"Святость". Светлый вечер с протоиереем Андреем Юревичем (03.07.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Святость". Светлый вечер с протоиереем Андреем Юревичем (03.07.2016)

* Поделиться

прот. Андрей Юревич 1У нас в гостях был настоятель храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской Богадельне в Москве протоиерей Андрей Юревич.

Мы говорили о том, кто такие святые и что такое святость, в чем разница между хорошим человеком и святым и каждому ли нужно стремиться к святости.

 

______________________________________

Т. Ларсен

— Здравствуйте, друзья! Вы слушаете программу «Светлый вечер», в студии Тутта Ларсен. И у нас в гостях настоятель храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской богадельне в Москве протоиерей Андрей Юревич. Здравствуйте, отец Андрей!

Прот. Андрей Юревич

— Здравствуйте!

Наше досье:
Протоиерей Андрей Юревич. Родился в 1957-м году. Окончил архитектурный факультет Московского института инженеров землеустройства. В 1983-м году уехал из Москвы в Сибирь, жил и работал в городе Лесосибирске Красноярского края. В 1991-м году стал священником. С 2005-го по 2011-й год руководил архитектурно-реставрационным отделом Красноярской епархии и был благочинным Енисейского округа. После 28-ми лет жизни в Сибири вернулся в Москву. Настоятель храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской богадельне в Москве. Член Союза архитекторов России, главный архитектор Финансово-хозяйственного управления Московского патриархата. Женат, семеро детей.

Т. Ларсен

— Вот мы здесь в последнее время все чаще и больше говорим о том, как человек может спастись через свою личную веру. Нужно ли ему в этой вере замыкаться и, грубо говоря, копать вглубь, развивать свою духовность, как сейчас это модно. Либо ему нужно, наоборот, своей верой подавать пример окружающим, как-то их заряжать, заражать, вовлекать в свой духовный опыт и круг. Не знаю, может быть, как-то помогать другим людям своим примером тоже приближаться к вере. Но, а сегодня я хотела поговорить уж о совсем, наверное, о такой высшей точке, которой человек может достичь в своем пути веры, в своем духовном развитии — это святость. Если вы не возражаете, давайте поговорим о том сегодня, кто такие святые, что такое вообще святость. Как Церковь определяет святых людей, кто это такие?

Прот. Андрей Юревич

— Я предлагаю обратиться к истокам церковной жизни, к Священному Писанию, к Новому Завету — там, где впервые слово, в условиях уже христианства, слово «святые», «святость» появилось. В каком контексте оно рассматривается? Если мы читаем Послания апостолов, особенно Послания апостола Павла, которых достаточно много, он писал их в разные диоцезы, в разные города — и римлянам, и коринфянам, галатам и ефесянам и т.д. Практически в каждом из них начинается о том, кому адресовано это послание. Вот он пишет, например, к филиппийцам: «Павел и Тимофей, всем святым во Христе Иисусе, находящимся в Филиппах».

Т. Ларсен

— Кого он имеет в виду?

Прот. Андрей Юревич

— То же самое — даже не буду зачитывать, примерно те же самые формулировки — святым в Галатии, святым в Коринфе, святым в Эфесе. Кого он имеет в виду? Каких-то особых совершенно старцев? Ну, в то время, может быть, тех, кто мучения испытал, исповедников…

Т. Ларсен

— Чудотворцев.

Прот. Андрей Юревич

— …чудотворцев, праведников. То есть не всех ли христиан он имеет в виду? В другом месте даже сказано: «Верным и святым». Верным — это значит тем, кто уверовал во Христа. Уверовал во Христа и святость — это синонимы, получается. Источники, вернее сказать, первоисточники, все эти Послания писались на греческом языке. Если посмотреть теперь в переводе с греческого языка «святость» — корень «агиа». Мы это знаем — «агиос», «агиа», женский, мужской род и т.д. И вот словарь что нам с вами предлагает, Нового Завета. Что «агиаксо», допустим — это «отделять для Бога», «посвящать Богу» — это первое толкование в переводе этого слова. Дальше уже — «освящать, делать священным». То есть святой это «агиос» — отделенный для Бога, посвященный Богу. И только второе значение, второе толкование — «святой, праведный, безгрешный, непорочный».

Т. Ларсен

— Как интересно! Получается, что если здесь выделяется святой, как синоним безгрешности, в отдельный пункт, то, значит, в первом значении святой не обязательно безгрешный?

Прот. Андрей Юревич

— Здесь не надо даже отделять в отдельный пункт. Дело в том, что эти две вещи должны взаимодополнять друг друга. Но надо смотреть, с чего всё начинается. Начинается как раз вот с первого значения. И то время, апостольское время, время такой напряженной жизни, время формирования Церкви, время распространения христианского учения, это было как раз время, когда люди, уверовавшие во Христа, всю свою жизнь посвящали Христу, всю свою жизнь посвящали Богу. Они переживали переворот в своей жизни. Кстати, покаяние, опять-таки в переводе с греческого, если посмотреть на греческий, и обратно — «метанойя». Что это значит? Это значит «преображение», это значит «перемена ума», это значит полный разворот на 180 градусов. В нашем понимании покаяние это — пришел к батюшке, исповедался, записочку прочитал, бутылки пустые сдал в «ларек» своих грехов и пошел, до свидания! Пошёл куда-то — не знаю, на улицу или на Причастие.

Т. Ларсен

— Колбасу есть пошел дальше.

Прот. Андрей Юревич

— Ну, чаще это перед Причастием делают. То есть всё — он совершил то, что необходимо ему по его религиозным потребностям. На самом деле, покаяние это переворот — шел в одну сторону, пошел в другую. Переворот сознания, ума, человек становится совершенно другим, он по-другому смотрит на мир, он по-другому смотрит на людей, на себя, в первую очередь. Он по-другому смотрит на отношения между ним и Богом, на отношения между людьми, он становится во Христе, как сказано, «новая тварь», новое творение. Совершенно новым человеком, обновленным становится. Если внешний наш человек со дня на день тлеет, то внутренний со дня на день обновляется, то есть всё новым и новым становится. И это переживание было очень важно. Постепенно как-то в истории произошло так, что вот это первое значение слова «агиос», то есть святости и святого человека, куда-то ушло на второй план. И вышло на первый план вот это значение — «безгрешный», «праведный»…

Т. Ларсен

— Подвизающийся.

Прот. Андрей Юревич

— …особенный. Да, подвизающийся. Нравственная чистота. То есть вот это праведник. Святой, значит, какой-то не такой…

Т. Ларсен

— Как все.

Прот. Андрей Юревич

— Как все — даже не неверующие, а не такой, как все христиане. То есть это некая следующая ступень уже среди христиан. Если раньше святыми назывались все христиане, все христиане. Это всем христианам Послания написаны, а не особым из них. То теперь мы святыми называемых особых людей среди христиан, среди верующих.

Т. Ларсен

— Это значит, что просто большинство христиан не выдержало экзамена, не удержало этот титул святых, и поэтому потребовалось определять словом «святой» каких-то действительно по-настоящему совершающих духовные усилия и подвиги людей.

Прот. Андрей Юревич

— Здесь, наверное, даже нет одной причины. Вся история Церкви и стран, народов, государств христианских, история их жизни, она говорила о том, что постепенно происходила такая энтропия, процессы понижения градуса, горячности, такая теплохладность, всё уравновешивалось, государства становились христианскими, полная симфония, все крещеные, всё нормально, всё идет своим ходом. И в то же время заповеди почти все нарушались, в то же время…

Т. Ларсен

— Индульгенция.

Прот. Андрей Юревич

— Да. В то же время блуд, в то же время пьянство, в то же время обмирщение, в то же время семьи, воспитание не то и т.д., и т.д. То есть постепенно всё это становилось таким прохладным — христианство само как таковое. Поэтому те люди, которые всегда оставались как светильники, вот их стали называть святыми уже. Потому что совесть не позволяла называть святыми тех, которых и сам в себе, и видишь вокруг, что они грешат. То есть как же тогда они посвятили Богу свою жизнь, если они так живут? «Покажи мне веру твою из дел твоих». А дела-то о чем свидетельствуют? Что веры-то почти и нет никакой, очень маленькая вера. И тогда вот как-то так перешло вот это понятие святости уже во второе значение — это особые какие-то люди, прозорливцы, старцы, праведники…

Т. Ларсен

— Да, вот только хотела сказать — что вот, мне кажется, что святой человек, он еще и обязательно должен иметь еще некую такую, если можно так выразиться, такую атрибутику каких-то сверхспособностей, которых у обычных людей нет. Это и прозорливость, и способность творить чудеса, и исцелять, и как-то наставлять на путь истинный, изгонять бесов, в конце концов. То есть получается, что святой человек — это в некоторой степени стало не только образом жизни человека, но и его профессией, можно сказать.

Прот. Андрей Юревич

— Святость?

Т. Ларсен

— Ну, конечно. Потому что если ты слышишь о том, что где-то есть святой старец, то ты обязательно к нему едешь за советом, за исцелением, за какой-то помощью и т.д. То есть это в некоторой степени теперь такой… Даже если этот человек уже не жив, а ты едешь только к его мощам, то все равно ты…

Прот. Андрей Юревич

— Нельзя сказать, что старец — это профессия, все-таки. Это же не ремесло!

Т. Ларсен

— Конечно. Я очень грубо. Но это некий вид служения, в любом случае, отдельный от служения обычных людей, даже обычных священников.

Прот. Андрей Юревич

— Хотя, например, священников же называют в просторечии «святой отец». Мы часто, кстати, поправляем — не святой, а, допустим, «честной отец — мы не святые». В этом есть и правда. Мы не дерзаем себя называть святыми в смысле праведниками, безгрешными и т.д. Но иногда задумываешься: а почему, собственно? Почему это я не святой отец, если именно смотреть под этим углом — что я «отделенный». Священник как раз в наибольшей и в первой степени отделен от этого мира. Даже одежда наша совершенно другая, внешний вид, и поведение должно быть… То есть всё: и образ жизни, и быт, и всё — у нас всё должно быть совершенно другое. Священник это как раз и есть «отделенный» — в этом смысле он святой, «посвященный Богу», посвященный Церкви, посвященный людям, посвященный служению людям. В этом смысле он как раз святой. Святость — это по-священие, по-священие, по-святить.

Т. Ларсен

— Но, как ни странно, все равно, мы же только что об этом говорили — собственно посвящения себя Богу оказалось недостаточно. Понадобилось дальше производить, какие-то очень серьезные духовные подвиги совершать, какие-то усилия, для того, чтобы твоя святость стала как бы такой объективной. То есть для того, чтобы ты действительно стал, что ли, неким посредником между Богом и людьми. Стал действительно носителем Божьей воли, Святого Духа, с помощью которого через тебя люди получают какие-то плоды — будь то духовное окормление или излечение, или наставление, поддержка, помощь и т.д., чудеса те же. Нет?

Прот. Андрей Юревич

— Да.

Т. Ларсен

— Мне кажется, вот само качество святости со времен апостола Павла изменилось и стало гораздо более — опять же, простите меня, я пользуюсь терминологией сегодняшнего мира, — стало более функциональным. То есть оно стало нести реальные плоды в мир, материализовываться. А с другой стороны, стало требовать от людей, которые потенциально являются носителями этой святой энергии, каких-то очень серьезных усилий — ухода от мира, каких-то необыкновенных подвигов в аскезе, в воздержании, в каком-то подвизании, в молитве. И ведь не случайно же святые люди очень часто физически немощны и всегда страдали от разных болезней, ущербности, слепоты, глухоты и прочего.

Прот. Андрей Юревич

— Это не обязательно, кстати.

Т. Ларсен

— Но часто.

Прот. Андрей Юревич

— Часто, да. Ну, скорби, они как-то особым образом обостряют духовную жизнь. Нельзя сказать, что это со временем распространилось — то, что мы говорим, служение — какими-то дарами, это было с самого начала. Наоборот, первая Церковь очень обильна была дарами облагодатствована Божьими. И как раз в том же Послании первом, к Коринфянам, апостол Павел говорит о том, что «ревнуйте о дарах духовных», и перечисляет эти дары все. Он говорит, что людям даются сверхъестественные дары Духом Святым. Это и знания, и мудрость, и та же вера сверхъестественная, и исцеление, и чудотворение, и различение духов, и языки, и истолкования и т.д. Это всё дары сверхъестественные.

Т. Ларсен

— Это было дано всем людям?

Прот. Андрей Юревич

— Я не могу сказать, что это было дано всем. Но, тем не менее, это было обильно, это обильно всё изливалось, изливалось внутри общин и вовне. Общины тем самым свидетельствовали миру о вере христианской, о Христе как о Спасителе мира. И внешние смотрели как раз… Ну вот смотрите — в Деяниях святых апостолов говорится, как первые христианские общины, семьи, когда начинали жить, преображались, начинали жить по-христиански, то внешние смотрели на них и говорили: «Посмотрите, как они любят друг друга». Они даже боялись в какой-то степени, и был страх, как сказано, на окружающих на всех. Откуда страх? Не потому, что Бог страшный, а потому, что что-то происходило непонятное, что-то потрясающее. Рабовладельцы отпускали рабов на свободу. Те, кто имели наложниц и многих жен, начинали жить целомудренно. Это для мира окружающего, языческого, было потрясением. Может быть, они где-то в глубине души и хотели этого, но не были на это способны. И тут они видят, как люди спокойно совершенно, естественно начинают так жить. Страшно — что-то происходит, что-то сверхъестественное совершается. Вот бы сейчас так! Вот мы бы, христиане, могли бы так свидетельствовать миру — наверное, не было бы тех нападок на нас со стороны общества, не обвиняли бы нас во многих вещах. Наоборот бы, говорили: «Слушайте, они так любят друг друга, они так свидетельствуют о своей вере — своей жизнью. Посмотрите, это совершенно особенные люди, у них особенное сообщество».

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Светлый вечер». Говорим о святых и святости с нашим гостем протоиереем Андреем Юревичем. Вот мы с вами говорили о том, что в начале христианства своим примером праведные люди восхищали, изумляли и даже пугали своих соотечественников-язычников, но, тем не менее, все-таки это такие были, наверное, эмоции в превосходной форме, которые они вызывали. То есть люди на них смотрели и дивились, и хотели, наверное, следовать их примеру. В сегодняшнем обществе, и вы сами об этом говорите, происходит какая-то редукция, что ли, какое-то обесценивание этих смыслов. И сегодня человек, святой человек в миру, скорее, будет ассоциироваться не с подвигом, не с величием, не с каким-то невероятным духовным усилием, а с кем-нибудь вроде князя Мышкина, с «Идиотом» Достоевского, с каким-нибудь блаженным, юродивым, которому нечего делать. Здесь все приумножают, здесь серьезные люди работают, а он всё раздает или как-то там, ну не знаю, сегодняшним днем живет, молитвами пытается какие-то свои проблемы решать, которые надо решать, быть может, в суде или с помощью каких-нибудь братков, которые помогут разобраться. И вот такой человек, который пытается жить по заповедям и в этом преуспел, он для очень большого количества людей в современном обществе такой дурачок. Нет? Почему так изменилось зрение наше, почему мы сегодня так странно воспринимаем святых людей? Ведь они же есть все равно.

Прот. Андрей Юревич

— А с точки зрения вот этого второго значения слова «святой» — как праведный, безгрешный и т.д. — разве князь Мышкин святой?

Т. Ларсен

— Нет, не святой.

Прот. Андрей Юревич

— Не святой. А почему тогда вы его назвали святым?

Т. Ларсен

— Я не говорю, что он святой. Я говорю, что, скорее, с таким человеком как он, ассоциируется понятие святого.

Прот. Андрей Юревич

— То есть как раз…

Т. Ларсен

— …блаженненький.

Прот. Андрей Юревич

— …в плане безгрешности он не безгрешен, да? Один вот только этот треугольник с Настасьей Филипповной и Аглаей чего стоит. Это же все-таки как-то немножко…

Т. Ларсен

— Безответственно.

Прот. Андрей Юревич

— Безответственно. Нечестно даже, где-то.

Т. Ларсен

— Да.

Прот. Андрей Юревич

— Нельзя так себя вести. То есть в этом смысле он как раз не на высоте и не безгрешен. У него есть слабости человеческие. И он это сам понимает. А вот в смысле как раз посвященности, какой-то особенности — ведь опять-таки слово «идиот» — греческое слово. «Идиотис» в переводе означает «особенный, не такой как все». Он, действительно, не такой как все.

Т. Ларсен

— И в сущности, хороший и добрый человек.

Прот. Андрей Юревич

— Да. Он взят от этого мира, он призван к доле иной какой-то совершенно. Он особенный, и это люди чувствуют. Они чувствуют, что в нем душа, в нем совесть говорит, в нем что-то такое изначальное, глубокое. Как какой-то архетип такой человека откуда-то оттуда — из начала, из глубины, от создания мира.

Т. Ларсен

— Но он бы мог стать святым? Если бы преодолел свои слабости?

Прот. Андрей Юревич

— Опять же, в каком понимании? Он и так святой в смысле посвященности. Он не так много говорит, кстати, на религиозную тему, за исключением, может быть, нескольких разговоров. Но, тем не менее, чувствуется, как он, вся его жизнь посвящена служению добру, служению людям. А в общем-то, в конечном итоге, служению Богу. Он для себя мало что делает. Иногда он запутывается в этом служении, но, тем не менее, всё не для себя, всё для других. Но одно только то, что он готов прощать всех. Вот это всепрощение — это же Христов образ, лик, Христово качество. И в этом смысле он святой, святой в смысле посвященности. Вот я все время делаю упор на это значение. Он как раз по-настоящему святой. То есть Достоевский, я даже сам не знаю почему, в то синодальное время, он заглянул как раз вот именно в это значение святости, в смысле посвященности, особенности человека. Он даже в христианском мире… 19-й век — это христианская Россия или нет? Мы говорим «Святая Русь». Он даже в христианской России совершенно особенный. Среди тех, которые ходили в церковь, которые исповедовались и причащались, почему он среди них особенный? Потому что он соответствует евангельскому образу человека. Ну, в большей степени. А тогда все остальные какие? А они что?

Т. Ларсен

— А они не святые.

Прот. Андрей Юревич

— В смысле непосвященности?

Т. Ларсен

— Видимо непосвященные…

Прот. Андрей Юревич

— Значит, они свою жизнь посвятили чему? Ну, как и все — живут, как живут: карьера, семья, быт, материальное и т.д. Здоровье, может быть.

Т. Ларсен

— Но при этом они могут быть хорошими людьми, добрыми семьянинами.

Прот. Андрей Юревич

— Более или менее.

Т. Ларсен

— Могут жертвовать, могут даже церкви строить.

Прот. Андрей Юревич

— На подлость готовы, в общем-то способны. Почти каждый.

Т. Ларсен

— Ну, так и Мышкин получается, не без греха же был. А тогда где разница…

Прот. Андрей Юревич

— Это не подлость.

Т. Ларсен

— …между хорошим человеком и святым?

Прот. Андрей Юревич

— Вот, мы сейчас добрались до понятия «хороший человек». В том-то и дело, что у нас, в наше время, к сожалению, святость измеряется количеством хорошести. То есть насколько человек хорош. И вот такой очень хороший, совершенно хороший человек…

Т. Ларсен

— Достоинствами его меряем.

Прот. Андрей Юревич

— Да, достоинствами. Но посвященность Богу — это не достоинство. Это — можно падать, это можно быть слабым… Смотрите — разбойник, который висел на кресте с той, с правой стороны, он же посвятил себя Христу, хотя бы там. Значит, он уже стал святым. Разбойник. Мытарь, он тут же пошел за Христом — посвятил себя Матфей. Закхей посвятил себя Богу, и в этом смысле он стал святым. Мария Магдалина — бесноватая блудница…

Т. Ларсен

— Но все эти…

Прот. Андрей Юревич

— …плакала, омывала слезами, отирала волосами ноги Христа.

Т. Ларсен

— Но все эти люди…

Прот. Андрей Юревич

— Святая. Это были святые, с которыми имел дело Христос.

Т. Ларсен

— Все эти люди стали святыми после того, как признали свои недостатки, а не обозначили свои достоинства.

Прот. Андрей Юревич

— А что хорошего они сделали за свою жизнь, кроме грехов? Что хорошего сделал блудный сын, вернувшись к отцу? Ну, только что покаялся. А поступка-то доброго для других еще пока ни одного не совершил. А он — и одежду, и перстень, и обувь, и тельца ему. За что?

Т. Ларсен

— Да, вот за что?

Прот. Андрей Юревич

— Ни за что. Потому что он успел за то время, пока обратился сознанием и пошел к нему, вернулся и сказал: «Сейчас вот только подойду к отцу и скажу ему: «Отче, я согрешил перед тобой». За это время он стал святым, он посвятил свою жизнь, он успел посвятить свою жизнь служению отцу. И вот эта посвященность, это очень важно. Как только мы…

Т. Ларсен

— Важнее добрых поступков?

Прот. Андрей Юревич

— Важнее безгрешности. Важнее вот такой праведности. Праведность это, я бы даже сказал, вторично. Без посвящения она невозможна. Человек сначала должен посвятить свою жизнь Богу, и тогда только он может восходить в безгрешность и праведность. А если он не посвятил свою жизнь Богу, сколько угодно он может… Такое слово очень странное немножко — воцерковляться, — он никогда не станет святым. Если он не посвятил свою жизнь Богу. Поэтому вот эта вот хорошесть, она какая-то очень относительная.

Т. Ларсен

— Тогда поясните, а что вы имеете в виду, когда говорите: «Если он не посвятил свою жизнь Богу»? Он же может творить все эти добрые дела во имя Господне. Просить людей: «Помолитесь за меня, поставьте за меня свечечку в храме. Вот, слава Богу, у меня есть деньги, я с вами поделюсь. Вы за это помолитесь за меня». Это что? Он не посвящает себя в этот момент Богу? Это не то?

Прот. Андрей Юревич

— Как на улице мы можем определить христианин человек или нет? По каким признакам?

Т. Ларсен

— Ну, часто люди крестятся на храм, если идут мимо.

Прот. Андрей Юревич

— То есть такой вот, чисто внешний — если перекрестился. А если нет?

Т. Ларсен

— А если нет, то наверное, никак. Ну, могут бородатого, волосатого мужчину обозвать или женщину в платочке и длинной юбке.

Прот. Андрей Юревич

— Хотя сейчас бородатых и волосатых столько! У нас стройка была, где у нас храм, рядом, и там все прорабы, молодые парни, почему-то собирались, у них по вечерам была сходка прорабская — их человек десять, и все бородатые, и все с хвостами, с волосами. Я как-то к ним подошел и говорю: «Вот вы кто? Вы отцы что ли молодые?» — «Да нет, мы прорабы». — «А почему?» — «У нас такая сейчас…»

Т. Ларсен

— …мода.

Прот. Андрей Юревич

— «Да, мы все бородатые и все волосатые». Так что это тоже совсем…

Т. Ларсен

— …не признак.

Прот. Андрей Юревич

— Не признак.

Т. Ларсен

— Но тогда объективно трудно определить.

Прот. Андрей Юревич

— По одежде. Скажем, вот женщины — в длинных юбках, платочек, еще что-то. Но это очень приблизительно тоже. Разные совершенно категории могут так ходить. А тогда как? Никак.

Т. Ларсен

— Никак.

Прот. Андрей Юревич

— А вот как? А вот Моисей, когда с горы спустился, у него лицо светилось. Так, что люди не могли даже на него смотреть. Ему сказали: «Накинь покрывало, мы не можем на тебя смотреть, ты слишком сияешь». Человек должен сиять, у него глаза должны излучать нечто. С ним поговоришь, и сразу понятно — не по содержанию даже того, что он говорит какие-то святые слова, а просто по способу общения.

Т. Ларсен

— А вы знаете таких людей?

Прот. Андрей Юревич

— «Слушай, ты какой-то не такой, ты что-то особенный какой-то, что-то в тебе такое есть. Я тоже так хочу!» То есть притягательность еще должна быть, привлекательность. Люди, общаясь с такими людьми, преобразившимися, посвятившими свою жизнь Богу, людей должно это привлекать. Не отталкивать, а привлекать. Они тоже должны захотеть стать такими. У нас ведь часто бывает как — неофитство очень часто отталкивает других людей, мы, наоборот, становимся жесткими, ригористами, дружбы всякие начинаем рвать, обличать начинаем людей, еще что-нибудь такое. То есть с нами очень трудно общаться становится.

Т. Ларсен

— Но тогда получается, что это вовсе не является посвящением своей жизни Богу, когда мы так себя ведем.

Прот. Андрей Юревич

— Да, в таком случае это издержки, скажем, некие такие.

Т. Ларсен

— Хорошо, а как посвятить свою жизнь Богу, давайте обсудим это через минуту. У нас в гостях настоятель храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской богадельне в Москве протоиерей Андрей Юревич.

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Светлый вечер», в студии Тутта Ларсен. У нас в гостях протоиерей Андрей Юревич. Говорим о святых и святости, и о том, что стать святым может только тот человек, который посвятил свою жизнь Богу. А что это значит тогда? То есть, что это значит — все правила молитвенные я соблюдаю, посты все держу, праздники все отмечаю, на службы все хожу, десятину плачу церковную, по выходным хожу помогаю старикам и детям, окормляю каких-нибудь бездомных. Это уже значит, я посвятил свою жизнь Богу, или нет?

Прот. Андрей Юревич

— Это всё можно делать, и не иметь одной очень большой вещи, о которой как раз тоже в Послании к Коринфянам апостол Павел говорит — так называемый «гимн любви». Больше того: «Если я даже имею всю веру, имею даже, — он сказал, — и даже дары сверхъестественные — исцеляю, чудотворю, и всё на свете, а любви не имею, то я медь звенящая, кимвал звучащий», — то есть такой барабан…

Т. Ларсен

— Пустышка.

Прот. Андрей Юревич

— …брякающий, пустышка совершенная — если не имею любви. А вот какой любви? Что это за любовь такая сверхъестественная, которая… Дальше он перечисляет, что это за любовь, которая не то делает, что у нас сегодня считается любовью, которая абсолютно своего не ищет, ничего для себя не хочет. Она только и делает, что терпит долго, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не раздражается и т.д. Сколько всего! Как этого добиться? Просто если любовь это такой поток, такой водопад, который из тебя льется, то там не будет вот этих всех вещей — там не будет ни раздражения, там не будет ни зависти, не будет ничего своего. Она готова для других изливаться и давать.

Т. Ларсен

— Но ведь человек не способен сам из себя извлечь такую любовь. Это невозможно натренировать как мышцу, этому невозможно научиться. Это же дар, который тебе либо дается, либо не дается. А за что он тогда дается?

Прот. Андрей Юревич

— С одной стороны, дар. С другой стороны, есть тоже в Священном Писании два типа, две разновидности, две стороны — дары и плоды Духа Святого. То есть дар — это сверхъестественное нечто, что дается человеку сразу, а плод — это то, что мы в себе воспитываем. Ну, как образ и подобие Божие — образ дается сразу при рождении, подобие постепенно мы как бы стяжаем. И так же и здесь — дар это то, что дается. Например, вера она одновременно может даваться Богом, может быть как некий начальный импульс, такой, скажем, зародыш веры дается от Бога. Бог призывает к Себе. Не мы Его находим, а Он нас находит. Не мы к Нему выходим, Он выходит к нам. И мы встречаемся с Ним. А дальше уже мы должны развивать тот самый залог, который нам дан. Мы его должны развить в себе — это будет уже плод. Так и в этой любви, в этой посвященности.

Т. Ларсен

— Ну, вот я и развиваю — молюсь, пощусь, развиваю. Чего-то не особо развивается. Все равно прямо уж такой любви не чувствую в себе. И не пойму, почему? И откуда ей взяться, тоже не знаю. Я недавно слышала такое мнение, что вообще святые люди, они ведь не сами становились такими безгрешными, чистыми, просвещенными, а просто это те люди, ну, можно сказать, как некие зеркала, смогли сияние Бога вобрать в себя и отразить его. И как угодно, любыми метафорами можно определять это — сосуд, наполненный Божественной любовью, или зеркало, которое отражает Божественный свет. Но в любом случае, я говорю здесь о том, что сам по себе человек не способен стяжать вот это сияние, вот эту святость и любовь. Это Божий дар, который за что-то дается. А вот за что?

Прот. Андрей Юревич

— Ни за что, всё дается даром. Ни за что не дается. Иначе бы тогда никто бы не имел, если «за что». Потому что никому нет «за что», никто не достоин. И дается это даром. И если вот так рассуждать, тогда мы как раз в этом споре Григория Паламы и того самого монаха Варлаама, встаем на варлаамитскую позицию — что мы не можем достигать этих божественных энергий, мы не имеем обо́жения. То есть этого процесса обо́жения тогда не должно происходить.

Т. Ларсен

— Вот!

Прот. Андрей Юревич

— А оно должно происходить.

Т. Ларсен

— Вот это слово — «обо́жение», и вот эта тема…

Прот. Андрей Юревич

— «Царство Божие силою нудится», — сказано. И те, кто совершают усилия, «восхищают его» — то есть попадают. Вообще-то христианство — это усилия. Мы не хотим усилий — вот почему. Что значит «молюсь, пощусь» — это что?

Т. Ларсен

— Усилия.

Прот. Андрей Юревич

— Взял, прочитал правила.

Т. Ларсен

— Например. Я хочу есть колбасу, а вместо этого читаю правила и ем салат.

Прот. Андрей Юревич

— Да, это усилие, конечно. То есть самоограничение — это такое усилие. Но опять-таки, ведь за этим внешним, за этой буквой можно не иметь совершенно никакого духа. Вот, когда читается Евангелие, беседа Христа с самарянкой. Она говорит: «Ну что ж, вот вы в Иерусалиме кланяетесь, а мы вот здесь, на этих наших вот горах Гевал, Герезим. А где надо поклоняться?» Он говорит: «Да ты ничего не понимаешь, причем здесь город, причем здесь горы? Главное не где, а главное как, в каком качестве — в духе и истине». Простые, казалось бы, слова. А что за ними стоит?

Т. Ларсен

— Непонятно.

Прот. Андрей Юревич

— Они такие таинственные. То есть в них нужно вникнуть, в них нужно проникнуть. И молиться-то как раз нужно… По сути правило — это хорошо, оно приучает к определенной такой дисциплине, скажем, духовной. Но надо же как-то глубоко проникать в действительность духовную. И, можно сказать, проникать в Бога какими-то пронзительными возгласами: «Господи! Ну, вообще ничего не понимаю! Вразуми, объясни! Покажи, открой, измени! Не могу, Ты меня измени, я совершенно бессильный, ничего не могу с собой сделать».

Т. Ларсен

— Смирение.

Прот. Андрей Юревич

— Да вообще ни в чем! И в конце концов, вот так — «возьму и не отпущу». Вот как Иаков боролся с Богом? Он говорил: «Не отпущу, пока не благословишь». Так и здесь — вот взяться за Него: «Не отпущу!» Вот как та самая блудница, которая за одежду его хваталась, за ноги его хваталась — «не отпущу». Так и в Царство Божие войдешь, если не отпустишь. Ну, не будет же Христос ногой отпинывать: «Отойди, отойди!» — если схватишься.

Т. Ларсен

— Но все равно — вот как? Человек живет в мире, с семьей, в большом городе, работает, ездит в общественном транспорте или на своем личном автомобиле. Каждый день находится в какой-то суете, в каком-то труде, в каких-то скорбях и нуждах даже. Где место святости в его жизни?

Прот. Андрей Юревич

— Но это внешнее. А в глубине-то? Море-то — там наверху много чего — и волна, и штиль, и ветер, и шторма…

Т. Ларсен

— А в глубине он думает: «Когда же это всё кончится, и я отдохну?».

Прот. Андрей Юревич

— А внутри тихо и спокойно, в глубине должно быть тихо и спокойно — там Христос. Если благодарственный акафист почитать Трифона (Туркестанова), то там сказано: «В глубине Христос». В глубине тишина, там Христос. Писал он, между прочим, в заточении, в тюрьме. Потрясающие совершенно образы, такие слова. Он там замечает и закаты и восходы, и грозу и молнию, и птичку и пчелку на цветке. А человек в тюрьме сидит. Почему? Там кругом и уголовники, баланда, и неизвестно что, а у него в глубине души тишина. А снаружи побои, тумаки, надругательства. А в глубине души тишина.

Т. Ларсен

— Я другое вспоминаю сейчас, другие слова, из других молитв, когда «бурю помышлений внутрь имея». То есть, как правило, как раз вот эта тишина мне представляется неким таким онемением, может быть, даже отупением. Вот я, например, только в этом состоянии могу внутри ощутить тишину. А если я начинаю пытаться как-то двигаться в сторону какого-то своего духовного развития, то, наоборот — куча вопросов, куча сомнений, куча недостатков, ошибок. И самое главное — огромное понимание своего несовершенства и полной неспособности с ним как-то вообще разобраться. Как бы ты ни старался, как бы ты ни стремился — наоборот, действительно буря настоящая внутри, а вовсе не тишина. И снаружи буря, и внутри буря. Где ж тут стяжать это спокойствие? Откуда его взять-то? Молиться о нем?

Прот. Андрей Юревич

— Разве у святых, вот теперь уже во втором понимании, у тех, которых мы почитаем, прибегаем к ним, тех праведников, тех прозорливцев, у них внешне была спокойная благоприятная жизнь? Сколько они всего терпели, сколько искушений, сколько горестей, сколько всяких соблазнов и тяжестей, и внешних тягот, надругательств и насмешек? А потом даже, когда их признали? Потом к ним потянулись люди. Попробуйте годы и дни напролет, сутки — сотни людей каждый день проходят со своими бедами, горестями, скорбями. И при этом всё это пропускается через сердце, через душу, они же всё это воспринимают. Как, вообще, это всё можно вынести? Тут на исповеди постоишь — 10, 30, 50, 100 человек исповедуешь и иногда приходишь домой просто разбитый под тяжестью всего того, что ты услышал и что от тебя потребовали, на что ответить, на какие вопросы, какие советы дать, вот напрягся. А они как-то при этом при всем внутри все-таки сохраняли тишину. Потому что…

Т. Ларсен

— Ну как?

Прот. Андрей Юревич

— Потому что, скажем так, труба такая широкая была — лилось.

Т. Ларсен

— А почему? Это они сами так натренировались, это они духовную, извините, опять сравню — духовную мышцу так накачали? Или это им Господь дал такой дар, такую благодать за какие-то предыдущие подвиги, за воздержание, за верность?

Прот. Андрей Юревич

— Да здесь всё — и то, и другое. Это конечно же и труд, естественно. У кого есть, как сказано, тому приложится. А у кого нет, у того отнимется и то, что есть. То есть, если ты трудишься, то тебе Господь еще больше дает. А если ты ничего не хочешь, только себе, себе, себе — вообще всё уйдет тогда, всё отнимется, ничего не сможешь совсем, обессилишь до конца, если только всё минимизировать в своей жизни только для себя. Великодушный, широкий человек чем больше отдает, тем больше у него прибавляется. Всего: и сил, и тишины, и способностей, и возможностей духовных.

Т. Ларсен

— Почему же тогда так часто святые люди подвергаются каким-то очень серьезным испытаниям — бытовым и физическим, и скорбям, и болезням, и опасностям разным?

Прот. Андрей Юревич

— По многим причинам. И враг рода человеческого действует. Как Книга Иова — он же позавидовал, ему неприятно было, сатане, что есть праведник. Он начал на него клеветать и говорить: «Да это он так Тебя, пока хорошо. А вот коснись его, будет ему плохо, он Тебя проклянет». То есть захотел вот так. А Бог хочет нас тоже испытать и посмотреть, действительно ли мы с доверием к Нему относимся, действительно ли сами себя преда́ли до конца Ему. То есть это с обеих сторон идет, со всех сторон. Но все равно, как говорится, креста-то выше того, который можем понести, не дает. То есть, самое главное, не надо устраивать некую такую договоренность, некую торговлю: «Сейчас я вот чего-нибудь сделаю, попощусь, помолюсь, свечу поставлю, похожу, а Ты мне тоже чего-нибудь сделаешь». Вот этого не надо. Надо просто отдавать превентивно, и всё. А Бог восполнит, причем сторицей восполнит.

Т. Ларсен

— В эфире программа «Светлый вечер». Говорим о святости с нашим гостем —

настоятелем храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской богадельне в Москве протоиереем Андреем Юревичем. Отец Андрей, вы говорили, что святость — это понятие новозаветное. Но ведь в Ветхом Завете тоже были праведники — тот же Иов, которого мы уже вспоминали, и пророки, да и Моисей, и многие другие. Их святость как-то отличается от святости новозаветных почитаемых нами святых?

Прот. Андрей Юревич

— Я сказал все-таки не так, что святость — это понятие новозаветное, а что в Новом Завете это по-другому осмыслилось — понятие святости. Святые были всегда, святыми были первые люди в Раю до грехопадения. И, скажем так, ряд святых, он идет через всю историю библейскую. Дальше Авель был святой, дальше, после его убиения, Сиф, скажем так, эта родословная пошла. Ной был свят, Авраам, Исаак, Иаков и т.д. Но вот посмотрите, Библия приводит истории, различные истории, в их жизни совершаемые, в которых как раз мы видим их слабости. Мы видим их поступки, и Библия ничего не скрывает, Господь не скрывает от нас. Это даже в родословной Иисуса Христа — вот мы читаем перед Рождеством родословную Иисуса Христа в Евангелии от Матфея, там ведь даже указаны, например, некоторые моменты, там, где упоминаются некоторые женщины — жены, от кого мы родились. Это всё сплошные, так или иначе, неприглядные истории. Этих патриархов ветхозаветных, которых мы поминаем как святых праотцев и отцов.

Т. Ларсен

— Понятие «святой человек» есть не только в православном христианстве. Есть святые у буддистов, есть святые у магометан. И как вы думаете, чем именно святость христианская, православная, отличается, например, от какого-нибудь нетленного ламы, который где-нибудь сидит в каком-нибудь склепе сто лет, и тоже считается святым, и к нему паломничество совершают люди? И как-то пытаются ему свои молитвы возносить.

Прот. Андрей Юревич

— Вы знаете, я бы не стал рассуждать о святости в других религиях просто потому, что святость это все-таки не теория, а практика. Практикой буддистской, ламаистской я никогда не занимался, поэтому я изнутри почувствовать не могу. Ну, можно сказать то, что изучал из истории религии, но это будет умственное знание. А вот что происходит там в глубине, внутри — не знаю, что там за святость. Знаю одно, что тот же самый изначальный Будда Гаутама, это всем известно, он страдал от собственного несовершенства. Так что, в этом смысле, он не святой никакой, в смысле праведности.

Т. Ларсен

— Но в смысле верности некоему пути, который ведет к святости, вполне. Потому что из нашего с вами разговора я вот даже записала три пункта. Все-таки получается выделить некоторые условия, которые ведут человека к святости — это, в первую очередь, наличие у него слабостей и недостатков, которые он признает и в которых кается. Это некое смирение обязательное перед Господом. И доверие Ему — без этого даже и шагу в сторону святости сделать нельзя.

Прот. Андрей Юревич

— Путей-то много, верность пути, это я понимаю, да, но путей-то много. Есть же такая игра, например — найди в лабиринте нарисованном правильный путь к чему-нибудь. Вот мы идем-идем, раз — тупик. Возвращаемся. Опять идем-идем, крутимся по этому нарисованному лабиринту — тупик. То есть пути-то есть тупиковые. А Христос сказал: «Я есть путь истинной жизни». Поэтому путь к святости все-таки это Христос.

Т. Ларсен

— Когда мы говорим о первых святых, о признанных уже столпах христианства, об отцах Церкви или о мучениках святых, например, о моей покровительнице — мученице Татиане, то, наверное, здесь как-то проще поверить в их святость, и в те чудеса, которые вокруг них творились, и что им ангелы являлись. Потому что это было очень давно, и в то же время, в первые века после Христа, то есть еще свежо было присутствие Христа физически в мире. Но ведь огромное количество святых, которых мы сегодня почитаем, это новомученики и, можно сказать, наши современники. И большинство этих людей как раз стали святыми даже не столько и не только потому, что они стяжали какую-то особую жизнь, а потому, что они стяжали какую-то особую смерть. Это примета времени или это просто тоже еще один из путей к святости?

Прот. Андрей Юревич

— Постепенно в истории христианства, в истории Церкви, стали появляться так называемые чины святости — то есть какая-то некая специализация святых. Стали появляться не только мученики, которые были изначально, а стали появляться потом, когда монахи... Это преподобные, которые в монашестве себя каким-то особым образом отметили, святители…

Т. Ларсен

— Равноапостольные.

Прот. Андрей Юревич

— Да, равноапостольные. Благоверные князья, княгини и цари всякие и т.д. Просто праведные, блаженные Христа ради, юродивые, то есть всякие разные стали появляться чины святости. В этом есть некая такая, может быть, механическая специализация. Но с другой стороны, в этом есть и глубокая правда. Почему? Потому, что жизнь многообразна, а люди ограниченные, и в то же время, разнообразные. Каждый человек углубляется в какую-то свою сторону. Но каждый со своей стороны, совершая тот или иной подвиг, опять-таки посвящает свою жизнь Богу. Посвящает в отшельничестве, посвящает в служении архиерейском, посвящает в служении руководителя государства. И вот если он, будучи таковым, на каком-то месте, будучи в монастыре — не все же монахи стяжали преподобных, хотя их называют все преподобными, (нрзб.)... чин святости. Не все епископы стали святителями, не все князья стали благоверными князьями, а только те, которые на своем месте посвятили свою жизнь как раз Богу, и деятельность их стала пронизанной совершенно этим Божественным огнем, то есть богоугодной. Тогда они стали святыми и в том первом значении посвящения, и в значении служения уже своего. Может быть, даже где-то и более праведными. Хотя, например, многие, например, из благоверных князей отнюдь не безгрешные по поступкам своим. Но в общем и целом Церковь признала их святыми, потому что жизнь их совершенно изменилась, вот это очень важно. И жизнь их стала единым служением Богу. Вернемся опять к Ветхому Завету. Про Авраама сказано, что он поверил Богу, и это вменилось ему в праведность. Не сама праведность, а вера вменилась в праведность. Вот это потрясающее доверие Богу, оно оказалось выше праведности, важнее праведности.

Т. Ларсен

— Вы сказали, что важно для того, чтобы человек приблизился к святости, чтобы его дело было богоугодным. А как понять, что твое дело богоугодно? Это когда у тебя всё получается?

Прот. Андрей Юревич

— Нет, это когда ты понимаешь, что ты волю Божью исполняешь. То есть мы постоянно должны бодрствовать и только об одном думать: «Господи, я хочу исполнить Твою волю!» Если мы действительно сами себя, друг друга и свою жизнь Богу предаем, значит, Он нами руководит. Как в молитве Оптинских старцев: «Руководи моею волею». И потом уже: «Научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть, прощать», — и всё остальное. То есть Бог должен руководить моей волей.

Т. Ларсен

— А как здесь не впасть в заблуждение? Может быть, я уже вообще — все эти молитвы говорю, все эти слова говорю и уже прямо так уверен, что я с Богом практически на «ты» наедине, у нас с Ним особые отношения, и я уже одной ногою в святости пребываю.

Прот. Андрей Юревич

— Нет, уверенным, самоуверенным не надо быть, вести себя так не надо самоуверенно. Просто если мы все время молимся, пребываем в желании творить волю Божью, то мы надеемся на то, что Господь нами руководит. А дальше мы просто как-то стараемся быть чуткими и очень внимательно за всем наблюдать, слушать и смотреть, что происходит вокруг и во мне. И понимать уже: «Так, вот это так — значит, Господь от меня хочет вот этого. Значит, Он меня сюда направляет, сюда, вот к этому, вот так». И так вся жизнь, в этом чутком слушании.

Т. Ларсен

— Я хотела вернуться к своему сравнению новомучеников и древних святых. Действительно, ведь был период в нашей истории, когда стать святым проще всего было, умерев за веру. Хотя, наверное, и у первых христиан была похожая ситуация. Но очень многие новомученики российские — действительно те люди, которые были расстреляны и пострадали от большевиков, и за это причислены. Собственно, своей кровью свое православие запечатали, грубо говоря. А сегодня, в современном мире, вроде бы как бы, наверное, никто не уходит в пустыню и не питается там одними акридами и диким медом, никто не становится под дуло пистолета за свою веру. Ну, так, если мы конечно, говорим о России современной, например. Сегодня как, через что человек становится святым?

Прот. Андрей Юревич

— Через выбор. Всегда стоит перед человеком выбор. Первые христиане, те самые первые мученики, они выбирали — или поклониться идолам, а значит, всё то, что дает языческий мир, в первую очередь: жизнь, свободу, здоровье, продолжение рода. Может быть, еще какие-то блага, потому что многие из них имели эти блага. Либо ты выбираешь Христа, и тогда ты принимаешь мученическую смерть. То же самое было у новомучеников. Либо ты отрекаешься от Христа — пишешь, подписываешь какой-то донос, протокол на своих собратьев. И тогда тебе хотя бы сохраняют жизнь. А это очень много. Либо ты этого не делаешь. Ты выбираешь Христа, ты считаешь, что все-таки Господь важнее. И верным Ему, Его заповедям, совести остаться важнее, чем даже жизнь сохранить. Тогда у тебя эту жизнь земную отнимают. А ты выбрал для себя то, что ты считаешь более ценным. Но и наша жизнь в сегодняшнее время тоже постоянно ставит человека перед выбором, каждый раз мы что-то для себя выбираем. Выбор это всегда лишение, в любом случае. Или/или — это значит либо ты потеряешь первое, либо ты потеряешь второе. Если ты выберешь одно из двух, правильно? Поэтому мы все время стоим перед выбором — что выбрать? Так, как все быть? Раствориться и иметь всё то, что имеют все? Или стать не как все? Последовать за Христом? Даже не отнимают у тебя вроде бы жизнь, тебя не расстреливают, в тюрьму не сажают, в психушку не тащат, с работы не увольняют. Но все равно, ты будешь не такой, как все, за тобой все время будет какой-то взгляд, к тебе будет какое-то совсем другое отношение, ты будешь испытывать какое-то со всех сторон стеснение. Или, наоборот, к тебе потянутся люди, и тебе тоже трудно будет жить, совсем непросто. То есть вот этот выбор, он все время. Но если для меня важнее все-таки Христос и жизнь во Христе, и все реалии этой жизни, то человек тогда это выбирает. Я выбираю это и, значит, иду на некоторое исповедничество, на какие-то лишения.

Т. Ларсен

— С этой точки зрения современному человеку, мне кажется, гораздо легче живется, чем первым христианам или новомученикам.

Прот. Андрей Юревич

— Ну, не знаю, так трудно судить…

Т. Ларсен

— Потому что выбор не столь радикален и драматичен, с одной стороны. А с другой стороны, и тем труднее его сделать, потому что он слишком очевиден и прост.

Прот. Андрей Юревич

— Некоторые говорят, что совершить, допустим, подвиг на войне, который такой одноразовый, в аффекте совершаемый — броситься на амбразуру — это подвиг порыва, он может быть даже порой легче, чем подвиг разведчика того же, Штирлица, допустим, который десятками лет совершает какое-то потрясающее служение. Так и здесь. Вот если мы живем в условиях вроде бы не критических, а на самом деле, посмотришь, ну потрясающе, ну это же просто ужасно, что кругом делается! Если непредвзято посмотреть — ужасно, такое падение всего, такое заблуждение, такое не туда движение. И на всё на это смотришь и во всём этом крутишься. И здесь это тоже подвиг. Христианин в современном мире… Если тогда было достаточно исповедать и погибнуть, и всё, и ты святой, то сегодня мы должны быть как птицы водоплавающие — как утка, которая все время в воде, но сухая.

Т. Ларсен

— Не тонет.

Прот. Андрей Юревич

— Не только не тонет. Ее возьмешь из воды, она сухая. Почему? Потому что у нее есть специальные жировые железы, которые смазочку такую вырабатывают, и все перышки у нее смазаны, она в воде и сухая. Курица сразу мокрая, а утка сухая. Вот мы должны уметь нечто вырабатывать, христиане, в себе, чтобы быть в мире, служить в нем и ему, и в то же время оставаться вне грязи этого мира, которая огромная просто, масса этой грязи.

Т. Ларсен

— И не становиться мокрыми курицами.

Прот. Андрей Юревич

— Да.

Т. Ларсен

— Спасибо огромное за эту интересную беседу! У нас в гостях был настоятель храма Живоначальной Троицы при бывшей Черкасской богадельне в Москве протоиерей Андрей Юревич.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем