«Воевода Давид Жеребцов». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гостем программы был профессор Московского государственного университета, доктор исторических наук Ярослав Леонтьев.

Разговор шел о личности, подвигах и судьбе одного из выдающихся военачальников Смутного времени, освободителя осаждённой Троице-Сергиевой Лавры и других монастырей Давида Жеребцова.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Дмитрий Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии Дмитрий Володихин. И сегодня мы коснёмся истории и судьбы человека, который имел великие заслуги перед Отечеством как воин, как администратор, но поскольку не попал в число актёров первой величины на подмостках отечественной политической истории, оказался немного оттеснен на второй план, то мало что о нём сейчас известно. Сейчас как раз происходит изучение его личности и увековечивание его памяти. Я имею в виду воеводу, дворянина, Давыда Жеребцова, который стал одним из русских администраторов, воевод Сибири на начальном этапе её освоения, а затем сыграл роль главного или во всяком случае одного из главных помощников знаменитого князя Скопина-Шуйского в его освободительном походе в годы смуты. Личность огромная. Для того чтобы осветить подробно судьбу, подвиги и труды Давыда Жеребцова, мы сегодня пригласили к нам в студию доктора исторических наук, профессора Московского государственного университета Ярослава Леонтьева. Здравствуйте.

Ярослав Леонтьев:

— Добрый день, уважаемый Дмитрий и уважаемые радиослушатели.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, начнём не с того, что действительно является истоком жизни Давыда Жеребцова, а с того, что сейчас стало чрезвычайно важной частью трудов историков, а именно увековечение его памяти. Насколько я понимаю, этот человек, если памятника и памятной доски пока у потомков не добился, не заслужил, то уж во всяком случае памятные кресты ему поставлены.

Ярослав Леонтьев:

— Да, один из поклонных крестов, который был вырезан из старинного церковного известняка в форме Георгиевского креста замечательным художником Николаем Петровичем Желтушка, который на днях будет отмечать свой 75-летний юбилей, это происходило 12 лет назад, в 2010-м году и было приурочено к 400-летию гибели Давыда Васильевича Жеребцова, вот этот вырезанный им крест был установлен на Монастырском острове в Калязине, на Угличском водохранилище собственно том месте, где погиб и где упокоился воевода Давыд Жеребцов.

Дмитрий Володихин:

— Тогда это не было островом, насколько я понимаю.

Ярослав Леонтьев:

— Да, ну, конечно, это было до затопления, но сейчас это место называется Монастырский остров, и там действительно эти фундаменты, кладки монастырские остались. Другое дело, что сейчас начинается процесс возрождения монастыря, там уже тоже и Божественные литургии служатся, уже сейчас есть один насельник иеромонах, который владыкой Тверским Амвросием туда назначен.

Дмитрий Володихин:

— Ну как говорится, дай Бог.

Ярослав Леонтьев:

— И крест теперь, посвященный Жеребцову, он тоже стал таким очень важным артефактом этого места. Следующий крест был установлен тоже на острове, но на Рыбинском водохранилище. На Шумаровском острове, Шумарово — это древнейшее село, когда-то одним из его владельцев был князь Иван Моложский, погибший на Куликовом поле, а потом впоследствии вот когда это место было дано в качестве награды за подвиги Давыду Жеребцову царем Василием Шуйским незадолго до его гибели, древнейшие село Шумарово тоже попало в зону затопления. Оно находилась в Моложском уезде в 20-м веке под Мологой, но Молога вся оказалась под водой, а вот Шумарово частично высится над Рыбинским водохранилищем, на его поверхности находится высокое место, и вот там как раз то место, где раньше стоял храм в Шумарове, тоже установили поклонный крест, тоже в 2010-м году опять же в память о Давыде Жеребцове. И наконец третий раз это произошло под городом Мышкиным, где также находился присёлок Поводнево и сейчас этот населённый пункт село Поводнево.

Дмитрий Володихин:

— Имение Жеребцова.

Ярослав Леонтьев:

— Да, он тоже получил его в награду вместе с Шумаровым он получил тогда же в награду.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, во всяком случае вспоминать об этом человеке начали и начали всерьёз, и я думаю, настало время взглянуть на то, какого рода этот человек был. Поскольку в московском царстве принадлежность к роду фактически задавала всю жизнь или во всяком случае значительную часть. И каких почестей он добился, до каких чинов дорос, прежде чем судьба забросила его в Сибирь?

Ярослав Леонтьев:

— Он происходил на самом деле из очень знаменитого рода. Это был род выходцев из Черниговской земли, черниговских бояр, его дальним предком был Фёдор Акинфович Бяконт, выехавший в Москву около 1300 года, он был боярином, затем у великого князя Симеона. Между прочим, вот как раз у Федора Бяконта было два сына, один из них — это никто иной как Алексей Московский чудотворец. А род Жеребцова он тянется от родного брата святителя Алексия, в миру Елевферия. Его родной брат по имени Фофан Фёдорович вот от него и тянется не сразу, конечно, там через несколько колен, правнуком Фофана, они разделились, от одного правнука пошёл род, ныне не менее известный дворянский род Игнатьевых, а от другого пошёл род Жеребцовых. И вот так интересно и причудливо складывалась судьба потом нашего героя, судите сами, ведь святитель Алексей был крестником Ивана Калиты, Ивана Даниловича, в свою очередь он был воспитателем, как мы помним, когда остался сиротой будущий Дмитрий Донской, Дмитрий Иоанныч московский, он был его воспитателем и был большим другом в каком-то смысле покровителем преподобного Сергия Радонежского. И вот Давиду Жеребцову, его отдаленному потомку по боковой линии, по линии его брата, как раз и пришлось освобождать Троице-Сергиев монастырь во время смуты. Так что очень даже промыслительно все это было. Знал ли об этом сам Жеребцов? Ну, конечно, я думаю, знал.

Дмитрий Володихин:

— Ну родословия тогда помнили и знали очень хорошо.

Ярослав Леонтьев:

— Да.

Дмитрий Володихин:

— Ну вот возвращаясь к судьбе нашего героя Давыд Васильевич, насколько я понимаю, стал довольно заметной личностью в конце 16-го века при государе Иоанне Фёдоровиче и Борисе Годунове. Он не был аристократом, он не восседал в Боярской думе, он имел достаточно скромный, но всё-таки не рядовой чин выборного сына боярского при дворе. Он получил несколько важных поручений с самого верха.

Ярослав Леонтьев:

— Нет, не совсем при дворе, он не московским был дворянином, он был выборным дворянином во Ржеве.

Дмитрий Володихин:

— Ну раз по выбору, значит, он раз в несколько лет служит в Москве.

Ярослав Леонтьев:

— Ну это да, это да, и периодически ему доводилось и нарядом командовать во время некоторых так сказать военных компаний. Артиллерией.

Дмитрий Володихин:

— Наряд, объясним, это пушки.

Ярослав Леонтьев:

— Совершенно верно. А так вообще он точно известно, как бы сейчас сказали: из его послужного списка, что на момент известно, естественно, из разрядов, он служил на момент 1588-го-1589-го годов выборным дворянином по Ржеву с земельным окладом в 400 четий.

Дмитрий Володихин:

— Это при святом блаженном государе Феодоре Иоанновиче.

Ярослав Леонтьев:

— Совершенно верно, тогда же он был отправлен в Великий Новгород, скорее всего, головой дворянской сотни. Затем он вновь служил выборным дворянином по Ржеву, но уже с окладом увеличившимся — 500 четий.

Дмитрий Володихин:

— Хорошо служил, видимо.

Ярослав Леонтьев:

— Увеличение оклада действительно, наверное, позволяет говорить, что он был в определённом фаворе у Бориса Годунова уже. И далее, он выполнил довольно важную миссию, когда произошла ссора Бориса Фёдоровича Годунова с Романовыми.

Дмитрий Володихин:

— Уже царя Бориса Годунова.

Ярослав Леонтьев:

— Да, уже царя Бориса Годунова. И опала Романовых, то наш герой Давыд Васильевич был отправлен в качестве пристава, то есть надзирал за ними, они были отправлены в ссылку, в разные ссылки, точнее. Он был в качестве пристава приставлен к Ивану Никитичу, то есть к дяде будущего Михаила Фёдоровича Романова.

Дмитрий Володихин:

— Царя.

Ярослав Леонтьев:

— Царя. И к родному брату Федора Никитича, будущего патриарха Филарета. И ещё и к ближайшему их родственнику князю Ивану Борисовичу Черкасскому. И там же в этом же селе Клины в Юрьевском уезде, Юрьев Польской я имею в виду, там же находилась и супруга Федора Никитича, уже постриженного в монахи, вместе с детьми малолетними, среди которых был и будущий царь, маленький Миша Романов. Вот Давыд Васильевич был, надзирал за ними. Но также примерно, как, допустим, Битяговский, известная история, напомню радиослушателям с царевичем Дмитрием в Угличе, вот когда тоже Годуновым был отправлен Бятиговский туда в качестве пристава.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, это значит, что у нашего персонажа было полнейшее доверие со стороны Бориса Фёдоровича. Это было лицо, которое служило не за страх, а за совесть этому государю. Я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит фрагмент из оперы Модеста Петровича Мусоргского «Борис Годунов». Звучит музыка.

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера», вы эфире передача «Исторический час», с вами в студии Дмитрий Володихин, у нас в гостях доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета Ярослав Леонтьев, мы обсуждаем труды и дни одного из выдающихся военачальников и администраторов эпохи Великой смуты Давыда Васильевича Жеребцова. Ну и так сказать начало 17-го века — эпоха так сказать предсмутная, то есть уже убит царевич Димитрий Углицкий, уже где-то там на просторах Речи Посполитой зреет заговор самозванца и тамошней магнатерии. Пока все это не касается Давыда Васильевича, он получает назначение в Сибирь. Это очень важный момент. Собственно освоение Сибири было в значительной степени проектом определённого придворного клана или, точнее, придворной партии, и в нём первостепенно важное участие принимали Годуновы, Романовы, пока они не поссорились, они выступали вместе как союзники. Кроме того, часть русского дьячества, так вот этот проект предполагал, что Сибирь в какой-то момент становится одним из приоритетных направлений для приложения усилий государства. Туда отправляют отряды, а вместе с отрядами отправляют людей, которые точно не подведут в крайне сложной сибирской обстановке за 1000 и 1000 км от Москвы. Но вот как доверенное лицо Давыд Жеребцов получил назначение в Сибирь не как в ссылку, а как человек, который должен выполнять ответственную миссию.

Ярослав Леонтьев:

— Вы знаете, на самом деле мы не до конца всё-таки ещё знаем послужной список Давыда Васильевича. И есть точная датировка, когда он отправляется в далёкую Мангазею.

Дмитрий Володихин:

— Когда же это?

Ярослав Леонтьев:

— Под этой областью тогда понимались низовья Оби и Енисея, но это произошло не при Борисе Годунове, это уже было назначение от Василия Ивановича Шуйского, позже. И вот в том-то и дело, что есть пока определённый пробел, что же произошло с нашим героем в момент нахождения первого самозванца на Москве. Не совсем ясно, где он вообще находился в это время, чем он занимался.

Дмитрий Володихин:

— Во всяком случае Мангазея — это один из важнейших пунктов торговли, добывания пушнины, и вряд ли туда отправили бы обычного неугодного ссыльного.

Ярослав Леонтьев:

— Нет. Я думаю, что, конечно, именно так. Но первым туда всё-таки до прихода Жеребцова сначала туда проникли отряд тобольских и березовских служилых людей во главе с князем Мироном Шаховским с наказом заложить здесь острог в этом месте. Они построили такой небольшой острожец, но не город ещё собственно, потому что город потом собственно срубил именно Давыд Васильевич. Но освоение этого места началось в 1603-м году.

Дмитрий Володихин:

— А он туда попал...

Ярослав Леонтьев:

— А он туда попал всё-таки спустя 5-6 лет после этого. Он получил назначение в 7114-м году от сотворения мира.

Дмитрий Володихин:

— Ну 1606-й.

Ярослав Леонтьев:

— Совершенно верно. Он там оказывается.

Дмитрий Володихин:

— Ну не через пять лет, года через четыре.

Ярослав Леонтьев:

Но если отталкиваться от 1601 г., то да. Но если непосредственно от того момента, как они закрепились. И вот он уже рубит со своим отрядом новый крепкий острог на реке Таз, в качестве центра воеводской администрации таможенные службы, что, кстати, вызвало недовольство старых промысловиков, которые объединились с немцами, самоедью, как их называли, и начали предпринимать нападения даже на служилых людей. И вот Давиду Жеребцову ничего не оставалось сделать, как действительно крепкий деревянный Кремль там срубить пятибашенный: четыре главы и одна проезжая Спасская башня и храм тоже деревянный был срублен и построен. Даж известно примерно археологами, которые копали Мангазею примерно рассчитана квадратура, площадь Кремля, считается, что длина городовых стен составляла 280 м, а общая площадь 4000 квадратных метров. Но помимо этого Жеребцов ещё и занимался другим строительством. Например, именно он тогда же построил относительно неподалёку, если по сибирским меркам, конечно, это судить, относительно неподалёку он срубил ещё и заложил Туруханское зимовье.

Дмитрий Володихин:

— Ну и впоследствии на этом месте вырос город Туруханск.

Ярослав Леонтьев:

— Совершенно верно. Там нынешний современный город Туруханск, он чуть-чуть сдвинут, насколько я понимаю, от того изначального места, но это не так принципиально, все равно именно Давыд Жеребцов считается, когда в 2007-м году Туруханск отмечала свое 400-летие, именно он считается отцом-основателем этого города, который потом много раз попадал, как мы понимаем в историю. Там и в песни попадал Туруханский край в разные и так далее. Много кто там побывал, уже в качестве ссыльных.

Дмитрий Володихин:

— Ну что же, хотелось бы напомнить, что Мангазея в будущем достаточно быстро станет одним из выдающихся центров русской цивилизации в Сибири. И тот импульс, который придал Жеребцов её развитию, он в будущем приведёт к тому, что это будет центр, перевалочный пункт для огромного масштаба просто неисчислимых ценностей.

Ярослав Леонтьев:

— «Златокипящая Мангазея», так её называли.

Дмитрий Володихин:

— Совершенно верно. В конце концов её, скажем так, закроют, маршруты переместятся в другие места, но до этого момента она переживёт несколько десятилетий своего поистине золотого века. Я думаю, что там с благодарностью вспоминали Давыда Васильевича. Но вернёмся мысленно в Москву, краток был век царствования Василия Ивановича государя, который сидел на престоле с 1606-го по 1610 г., и ему угрожало несколько опасностей. Это, конечно же, опасность болотниковщины, а впоследствии опасность со стороны второго самозванца, Тушинского вора. И если с первыми опасностями справились, то вторая приставила нож к горлу Москвы и потребовала напряжения всех сил и мобилизации всех ресурсов. Здесь мы опять видим Давыда Жеребцова, который со своим отрядом, со стрельцами перемещается в центральные регионы России.

Ярослав Леонтьев:

— И не только Москвы, я напомню радиослушателям, что фактически от Москвы тогда отложились по тем или иным причинам: одни были действительно оккупированы, другие взяты шантажом и сами принесли присягу Тушинскому вору, Лжедмитрию Второму, кроме того, кроме Москвы продолжалась осада Троице- Сергиевой обители, Живоначальный Троицы, это действительно несло вообще самую главную, наверное, угрозу вообще Русской православной церкви. Осаждался Иосифо-Волоцкий монастырь, многие другие города, которые постепенно переходили на самом деле одни добровольно, а другие насильственно переходили в стан этого самозванца. Можно на пальцах пересчитать те города, которые оставались верны присяге, верны государю: Смоленск, Великий Новгород, Нижний Новгород, Коломна, отбитая Рязань, вот где, Ляпуновы были, и фактически всё, можно действительно просто, ну да, конечно, города дальнего севера, куда не дошли просто тушинцы.

Дмитрий Володихин:

— Пока не дошли.

Ярослав Леонтьев:

— Пока не дошли. Потом они тоже там появлялись, и казаки там появлялись, и вот в этот момент.

Дмитрий Володихин:

— Каждый десяток стрельцов был на вес золота.

Ярослав Леонтьев:

— Абсолютно, вот поэтому, когда Скопин-Шуйский, один из героев наших предыдущих бесед, начал действовать в Великом Новгороде с такими чрезвычайными полномочиями, начал повсюду рассылать грамоты, в качестве координатора какого-то повстанческого движение тех городов, который навроде Кинешма или Галича уже сами, или Углича, которые сами поднимали восстание, правда, первые восстания были подавлены карательными рейдами полковника Лисовского, во главе отряда головорезов.

Дмитрий Володихин:

— Польского шляхтича, который по внешней видимости служил Тушинскому вору, а на самом деле по собственной инициативе бандитствовал, обогащался на территории России.

Ярослав Леонтьев:

— Да, он был из рокотания, сам мятежник в Речи Посполитой, скорее, он был даже не польский, ну да польский, он из Бреста вообще-то происходил, литовский, наверно.

Дмитрий Володихин:

— Великого княжества Литовского, но по роду поляк.

Ярослав Леонтьев:

— Да, но вернёмся к Давыду Жеребцову, вот с ним-то ему и пришлось, ему несколько раз с ним приходилось скрещивать потом мечи, или шпаги там, не знаю, как правильно сказать. Сабли, конечно, применительно.

Дмитрий Володихин:

— Ну что что было,теми рубились.

Ярослав Леонтьев:

— Отряд сибирских стрельцов, зафиксировано его прибытие в Вологду, и по дороге к нему ещё присоединялись, видимо, и другие, мы тоже не до конца понимаем все коммуникаци, как обменивались грамотами, как посылались посыльные Скопина-Шуйского, куда, но, скорее всего, связь была установлена, и в его отряд вливались уже другие силы.

Дмитрий Володихин:

— Были полномочия собирать дополнительные войска.

Ярослав Леонтьев:

— Да, даже какое-то количество нижегородских стрельцов к нему пришло, с разных сторон, как видим. По сути дела, он создавал северное ополчение. Зафиксировано его появление в Вологде, откуда он ведёт наступление на Кострому, а Кострома в это время тушинский город как раз, контролировался тушинцами, воеводой тушинским Ведьяминовым, Давид Жеребцов заходит туда и занимает Троицкий Ипатьевский монастырь. Навстречу ему выдвигается как раз полковник Лисовский, это происходит, занятие Костромы, 1 мая 1609-го года. Навстречу ему выдвигается Лисовский и происходят упорные бои как разв мае 1609-го года. И в тот момент, когда Скопин-Шуйский синхронно выступает в освободительный поход из Великого Новгорода, Жеребцов ведёт упорные бои на Волге. И отбивает Кострому, и из Ярославля подошла подмога, правда, там несколько голов было, тоже пришло на помощь, Ярославль тоже поднял уже восстание.

Дмитрий Володихин:

— Очень важный момент, дорогие радиослушатели, полковник Лисовский, это своего рода общеевропейская звезда, не то чтобы великий полководец, скорее, блистательный авантюрист, который обладал отличным литературным слогом и поэтому сумел в записках написать о себе как о герое, который проносится над пространствами дикой варварской России и всех крушит клинками своей блистательной кавалерии. А тут видите ли под Костромой выбранный сын боярский Давыд Жеребцов пришел и дал ему затрещину, от который Лисовский со своими лисовщиками должен был откатиться. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии Дмитрий Володихин, и мы, буквально, на минуту прерываем наш диалог, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, профессор московского государственного университета Ярослав Леонтьев, мы обсуждаем судьбу одного из выдающихся русских людей эпохи смуты Давыда Васильевича Жеребцова, отличного воеводы, который, буквально, пару минут назад перед вами совершил подвиг, отразил наступление блистательного по имени и во всяком случае по самомнению военачальника полковника Лисовского от Костромы. 1609-й год на звёздный час в судьбе Жеребцова остается совсем немного времени, жизнь его фактически идёт на месяцы.

Ярослав Леонтьев:

— Год, ровно год.

Дмитрий Володихин:

— Даже чуть-чуть поменьше получается.

Ярослав Леонтьев:

— Нет, ровно год.

Дмитрий Володихин:

— Год? И вот этот год прославит его имя. Ну что же, давайте дадим слово Ярославу Леонтьеву, он расскажет нам, как происходило взаимодействие между отрядами князя Михаила Скопина-Шуйского и Давыда Жеребцова, насколько я понимаю, Жеребцов не сразу присоединился, но, когда присоединился, стал фактически правой рукой в военных делах Скопина-Шуйского.

Ярослав Леонтьев:

— Да, безусловно. Можно сказать, входившим в него штаб, в ядро общего северного ополчения Скопина-Шуйского. Он сразу не мог присоединиться, потому что мы уже говорили в предыдущей части, что он действовал в Костроме, отбив Кострому действительно от коварного вероломного полковника Лисовского, специалиста как раз по таким зачисткам, по карательным рейдам, он базировался к тому времени, он уже не осаждал с гетманом Сапегой Троице-Сергиев монастырь, он поссорился и с Сапегой, он был человек очень амбициозный, Лисовский, он перебазировался в Суздаль, в Спасо-Евфимиев монастырь. Там занимал в качестве его резиденции. И вот он оттуда выдвигался в разные стороны. От его рук погиб и воевода Боборыкин, которому памятник в Кинешме стоит, тоже один из первых русских ополченцев, например, ну и так далее. И вот действительно первое столкновение с Жеребцовым окончилась в пользу Давыда Васильевича, а не Александра Иосифа Лисовского.

Дмитрий Володихин:

— Но здесь очень важный момент: только что было сказано: князь Скопин-Шуйский начал свой освободительной поход. И почему я обращаю внимание на географию? Действие Скопина-Шуйского на первом этапе похода были достаточно медленными, потому что приходилось то и дело сталкиваться с сопротивлением отрядов тушинцев, они шли по маршруту, который находился по большому счёту достаточно далеко от Костромы. Жеребцову нужно было достаточно быстро, можно сказать, ускоренным маршем сближаться с войском Скопина-Шуйского, а это совсем не просто в стране, которая охвачена огнём и наполнена отрядами Тушинского вора, может быть, ещё где-то болотниковцы есть, и просто находится в состоянии переполнения бандитскими шайками всех сортов и вариантов.

Ярослав Леонтьев:

— Болотниковцы как раз влились в отряды сама самозванца, тот же князь Григорий Шаховской тоже один из лютых лжерусских воров, он мог посоперничать с Александром Лисовским в своих кровавых подвигах, который Старицу предал кровавой зачистке. И вот Скопин- Шуйский как раз в это время освободил Торжок, затем кровопролитное сражение за Тверь и дальше он не мог наступать на Москву, неизвестно, где он изначально назначил сход Давиду Жеребцову, Давыд Васильевич должен был подтянуться, но просто Скопину-Шуйскому пришлось по мере боёв делать манёвр, уходить с правого берега Волги на левый, на территорию Тверской нынешней области и двигаться в сторону Калязина монастыря.

Дмитрий Володихин:

— Я бы хотел напомнить ещё важный момент. Движение Скопина-Шуйского — это ведь движение от боя к бою. Мы говорим о Торжке, мы говорим о Твери, а было ещё большое количество боёв местного знать их нельзя назвать великими сражениями, но это столкновения, которые требуют приложения сил, отваги, и которые приводят к серьезным потерям. Приходилось, буквально, продираться через хищную среду, которая постоянно оказывает сопротивление на каждом месте, в каждом селе, в каждом сколько-нибудь крупном городском центре. Освобождение каждого населённого пункта — это была серьезная победа, и она давалась значительной кровью. Не думайте, что там роль первой скрипки, как это часто пишут, играли иностранные наемники, прибывшие от союзного шведского королевства.

Ярослав Леонтьев:

— Нет, нет, нет. Совершенно не думаю я, потому что они-то как раз после Тверского сражения, поняв, что это будет не лёгкой прогулкой, а очень серьезными боями, и в силу того ещё, что у него не было тогда финансирования, он не мог с ними расплачиваться в соответствии с Выборгским договором заключённым. Они не то что начали колебаться, они начали разбегаться и мародерствовать. С ним до Калязина дошел только один небольшой отряд шведов, в котором оставались только верные присяге своему королю Карлу Девятому, а все остальные как раз европейские наемники, они растеклись и разбежались в этот момент, потом да, их снова собрали. Но бои нет, их вели, вы абсолютно правы, боёв было много, не всегда лично Скопин- Шуйский действовал, но действовали там, скажем, головы из Устюжны, которые взяли Бежецкий острог и потом пришли как раз в Калязин монастырь до прихода ещё Скопина-Шуйского, они подготовили для него этот будущий так сказать плацдарм заняли. Там другой отряд действовал под Торопцем, в районе Старой Руссы, да, отряды действовали, но точно также продвигался с боями с другой стороны точно также по Волге, то есть Калязин-то на Волге находится, а Скопин-Шуйский шел со стороны Твери, напомним, то есть вниз по Волге, а Жеребцов шел, получается, с Костромы в обратном направлении — вверх по Волге, как раз через Ярославль, через Углич, и соединился со Скопиным- Шуйским уже в Калязине.

Дмитрий Володихин:

— Я так понимаю, что Скопин-Шуйский ждал прибытия отряда, но, наверное, уже не отряда, а войска полевого соединения.

Ярослав Леонтьев:

— Да, большого соединения.

Дмитрий Володихин:

— Давыда Васильевича, поскольку его воинская сила рассеялась, осталось не так много резервов, не так много сил, наступать было сложно. А неприятель ожидал его впереди более сильный, чем раньше. И то, что Давыд Васильевич привел своих стрельцов, это было действительно если не чудо, если это не манна небесная, то очень большая помощь. Значит Жеребцов, скажите, он двигался от Костромы через города Поволжья с боями? Или ему повезло больше и не приходилось продираться, там были более мирные обстоятельства?

Ярослав Леонтьев:

— Там уже были освобождённые районы к этому времени, вот бои произошли в Костроме, а дальше уже были освобождённые районы. Но в том-то и дело, что не только были стрельцы, к этому времени он собрал, он выступал уже в роли организатора соединения, там были из самых разных городов: из Кологрива, из Парфёнова. Из самых разных мест, из Вологды.

Дмитрий Володихин:

— Там уже у него была дворянская конница.

Ярослав Леонтьев:

— Были, я думаю, всякие. Конечно, дворянская конница, безусловно, в том числе, но скорее всего, могло быть и, наверное, могло быть посошное войско уже тоже собиралось.

Дмитрий Володихин:

— То есть ополченцы.

Ярослав Леонтьев:

— Да, ну которые выполняли, может быть, инженерные работы, обозные какие-то работы.

Дмитрий Володихин:

— Могли поставить в строй, учитывая отсутствие достаточно сильного сикурса, то есть поддержки живой силы, могли сделать из посошной рати, которая в общем должна выполнять, как вы правильно сказали, военные инженерные работы, боевую силу. Но, дорогие радиослушатели, вы должны очень хорошо понимать: дворянская конница, дворянское ополчение — это высокие профессионалы войны, они всю жизнь воюют, они знают свое дело. Стрельцы — это высокие профессионалы войны, которые всю жизнь воюют, знают свое дело. Ополченцы, которые превратились в воинов из в общем людей, которые таскают тяжести, строят мосты, выполняют земляные работы в посошной рати, превратились в воинов на час, на месяц, на год. И при всём том, что они были нужны, важны и полезны, их многочисленность не придавала воинству Жеребцова особенной воинской силы. Это был резерв, скажем так, критической ситуации. Время такое, что нужны меры такие экстраординарные, поставим в строй тех, кого вчера бы никто не подумал бы поставить в этот строй.

Ярослав Леонтьев:

— И тем не менее потом Калязинский монастырь был превращен ещё до того главного боя с Сапегой, и Лисовским в том числе, который подтянулся с другими литовскими военачальниками, был превращен, по сути дела, в настоящий военный лагерь на подобие Тарутинского лагеря 1812 г. Михаила Илларионовича Кутузова, с той только разницей, что это как раз посошная рать ещё и обучение проходила. Их потом даже поставили в строй в качестве пикинеров, а куда деваться, когда наступает эта тяжелая панцирная кованая конница польско-литовская? Да? Они строили острог, они строили другие какие-то засеки, они делали другие заграждения, но они тоже оказались и в строю в решающий момент.

Дмитрий Володихин:

— То есть иными словами, вчерашних ремесленников поставили в строй в качестве копейщиков, которые должны выдерживать на себе тяжесть атаки тяжеловооружённой вражеской кавалерии.

Ярослав Леонтьев:

— Совершенно верно, конечно, по-русски это копейщики, я употребил слово пикинёры, потому что обучением их занимался шведский генерал Кристер Сомме.

Дмитрий Володихин:

— А для него это были пикинёры.

Ярослав Леонтьев:

— Конечно, для него это были пикинёры, у него были и мушкетёры там, но небольшой отряд собственно. Да, конечно, копейщики, говорят по-русски. Они сыграли тоже действительно очень важную роль. А известно, что до Давыд Жеребцов в это время был отправлен ещё, видимо, с разведывательными целями совершил разведку боем в Ростов Великий в этот момент, пока ковалась вот эта новая сила, ополчение, когда обучалась воинскому искусству в Калязинском лагере, он отлучался под Ростов Великий.

Дмитрий Володихин:

— Ну сейчас вы об этом расскажите, а вам, дорогие радиослушатели, я хотел бы сообщить вот что: поскольку в нашей передаче прозвучала костромская тема, наверное, будет правильным, если у нас прозвучит фрагмент из оперы Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя», более известная в советское время как «Иван Сусанин», и вот эта музыка будет сопровождать нас по штормовым волнам Смуты.

Звучит музыка.

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели — это светлое радио, радио «Вера», в эфире передачи «Исторический час», с вами в студии я Дмитрий Володихин, у нас в гостях доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета Ярослав Леонтьев. И мы обсуждаем судьбу одного из великих россиян, военачальника времён великой смуты Давыда Васильевича Жеребцова. Итак он находится в военном лагере, можно сказать, в операционной базе Скопина-Шуйского, объединился с ним в Ростове, видимо, с разведывательной или организационной миссией.

Ярослав Леонтьев:

— С разведывательной, Ростов тогда контролировался ещё тушинцами. Ну, а далее происходит одно из самых известных сражений, которое попало и в «Историю государства Российского» Николая Михайловича Карамзина, сражение на реке Жабне при впадении в Волгу вот под Калязиным монастырём, где Жеребцов как раз выдвинут в качестве полкового воеводы на передовую роль, он наряду с несколькими другими воеводами контролировали острог, построенный на правом берегу Волги в Никольской слободе, тогда как сам монастырь был на левом берегу, но бои как раз развернулись вокруг этого острога по берегам реки Жабня. 28-29 августа по новому стилю Успеньев день, между прочим, это произошло в августе 1609-го года. Отразили, удачно отразили, Сапега вновь отошел и продолжил в таборах осаду Троице- Сергиева монастыря.

Дмитрий Володихин:

— Ну фактически это даже не сражение, это грандиозная оборонительная операция. Множество боёв и сражений вошло в Калязинскую эпопею и то, что удалось тогда победить, это, конечно, очень сильно повлияло на ход смуты.

Ярослав Леонтьев:

— Ну в течение недели в общей сложности шли бои с той или иной интенсивностью. Ну, а далее как раз, собрав уже мощный кулак, Скопин- Шуйский сам смог продолжить дальше наступление, и Жеребцов ему сопутствовал. Они как раз освобождают Ростов Великий, вот и сказалась его разведывательная миссия, далее Переславль-Залесский, и входит в Александровскую слободу, предварительно там потопив гарнизон тушинский в реке Серой. Оттуда Скопин-Шуйский отправляет отряд Давыда Жеребцова, причём не просто его отряд, как нам гласят источники, новый летописец, «Повесть о победах Московского государства», что он отправляет мужей избранных, 600 мужей избранных и 300 ратников, в общей сложности 900 человек, которые в октябре 1609-го года прорываются в беспрерывно осаждаемый Троице-Сергиев монастырь. Они пришли на подмогу, и по сути дела, они восстановили баланс сил, там уже защитников и не оставалось. Именно Жеребцов стал там главным теперь военачальником, оттеснив командующего князя Григория Роща Долгорукова, который, кстати, был очень обижен, даже местничать пытался, когда Василий Шуйский прислал потом золотые наградные, сначала первый наградной был дан Давыду Жеребцову, и только на втором месте только князю Долгорукову Роще, который, естественно, был Рюрикович и который по сравнению... кто такой Жеребцов для него? Представляете? Какое тут местничество затеялось.

Дмитрий Володихин:

— Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. И здесь Жеребцов как опытный воин был на высоте и ему и следовала награда.

Ярослав Леонтьев:

— Но опять же, наверно, он не забывал о том, что он прямой, боковой, простите, потомок святителя Алексея Московского чудотворца, друга преподобного Сергия Радонежского. Я думаю, сам-то Жеребцов об этом хорошо помнил, мы об этом говорили, и вот далее он уже берет под контроль и организует оборону очень грамотно. А когда Скопин-Шуйский отправляет второй отряд на прорыв, Григория Валуева, Жеребцов выходит со своими людьми за стены монастырские, соединяется с Валуевым, и они вместе нападают уже на таборы Сапеги, поджигают их. Сапега ретировался в Дмитров. В Дмитров, в Борисоглебский монастырь, который он тоже периодически занимал, так кочевал. Тогда Троице-Сергиев монастырь относился к Дмитриевскому уезду, Жеребцов преследуют его и дальше. Как раз на масленичную неделю перед великим заговением, перед великим постом 1610-го года он совершает лыжную экспедицию туда. Внезапный лыжный набег, то есть поставив как раз, видимо, свои сибирских стрельцов, прекрасных лыжников, может быть, взяв каких-то и легионеров из числа финнов и шведов, тоже, наверное, неплохих лыжников, они совершенно неожиданно там появляются под стенами Дмитрова. Там упорный тоже бой и они овладевают, он совершает ещё один подвиг, очищает Дмитров. В то время как Скопин-Шуйский в то время, как Скопин-Шуйский двигается планомерно уже к Москве.

Дмитрий Володихин:

— Но давайте мы задержимся на минуту, хотелось бы, чтобы этот момент остался в памяти наших радиослушателей. Давыд Жеребцов и Валуев — это два военачальника, которые фактически освободили Троице-Сергиеву обитель от осады.

Ярослав Леонтьев:

— От 16-месячной.

Дмитрий Володихин:

— Которая так долго причиняла невероятные страдания и инокам, и гарнизону, и всем тем, кто ожидал спасение от монастырских стен. Надо сказать, что эта осада, она как светильник, подвешенный над Русью, над морем смуты, всем остальным подавала пример духовный: раз эти держатся, значит и остальным не нужно уступать злому неприятелю. И вот эти герои Троице-Сергиевой обители продержались, пока не подошли отряды, посланные Скопиным-Шуйским, а именно отряд Жеребцова и отряд Валуева, и пока они не покончили с разбойным воинством тушинцев и не отбросили их от обители. Запомните эти имена: Жеребцов и Валуев. Это герои, это наши национальные герои, это герои христианские, освободившие обитель от жестокого притеснения.

Ярослав Леонтьев:

— Давыд Васильевич Жеребцов и Григорий Леонтьевич Валуев, совершенно верно, я абсолютно согласен с тем, что вы сказали.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, остается совсем немного времени на жизнь и судьбу Давыда Васильевича Жеребцова. Насколько я понимаю, он получает достаточно высокую должность, пребывая в победоносном воинстве Скопина-Шуйского, он садится городовым воеводой в один из городов, имеющих тогда стратегическое значение.

Ярослав Леонтьев:

— Это было экстренное назначение немножко позже. Для начала он всё-таки входит триумфально в Москву также как и Скопин-Шуйский, они входят победителями, и он получает довольно серьезные награды, он получает большие поместья, о которых мы уже говорили, там, где увековечивали его память поклонными крестами, после его гибели, чуть заходя вперёд скажу, остались четыре дочки сироты, в огне пожара при взятии Калязинского монастыря сгорела грамота, и потом пришлось переоформлять, как бы ввозной грамотой его вдова подтвердила, успел подтвердить Василий Иванович Шуйский, они так и остались в этих поместьях его дочки, мы пытаемся проследить их судьбу, они тоже, кстати, вышли за героев преодоления смуты. Одна была замужем за Бабарыкиным, другая за князем Козловским.

Дмитрий Володихин:

— До пожара мы ещё не добрались.

Ярослав Леонтьев:

— Да. Давайте действительно обо всём по порядку. И вот апрель 1610-го года, как раз в тылу армии, которая освободила Москву, сняла осаду, потому что тушинский лагерь распался, бежал в Калугу сам самозванец, бежала Марина Мнишек за ним, и Сапега тоже был разбит, хотя и остался жив, но был разбит в Дмитрове. Но остался за спиной вот тот самый пан Лисовский, знаменитый головорез, который остался в Суздале, в Суздаль дважды Скопин-Шуйский посылал отряды из Александровской слободы, но, к сожалению, там и рельеф местности такой, для радиослушателей, кто не бывал в той местности, скажем, что это ополье же, там нельзя внезапно из лесов подойти туда, а коннница Лисовского очень мобильна и хорошо знавшая эту местность, она отражала эти попытки его выкурить оттуда, но Лисовский понимал, что, в конце концов, его окружат, возьмут измором, подойдут с разных сторон, и он, не дожидаясь этого, решил сам совершить рейд по тылам. Он ушел, внезапно снялся из Суздали и пошёл в сторону Ростова Великого. Разграбил страшно Ростов, это всегда был его почерк, Ростов Великий, монастыри ростовские.

Дмитрий Володихин:

— Это подлинный цивилизатор, можно больше ничего не добавлять.

Ярослав Леонтьев:

— Ну до некоторой степени, видите, Рембрандт даже написал картину «Лисовщик», посвященную его солдатам, и вообще слава лисовщиков она потом гремела, потом они в качестве наёмников и в испанских войнах, там в разных местах они потом появлялись и во Франции, и в Испании. Но вернёмся всё-таки к Московскому государству. Лисовский идёт этим рейдом, дальше он как раз держит курс, установлена сейчас точная дата — 21 апреля это произошло, вот тогда в экстренном порядке назначается Василием Шуйским Давыд Жеребцов в качестве городового воеводы первого городового воеводы в Кашин.

Дмитрий Володихин:

— Кстати, это своего рода признание заслуг, потому что Кашин — город древний, как тогда говорили честный, и в прежние времена он был центром удельного княжения.

Ярослав Леонтьев:

— Конечно, а калязинский монастырь относился к Кашинскому уезду, просто для радиослушателей поясняю. Но не только в этом признание заслуг, но и в том, что он был первым воеводой, а вторым воеводой был князь Щербатов. То есть он уже опять же был выше князя второй раз. Князь Щербатов, погибший потом вместе с ним тоже героически, так вот, да, они успевают отойти, они пытаются организовать оборону, Иван Андреевич Щербатов и Давыд Васильевич Жеребцов, но, видимо, вот как считает наш коллега, он сейчас очень хорошо попытается эту историю восстановить, профессор православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Александр Григорьевич Авдеев, он много новых источников тоже поднял, вот собственно говоря, видимо, Жеребцов отправился навстречу Лисовскому, Щербатова оставил осадным воеводой в Калязинском монастыре. И вот здесь разыскал Александр Григорьевич очень важный такой источник, такой польский источник, в Львове эта книга была издана в 1803-м году польский историк граф Дзедушицкий описывает, нам были неизвестны точно обстоятельства гибели, в синодиках костромских монастырей, они помнили своего освободителя, как раз был запечатлен в синодике Калязинского монастыря был запечатлён Давыд Жеребцов, было многое не понятно. И вот выясняется, что благодаря вот этому польскому историку Дзедушицкому, что он вышел навстречу, попал в засаду, попал в засаду и мученически погиб, ему отсекли голову. Дзедушицкий не без удовольствия это всё описывает, а далее лисовщики прорвались уже на Калязинский монастырь, и Щербатов не имел такого боевого опыта, они одолели, да и численно они, конечно, превосходили. Вот сейчас Авдеев очень важную работу проделал, он сравнил синодики, он выявил имена погибших иноков при взятии монастыря, потом и Кашин также зверски был вырезан, зачистка самая настоящая произошла. И вот теперь эти имена, конечно, важные, они там и князя Ивана Щербатова, раньше забытого, первое имя идёт Давыд Жеребцов, как раз Давыд Васильевич идёт в этих синодиках, и игумена Григория, раньше мы ошибочно считали, что игумена звали Левкий, Александр Григорьевич это установил в своём исследовании и именно полный перечень погибших иноков. Ну и, конечно, какое-то количество воинов, безусловно, безымянных, увы, осталось, которые полегли в последнем бою. Освободителя трёх Троиц, как его тоже следует называть: Троицкого Ипатьевского монастыря, Троицкого Калязинского монастыря и, главное, Живоначальной Троицы Троице — Сергиева монастыря. Так закончились земные дни освободителя трёх Троиц.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, для нас важно то, что человек честно сражался, до конца исполнил свой долг и сложил голову за Отечество.

Ярослав Леонтьев:

— 2 мая 1610-го года, надо его поминать.

Дмитрий Володихин:

— Благодаря тому, что таких людей в стране хватило для того, чтобы всё-таки преодолеть девятый вал смуты, победить неприятеля и выйти из страшного пике всеобщего разрушения, благодаря этому до сих пор существует государство России. Что касается Лисовского, он ещё через несколько лет получит на орехи от князя Дмитрия Михайловича Пожарского, под Орлом, и судьба его самим им украшенная с детской непосредственностью мальчика, который вешает красивые игрушки на рождественскую ёлку, она, конечно, интересна для тех, кто не касается других источников, а в общем-то это история по большому счёту организованной преступной группировки, которая гарцевала по пространствам России, пока Жеребцов, или Пожарские, или кто-нибудь ещё не находил силы, для того чтобы как следует стукнуть и отогнать этих людей от городов и сел страны. Дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит концу, я призываю вас запомнить это имя — Давыд Васильевич Жеребцов, ему поставлено три поклонных креста, было бы здорово, если бы ему ещё поставили памятник.

Ярослав Леонтьев:

— В Мангазее, точнее, в Туруханске.

Дмитрий Володихин:

— Ну, может быть, в Сергиевом Посаде.

Ярослав Леонтьев:

— Тоже, конечно.

Дмитрий Володихин:

— Вот это было бы резонно. Это было бы очень хорошо, но во всяком случае пускай это будет, как минимум, памятник в вашем сознании, в вашей памяти. Памятник этому выдающемуся человеку в виде благосклонной памяти о нём. На финише мне остается от вашего имени поблагодарить Ярослава Леонтьева за его роль, роль просветителя и сказать вам: спасибо за внимание до свидания.

Ярослав Леонтьев:

— Всего доброго, уважаемые радиослушатели.