«Вера, творчество, бизнес». Максим Ползиков

Гостем рубрики «Вера и дело» был ресторатор, продюсер Максим Ползиков.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и о том, какие вопросы ставит перед предпринимателем система христианских ценностей и какие выборы для себя приходится делать.

Максим рассказал, как благодаря приходу к вере удалось изменить жизнь и преодолеть зависимости, как творчество и участие в съемках позволяет развиваться и увидеть себя со стороны и какую роль в его жизни играют люди и встречи, которые посылает Бог.

Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова

---

М. Сушенцова

— Добрый светлый вечер! В студии Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы разговариваем с предпринимателями, экономистами, иногда чиновниками — о христианских смыслах экономики. Сегодня нашим гостем будет Максим Ползиков — ресторатор, продюсер и иногда актер, по его собственному выражению. Добрый вечер, Максим.

М. Ползиков

— Добрый вечер. Да, так получилось, очень разная у меня жизнь и разные проекты.

М. Сушенцова

— Надеюсь, сегодня у нас будет интересный разговор о ваших ипостасях, коих, я даже боюсь обсчитаться сколько, чтобы назвать точное число.

М. Ползиков

— Мне кажется, что считать не нужно. Дело в том, что я закончил в школу-студию МХАТ, продюсерский факультет, мы были первым набором и нам, конечно, дико повезло с этим, потому что нам читали лучшие из лучших, которых тогда можно было увидеть, педагогов, профессионалов в своем деле. И я недавно абсолютно осознал, что я всю жизнь-то работаю по специальности, просто продюсирование не в области исполнительских искусств, которые мы учили. Как в свое время Александр Яковлевич Рубинштейн, наш декан, спустя, наверное, лет пятнадцать-двадцать после того, как мы закончили институт, встретил мою любимую сокурсницу Наташу Ми́рскую, которая в тот момент была главой какого-то суперкрутого рекрутингового агентства, и он так спрашивал, кто чем занимается, а там кто-то был представителем «Ягуара» в России, еще что-то, и он так посмотрел на нее, говорит: «Да, слишком хорошо мы вас учили». И продюсирование — это что? Это придумать продукт, проект, собрать команду и сделать, вот этим я и занимаюсь всю жизнь.

М. Сушенцова

— Можно сказать, что продюсирование очень экономическая специальность в своем роде, близкое предпринимательству, да?

М. Ползиков

— Есть экономическая составляющая, но мне больше нравится история про то, что на самом деле продюсер — это художник, просто он использует все инструментарии и делает продукт, который должен еще иметь экономическую составляющую, то есть быть успешным.

М. Сушенцова

— Максим, скажите, такой немного неожиданный вопрос: а кем вы хотели стать в детстве, до того, как оказались в театральном институте?

М. Ползиков

— Я хотел стать «кинокиратором», как я говорил с раннего детства. У меня папа —кинооператор-документалист. Я все время хотел поступать во ВГИК, правда, ничего для этого не делал, и когда пришло время поступать, как-то папа меня отговорил от кинооператорства и от режиссуры, о которой я уже тогда начал задумываться, но тоже, в общем, особо не о чем было говорить. Но я думаю об этом до сих пор, и в свете последних событий в моей жизни, может быть, просто Господь меня повел длинным путем для того, чтобы было, о чем говорить. А так, я люблю снимать, на фото в основном, но и видео тоже, ну а дальше уже как получилось.

М. Сушенцова

— Максим, у вас очень такой пестрый жизненный профессиональный путь: вы работали и на телевидении, и в благотворительности, и делали платежные терминалы в Стамбуле, как я помню, и в авиастроении. И когда я изучала вашу биографию, у меня, конечно, все больше расширялись и расширялись глаза, и у меня сам собою возникал такой интуитивный вопрос: такое впечатление, что, перебирая разные сферы, вы все время ищете что-то для себя, может быть, ищете себя в каком-то смысле. Вот сквозь все эти ваши разные ипостаси и сферы реализации, что вы на самом деле ищете, и почему? Что заставляет вас довольно смело оставлять одну сферу и переходить в другую? Как будто бы есть у вас огонь какой-то, вектор направляющий, который вас ведет.

М. Ползиков

— Ох, вопросики. Знаете, я думаю, что все началось с чуда рождения. Дело в том, что вообще, по медицинским показаниям, я не должен был появиться на свет, маме сказали, что детей у нее больше не будет после определенной операции. Каким-то образом меня зачали, после этого, когда мама меня рожала, закончилась родовая деятельность, и меня должны были тащить щипцами, мама там закричала, и мимо шли каких-то два хирурга (или ангела, я не знаю, кто там был), как мама говорит, подвыпивших, которые так схватили руки в замок и меня выдавили, я вылетел, как мячик от регби, мама потеряла сознание. И я так понимаю, что у меня в жизни все время так происходит, все в последний момент, меня откуда-то выстреливает, и в чьи-то руки я попадаю. Вообще, я считаю, что человек, в основном, ищет комфорта подсознательно или осознанно. Многие люди терпят очень долго, по-настоящему долго, в нелюбимых местах не с теми людьми, а я быстро влюбляюсь и в дело прыгаю с головой, а каждое предложение — это такое предложение прыгнуть с вышки первый раз или там с парашютом, и ты делаешь это, как, когда не знаешь, что делать — делаешь шаг вперед, это кодекс Бусидо́. Еще мне очень понравилась история, что человек принимает решение прыгнуть с вышки в момент наибольшего страха, это научно доказано, то есть вот в пике страха твоего ты делаешь этот шаг вперед. И вот таким образом я, наверное, принимал какие-то свои решения, воспринимая разные предложения, неожиданные даже для себя, как вызов, ну а на вызов я привык отвечать.

М. Сушенцова

— То есть вам нравится такая адреналиновая история, получается?

М. Ползиков

— Я точно адреналинозависимый максимально и вообще любил экспериментировать со всем в своей жизни, и с работой в том числе, но вот я там впрягался в какое-то ярмо, смотрел, как это все развивается, доходил до какой-то точки, потом понимал, что, знаете, как: ты закрываешь глаза и смотришь — а что будет через пятнадцать лет, если ты здесь останешься, хочешь ты быть тем, кого ты видишь в самом топе? Я понимал, что нет, не хочу, не хотел становиться чиновником, не хотел становиться каким-то телекомом, большим телеком-бизнесменом, у меня даже в свое время, не буду называть компанию, в которой я работал на тот момент, статус был: «Работаю над приближением конца света», потому что я понимал, что то, чем мы занимаемся, вот это развитие супертехнологий — это прямо то, о чем там писал Иоанн Богослов в своем «Апокалипсисе», вот эта печать, так называемая, антихриста, о котором так много кричали большевики, мы все держим этот телефончик в руках, это и есть прообраз, как грамотно было написано, всего в двух фразах: «без печати антихриста нельзя будет ничего ни продать, ни купить». Мы сейчас видим, как это будет реализовано, как уйдут наличные деньги, как все переходит в цифру, как эта цифра будет соединена с человеком, потому что это единственный бесперебойный источник питания длиною в жизнь, в отличие от батарейки телефона, и я поэтапно отсекал эти все истории. Потом, в сорок четыре года, пришел в индустрию гостеприимства, в ресторан, открыл «Рыбторг» и понял, что я вроде на месте. Но тут, правда, были там последние события, о которых мы поговорим, наверное, позже, которые немножко меня дестабилизировали, но я все-таки решил пока идти дальше по истории гостеприимства, я думаю, что она останется в любом случае со мной, потому что мне это очень нравится, я люблю кормить людей, люблю видеть, как, знаете, когда я в самом начале стоял в «Рыбторге» на кухне, самостоятельно готовил, и ты блюда отдаешь в зал, и человек вроде сидит к тебе спиной, а ты по его опавшим плечам понимаешь: он там съел ложку, у него плечи так опустились, ты думаешь: ну все, нормально, расслабился, зашло. Ну, так вот как-то.

М. Сушенцова

— Максим, получается, что да, действительно, последние годы вы развиваетесь в этом ресторанном бизнесе, и получается, что ваша работа строится, по сути, вокруг еды, и мне кажется, что наверняка еда для вас — это нечто большее, чем просто еда, и вот это что для вас: это эстетика, это возвращение к каким-то истокам, ведь и многие тысячи лет назад люди ели, к какому-то естеству, может быть, к какому-то естественному процессу, вот что это для вас?

М. Ползиков

— Знаете, я так глубоко не копал. Если сейчас начать задумываться, говорить красивые слова, то наверняка я могу там целую теорию под это подвинуть, подложить, но по факту я с детства очень любил кушать, и кушать я любил вкусно. Потом, так получилось, когда мама пошла на работу, вообще все началось с того, что я грел еду мамину, но мне было скучно просто так ее греть, я ее там немножко, как бы, переосмысливал, что-то с чем-то смешивал. А мама моя готовит фантастически, и бабушки мои обе готовили потрясающе, и у нас вот эта история собирания за столом, она, наверное, была каким-то таким... ну, слово «культ», наверное, не хорошее, но я вообще считаю, что все самое хорошее происходит за столом. В какой-то момент еще обязательно был алкоголь, сейчас, с возрастом, может быть, алкоголь поменяется на чай. Тем не менее, это же история первобытная — собирание у костра, рассказы о прожитом дне, месяце, путешествии, о чем угодно. Это общение с друзьями, это приглашение за стол незнакомых людей, которые, может быть, в этот момент нуждаются в еде или просто там с ними познакомился. И вся история, то есть вот любое дело в итоге рано или поздно сядет за стол, и начнется трапеза и разговор, а какой он будет, это зависит от очень многих факторов, но для меня гиперважно, чтобы это был вкусно, потому что бывали случаи, когда ты приходишь, и вот вроде бы все хорошо, но еда невкусная, тебе все равно немножко грустновато, и разговор как-то не так уже идет, поэтому я обжора в хорошем смысле этого слова и в плохом тоже, вечно борюсь со своим весом, об этом тоже уже притчи слагают, то худею, то поправляюсь, то поправляюсь, то худею, это бесконечный процесс. И почему я там остался — просто потому, что я очень люблю это. И, знаете, люди, которые много путешествуют, они говорят: «Ой, мы там были в таком городе, там такой музей, то-сё...» Я помню все рестораны, в которых я был, я вспоминаю, когда мы были в Риме на площади Испании, там под лестницей такой ресторан! Там такое вите́лло тонна́то! Я этот вкус помню, когда я о нем говорю. И вообще, вся история поварская — это приблизиться к тому вкусу, который у тебя есть в голове, и его отдать, а оказалось, что мой вкус нравится достаточно широкой палитре публики, и это важно. Я считаю, что ресторатор должен попадать в очень широкую аудиторию, потому что если ты попадаешь в узкую аудиторию, то могут нравиться тебе там тухлые яйца и еще кому-нибудь, но больше никто не будет, такая вот у нас история с едой.

М. Сушенцова

— Я напомню, что это программа «Вера и дело», у нас сегодня в гостях Максим Ползиков — ресторатор, продюсер, иногда — актер, и с вами ведущая Мария Сушенцова. Максим, мы с вами начали разговор о том, что для вас еда, и вы очень здорово рассказали, что вообще для вас важно вот это вот собирание людей за столом, сопровождающееся обязательно вкусной едой, но в этом есть что-то более сакральное, чем просто вкушение пищи, и напрашивается такая параллель, что, с одной стороны, древние люди так делали, но с другой стороны, — «Тайная Вечеря», которую Сам Христос нам заповедал.

М. Ползиков

— Да, это тоже еда и тоже вино. И первое чудо, которое сотворил Господь, было вино.

М. Сушенцова

— Безусловно, да. И вот здесь мне бы хотелось сделать такой поворот и задать уже более глубокий вопрос: Максим, поделитесь, пожалуйста, как вы пришли к вере, как ваша встреча с Богом состоялась?

М. Ползиков

— Мне кажется, что она до сих пор происходит, наверное, почти каждый день. И впервые я задумался об этом в школе. Моя подруга на день рождения подарила мне такого мишку маленького с булавкой, на которой была пришпилена маленькая такая бумажка, на которой была Иисусова молитва, а это там какой-нибудь 1986-1987 год, я вообще про это ничего не знал, не думал, в семье никогда об этом не говорили. И я как-то сразу её выучил, у меня поэтому Иисусова молитва была где-то всё время в подсознание зашита. И Инна мне рассказывала, она ходила в храм, писала какие-то сценарии на этот счёт про милостыню, про всё про это. Потом заболел папа тяжело, и знакомый знакомых оказался в Тверской области у одного человека, который лечил, но лечил он исключительно вместе с храмом, то есть он их отправил к отцу Варсонофию, и когда родители вернулись, они рассказали мне про этого батюшку невероятного, и я говорю: «Я хочу поехать». Приехал, это примерно 1987 год, там некий отец Варсонофий, в глубинке Тверской области, в Максатихе, там станция Ключевая, за ними просто уже непроходимые леса. Он бывший моряк, который заболел онкологией, ему сказали, что у вас остался месяц, езжайте прощаться с родственниками, а он вместо этого уехал в монастырь, и вот ушёл буквально два года назад, уже в очень преклонном возрасте. И это был первый раз, когда я увидел, как на меня смотрит человек, видит меня насквозь, со всем самым скрытым, отвратительным, что я о себе знаю, и любит тебя. И это, наверное, был такой яркий момент первой встречи. Но после этого я пошёл совсем не по христианскому пути, я начал заниматься всем, чем только можно, всей эзотерикой, которая существовала на тот момент, в общем, бегал между летающими йогами и какими-то суфиями, потом долго всё это исповедовал. Ну и жил очень активной не христианской жизнью, со всякими излишествами, веществами и прочим-прочим-прочим. Но что-то, наверное, внутри болело, и в какой-то момент, опять же, на какой-то наркоманской тусовке я встретил своего будущего друга и такого названого крёстного, который предложил мне поехать в Оптину с ним за компанию. Ну а я за любую поездку, лишь бы не работать и дома не сидеть, и в не очень трезвом состоянии поехал в Оптину первый раз. Приехали, тогда ещё я машину оставил прямо около Казанского собора, но тогда Оптина была немножко другой, это 2001-й или 2002 год. Да, мы выходим из машины, пустой монастырь, и нам навстречу поднимается старец Илий, один. Я его ни до, ни после одного дня не видел никогда, он всегда в окружении какого-то безумного количества людей, просящих, с так называемой своей «охраной», тогда ещё был жив Григорий его правая рука. И вот мы стоим вдвоём, идёт старец Илий, так смотрит на меня, мой друг Максим берёт у него благословение, я ещё не понимаю, что это такое, я так издалека ему рукой помахал, он так смотрит, Максима благословил, говорит: «А это что?» Он говорит: «Это вот мой товарищ». Он говорит: «Ну, заходите с миром». И мы заходим в храм, оказываемся на вечерней службе праздника Сретения Господня, на встрече Ветхого и Нового Завета я попал в Оптину пустыню, и с этого момента всё в моей жизни сильно поменялось. Ехали мы к отцу Илариону, моему первому духовному отцу, который, к сожалению, ушёл от нас, Царство ему Небесное, он был главным иконописцем Оптиной пустыни тогда. Ну, и вообще невероятный батюшка, который объединил вокруг себя тысячи людей и спас их. И вот я ему исповедовался, помню, как мы сели, он говорит: «Ну, давай начнём с больших камней». Мне показалось, что всё это длилось несколько минут, пока мы не встали, и я не увидел круглые глаза моего друга, который говорит: «Вы что там, уснули, что ли? Вы два часа там сидели!» У меня было полное ощущение, что я буквально там два-три слова сказал, что-то там похныкал, надо мной прочитали разрешительную молитву, с меня какой-то камень сняли. Утром я проснулся, а по сути, я точно про себя знал, что я наркоман. Не имеет значения, что я употреблял, там не было каких-то супертяжёлых вещей, но я жил простыми страстями, ты утром просыпаешься, у тебя две мысли: есть- нету? Если есть, то когда сделать, до завтрака или после завтрака? И если нет, то где взять? Ну, и ты в этой парадигме, при этом у тебя дети, работа, ты всё делаешь, социально ты абсолютно нормальный, всё это как бы принимается, но внутри ты про себя всё знаешь. И вот после этой разрешительной молитвы первое утро — мысли нет, второе, третье, четвёртое, пятое, ты заново начинаешь учиться разговаривать, думать. Ну и, естественно, с той же яростью, с которой я занимался всякими глупостями, меня выстрелило в другую сторону, так, что моя супруга приезжала к батюшке и говорила: «А можно всё вернуть обратно, потому что я сейчас это всё не потяну!» А у меня всё: телевизор — живая икона сатаны, дети там в три-четыре года постятся адскими постами какими-то, стоят на службах по семь-восемь часов, плачут, в общем, это был такой первый год неофитства, он, конечно, был лихой. Я чуть ли не с хоругвями ходил по Патриаршим прудам и призывал, что — «приблизилось Царствие Небесное, покатитесь все!» Друзья мои там вешались от ужаса. Но отец Илларион говорил жене: «Ты подожди, у него просто имя такое — Максим, он по-другому не может, всё пройдёт, всё пройдёт». Ну и вот, на мой взгляд, процесс воцерковления, который длится уже двадцать один год, он ещё даже не близок к окончанию, потому что научиться жить вместе с Богом — задача непростая, я думаю, что длиною в жизни. Ну, как-то я учусь.

М. Сушенцова

— Максим, спасибо вам большое, что поделились этой историей. На самом деле, до мурашек, насколько ваш вот этот всплеск радости, какой-то благодарности Богу за то изменение, которое он через отца Илариона в вас воспроизвёл.

М. Ползиков

— Ну вот эта история благодати, есть какой-то внутренний пароль, когда ты встречаешь человека, который тоже это пережил, тебе не надо ничего говорить, а, к сожалению, рассказать об этом невозможно, то есть ты не можешь это никому передать словами, это только внутренний опыт, ты можешь человека на остановке встретить и тебе одной фразы достаточно, чтобы понять, что вы вместе эту благодать испытали. Но самое страшное — когда благодать-то эту забирают, и, как мне отец Иларион объяснял, он говорил: ну ты вот пришёл к папе, по сути, заново родился, тебя взяли на руки и пошли показывать: тут это, тут это, вот туда надо идти. Потом тебя ставят уже на ноги и говорят: «Иди», и ты начинаешь падать, вставать, вставать, падать, главное — найти силы встать, даже если сильно падаешь, а падений много, они все до сих пор продолжаются, поэтому у нас такая шутка: шаг вперёд, три шага назад, но как-то мы там лежим в направлении цели. (смеются)

М. Сушенцова

— Вы очень самокритичны.

М. Ползиков

— Нет, это реально абсолютно, никакой самокритики.

М. Сушенцова

— Такой вопрос, Максим, хотела задать: вот эти изменения, ваш приход ко Христу, повлияли на ваше видение того, как вести бизнес?

М. Ползиков

— Да, и там тоже было много ярких историй, как вот, например, меня благословляли, мне сделали предложение пойти работать в «НТВ-Плюс, это 1997 год. А я же уже горю, я же уже всё знаю, я знаю, что телевидение — это живая икона сатаны, и я поехал в Оптину, естественно, брать благословение. Подсознательно думаешь: ну, сто процентов не благословят, работать не надо, можно расслабиться. Я приезжаю, и первая реакция от отца Илариона такая: «Да нет, ты будешь грустить. Наверное, не надо». Потом он так что-то встрепенулся, говорит: «Надо спросить у старца. Приходи утром на литургию, там подойдёшь к алтарю, я выйду, тебе скажу решение старца». Я такой уже: всё, отлично, работать не надо, тусуемся дальше! Выходит батюшка и говорит: «Старец сказал: иди работай». И что-то там про письма, про православные каналы, я говорю: "Батюшка- батюшка, он, наверное, не понял, какие вообще православные каналы, это там антенны, спутник, продажи, тюнеры! Он говорит: «Тогда на трапезе я тебя к нему подведу, сам у него спросишь. И я прихожу к нему, сидит старчик, как всегда, в схимническом своем капюшоне накинутом, с маленькой плошкой еды, я бухаюсь в колени, говорю: «Вот, старец Илий, вы меня благословили, а у меня тут сильные смущения, это же всё плохо!» Он говорит: «Нет, ничего не плохо. Значит, пиши письма, пусть ставят православные каналы». Я ему опять пытаюсь объяснить, что я к этому ни в каком отношении не имею, он мне говорит: «Всё, иди работай». Ну, и я иду работать. Естественно, всё это забывается быстро, какая-то суета, ты что-то делаешь, и в какой-то момент начинают организовывать телеканал «Спас». И я, знаете, как в мультике «Рататуй», помните, когда он съедает свой баклажан и его там отстреливает в детство? И я точно также ловлю себя просто на мысли, что я сижу, пишу письмо о том, что нужно поставить канал «Спас» на платформу «НТВ-Плюс», начинаю общаться с Патриархией, мы договариваемся, и запускается эта история. И вот ровно после этого меняют генерального директора, буквально там через два дня, и проект «НТВ-Плюс» для меня закрывается, я ухожу вместе с командой. Получилось, что то, ради чего меня туда, видимо, отправили, я исполнил. Ну и дальше уже пошла какая-то другая история. Но постоянный вот этот камертон вопроса, насколько ты соответствуешь тому, во что ты веришь, насколько каждый раз, делая что-то, ты соответствуешь тому, во что ты веришь, и не наступая как-то на своё горло? Потом я уходил, приходил, находил что-то новое, но всё время этот жучок такой в голове сидит и задаёт тебе вопрос: а ты вообще туда идёшь или не туда?

М. Сушенцова

— Я напомню, что это программа «Вера и дело» и сегодня нашим гостем является Максим Ползиков — ресторатор, продюсер, актёр, и с вами я, ведущая Мария Сушенцова. Мы вернёмся через минуту.

М. Сушенцова

— Добрый светлый вечер! Я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами ведущая Мария Сушенцова, и сегодня у нас в гостях Максим Ползиков — ресторатор, продюсер, актер. Максим, очень интересно вы рассказывали про ваши перипетии и опыт с телевидением, и теперь, кажется, мне начинает открываться и нашим слушателям, ответ на вопрос, почему вы так смело меняете разные направления. Кажется, что вы свой ценностный камертон пытаетесь сверять с тем, что вы делаете, и когда понимаете, что что-то не туда, вы управляете?

М. Ползиков

— Нет-нет, это все-таки не так красиво все выглядит. Есть течение жизни. Ну вот, закончился проект на «НТВ-Плюс», я год был без работы, а потом приходит предложение пойти работать на телеканал «7ТВ», я на это соглашаюсь, прихожу, в общем, все время что-то тебе Господь в жизни дает, а когда тебе дают, надо брать, надо соглашаться, потому что это глупо — не соглашаться. И вот так, соглашаясь на какие-то истории, потому что это все не совсем от меня, наверное, от меня было первый раз, когда я начал заниматься рыбой, уйдя отовсюду и поняв, что я больше работать точно ни на кого не хочу, и стал там на «Фуд сити» торговать рыбой, это вот было, наверное, первое осознанное решение, и это было после сорока лет. И там тоже были свои сложности, потому что мне сложно продавать, но легче отдать. Ребята, с которыми мы все это открыли, на меня все время ругались, потому что мне было стыдно ставить высокую наценку, еще что-то, ну, это отдельная какая-то моя трепанация мозга, но тем не менее. И это было, действительно, первое такое решение, которое я сделал самостоятельно, сделал шаг от определенной безысходности, потому что я ушел с работы, дохода нет, большая семья и нужно было какое-то быстро решение принимать. И оказалось, что было это место на «Фуд сити», которое принадлежало семье, я приехал туда, посмотрел, сидел арендатор какой-то с тухлой рыбой, я сказал: «Братан, давай расторгнем договор, я сюда встаю», он меня попросил время до Нового года поработать, потому что декабрь — самый успешный месяц для торговцев рыбой и всякими морепродуктами, я ему разрешил, ну и там как-то все начало развиваться, и невероятный опыт, наверное, первый опыт, когда ты понимаешь, что это не вот этот корпоративный мир белых воротничков, договоров с кучами страниц и печатей, а есть рукопожатие, и оно работает, и оно работает лучше любого договора. И первый раз, я помню, когда заключил сделку на покупку красной икры на какие-то миллионы рублей, это выглядело так: мы в коридоре встретились с человеком, три минуты поговорили, он говорит: «Ну, ты икру мою знаешь?» Я говорю: «Да, знаю». Он говорит: «Тебе сколько надо?» — «Мне столько-то». Он говорит: «Ну, все» — пожали руки и разошлись. Я такой стою растерянный посреди этого «Фуд сити», пошел к Андрею, Царство ему Небесное, с которым мы весь проект вместе начинали и делали, он ушел, к сожалению, рано из жизни, говорю: «Андрюха, а что теперь, как, я не понял?» Он говорит: «Ничего, через неделю икра приедет, ты ему деньги отдашь». Я говорю: "И все? Больше ничего не надо, ничего подписывать не надо? «Он говорит: «Нет, все, нормально». И потом, действительно, через неделю приезжает тебе продукт, ты отдаешь деньги, и возникает история твоего слова, если ты его держишь, то все нормально, если ты его не держишь, то об этом узнает весь рынок, и всё, и ты потом долго будешь оправдываться. И эта история есть, кстати говоря, и в ресторанном мире, сейчас она, правда, все больше и больше становится корпоративной, но вот это все равно остается.

М. Сушенцова

— То есть купеческое слово по-прежнему работает?

М. Ползиков

— Я вообще считаю, что ничего важнее этого нет, ничего важнее репутации нет.

М. Сушенцова

— То есть, по сути, получается, что экономика, допустим, в этом секторе рыбы, в ресторанном бизнесе, в любом секторе зиждется, на самом деле, на этике, вот на этом доверии?

М. Ползиков

— На доверии. Я могу сказать, что весь рынок ценных бумаг зиждется на доверии, ты доверяешь бренду, человеку. Про это, кстати говоря, очень интересно говорит Уо́ррен Ба́ффет, потому что он ищет не компанию, он ищет людей, он инвестирует в какую-то бабушку, которая хотела заниматься мебелью, и в итоге эта бабушка самую большую сеть построила, а она не умеет писать и читать, из какой-то африканской или арабской страны, я до слез на все это смотрел. Он говорит: «Просто мы встретились, я вложил в нее денег, и я выиграл». А дальше вот есть чистая математика, а есть вот такие истории, у него таких историй много, и это все истории про доверие, и это везде. Я вот только что вернулся из Китая, в который я ехал с таким интересным напутствием от человека, который далек от христианства, он, наверное, больше в индуизме, он с большим опытом по чаю и по всем этим вещам, которые сейчас меня страшно интересуют. И он мне говорит: «Не ищи чай, ищи человека, ищи сердце». И вот это так и работает. И везде, во всем надо искать сердце, если сердце есть, то все остальное будет, а деньги — это все-таки следствие.

М. Сушенцова

— Слушайте, прямо глобальная у вас философская концепция.

М. Ползиков

— Ну, наверное.

М. Сушенцова

— Здорово. А что для вас важно в том деле, которое вы делаете? Вот найти такое сердце, то есть для вас важны люди и команда в первую очередь, или вам все-таки важно заниматься любимым делом как таковым, допустим, любимую еду готовить?

М. Ползиков

— Я не могу сказать, что можно из этого что-то убрать. Ресторанный бизнес построен на людях и очень зависит от людей, начиная от гардеробщика, заканчивая шеф-поваром. Мойщица в плохом настроении может испортить тебе день. Поэтому команда гиперважна и это проблема больших ресторанных групп, когда это уходит на второй план, хотя все равно все об этом думают, и тема командообразования никуда не девается. Сейчас, слава богу, есть очень в этом смысле продвинутые ресторанные группы, на которые я, условно, равняюсь в своем подходе к людям, к тому, как они работают, как они вовлечены в этот процесс, насколько они любят и лояльны тому, что ты делаешь и тем ценностям: у нас нет клиентов, у нас есть гости. И ты, по сути, приглашаешь человека к себе в гости, и, если ты приглашаешь в гости, ну вот представь, что к тебе домой приходят, соответственно, ты так должен сделать проект, чтобы человек чувствовал себя уютно, потому что, знаете, даже вкусная еда не все решает, все равно все решает атмосфера. Это как великие повара говорят: «Вот у меня было две звезды Мишлена. Когда я решил, что пойду на третью, я повесил свой передник на гвоздь и вышел в зал, потому что третья звезда создается в зале. Она как бы создает эту атмосферу, амбианс, в который человек хочет возвращаться, а там очень много всяких таких вещей, которые могут этому помешать. Человек даже не осознаёт, вот он приходит, а там неправильный свет в ресторане, и вроде все ему понравилось, но второй раз не хочет туда приходить.

М. Сушенцова

— Или музыка, что еще хуже, бывает.

М. Ползиков

— Или музыка громче, или тише, или музыка просто не твоя, или цвет стен. Ну, в общем, всё, такой сложный клубок, или, действительно, кто-то из персонала в плохом настроении мог что-нибудь сказать, не так сделать или просто не с той энергией подойти, потому что все равно мы же очень много невидимого, что в нашей жизни присутствует каждый день, можем осознавать, можем не осознавать, но оно есть, это как присутствие Бога — можно не верить в Него, но от этого Он же никуда не девается, Он как есть, так и есть. Ты можешь на него обращать внимание, можешь не обращать внимание, это уже твой выбор. И вся история жизни моей — это история выборов, иногда очень неправильных, иногда приближающихся к правильным.

М. Сушенцова

— Максим, вы сейчас говорите, а у меня внутри все резонирует и хочет очень согласиться с той мыслью, что мы... Я вспоминаю себя, когда хочется сходить в какое-то место, хочется сходить в ресторан с близким тебе человеком, допустим, или с другом, то первый критерий, который возникает внутри — это куда я хочу пойти по атмосфере. Не что я буду есть, не какие-то, собственно, прямые цели ресторана, как нам кажется, если так вот взять и на это плоско посмотреть...

М. Ползиков

— Не калории получить.

М. Сушенцова

— Да, не калории получить, и даже не на первом плане удовольствие от еды, а ты приходишь вот за этой атмосферой какой-то неуловимой, ты даже не можешь вербализировать её, я говорю сейчас со стороны обычного потребителя этих ресторанных услуг, и слушая вас, я сейчас осознала, что я действительно прихожу за атмосферой, и эта атмосфера считывается с первого шага в ресторан: ты зашел — как тебя встретили администраторы, гардеробщики, с какой энергией, с какой улыбкой, сразу видно, искренняя ли это улыбка, с каким обращением. И действительно, ты заходишь, и первое чувство: я пришел в гости, мне тепло и хорошо, меня здесь ждут, мне здесь рады на самом деле? Или я здесь создаю какие-то помехи, проблемы, я неуместен, я неудобен, не так одет? То есть вот этот спектр эмоций, он сразу возникает либо в одну сторону, либо в другую и влечет за собой все остальное.

М. Ползиков

— Есть такой хет-трик, когда у тебя все совпало, ты попал с концепцией в место, и в этом месте еще вкусно готовят, а ты там создал всю эту историю, и тогда получаются гениальные проекты. А есть полугениальные проекты, есть совсем грустные проекты.

М. Сушенцова

— И вот как раз в этой точке хочу узнать: а вот как быть с рентабельностью и с экономическими рисками ресторанного бизнеса? Потому что сейчас вы сказали, что развилка широка.

М. Ползиков

— Развилка широка и это очень сложный вопрос. Это предпринимательство очень рискованное и всем, кто думает об этом, советую подумать еще 250 раз, потому что удачных проектов не так много. Но это в любой сфере бизнеса, есть этот закон Парето, который может переложен быть на что угодно, всего тридцать процентов всего ресторанного рынка действительно успешны, из этих тридцати еще тридцать процентов гиперуспешны, какие-то там просто below the zero — ниже нуля, какие-то чуть выше. И надо хорошо уметь считать, а главное, для успеха нужны люди, которые к тебе будут ходить. И вся экономика ресторана — это смена столов, то есть, если у тебя не два, не три раза меняется посадка, то скорее всего, у тебя не очень экономически выгодный проект. А как сделать так, чтобы к тебе люди шли долго, много лет, потому что сейчас средняя окупаемость ресторанов два с половиной-три года и она, к сожалению, будет расти, так как современная фискальная политика, рост цен на все, что только можно, рост заработной платы и жуткий кризис кадров, который заставляет тебя платить еще больше, миграционная политика, которая повлияла на рост зарплат — это все комплекс, который очень сложно собрать вместе для того, чтобы получить экономически успешный проект. Но безумству храбрых поем мы песню, таких сумасшедших, как я, много, все хотят какой-то свой проект сделать. Как мне сказали после того, как я ушел из ресторанного холдинга Ginza, я руководил там шесть лет, и я затих, первые полгода вообще в себя приходил от своего же собственного решения, потом я начал уже что-то собирать, делать, искать партнеров, при этом ресторанная тусовка существует, она вся вокруг меня вертится, и мне ребята говорят: «Ну, ты чего в итоге?» Прошло уже месяцев семь-восемь. Я говорю: «Ну вот взял помещение». Они говорят: «Понятно, из „пищёвки“ еще никто не уходил просто так». И действительно, я думал о разном и думал, что надо перестать заниматься ерундой, надо заняться каким-то чистым бизнесом, который будет приносить какие-нибудь невероятные дивиденды, но в итоге сердце не дало. То есть я думаю, что, может быть, что-то появится, какой-то сайт-бизнес вырастет из всего, что у меня в голове есть, но пока это вот так.

М. Сушенцова

— Я напомню, что это программа «Вера и дело» и наш гость сегодня Максим Ползиков — ресторатор, продюсер, актер, и с вами я, ведущая Мария Сушенцова, продолжаем наш разговор. Максим, скажите, а вот если с такой духовной точки зрения посмотреть на ресторанный бизнес, есть там какие-то свои особые трудности и искушения?

М. Ползиков

— Ну, опять же, люди. Люди очень разные, это не трапезная в храме, у тебя разные культуры, разные вообще эмоциональные составляющие человека. Конечно, Господь таким образом учит тебя любить людей, и это что касается команды. А есть еще гости, которые, мягко скажем, очень разные и очень по-разному себя ведут, особенно если там какая-то большая составляющая питьевая в проекте, это втройне сложно, и их тоже всех надо любить. Вообще, мне кажется, что все, что нам в жизни Господь дает, Он дает для того, чтобы мы все-таки научились наконец-то задумываться о том, что такое любить ближнего.

М. Сушенцова

— Как вам удается развить в себе любовь к ближнему, например, к посетителю, если вы сталкиваетесь с какой-то ситуацией, отклоняющейся от нормы общественного поведения?

М. Ползиков

— Очень плохо, очень плохо, хочется иногда дать по башке. Я вообще же не святой, мягко скажем. Я пью, курю, сквернословлю и делаю много всяких вещей, несоизмеримых с образом христианина, даже в моем представлении о том, какой он должен быть. Хотя жизнь мне подсказывает, что иногда, знаете, как в свое время Петр Мамонов говорил: там первая чеченская, прапорщик стоит, никогда в жизни в храме не был, вообще ничего про Бога не слышал. Граната упала, он на нее прыгнул, и что с ним будет? Ну что, он пулей в рай. Поэтому здесь очень сложный вопрос, что значит действительно христианин, что значит человек, который любит. Мне очень нравится история про Афон, когда там один нерадивый монах такой был в монастыре, он ничего не делал, все время все его шпыняли, и когда он ушел, его даже решили не хоронить на территории монастыря. На следующий день наместнику является Божья Матерь и говорит: «А ты что моих обижаешь?» Тот в ужасе: кого это «моих»? Что вообще происходит? Начал думать и понимает, что речь идет про этого монаха. Он говорит: «Так он же нерадивый, никогда не помогал никому!» Богородица отвечает: «А он никогда никого не осудил». Вот это высота, на которую для меня вообще не взобраться, потому что я все время кого-то осуждаю от мала до велика. Но какой-то путь, есть же эта история, что Господь не дает ни по силам. Ты можешь сидеть, жаловаться на свою жизнь, а потом как-то задним умом понимаешь: какое счастье, что именно так это все в твоей жизни происходило, но всегда задним умом, никогда не вперед и никогда не в моменте. У меня так смешно было, сейчас праздновал 50-летие, я решил взять на себя непосильную ношу, не дать никому говорить тосты, а начать говорить тосты за всех, кто там был. И так получилось, как раз отец Дмитрий, который сейчас мой духовник, он взялся, отобрал у меня микрофон и говорит: «Максим, у тебя, конечно, интересная жизнь, все твои друзья, изначально ты с ними или ругался, или дрался, или считал их полными идиотами, и потом они становились твоими друзьями». И я реально понимаю, что это так. Половина моих близких друзей, у нас начиналось все с того, что я думал, что это какие-то полные идиоты или мы драться собирались, еще что-то, и потом мы становились друзьями. И так вот Господь каждый раз меня смиряет, то есть я уже заметил, что я, когда начинаю думать: «какой-то странный этот тип», сейчас точно все это закончится тем же. Буквально недавно я летал в Китай, очень странное решение вообще, это был такой эмоциональный поступок — так согласиться, я вслепую летел с одним хорошо знакомым человеком, третьего я вообще не знал. И когда мы собирали эту поездку, я его видел в переписке, какая-то у нас была там одна онлайн-конференция, я просто думал: какой-то странный он, не знаю, не нравится мне этот тип. В итоге самая большая награда, которую вообще можно было себе представить и лучшее, что я вынес из этой поездки — это этот человек, с которым мы дружим, с которым мы сегодня буквально переписывались, он говорит: «Ты в моих молитвах», я говорю: «Ты у меня тоже записан», вот это все так. Изначально даже подумать об этом невозможно было, но как-то так вот происходит это.

М. Сушенцова

— Вы знаете, я много знаю историй счастливых семей, в том числе священнических семей, которые знакомились на конфликтной ситуации, то есть либо открыто конфликтовали, либо испытывали такие, не самые приятные изначально друг к другу чувства и потом, конфликт — это же тоже какой-то интерес, это какая-то зацепка между людьми происходит. Хуже всего вот это вот хладнокровие, то есть когда ни рыба ни мясо, ни в жар ни в холод.

М. Ползиков

— Ну вот с хладнокровием у меня не очень. (смеются) Я или в ту, или в другую сторону, меня все время куда-то выбрасывает.

М. Сушенцова

— Максим, а вот помимо вашей бурной ресторанной деятельности, вы, оказывается, недавно снялись и как актер. Расскажите, пожалуйста, про этот проект.

М. Ползиков

— Валерия Гай Германика срисовала меня в храме, в который она раньше тоже ходила, пока не переехала за город, сейчас она ходит, там в Павловской слободе какой-то храм, а так, она тоже считает себя чадом отца Дмитрия. И это было очень давно, а тут мы отдыхаем, никого не трогаем на яхте, не побоюсь этого слова, потому что я увлекся в свое время яхтингом, и мне приходят сообщения от моего товарища, друга близкого, продюсера Данилы Шарапова, очень странные, он мне пересылает фотографию мою из интернета, с «Рыбторгом» связанную, и еще более странный текст, типа: «А вот, мне кажется, вы знакомы, есть такой Максим, вообще он актер, почему-то сейчас занимается ресторанами». Я перезваниваю, говорю: «Дань, что за бред?» Он говорит: «Это Валерия пишет, она хочет тебя попробовать в кино». Я говорю: «Что-то я не очень понимаю, но пришли сценарий». Мне присылают сценарий, где я страшный абьюзер, вообще худший персонаж из всего фильма. Первая мысль была послать все это куда подальше, но даю жене своей любимой. А моя теща, она выдающаяся актриса Русского драматического театра в Баку, прима такая настоящая. Они читают, первой реакцией Людмилы Семеновны было: «Ой, нет, ты там умираешь, ты в гробу, нельзя. Я вот никогда не играю такое». Потом проходит буквально неделя, мне перезванивает Людмила Семеновна, потому что жена была сразу за, она говорит: «Да, иди работай». Куда вообще, зачем?..

М. Сушенцова

— Прямо словами духовника.

М. Ползиков

— Да-да, «иди работай», про это у меня тоже есть прекрасная история. И Людмила Семеновна перезванивает, Милочка наша любимая, и говорит: «Слушай, я еще раз прочитала, это твоё. Иди, играй». Я говорю: «Ну ладно, я пойду на пробы». Ну и как-то пробы прошли успешно, и все завертелось, закрутилось. Я, конечно, потом жалел неоднократно, я в ужасе сейчас, я же видел то, что там снято, увидел вместе со зрителями, то есть я не видел ничего, кроме того, что я видел на плейбэке, пока сам снимался. Меня тошнит от того, что я там вижу, и я себе не нравлюсь, и все мне не нравится, в общем, какой-то кошмар. Но и того, что я боялся, тоже случилось, потому что звонят супруге её подруги, мне какие-то знакомые, говорят: «Слушай, ну это ужасно, ты ужасный, и тебя хочется убить». И я говорю, вот люди перестанут ходить ко мне в ресторан после просмотра этого сериала. Ну посмотрим, зачем-то это надо было, какой-то план у Бога есть, я в очередной раз прыгнул с этой вышки, не знаю, куда все это денется. Мне понравилось, если честно, что самое страшное. Это какая-то такая история, видимо, очень нужная для меня, потому что мне пришлось пережить какие-то события внутренние своей семейной жизни, посмотреть на них со стороны и понять, что то, что мне казалось нормой, нормой не является, а есть какая-то культурологическая норма, особенно в нашей стране, где эти абьюзивные отношения — это типа нормально, вообще такой домострой, кстати говоря, у православных особенно, всё, ты мужчина, женщина вообще почти бесправная, и был период, когда пытался строить такие отношения, просто, слава богу, у меня жена такая, что с ней ничего и не построишь такого, она мне быстро дала понять, и я за это ей очень благодарен. И могу сказать, что после съемок в этом фильме я просил у нее прощения в очередной раз за все прошлое и у детей своих просил прощения, мне тоже казалось, что я абсолютно правильно воспитываю, что я правильный отец такой, с жесткой рукой, наверное, для этого все это произошло, а что там дальше будет, я не знаю.

М. Сушенцова

— Интересно, из ваших слов следует, что кино и съемки себя самого в кино, они позволяют как будто бы посмотреть на себя с стороны, в экране на свою жизнь: а какой я в своей жизни, насколько я с этой ролью сопрягаюсь?

М. Ползиков

— Я думаю, что это еще связано с Лерой, она заставляет тебя не просто играть, а Лера заставляет тебя жить в кадре и она, конечно, великий манипулянт в хорошем смысле этого слова, снимая дубль за дублем, она все время говорит: «Нет-нет-нет, как у Станиславского, я тебе не верю». И тот дубль, который в итоге входил — это тот дубль, в котором я чувствовал эту эмоцию, ни разу не было такого, чтобы это не совпало, то есть я прямо понимал, что она меня доводила до этого состояния, когда я там или там страшно злой, или такой, сякой и вот как она это делает. Я просто никогда не работал с другими режиссерами у меня был какой-то опыт съемок там в эпизодах, но это все был фан такой, а тут реально из тебя вытащили всего тебя, тебе же его показали, и ты с отвращением на все это посмотрел, и это была такая тяжелая внутренняя работа над собой.

М. Сушенцова

— Да, как удивительно, мы начали с театра и закончили кино, сюжет закольцовывается.

М. Ползиков

— Конечно, весь мир — театр.

М. Сушенцова

— Спасибо вам, Максим, огромное за этот увлекательный разговор. Я напомню, что сегодня у нас Максим Ползиков — ресторатор, продюсер, актер, и это программа «Вера и дело», в которой мы говорим с нашими дорогими гостями: предпринимателями, экономистами — о христианских смыслах экономики и не только. С вами была ведущая Мария Сушенцова, до новых встреч.

---

Все выпуски программы Вера и дело

• «Возможности и самореализация». Василий Аникин
• «Предпринимательство, медиа, вера». Илья Кузьменков
• «Экономика православного образования». Прот. Геннадий Егоров