«Волонтеры в „красных зонах“ больниц». Епископ Верейский Пантелеимон, Кирилл

В гостях у программы Светлый вечер были председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Верейский Пантелеимон и волонтёр Кирилл.

Мы говорили о том, как Церковь поддерживает болеющих коронавирусом в «красных зонах». Наши гости рассказали об открывшихся курсах при больнице святителя Алексия для добровольцев, желающих помогать в лечении и уходе за больными в московских госпиталях, о том, как обычно проходит день такого волонтёра, а также о том, как можно им стать.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан

— Светлый вечер на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Наша сегодняшняя программа будет посвящена теме актуальной, злободневной животрепещущей — мы знаем, что в Москве, в частности в Москве, но не только, растет количество людей, заболевших коронавирусной инфекций COVID-19. Вот о том, как Церковь реагирует на эту проблему, отзывается, что делает, чтобы помочь больницам, мы сегодня и поговорим. У нас сегодня в гостях епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. Добрый вечер.

Епископ Пантелеимон

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И волонтер Кирилл, который уже не первый месяц регулярно работает как волонтер в «красной зоне». Добрый вечер.

Волонтер Кирилл

— Константин, добрый вечер.

К. Мацан

— Ну вот, два человека... Владыка, вы же тоже были в «красной зоне»?

Епископ Пантелеимон

— Бывал.

К. Мацан

— Два человека, которые, как сталкеры, бывали в зоне, и нам сегодня, мне, который не знает ничего про то, что там происходит, как это выглядит, не видел это своими глазами, вы нам расскажете.

Епископ Пантелеимон

— Да, спасибо, что назвали нас сталкерами, мы бы хотели действительно провести туда всех. И если там побываешь, как-то многое меняется в твоей жизни. Даже если ты не помогаешь и ничего не делаешь, а просто посмотришь, мне кажется, это может очень многих людей жизнь изменить. В лучшую сторону, я надеюсь.

К. Мацан

— Владыка, а у вас что-то изменилось в жизни вот после «красной зоны»? Учитывая ваш большой опыт, в принципе, работы, скажем так, в социальном поле.

Епископ Пантелеимон

— Да. Можно сказать, что даже у меня, можно сказать, изменилось.

К. Мацан

— Так, и что?

Епископ Пантелеимон

— Потому что, когда я был последний раз в одной из больниц — это был не ковидный госпиталь, а больница, и я поразился тому, сколько людей нуждается в помощи, сколько людей лежит, задыхается, сколько людей находится на грани жизни и смерти. Меня это просто потрясло. И я просто после этого как-то долго не мог прийти в себя.

К. Мацан

— То есть просто количество?

Епископ Пантелеимон

— Ну потому, что вот когда так представляешь себе там — 100 человек, 200 человек, 300 человек — ну как-то это понятно. А вот когда ты видишь эти голые тела людей, которые лежат там вперемежку — мужчины, женщины (стихотворение хорошее есть у Юрия Кублановского про реанимацию) — и вот ты видишь их глаза, когда видишь, что многие из них мучаются, страдают, просят о помощи, видишь как бегают доктора, как замотаны медсестры, какая там обстановка, то, конечно, как-то, знаете, ну не можешь это забыть.

К. Мацан

— Кирилл, а у вас схождение ощущения, у вас жизнь изменилась?

Волонтер Кирилл

— Ну прямо вся — так я бы не сказал, что жизнь изменилась. Но мне кажется, я стал больше любить и жену, и детей своих, и мягче к ним относиться, потому что видел много раз, как люди перед лицом смерти свое отношение и вообще к жизни, и к родственникам пересматривали. Какая-то женщина мне рассказывала: вот, говорит, я всю жизнь была ученым, там руководителем какой-то лаборатории научной, всю жизнь была с подчиненными очень строга, очень требовательна, а сейчас понимаю, что это зря. И она жалеет, что у нее нет ни семьи, ни друзей, потому что она всю жизнь как бы отдала этому служению. А сейчас вот жалеет, чтобы была такой строгой. И я тоже, когда после «красной зоны» приходил домой, смотрел и думал: а вот что, если бы сейчас мы попрощались последний раз с моей супругой, да, а дальше бы уже не увиделись, какие бы я слова ей сказал? И, мне кажется, я стал намного нежнее, спокойнее как-то терпимее. Ну еще плакать стал иногда, сейчас бывает. Ну я так-то вообще не из таких прямо сентиментальных особо юношей, да, обычный мужчина. А сейчас, когда я вспоминаю какие-то истории из «красной зоны», ну у меня начинает немножко голос срываться, это как бы тяжеловато. Я был сказал, что это достаточно травмирующий опыт там для неверующего человека или для человека без какой-то психологической подготовки, наверное, травмирующий вдвойне.

К. Мацан

— Я по-журналистски не могу не спросить: а что это за истории? Но это чуть позже сделаю. А сейчас вот, отталкиваясь от вашей фразы, Владыка, что вы хотите, как сталкеры, в зону больше и больше людей привести для помощи тем, кто там в помощи нуждается, вот давайте подробнее к этому моменту обратимся. 7 июля в Москве заработали курсы волонтеров «красной зоны» — курсы, которые организует больничная комиссия при Епархиальном совете города Москвы, то есть церковные курсы.

Епископ Пантелеимон

— Да, и больница святителя Алексия тоже.

К. Мацан

— Вот расскажите об этом: из чего эта идея выросла, что там человека ждет?

Епископ Пантелеимон

— Ну у нас в Москве, дорогие друзья, если вы не знаете, есть такая замечательная больница — больница святителя Алексия, которая за последние несколько лет преобразилась: там появились паллиативные отделения, появилась техника, там пришли замечательные специалисты, хирурги. Ее возглавляет Алексей Юрьевич Заров — замечательный врач, человек, замечательный просто. И вот за этот год — ну больше года мы уже находимся в этом новом времени, новой эпохе ковидной, и за это время больница, она оказалась таким эпицентром для всех церковных людей, которые туда обращаются за помощью. И незадолго до начала этих вот событий этого времени, в котором сейчас все живем, в больнице были организованы курсы — она получила лицензию на образование младшего медицинского персонала в больницах, их учат по особым программам — 144 часа, 72 часа. То есть вот те нянечки, которые раньше были без образования, сейчас они должны иметь сертификат, должны обучаться обязательно этому. Курсы эти заработали, на них обучались сестры милосердия, обучались сотрудники больницы. И вот сейчас мы решили, что эти курсы должны организовать специальную программу краткосрочную (ну поскольку война, и надо спешить, идти на фронт, люди нуждаются в помощи) и сделали такие краткосрочные курсы для тех людей, которые хотели бы поучаствовать в помощи больным. У нас вот состоялось открытие этих курсов. На открытии были руководитель Департамента социальной защиты города Москвы и представитель Департамента здравоохранения, и они, конечно, сказали, что курсы открываются не потому, что не хватает сотрудников в больницах, а потому что любви не бывает много, и когда человек страдает, умирает, ему нужна, конечно, забота от самых разных людей. А в реанимации все-таки люди отделены — там надо одевать костюм, чтобы туда заходить, надо соблюдать правила безопасности, туда не могут всех пускать. Хотя у нас сейчас многие реанимации открыты. Скажем, реанимация в больнице святителя Алексия открыта для всех. И врачи рады, когда приходят родственники, говорят: для нас этот больной — просто больной, а для вас он дедушка, папа, мама, брат, сестра, друг, и когда вы к нему относитесь с любовью, мы тоже этой любовью заражаемся, нам нужно, чтобы вы здесь были. Ну там, в ковидных зонах, конечно, это не так. И поэтому, когда приходят добровольцы с другим каким-то потенциалом внутренним, которые вот только начали ходить (наверное, врачи, которые работают полтора года, может быть, они уже не плачут, как Кирилл, и может быть, человек привыкает ко всему плохому и как-то относится к этому более-менее равнодушно, иначе может просто не выдержать душа, и не все имеют веру, не все могут совершать подвиги любви, может быть, как-то сердце ожесточается, не знаю), и поэтому, конечно, когда приходят новые люди, они очень нужны там. Тем более, что человеку нужно не только сделать какие-то медицинские манипуляции — конечно, это делают специалисты, — а нужно подушку поправить, нужно посидеть. Раньше была такая специальная сиделка — то есть у каждого больного могла быть сиделка: вот он лежит, а сидит рядом сиделка. И она не бездельничала, она вот там, как вот поэт там писал: подушку поправлять, что-то такое. Хотя вот этот уход за больным, по словам нашего великого русского поэта Пушкина, это занятие такое трудное и неблагодарное — «о, боже мой, какая скука...» там не помню, как там дальше...

К. Мацан

— «С больным сидеть и день и ночь, не отходя ни шагу прочь».

Епископ Пантелеимон

— Ну вот и все-таки больному это нужно очень, чтобы был кто-то рядом, за руку его подержал, что-то сказал, рассказал, отвлек его, может быть, внимание, мысли — вот это именно делают как раз наши добровольцы. Ну и попутно, конечно, помогают и в каких-то бытовых нуждах. Потому что кормить человека, который находится в маске, который дышит кислородом, очень сложно, он не может надолго маску снимать. И вот поэтому мы вот организовали эти курсы и на эти курсы приглашаем всех желающих.

К. Мацан

— Любой может прийти, без какой-либо подготовки?

Епископ Пантелеимон

— От 18 до 60 лет. Но обязательным условием сейчас является все-таки или вакцинация или наличие...

К. Мацан

— Антител.

Епископ Пантелеимон

— Антител, может быть. Потому что там работающие сдают обязательно ПЦР, так что это нужно обязательно сделать. Нужна адекватность, конечно, мы проверяем эту адекватность в беседах, проходит собеседование человек. И затем проходит небольшой курс совсем, этот курс состоит всего из 12 академических часов.

К. Мацан

— То есть три дня он длится.

Епископ Пантелеимон

— Да, три дня, три вечера — вечерами курсы проходят у нас, можно выбрать удобное время. Сейчас эти занятия проходят ежедневно, кроме субботы и воскресенья, в больнице святителя Алексия — то есть мы поставили на поток: первый поток, второй поток, в каждом потоке свои группы есть. Есть общая встреча, когда говорится о инфекционной безопасности, о духовных основах милосердия. А есть занятия по группам, когда группы, несколько там — 15–17 человек — учатся менять памперс, подавать судно, «утку», кормить больного — эти занятия проводят специально обученные наши сестры из нашего училища, из больницы. Надо сказать, что школа ухода в Москве, она в основном вот была создана именно в больнице святителя Алексия и в училище сестер милосердия, и там высокие профессионалы, которые делают с удивительным искусством вот все необходимые манипуляции. И после окончания этих курсов можно будет войти туда, куда приглашают нас главные врачи, старшие сестры, которые работают в ковидных госпиталях, и помочь хотя бы раз в неделю — четыре часа смена длится. Вот Кирилл ходит на две смены каждую субботу.

К. Мацан

— Сейчас расспросим Кирилла, да. На три даже.

Епископ Пантелеимон

— На три. Ну хотя бы на одну смену если человек может пойти. И у нас записываются очень разные люди.

К. Мацан

— А я вот к вопросу о разных людях. Посмотрел на сайте http://www.diaconia.ru/ — это сайт вашего Синодального отдела — там есть анкета для тех, кто захочет на курсы прийти, записаться. И там в том числе есть вопросы, связанные с религиозной идентичностью. Вот тут ценз какой-то есть? Или если нас сейчас слушает человек неверующий, он может к вам прийти?

Епископ Пантелеимон

— Ценз такой, что ты не должен плохо говорить о Церкви и не должен проповедовать свою ересь. Вообще не должен проповедовать. Если тебя спрашивают, ты можешь ответить, конечно, человеку, во что ты веришь. Но если тебя не спрашивают, лезть к нему вот в этот момент все-таки не стоит, он в очень тяжелом положении. Молиться — молись про себя. У нас нет задачи катехизировать этих людей. Там есть священники, которые приходят по вызову, если нуждаются люди в этом. Но мы приглашаем добровольцев не для катехизации, не обращения в православную веру перед лицом смерти всех, кто захочет там и кто не захочет то же самое, а для того, чтобы помочь. Поэтому мы принимаем всех людей. У нас уже записалось две католички на эти курсы. Есть люди неверующие, есть люди, которые в церковь вообще не ходят. Но они должны относиться толерантно к православной вере, потому что мы же от лица Церкви это делаем тоже, она является как бы соучастником, организатором процесса. И, слава Богу, пока мы не встречали таких оголтелых каких-нибудь атеистов или безбожников. Есть люди, которые находятся на пути, которые говорят, что я не знаю, есть ли Бог. Но это не требуется для того, чтобы ухаживать за больными. Интересно, что в Евангелии Господь приводит в пример человека другой веры иудеям, когда говорит о милосердии. Потому что милосердие, оно, к счастью, не сосредотачивается только в православных людях.

К. Мацан

— Кирилл, ну вот расскажите, вы бываете регулярно в «красной зоне», и это не сейчас началось, я так понимаю, с прошлой весны, когда был, видимо, карантин. Вы ходите в «красную зону» регулярно, причем как мы сейчас выяснили, не на одну смену, а на две или три даже, то есть вы целый день там проводите, по сути. Вот как это выглядит? Вот человек нас сейчас слушает, который ничего об этом не знает и вот он, может быть, даже боится или как-то его пугает неизвестность: вот я приду, вот пройду курсы, приду в больницу — что там вот меня ждет, куда я прихожу? Кто меня там встречает, кто меня что просит делать?

Волонтер Кирилл

— Да, как выглядит мой типичный день, скажем так. Просыпаюсь несколько позже, чем нужно. Потому что хотел прийти к десяти, а уже, наверное, проспал. Какое-то время пытаюсь себя немножко побороть, чтобы туда пойти, потому что и хочется, и все-таки там тяжеловато.

Епископ Пантелеимон

— Можно, Кирилл, я буду комментировать тоже, нет?

К. Мацан

— Обязательно.

Епископ Пантелеимон

— По ходу, так будет интереснее. Вы знаете, вот когда человек идет в больницу — туда, где страдания, где стоны, где смерть, — возникает часто очень барьер такой. И через этот барьер нужно перейти. Этот барьер знают все наши сестры милосердия и я это знаю. Сейчас у меня барьер как-то ниже стал, уже привык как-то к этому. Не знаю, как врачи с этим борются. Но когда ты переступаешь его, потом все будет очень хорошо. И даже ты рад, чтобы ты пошел. Но вот такой барьер, он бывает, наверное, всегда, да, ну часто.

К. Мацан

— Епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, и волонтер Кирилл у нас сегодня в программе «Светлый вечер». Итак, мы продолжаем. Вот волонтерский опыт.

Волонтер Кирилл

— Буквально на минутку назад вернемся. Очень правильно то, про что говорил Владыка. Потому что я же до «красной зоны» еще работал в группе помощи бездомным, «Люди вокзалов» мы назывались, при храме. И вот регулярно так было, что не хочется. Хочется найти какую-нибудь другую вещь, которой ты сегодня займешься, более полезную и нужную. Ну вот еще ни разу не было, чтобы я вышел на смену — и в реанимации коронавирусной, и тогда, с бездомными, и пожалел, что вышел. То есть всегда, ты когда возвращаешься, думаешь: слава Богу, как хорошо, что я сходил, какой я был глупый, что не хотел идти. Так здорово, так легко на душе, радостно как-то, светло, появляются какие-то новые мысли, с которыми хочется дальше жить, что-то делать, какие-то интересные новые силы, какая-то радость. То есть это такое ну искушение что ли, которое надо немножко переступить. Ну тут оно у меня очень слабое, потому что я хожу с февраля. А на самом деле мысль о том, что надо туда пойти, что я должен быть там, у меня была вот еще с самого начала всей этой истории. Прямо у меня сердце болело, оно мне говорило: ты должен быть там, ты должен быть на передовой, там страдают люди, сейчас это самое важное, самое нужное, что ты должен делать. И вот где-то, наверное, год я пытался туда попасть, в конце концов попал. Сейчас очень рад и счастлив. Для меня это, во-первых, большая радость, во-вторых, большая честь, как бы я очень дорожу оказанным мне доверием помогать врачам и быть рядом со страдающими. Ну итак, поборол себя, быстренько умылся, побежал в больницу. Ну обычно я на машине еду, так быстрее. На входе КПП — я говорю, что я из церковной службы по списку, проверяют номер моей машины, меня, заглядывают в багажник, нет ли там бомбы. Проезжаю, ставлю машину на парковку перед 75-м павильоном, бодрым шагом захожу внутрь, прикладываю пропуск, надеваю маску на входе. Спускаюсь вниз и получаю первую свою «хирургичку» — это хлопчатобумажная одежда — низ, верх. Обычно у них есть немножко припасенных таких супер-длинных размеров, они мне их выдают с таким...

К. Мацан

— То есть вас ждут уже.

Волонтер Кирилл

— Ну не то чтобы ждут, у них есть такие припасенное, самое длинное, и мне с таким прищуром легким контрабандистским, что вот, для вас мы приберегли, пожалуйста, берите, возьмите побольше. Беру носки, одежду, захожу на минус первом в свой шкафчик, открываю его, переодеваюсь. У меня из вещей, которые были на мне, остаются, простите, только трусы, и все остальное больничное — носки одноразовые, вот эта вот одежда. Я вешаю на шею пропуск, ключи кладу в карман и еще вешаю на шею телефон в чехле водонепроницаемом. Бегу, быстренько завтракаю, в общей такой зоне отдыха там...

Епископ Пантелеимон

— Бесплатно.

Волонтер Кирилл

— Естественно.

К. Мацан

— Да, это важно. Дорогие радиослушатели, кто хочет быть волонтером, знайте, это еще и выгодно иногда в чем-то.

Волонтер Кирилл

— Точно.

Епископ Пантелеимон

— И можно съесть не одну порцию.

Волонтер Кирилл

— Да. Причем там везде висят портреты какой-то симпатичной девушки с телефоном ее мобильным, и написано, что за качество питания отвечает сегодня такая-то, по всем вопросам звоните. И действительно там кормят очень вкусно. Последний раз... ну не последний, а как мне запомнилось, что там была каша с грушей и семенами чиа. Вот у меня дома так...

Епископ Пантелеимон

— Вообще, конечно, там кормят замечательно, и все организовано просто потрясающе, я бы сказал. И, конечно, денег не жалеют — это белье каждый раз, носки, которые надо выкидывать, хлопчатобумажные носки каждому выдают. И все, конечно, сделано просто замечательно.

К. Мацан

— А если их не надевать, можно с собой унести, да?

Волонтер Кирилл

— А ну не надевать их нельзя.

К. Мацан

— А, то есть все-таки они остаются там.

Волонтер Кирилл

— Ты их прямо выкидываешь, да, в мусор.

К. Мацан

— Понятно. Так. Ну мы переходим к самой интригующей части: а что вы делаете как волонтер потом?

Епископ Пантелеимон

— Нет, Кирилл еще не сказал, как он одевается в защитный костюм.

К. Мацан

— А ну так да, в принципе, это важно, да.

Епископ Пантелеимон

— Он одевает не только нижний, а теперь он одевает защитный костюм.

Волонтер Кирилл

— Покушал, идешь в шлюз. На входе в шлюз пишешься — говоришь, кто, куда, пропуск показываешь, потом прикладываешь. Они записывают номер отделения там, время входа, и плюс пропуск фиксирует время входа. Заходишь в шлюз так называемый. А, на входе там еще сидит дяденька в СИЗе, то есть в костюме...

К. Мацан

— В средствах индивидуальной защиты.

Волонтер Кирилл

— Да, костюме в этом защитном, и он там все время сидит, каждый день. И на нем не написано, что за дяденька, но видимо, какой-то особист или безопасник, чтобы если что, наверное, туда забежать, в зону или как-то, я не знаю, но он все время сидит у входа. На нем не написано, что он охранник, такой просто дяденька, каждый день, все время разные, но кто-то сидит. Заходишь в шлюз — это такая типа переодевалка, там мужчины и женщины берут себе по списку шапочку, костюм, бахилы, две пары перчаток, респиратор, очки. Очки ты намыливаешь мылом, чтобы они не потели, а потом вытираешь. Во все это облачаешься, заклеиваешься обязательно. То есть там сначала молнию застегиваешь, потом липучку, проверяешь, чтобы нигде ничего не торчало, нигде не вываливалось. Тебе приклеивают скотчем вторые перчатки к костюму и подписывают тебя: кто ты, откуда. Ну некоторые подписывают там время входа, время выхода. Потому что в зоне ты же видишь только глаза у человека, очень легко спутать вообще, кто перед тобой. Еще медики на себя дополнительно скотч цветной наклеивают — это что-то вроде у них знаков различия или погон.

Епископ Пантелеимон

— Мы сейчас тоже сделаем специальные...

Волонтер Кирилл

— Сделаете, обязательно.

Епископ Пантелеимон

— Уже сделали специальные наклейки такие, которые там будет написано «Доброволец милосердия». Спереди и сзади будет такая эмблема, чтобы люди понимали, кто перед ними.

Волонтер Кирилл

— И у них есть, получается, синие погоны — это младший персонал, желтые — это средний, зеленый — это врачи и красный — это какой-то начальствующий состав. Вот они ходят, ну кто как погоны клеят: кто на грудь, кто на спину, кто вообще забивает. Ну обычно клеят только младшие и средние, остальные забивают. Все, я приклеил, посмотрел, чтобы у меня нигде ничего не болтается, потому что потом в зоне ты не сможешь...

Епископ Пантелеимон

— Ты не сам клеишь, тебя же там обслуживают люди. Там же люди, специально дежурят определенные люди, которые все это делают с тобой.

Волонтер Кирилл

— Да. Два или три или четыре человека там дежурят, очень юморные тетеньки обычно, веселые, говорят: вот, у нас сегодня норковые шапки завезли, берите норковую, а завтра будет бобровая, — ну это речь о шапочках просто одноразовых. Вот ты замотался, в смысле они тебя замотали, подписался. Подходишь к шлюзу, нажимаешь кнопку, там открывается дверь автоматически, замок. В шлюз не могут одновременно две двери быть открыты, ты входишь в низовое помещение...

Епископ Пантелеимон

— Ну как в тюрьме так тоже.

Волонтер Кирилл

— Не знаю.

Епископ Пантелеимон

— Ты не был?

Волонтер Кирилл

— Не знаю, я максимум...

К. Мацан

— Да, я был, я бывал. Там решетки такие.

Епископ Пантелеимон

— Нет, ты заходишь в шлюз, и пока ты одну дверь не закрыл, другая не откроется.

Волонтер Кирилл

— Да. Именно так, хотя... Ну ладно, не будем.

К. Мацан

— Не будем развивать аналогию. Так, шлюз открылся, закрылся.

Волонтер Кирилл

— Если все работает хорошо, шлюз открылся, закрылся.

Епископ Пантелеимон

— Ты зашел в зону.

К. Мацан

— И вот мы в зоне.

Волонтер Кирилл

— Это большое огромное помещение, даже так себе не представить, насколько огромное, больше, чем...

Епископ Пантелеимон

— Ну огромный павильон такой.

Волонтер Кирилл

— Целый город. Наверное, если его по кругу обойти, я думаю, это больше километра будет. Прямо город — высоченный потолок, и там люди как-то ходят, бродят по своим делам в одежде и довольно скорбного вида. И ходят эти инопланетяне, то есть мы, в костюмах. Но я иду не туда, я сворачиваю в маленький такой коридор, потому что мне нужно идти в реанимацию. У меня зона ответственности обычно — это две палаты по 13 коек, сейчас еще две дополнительные поставили, то есть по 15 коек, в итого 30, которые я рассчитываю со своих 10 утра до 10 вечера всех обойти, чтобы к каждому подойти. Чтобы не было такого, что человек, допустим, православный, он может — ну бывает, это реанимация, живут одним днем, — он может завтра умереть и он останется без встречи со священником, без исповеди, без причастия. Если это произойдет, я за это буду же как-то отвечать, что я в своей зоне ответственности это допустил.

Епископ Пантелеимон

— Да, у нас первые наши добровольцы, они приходили туда перед священниками, их было мало совсем, и старались спрашивать у людей, нужен ли им священник — вот это была их главная задача. Сейчас мы переориентировались, сейчас добровольцы пойдут не для этого туда (такие люди у нас уже есть, которые идут перед священником), а для того, чтобы помогать ухаживать. И Кирилл пока еще не прошел этих курсов обучения, хотя ходит в «красную зону» все время, но он уже там чему-то научился. А у нас теперь люди будут приходить не для того, чтобы спрашивать, а для того, чтобы просто помогать.

Волонтер Кирилл

— Ну да, это не главная моя цель, но одна из — я объясняю, почему я хочу всех обойти и не ухожу, пока... Ну стараюсь не уйти, пока ко всем не подойду. Я иду туда, как-то, может быть, где-то остановлюсь в уголочке или на ходу помолюсь, потому что...

Епископ Пантелеимон

— Ты еще забыл сказать, что, когда заходишь туда, ты слышишь пиканье этих аппаратов, вот эту музыку.

Волонтер Кирилл

— А это уже в реанимации. Когда я пока вот иду по этому коридорчику, молюсь кратко, прошу Бога меня направить к тем, кому нужнее всего, найти для них правильные слова, как-то помочь им настолько, насколько я могу. Ну даже вот сейчас стал просить быть Его руками, потому что говорят, что нет у Бога других рук, кроме человеческих. Это, с одной стороны, немножко как-то дерзко, а с другой стороны, перед лицом как бы смерти, на войне — ну нормально. Я иду сейчас туда, где кто-то может у меня на руках и умереть или там его переключат на ИВЛ — сейчас это почти то же самое, что умереть. Захожу туда, это помещение поменьше, там все время горит свет, там все время звуки медицинских приборов. Это звук и тревоги, и того, что прибор работает, он издает периодически такие тоны...

Епископ Пантелеимон

— Ну вот эти все звуки сливаются, и там такая...

Волонтер Кирилл

— Такая какофония слегка.

Епископ Пантелеимон

— Такая какая-то мелодия, типа современных композиторов, такая, в общем. И она, в общем, как-то очень действует, наверное, на психику и на тебя действует. Ты прямо входишь туда и чувствуешь: вот это реанимация.

К. Мацан

— Действует как? Ну в смысле тяжело?

Епископ Пантелеимон

— Тяжело, конечно, тяжело. Это очень неприятно действует. Ну это не Бах и не Моцарт, и даже не Чайковский. А что-то совсем другое.

Волонтер Кирилл

— Могу напеть: ту-ту-ту ту-ту, ту-ту-ту ту-ту...

Епископ Пантелеимон

— Ну петь ты можешь сколько угодно и все время по-разному — это будет как раз то самое. Потому что она не повторяется, она все время новая.

К. Мацан

— Ну и когда это десять часов подряд, если три смены...

Епископ Пантелеимон

— Нет, а больные лежат 24 подряд, три недели, скажем. Можно, Кирилл, я немножко тебя остановлю тоже? Ты знаешь, все-таки на ИВЛ, конечно, страшно попадать и, к сожалению, есть процент людей, которые после этого уходят в иной мир. Но так не надо пугать наших радиослушателей, потому что есть случаи, и не один такой случай есть — я не буду, не знаю проценты, они меняются, говорят, что улучшается сейчас уход за больными и можно быть на ИВЛ, и потом все-таки выжить. У нас есть владыка один, он четыре месяца был на ИВЛ и вернулся к жизни. Но, конечно, это страшно, потому что мы знаем, что многие, к сожалению, потом уже не возвращаются.

Волонтер Кирилл

— Ну да. Я, конечно, не хотел сказать, что если ИВЛ...

Епископ Пантелеимон

— Все погибают.

Волонтер Кирилл

— Да, это не так, несомненно. Но просто это есть такое и у врачей ощущение, и у нас...

Епископ Пантелеимон

— Они очень не хотят на ИВЛ, они оттягивают этот момент. Они на ИВЛ помещают человека, когда он уже задыхается, уже не сможет жить просто. Вот у нас наша Настя, которая погибла, к сожалению, вчера умерла Настя, ты слышал, да?

Волонтер Кирилл

— Нет.

Епископ Пантелеимон

— Ее несколько раз пытались посадить на ИВЛ, но откладывали. потому что врачи понимают, что это может быть дорога только в одну сторону.

К. Мацан

— Такие темы у нас сегодня очень болезненные, очень чувствительные, поэтому... Все равно скажу, что «Светлый вечер» на радио «Вера», и мы к свету, я думаю, что обратимся в нашей сегодняшней беседе, в следующей ее части. У нас сегодня в студии епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, и волонтер Кирилл. Мы говорим о курсах для волонтеров, которые решились работать в «красной зоне». И мы к этому разговору вернемся после небольшой паузы. Не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня, напоминаю, епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, и волонтер Кирилл. Мы говорим о подготовке волонтеров для «красной зоны». Я напомню, что 7 июля в Москве открылись курсы трехдневные, три вечера, для всех желающих, кто хочет стать волонтером в «красной зоне», прийти, пройти обучение и потом быть прикрепленным к больнице и помогать тем, кто сегодня болеет коронавирусной инфекцией, COVID-19. И таких, к сожалению, в последние недели в Москве становится все больше и больше. И вот мы говорим, у нас сегодня в гостях, мы уже это сказали, два сталкера — два человека, которые бывали и бывают в «красной зоне», знают, как там все происходит, могут рассказать тем, кто заинтересуется, тем кто почувствует в себе силы и потребность пойти помогать, как это там бывает.

Епископ Пантелеимон

— Я хочу сказать, что курсы постоянно действующие. Они открылись 7 июля, но они не закончились, и они продолжаются. И у нас записываются сотни людей на эти курсы, мы готовы всех, кто запишется, обучить, помочь. И пока еще потребность есть, пока еще мы не наполнили больницы, которые хотели бы, чтобы им помогали волонтеры.

К. Мацан

— То есть эти курсы не закончатся в ближайшее время, они будут по потребностям работать, пока нужно.

Епископ Пантелеимон

— Конечно. Ну если приходит один волонтер — там четыре смены, помощь нужна круглосуточно в этих местах.

К. Мацан

— Я вот знаю, что к моменту открытия, то есть только к первому дню, записалось на курсы 450 человек.

Епископ Пантелеимон

— Да.

К. Мацан

— Это много или мало, как вам кажется?

Епископ Пантелеимон

— Я думаю, что это много. И причем очень хорошие люди. Я вот пытался начать работать. Кирилл, конечно, наш, он передовой наш отряд, он давно уже ходит. И люди самые разные. У нас есть подполковник полиции.

К. Мацан

— Вот как.

Епископ Пантелеимон

— У нас есть актер, который записывает всякие, так сказать, книги там. У нас есть один иеромонах, который хочет помогать как санитар. У нас есть врачи —врачи идут добровольцами работать, медсестры. Есть студенты, есть многодетные мамы. Есть люди, у которых умерли близкие и которые хотели бы помочь тем, кто вот сейчас живет. Ну самые разные люди, и люди очень хорошие. Есть верующие, есть неверующие, есть люди церковные, нецерковные, есть католики, есть православные. То есть ну очень хорошие, добрые люди.

К. Мацан

— Ну вот уникальный у нас сегодня разговор, потому что мы, повторюсь, путешествуем, как за сталкерами, вслед по «красной зоне». И вот в деталях нам начал Кирилл рассказывать о том, как это происходит, с чем сталкивается человек, который туда приходит, куда он идет, что он делает. Ну вот мы уже прошли путь от входа, от утреннего подъема даже, до, собственно, реанимации.

Волонтер Кирилл

— Да, мы с вами вошли в реанимацию — это одно большое помещение, где никогда не выключается свет, всегда светло. Так как там как бы нет отдельных помещений, это такие перегородки в человеческий рост, а помещение одно большое, то все звуки общие, каждый прибор у каждой кровати пищит, пиликает разными тонами — так он сообщает медперсоналу о том, что он работает или о том, что какая-то тревога. Эти палаты там по тринадцать — такое отделенное стенками помещение, с цветом и с номером, там есть в центре пост, по бокам стоит 13 кроватей, они общие, это и мужское, и женское. Если есть такая необходимость, иногда ставят такую ширмочку между мужчиной и женщиной, или если кто-то умер, или если ему будут сейчас проводить экстренные какие-то мероприятия, реанимировать, например, тоже отгораживаются ширмочками. В каждой палате видеокамеры везде висят, в центре на посту медперсонал. Я захожу туда, здороваюсь. Ну в моей палате — 7-й и в 11-й — меня уже знают многие, мы с ними уже даже как-то познакомились.

Епископ Пантелеимон

— Знают и любят, Кирилл, знают и ждут.

Волонтер Кирилл

— Да. «Кирилл, привет, рад тебя видеть, давай там, отлично...» — ну с мужчинами за руку здороваемся, с женщинами так: «привет — привет». Я спрашиваю...

К. Мацан

— А можно сразу вопрос уточняющий?

Волонтер Кирилл

— Конечно.

К. Мацан

— Подчеркнуто наивный, но все-таки для вот нас, тех кто со стороны на это смотрит и, может быть, не бывает регулярно в реанимации. Под словом «реанимация», как правило, ассоциируется слово с людьми, вообще не в сознании лежат там, они не могут реагировать. Кто с вами здоровается, вот сами больные?

Волонтер Кирилл

— Нет, здоровается персонал.

К. Мацан

— Персонал.

Волонтер Кирилл

— А сами больные в основном сознании, кроме тех, кто интубирован и лежит на инвазивной вентиляции легких. Вот у них — да, трубка в горле, они такие, немножко заплывшие...

Епископ Пантелеимон

— Но они могут тоже быть в сознании, эти люди.

Волонтер Кирилл

— Ну редко, но да, бывает. Бывают такие, да. Ну там, допустим, на отделение человека три без сознания, остальные в сознании, ну в разной степени этого сознания. Тот, кто под неинвазивной вентиляцией, у него такая маска, очень плотно прилегающая к лицу, она ему под давлением нагнетает воздух в легкие, чтобы легкие расправить слипшиеся и улучшить обмен. Но эти люди бывают часто все-таки, у них кислород уже там не 100 и не 90, а где-нибудь бывает там уже 87...

Епископ Пантелеимон

— Ну нормальная сатурация, это если сатурация ниже 93 — надо вызвать скорую помощь домой, если у тебя дома это случилось. Поэтому 87 — это, конечно, совсем мало уже.

Волонтер Кирилл

— И да, такие люди бывают, что, знаете, и в мерцающем сознании. Особенно если они ночью не спали, они как-то так немножко отключаются, потом опять просыпаются. Даже, бывает, во время разговора, но очень редко. То есть они, в отличие от обычной реанимации их сюда кладут, потому что (хотя я сейчас буду как медик рассуждать, я, конечно, не медик), ну так вот визуально кажется, что потому что им нужна кислородная поддержка, и в любой момент они могут резко ухудшиться. Поэтому они лежат подключенные ко всяким приборам и поэтому в реанимации.

Епископ Пантелеимон

— Нет, кислородную поддержку дают в обычных отделениях. Сейчас во всех отделениях, по-моему, есть кислород. Но это высокопоточный кислород. Мне кажется, нам лучше эти медицинские реалии...

Волонтер Кирилл

— Оставить специалистам.

Епископ Пантелеимон

— Ты, мне кажется, уже сделал несколько ошибок, когда рассказывал.

Волонтер Кирилл

— Может быть.

Епископ Пантелеимон

— Но это ничего, я думаю.

Волонтер Кирилл

— Простите, да, я совсем не специалист, не медик.

К. Мацан

— Сколько-то процентов врачей, которые нас сейчас слушают, может, конечно, они что-то заметили.

Епископ Пантелеимон

— Но они простят.

К. Мацан

— Да, они простят. А нам, простым людям, совершенно все нормально, мы ничего не заметили. Помните, как у Диккенса: я ничего не заметил, как сказал король, проморгав неприятеля.

Волонтер Кирилл

— Ну короче, люди в сознании, но встать с кровати они не могут.

Епископ Пантелеимон

— Но могут садиться некоторые.

Волонтер Кирилл

— Да, а некоторые могут даже рядом с кроватью встать.

Епископ Пантелеимон

— Есть такие. Но немногие, к сожалению.

Волонтер Кирилл

— Очень немногие, да. И они там лежат, и у многих еще под маской, потому что им тяжело это сопротивление воздуха нагнетаемого преодолевать, и они чуть что, начинается сильная одышка, их как бы плохо слышно, что они хотят сказать. Они, бывает, как-то поднимут руку...

Епископ Пантелеимон

— Ну мне вот эта Настя, которую мы упоминали сегодня, она исповедовалась — писала в телефоне, эсэмэски писала, я читал.

Волонтер Кирилл

— Это если телефон есть.

Епископ Пантелеимон

— Да, у некоторых есть телефон, у некоторых нет.

Волонтер Кирилл

— У некоторых забирают или зарядку могут забрать, или очки там останутся где-нибудь в пакете — без очков тоже, бывает, не видят. И вот я подошел, на посту поздоровался. Говорю: я буду вам сегодня помогать как младший медперсонал, что-то нужно сделать? Если прямо сейчас ничего не нужно, то я пойду, побеседую с пациентами. И по очереди подхожу к каждой койке, здороваюсь. Говорю: здравствуйте, я вот пришел вас навестить, поддержать, я доброволец от Русской Православной Церкви, можно к вам зайти? То есть я сначала спрашиваю разрешения, согласен человек, чтобы я к нему подошел. Он говорит: да, да, конечно, проходите.

Епископ Пантелеимон

— Ну зайти — это так, фигурально выражаясь.

Волонтер Кирилл

— Ну да, конечно, просто подойти к кровати. Но мне просто кажется, что в этих условиях у человека же остается очень мало какого-то...

Епископ Пантелеимон

— Личного пространства.

Волонтер Кирилл

— Личного пространства и выбора.

Епископ Пантелеимон

— Совсем нет.

Волонтер Кирилл

— Он ничто за себя не выбирает. И если хотя бы тут он может выбрать и разрешить тебе к нему не подходить, то это какое-то проявление уважения к нему, и ему будет от этого как-то, может, приятно.

Епископ Пантелеимон

— Конечно.

Волонтер Кирилл

— А то все врачи как бы, я думаю, все в основном без спроса же делают, все манипуляции.

Епископ Пантелеимон

— Ну у них и спешить им очень надо, конечно.

Волонтер Кирилл

— Ну да, к сожалению. И вот если больной или больная меня к себе пустила, я подхожу, говорю...

Епископ Пантелеимон

— А бывает, что не пускают?

Волонтер Кирилл

— Да, говорят: знаете, я фильм смотрю, мне не надо. Или там прямо: не-не-не, не надо ничего, не хочу, иди отсюда. Я говорю: да, простите, извините. Одна тетенька меня как-то раз поругала — вот до сих пор забыть не могу. Я вообще расстроился очень, целый день ходил, думал, нужен ли я там вообще. Она говорит: что это вы сюда пришли? Мама многодетная, православная, значит, на каком-то приходе, монументальный живописец, у нее дети, тоже трое детей, монументальные живописцы. Она сидела так...

К. Мацан

— Семья монументальных живописцев.

Волонтер Кирилл

— Да. Она сидела с грозными видом на кровати — такая, знаете, боярыня Морозова: у нее такая была длинная черная коса, нахмуренные брови. А мне медперсонал сказал: подойдите к ней, поговорите, кажется, она сходит с ума. Вот ей сейчас нужна ваша помощь. Я подошел, постарался максимально мягко. Она говорит: что это вы сюда пришли? Что это вы очень бодрый, очень веселый? У нас таких на приходе, знаете, таких вот как вы, у нас бы вас быстро, значит, смирили. Что это вы здесь прыгаете? У вас что, дети? Идите к своим детям, что вы сюда пришли? Вы здесь ничего не поможете, вы здесь не нужны. Я говорю: да, хорошо, извините. Но я, конечно, на нее внутренне очень разозлился как-то и обиделся.

К. Мацан

— Владыка, а как бы вы оценивали рассказ, по-пастырски просто?

Волонтер Кирилл

— А так ей сказал: дай вам Бог здоровья, хорошо, извините, простите. Целый день переживал, что вдруг я действительно здесь не нужен и фигней какой-то занимаюсь.

К. Мацан

— Ну просто у меня тоже был вопрос на самом деле, вот просто в продолжение того, что я вас, Владыка, спросил. Я думаю, что и для кого-то из наших слушателей тоже эта проблема стоит. Вот муж уходит в «красную зону» волонтером. Что может подумать там жена, дети? Во-первых, он уходит туда, где полыхает инфекция. Понятно, что защита, понятно, что все продумано, но никто не гарантирует никогда до конца. И, в принципе, часто звучащая мысль, что хочешь сделать добро, доброе дело — вокруг оглянись и к самым сначала ближним своим обратись — дети, семья, может, они в твоей поддержке нуждаются сейчас.

Епископ Пантелеимон

— Ну вот я, пользуясь случаем, хочу сказать нашим радиослушателям, что для того, чтобы стать добровольцем, нужно заполнить анкету на сайте Милосердие.ру и в этой анкете есть вопрос: согласны ли ваши близкие на то, чтобы вы стали волонтером или нет? И мы обязательно это спрашиваем. И если женщина говорит: вы знаете, я мужу не стала говорить, он будет против, —мы говорим: ну мы подумаем, пригласить вас или нет, но лучше все-таки у него спросить. Нужно обязательно, конечно, согласие близких в этом случае. Ну я не знаю, как Кирилл, как его жена реагирует на то, что он ходит в «красную зону».

К. Мацан

— Кирилл, как ваша жена реагирует?

Волонтер Кирилл

— Она говорит: ой, здорово, ты такой молодец, конечно, ты так давно хотел и мечтал об этом. Да, и она все, полностью меня поддерживает, на 100%. Она только всякие истории, которые я ей рассказываю — со всякой кровью, смертью и страданием, как кто-то там просил умереть, а мы ему не давали умереть, — она просит ей не рассказывать, потому что ей очень тяжело все это слушать.

К. Мацан

— Владыка, ну вот реакция этой женщины, которую Кирилл описал, этого монументального живописца, как она в вас отзывается?

Епископ Пантелеимон

— Ну также, как у Кирилла, конечно, неприятно. У меня были такие случаи, когда так вот меня не принимали, когда я приходил, их можно по пальцам пересчитать, их было совсем немного, на одной руке даже, может быть, меньше, чем пять пальцев, пять случаев, но было такое. Я приходил, говорю: здравствуйте, я вот епископ Православной Церкви, мы пришли как-то, нужна помощь какая-то? Нет-нет-нет, ничего... Я говорю: ну извините, пожалуйста, простите. Но таких случаев было совсем мало. Потому что люди, даже неверующие, даже люди другой веры, мы общались и с мусульманами, у нас лежали две таитянки, по-моему, или...

Волонтер Кирилл

— Да.

Епископ Пантелеимон

— Или они с Таити были, или с Гаити?

Волонтер Кирилл

— Из Таиланда.

Епископ Пантелеимон

— Простите, из Таиланда.

Волонтер Кирилл

— Австралиец.

Епископ Пантелеимон

— Ну австралиец, он христианин был, англиканин.

Волонтер Кирилл

— Его, кстати, выписали.

Епископ Пантелеимон

— Я знаю, я читал. У нас чат есть общий для всех добровольцев, где они обмениваются информацией — кто жив, кто умер, о ком помолиться просят обязательно. Я знаю про это, да. Но обычно люди, конечно, очень довольны и очень просят, и даже не отпускают от себя волонтеров. Я не знаю, Кирилл будет про это рассказывать или нет.

К. Мацан

— Расскажите, Кирилл.

Волонтер Кирилл

— Да, бывает. Ну если прямо оставаться с некоторыми больными и делать все, что они просят, то можно два, три часа сидеть.

Епископ Пантелеимон

— Ну то есть стать такой настоящей сиделкой.

К. Мацан

— А что они просят?

Волонтер Кирилл

— Говорят: слушайте что-то я, значит, задыхаюсь. Давайте подушку по-другому поправим. Да, давайте поправим. Потом, значит: а можно еще попить? А тут вот еще провод у меня правильно? Правильно. Хорошо. Я волнуюсь, посидите со мной просто, за руку подержите. Хорошо, посидим, подержим. Потом хочется, не знаю там, чаю. Потом человек сходил, простите, в туалет. Он не может встать с кровати, он ходит на судно, нужно убрать. Нужно записать, сколько из него вышло и сколько вошло, и вытереть его, естественно, чтобы было чисто со всех сторон. Или просто он тебе что-то может рассказывать. И из этих просьб может состоять два, три часа. Ну тоже редко, конечно. В основном, люди все-таки понимают, что ты не можешь целый день на них потратить и тебя отпускают. Но кто в тяжелом состоянии или паникуют немножко, такое бывает частенько, они тебя не отпускают.

К. Мацан

— Ну вот вы упомянули те истории, которые не хочет слушать ваша супруга. Может быть, самые кошмарные мы тоже не будем предлагать нашим радиослушателям. Но вы вначале программы сказали о том, что есть какие-то истории, которые встречаете в «красной зоне», которые по-новому как-то, по-другому заставляют смотреть на себя, на мир, которые переворачивают внутренне. Вот что-то можете рассказать?

Волонтер Кирилл

— Да, там такая специфика этого места, ну и нашего служения, что иногда через нас люди передают свои слова любимым, и эти слова часто оказываются последними, ну или там одними из последних.

Епископ Пантелеимон

— Ну не часто.

Волонтер Кирилл

— Ну хорошо, не часто. Но иногда бывает так, что через тебя происходит последний разговор с семьей. Потому что дальше потом уже надевают какую-то маску, или ты не в таком сознании, чтобы попользоваться телефоном, или у тебя просто нет телефона, а потом тебя интубируют, а потом, может быть, ты уже и умер. А лежишь, интубированный, ты без сознания. И вот сильнее всего меня трогали эти слова, которые через меня проходили, потому что в них часто... Ну нет, я, наверное, никак не характеризую, я, наверное, расскажу, как это было просто. Вот был дядечка-мусульманин, он был без телефона, он только что поступил, лежал под маской, у него была не очень высокая сатурация — то есть он как бы субъективно, по ощущениям, он чувствовал, что он задыхается, ему не хватает этого воздуха. Тем более, что он немножко паниковал. У него не было телефона, он попросил позвонить его родным, потому что они не знали, где он. Я снял с себя телефон, включил на громкую связь, набрал то что нужно. Для него было большое облегчение, и он стал говорить со своим сестрами. И этот голос из-под маски глухой, мне все время казалось, что это, знаете, немножко голос с того света, то есть какое-то письмо с подводной лодки «Курск». И он им говорил: «Мне очень тяжело... Я, наверное, не выберусь... Не выберусь... Сейчас очень тяжело...» — такими он как бы отрывистыми фразами говорил, а в перерывах он должен был немножко продышаться, чтобы это сказать. А я его держал в этот момент за руку и телефон рядом с ним держал. Он говорил: «Простите меня все... Простите, пожалуйста, простите... Я вас очень люблю... Передайте Лолите, что я очень люблю ее... Да, я, наверное, не выберусь...». А они с той стороны кричали ему, что ты выберешься, выберешься, Всевышний тебя не оставит, все будет хорошо. А он с ними как бы уже прощался. И он мне потом рассказал, и он, и многие другие люди, что как-то вот они оглядываются назад, и понимают, что слишком мало говорили любимым, что они их любят, ценят, ждут. И вот эта история, во-первых, сейчас, когда ее вспоминаю, как-то слезы наворачиваются на глазах. А во-вторых, после этого я тоже пришел домой и первым делом решил, что надо намного чаще всем своим людям близким говорить, что ты их любишь. Даже, я не знаю, позвонил своей первой школьной любви и рассказал ей, какая она замечательная и как хорошо к ней отношусь. И как-то у меня большой какой-то камень с души снялся — я из-за этого переживал. То есть эта история мне показала, что люди перед лицом смерти очень часто жалеют, что мало говорили другим людям, что они их любят, мало о них заботились, мало на них обращали внимания. И в последний момент только об этом вспоминают, а времени уже почти не остается. Поэтому лучше сейчас, пока я еще молодой, здоровый, каждый день говорить жене: «Какая ты у меня потрясающая! Как же можно быть такой потрясающей! Какая ты классная!» Ну и да, и детям, естественно, тоже, тискать их...

Епископ Пантелеимон

— То есть получается, что поход вот в эту «красную зону», он помогает не только людям, которые находятся в «красной зоне», и не только тому, кто туда идет, но и тем, с кем он потом встречается, выйдя в эту «зеленую зону» — в наш этот обычный мир.

К. Мацан

— Епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, и волонтер Кирилл сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о волонтерах, которые работают в «красной зоне», о курсах, напомню, которые 7-го числа, 7 июля в Москве открылись и будут работать еще долго, до тех пор, пока необходимость в волонтерах будет. А сейчас она есть, сейчас все больше и больше людей в Москве, к сожалению, оказываются в больницах из-за коронавируса COVID-19. Вот о том, как Церковь отзывается на это, мы сегодня говорим. Ну вот одна деталь, может быть, делая шаг в сторону от погружения в сами реалии зоны, я бы хотел эту деталь обсудить. Я помню, что весной прошлой, когда только пандемия в России во всеуслышание о себе заявила, и начался карантин и домашний режим, мы, и радио «Вера» в том числе, обсуждали как проблему то, что трудно в «красную зону» войти даже священникам. При этом мы говорили, и вы, Владыка, говорили, что священники готовы там жить, соблюдая все необходимые нормы, то есть не выходя никуда из «красной зоны». Сейчас мы уже, сегодня — вот прошло больше года, мы обсуждаем, что волонтеры приходят и уходят из «красной зоны». То есть какие-то изменения в этом смысле произошли, да?

Епископ Пантелеимон

— Да.

К. Мацан

— Вот то есть теперь режим изменился — стали к этому более терпимо относиться, стало это менее опасно?

Епископ Пантелеимон

— Ну я думаю причина, во-первых, та, что, когда начался коронавирус, все испугались, и не зря, потому что вещь-то действительно страшная. И предприняли все возможные и невозможные меры по предотвращению, и решили, что самое лучшее просто закрыться и никого не пускать. Но потом, очевидно, осознали, что, во-первых, Церковь, священники, добровольцы, они не навредят, они помощники, они не те, кто внесут какую-то там сумятицу, что-то сделают плохое внутри зоны, нам стали больше доверять. И за это очень спасибо большое Департаменту здравоохранения московскому, который нам помог включить священников в число волонтеров-медиков. Это первое. А второе, что как раз эта беда, она заставила всех нас как-то объединиться. Ведь сейчас в реанимацию, в «красную зону», вошли не только волонтеры, туда вошел Департамент соцтруда и социальной защиты — и раньше не было таких совместных усилий. Сейчас ковидные госпиталя — там есть администрация, которая занимается организацией быта этого госпиталя, и к этому привыкают все люди из Департамента соцзащиты. И это замечательно совершенно, мне кажется, вот это единство двух департаментов, которые вместе сотрудничают, помогают друг другу и восполняют недостаток медиков. Потому что трудно найти людей, который бы охватывали все там, в этой зоне. И мы приходим туда, то же самое. И эта беда, она заставила нас объединиться, что, конечно, несомненная радость и несомненное положительное какое-то, ну нет худа без добра. И каждое испытание — это испытание, чтобы стало больше добра, а не для того, чтобы его уничтожить, и чтобы поднапрячься и можно победить это зло, любое зло на земле можно победить. И поэтому, конечно, это вот позволило как-то объединиться нам, и отношения сейчас замечательные сложились у нас с врачами, с медиками, с социальными работниками, с теми, кто работает в этих зонах. Так что это, конечно, такой несомненный успех.

К. Мацан

— У меня вопрос, который, может быть, он шаг в сторону от реалий зоны, но он все-таки связан с тем, о чем мы говорим — вот той важнейшей мыслью, таким лейтмотивом нашего сегодняшнего разговора, что, попадая в такое место как «красная зона», начинаешь по-новому на себя, на ближних смотреть. Думаешь о том, что нужно не только чаще о любви говорить, но и являть эту любовь в отношении с ближними. И когда мы такие потрясающие примеры слышим, я все время себя спрашиваю: а почему я, допустим, не могу к этому прийти иначе, чем через погружение себя в такую экстремальную ситуацию, как «красная зона»? Почему нужен такой какой-то вот мотив, чтобы, казалось бы, такую простую вещь, как любовь к ближним, являть. Владыка, вот это какой-то духовный закон есть?

Епископ Пантелеимон

— Ну конечно, есть. И вы все его знаете, дорогие друзья. Ведь когда человек потерял любовь, когда любовь исказилась в нем, стала самолюбием, неразумной любовью к чувственности, как говорят святые отцы и Максим Исповедник, тогда и был закрыт путь к древу жизни. Тогда и начались болезни, и смерть тогда пришла, именно поэтому. Именно для того, чтобы явилась опять эта любовь. И весь мир земной с его трудностями, испытаниями, тревогами, смертями, болезнями, пандемиями, катаклизмами, он и существует как напоминание о том, что должна быть эта любовь, как раз поэтому попущено зло. Конечно, причиной зла является не благость Божия, которая решила, так сказать, таким образом нас научить нас большей любви. Причина зла это, конечно, наше зло, внутри нас. Но Бог все может как-то вот изменить. И то, что было причиной зла, стало на самом деле, может стать на самом деле причиной добра, причиной любви. Вот это страдание и смерть, оно может быть путем к вечной жизни, к вечной радости, к любви совершенной.

К. Мацан

— Спасибо. Ну и тогда уже под занавес нашего разговора давайте мы нашим радиослушателям еще раз скажем, тем, кто, допустим, заинтересовался, захотел на эти курсы прийти, где искать информацию, на какой сайт заходить — Милосердие.ру, Диакония.ру — вот что делать?

Епископ Пантелеимон

— На сайте https://www.miloserdie.ru/ опубликована анкета, Гугл-анкета, которую нужно заполнить. И после заполнения обязательно позвонят наши сотрудники, пригласят на одно из собеседований, которые проходят у нас в Москве по вечерам, обычно часов в семь начинается оно. И по результатам собеседования человек будет записан в какую-то группу, в очередной поток слушателей наших курсов. И после трех занятий, которые 12 часов, после этого он будет приглашен в зону, где опытные инструкторы покажут ему, что можно делать, самое главное — научат, что нельзя делать ни в коем случае, и помогут ему приобщиться к этому подвигу сочувствия, сострадания тем людям, которые сейчас там находятся, страдают и болеют.

К. Мацан

— В какие больницы после этих курсов могут быть приняты добровольцы?

Епископ Пантелеимон

— Нас сейчас многие больницы просят о том, чтобы были волонтеры. Пока у нас их не так много, к сожалению. Волонтеры ходят и в 52-ю больницу, ходят на ВДНХ, есть запросы от госпиталя в Сокольниках. Мы думаем о том, чтобы сделать такую тоже службу и в 15-й, скажем, больнице — тоже руководство больницы обратилось к нам с просьбой такой о помощи. И другие тоже, я думаю, будут не против, если придут обученные специально добровольцы, которые помогут в несении вот этого трудного подвига врачам, медсестрам и тем, кто там работает.

К. Мацан

— Спасибо огромное за нашу беседу с нашими сегодняшними сталкерами, которые нас в зону провели. И мне кажется, я разрешаю себе надеяться, что вот та цель, о которой вы, Владыка, сказали вначале — чтобы за сталкерами больше людей пошли в «красную зону» помогать тем, кто сейчас там очень нуждается в помощи, — я надеюсь, что мы к этой цели по крайней мере приблизились сегодня, в нашем сегодняшнем разговоре. Епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, и волонтер Кирилл были сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан. Спасибо, до свидания.

Епископ Пантелеимон

— До свидания, дорогие друзья. Спасибо за организацию этой встречи.

Волонтер Кирилл

— Спасибо. Пока-пока.