«7-е воскресенье после Пятидесятницы». Прот. Максим Первозванский - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«7-е воскресенье после Пятидесятницы». Прот. Максим Первозванский

* Поделиться

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, о дне памяти святых преподобного Никодима Святогорца и равноапостольного князя Владимира, о Соборе архангела Гавриила, а также об иконе Божией Матери «Троеручица».

Ведущая: Марина Борисова


Марина Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Здравствуйте.

Марина Борисова:

— С его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в седьмое воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей седмице. Есть у нас такая замечательная традиция в передаче стараться понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. Завтра мы услышим отрывок из послания апостола Павла к римлянам, из 15-й главы, стихи с 1-го по 7-й. Тут с самых первых слов можно остановиться и есть, о чем подумать. Апостол пишет: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию». И тут я останавливаюсь и думаю: а это как? Как это, угождать ближнему, к тому же еще и во благо? У нас обычно в быту, когда ты начинаешь угождать ближнему, это ничем хорошим не кончается ни для ближнего, ни для тебя самого.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Наверное, у нас представление об угождении не совсем те, какие были во времена апостола Павла. Сейчас, когда нам говорят, что человек угождает кому-то, даже есть грех такой человекоугодие, когда ты попускаешь другому человеку вести себя каким-то образом неправильно, непотребно. Как родители балуют свои детей, примерно это у нас в голове, когда мы слышим слово «угождение». Но, видимо, здесь мы имеем дело с паронимом, когда значение слова несколько изменилось. Тема для размышлений чрезвычайно интересная, даже не только не евангельская, а вообще общечеловеческая. По нашей природе человеческой, по биологической, по животной, если можно так сказать, потому что нас составляет тот самый прах земной, из которого Господь нас сотворил, мы, конечно, стремимся — можно я буду выражаться грубо современными словами — утвердить свою популяционную ценность через то, чтобы стать самыми крутыми, самыми ценными, чтобы нам соответственно все угождали. Чтобы мы где-нибудь сидели на паханском месте, прости Господи, а нам бы приносили более социально низко ранжированные члены общества то, что они добыли на охоте, выкопали какие-нибудь корешки, чтобы все лучшие женщины племени доставались сначала нам, а потом кому-то еще. Мы, условно говоря, стремимся, опять же если выражаться псевдонаучным языком, к доминированию. И это составляет нашу биологию. А то, что делает нас людьми, то, что собственно вырывает нас — я сейчас не говорю про догматику, про антологию, а простыми совсем человеческими словами — это способность сильных не доминировать, не просто быть такими альфачами, которые принимают почтение. Если что, потом Акела промахнулся, он, соответственно, мертвый волк и его необходимо убить, кто подойдет и убьет старого волка? А мы способны, во-первых, по-простому делиться тем, что у нас есть, делиться едой не только с сильными, но и со слабыми. Мы способны заботиться о немощных, как здесь пишет апостол Павел, мы способны заботиться о старых, мы способны делать то, что с биологической точки зрения никак не подчеркивает нашу ту самую популяционную ценность. И апостол Павел пишет о том, что это собственно и есть наше человеческое, это и есть то, что делает нас человеком и в глазах Божьих и в глазах других людей. Может быть, в глазах тех, кто уже совсем оскотинились, это не делает нас более ценными, а так именно это и есть наше то самое человеческое. То, что касается ко благу, это да, здесь, естественно, нужно смотреть, ко благу это или... На самом деле тяжелейший для меня вопрос это подача милостыни, например, около нашего храма.

Марина Борисова:

— Не только у вас.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Тяжелейший. Потому что я, наверное, прошел все стадии, какие только мог, начиная чуть ли не с того, что пытался домой ее брать, ухаживать, потом палатки им ставить, еду носить, отправлять потом в какие-то специализированные места. И каждый раз я вижу, что это не ко благу. И это ужасный для меня вывод, это один из немногих моих внутренних диссонансов, с которыми я до сих пор так и не понял, что мне делать. Потому что я вижу этих самых нищих, которые приходят. Сейчас у меня последняя боль раба Божия Юлия, прости Господи. Меньше года назад молодая красивая женщина, которая непонятно как там оказалась. Потом я, расспросив ее, понял, что она естественным образом там оказалась. Обычная история, детский дом, впоследствии она выписалась, квартиру свою куда-то сбыла. Молодая красивая девушка, наверное, женщина все-таки по возрасту даже, по-моему лет тридцать. Сейчас год прошел, она совершенная пропитая, избитая старуха, которая... год, год... И таких историй у меня десятки, когда люди... Молодой парень Алексей, который совсем, наверное, 15-16-летним подростком оказался около нашего храма, и тоже вроде помогали, как могли, и всё бесполезно. И по правилам, которые публикует Синодальный отдел и без правил, и бабушки, и не бабушки. Два года прошло, он уже выглядит на пятьдесят в свои, наверное, семнадцать. А потом эти люди исчезают. Как исчезают? Скорей всего, они просто погибают. Я вижу, что подача милостыни, мы сильные и пытаемся тех самых немощным носить, и получается всё не ко благу. А если вспомнить еще приснопамятного архимандрита Иннокентия (Просвирнина), замечательного священника, который похоронен у нас в Новоспасском монастыре, его память совершается на Петра и Павла, он как раз на Петра и Павла погиб. Так за год до своей смерти он приютил двух таких у себя в монастыре Волоколамском, а потом они его ограбили, избили до такой степени, что он прожил после этого только год и в свои 54 года преставился ко Господу. Вроде бы и в монастырь взял и всё не ко благу. Нет у меня до конца ответа на вопрос, по крайней мере по поводу нищих, как им помогать, чтобы это было ко благу. Ну, и ближних то же самое, чтобы польза была. Не балуем никого, ни старых, ни малых, построже.

Марина Борисова:

— Теперь обратимся к отрывку из Евангелия от Матфея, из 9-й главы, стихи с 27-го по 35-й. Это, я думаю, многим нашим радиослушателям хорошо известная история, как Спаситель сначала исцелил двух слепых, которые кричали: помилуй нас, Иисус, Сын Давидов. И строго наказал им смотреть, чтобы никто не узнал, а они, выйдя, разгласили о нем по всей земле той. И о том, как после этого Он исцелил немого бесноватого, которого к нему привели. И вот тут интересно, мне кажется, что сочетание вот этих двух чудес неслучайное. Почему именно сначала приходят два человека, которые страстно хотят исцелиться, получают просимое, но не слушают человека, который их исцелил, а делают прямо противоположное тому, что он сказал? И исцеление немого бесноватого. Словосочетание «немой бесноватый», в нашем представлении молчальник — это аскет, это человек, который совершает сугубый молитвенный подвиг. Оказывается, не всегда так, это может быть просто беснование.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Помните, Поль Элюара: «Молчальники лгут; — говори. Я, право, взбешен оттого, что один говорю, Оттого, что слова мои тонут, Сомненья рождая, Моя дорогая».

Марина Борисова:

— Как это все сочетается и в чем главный урок для нас из этого евангельского чтения?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Честно говоря, я для себя не связываю эти два чуда в какую-то единую последовательность логическую, почему сначала одно, потом другое. Вообще я хотел бы напомнить, что апостол и евангелист Матфей, несмотря на то, что, безусловно, его Евангелие описывает определенную последовательность событий, устроено примерно так, как устроен Закон Божий, например, Серафима Слободского. Вот чудеса Христа, вот Его поучения, сначала все Его основные речения собраны в Нагорную проповедь, так называемую, потом отдельно взяты чудеса, потом отдельно взяты притчи. Так они сгруппированы. Буквально, глава «Притчи Христовы», ну и дальше следуют притчи. «Чудеса Христовы», идут чудеса Христовы. В отличие, например, от евангелиста Луки, который более четкую хронологию... Поэтому по Евангелию от Матфея невозможно точно судить, какая притча или какое чудо было раньше, какое было позже. Хотя, конечно, и у Матфея чудеса Страстной Недели и беседы Страстной Недели выделены в отдельную... из этого общего перечня притч или чудес. А здесь действительно важно, что мы сейчас имеем дело, когда читаем описание этих чудес, с первым периодом проповеди Христа, когда можно выделить два главных периода Его проповеди: до Преображения и после Преображения. И если после Преображения Господь наш Иисус Христос, явным образом проповедуя Мессией Себя, идет в Иерусалим, посылает перед собой 70 апостолов, чтобы они приготовили Ему торжественную встречу. То есть Он долго идет, поэтому уделяют этому целый период. До Преображения Он по большей части Свое Мессианское достоинство никак не обозначает. Больше того, он даже запрещает, как мы видим здесь, исцеленным Им людям говорить о Нем, как о Мессии. И заканчивается этот период вопросом, который помним перед Преображением: за кого почитают Меня, Сына Человеческого? За кого вы Меня почитаете? Господу было очень важно, чтобы это было не вынужденное исповедание. Поскольку под давлением знамений и чудес кто угодно сказал бы, извините, простите, благословите, только не бейте или только помогите. Господь делает это так по большей части, чтобы это было не явно. Хотя есть и... вспомним насыщение пяти тысяч пятью хлебами: вы ищете Меня не потому, что видели знамение, а ели хлебы и насытились. То есть не того вы ищете. Поэтому фарисеям Он отвечает и вообще пришедшим к Нему, дай нам знамение: род лукавый и прелюбодейный ищет знамение и не дастся ему знамение, кроме знамения Ионы пророка. Здесь же прямо конкретно мы видим, как те, кто против Него, фарисеи говорят: он изгоняет бесов силой князя бесовского. То есть Ему важно было до поры до времени никоим образом не являть массовых чудес, чтобы не привлечь преждевременной ненависти со стороны фарисеев, хотя все равно это происходит. Все равно исцеленные рассказывают, все равно слухи, сарафанное радио распространяется. Сложно себе представить, если об этом не написано, чтобы немой не стал никому рассказывать, что его исцелили. Конечно, все его спрашивали, что и как, как потом слепорожденного, кто тебя исцелил, как это случилось? Видим здесь бесконечную любовь Христову, как Он ее проявляет. Заканчивается этот отрывок словами: «Ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царства и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях».

Марина Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». Со мной в студии наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. На этой неделе у нас будет два памятных дня, так или иначе связанных с Пресвятой Богородицей. 25 июля мы будем праздновать праздник в честь иконы Божией Матери Троеручица, а 26 июля Собор Архангела Гавриила, история его явлений Матери Божией тоже, я думаю, у всех у нас в памяти. Начнем с иконы. Икона странная и по своей иконографии и тем, что она двойная, потому что у нее на тыльной стороне изображен святитель Николай. И тем, что далеко не все и не всегда были готовы принимать объяснения, откуда на иконе взялась третья рука, хотя описание этого чуда, связанного с Иоанном Дамаскиным, было известно, было описано, и казалось бы, не должно было возникать никаких недоумений. И все же недоумения были. В особенности, когда эта икона попала в Россию, были отдельные недоумения Священного Синода, ее чуть было не внесли в список нежелательных или каких-то сомнительных. Слава Богу, обошлось без этого. Поразительный контраст. С одной стороны, она была чрезвычайно популярна в народе, и в то же время у священноначалия она постоянно вызывала какой-то дискомфорт. До такой степени, что патриарх Никон, по просьбе которого ее и привезли в Россию, поместив ее в Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря, был вынужден рядом с ней повесить табличку с описанием, откуда там взялась третья рука. Почему у верующего народа нет вопросов, откуда третья рука, а чем человек умнее, тем больше вопросов у него возникает на ровном месте?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это не то что чем человек умнее. Есть люди, конечно, которые вопросов не задают. И таких людей реально много. Даже в наш суперпросвещенный век, людей верующих, что называется, втемную, мне кажется, в наших храмах большинство. То есть люди, которые приходят и готовы, если уж они пришли, если уж они верят, то без всяких рассуждений. Им сказано здесь то-то сделайте, они и сделают. Это чудотворные иконы, они туда пойдут, и как благословите, так и без особых размышлений... Причем, это могут быть не обязательно какие-то темные люди с точки зрения светского образования. Был в свое время такой журнал, я его очень любил читывать в 80-е годы, «Наука и религия» он назывался. Есть наука и есть религия, и то, что касается жизни обычной светской за пределами храма и науки, да, это требует каких-то бесконечных попыток вникнуть, каких-нибудь споров, обсуждений. Людей волнует политика, ситуация на фронте, еще что-нибудь, почему рубль дорожает, у них есть свои суждения, даже если они ничем толком не обоснованы, но люди считают необходимым как-то по-своему разобраться. А приходя в храм, те самые люди, которые, как я сказал, верят втемную, будучи не темными людьми на самом деле, как бы выключают то, что называется критическим мышлением, и просто готовы выполнять то, что им скажут. Повернуться налево — повернутся налево, идти туда — пойдут туда. Если больно им не делают, он просто это и принимают. Я думаю, что во все времена таких людей было довольно много. А если бы, например, я не знал или вы не знали бы историю этой иконы. Не знали бы истории, связанной с отрубленной кистью Иоанна Дамаскина, с его молитвой перед этой иконой, с тем, что кисть чудесным образом приросла, и что преподобный Иоанн сделал кисть из серебра и на иконе поместил, а увидели бы такое изображение? Причем, часто, мы знаем, что на некоторых русских иконах эта третья рука изображалась как будто принадлежащая Самой Богородице. И название такое красивое Троеручица, как будто Богородица с тремя руками. А история неведома. Наверное, возникают вопросы, а почему, а зачем, а что это такое? Поэтому либо патриарх Никон сразу помещает объяснение, точно так же как, например, на иконе нечаянная радость, стоит какой-то человек, чего-то молится, без описания, причем, на самой иконе, не рядышком, есть описание этого события, чтобы люди понимали, что тут вообще нарисовано, что тут происходит. Я крестился в храме Троеручица в свое время, я жил в десяти метрах от храма Успения Матери Божией в Гончарах, Болгарское подворье. Это был для меня совершенно родной храм. По-моему, один из первых храмов, на который в своей время был установлен электронный звонарь. Да и настоящий звонарь там был. Они мне прямо окно в окно, колокольня была прямо напротив моего окна, и они мне звонили-звонили-звонили-звонили. И не пойти в храм было невозможно. Я-то уже принадлежу к тому поколению, где нам сразу рассказывали, откуда у Богородицы третья рука, почему она из серебра, и какое удивительное чудо. Есть чудеса, которые... то, что потом на Западе, ту самую золотую легенду здорово пообрезали, потому что столько всего фантастического. Мы сейчас можем рассуждать, а видел ли Антоний Великий кентавров или не видел, чует мое сердце, что все-таки не видел, хотя в житии указано. То здесь все явно, враждебный двор, отрубленная рука за предательство, за то, что писал письма якобы Византийскому императору от двора персидского шаха. Дамаскин, напомню, был чиновником при дворе персидского шаха. Молитва ночная, возвращение руки на место, память на всю жизнь, уход в монастырь. Это история, которую невозможно сфальсифицировать, ее невозможно придумать, ее невозможно приукрасить. Я встречал в нашем современном русском народе, как городском, так и деревенском, великое почтение к этой иконе и никаких особых сомнений уже не встречал. В 19-м веке они, возможно, и были.

Марина Борисова:

— Вы говорите, что принимать абсолютно с детской уверенностью все, что тебе сказали, так и есть, это неправильно. А с другой стороны, мы видим историю явлений архангела Гавриила, его слова воспринимали именно так, как он говорил и никак иначе, но это же немыслимо. Мы настолько далеки от того образа жизни, для которого это было если не нормой, то по крайней мере, явлением вполне понятным и возможным. Для нас это настолько фантастично, это из сюжетов фэнтези. Но ведь так можно посмотреть на все Евангелие. Мы либо все принимаем, либо начинаются вопросы.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Конечно. Я когда имел в виду ту самую веру втемную — не знаю, правильно или неправильно я назвал, сейчас придумал, это не какой-то мой выстраданный термин — я имел в виду не веру в Евангелие, я не имел в виду веру в Благовещенье или еще во что-то. Я имел в виду приход человека в современный храм, где он готов выполнить все, что угодно, что ему скажет первая попавшаяся бабушка или свечница за ящиком. Это, конечно, для многих совершенный стресс. Расцвет этого всего приходился на 90-е годы, вера в старцев, что каждый священник это старец. Но и сейчас этого хватает, когда человек... он может, читая Евангелие подвергать сомнению все, что там написано, в стиле Льва Николаевича Толстого, типа чудеса это все неважно, это все неинтересно, вы мне скажите, что делать, чего тут выпить, где тут поскрести, каким образом куда пожертвовать. На этом уровне нежелания разобраться в том, что я делаю и почему, а не вера в Евангелие и в евангельские чудеса.

Марина Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. На этой неделе у нас будет повод вспомнить важного человека для нас для всех. 27 июля память преподобного Никодима Святогорца. Почему мне кажется, что это очень важно? Потому что помимо всего замечательного, что сделал этот человек при жизни, он составил книгу, ставшую, может быть, главным катехизатором многих и многих людей, приходивших в церковь в 20-м веке. Я имею в виду книгу «Невидимая брань». Казалось бы, на фоне всего, что опубликовано сейчас, включая многочисленные публикации в интернете, кажется, это такая простая, такая примитивная книжка. Почему до сих пор важно ее иметь и ее периодически читать?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я бы все-таки не согласился с вашим определением ее простой и примитивной книжкой. Понятно, почему она стала, как вы выразились, такой, не помню, как вы сказали?

Марина Борисова:

— Главным катехизатором.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Главным катехизатором. Под этими словами я точно мог бы подписаться. Если человека спросить, в чем сущность духовной жизни? Можно ответить словами Серафима Саровского: «В стяжании Духа Святого Божия цель христианской жизни». Но это в практическом смысле ничего нам не говорит. Ну да, я согласен. А как его стяжать? Напомню, что в последние века, которые во многом — да простят меня и церковные историки и жившие наши предки — можно назвать для народного благочестия достаточно темными веками, когда слишком многое выродилось до уровня обрядоверия, когда люди и в храм-то, может быть, ходили и какие-то традиции соблюдали и много чем занимались, но делали это — я не гребу всех под одну гребенку, ни в коем случае — делали это как обряд. В чем должна состоять ваша духовная жизнь? Подойдите сейчас к человеку какому-нибудь в храме и спросите его, что такое ваша духовная жизнь? Я сомневаюсь, что многие ответят. Большинство ответят так, как ответил бы, мне кажется, Никодим Святогорец. Что сущность духовной жизни состоит в той самой невидимой внутренней духовной брани. Не в соблюдении внешних правил, не в чтении молитв, не в постах, не еще в чем-то бы то ни было, даже не в делании добрых дел. Это все здорово, все важно. Но именно духовная составляющая духовной жизни это, конечно, молитва и борьба с помыслами... Эта самая борьба с помыслами, то, что оказалось, благодаря трудам Никодима Святогорца, его подготовке к изданию, если я правильно помню, именно ему было поручено готовить Добротолюбие. Это базовая книга, понятно, монашеская книга. И мы, миряне, читаем ее, скорее, для ознакомления, чем для прямого руководства. Но без понимания этого, что такое помысел, как он развивается, как с ним бороться, как враг рода человеческого дьявол действует конкретно в моей душе, что и как я могу этому противопоставить? Как это потом перефразировал Достоевский, чуть-чуть по-другому это звучит, что «дьявол с Богом борются, а поле битвы — сердце человека». В нашем сердце происходит эта самая война. Только мы не просто поле битвы, а мы еще и ее активные участники. В одном из апостольских чтений прошлого месяца апостол Павел в послании к Римлянам писал о том, что мы являемся оружием — интересно, не просто воинами, а мы являемся оружием. «Не предавайте, — пишет апостол Павел, — свои тела и свои уды в оружие греха, а передайте их в оружие Божие». Ну да, я не хочу быть орудием греха, я хочу быть воином Христовым. А как? Никодим Святогорец написал, как. Естественно, эти мысли впоследствии были подробно развернуты святителем Феофаном Затворником, который был переводчиком «Невидимой брани». Его дальнейшая книга «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться», многие другие писания Феофана Затворника отталкиваются от этой книги, без нее мы так и остались бы... Что такое православие? Без этой книги у нас, мне кажется, нет ответа.

Марина Борисова:

— С Никодимом Святогорцем все очень интересно. Начнем с того, что время его жизни 18-й век. Мы как привыкли считать, что в 18-м веке у нас рухнуло монашество на Руси стараниями наших императоров и императриц. А вот то, что, оказывается, в православной Греции происходило ровно то же самое, мы даже не задумываемся. Собственно с чего началось на Афоне усиленное желание найти, перевести и максимально популяризировать наследие святых отцов? Потому что все вокруг превратилось в профанацию, можно сказать. Любое движение вглубь вызывало сильнейшее отторжение, причем, на всех уровнях. Откуда взялась книга «Невидимая брань»? Не только потому что Никодим Святогорец перевел по послушанию, он и на практике старался все это опробовать, если можно так сказать. У него было два занятия в жизни: писания и аскеза. То, чего не хватает очень многим европейским авторам духовной литературы. Собственно Феофан Затворник в этом смысле не кокетничал, он к своему затвору относился очень иронично. Он говорил, что это скорее не затвор, а запор. Святой человек вправе относиться к себе как угодно. Никодим Святогорец старался претворить на практике то, чему он учился, составляя Добротолюбие и адаптируя святоотеческое наследие. Это не умственное постижение, а это практическое постижение.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Больше того, я бы сказал, что это, выражаясь современным языком для современного слушателя, реальное введение в православную психологию, душеведение, в науку о душе, как устроена наша душа и как образ Божий в ней проявить, прояснить и с дьяволом бороться.

Марина Борисова:

— То, что происходило в 18-м веке, сейчас очень полезно вспомнить. Мы зачастую не замечаем, как сползаем в то же самое. Очень много рассуждений, очень мало практического применения. Скорее, мы найдем людей, которые готовы порассуждать, поговорить, пополемизировать.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Мы с вами, например.

Марина Борисова:

— Да, мы с вами. Я могу только к себе это отнести.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я тоже к себе это отношу.

Марина Борисова:

— Когда открываешь «Невидимую брань» и читаешь, 14-я глава, «как быть, когда высшая разумная воля, кажется, совсем будто побеждаемая волей низшей и врагами», думаешь: это ровно то же самое, что происходит у меня с утра до вечера каждый день.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, проблема еще в том, что без духовного руководства заниматься духовной жизнью необыкновенно сложно и по большому счету проблемно. Поэтому мы видим, с какими сложностями проходило и проходит возрождение монашеской жизни, с какими сложностями сталкиваются миряне, священники, когда живая традиция оказалась утраченной. Носителей, которые могут научить... они есть, но их по сравнению с тем запросом, который был и есть, очень мало. Как всегда еще вопросы адаптации, как говорил святейший патриарх, актуализации святоотеческого предания тоже стоят. Тут сейчас без Никодима Святогорца вообще никуда. В храм прийти, свечку поставить, на исповедь прийти, грехи свои назвать. Кстати говоря, я знаю многих очень уважаемых священников, из них, кстати, первый покойный отец Дмитрий Смирнов, Царство ему Небесное, который, например, по помыслам исповедь не принимал, вот так массово. Может быть, у кого-то отдельно, кого он духовно руководил, и да, а так, говори, что сделал, а что у тебя внутри, это не на исповедь. Потому что запутаться можно. И чтобы погрузится в невидимую духовную брань, да еще и не погибнуть там — это очень не тривиальная и не простая задача. С другой стороны, христианину без нее никуда.

Марина Борисова:

— Тут ведь важно не перепутать. Одно дело алгоритм, который применим практически к любому из нас. А другое дело, это настолько тонкий и индивидуальный путь у каждого, и мы настолько друг на друга не похожи, несмотря на все сходство, что хорошо, это прекрасно, это счастье великое, если рядом есть человек, с которым можно посоветоваться. А если нет?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, а ты сам еще не духовно гениален.

Марина Борисова:

— Я боюсь, что это мало кому грозит.

Протоиерей Максим Первозванский:

— С другой стороны, как писал другой светильник нашего православного благочестия святитель Игнатий (Брянчанинов), который тоже в очень непростые времена жил, хотя он был современником Оптинских старцев, все равно говорил, что по книгам можно, по святоотеческим писаниям можно какие-то, по крайней мере азы, духовной жизни постигать. Иногда это даже не менее полезно и предпочтительно по отношению к жизни с реальным живым духовником, который если еще... Если ты пришел никакой, нулёвый, то ты не можешь разобраться, кто может быть твоим духовным наставником, а кто не может. Поэтому эта проблема, я опять возвращаюсь своим мысленным взором назад, в те же 90-е годы. И не случайно поэтому пришлось Собору 98-го года принимать специальное решение о младостарчестве, лжестарчестве, о духовном наставничестве. Надо быть очень осторожным в вопросе, к кому ты можешь обращаться за духовным советом и рассуждением, а к кому лучше не надо. Читай Никодима Святогорца, читай Феофана Затворника, читай архимандрита Софрония, старца Силуана и как-то пытайся что-то делать. Единственно, приходится в этой ситуации, как говорил мой духовный наставник, в духовной жизни быть как воробышек, клюнул — огляделся, клюнул — огляделся, не летит ли коршун. Не борзяся, не торопясь, с большим рассуждением, не спеша, но все-таки человеку, жаждущему духовной жизни, без Никодима Святогорца, без Добротолюбия, без Феофана Затворника обойтись совершенно не возможно. Представим себе, что было, когда этого всего не было в доступе у человека, вот тогда что делать, вообще непонятно.

Марина Борисова:

— Тогда были живые носители.

Протоиерей Максим Первозванский:

— В том самом 18-м веке кто-то был, наверное, но обычному человеку это было совершенно не доступно.

Марина Борисова:

— Паисий (Величковский) нашел силы в себе дойти до Афона и искать учителей там, в писаниях святых отцов. А его ученики были живые, к ним можно было уже прийти. Тот же старец Лев Оптинский, это был уже вот, пожалуйста, доезжайте до Калуги, там немножко в сторону, Козельск.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, особенно если ты крепостной крестьянин. Я не спорю с вами. Понятно, что живая традиция никогда не прерывалась, и это милость Божия, что можно было что-то найти и на что-то опереться. Важно, чтобы это было — нехорошее слово «массовым», массовым оно никогда не будет — но чтобы это не было совсем индивидуальным, эксклюзивным, персональным. Как услуги бывают массовые, бывают индивидуальные, а бывают персональные. В то время это были совсем персональные услуги. А в наше время все-таки уже индивидуальные. Это значит, что все хорошо.

Марина Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. И как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Завершает неделю праздник, всегда всей Церковью ожидаемый. Наравне с празднованием памяти Кирилла и Мефодия, учителей словенских, для нас празднование 28 июля памяти равноапостольного князя Владимира, в святом крещении Василия это знаковый день, день рождения Русской Православной Церкви, по крайней мере символический день рождения. Хотя, скорее всего, рождение Церкви было не каким-то сиюминутным актом, а на протяжении, может быть, ста или больше лет потихоньку приходило христианство на Русь, причем, именно в славянском изводе, поскольку оно было понятно. И так потихоньку-потихоньку и церкви появлялись, и христианские общины первые появлялись. И уже при равноапостольной Ольге. Но, конечно, для нас знаковый, в летописи затверженный момент, 988-й год, хотя тоже вопрос с датировкой. Но у нас четко обозначенно, тысячелетие Руси мы праздновали в 1988 году.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, нет сомнений, что мы правильно это сделали.

Марина Борисова:

— Важна или не важна дата, важны или не важны исторические мифы и легенды, и какие-то, не как сказки, а как некая выжимка, как экстракт, который должен присутствовать в сознании? А какие-то исторические нюансы могут потом на это наслаиваться или не наслаиваться, неважно. Важно знать, что был такой князь Владимир, и в 988-м году он крестился и крестил свою дружину.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это, конечно, повод, мы могли бы поговорить о князе Владимире. Но, мне кажется, это повод поговорить о том, что называется историческими мифами. В 20-м веке в науке и даже в массовом сознании, не прямо совсем массовом, в массовом сознании, наверное, легенды и мифы Древней Греции остались какими-то странными сказками, в которые верили...

Марина Борисова:

— Дикие люди. Древние греки.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Якобы верили, да, дикие люди, была попытка Библию воспринять как сборник еврейских сказок, прости Господи. Сначала в научном сообществе, потом в достаточно широком человеческом понимании стало ясно, что миф это не сказка. Понятно, что я не определение строгое даю, но я попробую определить его. Это выдуманная или невыдуманная история, причем, неважно, выдуманная она или не выдуманная, которая воспринимается конкретным человеком, который этот миф читает, слышит, как-то воспринимает, как то, что является основанием его жизни. Он строит свою жизнь, исходя из этой истории. Поэтому этой историей может быть «Илиада» Гомера. Этой историей может быть для нас, христиан, Священное Писание. Этой историей может быть, например, история Великой Отечественной войны. И здесь мы с вами, люди среднего и старшего поколения, являемся удивительными свидетелями, с одной стороны, сначала, как этот советский миф — подчеркиваю, я не воспринимаю это как выдумка — сконструирован и являлся для советских людей одним из базовых оснований их мира чувствования и жизни на примере героев Великой Отечественной войны. Он заменил собой миф о пионерах-героях, о Павлике Морозове, он куда-то отодвинул этот революционный миф и встал в позднем Советском Союзе на главное первое место. Потом в 90-е годы этот миф был деконструирован, и нам объяснили, что нет, ничего подобного, все было совсем не так. И это прекрасно видно на примере истории о 28-и панфиловцах, которой, нам в 90-е годы объяснили, что не было, вообще не было этой самой обороны, что это выдумал корреспондент. А потом, благодаря трудам профессиональных замечательных историков, самыми яркими из которых являются Исаев и Драбкин, которые собрали живые свидетельства, подняли архивы, выяснилось, что нет, были. Да, было не совсем так. Тот же самый фильм «28 панфиловцев», который воспроизводит эту историю, уже основан на реальных материалах. То же самое происходит с любым историческим мифом, в данном случае с князем Владимиром. Сознанию моему, например, хотя я много чего на эту тему читал, абсолютно неважно, в каком году это было. Наверное, профессиональные историки могут спорить, что и как там было конкретно, мне не важны какие-то нюансы. Хотя мне приятно слышать, что да, есть в хрониках восточных информации, в Хорезме, что приходило посольство. Это меня радует. Но если бы даже этой записи не было, абсолютно неважно. Для меня этот миф, как живая история о том, как князь Владимир выбирал веру, о том, что он является основанием моей веры. И я никому уже не позволю, я уже не маленький мальчик, деконструировать для меня этот миф. Хотя если вдруг я узнаю какие-то подробности, ничего страшного, мое сознание вполне мифологично, как и сознание любого современного человека, и поэтому я вполне смогу отрефлексировать этот момент. А слабым и немощным людям это может быть болезненным, когда ему скажут, что да, действительно в Хорезм ходил, а к Папе не посылал. А еще через двадцать лет выяснится, что посылал, нашли записи. Это неважно. Для нас существует устойчивое описание этого события, как крестилась Русь. И мы его принимаем именно той частью нашего сознания, которое отвечает за мифы. Наше человеческое сознание не может жить без мифа, в принципе не может, оно вместо одного деконструированного мифа обязательно изобретет другой миф. Например, о трехстах миллионах погибших в ГУЛАГе. И это тоже будет такой же миф, хотя понятно, что в ГУЛАГе люди погибали, и там много людей погибло. Но будет сконструирован миф как история, которая будет определять мое восприятие мира и мое поведение. В общем, очень важно нам эту простую детскую историю рассказывать нашим детям о том, как была крещена Русь, снимать на эту тему мультфильмы. Мне страшно жалко, что так и не было снято в свое время продолжение замечательного мультфильма «Князь Владимир», где описана первая часть этой истории, очень неплохой мультфильм, вплотную подошедший к моменту крещения, а дальше я не знаю по каким причинам так и не был он продолжен.

Марина Борисова:

— Мне кажется, что в истории, связанной с именем князя Владимира, есть еще один смысловой нюанс. Как было с Константином Великим? Его принятие закона о вероисповедании и его личное крещение — две разные истории. Что касается князя Владимира, мы тоже можем предположить, что исторически это могло быть обусловлено какими-то политическими соображениями. Нужно было ему жениться на Византийской принцессе, чего тут только не сделаешь ради политического союза, или политически-военного союза. Но дело-то не в этом, дело в том, что последовало после этого, то, что связано с жизнью не только князя и дружины, а с жизнью людей, которые шли на реку и от приехавших греков-священников принимали крещение. На протяжении жизни пары поколений абсолютно изменился культурный контекст жизни на огромной территории. Причем, в отличие от западных славян, не было особых возмущений языческого народа. То есть это настолько гармонично легло на какую-то подкорку что ли. Я не знаю, как это объяснить с научной точки зрения. Как я себе по-человечески объясняю, что в национальном характере было что-то заложено, что приняло христианство как нечто вполне естественное для себя. Какие-то отголоски язычества спокойно ушли на бытовой уровень, и там до сих пор живут. Самое главное, что уже через сто лет была и архитектура каменная, и литература потрясающе рафинированная, и много чего другого, и это все получилось без насилия, без навязывания, как бы само собой, не было и стало. Это очень важная деталь, которую мы сами про себя не понимаем. И чем дольше мы не понимаем, тем труднее нам объяснять себе наше поведение как христиан в современной очень странной и абсолютно алогичной жизни. Мне кажется, что дело не только в мифе. Если мы говорим о царственных страстотерпцах, мы тоже начинаем встревать в дискуссию о каких-то политических заслугах или промахах, еще о каких-то совершенно маловажных вещах на фоне последнего подвига, который полностью изменил этих людей. Об этом свидетельствовали люди, которые были с ними вплоть до Ипатьевского дома.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Наше сознание действительно странное. Я не думал, что мы таким образом придем опять к тому, о чем я говорил, про веру народа втемную. Можно по-другому это все сформулировать. Наше сознание не устроено просто, мы одновременно, по крайней мере, у меня это прекрасно получается, не без проблем, но получается. Когда я включаю свои мозги, как в далеком прошлом ученого, как физика, я могу рассуждать о тринадцати с половиной миллиардах эволюций Вселенной, о большом взрыве, о типах галактик, об основной звездной последовательности, о странном обстоятельстве, что в моем собственном генетическом коде два процента генов неандертальца откуда-то взялось. Но когда я включаю в себе режим верующего христианина, я могу говорить о шести днях творения, не заморачиваясь о том, какой продолжительности были эти дни, о сотворении человека из праха земного, о семи тысячах пятисот восьми годах, прошедших от сотворения Адама до Рождества Христова. И у меня нет с этим вопросом проблем. То же самое и тут. Если я включаю в себе, простите за эти слова, режим верующего человека, а он легко включается, я почитаю царскую семью без вопросов, я верю в то, как было описано это про князя Владимира. А если я буду принимать участие в исторической дискуссии или в конференции о том, как Николай Второй как экономист, например, или главнокомандующий русской армии в Первой мировой войне — это будет совсем другой разговор. Наш мозг и наше человеческое существо способно переключаться в разные модусы. Важно, чтобы мы ту часть, которая отвечает за миф, за веру, подчеркиваю, я же миф использовал не в терминах сказок, история может быть разной степени правдоподобности. Может быть абсолютно на сто процентов, может быть, вообще на ноль, а в большинстве случаев это как семейная история. Мой дедушка был тем-то, а моя бабушка была там-то, мы даже собственную историю мифологизируем. У меня есть родная сестра младшая, которая регулярно меня опровергает, когда я рассказываю что-нибудь о нашем общем детстве, потому что у нее прекрасная память на детали, а у меня нет. И я понимаю, насколько я мифологизирую даже собственную историю. Не в смысле приукрашиваю, иногда наоборот она становится менее красивой, чем была на самом деле, но мы так живем, мы так устроены, не надо ломать собственную голову. Поэтому очень важно, чтобы мы как потомки тех самых людей, которые приняли крещение более тысячи лет назад как на берегах Днепра, так и в Новгороде и в других местах Святой Руси, оставались христианами. Чтобы мы, с одной стороны, будучи более образованными, более знающими, в какой-то степени более рациональными, не забывали о том, что вера является главным побудителем и движителем в нашей жизни.

Марина Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свиданья.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Храни вас всех Господь.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем