«4-е воскресенье по Пасхе, о расслабленном». Священник Николай Конюхов - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«4-е воскресенье по Пасхе, о расслабленном». Священник Николай Конюхов

4-е воскресенье по Пасхе, о расслабленном (10.05.2025)
Поделиться Поделиться
Священник Николай Конюхов в студии Радио ВЕРА

В нашей студии был клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Деян.9:32-42) и Евангельского (Ин.5:1-15) чтений в 4-е воскресенье по Пасхе, именуемое «О расслабленном», о дне Преполовения Пятидесятницы и Евангельского (Ин.7:14-30) чтения в этот день, о днях памяти преподобного Нектария Оптинского, святителя Игнатия (Брянчанинова), преподобного Феодосия Киево-Печерского, перенесения мощей благоверных князей Бориса и Глеба.


М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

Свящ. Николай Конюхов

— Здравствуйте, мои дорогие.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в Церкви завтра, в 4-е воскресенье после Пасхи, в Воскресенье о расслабленном, и на наступающей седмице. Но само по себе название воскресного дня «Воскресенье о расслабленном» как бы сразу задаёт нам тематику рассуждений. Но мне кажется, что особо интересным получилось в этот день сочетание отрывка из Евангелия, которое мы услышим завтра за Божественной литургией, и отрывка из Деяний святых апостолов. Поскольку и отрывок из Евангелия от Иоанна, из 5-й главы, стихи с 1-го по 15-й, нам повествует об исцелении Спасителем расслабленного, который 38 лет лежал около Овчей купели в Иерусалиме и никак не мог дождаться, чтобы кто-нибудь его туда опустил, поскольку, по преданию, Ангел Господень спускался раз в году в эту купель, и тот, кто там оказывался первым, исцелялся.
И отрывок из Деяний святых апостолов, из 9-й главы, стихи с 32-го по 42-й, рассказывает о том, как расслабленного же исцелил апостол Пётр. Причём не только исцелил расслабленного, но и после этого воскресил праведную Тавифу. Чисто сюжетно кажется, что это вообще одна история, просто несколько разъединённая во времени, но это повествование из одной какой-то логики. Но чем отличается, на мой взгляд, два этих рассказа? Если у Петра всё прошло «на ура» — позволим себе такое просторечное выражение, — то у Спасителя всё получилось немного странно, с точки зрения человека, который читает Евангелие. Поскольку этот исцелённый человек, этот паралитик, 38 лет ждавший только одного: чтобы ему вылечиться, чтобы случилось чудо. И вот чудо это произошло. Произошло оно в субботу, ему Спаситель сказал: возьми свою постель и иди себе домой. Он, после 38-летнего лежания, встал (даже само то, что он встал — там должны были все мышцы атрофироваться) и пошёл. И этот человек совершенно спокойно, когда его спрашивают: что за безобразие такое, тут ходишь, постель таскаешь в субботу? — ничтоже сумняшеся перевёл стрелки на Того, Кто его исцелил. Вот это всегда меня поражало. Ну ладно, благодарности не испытывали многие, кому посчастливилось исцелиться с помощью Спасителя. Но зачем же вот так?

Свящ. Николай Конюхов

— Потому что мы боимся. Страх всегда диктует нам плохие ответ. И, само по себе, даже получая явное свидетельство чуда, человек не обязательно становится сразу нравственным. Об этом очень хорошо сказано в притче о богаче и Лазаре, когда богач просит показать явное чудо его братьям, которые остались, которые так же, как и он, игнорировали голодного, несчастного человека, который лежал у них около ворот и мечтал насытиться крошками от их шикарного ужина. И что, если им явится воскресший Лазарь, то они сразу станут нравственными и прекратят вести такой разгульный и бессмысленный образ жизни. На что им был дан ответ, что они имеют закон и пророков, если они Моисея не послушали, то даже если кто из мертвецов воскреснет, ничего с ними не случится. Поэтому само по себе, даже когда Господь являет нам чудо и это чудо происходит прямо с нами, это не делает нас сразу нравственными людьми. И, кстати, это не является свидетельством обязательно некой святости. Потому что я читал как-то у Игнатия (Брянчанинова) о том, что если Господь являет чудо какое-то, то, возможно, это вопрос деградации нашей веры, что у нас уже настолько всё плохо с верой, что нам нужны какие-то явные подтверждения. Потому что просто так мы уже не довольствуемся, мы уже не имеем какой-то такой безусловной веры. То есть, по-хорошему, человек верующий не просит чудес. Зачем они ему нужны? Потому что он и так верит. А когда мы просим чудес, то как будто мы просим доказательств, то есть вера у нас настолько слабая, что нам нужны явные доказательства и подтверждения. Поэтому часто чудеса случаются как раз над немощными людьми.
И у меня у самого были эпизоды в жизни, что именно когда я попадал в какое-то состояние уныния, мне казалось, что всё плохо, всё рассыпается, Господь являл мне чудеса. Именно с целью укрепления, видя, что батюшка совсем как-то в плохом состоянии. А не потому, что ты, наоборот, достиг какого-то нравственного совершенства и начал видеть ангелов. Тот же Игнатий (Брянчанинов) говорил, что лучше тебе видеть свои грехи, нежели видеть ангелов. И поэтому, да, этот расслабленный — абсолютно у него такая защитная реакция, когда ему говорят: «Почему ты несёшь? Это запрещено», — говорит, что ему человек, который его исцелил, сказал. Но, с другой стороны, кстати, я вот всегда, когда этот эпизод читал, думал то, что раз Он меня исцелил, то, наверное, имеет авторитет сказать: «Возьми одр твой и ходи». То есть для него, может быть, в его логике так оно и получилось. Но мы видим потом, что с ним всё-таки произошло некое нравственное изменение. Когда ему Господь сказал: «Смотри, больше не греши», — когда он пришёл всё-таки в храм. То есть видно, что на каком-то пути правильном он стоял.

М. Борисова

— Но какой же правильный путь, если он, встретив Спасителя в храме, пошёл и объявил иудеям, что исцеливший его есть Иисус?

Свящ. Николай Конюхов

— Да, он не знал, кто это, а потом пошёл и рассказал. Но мне всегда казалось, что в этом эпизоде этот человек... он за 38 лет настолько сильно сосредоточился на том, что он хочет исцеления и это самая главная как бы цель его жизни, и он лежал там и ждал, пока какие-то люди смогут что-то сделать, то, возможно, с ним произошла история, что он упустил много чего другого, слишком был сосредоточен на этом. И, даже получив чудо от Господа, не получилось, что это сразу решило все его остальные проблемы. Я не думаю, что это было открытое какое-то издевательство, что а-ту его, братцы. А в том, что, в целом, Христос пришёл и ушёл, а ему ещё жить с этими ребятами, в этом обществе. И поэтому он, как мы видим... по-разному ведут себя люди после исцеления, некоторые, наоборот, открыто проповедуют Христа, как тот самый слепорождённый, который, наоборот, вступался и говорил, что если бы этот человек был бы неправедный, то Господь бы его не послушал.

М. Борисова

— Как было сказано Спасителем: «Не десять ли исцелил Я? И где девять?»

Свящ. Николай Конюхов

— Да, для нас просто этот эпизод, скорее, про нас, чем про него. Во-первых, у нас же была третья Неделя после Пасхи — Неделя жён-мироносиц. И принято у нас называть его «православным женским днём». Мы всегда поздравляем наших любимых женщин. У нас на приходе есть традиция дарить им цветы, то есть это прям вот такая история. И у нас есть шутка наша, что четвёртая Неделя по Пасхе — это православный мужской день. То есть мужчина, который лежит 38 лет и не может никуда сдвинуться, пока Господь не придёт и не скажет ему: «Слушай, вставай, возьми свою постель и иди», — и то он начинает не совсем то делать, что нужно. Поэтому это, в первую очередь, про нас, про то, что если мы только получим чудо, то, может быть, это ничего не изменит в нашей жизни кардинально к лучшему. Потому что, допустим, что мог делать этот расслабленный человек? Он просто лежал и ждал, пока его кто-то окунёт в эту купель. И вот он дождался — Господь его исцелил без этой купели. А в эти 38 лет мог ли он расти нравственно? Может ли человек с ограниченными возможностями всё равно идти куда-то вперёд? Мы видим, что может. Мы видим, что человек, в каких бы условиях он ни находился, может найти возможность каким-то образом думать не только о себе, не замыкаться в своём эгоизме. Очень тяжело быть расслабленным 38 лет и как бы не застрять в эгоизме.
Но там же важен эпизод, видите, Господь ему говорит: «Иди и больше не греши!» И тем самым многие святые отцы делают вывод, что он стал расслабленным не просто так. И он не родился таким, какой-то, может быть эпизод в его жизни произошёл. Или он был, знаете, таким золотым мальчиком, который просто жил, как король, просто всем удовольствиям предавался, попал в аварию — просто перенося на наши реалии, — и после этого обездвижился. И, может быть, ему нужно было бы сделать какие-то выводы в своей жизни. Поэтому это такой сложный, запутанный эпизод. И множество возможно здесь увидеть тайных знаков, но для нас это принципиальный вопрос про нашу жизнь. То, что мы не просто у Господа просим исцеления, а «что стоит, Господи, за той болезнью, которая у меня есть, какой урок я должен извлечь из той ситуации, которая сейчас есть в моей жизни?» Потому что если я просто получу исцеление, я просто могу пойти и где-то в другую ситуацию влипнуть такого же характера, а может быть, даже ещё хуже. И Господь говорит: «Больше не греши, чтобы не случилось с тобою нечто худшее». Потому что есть вещи хуже, чем расслабленность физическая, есть хуже, чем болезни. Господь говорит: не убойтесь убивающих тело, а душе вашей не могущих повредить. А никто не вредит нашей душе, как мы сами.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. На этой неделе у нас Преполовение Пятидесятницы — день, отмеченный в церковном календаре, но совершенно загадочный. Поскольку смысл восемь дней праздновать преполовение чего-нибудь для современного человека покрыт тайной. Причём этот праздник очень древний. Он с IV века фиксируется в источниках. И понять, мне кажется, очень важно, почему вот эта середина между Воскресением Христовым и Троицей отмечена аж восьмидневным празднованием.

Свящ. Николай Конюхов

— Дело в том, что нужно знать особенности Типикона, богослужебного устава. Этот праздник считался как малый Господский праздник. А Господские праздники все имеют обязательные дни предпразднства и обязательные дни попразднества, в отличие, допустим, от Богородичных, которые не всегда их имеют или имеют, но короткие. И тут это именно Господский праздник, но люди многие не знают, почему там вдруг неожиданно совершаются славословия. И в Константинополе, в храме Святой Софии вообще это богослужение было очень торжественным. И там это было связано ещё с техническим моментом, потому что это же весна, начиналась посевная, на Руси, допустим. И батюшки совершали освящение воды и шли на поля освящать поля. То есть это было такой знаковой вещью для всех, кто занимался сельским хозяйством. Ну а вообще для нас, христиан, именно с духовной точки зрения, остановиться на середине и подумать, куда мы идём, очень даже нужно и важно. Потому что, с одной стороны, мы уже начали забывать, а чего мы здесь собрались. То есть Пасха уже прошла, куличи все съели, а те, что остались, превратились в сухари. И, соответственно, а что там?
Ну да, остались в богослужении какие-то особенности: часы начинаются там с тропаря Пасхи «Христос воскресе из мертвых», в воскресенье батюшка всех приветствует так же: «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!» Но уже как будто бы мы немножко забываем про Пасху. До Троицы ещё далеко, то есть деревья ещё не срубили, ветки не принесли — они засохнут. И вот что, где я нахожусь, что со мной происходит? Какие выводы я сделал из того, что была Пасха в моей жизни? И как я готовлюсь к празднику Троицы? То есть просто остановиться и подумать. Для нас, в нашем суетном мире у нас темп жизни сейчас настолько плотный, что люди иногда не успевают просто даже обратить внимание на погоду. Иногда говоришь, что сегодня такое солнце, а человек вообще даже не видел этого солнца, потому что он из одной машины в другую, потом туда-сюда, пятое-десятое — мог даже не заметить. Некоторые люди не знают, допустим, какой сейчас день — Светлый вторник, или Страстная среда, или ещё что-то, — потому что такой темп жизни.
И, конечно, Церковь нас учит иногда останавливать себя и ощутить этот момент. Господь говорит: довольно для тебя заботы дня грядущего. Иногда мы настолько планируем, как летом поедем в отпуск, что забываем о каких-то важных моментах собственной жизни. Поэтому, мне кажется, помимо того, что молитва, освящение воды — малое освящение воды будет — и как бы вообще такой праздничный день, можно просто немножко отложить какие-то дела, сесть после службы на лавочку куда-нибудь, может быть, в парке, обязательно выключить телефон, прямо на авиарежим его перевести, и посидеть — такое упражнение. У некоторых святых отцов, египетских пустынников, было вот это упражнение молчания — пребывать в молчании, в созерцании. И мне нравится одно выражение, что когда ты наконец замолкнешь, начинает говорить Бог. Поэтому вот есть у нас возможность немножко замолчать, перестать суетиться и какую-то ревизию провести: что я прошёл и что мне ещё предстоит пройти.

М. Борисова

— Я слушаю и вспоминаю: был такой замечательный батюшка — отец Василий Швец, до 98 лет дожил. Вот он говорил, когда его спрашивали: «Батюшка, всё-таки что нужно сделать, чтобы исправить жизнь, чтобы как-то приблизиться к спасению?» Он говорил: «Всё очень просто: продай телевизор, купи стенные часы с боем. И каждый раз, когда они отбивают, бей поклоны».

Свящ. Николай Конюхов

— Ну, например.

М. Борисова

— Но это такой экстремальный путь, далёко не каждому по силам. Чтобы, как всегда, разобраться в смысле того или иного праздника, давайте обратимся к отрывку из Евангелия, которое прозвучит за Божественной литургией в день Преполовения Пятидесятницы. Это Евангелие от Иоанна, 7-я глава, стихи с 14-го по 30-й. И начинаются они как раз словами «в половине Пятидесятницы вошёл Иисус в храм и учил». И вот, собственно говоря, то, чему Он учил, это то самое, за что Его потом распяли, за что Его осудил Синедрион, и вообще из-за чего разгорелась вся эта трагическая история взаимоотношения с духовенством иудейским. Я не знаю, мне до сих пор трудно понять.
Вот всё-таки Ветхий Завет — это свято. И люди, соблюдавшие предписания Ветхого Завета, тем более служившие Богу, вряд ли все подряд были какими-то злодейскими злодеями. Как случилось, что огромная эта корпорация солидарно восстала против Бога? Вот в голове не очень укладывается. Потому что отрывок из Евангелия, которое будет читаться на Преполовение Пятидесятницы, заканчивается словами как раз «и искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что ещё не пришёл час Его». То есть то, что Он говорил, было самым страшным. Не исцеление в субботу, не какие-то другие Его действия, не то, что за Ним толпы народу ходили, самое страшное было почему-то то, что Он говорил. Как это могло произойти? В этой корпорации, что ли, вообще не было ни одного нормального человека?

Свящ. Николай Конюхов

— Любую, самую хорошую, самую спасительную, самую лучшую, идею можно испортить исполнением. И человек, когда вносит какие-то свои вещи, — а мы же с испорченной, искажённой природой, — и покажи в это искривлённое зеркало какой-то красивый рисунок или красивого человека, он будет уродлив. Потому что всё мы пропускаем через свои интерпретации, через свои испорченности, через свой эгоизм. И мы видим, что ещё в Ветхом Завете пророки приходили и говорили: ребят, вы делаете что-то не то. То есть вы приносите жертвы, вроде бы какие-то правила соблюдаете, написанные в законе, но «сердце ваше отстоит далеко от Меня», — пророк Исайя сколько об этом писал. «Ваша жертва ненавистна Мне», — буквально Господь говорит об этом. Он говорит: «Зачем вы топчете двор храма Моего, что вы делаете?» Потому что вы делаете это формально, для того, чтобы Бог, может быть, даже как-то не трогал меня, чтобы отделаться немножко от Бога. То есть я вот выполнил нечто формально, я же сходил в храм в воскресенье, я поставил Тебе свечки. Давай, Господи, дальше у меня будет моя жизнь, а у Тебя — Твоя. И как-то чтобы они не пересекались. И не было вот именно этого отношения сердечного. И испортили формализмом потрясающий закон, который важен, конечно, закон Ветхого Завета. Господь не пришёл нарушить, Он пришёл его исполнить, наполнить новым смыслом.
И поэтому люди в определённый момент настолько много внесли своего — те самые предания старцев, за которыми уже не видно было вообще закона. Потому что заповедь, допустим, о любви к ближнему есть ещё в кодексе Моисея. Ещё в те времена Господь уже говорил о том, что нужно видеть ближнего, что нужно относиться к нему, как к самому себе, и так далее. Но людям легче выполнить какие-то внешние предписания, чем глубоко копаться в себе и работать со своими страстями. И именно это произошло. А когда Господь пришёл и обличил, сказал, что вы, как гробы накрашенные — то, что вы возлагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами не хотите перстом двинуть, в плане своего исправления, своей духовной жизни. И то есть то, что у вас здесь всё красиво, и облачения прекрасные, и всё у вас тут чинно, благородно — оно не работает. И эти обличения, по-хорошему, должны были сыграть важную роль в исправлении этих людей. Но я не могу сказать, что там повально все были негодяями какими-то. Мы знаем, что...

М. Борисова

— Иосиф Аримафейский, Никодим.

Свящ. Николай Конюхов

— И наверняка были ещё другие. Как сказано, тайные ученики, «страха ради иудейского», которые слушали Христа, но пока не проявлялись. И тем более, что после смерти и Воскресения Христа, после того, как начали проповедь уже апостолы, тоже пять тысяч иерусалимлян крестилось после одной проповеди Петра. То есть постепенно что-то менялось. Человек сложное существо, он может очень искренне заблуждаться, как Савл, а потом стать великим апостолом Павлом. Поэтому тут как бы момент тот, что мы сами не должны застрять в формальном исполнении неких правил. Мы не должны отделываться от Бога чем-то малым. Мы нужны Богу все, целиком, а не частями. У нас есть хорошая русская поговорка «на Тебе, Боже, что нам негоже». То есть то, что мне легче всего сделать, я сделаю, только чтобы ни Бог, ни батюшки ко мне не приставали. Что там нужно — прочесть три канона? Прочтём. Недавно человек приходил на беседу как раз.
Я начинаю что-то разговаривать про Христа, про Его проповедь. Он такой: «Батюшка, подождите: а сколько продлится церемония крещения?» Я говорю, что примерно столько-то. Он говорит: «А что нужно делать-то?» Я ему говорю про важность исповеди и Причастия. Он такой: «Так чего, нужно в храм, что ли, сходить?» То есть для него это настолько... Что нужно сделать? Ты мне скажи простыми словами, какой алгоритм мне выполнить. Ну то есть мне неинтересно в ваш храм ходить, но я отстою час, лишь бы ты мне дал справку, батюшка, и отстал от меня, и всё. Я говорю: «Я не хочу вас ничего заставлять. Я вам дам справку. Могу десять справок вам дать, но это никаким образом не повлияет на вашу жизнь. Если вы хотите наладить отношения с Богом, то нужно в это вложиться». Он говорит: «У меня нет времени, у меня работа, я каждый день работаю». Я говорю: «Знаете, я тоже каждый день работаю», — помимо того, что я служу в храме, у меня тоже куча всяких вещей есть. Я говорю: «Если Бог для вас важен, вы найдёте на Него время». На футбол-то мы находим время, или на в четверг в баню пойти с мужиками. Так что тут вот вопрос такой, что не довольствоваться формальным исполнением неких правил, а копать в глубину.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. Продолжаем нашу еженедельную субботнюю программу «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. У микрофона Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. На этой неделе у нас есть повод порыться в памяти и припомнить двух отстоящих друг от друга по времени святых, но, если можно так высокопарно выразиться, пивших из одного источника. Я имею в виду 12 мая — память Нектария Оптинского, а 13 мая — память святителя Игнатия (Брянчанинова). Может быть, наши радиослушатели не все помнят, что духовным наставником святителя Игнатия был Оптинский старец Лев. Чуть попозже в Оптину пришёл будущий отец Нектарий и много-много лет был келейником у старца Амвросия. И ещё старец Анатолий (Зерцалов) тоже занимался его духовным воспитанием. Так что, опять наша любимая Оптина пустынь.
Но оба эти святые совершенно потрясающие и ни на кого не похожие. Святитель Игнатий удивителен тем, что, сформировавшись в такой век преклонения перед французским просвещением и в такой среде, где это было нормально, он умудрился с юности, с подросткового возраста поставить себе цель — он очень хотел в монахи. Всё складывалось в жизни не так, всё его разворачивало от монастыря к какой-то вполне приличной светской карьере. Но монахом он всё-таки стал, несмотря на всё своё военное инженерское обучение. Он даже и в этом институте, скажем, в переложении на наши понятия, военно-инженерном умудрился сколотить группу единомышленников, которые боролись за сохранение благочестия. Представить себе это в такой среде, где множество мальчиков живут практически на казарменном положении, можно, но трудно, даже в наше время трудно, а уж тогда тем более. Как-то, в общем, совсем другие были устремления у большинства подростков из приличных семей.

Свящ. Николай Конюхов

— Да, если почитать историю Пушкина.

М. Борисова

— Что касается старца Нектария, то он, конечно, особым происхождением не отличался, был из семьи бедной, ничем особо не выдающейся, не запомнившейся. Но самого его не запомнить было невозможно, поскольку, помимо всего прочего, он ещё, с благословения старцев, немножко юродствовал. Поэтому личность была яркая. Так сложилось, что он был последним избранным старцем. Старцев ведь избирали, это не то что вот кто-то назначил или каким-то образом он сам образовался — избирала братия. И он был последним соборно избранным старцем Оптиной пустыни. Удивительно то, что, не получив никакого регулярного образования до попадания в монастырь, он путём самообразования довёл себя до такого состояния, что люди, приходившие, приезжавшие к нему за советом, были в полной уверенности, что он закончил университет. В общем, об этих людях можно говорить бесконечно. О том вкладе, который они внесли в формирование духовного самосознания нашей Церкви тоже можно говорить часами.
Но, как вам кажется, почему так странно складывается, что эти святые всё ближе к нам, чем дальше они исторически? Всё время такое ощущение, что обратный эффект — они как будто приближаются. И то, что вызывало уважение и преклонение 100-150 лет назад... Ну как? Святитель Игнатий писал свои труды для монахов, и он сам был глубоко убеждён, что это может пригодиться только монахам. Когда мы пришли в Церковь в 80-е годы, я имею в виду моё поколение, мы читали святителя Игнатия как руководство к действию. И у нас не было никакого ощущения, что это что-то такое, вот явно не для нас написанное. То есть они как бы к нам приближаются. Как вы объясните этот странный эффект?

Свящ. Николай Конюхов

— Во-первых, великое видится на расстоянии. Если ты стоишь перед горой, то ты видишь просто кусок чёрной стены. А если ты хочешь увидеть весь масштаб, то тебе нужно отойти — это всегда так. С другой стороны, какие-то вещи нужно распробовать, нужно понять. Многие, например, великие музыканты или художники, наоборот, когда были современники, они не ценили... я про кого-то читал, про Ван Гога, что ли, что он очень плохо продавал свои картины, у него там были прям проблемы с этим. А потом проходит время и начинаешь видеть таланты и масштаб человека. Поэтому, да, вот немножко отойти, посмотреть, вникнуть, понять — это действительно так. И, конечно, когда ты начинаешь узнавать личность ближе, она действительно становится тебе близкой. Я недаром вспомнил Александра Сергеевича Пушкина, потому что я, когда недавно был в Питере в музее его, потом несколько фильмов смотрел документальных, и в целом у меня такое чувство, как будто вот он рядом где-то жил в соседнем подъезде. То есть настолько близкий человек — именно через творчество. Понимаете, мы про многих людей, которые сейчас с нами живут рядом буквально, почти вообще ничего не знаем, кто они такие. Ну вот он пса своего выгуливает, вот у него там машина красного цвета — и всё. Что мы знаем? Какие он дневниковые записи ведёт? — нет. Мы знаем, о чём с женой говорит? — нет. Какие у него переживания, душевные терзания, какой нравственный путь он проделал? — не знаем. А про Александра Сергеевича мы знаем, и про преподобного Нектария знаем, и про святителя Игнатия знаем, потому что они об этом писали. И мы, прикасаясь к их трудам, узнаём их как ближних людей.

Мне очень нравится, как в тропаре Иоанну Богослову сказано: яко богослов еси, друг Христов. И вот очень хочется тоже стать, с одной стороны, другом Христовым, а с другой стороны, другом Иоанна Богослова, допустим, или другом Николая Чудотворца. И у нас есть такой шанс, потому что нам нужно просто изучать их наследие, изучать их личность, изучать внимательно их житие. А вот с этими святыми нам проще, потому что они наши соотечественники, и после них осталось достаточно богатое наследие. Если про древних святых мы иногда можем вообще прочитать два предложения, то про этих людей мы просто знаем очень много. Ещё раз говорю, что мы не про всех соседей знаем столько, сколько мы знаем про них. И молитва, когда мы молимся преподобному старцу Амвросию Оптинскому, Нектарию Оптинскому, Льву Оптинскому, когда молимся Игнатию (Брянчанинову) или Феофану Затворнику, если ты просто услышал, что это какой-то святой, увидел его икону или даже приложился к его мощам, всё равно это будет нечто отстранённое — ну, некий святой, которых много в Церкви. Приходишь — и множество икон тебя окружает. А вот если это твой друг, если это твой близкий человек, если это тот, чей духовный опыт поразил тебя, как вас поразили труды Игнатия (Брянчанинова). Я, когда поступал в семинарию, у нас был обязательный список литературы, которую мы должны знать при поступлении. И в том числе туда обязательно был включён Игнатий (Брянчанинов). И наш ректор, отец Тихон, сейчас митрополит Симферопольский и Крымский, это один из любимых его авторов — Игнатий (Брянчанинов), поэтому он всех студентов спрашивал. А мне так повезло, что я даже не видел этого списка, я сам разную литературу хватал перед поступлением в семинарию.

И у меня был Игнатия (Брянчанинова) томик. И там было несколько его произведений, в том числе «Странник», письма и поучения его какие-то духовные. И меня поразило, во-первых, что он мистик, то есть у него очень образный язык. И сразу видно, что он из высшего сословия, что он из дворян, и у него эстетика такая — тоже вот Пушкинской эпохи. И он так это интересно, образно описывает. И самое интересное, что он был сам влюблён в это монашество, в духовную жизнь, он горел этим всем. Он поэтому древних отцов переводил и патерики, отечники составлял, потому что для него это прямо было что-то такое важное. А с другой стороны, он очень близкий, очень доступный. И если некоторые поучения его можно, конечно, отнести сугубо к монашеской среде, потому что он прям монахам их писал, то, например, поучения его касательно молитвы, не знаю, мне никто так никогда в жизни не помог наладить молитву, как Игнатий (Брянчанинов) или Феофан Затворник. И когда спрашивают белого священника, у которого много детей, по поводу семейной жизни, ещё что-то, из положительного опыта и отрицательного опыта тоже, что-то мы можем посоветовать. Но когда нас просят дать поучение по поводу молитвы, я вот из своего опыта мало что могу сказать, особенно когда тебя только рукоположили. Чего у тебя за опыт молитвы? Ну, такой себе. И просто потрясающая сокровищница опыта святых отцов, которые умели молиться по-настоящему, неформально. И таким учителем молитвы может быть для многих из нас Игнатий (Брянчанинов).

М. Борисова

— Мне ещё кажется, что очень помогают хорошие воспоминания духовных чад.

Свящ. Николай Конюхов

— Да, безусловно.

М. Борисова

— Мне очень многое открылось не только об отце Нектарии, но и вообще, в принципе, о жизни этих людей, которая абсолютно сокровенна, абсолютно от нас закрыта. И даже если нам посчастливилось в жизни встретиться с человеком духовным, то вряд ли мы увидим, чем это всё достигается и как это всё происходит, когда все ушли. И вот воспоминания Надежды Александровны Павлович, женщины удивительной, совершенно потрясающей судьбы, которая спасла отца Нектария. Когда закрыли Оптину пустынь, отца Нектария арестовали и поместили в тюрьму. И, использовав все свои связи, вплоть до Горького, до Луначарского... Надежда Александровна была поэтесса, она была достаточно молодым человеком, её увлекла вот эта романтика революции. И Наркомпрос её послал в качестве инспектора в Оптину пустынь. И она употребила все свои силы, чтобы освободить старца Нектария. И потом, когда уже он последние годы жил в деревне, она и продукты привозила, и вообще стала его духовной дочерью. Она оставила потрясающие воспоминания, потому что видела, что происходит со святым человеком, когда ломается всё.
Это вот, наверное, если мне позволено будет такую аналогию провести, как в Книге Иова, когда постепенно всё, на что человек опирался в своей духовной жизни, ломается, включая даже Церковь. Потому что в Церкви разброд и шатания, Патриарха в тюрьму забрали, потом какие-то обновленцы, какие-то живоцерковцы, которые объявили, что они низлагают Патриарха. То есть полная какая-то каша и очень тяжёлые условия, чисто физические. И совершенно непонятно, что происходит в государстве. И как тяжело переживал святой человек, вот просто до слёз, как он тяжело переживал то, что происходит. Мне было очень важно, потому что мы всё-таки всегда, сталкиваясь с духовным человеком, будь он просто живой человек, встретившийся нам на пути, или тот, о ком мы читаем, он всё-таки немножко для нас икона. Он всё-таки на такой дистанции, что мы с большим пиететом относимся к нему заранее. И когда ты читаешь о том, как тяжело, с какими буквально кровавыми усилиями эта святость достигается, чтобы отринуть вот эти все переживания, которые обычного человека просто захлёстывают, и он впадает либо в депрессию, либо в отчаяние. А здесь преодолеть вот этот бесконечный поток негатива — научиться этому невозможно, можно только удивиться, наверное.

Свящ. Николай Конюхов

— У меня такой же был, как модно говорить, инсайд, когда я читал дневники Иоанна Кронштадтского, вот это — «Моя жизнь во Христе», где он много что изложил. И там вот в дневниковых записях, допустим, есть... я помню, просто когда до этого дочитал, меня это до глубины сердца поразило. То есть Иоанн Кронштадтский — это икона, как вы говорите, это просто потрясающий святой, которого просто вообще все знают, почитают. К нему пять тысяч человек приезжало на службу, просто чтобы поприсутствовать. И я читаю его дневниковые записи: «Сегодня опять накричал, разозлился на служанку и грубо ей высказал, что она простоквашу не ту принесла, — или ещё что-то. — Потом я осознал и мне было очень стыдно. Я думаю: опять, Господи, я согрешил». И прям он пишет: «Господи, да как же Ты меня терпишь? Я опять впал в это». Или там он пишет, что вот я пощусь, но у меня желудок больной, поэтому позволил себе съесть тоже что-то молочное. И он об этом пишет абсолютно искренне, и ты не понимаешь: ну как же так? Это же человек с иконы, он же вообще по средам и пятницам даже в детстве молоко не вкушал. Как он там свою простоквашу ест? Как он мог наругаться на служанку? А это живой человек. И преподобный Нектарий мог плакать, переживать и бояться. Потому что даже Господь перед смертью на Кресте плакал в Гефсиманском саду и говорил: Господи, если можно, пускай пройдёт мимо Меня эта чаша. Поэтому я уже сказал о том, что если мы хотим понимать святых, чувствовать их своими ближними, то нужно хорошенько вчитываться в эти тексты. И тогда, может быть, у нас не будет такого идеалистического иконного образа, но зато будет он живой и близкий.

М. Борисова

— Напоминаем нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. На этой неделе у нас будет повод вспомнить и более древних святых — святых, с которых начинался сонм наших небесных предстоятелей. Мы будем вспоминать 15 мая перенесение мощей благоверных князей Бориса и Глеба, во святом крещении Романа и Давида, и 16 мая — преподобного Феодосия, игумена Киево-Печерского. Что касается преподобного Феодосия, как-то так получилось, что его житие, благодаря академику Лихачёву и его переводам, было издано в качестве памятника древнерусской литературы. Поэтому в руки мне попало задолго до того, как я покрестилась. На меня неизгладимое впечатление произвела история, как он рвался в монастырь. Причём взаимоотношения с матушкой, которая ловила его при каждой попытке сбежать и под конец посадила на цепь, чтобы он не убежал из дома, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я думаю, что это, конечно, литература, наверное.

Свящ. Николай Конюхов

— Знаете, литература литературой, а собственничество родителей, тем более вот эти отношения отец — дочь, мама — сын, это, вообще, очень частая история про то, что это же мой ребёнок. Ко мне недавно пришла женщина на исповедь и говорит, что вот, батюшка, переживаю очень за сыночка своего, нас могут призвать. Я говорю: «Кого „нас“?» — «Ну, его могут призвать. Вот у нас есть несколько болезней». Я говорю: «У кого „у нас“?» — «Ну, у него, в смысле, батюшка». То есть вот реально парню 20 или 21 год, то есть это уже взрослый мужик более-менее, во всяком случае, уже не сыночек маленький, а в психологи мамы «мой». И, конечно, процесс сепарации, отделения ребёнка от мамы начинается в 12 лет. И это важная вещь для того, чтобы ребёнок смог потом вырасти и мог вообще в этих достаточно сложных условиях выжить, и чего-то достигнуть. Ему нужно обязательно отделиться от отчего дома. В Библии сказано про брак, что оставит человек отца и мать и прилепится к жене. Но это касается вообще в целом жизни, что в какой-то момент ребёнок отходит. И нужно иметь некую родительскую мудрость и смирение для того, чтобы отпустить. Я вот обычно мамам таким тревожным привожу образ: представьте яблоко — оно растёт, и оно зелёненькое-зелёненькое. И вот если его сорвать, оно будет невкусное, и никуда его не употребишь. Поэтому оно должно доспеть. Но если, когда оно выспело, его не сорвать, оно начинает гнить. И поэтому в определённый момент нужно просто уметь отпустить ребёнка. Вот у Феодосия Печерского был талант к монашеству. То есть у ребёнка талант к изобразительному искусству, а его заставляют заниматься танцами, у него талант петь, а его заставляют вырезать деревянных человечков. И вот у человека талант к монашеской жизни, а мать ему говорит, что, нет, он должен жениться, он должен ещё что-то.

М. Борисова

— Я думаю, история нашей Церкви знает много примеров, когда у человека был талант к подвижничеству, а его не благословляли долгие годы. Или благословляли заниматься совсем другим, как преподобного Серафима Вырицкого благословили заниматься бизнесом, и всё.

Свящ. Николай Конюхов

— А он всё равно пришёл к тому, что нужно.

М. Борисова

— Но вот кто же знал-то? Сколько десятилетий он занимался бизнесом? Кто мог так долго помнить, что всё равно?..

Свящ. Николай Конюхов

— Феодосий Печерский не готов был ждать так долго, у него был такой характер. И знаете, по правде, вот мы всё равно любим немножко таких адаптивных детей, которые послушные, тихие, ходят такие: «Простите, матушка. Благословите, батюшка», — и так далее. Но это они для нас удобные, но не факт, что они счастливые, не факт, что не реализуют тот потенциал, который заложен в них Богом. И вот Феодосий Печерский не был адаптивным ребёнком, он как раз рвался, он понимал, что он хочет. Я, беседуя со своими детьми, иногда поражаюсь, насколько они чётко могут сформулировать своё желание. Вот у меня такого не было. Сейчас вот чуть получше становится, но в целом я, когда рос, так не умел — говорить о своих чувствах и доносить информацию до родителей у меня не получалось.

М. Борисова

— Знаете, мы, когда росли, тогда стали входить в моду педагогические всевозможные передачи по радио. Тогда же не было компьютеров, телевизор показывал Бог знает какую ерунду. А мы, где-то начиная с класса четвёртого, родителям объясняли, что они ведут себя неправильно, это не педагогично.

Свящ. Николай Конюхов

— Да, сейчас говорят родителям примерно то же самое. Но в целом вот само по себе то, что услышать ребёнка и вспомнить, что это мой ребёнок только на время, а по-хорошему, что это даже не мой ребёнок, а ребёнок Божий, это для родителей тяжело. Потому что мы собственники, это как бы наш проект — мы в него вкладывались, мы его растили. И получается, что это не любовь. Любовь — она отдающая, ты отдаёшь без выгоды. Ты вкладываешься-вкладываешься — бац, сын ушёл в монастырь. Но это же его выбор. Я вкладывалась не для того, чтобы он женился, принёс мне внуков, и я с этими внуками нянчился, или нянчилась. То есть дети не могут быть нашим проектом, хотя очень часто бывают, но это неправильно. Правильно воспринимать, что Господь мне доверил на время живую человеческую душу. Я, сколько могу, постараюсь вложить в эту душу любви, какое-то воспитание дать, больше связанное... как в английской поговорке, что нужно воспитывать себя, а не детей, то есть больше показать пример какой-то хороший. И всё, и отпустить. А у нас и вариантов нет, потому что те люди, которые не отпускают своих детей и которые не дают им, в том числе, право на ошибку, не дают им ошибаться, потом очень горько за это платят.
У меня множество таких историй, в том числе на приходе, где уже престарелая женщина, и у неё сын сидит дома, не женат, постоянной работы нет. Просто вот сидит у неё на шее, ещё её же саму постоянно пилит и обвиняет во всех бедах. И такая вот собственническая любовь приводит к таким последствиям. Поэтому для нас вот этот эпизод, который вы начали говорить, причём такой где-то трагичный, где-то комичный, где-то жизненный, он должен нас научить правильному обращению с нашими детьми. Что мне Господь доверил, чуть-чуть испытаю, отпущу, и всё. И даже если мой ребёнок ошибается, он имеет право ошибаться. И вот то, что я очень часто говорю родителям — некоторые не всегда это воспринимают, а кто-то прям мне потом говорит: «Батюшка, спасибо большое, что вы мне это сказали». Я всегда говорю: «Понимаете, Бог любит вашего ребёнка больше, чем вы». — «Батюшка, но как же он сможет там?..» Я говорю: «Понимаете, Бог любит больше, чем вы. Вы хотите всё отконтролировать, вы пытаетесь как-то ему помочь, а Господь ему уже помогает. Вы ещё думаете и кипеж наводите, а Господь... уже откуда-то выехала машина, уже где-то для него невеста только что родилась. А вы тут беспокоитесь».

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов. Слушайте нас каждую субботу. До свидания, до новых встреч.

Свящ. Николай Конюхов

— Всего доброго.


Все выпуски программы Седмица

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем