«Троице-Сергиева Лавра в послевоенные годы». Алексей Светозарский

Мы беседовали с профессором Московской Духовной Академии, заведующим кафедрой Церковной истории, преподавателем и профессором Сретенской Духовной семинарии Алексеем Светозарским.

Мы говорили о том, что происходило в Троице-Сергиевой Лавре в период её закрытия в 20-40-е годы прошлого века, а также о том, как она возрождалась в послевоенный период.

Ведущие: Ксения Толоконникова

---

К. Толоконникова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире наша традиционная четверговая совместная программа радиостанции «Вера» и музея «Советский Союз: вера и люди». Как обычно, по четвергам в «Светлый вечер» мы говорим о жизни Церкви в послевоенном Советском Союзе. Сегодня с вами я, Ксения Толоконникова, директор музея, и Алексей Константинович Светозарский, историк, историк Церкви, профессор Московской духовной академии. И сегодня у нас особенный день — сегодня память преподобного Сергия Радонежского. В связи с чем мы решили поговорить о жизни Троице-Сергиевой лавры в послевоенные годы. И мне кажется, что здесь было бы уместно начать этот разговор с предыстории. Мы знаем, что лавра открылась в 1946 году, будучи закрыта в 20-м году. А как она жила весь этот период своего закрытия и как происходило возвращение зданий лавры Церкви, мне кажется, что это было бы интересно узнать нашим слушателям. Алексей Константинович?

А. Светозарский

— Да, добрый вечер. Я думаю, что, может быть, мы ещё одну страничку назад как-то перелистнём — относительно закрытия лавры, может быть, совсем кратко, как это происходило. Началось всё в 1919 году на третье седмице поста, 11 апреля — было произведено вскрытие мощей преподобного Сергия. И уже 25 октября братию лавры выселили из помещений, которые они занимали в монастыре, и перевели в Гефсиманский скит.

К. Толоконникова

— Это происходило в 19-м году?

А. Светозарский

— Это 19-й год. Затем последовало закрытие храмов. И вот тогда Патриарх Тихон направил послание председателю Совета народных комиссаров Ульянову-Ленину с просьбой не закрывать лавру. Однако, местная власть, исполком Сергиевского уезда, 10 ноября 1919 года постановила, что в городе ощущается острая нехватка помещений для больниц, для школ, для детских учреждений. И на этом основании оно было проведено в жизнь под таким благовидным предлогом. Началась ликвидация имущества лавры, работала комиссия — это уже начало 20-го года. И Патриарх Тихон в феврале направляет второе письмо Ленину. Своеобразным косвенным ответом стал декрет Совета народных комиссаров от 20 апреля 1920 года об образовании музея на базе ценностей бывшей Троице-Сергиевой лавры.

К. Толоконникова

— То есть того самого музея, который существует и по сей день?

А. Светозарский

— Да. У нас вот два таких юбилея: печальный юбилей столетия закрытия лавры и юбилейный год в истории музея. Последние службы в Троицком соборе проходили в конце мая 1920 года, и с этого момента, в общем-то, лавра считалась закрытой. Вскоре было такое посещение грозное — в августе 1920 года вспыхнул пожар, который повредил часть лаврских зданий, Пятницкую башню. И 10 сентября 1920 года Патриарх Тихон направил послание, уже обращённое ко всей полноте Церкви, в связи с закрытием лавры. При этом история монашества лаврского продолжалась до 1929 года. Действовал такой удивительный скит, который, может быть, не так активно сейчас посещается богомольцами, но и сейчас в нём такая особая атмосфера — это скит Параклита, Духа Святого Утешителя, где в 1927 году принял постриг будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен (Извеков). А лаврская братия и преподаватели уже закрытой к тому времени Духовной академии как-то группировались вокруг Пятницкой и Введенской церквей.

К. Толоконникова

— То есть правильно я понимаю, что братия в основном старалась остаться жить в Загорске, всё-таки где-то близ лаврских стен?

А. Светозарский

— Безусловно. И вот до 28-го года они даже образовали такую «Малую лавру», как её называли, с тем же уставом богослужебным, который был в лавре. И да, действительно жили на территории Загорского уже района и в самом Загорске. Это имя город получил в 1930 году. А что касается того, что происходило на территории лавры — был разработан комплексный план реконструкции лавры. Он должен был осуществляться в 1939-43 годах, разрабатывал его архитектор Трофимов. И в 40-м году весь комплекс зданий лавры был объявлен Государственным музеем-заповедником. В реальности, конечно, всё было, прямо скажем, несколько иначе. Очень быстро этот музейный элемент потеснили, ввиду различных общегородских нужд.

К. Толоконникова

— Там был и клуб, и жильё, если я правильно помню.

А. Светозарский

— Потом в здании Царских чертогов, в помещении Покровского академического храма закрытого, был городской Дворец культуры, и при нём же размещался летний театр. Был хлебозавод, то есть там постоянно курсировали машины по территории...

К. Толоконникова

— И пахло булками.

А. Светозарский

— Пахло булками и пивом, потому что в приделе Духовского храма, который был разобран впоследствии, действовал буфет. И есть фотографии, где большая вывеска относительно свежего пива. С одной из сторон, наверное, это южная стена лавры, по-моему, — к ней примыкала гарнизонная гауптвахта, и вышку было видно, на которой стоял часовой. Эти фотографии тоже сохранились. Она была с внешней стороны, но всё, что там происходило, конечно, было слышно на всю лавру. Погибла значительная часть некрополя — я имею в виду памятники, надгробия лаврские. Об этом пишет Сергей Александрович Волков, учившийся в Московской духовной академии перед её закрытием, автор очень интересных, довольно известных воспоминаний «Возле монастырских стен». Он потом практически всю жизнь жил в Загорске.

К. Толоконникова

— Да-да, очень интересная книга, из неё можно много почерпнуть, да.

А. Светозарский

— Какая-то связь времён, да? Вот он вспоминает и этот уклад академический, который даже в военные годы сохранялся, и потом то, что происходило дальше. Как всегда: было заявлено и объявлено, а в реальности — да, конечно, жили многочисленные жильцы в разных помещениях. Это и Троицкий корпус, который в просторечии именовали «Татарским», в связи с населением, которое там оказалось, получило квартиры. Картина Лактионова «Письмо с фронта» — это северная стена лавры, это территория, занимаемая сейчас Московской духовной академией, это квартиры, устроенные в монастырских стенах.

К. Толоконникова

— Это та картина, где в открытых дверях читают письмо с фронта, стоят дети? Очень трогательный там такой почти деревенский дворик виден в дверной проём. Это вот она?

А. Светозарский

— Там просматривается здание академической библиотеки, где в одно время был филиал библиотеки имени Ленина, собрание сохранялось до тех пор, пока не было вывезено в Москву. И даже там прежний библиотекарь её хранил, который ещё от времён академии там трудился. Так что такое вот пёстрое население, довольно активная жизнь, и как-то ничто как будто не предвещало возвращения на круги своя.

К. Толоконникова

— Алексей Константинович, а мощи преподобного? Ведь там почти детективная история. Где в это время находились мощи преподобного Сергия?

А. Светозарский

— Мощи преподобного Сергия, обнажённые на вскрытии, были выставлены в Троицком соборе. Потом, уже к настоящему времени, их переместили в Никоновский придел. А в годы войны мощи вывозили в эвакуацию вместе с другими музейными ценностями, которые находились в стенах лавры. Во время войны территория значительной части лавры была занята госпиталем, об этом напоминает памятная доска у Успенских ворот лавры. И на колокольне был пост противовоздушной обороны, маскировали купола специальной краской. Вообще, чтобы как-то визуально представить, надо посмотреть фильм «Светлый путь» — там действие как раз происходит на территории закрытой лавры.

К. Толоконникова

— Да, это интересный очень фильм. И я действительно советую нашим слушателям его посмотреть, это правда. А решение о возвращении лавры Церкви было принято, если мне не изменяет память, в ходе этой самой исторической встречи 4 сентября 1943 года, да?

А. Светозарский

— Я полагаю, что несколько позже. Судя по дневникам Патриарха Алексия, это вторая встреча иерархов. К тому времени Патриарх Сергий скончался, значит, местоблюститель, митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), митрополит Николай (Ярушевич) — это два участника той первой встречи с церковной стороны. И протопресвитер Елоховского собора Николай Фёдорович Колчицкий. Вот, видимо, вопрос обсуждался там, и из дневников понятно, что Патриарх такое твёрдое заверение получил в том, что лавра будет открыта. Но есть некоторая предыстория. Да, я ещё бы хотел упомянуть, что в 43-44 годах в эвакуации здесь находилась Академия художеств — в зданиях, прежде принадлежавших Московской духовной академии. А так в мирное время там Педагогический техникум такой очень активный был. Потом был Учительский институт, где готовили преподавателей начальных школ. Это уже существовало параллельно с возрождённой академией, с возрождённой лаврой некоторое время. А вот что касается предыстории, то в январе 1945 года в лавру прибыл архимандрит Иларион (Удодов). Это афонит в прошлом, потом он был настоятелем московского храма, подмосковного в то время, Владимирской иконы Божией Матери в селе Виноградове.

К. Толоконникова

— В Долгопрудном — да. Очень интересный тоже храм.

А. Светозарский

— И человек интересный. Он окормлял сестёр закрытого Ивановского монастыря. У них там был хуторок, собственно, даже строения его сохранились и небольшое кладбище лесное насельниц этого монастыря — потом они были все арестованы. И он приезжал в лавру с благословения Патриарха, ещё не избранного, местоблюстителя, митрополита Алексия, он совершил облачение мощей преподобного Сергия в схимнические одежды. И вот тогда мощи были перенесены из Никоновского придела, который с южной стороны примыкает к Троицкому собору, на прежнее место — в Троицкий собор, где и всегда находилась рака с мощами преподобного.

К. Толоконникова

— То есть мощи были фактически возвращены раньше, чем какое-либо из зданий лавры. Правильно?

А. Светозарский

— Здесь о возвращении пока речи не идёт, потому что произошло это немножко позже, мы поговорим об этом. А вот ещё какие-то вехи такие знаменательные — это уже в 1946 году Патриарх Алексий вступает в права настоятеля, священноархимандрита Троице-Сергиевой лавры. И назначается наместник — архимандрит Гурий (Егоров). Это тоже человек-эпоха, очень яркая личность, активный миссионер. В 20-е годы Александро-Невское братство с его именем связано. И его брат — их называли братья Егоровы — вот они действовали активно, но потом прошли через испытания, аресты, ссылки. Вот этот человек и возглавил лавру, и при нём началось возрождение.

К. Толоконникова

— Напомню, что сегодня мы вместе с Алексеем Константиновичем Светозарским разговариваем о послевоенной жизни лавры. В эфире совместная программа радиостанции «Вера» и музея «Советский Союз: вера и люди». Я — Ксения Толоконникова. Алексей Константинович, мы остановились с вами на архимандрите Гурии, будущем владыке Гурии.

А. Светозарский

— Вот это, вероятно, о нём рассказывал в своё время один из моих родственников. Понятно, что это самое уже старшее поколение. Он был по профессии инженером, и в качестве консультанта его привлекли как раз к каким-то срочным работам реставрационным. Понятно, что здания там и трещину дали — речь шла о трапезной лаврской. Вот он на многие годы сохранил и как-то пронёс поразившие его воспоминания. Монахи, которые работали во главе с наместником, тоже он был в фартуке, в рукавицах и работал наравне с первой братией монастыря. А до этого следующие события: официально передают Успенский собор Церкви — это первый храм, где начались богослужения.

К. Толоконникова

— А богослужения начались на Страстной седмице 1946 года, да.

А. Светозарский

— 16 апреля поднимают крест на собор — трудятся люди. Даже такая сейчас одна из работ пишется в Московской духовной академии, имена их сохранены — кто воздвизал крест. А архимандрит Гурий молился в храме Ильи Пророка — это был единственный действующий храм, который не закрывался, он служил молебен, который в таких случаях совершается на воздвижение креста на храм. И в этом же храме он, в преддверии открытия лавры, установил совершение Вечерни с акафистом преподобному Сергию ежевоскресно, каждую неделю.

К. Толоконникова

— Как это делалось и до закрытия лавры, насколько я понимаю, восстановив эту традицию тем самым.

А. Светозарский

— Да. И первое богослужение 19 апреля. Но здесь данные разнятся, вот по подробным воспоминаниям протодиакона Сергия Боскина о возрождении лавры была совершена Вечерня с выносом Плащаницы, затем Утреня Великой Субботы с обнесением Плащаницы вокруг Успенского собора. И уже 20-го, в Великую Субботу, мощи были перенесены в Успенский собор. Но рака с мощами оставалась закрытой — она была просто установлена.

К. Толоконникова

— Её открыли, по-моему, по воспоминаниям владыки... Михаил он или Михей (Хархаров)? Вот я не помню.

А. Светозарский

— Михей (Хархаров), один из первых насельников.

К. Толоконникова

— Да-да-да. Вот он вспоминал, что раку впервые открыли на Троицу, когда служил Патриарх Алексий I. И вы говорите, что данные разнятся. Вообще, действительно, там есть много неточностей и много разного в этих воспоминаниях о первых богослужениях в лавре после открытия. Потому что тот же упомянутый вами протодиакон Сергий Боскин вспоминает, что антиминс, то есть то, без чего невозможно совершение Литургии, передал владыке Гурию будущий отец Тихон Пелих. Якобы, он его хранил, а ему в свою очередь этот антиминс был передан архимандритом Кронидом, последним наместником лавры, священномучеником. А вот, например, в воспоминаниях владыки Михея (Хархарова) говорится, что просто к отцу Гурию пришла какая-то женщина и сказала, что у неё квартировал после закрытия лавры архимандрит Кронид и передал ей папку, которую она должна была хранить и передать в случае, если лавру откроют. Это была обычная канцелярская папка, по воспоминаниям владыки Михея. И когда отец Гурий её открыл, оказалось, что там лежит антиминс. То есть кто именно передал конкретно этот антиминс Успенского собора, то есть исторический антиминс Успенского собора, я так понимаю, пока и не выяснено до конца.

А. Светозарский

— Да, здесь действительно разные данные. Но такое было устойчивое предание, когда говорили ещё в те далёкие времена об отце Тихоне. Мне его посчастливилось видеть, он уже был такой очень преклонного возраста батюшка. И всегда говорили, что он сохранил антиминсы всех лаврских храмов — даже такое было предание в лавре. Видите, тут некие разночтения, но из всех воспоминаний следует одно: с каким воодушевлением встретили люди, верующие жители города, а там жило немало людей, которые были этому месту преданы, памяти преподобного Сергия, как они усердно и оперативно трудились, готовя храм, в общем, в такие сжатые сроки к пасхальному богослужению.

К. Толоконникова

— Буквально день-другой был в их распоряжении. А ведь нужно же было организовать множество вещей, которые обычно ускользают от взгляда стороннего наблюдателя. Нужен был кто-то, кто печёт просфоры, нужен был кто-то, кто поёт, нужен был кто-то, кто находится за свечным ящиком, то есть там было множество каких-то организационных моментов. Помимо того, что, конечно, необходимо было просто привести в какой-то божеский вид храм, который стоял десятилетия закрытым и в котором на паперти стояло чучело медведя, по воспоминаниям, по-моему, как раз владыки Михея.

А. Светозарский

— Чучело медведя, снег, который там в какие-то щели нападал — всё это, да. И, конечно, слои пыли — всё это отмывали. И вот эта первая Пасха — по счастью, как-то зафиксированы эти воспоминания, и можем мы себе это представить. В ночь с 20-го на 21 апреля 1946 года был первый благовест после закрытия лавры. И вскоре последовала официальная передача колоколов — тех оставшихся колоколов, которые уцелели после вот этой кампании 30-го года, описанной в дневниках писателя Михаила Михайловича Пришвина.

К. Толоконникова

— И зафиксированный им фотографически сброс этих колоколов.

А. Светозарский

— В киножурнале показывали, есть и видеоизображения этой акции. И после этого уже начинается возрождение. Первая братия лавры получает несколько комнаток в корпусе. Собственно, не отдельный корпус, а здание как бы в комплексе восточной монастырской стены, где сейчас находится паломническая служба лавры. Наместник жил у старосты Ильинской церкви. Если нужно было куда-то по делам в Москву, то он добирался на электричке. Я знаю точно, что эти помещения были первыми переданы, потом вроде бы монахи поселились под трапезной лаврской исторической. Потихоньку стала собираться братия. О первых насельниках очень так трогательно и с любовью писал отец Тихон (Агриков), тоже один из новых постриженников лавры, это книга «У Троицы окрылённые» — такие своеобразные портреты первых насельников.

К. Толоконникова

— Да-да, я хорошо помню эти воспоминания, они действительно очень трогательные. А удалось ли кому-то из прежней лаврской братии дожить до открытия лавры и вернуться в неё?

А. Светозарский

— Да. Точно я могу сказать, что из прежних насельников — это архимандрит Доримедонт (Чемоданов), это и братия других монастырей закрытых, кто выжил, это вернувшиеся из Финляндии монахи Старого Валаама, часть из них поступила в Троице-Сергиеву лавру, часть — в Псково-Печерский монастырь. Из первых насельников — это владыка Михей, это архимандрит Вениамин (Милов), тоже уже к тому времени прошедший через многие испытания. Он поступает в братию лавры, потом он будет инспектором Московской духовной академии до своего следующего ареста, уже в послевоенный период он был арестован. Затем он был поставлен на Саратовскую кафедру. Также архимандрит Маврикий (Томин), Владимир (Кобец), впоследствии наместник Псково-Печерского монастыря. И уже новое поколение монашествующих, связанных с духовными школами. Это архимандрит Кирилл (Павлов), архимандрит Феодор (Андрющенко), это архимандрит Тихон (Агриков), архимандрит Наум (Байбородин) — это уже люди, родившиеся в 20-е годы, жившие уже в иную эпоху. Но всё-таки эта передача какого-то опыта, связь поколений осуществилась, вот в рамках возрождённой лавры.

К. Толоконникова

— Мы сейчас должны, к сожалению, буквально на одну минуту прерваться с тем, чтобы вновь вернуться к разговору о послевоенной жизни лавры. Я напомню нашим слушателям, что в эфире «Светлый вечер», традиционная четверговая программа, которую мы проводим совместно с музеем «Советский Союз: вера и люди». С вами я, Ксения Толоконникова, директор музея, и профессор, историк Церкви Алексей Константинович Светозарский.

К. Толоконникова

— Возвращаемся к нашему разговору о жизни лавры в послевоенном СССР. Сегодня память преподобного Сергия, поэтому естественно, что мы говорим о его лавре, об основанной им обители. Это традиционная четверговая наша встреча, совместная с радиостанцией «Вера» и музеем «Советский Союз: вера и люди». Мы разговариваем сегодня с Алексеем Константиновичем Светозарским, профессором Московской духовной академии. И с вами я — Ксения Толоконникова, директор музея. Продолжаем разговор. Алексей Константинович, скажите, а насколько было трудно стать насельником лавры? Вообще же ведь постриг, не знаю, насколько в 40-е годы, но уже начиная со второй половины 50-х годов постриг и вселение в той или иной обители, их же ведь очень немного осталось, были сопряжены со значительными трудностями. Вот как это было в лавре?

А. Светозарский

— Я напомню, что на территории РСФСР действовало два монастыря — это Троице-Сергиева лавра и Псково-Печерский монастырь, не закрывавшийся. Конечно, были и трудности, но всегда как-то стремление к монашеству приветствовалось. И в основном братия пополнялась благодаря ищущим иноческого жития, питомцам московских духовных школ. Не всегда так, конечно, были и люди, которые не имели духовного образования и просто поступали в лавру. Там сложность была в прописке. Человек, вступая на такое ответственное служение, на такой жизненный путь, он едва ли не больше переживал о внешних обстоятельствах: а разрешат ли ему прописаться, оставят ли его здесь. Но, учитывая, что вообще прописаться — это всегда был некий процесс такой в советское время.

К. Толоконникова

— Да. Даже и для людей, так сказать, вполне мирских.

А. Светозарский

— Могли отказать в прописке, не объясняя причин. Поэтому, конечно, налаживались контакты, были люди из числа сотрудников академии, которые имели с этими людьми постоянную какую-то связь и были известны, были знакомы. Но можно было вот так легко отказать, не объясняя даже причин. Это касалось и студентов, это касалось и тех, кто желал поступить в монастырь. То есть это был такой регулятор: что-то у вас тут постригов много и вообще вот как-то... Здесь очень многое зависело от личности наместника.

К. Толоконникова

— Насколько он мог отстоять известную... конечно, сложно говорить в этих обстоятельствах о какой-то автономности, но всё равно какое-то право на принятие тех или иных решений.

А. Светозарский

— Ну да, здесь, так сказать, парадокс: ну а как монастырь будет без монахов? Какое-то время, может быть, было — вот первое послевоенное — после отца Гурия был наместником отец Иоанн (Разумов), бывший келейник Патриарха Сергия, впоследствии до самой кончины он был только на одной кафедре — на Псковской.

К. Толоконникова

— Да, и многие о нём очень тепло вспоминают, в том числе и ныне живущие действующие иерархи, которые его застали, будучи ещё совсем молодыми людьми.

А. Светозарский

— Да. Вот он с 1946-го по 54-й год. Это относительно такое спокойное время, когда уже вот эти первые трудности... вот первая такая волна реставрации была в 1948 году проведена. Потом — будущий Патриарх Пимен (Извеков), с 1954 года по 57-й. И очень удачный выбор священноначалия — следующим наместником был Пимен (Хмелевский). Это как раз самое-самое хрущёвское гонение — 57-й год, 65-й год. У него интереснейшие дневники, читаются так, что первый том — это о его пребывании в Святой Земле. Но он, правда, читается, как художественная литература, прекрасно написанная, видимо, время у него было, и яркие всякие впечатления. Второй — сухие записи, но их хорошо читать, как некий код, обладая знанием, расшифровывая эти записи. Но вот мы смотрим, что, с одной стороны, такое давление на лавру, какие-то разного рода препятствия. Конечно, закрыть лавру никто не мог и не собирался — это было невозможно.

К. Толоконникова

— Конечно, это же «визитная карточка» жизни Церкви в СССР. Да, естественно.

А. Светозарский

— Да, невозможно. Но мы ещё об этом поговорим, если у нас будет время. А вот отец Пимен — при этом запись, что там была супруга такого-то. Я очень рекомендую посмотреть, кто там был — весьма влиятельные лица. Сам сановник не мог приехать, в силу своего положения просто-напросто, а вот супруги ездили, он их там принимал. Он — такой самородок, очень яркий человек, очень эрудированный, всем интересующийся, большой меломан, любитель музыки. И, конечно, он умел и принять. И вот это «принять» — это было такое важнейшее служение.

К. Толоконникова

— Ну, конечно. А принять супругу того или иного сановника — это дело политическое.

А. Светозарский

— Принять космонавта, заработать какие-то очки... Сейчас об этом странно слышать. Видимо, как-то люди от незнания или от какой-то установки упрекают Патриарха Алексия I, что он, дескать, пресмыкался перед гонителями. Он отвоёвывал каждый вершок, каждую пядь в лавре — это огромный труд, который он совершал. Никоновский придел, как он пишет Карпову, переписка опубликована, там что-то цемент какой-то затвердевший, мусор — вдруг иностранцы увидят, что они о нас подумают? А вот тут у нас рядом гарнизонная гауптвахта через стенку — слышны и брань, и пение, и пьяные дебоши, когда там арестовывают кого-то, доставляют. Что о нас подумают иностранцы? Люди проводят выходные под гармошку, под гитару, кто как — то же самое. Вот постепенно...

К. Толоконникова

— Тоже соблазнительная, конечно, картина, да.

А. Светозарский

— Вот постепенно он всю эту территорию отвоёвывает. Хотя законодательно передали практически сразу все храмы, Луковую башню, передали Чертоги, куда уже в 1948 году переведены были духовные школы, академия и семинария. Передали также Митрополичьи палаты, трапезную, понятно, с храмом преподобного Сергия, колокольню. В конце концов по дневникам и отца Пимена (Хмелевского) и отца Алексия Остапова, крестника Патриарха Алексия I, там они фиксируют выселение жильцов — это 1963 год, 65-й год — это последние жильцы. Кто-то мне из старожилов наших говорил в академии, что ещё в 70-е годы там кто-то проживал. Построили, как их называют, «патриархийные дома» — каждый житель Сергиевого Посада знает, где они. Строились они за счёт церковных средств для того, чтобы скорее переселить жильцов, но в гораздо более комфортные по тем временам условия.

К. Толоконникова

— Ещё бы, надо полагать. Вы знаете, возвращаясь к супругам сановников и визитной карточке жизни Церкви в СССР, хочу сказать — сейчас передо мной лежит очень интересная в своём роде книга, которая называется «Русская Православная Церковь. Устройство, положение и деятельность», издание Московской Патриархии 1958 года. Алексею Константиновичу наверняка эта книга знакома. Эта книга призвана дать, прежде всего иностранному нашему читателя, конечно, представление о том, как живёт и развивается Церковь в стране Советов. И здесь есть небольшая глава, посвящённая жизни монастырей, в частности Троице-Сериевой лавры. На 1958 год говорится, что в Советском Союзе находится 69 монастырей, мужских и женских, дающих приют ищущим иноческого подвига. Мне, честно говоря, кажется, что уже к 58-му году число монастырей было меньше. Но мы сейчас не будем входить в эти подробности. А дальше трогательный абзац: «Здесь, разумеется, невозможно дать историю и описание каждого из существующих ныне монастырей, — естественно, потому что они же очень многочисленны в Советском Союзе. — К тому же в их жизни, устройстве и положении много общего. Поэтому мы ограничимся краткими сведениями только о некоторых выдающихся обителях Русской Православной Церкви». И дальше, естественно, в первых строках говорится о Троице-Сергиевой лавре: «В дни лаврских праздников сюда приезжают и зарубежные гости. Посещают лавру и многочисленные экскурсии для обозрения её архитектурных памятников и уникальных произведений древнерусской иконописи. Иноческой братии в Троице-Сергиевой лавре в настоящее время около ста человек, в числе которых есть и послушники, то есть молодые люди, готовящиеся к принятию монашеских обетов». То есть рисуется вполне такая благополучная картина. И действительно, как вы справедливо заметили, Алексей Константинович, представить себе, что лавру закроют, было невозможно. Потому что над многими монастырями висела в те годы угроза закрытия, с трудом отстояли Почаевскую лавру, были определённые сложности и с Пюхтицким монастырём. Но вот относительно Троице-Сергиевой лавры в этом смысле можно было быть спокойным. Правильно я понимаю, да?

А. Светозарский

— Безусловно. Здесь надо обратиться к документам передачи первых зданий. Это маленький, небольшой по площади, надвратный храм Иоанна Предтечи — это часть корпуса, где должны были обитать первые насельники, несколько человек, и это здание бывшей монастырской книжной лавки, которая, и я это застал и помню, в советское время именовалась «офис Троице-Сергиевой лавры». Слово, которое резало слух: какие тут могут быть офисы? Офис, где были люди, трудившиеся по приёму иностранцев — офис был исключительно для иностранцев, там их угощали квасом для разгона и затем уже показывали лавру. И каждому по своему чину: кому с трепезой, кому с чаем, кому просто посмотреть, показать. И об этом аспекте деятельности лавры очень интересно и как-то предельно правдиво, простите, пишет митрополит Сергий (Фомин) в воспоминаниях. Это нынешний Воронежский владыка, который с 66-го года трудился там, будучи молодым монахом. Он пишет, с какими сложностями там сталкивался, с какими непростыми обстоятельствами. Ну, сами понимаете, что приём иностранцев в Советском Союзе — это стезя особая.

К. Толоконникова

— Естественно, да. Ещё мы не будем забывать, что в 1957 году в рамках Международного фестиваля молодёжи и студентов в лавре проходит встречи молодых христиан. Естественно, эти встречи не могли проходить без, так сказать, плотной опеки со стороны уполномоченных, и об этом необходимо было отчитываться. Естественно, что такая жизнь на миру накладывала определённые ограничения и определённую ответственность на лаврскую братию. Как им удавалось с этим справляться? То есть ты буквально живёшь свою монашескую жизнь и понимаешь, что ты, в общем, всегда под прицелом, ты должен не ударить в грязь лицом.

А. Светозарский

— Безусловно, даже с самого начала тот же отец Иларион (Удодов), он ещё такой был очень рукодельный человек, легенды в Виноградове рассказывают о его умении, такой он был человек на все руки, мастеровитый, и он уже какую-то там мастерскую наладил и вроде активно вошёл в эту жизнь — и не смог. Потому что его тихое Виноградово было больше созвучно его монашескому настрою — тоже вроде бы на виду и на миру, но он мог...

К. Толоконникова

— Да, а здесь просто дипломаты, дипломаты на переднем крае мира фактически.

А. Светозарский

— Ну и не только. Во-первых, ещё тогда масса постороннего народа. Скажем, когда приезжали мы в Печоры в этот же советский период, то сразу было понятно, кто здесь хозяин, кто контролирует территорию, кто диктует условия. Даже официальные экскурсии из Пскова в автобусе уже предупреждали экскурсантов, как себя вести, потому что при малейшем нарушении благочиния просто выставят за ворота. Здесь-то этого не было, здесь был музей. Здесь водили экскурсии. Я даже застал — некоторые тексты были чудовищные.

К. Толоконникова

— Ну и попросту говоря — проходной двор.

К. Толоконникова

— Я напомню нашим слушателям, что в эфире «Светлый вечер» на светлом радио. С вами Алексей Константинович Светозарский, профессор Московской духовной академии, историк, и я, Ксения Толоконникова. Мы говорим о непростой, но очень яркой, интересной жизни лавры преподобного Сергия в послевоенные годы, потому что сегодня у нас особый день — у нас сегодня память преподобного Сергия. Алексей Константинович, вот проходной двор — ездят многочисленные экскурсии. Конечно, наверное, это не так, как сейчас, но всё равно этих экскурсий много. По крайней мере тогда китайцев же не было.

А. Светозарский

— Они прекратились в определённый период.

К. Толоконникова

— Они возобновятся. Но ведь было и именно паломничество в лавру, то есть благоговейные люди. Естественно, я так понимаю, не могло речи идти об организованном паломничестве, как сейчас, когда собирается какой-то приход, арендуется автобус и люди едут, прихожане какого-то храма, посещать лавру. Но по одиночке люди же всё равно приезжали. Если для москвичей это было сравнительно просто — ну что, сел на электричку, доехал до станции «Загорск» и дошёл до лавры, помолился, приехал, может быть, на богослужение или просто поклониться раке преподобного и уехал обратно, то для жителей других городов и весей это же всё было сопряжено с многочисленными трудностями. Были ли в лавре условия для приёма таких вот паломников? Где они могли переночевать?

А. Светозарский

— Да, тёплые воспоминания есть об этом, трогательные... Прежде даже, чем об этом говорить — чтобы такое великое дело было совершено, при самом активном, конечно, участии Патриарха Алексия I, лавра, которая стала центром притяжения для всех православных со всей страны. Там вся география, всё Православие: Россия, Украина, Молдавия, Грузия, Белоруссия — со всех концов приезжали, особенно в дни памяти преподобного. Вот эти старые фотографии, когда вся территория заполнена, когда вот этот молебен на площади перед чтимым образом преподобного Сергия после Литургии совершался.

К. Толоконникова

— Да, меня поразила фотография в Церковном календаре за 1966 год, на которой изображён... видимо, это снимок с колокольни, но, во всяком случае, почти с высоты птичьего полёта сфотографирован Троицкий собор, ещё с четырёхскатной кровлей неотреставрированной. И вокруг этого собора обвивается очередь из людей, которые стоят к раке преподобного Сергия. Я на своей памяти своими глазами такого уже не видела.

А. Светозарский

— И потом, это же центр духовничества. Мы говорим: как монахи? Да, они несли послушание в таких нелёгких условиях. Собственно монастырь начинался за проходной, где корпус братский, Варваринский, там была сокровенная монашеская жизнь и в храмах. Но учитывая уже такое некое одичание людей, иначе и не назовёшь, которые каких-то элементарных знаний были лишены в детстве и в юности — это фотоохота за монахами, как за какими-то забавными зверьками, что-то ещё, какие-то провокации. И в этих условиях...

К. Толоконникова

— Да-да. Мне рассказывала одна пожилая женщина, духовное чадо архимандрита Тихона (Агрикова), что его просто преследовали какие-то женщины, которые по мнению духовных чад отца Тихона, были подосланы КГБ. Они на него кидались, когда он шёл от кельи в храм и начинали принимать рядом с ним какие-то непристойные позы. И это было настолько тяжко, что духовные чада отца Тихона просто бросались его отбивать от этих тёток.

А. Светозарский

— Ну да. И всё это такую неблагоприятную некую картину создавало для внешнего наблюдателя.

К. Толоконникова

— Конечно. Я думаю, что ради этого это и делалось.

А. Светозарский

— Да. Но кого-то из духовников и убирали, наиболее активных. Кто-то держался, держался молитвами духовных чад, своими молитвами. То есть вот это невозможно недооценить, что даже в таких условиях лавра стала таким очень крупным духовным центром. И, конечно, в электричке уже чувствуешь, что народ-то свой — в лавру едет. Всё понятно, кто куда едет.

К. Толоконникова

— Очень интересно, кстати, об этом вспоминал митрополит Калужский Климент, как он, будучи мальчиком, один ездил в лавру. Но при этом, будучи предупреждён мамой, что он не должен говорить, куда он едет, он однажды на вопрос милиционера, куда он едет один, думал: «Чтобы такое сказать? Сказать, что к бабушке? Все говорят, что к бабушке. Как-то это неправдоподобно будет — все едут к бабушке». И он говорит: «Я это слово услышал однажды где-то и говорю, что еду к тёще». Он ещё не знал в это время, что такое тёща, но сказал, что едет к тёще. И над ним посмеялись и оставили его в покое.

А. Светозарский

— А ночевали где? Ночевали в трапезной, на полу ночевали, на лавках ночевали. А куда было пойти? Гостиницы все были переполнены. А что такое гостиница в советское время? «Мест нет», как правило. И каких-то гостиниц до 70-х годов пространных не было. Одна была для иностранцев по преимуществу, другая городская, подоступнее. Но, конечно, здесь же и ночевали, потому что на большой праздник исповедь ночью совершалась, то есть была такая своя жизнь. Всенощная продолжительная, а под память преподобного ещё и Вечерня с акафистом. Это, конечно, и сейчас ощущается в лавре, но тогда при таком огромном стечении народа — на эти дни памяти православные москвичи, конечно, устремлялись в лавру.

К. Толоконникова

— Ну да. Если ещё говорить о ночёвках — эти же адреса передавались из рук в руки. Были адреса людей, к которым можно было попроситься на ночлег. Потому что всё-таки жили верующие люди в Загорске. И некоторые из них, будучи даже очень стеснены в условиях, всё равно считали своим долгом принять тех, кто приезжает к преподобному Сергию. У нас остаётся не так много времени, и я, Алексей Константинович, потому хочу задать вам напоследок такой личный вопрос. Я знаю, что вы в студенчестве тоже совершали паломничество в лавру, причём пешим образом, как это было принято в стародавние времена. Это так?

А. Светозарский

— Был такой прецедент. (Смеётся.)

К. Толоконникова

— Расскажите, как это было, как вы на это решились, и не было ли для вас каких-то последствий со стороны, например, университетского начальства.

А. Светозарский

— Нет, не было. Как-то ничего не афишировалось, но и не скрывалось. Но мы такие горе-паломники — мы в восемь вечера пошли как-то спонтанно. Это как сорваться и поехать в другой город. Это было летом, под Успение. Поэтому мы как-то график не рассчитали, но к чину Погребения были в лавре. Нам пришлось там заночевать. И я помню, что, наоборот, на посту ГАИ подбросить предлагали.

К. Толоконникова

— А вы шли пешком.

А. Светозарский

— Ночевали мы в общежитии Лесотехнического института. Студенты ещё не заехали и нас там приютили. Какая-то фантасмагория — я сейчас вспоминаю. Утром мы в какой-то студенческой столовке подкреплялись. Пост же, а такие добрые, хорошие русские женщины норовили маслом нам полить: «Что вы будете?» — «Картошку». И они щедро сливочным маслом эту картошку поливали — мол, бедные студенты, не на что им котлету купить. Хороший был поход. Но я в лавре и жил как паломник. Брал куда-то паспорт, чего-то прописывали — я как-то об этом не думал.

К. Толоконникова

— А нужно было приезжающему паломнику прописываться или нет? Или это в зависимости от количества дней, которые паломник планировал провести в лавре?

А. Светозарский

— Я помню, что брали. А уж куда относили или не относили, я не знаю, потому что здесь тоже были варианты и какая-то возможность манёвра определённого. Но никаких последствий не было.

К. Толоконникова

— И так уже совсем напоследок: каков был такой «канон» паломничества в лавру, как было принято? Когда приехать, на какие службы остаться, что ещё посетить, кроме собственно лавры, в окрестностях? — святой источник или ещё что-то. Или всё в лавре?

А. Светозарский

— Всё в лавре. Потому что все эти источники — это было что-то неофициальное, это не очень одобрялось. Вот есть лавра, есть богослужение. Особых послушаний нет, в основном прочитывались синодики — практически всю службу ты читал многочисленные синодики поминовения, которые вот подавали люди. Мы это всё читали. И дальше до следующей службы были какие-то всякие разговоры, интересные люди — всё это было в Троицком корпусе. Какие-то ребята были из духовных школ, но, может быть, не московских, я так понимаю, потому что чего ради они тогда бы паломничали. Это, может быть, из Питера, из Одессы — собственно, других и не было. Какие-то вечные типы такие — мужички «спаси, Господи», как их называет Нилус.

К. Толоконникова

— Да-да, с такими мятыми жестяными кружками, притороченными к вещмешкам.

А. Светозарский

— А владыка Василий (Кривошеев) пишет о мужчинах купеческого типа. Вот я тоже таких помню.

К. Толоконникова

— Бородатые такие, да.

А. Светозарский

— Они дежурили на лаврские праздники с зелёными повязками. Они ещё и в сапогах таких начищенных ходили, я помню. Это первые впечатления у меня — 1973 год. Я тогда с отцом впервые побывал в лавре. И вот такие мужички за порядком следили.

К. Толоконникова

— Да, прекрасные воспоминания. Спасибо большое, Алексей Константинович. К сожалению, как всегда, как только разговоришься, уже надо прерываться до следующей встречи. Я напоминаю слушателям, что сегодня в эфире был «Светлый вечер», совместный с музеем «Советский Союз: вера и люди», наша четверговая передача о жизни Церкви в послевоенном Советском Союзе. Мы говорили сегодня о жизни Троице-Сергиевой лавры. С нами был Алексей Константинович Светозарский, профессор Московской духовной академии. И я, Ксения Толоконникова, директор музея. Всех поздравляем с памятью преподобного Сергия. Спасибо, что были с нами, до новых встреч.