, чем он занят... то, чем он был занят — это был Христос. Понимаете? Вот, не просто даже, там, церковное служение, не просто богословие, или, там, пастырство, духовное попечение... на самом деле, он был занят Христом. Всё, что бы он ни делал! А он много мог делать. И писать книги, и кого-то наставлять, и поддерживать, и молитва, и, в последние уже годы, какие-то планы организационные, там, вокруг него много чего делалось... но, на самом деле, в центре всегда был Христос.

А.Пичугин:

— У нас — перерыв, минута буквально — середина программы. Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая в деревне Макарово — это в Подмосковье, неподалёку от Черноголовки. Мы вспоминаем сегодня отца Александра Меня. Через минуту — вернёмся.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Мы возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня в гостях у нашей программы протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая в деревне Макарово — это в Подмосковье, неподалёку от Черноголовки. И сегодня мы вспоминаем отца Александра Меня. Вчера — 28 лет со дня его гибели было, и поэтому мы говорим сегодня о нём. Да и вообще — это наше большое упущение, что за 4 года наших программ «Светлого вечера»... здесь, в этой студии было очень много людей, которые связаны с отцом Александром, хорошо с ним были знакомы, были прихожанами, вместе с ним писали, приезжали к нему, и... как-то вот мы не делали отдельной программы, за что как-то вот даже себя чувствую виноватым, но, тем не менее, сегодня пытаемся как-то это исправить. С отцом Вячеславом Перевезенцевым вот сейчас мы вспоминаем. Отец Вячеслав хорошо знал отца Александра Меня — в последние годы, в 80-е, уже в конце 80-х годов. Вы хотели несколько цитат сейчас привести...

О.Вячеслав:

— Да, мне кажется очень важным, Лёша, чтобы мы просто... если не голос отца Александра здесь услышали, да... ну... это, на самом деле, мне кажется, очень важно, и сейчас есть такая возможность...

А.Пичугин:

— Голос — любой может услышать.

О.Вячеслав:

— Да, да... можно найти, и в Интернете есть его лекции, его беседы, проповеди — и это замечательно.

А.Пичугин:

— Вы знаете, вот прежде, чем Вы сейчас цитаты приведёте, я как-то задался целью найти... много, действительно, выступлений — телевизионные выступления есть, радио, голос записан, проповеди... а практически нет Богослужений. Я только единственное, что видел — это фрагмент Пасхальной Литургии. А больше... хотя, наверняка, снимали! Наверняка, где-то есть этот архив.

О.Вячеслав:

— Нет, я не думаю, что было... как-то... много. Не снимали. Я тоже не встречал.

А.Пичугин:

— А есть ещё замечательный фильм «Любить», который в двух вариантах существует — в советском, без отца Александра, насколько я помню, и, уже перемонтированный. Вернее, идея-то, на самом деле, была режиссёрская в том, чтобы священник прокомментировал — неожиданно, вдруг. 60-е годы, оттепель, последнего попа по телевизору недавно обещали показать, но так, в итоге, и... кадры с отцом Александром...

О.Вячеслав:

— Это фильм Калика, да, его можно найти — замечательный, совершенно, фильм, который после именно того, как они сняли отца Александра — в Тарасовке тогда он служил ещё — этот фильм положили на полку.

А.Пичугин:

— Да, но его перемонтировали без отца Александра, вырезали... и отцу Александру там — тридцать, едва-едва.

О.Вячеслав:

— Ну, получается, да... Если 1965 год, ему — тридцать лет ровно...

А.Пичугин:

— Да, да... Извините, да...

О.Вячеслав:

— Да, так я хотел... да, просто буквально несколько таких каких-то фрагментов из высказываний отца Александра — о самом главном. Потому, что... мне кажется, это очень важно — вот, как-то уловить, да? Потому, что... вот, когда мы встречаемся такой богатой, с такой уникальной и универсальной личностью, всегда за этой красотой, за этим разнообразием талантов и даров можно, что ли, потерять — а, собственно, что было самое главное? Что ли — центрировало, фокусировалось... а для отца Александра это было важно. Он часто об этом говорил — и своим прихожанам, и на лекциях — вот именно, о самом главном. Вот, несколько таких вот фрагментов из его бесед.

«... Для меня в Церкви дороги, как в детстве бывало, песнопения, церковная архитектура, книги, обычаи. Но всё это имело бы преходящий смысл, не более важный, чем традиции древних индейцев или египтян, если бы я не чувствовал, что Христос действительно остался с нами, если бы не слышал Его голоса внутри. Его отчётливого голоса — более отчётливого, чем иной человеческий голос. ...»

Или вот, например — это из его частной переписки с отцом Сергием Желудковым, замечательным тоже священником, который...

А.Пичугин:

— О котором тоже можно будет как-то отдельно поговорить.

О.Вячеслав:

— Да. Кстати, первый вечер памяти об отце Сергии Желудкове сделал именно отец Александр, уже в конце 80-х годов. И они дружили, и много переписывались, и у отца Сергия Желудкова, который оказался запрещён в священнослужении... ну, с известными событиями, там ещё...

А.Пичугин:

— А он разве был запрещён? По-моему, его просто регистрации лишили...

О.Вячеслав:

— Ну... да, да. И он не мог служить.

А.Пичугин:

— И он не мог служить, да.

О.Вячеслав:

— Не мог служить. Его лишили регистрации за то, что он стал собирать свидетельства о чуде, которое было на могиле Блаженной Ксении Петербуржской. И тогда ему просто пригрозили, что если он не прекратит это дело... вот, а он не прекратил. И его запретили.

А.Пичугин:

— А мы говорили о том, что сейчас уже сложно представить, что это было за время для Церкви. И, наверное, людям, которые стали воцерковляться уже в 90-е... скорее, в 2000-е годы, и совсем недавно, сложно представить, какие вообще были возможности, и каких не было у священников в 70-е годы и в 80-е. Так вот, лишение регистрации — это не церковно-дисциплинарная мера, а был институт уполномоченных. В частности, каждый священник, который получал назначение на тот или иной приход, должен был у уполномоченного в местном органе отметиться, и получить разрешение от него, непосредственно, на служение. И вот, если такой регистрации священника лишали, то, с точки зрения Церкви, он никаких канонических препятствий... никаких канонических прещений на него не накладывалось, но, тем не менее, служить он не мог потому, что Государство ему запрещало это делать. Вот, так и отец Сергий Желудков.

О.Вячеслав:

— Ну, да... Он оказался, на самом деле, выкинут, буквально, на обочину жизни. И отец Сергий Желудков, который вот оказался в такой сложной, непростой ситуации... затем он очень близко откликнулся к так называемому «правозащитному движению», которое тогда — в начале 60-х, середине 60-х годов — начало возникать, и он очень много делал в этом направлении. Большая переписка была с заключёнными, он их поддерживал, и когда он познакомился с этими людьми, которые готовы были жертвовать собой, своей жизнью, своей карьерой — он был поражён. И он даже выработал такой... как бы... термин: «церковь доброй воли». То есть, вот самое главное — это быть таким вот человеком — жертвенным, стремиться к тому, чтобы облегчить жизнь людей, к справедливости... и это вот, собственно... он называл их «анонимными христианами». И вот по этому поводу они даже с отцом Александром... как бы... несколько спорили. Вот, я хочу сейчас привести, как раз, из такой переписки небольшой фрагмент, где отец Александр говорит, мне кажется, очень важные слова, потому, что и сегодня можно часто слышать: «Ну... ну, что там вот... быть христианином — главное, быть хорошим человеком... или — верить в душе. Вот — это самое главное». Вот, отец Александр писал своему другу:

«... Принадлежность к так называемой „церкви доброй воли“ — великая вещь. Но это — не всё, далеко не всё. Иначе, нам не нужно было бы и христианство. Оно есть не просто добрая воля. Оно есть — встреча с Богом через Христа, и участие в Его Вселенском деле. Верить Ему, жить Им — это не значит теоретически решить все вопросы, но значит — решить главный. Положа руку на сердце, скажу Вам, что при всём моём интересе к философии и богословию, для меня — все теоретические проблемы не так важны. Софиен ли мир? Что такое предопределение? Что такое вознесение? И так — без конца. Интересно. Существенно. Увлекательно. Но это — то, без чего можно прожить. А вот без Бога, без Христа жизнь здесь — мука или самообольщение. Мир создан Богом. Как? — пусть решают теологи. Всё осмысленно и полно таинственного значения. Подробности? — предоставим это мудрецам. Я ответственен перед своим Создателем, я погибаю, но спасён Им. Он призывает к Себе, Он призывает к Крещению, Он создаёт Церковь, Он воздвигает Чашу, всё прочее — вторично. И кризис наступает лишь тогда, когда мы отступаем от Него, от Его Заповедей, от Его Церкви, когда мы изменяем вере в Него».

Вот, это не просто такая установка была у отца Александра... ну, как бы... которая, казалось бы, была совершенно естественна и очевидна для каждого христианина, да? Ну, конечно! Что для нас главное? Главное — Христос. Мы все это знаем. Но, понимаете... вот, я люблю эту фразу... по разному поводу её можно вспоминать. Я в первый раз её услышал, как раз, в связи с тем, как один мудрый человек сказал, что «мы все знаем, что умрём, но не все в это верим». Мы все знаем, что Христос — главное для христиан, но все ли мы в это верим?! То есть, насколько для нас вот именно это — что Христос есть главное — является центром нашей веры, нашей жизни, нашей любви, наших надежд, наших разочарований? Вот, у отца Александра — это было. И он это мог вносить... ну... вот просто в жизнь людей. Я очень хорошо помню, когда... а к нему приходило много людей, к нему на исповедь, и не было никакой возможности просто, там... даже полминуты побыть, и он просто мог обнять — особенно, если перед большим Праздником каким-нибудь, и сказать: «Христос среди нас! Вот — Небо сейчас здесь! Собственно, Литургия — это удивительная возможность нам прикоснуться к этой тайне присутствия Бога на земле!» И это было то, что давало ему удивительные силы! Я был свидетелем не раз, как уже люди его спрашивали: «Батюшка, а как Вы всё успеваете? А вот... там... столько исповедников, столько дел, забот, лекций — всё, всё, всё...» — и он очень удивлялся, но говорилось это искренне. Он говорил: «Бог помогает». «Бог помогает», — он, правда, был в этой непосредственной... ну... какой-то постоянной близости. Между ним и Богом был заключён Завет — так, как это, собственно, и должно было быть.

А.Пичугин:

— А у нас же ничего не было! Я так понимаю, что даже первые годы — 1991-92 — мы... ну... как — помним? Я не очень хорошо помню. Я, во-первых, был-то небольшой, во-вторых, Церковь только-только вот... как-то... и крестили меня, и начинали мы ходить, да и то только... позднее уже. Но я помню, как тогда, всё-таки, об отце Александре говорили гораздо больше, и вокруг меня, почему-то, возникали люди, которые, так или иначе... может быть, не лично знакомы были — вот, то, о чём я в начале программы говорил, но, тем не менее, люди, которые ходили на его лекции, находили его книги — книги его издавались большими тиражами. А сейчас, вроде бы, время, когда издаётся всё на свете, но редко, когда встретишь книгу отца Александра где-то вот... пускай, даже не в церковной лавке, но вообще... в магазине. Редко, когда о нём вспоминают. Вот это для меня — загадка, и это очень странно. Печально, что о нём вспоминают, в основном, его ученики и люди, которые пришли в Церковь. Благодаря его книгам. Если мы часто слышим про то, что: «Вот, митрополит Антоний Сурожский сказал...» Антоний Сурожский — он стал своеобразной иконой для многих, и, наверное... ну... не в плане иконы, а в плане личности — это прекрасно, но вот почему такого не происходит с отцом Александром, почему его сейчас так вот незаслуженно, как мне кажется, забывают? Здесь вот нет никакого умысла, вроде бы. Вот это какая-то такая странная исторически сложившаяся ситуация.

О.Вячеслав:

— Ну, наверное, об этом стоит подумать. И, может быть, кто-то уже про это и думал. Есть какие-то объективные причины. Правда, вокруг имени отца Александра — и при его жизни, и сразу после даже трагической гибели, было столько сломано копьев, столько было страстей — в буквальном смысле этого слова. Сейчас это всё как-то улеглось...

А.Пичугин:

— Да в том-то и дело, что это улеглось!

О.Вячеслав:

— И книги, слава Богу, есть! И отношение к нему, правда, более спокойное и, мне кажется, такое... какое-то вдумчивое и... как... внутри Церкви, там... ну... насколько я могу судить, и со стороны церковной иерархии. Сейчас издаётся полное собрание сочинений — издаётся именно Церковью, издательским отделом. Замечательное издание, с комментариями... это... ну... такого представить себе былопочти невозможно!

А.Пичугин:

— Там митрополит Ювеналий, все годы, посещает и конференции, и служит в Новой Деревне, и в Семхозе...

О.Вячеслав:

— Да... поэтому... да и книги есть! И в больших магазинах наших, московских, всегда есть книги отца Александра, ну, а в храмах — всё зависит от Настоятеля. Никто же не...

А.Пичугин:

— Никто не запрещает!

О.Вячеслав:

— Это всё... так сказать... слава Богу! Я думаю, что, на самом деле, у отца Александра, конечно же... и, главным образом, через его книги, через его беседы, проповеди, которые остались, многому чему есть поучиться. И это совершенно удивительные возможности! Сколько людей я знаю, которые, именно прочитав его книгу «Сын Человеческий», изменили свою жизнь.

А.Пичугин:

— Я точно знаю, что если меня спрашивают люди, что почитать: «Вот, я вот думаю сходить в церковь, а что мне почитать?»... если звучит вопрос: «А что мне прочитать?» — то, наверное, чаще всего, в первую очередь я скажу про книгу «Сын Человеческий».

О.Вячеслав:

— Ну, да! Потому, что — что нам нужно, входя в Церковь, начиная свой церковный путь? Мы должны, конечно же, познакомиться — самое главное — со Христом. Это — Евангелие. А книга «Сын Человеческий» — это, как бы, некий такой... введение в Евангелие. Оно не заменяет Евангелие, это не вместо Евангелия, но это помощь к тому, чтобы мир Евангелия стал для нас более доступным, более понятным. И, мне кажется, это замечательно! Ничего подобного с тех пор так и не было написано. А, например, его книга «Таинство. Слово. Образ.» — это совершенно потрясающий такой катехизис для... который объясняет... ну... церковную жизнь, формы церковной жизни. Храм, храмовое Богослужение, храмовое благочестие, Таинства Церкви — обо всём там сказано — очень кратко, очень понятно, на современном языке. И это, правда, то, что очень важно. Потому, что... ну... вот, человек ходит в храм, и он как-то должен ориентироваться, что здесь происходит. Что такое Литургия? Какое Таинство происходит? Почему оно для нас так важно и дорого? Как подготовиться к исповеди? Когда бывают посты, и зачем они нужны? Символ веры... ну, то есть, вот это всё есть в этой небольшой книге «Таинство. Слово. Образ.» И он когда-то её писал, буквально, как такое вот, знаете... домашнее пособие для прихожан, которые приходили из мира в новый совершенно мир, и им нужно было что-то объяснять, буквально, на пальцах. И это был, прямо вот буквально... такая вот написана книга, без каких-то претензий, что она будет издана, ещё чего-то... а вот, просто для своих прихожан. Затем уже, потом, она... и сейчас ничего подобного нет. Отец Александр, мне кажется, обладал совершенно удивительной такой особенностью: иногда очень простые какие-то вещи — он на них помогал посмотреть с неожиданной, что ли... такой вот стороны. Мне вспоминается воспоминание одной женщины, которая знала его с детства, и, будучи ребёнком, ходила к нему на исповедь. И, например... каждый священник, наверное, может с этим согласиться... вот, приходит ребёнок, вот, он говорит, там, на исповеди: «Ссорюсь с сестрой, огорчаю маму...» — и так вот из раза в раз. Ну, и что? И вот, она вспоминает, что как-то вот она так сказала тоже: «Ну, вот... ссорюсь с сестрой, огорчаюсь с мамой...» — и отец Александр ей сказал, что: «Ну, знаешь... это не самое главное. И сестра забудет, а мама — простит. А вот важно то, что, когда ты это делаешь, у тебя формируется характер, и это дурной, плохой характер». И вот это, правда, удивительно — ребёнок понимает, о чём идёт речь. Просто ему скажут: «Ну, плохо ссориться, плохо... там... не слушаться...» — ну, плохо, и чего? А вот, как-то увидеть в этом...

А.Пичугин:

— Да, это очень мудро.

О.Вячеслав:

— ... совсем другую какую-то историю, да...

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Напомним, что сегодня протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая в деревне Макарово, недалеко от Черноголовки, в Подмосковье здесь, в программе «Светлый вечер», на светлом радио.

Мы вспоминаем отца Александра Меня.

О.Вячеслав:

— Да... или вот, мне вспоминается ещё тоже такая... ну... правда, расхожая история. Человек говорит на исповеди: «Грешен — билет в автобусе не беру», — и в ответ слышит, опять-таки, не расхожее «прости, Господи», а слышит: «А это — гадит душу». И опять, совершенно всё... Ну, казалось бы, мелочь — это мелочь!.. И ведь как часто бывает — мы же находим всегда оправдание для себя — ну, чего там... забыли, или мало ли чего там... так сказать, не обязательно это. Но ведь любой, даже такой мелкий поступок, как тёмное какое-то пятно, какая-то клякса на душе. «Это гадит душу», — и когда вот такое услышишь, то сразу... ну... как-то по-другому... Или, например... вот, он это любил часто говорить, потому, что это, и правда, очень важно. Он говорил, что плоть надо держать на поводке. Потому, что, если сорвётся, то искусает. И опять — это совершенно нетривиальный какой-то, такой вот, подход. Не просто, там... грешно и плохо, там... о чём-то думать нехорошем и так далее. Плоть — есть плоть, у неё есть свои законы. Но мы должны властвовать над нею, должен быть вот этот поводок. Потому, что если ты его ослабляешь, то тогда может быть беда. Вообще, он очень много... придавал большое значение дисциплине. Ну, это тоже понятно. Потому, что в любом деле, если нет дисциплины... неважно, что ты делаешь — учишься ли ты ездить на велосипеде, играть на пианино, или, там... французский язык — если ты делаешь это просто так, по наитию: «Ну, вот, захотелось — пойду, там...» — у тебя, скорее всего, ничего не получится, да? Должно быть постоянство, усердие, должна быть дисциплина. А уж, тем более, в духовной жизни! Потому, что духовная жизнь — это, всё-таки, путь. И если это путь, значит, у него есть цель. Значит, вот, нужно, чтобы была именно дисциплина, которая касалась и молитвенного правила, касалась посещения храма, подготовки к Литургии — для него это были очень важные какие-то вещи. Тем более, к нему приходили люди — ну, всё-таки, большинство из его паствы было очень разнообразно. Много было людей творческих, интеллигентов таких вот, творческих профессий, которым было свойственно такое вот, некое, может быть, пренебрежение дисциплиной и порядком. И для него было очень важно донести, как важно это именно в духовной жизни.

А.Пичугин:

— А нету, практически, никаких свидетельств, и может показаться, что, действительно, община отца Александра состояла исключительно из московской интеллигенции, творческой среды, людей, которые специально приезжали в Новую Деревню. Но, ведь, наверняка среди прихожан были и простые люди, местные жители, бабушки...

О.Вячеслав:

— Да, конечно!

А.Пичугин:

— ... и понятно, что они не оставляли никаких воспоминаний. Уже многие ушли... но надо понимать, что и такие люди тоже приходили в этот храм.

О.Вячеслав:

— Да, конечно! Приходили, и очень его любили! И там много есть интересных даже свидетельств об этом. О том, как, правда... все знали, как он молится! Его молитва была... ну, она... она приносила свои плоды! Я знаю много случаев даже в моей жизни, когда это просто бывали чудеса по молитвам отца Александра! У очень близких мне людей родился мальчик, у которого были какие-то проблемы со здоровьем, и ему надо было операцию срочно делать — что-то там, я не знаю... мог остаться инвалидом просто. Отец Александр позвонил, сказал: «Всё, всё, всё — вы всё сделаете, и к врачам поедете... — уже были какие-то анализы, там, собраны, исследования, — но давайте мы его покрестим». А после Крещения... когда они покрестили, и после этого поехали в больницу, врачи опять сделали эти снимки и так далее, и говорят: «А чего вы к нам приехали? У вас всё нормально!» Или история, которая меня, в своё время, очень сильно потрясла, потому, что её рассказал мне человек, который к отцу Александру относился очень скептически. И, будучи как-то в Америке, в гостях у... ну... в скиту, где некогда подвизался отец Серафим Роуз, а тогда там был отец Герман Подмошенский , и он там жил, как-то помогал ему, и в конце он у отца Германа спросил, уже уезжая, а как тот относится к отцу Александру, зная, что отец Герман, всё-таки... вообще, вот... Серафим Роуз... это были люди такие — другого направления, что ли, думая, что он сейчас что-то услышит такое, что он до меня донесёт, значит... что вот — анафема, скажем так. А отец Герман...

А.Пичугин:

— И хотелось услышать...

О.Вячеслав:

— Хотелось. А отец Герман рассказал замечательную историю. Он сказал: «Знаете, я его не знал, я мало что... но я знаю одну историю, знаю доподлинно, потому, что её мне рассказали те люди, с которыми это случилось. Это мои знакомые», — какие-то итальянские католики, которые рассказали ему следующую историю. Когда отец Александр был в Италии — он был один раз за границей, как раз, летом 1990 года, перед гибелью своей — он был в доме, жил в доме у своих знакомых — это очень верующая католическая семья, супруги, которые очень хотели иметь детей, и у них не было детей. И это уже — много лет, и они, там, что только ни делали — и молились, и к врачам ходили, и всё. И вот, они, собственно, уже решили брать детей приёмных, и хотели взять благословение от отца Александра. Они рассказали ему всё это, они помолились, и он их благословил, и сказал: «Давайте, подождите ещё немного, а потом уже — сделайте так, как вы захотите». И после того, как он оставил их дом, у них... через какое-то очень краткое время они поняли, что они ждут ребёнка. И, как сказал отец Герман, у них теперь трое детей. И они, конечно, это связывают с молитвой, с благословением отца Александра. И этих историй — очень много. И, вообще, можно было бы, наверное, отдельную какую-то программу посвятить молитвенной жизни отца Александра. Ведь, замечательные есть тексты молитвы... его молитв, которые он составлял для своих прихожан — потрясающие, их можно найти в Интернете. А те, кто был свидетелем его молитв, вряд ли могут уже это забыть. Любой разговор, — это уникально — который он с тобой вёл, о чём бы вы ни говорили, он всегда заканчивал молитвой. Вот, он так тебя немножко приобнимал, подходил к иконам, и то, о чём мы сейчас говорили — может быть, какие-то проблемы, какая-то беда, какие-то планы — всё это, очень кратко, но он претворял в молитву, и обращал это к Богу. И это было, опять-таки, не как-то формально — ну, надо закончить... как мы, там, перед едой молимся, после... так сказать, «Достойно есть» прочитали... Нет, это было, как раз, именно, совершенно неформально, и именно всё, что может быть в часовом разговоре, было передумано, перелопачено, буквально в две-три минуты...

А.Пичугин:

— В двух-трёх словах...

О.Вячеслав:

— ... да... это было обращено к Богу, и это было... совершенно удивительный вот такой опыт, да...

А.Пичугин:

— Я знаю, что в некоторых храмах — у отца Александра Борисова в храме Космы и Дамиана, в Шубине — есть даже какие-то... в таком... в качестве наследия общины в Новой Деревне, Великим Постом определённые правила — как они проходят Великий Пост...

О.Вячеслав:

— Да, да...

А.Пичугин:

— ... и это — именно так, как это было заведено отцом Александром.

О.Вячеслав:

— Да. Это он писал тоже — он такие делал памятки по проведению Великого Поста: на какой неделе — что можно, на что обратить внимание, какая должна быть молитва, какой, может быть, отрывок из Писания, некое сосредоточенное, вдумчивое, внимательное размышление над тем или иным текстом, или над чем-то... это совершенно замечательно! А ещё он иногда, правда, облекал эти правила духовной жизни в такие очень... смешные... ну, как бы... образы. Вот, он говорил, что... ну, опять... для советского человека это всё понятно. Он говорит: «У вас на работе есть НОТ — научная организация труда. А у нас, у православных, должно быть МОТ, вот. Что такое МОТ? МОТ — это три состояния, в которых должен находиться православный человек: молитва, отдых, труд. Вот, четвёртого не должно быть. И мы должны всегда следить, в каком мы состоянии. Если мы молимся, мы должны молиться. Если мы отдыхаем, мы должны отдыхать! Если мы трудимся, мы должны трудиться. Но, главное, чтобы все три момента — были. Чтобы было время — для молитвы, ежедневной, для отдыха и для труда». Или — «правило дельфина». Он же был биологом по образованию, он очень любил и знал этот мир природы. И вот, он говорил: «Дельфин — он живёт в воде, в водной стихии, но он дышит воздухом. И он может долго находиться под водой — там, 20-30 минут, я не знаю, — но он должен, всё-таки, всплывать на поверхность, чтобы набраться этого воздуха. Так и мы: мы живём в миру, у нас заботы, у нас — дела, суета. Это не страшно, это нормально совершенно! Но нам нужно, хотя бы иногда, через те же 20-30 минут, или, там, через час, как бы всплывать на поверхность этого мира, и обращаться к Богу, к Небу. Пусть на какие-то краткие минуты, но побыть в тишине, какой-то молитве, набраться этого свежего воздуха — и погружаться. А раз в неделю приходить на Богослужение, на Литургию, там уже — не две-три минуты...» — и так далее. Или «правило открытой руки». Он говорит: «Мы должны всегда помнить, что наша рука должна быть повёрнута ладонью к человеку. Блаженнее — давать, а не принимать». Или «правило скульптора»: «Скульптор — что делает? Он берёт кусок камня, гранита, или глины — и отсекает всё ненужное. Так и в жизни каждого из нас. У нас очень много — ненужного, очень много — лишнего, того, что мы с собой несём. И поэтому мы такие неповоротливые, так нам тяжело. Надо убирать всё ненужное, отсекать всё это». Или последнее, что я вспоминаю, мне тоже очень это нравится. Он говорит: «Духовная жизнь похожа на то, как мы идём по эскалатору. Только эскалатор идёт вниз, а мы должны подняться — наверх! И нам, поэтому, нужно прикладывать усилие. И стоит нам просто остановиться — мы не остаёмся на месте, мы сказываемся вниз. Вот, мы должны идти вверх». И вот это — то, что человек прикладывает усилия, то, что бывает что-то трудно, через силу он делает, он говорит, что это — хорошее свидетельство того, что, на самом деле, мы живём, что мы идём туда, где ждёт нас Господь. Как Он и сказал, Господь наш, что Царство Божие усилием берётся.

А.Пичугин:

— Спасибо большое! Заканчиваем программу. Напомню, что протоиерей Вячеслав Перевезенцев был гостем нашей студии. Отец Вячеслав — настоятель Никольского храма в деревне Макарово, в Подмосковье. Сегодня вспоминали отца Александра Меня — вчера 28 лет исполнилось со дня его гибели. Прощаемся, до новых встреч! Надеюсь, что этого человека вспомним ещё здесь не раз. Я — Алексей Пичугин. Всего хорошего!

О.Вячеслав:

— Всего доброго!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».