«Монашество на Афоне» Светлый вечер с прот. Павлом Великановым и Павлом Журавлевым (10.10.2017)

В нашей студии были: настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры, главный редактор научного-богословского портала «Богослов.Ru» протоиерей Павел Великанов и скульптор Павел Журавлев.

Разговор шел об установке памятника преподобному Силуану Афонскому в греческом поселке вблизи Святой горы, а также о монашеской жизни на Афоне.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера»! Здравствуйте, дорогие друзья! В студии — Константин Мацан. Знаете, когда мы в последнее время в крупных городах России очень много шумим, иногда с пеной у рта спорим о разных памятниках, которые возникают на улицах города разным историческим персонажам, спорим об их какой-то идеологической нужности или ненужности, художественных достоинствах и т.д., ломается много копий. И на этом фоне как будто очень локальным, очень камерным может показаться возникновение ещё одного нового памятника в маленьком греческом городе, даже поселке, Гомати. Но, быть может, с какой-то высшей, идейной, может быть, даже духовной точки зрения именно этот памятник может нам намного больше важного сказать о нас самих, о том, в каком мире мы живем, о том, к чему мы стремимся или должны стремиться. Буквально недавно в маленьком греческом поселке Гомати был установлен и освящен памятник преподобному Силуану Афонскому — одному из самых почитаемых русских святых, скажем так, последних двух веков, святому, чья жизнь пришлась на вторую половину XIX века, одному из самых известных русских подвижников Святой Горы Афон. Опять-таки скажу, казалось бы, может быть, камерное событие, но за ним на самом деле… Камерное — в смысле, что оно до нас не дошло в больших СМИ, и не было никакой большой шумихи, что, может быть, и хорошо, но оно очень важное, потому что оно очень много тем открывает. И на эти темы мы сегодня поговорим, во-первых, с автором памятника, со скульптором Павлом Журавлёвым. Добрый вечер, Павел!

П. Журавлёв

— Добрый вечер!

К. Мацан

— И с протоиереем Павлом Великановым — доцентом Московской духовной академии, автором и постоянным гостем радио «Веры» и главным редактором научно-богословского портала «Богослов.ру». Добрый вечер, отец Павел!

Прот. Павел Великанов

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Вы были в составе делегации, которая была в Греции в городе Гомати, на освящении памятника. Павел как скульптор само собой там был! Вот давайте для начала просто расскажем об этой идее. Из чего выросла идея возникновения памятника преподобном Силуану Афонскому? Отец Павел!

Прот. Павел Великанов

— Едва ли мы сможем сейчас достоверно это выяснить. Потому что, как и многие правильные идеи, она просто витала в воздухе. И когда игумен Русского Пантелеимонова монастыря во время встречи с Президентом Российской Федерации озвучил, что было бы неплохо отметить нам 150-летний юбилей со дня рождения преподобного Силуана Афонского, то эта идея получила поддержку. И, мне кажется, сам факт появления памятника русскому монаху, который подвизался на Афоне и стал тем великим святым именно на Афоне, поставленный русскими руками, созданный русским архитектором, скульптором, созданный на русские деньги — это очень такой, знаете, глубоко символический акт, вокруг которого можно целую философию развить.

К. Мацан

— Ну мы сегодня об этом… Может быть, не о целой философии (так звучит очень ответственно!), но какие-то, наверное, вещи постараемся осмыслить. Павел, вот вы — автор памятника. Наверняка работа над скульптурой святому, может быть, не вполне то же самое, что работа над памятником какому-то другому историческому, светскому деятелю. Есть тут какая-то особая ответственность художника, особый интерес художника, особая какая-то история знакомства именно с этим историческим деятелем и великим святым для вас?

П. Журавлёв

— Мне кажется, Силуан Афонский сам выбрал исполнителя, скульптора. Я считаю, что он выбрал, наверное, и место, где был установлен памятник, потому что вся работа по созданию и установке памятника шла очень сложно, и когда памятник был готов, долгое время как бы были сложности с местом установки, были проблемы. И какое-то время даже думали, что… Хотя памятник планировалось установить в Греции, но думали о том, чтобы установить его даже в Москве. Но в последний момент всё разрешилось таким образом. В общем, памятник встал в замечательном месте. То есть каждый паломник, который едет на Афон, проезжает это место — Гомати. Исторически это место было территорией Афонской Лавры. В общем, это замечательное место выбрал, мне кажется, сам Силуан.

К. Мацан

— Это место на самом Афоне, я правильно понимаю? Или это на материке?

Прот. Павел Великанов

— Да, это место неподалеку от города Уранополис, с которого и начинается путешествие всякого паломника на Святую Гору, поскольку единственный наиболее удобный способ попасть на Святую Гору — это морской путь. Соответственно, паломники приезжают в город Уранополис, откуда…

П. Журавлёв

— Сначала в Салоники.

Прот. Павел Великанов

— Они могут из Салоник ехать, из каких-то других городов, и уже с этого города начинается их паломничество. И вот храм, который проезжает всякий паломник находится с правой стороны. Не могу сказать, что он прямо чем-то исключительным отличается. Храм достаточно поздней постройки, но насколько удивительно видеть рядом с этим храмом такой величественный, очень качественный… Мне хотелось бы, пользуясь возможностью, поблагодарить, конечно, вас за такой очень проникновенный, я бы даже так сказал, проект, который стал действительно украшением и самого поселка, и, даже скажу, украшением храма.

К. Мацан

— Павел, я, может быть, сейчас какое-то клише скажу, но скульптор и вообще художник своим творением что-то хочет выразить. И понятно, что есть то, что художник хотел выразить, то, что он сумел выразить, и то, что он выразил, сам того не желая. Вот на этом первом уровне для вас в этой работе всё-таки какая главная идея, какая главная мысль, некая главная задача, связанная с преподобным Силуаном Афонским, была?

П. Журавлёв

— Мне кажется, что задача религиозной, православной скульптуры состоит в том, чтобы даже человек, который далек от религии… Ну мы все должны прийти к Богу. И вот то, что он, может быть, увидит даже вне церкви любого из святых, выполненного как скульптура в объеме, он узнает о нём, прочтет где-то, придет в храм, и таким образом воцерковиться, что ли.

К. Мацан

— Отец Павел, не слишком ли амбициозная задача для памятника? Как вам по-пастырски кажется?

Прот. Павел Великанов

— А что такое памятник, любой памятник? Это — идол, который требует своего поклонения, от которого ожидаются сверхъестественные действия? Или это всего лишь некое напоминание о том, что где-то, когда-то было? Вот, мне кажется, что это ни то и ни другое. Памятник — это действительно память, это некий такой сочный, яркий мазок на нашей ленте жизни, за который можно зацепиться. Это такая реперная точка своего рода. И вот будут ли это памятники святым, будут ли это памятники людям не святым, это всегда что-то громко произнесенное. Вот что мы хотели сказать этим памятником? И, на мой взгляд, послание, в общем-то, вполне простое и вполне понятное. Оно заключается в следующем: святость переступает границы государств, переступает границы языка, переступает границы Церквей, потому что святость — от Бога, а не от человеков! И там, где эта святость прикасается к человеческой жизни, там всё вокруг меняется. Вот кем был Силуан Афонский до того, как он пришёл на Святую Гору Афон? Он был обычным русским молодым мужичком со всеми грехами, со всеми страстями, и, в общем-то, ничего такого выдающегося в нём не было. Он, может быть, был даже где-то, как говорят сегодня, тяжелым ребенком, тяжелым подростком с непростым характером, но приходит милость Божья, посещает его эта встреча с Богом, жизнь радикальным образом меняется. И ведь если бы не архимандрит Софроний (Сахаров), который написал книгу «Старец Силуан», и именно благодаря этой книги и стал преподобный Силуан известен всему миру, ведь никто бы и не знал, кто такой Силуан Афонский, никто! Точно так же, как сегодня не знают большинство людей тех сокрытых подвижников и святых, которые по сей день продолжают подвизаться на Святой Горе, ничем себя не выпячивая: они не являются там ни видными игуменами, ни прославленными прозорливыми духовниками, людьми, к которым целые толпы туристов приходят. Он сидит там у себя где-то в келье, тянет четочки, ходит на службочки, несет какие-то особые свои подвиги, а потом умирает, и его череп и косточки сложат в костницу через какое-то время после погребения, и всё! Те самые близкие, которые рядом с ним были, помнят, а потом и они умрут. И всё, память ушла, никто не знает! Мне один мой близкий друг отец Агафангел рассказывал, что когда он поселился в келье невидимых старцев, совершенно случайно…

К. Мацан

— Что такое «келья невидимых старцев»?

Прот. Павел Великанов

— Ну это целая история! Есть такое афонское предание, что на Афоне (тоже здесь немножко разнятся сказания) есть определенное количество монахов, которые несут особый, исключительный подвиг. Они не имеют одежды, не имеют какого-то постоянного места пребывания, но по причине их исключительной близости к Богу, их одевает и согревает Божественная благодать. И вот эти люди, подобно преподобной Марии Египетской, когда её видел Зосима, ходящей по воде, постоянно поддерживают, назовём так, высокий духовный молитвенный градус Святой Горы. И они появляются в некоторых местах очень непредсказуемо. То есть многие афонские монахи их видели, но в XVIII-XIX веках считалось, что чаще всего они появлялись именно вот в этой небольшой келье, находящейся неподалеку от румынского скита Иоанна Предтечи. Там замечательное живописное место! Так вот отец Агафангел рассказывал, что, когда он стал приводить в порядок эту келью, он наткнулся на большой глиняный кувшин, в котором оказались захоронены несколько старцев. То есть от них уже остались только череп да косточки, но самое потрясающее было то, что никто не знает сколько они там лет пролежали в земле, но он говорит, что как только он открыл этот сосуд (это была огромная амфора), то оттуда сразу стало источаться невероятное благоухание. Кто были эти люди, как их звали? Не было не надписей на черепах, как мы можем встретить в Пантелеимоновом монастыре и в других обителях — ничего не было! Вот один Бог знает, кто это. Так вот Силуан Афонский стал бы одним из таких, если бы не архимандрит Софроний, который, в общем-то, случайно среди уже престарелых, пожилых афонских старцев Русского монастыря вдруг в процессе бесед разглядел удивительного святого.

К. Мацан

— Протоиерей Павел Великанов — доцент Московской духовной академии, главный редактор портала «Богослов.ру», и скульптор Павел Журавлёв сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». Мы начали говорить о памятнике преподобному Силуану Афонскому, который недавно был установлен в греческом поселке Гомати. Вот, отец Павел, вы начали потрясающе интересную тему, собственно говоря, личности преподобного Силуана и самого феномена святости, на самом деле. И я бы к этому вернулся только чуть позже. А сейчас я хочу спросить… Мы уже начали говорить о том, что такое памятник, зачем он нужен, какую функцию он может нести, какую-то идейную, духовную, мировоззренческую и т.д. Вот я знаю, что у теоретиков и историков архитектуры есть такая проблема, некий вопрос, который возобновляется время от времени, что вот у людей есть память о каком-то событии, о каком-то святом, о каком-то человеке, и они этой памятью живут и решают, что им нужно эту память как-то увековечить, как-то реализовать, и они её реализуют в монументе, в мемориале, в памятнике. В тот момент, когда этот монумент или памятник возникает, то память, грубо говоря, как бы заканчивается. То есть мы сказали, мы своё отношение сформулировали, мы сделали её, грубо говоря, мёртвой…

Прот. Павел Великанов

— Овеществленной.

К. Мацан

— Ну вот мы её как бы закончили, завершили, и она уже не совсем живая, не совсем в нас. Вот как вы к этой проблеме относитесь, и что здесь можно сказать о памятнике, в частности, Силуану Афонскому?

Прот. Павел Великанов

— Понимаете, когда мы говорим об иконе… Здесь можно провести некую параллель между иконой и памятником. Почему мы сразу проводим резкую границу между живописным изображением какого-то святого и иконой? Потому что для иконы самое главное — не столько изобразительная выразительность, сколько способность иконы транслировать нам самое главное, что было связано либо с этой личностью, с этим человеком, либо с тем или иным событием. Почему мы настолько легко переступаем через пространственно-временные ограничения, которые для любой картины являются абсолютными, а для иконы — это вообще не проблема. Мы видим, что на одной и той же иконе Рождества Христова вот Божья Матерь только что родила Богомладенца, здесь Его через какое-то время омывают, там Он уже лежит в яслях, здесь пришли волхвы, там пастухи — как бы множество разных событий, но они с точки зрения вечности находятся все рядышком, в одном пространстве. Так вот если вернуться к вашему вопросу о том, как быть с памятниками, почему памятник рискует остановить память именно тем или иным образом. Мне кажется, что здесь риск несколько другой. Он в том, что плохой памятник создает ложный образ, который неизбежно въедается в сознание зрителей, и они уже смотрят на эту фигуру, на этот персонаж истории через этот памятник, через глаза этого памятника. И в этом смысле лживое изображение, неточное, не побоюсь этого слова, неиконографичное изображение святого может быть очень опасным. И вот надо отдать честь скульптору Павлу, в изображении преподобного Силуана Афонского присутствует очень органичная иконописность, но при этом нельзя сказать, что это 3D-икона. Это на самом деле нормальный полноценный памятник, но в жестах, в изображении самого лика, в тех замечательных словах, которые написаны на свитке пробивается вот тот самый глубинный свет святости, который данный памятник и должен, в общем-то, отразить. Там не видно, что Силуан — это именно прямо такой русский-русский святой. Заметно, что скорее всего это не грек всё-таки. Но вот это очень тонкая грань, где исчезают с одной стороны наши этнические отличия, а с другой стороны они исчезают не потому, что мы их как бы сглаживаем, а потому, что мы их чуть-чуть как бы умаляем перед той святостью, которая является гораздо значимее, важнее, и мы именно её хотим донести до окружающих, что, да, Силуан, конечно, как был русским, так и остался русским, но важно не то, что он был русским, а важно то, что он стал таким святым, какого весь православный мир очень долго не видывал.

К. Мацан

— Павел, как вы работали над памятником? Вам приходилось сверяться с иконой? Потому что, насколько мы можем судить, не так много в принципе изображений есть преподобного Силуана.

П. Журавлёв

— Вы знаете, когда я лепил, я придерживался канонического образа, но использовал фотографии. Их немного, но они есть, потому что на Афоне было хорошо развита кинематография, там была даже фотостудия. И говорят, и я так считаю, что на немногочисленных фотографиях, которые есть, Силуан Афонский везде разный. Поэтому я пытался понять и почувствовать, где же он похож на себя, какой он есть. И в то же время я смотрел, какие существуют иконы, и делал отбор, как его изображать. Ну представьте себе, Силуан Афонский, которого я лепил, три с половиной метра, он был обнесен тремя ярусами лесов. И самое сложное, наверное, было лепить портрет, сходства образ найти, лика его, также жесты, конечно. И когда лепишь монументальную скульптуру, то её нельзя лепить, скажем, в упор, то есть на расстоянии вытянутых рук. Большую работу нужно лепить, отойдя на 6 метров (к такому размеру). Также я брал, конечно, у меня был с собой материал на планшете, была фотография бумажная, и сверял, и говорил себе, что нужно мне внести для того, чтобы приблизиться к образу Силуана Афонского. Дальше я опять залазил на третий ярус лесов, и лепил уже не то, что я вижу, а то, что я как бы запомнил, что нужно мне поменять. И так же опять слазил… И вот так весь день…

К. Мацан

— Физкультура какая-то прямо!

П. Журавлёв

— Да, на фитнес дальше ходить не нужно! Ну в начале работы ты тонну глины перелопатишь, потому что там где-то приделал, где-то убрал. И всё это, конечно, надо издалека лепить. То есть ещё раз повторяюсь, что шёл от иконы, но использовал фотографии Силуана Афонского, которые существовали. Также, если взять его одеяния, я тоже так смотрел. То есть клобук…

К. Мацан

— Головной убор, монашеский.

П. Журавлёв

— Да. Он как бы греческий, у меня не было такого в наличии. И приходилось даже его шить самому, чтобы слепить, чтоб была достоверность складок. Я использовал манекены, драпировки.

Прот. Павел Великанов

— Получилось очень замечательно! И вот я опять-таки вернусь к теме достоверности образа. Ведь не так давно я столкнулся с казавшейся невероятной проблемой, что есть люди, которых ты лично знаешь, и возникает необходимость найти какую-то фотографию, которая этого человека наиболее адекватно будет отражать. Ты перебираешь несколько фотографий, потом десятки, потом сотни фотографий, и ты понимаешь, что это всё не то. Берёшь фотографии, сделанные высокопрофессиональным фотографом и понимаешь, что это — не тот человек, это — другой человек. И я представляю, насколько сложная задача стоит перед скульптором, чтобы не только добиться портретного сходства, но так, чтобы тот человек, который знаком с этими фотографиями с разных сторон и какой-то документальной видеосъемкой, сказал, что, да — это тот самый преподобный Силуан, и в то же самое время это портретное сходство не было бы настолько навязчивым, чтобы затеняло то самое главное послание о его святости, ради которого этот памятник и создается. Поэтому поздравляю вас!

П. Журавлёв

— Спасибо большое!

Прот. Павел Великанов

— На самом деле это огромный успех, что памятник получился именно таким!

К. Мацан

— Отец Павел, вы сказали, что Силуан Афонский стал тем святым, которого мир очень давно не знал, не видел таких людей, не было их, и очень, наверное, ждал такого именно подвижника. А в чём, если угодно, его какая-то главная характеристика? Вот мы же часто при произнесении имени того или иного святого сразу обретаем в голове какую-то устойчивую ассоциацию. Преподобный Сергий Радонежский — мы думаем про Троице-Сергиеву Лавру, об организации монашеской жизни, печальник Земли Русской, отец Земли Русской и т.д. Мы произносим имя преподобномученицы Елизаветы Федоровны Романовой и вспоминаем её трагическую судьбу, дела её милосердия, Марфо-Мариинскую обитель — вот такой облик. А вот к какой теме, к какому опыту, к какой, если угодно, «фишке»… Это, конечно, неприменимо к святому, но вот некая уникальная черта, которая и делает его тем святым, которого ждали, который пришёл и сделал что-то, что другие не сделали.

Прот. Павел Великанов

— Я могу назвать эту особую черту, которая выделяет преподобного Силуана Афонского из огромного количества святых при глубочайшем моём уважении к ним. Это черту я назвал бы беспредельной искренностью. Он был совершенно искренен в отношении к самому себе и в отношении к Богу. И когда ему было плохо, то он говорил: «Господи, что происходит? Я не понимаю! Мне очень плохо!» Он не говорил: «Господи, да мне, в общем-то, так — более-менее ничего. Конечно, я понимаю, что монах должен терпеть. Мне, конечно, не так что супер замечательно, но как-то так ничего. Нормально, я справлюсь. Наверное, это какие-то мои грешки…» Нет, он говорил: «Мне плохо!»

К. Мацан

— Причём это говорил уже монах.

Прот. Павел Великанов

— Это говорил монах, это говорил человек, который полностью отдал себя в послушание, в служение Богу, и он предъявлял Богу претензии. Он говорил: «Господи, что за ерунда? Я хочу Тебе молиться, а перед собой вижу беса». То есть вот та самая непосредственность, я бы сказал, детскость, такая искренность в его обращении к Богу, конечно, прошибающая! И то, как её Софроний (Сахаров) донёс до читателей, и я думаю, что именно поэтому образ Силуана Афонского стал любим не только русскими читателями, но ведь Силуана почитают и греки, и огромное количество инославных людей, в том числе и католики читают эти книги, вдохновляются, пишут замечательные исследования, посвященные Силуану Афонскому. То есть той самой искренности в отношениях между человеком и Богом, я думаю, катастрофически не хватало в XX веке, когда, с одной стороны, уже пошли революционные события, массовые отпадения людей от Бога, с другой стороны, процесс секуляризации по всему миру. И тут вдруг такой вот светоч, который говорит: «Подождите! Вот есть я, и есть Бог, и между нами могут быть такие тонкие, такие нежные, такие трепетные отношения, вокруг которых можно писать целые книги». Когда он говорит… Вот у него был эпизод, когда он, будучи экономом монастыря, прибил какую-то летучую мышь, и его это так резануло по сердцу. И он сидит у себя в келье, плачет, кается перед этим, потом рассказывает об этом. Казалось бы, ну мало ли там — таракана прибил, ну и что. А это говорит о том, что его сердце было настолько тонким, чутким, таким нежным, что любая даже небольшая несправедливость, какое-то зло, которое входило к нему, вызывало острейшую реакцию. Когда он сидит и пишет: «Скучает душа моя по Тебе, Боже, и слезно ищет Тебя!» — это такой плач юноши по возлюбленной, которая куда-то исчезла, куда-то уехала и не дает о себе знать. Там нет, скажем, этой страстности, к которой мы обычно склонны переводить отношения между мужчиной и женщиной, но там есть огромная любовь и какая-то безграничная чистота. Вот эта тоска: «Тоскует душа моя по Тебе, Боже, и слезно ищет Тебя». И вот этот поток его любви, обращенной к Богу, искренней любви, конечно, не может не увлекать.

К. Мацан

— Я напомню, это «Светлый вечер»! Мы сегодня говорим о преподобном Силуане Афонском. У нас в гостях: протоиерей Павел Великанов — доцент Московской духовной академии, главный редактор портала «Богослов.ру»; и скульптор Павел Журавлёв — автор памятника преподобному Силуану Афонскому. В студии — Константин Мацан. Мы прервемся, и вернемся к вам буквально через минуту!

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается! Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! Мы сегодня говорим об одном из самых почитаемых русских святых последних двух веков, и почитаемых во всем мире, о преподобном Силуане Афонском — самом известном, наверное, русском подвижнике Святой Горы Афон. И говорим мы об этом с протоиереем Павлом Великановым — доцентом Московской духовной академии; и скульптором Павлом Журавлёвым — автором памятника преподобному Силуану Афонскому. Павел, вы до установки памятника в Греции на Афоне бывали? Вам приходилось там быть?

П. Журавлёв

— Нет, но как раз, когда была установка памятника, мне посчастливилось побывать на Афоне. Я побывал на мельнице, где нёс послушание Силуан Афонский. Знаете, мне монах сказал, что он там ни разу не был, и она была ещё не отреставрирована. Но я, перекрестившись, попросил благословения. Она была закрыта, я полез наверх и нашёл дверь, куда можно было войти. Я зашёл туда вовнутрь и почувствовал присутствие духа Силуана Афонского. В общем, представил, как он действительно нёс там послушание. Всё было такое кондовое, там какие-то мешки стояли. То есть всё сохранилось, как оно было, наверное, в то время. И дальше мы побывали в келье Силуана Афонского, где он уже нёс второе послушание — торговал излишками производства (а производство было очень большое в то время). То есть в комнате тоже всё сохранилось: весь интерьер, который там был — это был интерьер Силуана Афонского. В общем, я был, конечно, в восторге! И я молился на Афоне Силуану Афонскому за то, что он дал возможность как бы прикоснуться и создать скульптуру ему, и поставить её в таком месте. Потому что сейчас на Афоне идёт возрождение монашества. Вот, как нам рассказывали, что при Петре I не было ни одного русского монаха, а тут сейчас, по-моему, 104 монаха, да?

Прот. Павел Великанов

— Да.

К. Мацан

— В Русском Пантелеимоновом монастыре?

П. Журавлёв

— Да, и сейчас идёт возрождение, то есть реставрируются монастыри, чуть ли не воссоздаются кельи, и, в общем, жизнь бурлит ключом. И поставив такой памятник родившемуся в России святому и посвятившему свою жизнь православной вере…

К. Мацан

— Отец Павел, вы в начале программы сказали о том, что существует огромное количество возможностей философского осмысления появления памятника, сделанного русским скульптором и подаренного Россией Греции. Ну вот об одном вы сказали: что святость превосходит границы государств и Церквей, потому что она не от людей, а от Бога. А что еще в этом есть?

Прот. Павел Великанов

— Я не побоюсь повториться, но, на мой взгляд, Силуан Афонский может стать мощнейшим антидотом для целого круга проблем, от которых страдает наш современный мир. Ну начнём их потихонечку перечислять и как-то связывать с преподобным Силуаном. Первая проблема — это, конечно, проблема отчужденности. Ни для кого не секрет, что мы совершаем огромные технологические рывки (наши телефоны, планшеты приближаются уже к каким-то космическим масштабам и возможностям), и в то же самое время внутри нас нет таких душевных внутренних механизмов, которые делали бы пользование этими вещами неразрушительными для нас самих. Мы с легкостью тонем в этом информационном океане — вместо того, чтобы прийти домой, уделить время детям, сразу нажимаем пульт телевизора или залезаем в планшет и смотрим, кто нас там «лайкнул» в социальных сетях. А в то же самое время дети уже тоже куда-то залезли, и вот так все рассосались по разным углам, и всё. Так вот, молитва, которая написана на свитке этого памятника, это как раз молитва, принадлежащая Силуану Афонскому, которая, можно так сказать, выражает главную сердцевину его философии: «Молю Тебя, милостивый Боже, да познают Тебя все народы Земли». А что такое познание Бога? Познание Бога — это есть открытие возможности, некоего пространства для вхождения Бога в жизнь людей. И что-то мне подсказывает, что наши технологические прорывы находятся несколько в другой плоскости, потому что когда человек встречается с живым Богом, то ему, конечно, становится смешно, поскольку вот эти все наши «костыли», которыми мы пытаемся компенсировать собственную душевную недостаточность, я бы даже сказал, острую душевную недостаточность, мы пытаемся компенсировать гаджетами. Вот когда приходит Бог, то у человека широко распахиваются легкие, открывается сердце, и он просто, как ребенок, с широко открывшимися глазами кричит: «Господи, неужели эта жизнь настолько прекрасна? Вот та жизнь, в которой я живу сейчас: мои окружающие, те проблемы, с которыми я сталкиваюсь — это всё правда от Тебя. Ты на самом деле в этом всём пребываешь!» Это можно сравнить с тем, как человек, который смотрит черно-белое кино, и вдруг вот такой заход режиссера, и он включает в какой-то момент цветные фрагменты, и человек буквально там отбрасывает себя от экрана и говорит: «Как? Так это цветное кино? Да это совершенно о другом, тут есть другие измерения, другие звуки, другие пространства!» Так вот, мне кажется, что если мы будем внимательно читать жизнеописание преподобного Силуана Афонского, сделанного Софронием (Сахаровым), вдумываться, вчитываться, всматриваться в этот образ, то поймём, что ведь вовсе не обязательно уходить на Афон и становиться монахом для того, чтобы найти реальное присутствие Бога в твоей жизни. Нет никакой разницы, кто ты: богатый, бедный, женатый, одинокий, церковный человек или только по касательной касаешься Церкви — Бог никого не насилует, Он всего лишь создает условия, при которых человек может обрести полноту бытия уже здесь и сейчас. Но Он не может взломать сердце человеческое! И это на самом деле большая проблема. Так вот, когда мы читаем Силуана, у нас сердце начинает отогреваться. Я лично знаю несколько людей, для которых эта книга еще в советское время стала поворотной книгой, изменившей полностью их мировоззрение и приведшей их в Церковь, по одной простой причине. Когда я задавал вопрос: а как это вообще произошло, — то они говорили: «Знаете, стали читать, такой вот образ святого, и на душе стало так тепло, что если есть такие люди и если они такими становятся в Церкви, то я тоже туда хочу!» И мне кажется, это очень важный урок, который сегодня стараются выучить не только те, кто читают житие Силуана Афонского в России, наши русскоязычные паломники и просто люди, интересующиеся верой, но и все те, интересующиеся Афоном и Силуаном Афонским, кто находится и в других государствах.

К. Мацан

— А вот есть такой момент… Вы упоминаете книгу архимандрита Софрония (Сахарова), но есть же ещё и писания самого старца Силуана, сборник его текстов. Ну просто есть его тексты, и там самый, может быть, известный из них называется «Адамов плач». Прямая речь старца Силуана… Я, честно говоря, не знаю, сам ли он их писал или кто-то записывал, но, судя по тексту, он пишет: «Я пишу… Я сажусь писать, потому что не могу не написать…» И этот текст… При том, что в нём, наверное, каждое слово может перевернуть душу и просто заставить изменить всю свою жизнь, но с другой стороны, это текст достаточно сложный, особенно для нашего современного сознания — такого рационалистического, достаточно привыкшего к клипам, к поверхностности и т.д. Вот сколько я с этим текстом сталкивался, мне всегда казалось, что, собственно, ключевая фраза, ключевое понятие — это благодать Святого Духа. Вот из страницы в страницу об этом с разных сторон пишет старец Силуан невероятно пронзительно. И в то же время, как нам это воспринять? Потому что ведь обычный современный человек просто этого не считает, наверное, он через это не продерется, через «благодать Святого Духа», «молитва дает слёзы», «Господь просветит»…

Прот. Павел Великанов

— Да-да.

К. Мацан

— И вот это всё… Как это воспринимать?

Прот. Павел Великанов

— Это, конечно, серьезная проблема, поэтому я рекомендовал бы всем начинать знакомство с наследием Силуана Афонского не с его собственных творений, а именно с того жизнеописания, которое сделал Софроний (Сахаров), потому что это не просто жизнеописание, а своего рода определенное толкование, определенное объяснение, некий интерфейс, который выстраивается между святостью Силуана и всё-таки сознанием нашего современника. Знаете, Константин, я буквально вчера ехал по городу и неожиданно поймал себя на такой мысли, что мы живем в цифровую эпоху, вокруг нас роутеры… И в какой-то момент я задумался: «Подожди! Я сейчас здесь еду, я ничего не вижу, но я прекрасно понимаю, что мой модем, который сейчас здесь, в моей машине, качает для меня на мой ноутбук фильм в размере 10-12 гигабайт — это же огромное количество информации, которую я не вижу, не слышу, не чувствую, вообще я не способен её воспринимать». То есть мы находимся, причем в созданном нами же, человеческими руками, пространстве, которым вроде бы как управляем, но при этом мы не понимаем сути происходящего. И тут вдруг у меня появляется такая ассоциация: тогда ведь единственное, что от человека ждёт Бог — это способности сонастраиваться тому, в чём Он живёт. Мы купаемся в море Божественной благодати, мы купаемся в море Божественной любви, но наши приёмники не настроены, поэтому нам кажется, что этого ничего нет. И вот вся задача, весь смысл христианской жизни, всё то, что имеет Церковь, по большому счету — это всего лишь инструментарий, который позволяет человеку настроить его душу, как приёмник того, в чем он уже существует. Когда Христос во время своей Нагорной проповеди обращался к слушателям, говорил, что «блаженны нищие духом, блаженны алчущие, жаждущие…», то есть это была проповедь очень непростая, ведь перед ним как раз-таки стояли те, кто считали себя, с позволения сказать, сегодня мы бы назвали их «лузерами» — это люди, которые во многом были несчастливы. И, с точки зрения иудейской системы координат, они были действительно обездоленными и лишенными благословения Божия. И Он им говорит: «Да вы счастливы! Вы просто счастье не в том полагаете, не там ищете. Вы внутрь себя нырните и найдите ту самую точку, через которую, если Бог засветит, у вас вся жизнь преобразится. Это не значит, что вы тотчас станете богатыми или ваше социальное положение, некий социальный лифт вдруг заработает и вас вынесет на какой-то другой уровень. Нет! В вас просто приоткроется то, что наполнит то, в чем вы живете, принципиально другим содержанием». И, конечно, важнейшая проблема, с которой сейчас Церковь сталкивается, это проблема языка, проблема трансляции вот этого инструментария, который есть у Церкви, нашему современнику. Как донести до его сознания то, что Церковь — это не ритуальная фабрика, это не какая-то идеологическая машина, которая требует определенных символических жестов, потому что, если ты их не сделаешь, то Большой Дядя там, наверху, пальчиком помашет и скажет: «Ай-ай-ай!» Нет! Это совершенно о другом! Это мощнейший институт, в котором человек учится любить и через это становиться святым. Это пространство, в котором есть богатейший, отработанный веками инструментарий по изменению самого человека. И вот тут, конечно, мы сталкиваемся с другой проблемой. Как только человек старается прийти к осознанному Православию, как только он начинает задавать неудобные вопросы, многим эти неудобные вопросы кажутся крайне неприличными. Если человек приходит и говорит: «Батюшка, я попостилась месяц Великого поста, а вот как-то чего-то не могу понять — результатов никаких нет». Батюшка скажет: «Ты что, родная! Какие тебе результаты? Вот ты постишься, и всё — результат тебе есть!» А эта упрямая девица скажет: «Нет! А я вот знаю, что пост — это инструмент, там со страстями должно что-то происходить и т.д.» То есть я подвожу к тому, что сегодня, как мне кажется, мы стоим перед очень важным, глубинным выбором: либо мы всячески сохраняем то, что у нас есть, без желания вгрызаться и проникать в глубину; либо мы имеем дерзновение говорить о важности осмысленного Православия, осознанного Православия.

К. Мацан

— Протоиерей Павел Великанов — доцент Московской духовной академии, главный редактор портала «Богослов.ру», и скульптор Павел Журавлёв — автор памятника преподобному Силуану Афонскому сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». Павел, я бы вот вас о чём хотел спросить: та молитва, которая высечена на том свитке, который держит преподобный Силуан вот в той композиции, как вы её выстроили в вашем памятнике… так кто эту молитву выбирал? Почему именно она?

П. Журавлёв

— Она — основная у Силуана Афонского была, она — самая емкая из всех, что изображаются в иконографии.

К. Мацан

— Мне просто кажется, что (я, может быть, сейчас какую-то глупость говорю!) скульптор, который лепит вот этот текст… То есть вы его прочитали 500, 1000, 1 000 000 раз, вы его в голове прокрутили несметное количество раз, потому что вы его лепили. Это, наверное, не может как-то не разбередить душу, что-то внутри не изменить. Вообще, встреча с преподобным Силуаном для вас стала что-то значить особенное?

П. Журавлёв

— Я его почувствовал, почувствовал благодать, когда сидел у него на его скамье в комнате. Так же, как я чувствовал преподобного Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Можно сказать, что, наверное, лет пять я не чувствовал этой благодати, а на Афоне я её почувствовал. Это дорогого стоит!

К. Мацан

— Вот вы на самом деле, может быть, даже сами того не желая, как мне кажется, очень важную тему открываете. Поездки на Афон для мужской части верующих очень как-то популярны сегодня. Я, честно говоря, никогда не был на Афоне, очень хочу туда попасть, но вижу огромное количество людей, которые туда ездят, стремятся и считают эту поездку чем-то очень таким важным, краеугольным и необходимым для духовной жизни. С одной стороны, это здорово, что есть возможность поехать, и здорово, что люди там и вправду какой-то исключительный духовный опыт приобретают. С другой стороны, нет ли в этом какой-то подмены? Потому что, в принципе, Христос везде Один и Тот же, всегда и во веки. И какая разница, грубо говоря, где молиться? Вот, отец Павел, всё-таки поездка на Афон для тех, у кого есть возможность, приобщение именно к этому месту, к опыту афонского монашества, какое-то значение для жизни в вере имеет, как вам кажется?

Прот. Павел Великанов

— Вы знаете, хороший вопрос! Для меня ответ здесь совершенно очевиден. Ведь на Афон едут не для того, чтобы полежать на песочке замечательного Эгейского моря, не для того, чтобы полазить по деревьям, побродить, помедитировать на долгих дорожках. Туда приезжают для того, чтобы почувствовать тот самый дух, которым живет Афон. Афон — это монашеская республика. Афон — это пространство, где идёт постоянная молитва, где всё буквально напитано этой молитвой, и эта молитва просачивается абсолютно во всё, даже в самые житейские, простые дела. Вот они варят обычную, элементарную кашу, люди приезжают богатые, у которых собственные повара, рестораны, и говорят: «Слушайте, что вы туда добавляете? Почему ваша простейшая сваренная каша такая вкусная?» Они отвечают: «Ну мы с молитвой просто делаем!» Но это молитва, которая действительно является такой определенной тональностью. Вот ради чего люди приезжают на Афон? Хорошо, вот было это освящение памятника, была очень высокая делегация, был в ней в том числе и руководитель рабочей группы при Президенте по вопросам восстановления объектов религиозного назначения Александр Дмитриевич Беглов, был консул Российской Федерации в Салониках. Для чего туда приезжают такие люди? Ответ очень простой! Это — камертон, желание проверить самих себя, насколько мы живем в правильной или неправильной тональности. И вот, сколько мы ездили, поднимались на вершину, служили с владыкой наместником, и всякий раз оттуда выезжаешь и, знаете, такое ощущение, как будто бы целый круг вопросов, проблем, установок существенным образом изменился — не из-за того, что ты очень долго думал, делал такой тщательнейший анализ по всем правилам современного менеджмента, а просто появилась очевидность. Вот за очевидностью святости и за прикосновением к тональности этой святости, когда люди приезжают на Афон, они, конечно, это получают. Естественно, это — не туризм! Естественно, если человек приезжает на Афон и просто пользуется монастырями как гостиницей, иногда бесплатной, это не совсем то, ради чего стоит ехать. Но когда ты встаешь каждый день в 2-3 часа ночи, отстаиваешь полностью все уставные службы, питаешься вместе с монахами, включаешься как маленькая клеточка, пытаешься прижиться к этому большому организму, то токи этого организма неизбежно начинают тебя питать.

К. Мацан

— А есть ли именно у афонского монашества какие-то особые черты, как вам кажется? Потому что я допускаю… Допустим, прекрасная половина человечества не может поехать на Афон — не пустят, но, наверное, схожий камертон можно обрести и в Дивеево, в Троице-Сергиевой Лавре, в любом на самом деле месте, наверное, где идёт монашеская жизнь? Или всё-таки есть какая-то именно афонская черта?

Прот. Павел Великанов

— Конечно есть. Сама эта черта во многом обусловлена статусом Афона как единственной в мире монашеской республики. Что такое Афон? Это единство двадцати монастырей и, не знаю точно какого, количества скитов и келий, приписанных к этим монастырям. И тут самое главное: среди этих келий, монастырей есть в том числе и те, которые не вполне согласны с действиями, например, Константинопольского Патриархата, они отказываются их поминать. И что?

К. Мацан

— И что? И ничего?

Прот. Павел Великанов

— И ничего! Они продолжают там жить, продолжают трудиться, продолжают нести свое послушание. Да, они, может быть, находятся не совсем в тех правильных отношениях с окружающими, как этого хотелось бы другим, но… К чему я просто хочу вас подвести? Вот Афон — это пространство, где институционально установлены два очень важных для христианства момента, две таких ключевых истины. Первая — это любовь, и второе — это свобода. Вот любовь и свобода, когда соединяются вместе, то они придают Афонской республике тот уникальный колорит, которого, я думаю, нигде в принципе нет. Почему это важно? Да, старостильников мы не одобряем, мы говорим, что это неправильно. Но вы поймите, какой это великолепный инструмент для того, чтобы научиться у тех, кто не хочет быть такими, как мы.

К. Мацан

— Да, есть, о чем подумать, как говорит одна моя коллега! (Смеется.) Павел, а вы эту любовь и свободу почувствовали, когда были на Афоне? Мне очень интересно именно вас спросить, потому что я понимаю, что у отца Павла свой пастырский опыт. Я вот на Афоне не был, и мы с вами — обычные миряне, скажем так. Вам удалось это почувствовать?

П. Журавлёв

— Да, конечно! Как только ступил на афонскую землю, то сразу почувствовал. То есть нет никакой суеты, ты всё это отбрасываешь. Правда, в 3 утра встаешь и до завтрака служишь там эти 6 часов. Вечером тоже служба. И ты ложишься спать как бы просто без задних ног. И есть святость там, конечно. Вот мне жена говорила: «Обязательно там причастись, исповедуйся!» Я всегда считал, что, действительно, если поехал в Дивеево, то необязательно там причаститься, а нужно прикоснуться к святыне, пройти по канавке Богородицы, но тут даже получилось причаститься, и я почувствовал благодать Святого Духа. Есть смысл побывать на Афоне, почувствовать эту монашескую жизнь, как бы окунуться в неё.

К. Мацан

— А не тяжело вот так погрузиться в столько молитв в день?

П. Журавлёв

— Если честно, я приехал уставший, но с благоговением. Да, были синяки под глазами, не высыпались, три часа на сон — это правда… Но я бы, конечно, если мне вот сейчас скажи: «Поехали!» — то я бы поехал прямо сейчас.

К. Мацан

— Я бы с вами поехал, если бы позвали!

П. Журавлёв

— Потому что такая суета, чего-то переживаешь: а что делать надо, отложить деньги… А там это всё отпадает, и попадаешь в мир, где ты реально живешь по законам того, что Бог даст тебе всё.

К. Мацан

— Просто кажется, что, наверное, в таких местах не только потому, что ты отключаешься от московской работы и выключаешь телефон, и поэтому наступает какое-то такое состояние как будто шелуху сбрасываешь, как будто бы освобождаешься от лишнего, но это что-то глубже…

Прот. Павел Великанов

— Конечно! Это просто другое пространство, там другое время. Вы знаете, для меня самым потрясающим всякий раз является афонская тишина. Потому что, когда вечером всё замирает, уже внешних звуков особо не слышно, вот это бездонное небо, этот млечный путь, отсутствие фонарей в монастырях, которые, естественно, создают эту световую завесу. И ты понимаешь, что Божественное пространство как-то соприкасается с твоей человеческой ограниченностью. И вот само по себе это ощущение такого состояния предстояния тебя перед Божественной красотой, величием, когда ты понимаешь: «Куда это мне всё вместить? Я вот этого-то не могу понять, а уж куда мне лезть в какие-то глубинные богословские вопросы, размышлять о чём-то высоком — оно всё несоизмеримо больше, чем то, что я могу в себя вместить». И вот это неизбежное ощущение смирения, которое рождается от этого, именно то, о чём и любил писать преподобный Силуан, что когда ты познаешь смирение Христа, то ты начинаешь его просто жаждать и начинаешь к нему стремиться — это не состояние униженности, как мы часто думаем про смирение, а это именно состояние адекватности твоего места в этом бытии, и оно рождает огромный восторг. И вот этот восторг, конечно, хотелось бы, чтобы всякий человек, кто приезжает на Афон, увозил с собой, и не просто его увозил, а мог делиться с другими и просто помогал людям верить в то, что жизнь-то прекрасна: «Друзья, вы просто глаза откройте, вы просто поймите, научитесь благодарить Бога за всё то, что у вас уже есть, в чём вы живете!»

К. Мацан

— Вот лучшего финала для нашего разговора, чем эти слова, наверное, не придумать! Спасибо огромное! Протоиерей Павел Великанов — доцент Московской духовной академии, главный редактор портала «Богослов.ру»; и скульптор Павел Журавлёв — автор памятника преподобному Силуану Афонскому, о котором мы сегодня в «Светлом вечере» и говорили, провели с нами этот час. В студии был Константин Мацан. До новых встреч в эфире! До свидания!

П. Журавлёв

— До свидания!

Прот. Павел Великанов

— Всего доброго! Помощи Божьей всем! Приезжайте на Афон! И не забудьте поклониться памятнику преподобному Силуану!