Поделиться
Гость программы – Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
Темы беседы:
1. Ситуация во взаимоотношениях Русской и Элладской Церквей;
2. Запрет в Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) на распространение новостной ленты англоязычной версии сайта «Православие.Ru»;
3. Всемирный русский народный собор 2019;
4. Распространение в России традиционных ценностей.
М. Борисова
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, и сегодня, как всегда по пятницам, с нами на светлом радио Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и временно исполняющий обязанности главы Патриаршей пресс-службы. Добрый вечер, Владимир Романович
В. Легойда
— Добрый вечер.
М. Борисова
— Владимир Романович, поскольку Святейший Патриарх у нас на днях посетовал, что СМИ не уделяет первоочередное внимание новостям, которые отражают положение дел в мировом православии...
В. Легойда
— Это не касалось радио «Вера».
М. Борисова
— Но все-таки мы услышали призыв патриарха, хотим вот с этого как раз и начать. Ну, поскольку вы уже комментировали то, что происходило на Синоде, но события у нас постоянно какие-то происходят, и ситуация развивается в каком-то, не очень желательном для нас ключе. В частности, на эти выходные патриарх Варфоломей сослужил с главой Элладской Церкви и вот произошло то самое, что привело всех в полное недоумение, как к этому относи́тся. Сам патриарх, естественно, на службе поминал главу так называемой ПЦУ. Вроде бы архиепископ Афинский при этом просто присутствовал, молчал, но сам эту формулу не повторял. После этого сослужения начались комментарии в стиле, что: «Вот теперь мы знаем, что Афинский архиепископ признал ПЦУ, и вот теперь непонятно, общаться с ним или нет». Судя по вашему комментарию и по определению нашего Синода, однозначно — об этом говорить невозможно.
В. Легойда
— Нет, можно вполне однозначно говорить только о том, что это не тот случай, который описан в решении Синода, поскольку понятно, что патриарх Варфоломей, который так называемой ПЦУ дал так называемую автокефалию, он, естественно, поминает Епифания, он же Сергей Думенко. И он его и будет поминать. И понятно, что, находясь в общении с предстоятелями других православных церквей, когда они служат, он возглавляет богослужение, собственно, он и поминает. Глава Элладской Церкви и не предполагалось, что он как-то будет на богослужении реагировать на произнесенное патриархом Варфоломеем. Поэтому мы этот случай просто не рассматриваем в качестве какого-то случая, на который должна быть реакция Русской Церкви. А вот если кто-то из митрополитов Элладской Церкви сослужит с кем-то из так называемых иерархов так называемой ПЦУ или если глава Элладской Церкви, предстоятель Элладской Церкви, когда он будет сам служить, когда он будет поминать предстоятелей поместных церквей. Если он начнет поминать господина Думенко, то, конечно, это не останется без последствий со стороны Русской Церкви. Но, мне кажется, здесь важно подчеркнуть то, что, в общем-то, мы прекрасно понимаем, что, возможно, в каком-то смысле кто-то и делает на это расчет, что Русская Церковь начнет сейчас как-то стремительно рвать с греческим миром, о чем патриарх говорил и в своем выступлении на Всемирном русском народном соборе о том, что есть, видимо, такая задача: оторвать Россию от греческого мира, а греческий мир от России, и что мы не собираемся потакать этой задаче, что мы не позволим, чтобы это произошло. Поэтому в данном случае вот это сослужение, оно не является той точкой, после которой необходима реакция Русской Церкви, священноначалия Русской Церкви на Элладскую Церковь, для этого необходимы действия, непосредственные действия предстоятелей Элладской Церкви либо иерархов. М. Борисова
— Естественно, на этом все не закончилось, а только началось: уже на этой неделе патриарх Варфоломей побывал на Афоне. Там в монастыре Ксенофонт было празднование 200-летия закладки их основного собора. Естественно, на патриаршую службу собрались представители других афонских монастырей, естественно, опять было поминовение и после этого появились какие-то, совершенно алармистские комментарии, что вот, афониты признали ПЦУ и вот, все полный караул. Но справедливости ради надо заметить, что из двадцати монастырей только представители семи были на этой патриаршей службе. Что есть, и раньше заявляли свое категорическое неприятие вот этой вот так называемой, автокефалии. Есть монастыри на Афоне, которые принципиально держатся этой позиции. Всем понятно, что для афонских монастырей ситуация крайне сложная, потому что они все ставропигиальные, у них всех официально начальник патриарх Варфоломей и непонятно, что в этой ситуации, как противостоять вот этому решению патриарха, которое они могут не принимать, но в то же время они же не могут вступать в открытую конфронтацию. В общем, все запуталось окончательно. А главное, что эти комментарии, они вот как-то совсем пригвоздили ситуацию.
В. Легойда
— Вы знаете, мне кажется, что ничего в большей степени не запуталось, ситуация сложная, она не от того, что Варфоломей приехал на Афон, а от того, что он сделал на Украине и от того, что он всех поставил, в том числе, и те приходы, и, в том числе Афон, который находится в юрисдикции Константинополя, в чрезвычайно сложное положение. Как реагировать на эти действия, которые, может быть, многие, действительно, не поддерживают. Я не вижу здесь какого-то принципиального изменения ситуации в связи с визитом патриарха Варфоломея на Афон. Во-первых, эти действия просто совпали с его посещением Салоник, где он сослужил с предстоятелем Элладской Церкви и поэтому кто-то вообще стал рассматривать чуть ли не Афон, как в юрисдикции Элладской Церкви, надо еще раз сказать, что Афон, несмотря на свое географическое положение, находится в юрисдикции Константинопольского патриархата, поэтому он к Элладской Церкви отношения не имеет юрисдикционно. И естественно, мы знаем, что была информация о том, что многие на Афоне не согласны с этим, но это не принимало каких-то там форм протеста и прочего, поэтому, когда приехал туда Варфоломей на Афон, ну, естественно, его там встретили и было совместное служение, в котором, как вы справедливо сказали, по имеющейся информации действительно принимали участие только семь представителей семи монастырей. И, как кто-то сказал, и сто полицейских там.
М. Борисова
— С собаками. Сразу вспомнился Булгаков: «Пришлите сто мотоциклетов с пулеметами, ловите иностранного консультанта».
В. Легойда
— Да. Поэтому здесь: ну да, естественно, он служил, он поминал, но, как и предполагалось, поэтому здесь я не вижу какого-то принципиального изменения ситуации. Наша позиция выражена и по поводу Константинополя о невозможности общения с ними, поскольку принятие раскольников, оно вполне определенным образом приводит к вполне определенным последствиям, и мы видим просто плоды на Украине того, что там сделал Константинопольский патриарх, и это плоды недобрые. Но вот так.
М. Борисова
— На самом деле ситуация все равно запутанная, потому что люди ездят в паломничество в Грецию. Если, когда патриарх Варфоломей вот этот свой знаменитый томос передавал, и решение Синод нашей церкви принял о прекращении евхаристического общения, там было хоть понятно, что вот, есть церкви, которые подведомственны, условно говоря, патриарху Варфоломею, мы с ними не общаемся — неприятно, но понятно. Теперь, когда решение по каждому конкретному иерарху должно приниматься, непонятно ничего.
В. Легойда
— Почему непонятно?
М. Борисова
— Ну вот, владыка Илларион, глава нашего отдела внешних церковных связей уже предложил каждый раз паломникам связываться либо с его отделом, либо с паломнической службой, чтобы уточнить, куда, к каким святыням и до какой степени можно отправляться в паломничество, в каких храмах можно причащаться. Это же ведь с ума сойти, эта же ситуация каждый день будет меняться.
В. Легойда
— Я не думаю, что это является поводом сходить с ума, мы по гораздо менее значительным каким-то поводам... участвуем в намного более сложных процедурах, связанных, повторяю, с какими-то, действительно, менее значимыми вопросами. Здесь речь идет об участии все-таки в таинствах, в первую очередь, а не о посещении святынь, потому что у нас есть святыни, которые находятся в католических храмах, которые мы признаем, я имею ввиду святыни. Никто же не запрещает посещать те храмы и там святыням поклоняться.
М. Борисова
— Посещать — да, но молебен там уже не отслужишь.
В. Легойда
— Ну почему? Можно в соборе Святого Петра, по договоренности с католиками мы же служим молебны, только без католиков, естественно, сами, у мощей, я имею ввиду. Вопрос здесь именно участия в таинствах. И здесь, ну да, вот такая ситуация, но это так всегда было в истории церкви, когда какие-то вещи приходилось уточнять, и, понимаете, там священник, который куда-то отправляется, он хочет послужить, он все равно должен где-то допустим, если в пределах другой поместной церкви, то он должен подтвердить, что он представляет собой церковь, с которой эта поместная церковь находится в каноническом общении. То есть это не является какой-то новацией и запутанностью сегодняшнего дня. Это неприятно, это свидетельство раздираемого хитона Христова, это так. Но то, что это какая-то неожиданная, не имеющая аналогов в истории процедура — это нет. Ну да, лучше уточнять, и в отделе внешних церковных связей дадут ответ на тот момент, на который будет запрос.
М. Борисова
— А как вообще из этой ситуации выбираться всем нам, православным? В достаточно подробном интервью, которое дал заместитель владыки Иллариона протоиерей Николай Балашов телеканалу «Спас» он объяснил, что надеется на какое-то в обозримом будущем проведение Всеправославного собора или даже Всеправославного совещания, посвященного этой проблеме — абсолютная утопия, потому что патриарх Варфоломей никогда не согласится на проведение такого Собора. И, собственно, пока он жив, этого не будет. Но если бы ситуация была законсервирована, это было бы ужасно неприятно, болезненно, но это можно было бы потерпеть. Но ситуация же развивается, то есть каждая неделя приносит какие-то новости на этом поле. И ничего не делать, просто молиться и надеяться на чудо?
В. Легойда
— Насколько я помню, это важное очень интервью отца Николая Балашова: он говорил о невозможности созыва некоего Всеправославного форума по инициативе Варфоломея. Но есть и другие формы межправославного общения и о том, что эта тема должна иметь общеправославное решение говорила и Русская церковь, и другие поместные церкви, и говорили неоднократно. Поэтому эта тема присутствует, обсуждается и поверьте, что и в двусторонних контактах Русская церковь с другими поместными церквями, понятно, что эти вопросы сегодня на повестке, они обсуждаются и пути решения ищутся, просто не все из них становятся достоянием публичности, эти дискуссии, и это правильно, потому что совершенно необязательно каждый шаг предавать всеобщему обозрению или выносить на дискуссию и прочее. Но работа какая-то идет и надежда есть. Сейчас такой этап — это сложный этап в жизни церкви, и в жизни нашей церкви, и в жизни всего мирового православия. Но будем надеяться, что хватит мудрости, сил и терпения тех, кто за это отвечает, все-таки эту ситуацию разрешить. Когда это будет и каким образом — я сейчас прогнозы не берусь какие-то предлагать, но, конечно, стараемся как-то что-то изменить.
М. Борисова
— Владимир Романович, вот к вопросу о новостях: туту неожиданно совершенно прошла новость, что в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) запретили новостной контент нашего сайта «Православие.ру» на английском языке. Это что — мировая закулиса?
В. Легойда
— Я, честно говоря, мельком только это видел, не успел еще разобраться, надо посмотреть. Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) вообще своеобразная площадка, с правилами до конца никому непонятными, ни правилами того, как это работает, ни правилами, как, что там разрешается, что запрещается, но, видимо, есть какие-то флажки, которые они себе поставили, и, если за какие-то заходишь из их флажков, то тебя выключают. Надо просто разбираться, с чем это было связано, наверное, с какой-то публикацией, которая показалась толерантным хозяевам фейсбука (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) нетерпимой.
М. Борисова
— А какую площадку вы предпочитаете, телеграм?
В. Легойда
— Да, мессенджеры вообще хороши тем, что там нет комментариев, высказался и дальше смотришь, насколько это возымело какое-то действие. Потому что, когда много комментариев, как-то, как минимум, из вежливости необходимо реагировать. Иногда вежливо реагировать сложно. У меня нет какой-то одной площадки, просто есть понимание, что разные площадки, разные аудитории и поведение аудитории разное. Просто приходиться соответствующим образом присутствовать, скажем так.
М. Борисова
— По поводу новостей и ньюсмейкеров, естественно, последние дни у нас главным ньюсмейкером был Всемирный Русский Народный Собор, который на этот раз был посвящен народосбережению. Насколько я понимаю, вы там были?
В. Легойда
— Да, конечно.
М. Борисова
— Как будем народ сберегать?
В. Легойда
— Активно, и есть надежда. Вы знаете, я хочу сказать, что я видел, естественно, реакцию, она разная, видел, в том числе, где-то и иронию, где-то скепсис, где-то такое какое-то прямое агрессивное неприятие, оно контрпродуктивно, там обсуждать особо нечего. Но я хочу сказать, что за последние годы и обществом, и государством в этом направлении проделан большой путь. Что я имею ввиду — может быть, не все это знают, может быть, кто-то не осознает, что некоторое время назад, насколько мне известно по крайней мере, когда было понимание сложной демографической ситуации, уже довольно ясное, при этом, в том числе, и среди государственных мужей, была такая позиция, что эта тенденция необратима, здесь сделать ничего нельзя, поэтому и не нужно. И вот церковь, которая всегда настаивала на необходимости именно церковь присутствия в жизни общества, в жизни страны всегда говорила о важности понимания сложной демографической ситуации, о попытках изменить ее в лучшую сторону, необходимости сохранения нашего народосбережения, вот здесь, мне кажется, в какой-то момент в лице государства увидело такого союзника, получило ответ, и все наше общество получило ответ. И то, что государство последние годы довольно активно этим вопросом занимается и что это контролируется первым лицом государства и многие проекты этому посвящены такие глобальные, государственные — это, мне кажется, очень важно. И то, что это еще раз было зафиксировано Всемирным русским народным собором, я бы это не недооценивал, потому что хочу сказать, что в истории новой России это было не всегда, и отношение было к этому разное, и было, в том числе, и то, которое не предполагало, может быть, не декларировалось, но оно не предполагало никакого сбережения, об этом вообще не думали. Ну, будет там сто миллионов — значит, сто, будет меньше — значит, меньше. И это касалось как рождения новых граждан, так и, в общем-то, того, как будут жить и, простите, считали когда-то, доживать те, кто уже на свет Божий родился. Поэтому, мне кажется, это само по себе уже важно, но, конечно, этого мало, ожидались какие-то конкретные меры. И, кстати, сказать, вы же знаете, что РНС — Русский Народный Собор — это же не официальная церковная структура, это церковно-общественная организация, куда входят представители разных религий нашей страны и разных, кстати, политических движений. Это фактически единственная площадка, религиозные лидеры-то встречаются на разных других площадках, а вот где политические силы все-таки не воспринимают это как поле для конкуренции разное — это вот, пожалуй, в этом смысле уникальная такая площадка. Хотя там понятно, что все равно искрит в выступлениях. Но тем не менее, вот сколько лет я наблюдаю, они приходят, вместе сидят, пытаются какой-то общий конструктив найти. Поэтому я так, положительно оцениваю.
М. Борисова
— Но обсуждают, я так понимаю, судя по отчетам, по принципу: «вода камень точит» годами одни и те же предлагаемые меры: ну, во-первых, контроль абортов, который обсуждается на всех площадках, и на государственных, и на общественных, и на церковных, и на межцерковных, и как угодно, и воз все равно там.
В. Легойда
— Вы понимаете, это же не упрек в сторону РНС, Собора вот этого и в сторону даже церкви, потому что церковь-то от своих позиций не отступает, это, скорее, упрек в сторону нашего общества всего и отчасти, может быть, в сторону отдельных государственных структур, которые каким-то вещам противятся, хотя опять же тоже это очень сложно так вот мне этот упрек адресовать, потому что ситуация правда меняется. Ведь когда-то было у нас, я боюсь сейчас ошибиться в цифрах, но было одиннадцать показаний, по которым врачи могли делать аборт. Потом, по-моему, решением не помню сейчас, в каком году президента, и их стало четыре — это тоже результат дискуссий, поэтому я не могу с вами согласиться, что ничего не изменилось. Это все равно, что, знаете, с сегодняшнего дня, есть у нас проблемы в жизни? Есть. Есть у нас в экономике проблемы? Есть. Надо их обсуждать? Надо. Но сказать, что за двадцать лет ничего не произошло — ну давайте так вот просто посмотрим фотографии 20-летней давности или видео из магазинов. И это все-таки как-то отрезвляет немножко. Повторяю, это не значит, что нет проблем и их не надо решать, но говорить о том, что динамики нет — это же тоже неправда. Поэтому, конечно, ситуация изменилась. И то, что вот, скажем, посмотрите вот эта антиабортная деятельность общественных организаций, не все любят слово «антиабортная», многие говорят: о просвещении, о важности просветительской деятельности в плане необходимости материнства и прочее. Но ведь она действительно то, что очень сильно изменилась, ее стало много, этого раньше не было. Посмотрите, почему это встречает тема такая в целом тема, как мы говорим «за жизнь», как говорят, антиабортная тема, она встречает определенные противодействия, а потому что вот эта обязательность нахождения аборта, этой процедуры в фонде обязательного медицинского страхования, оно как бы легализует аборт как некую общественную норму: вот есть набор процедур, которые врач обязан делать — значит, это норма, то есть то, что нормально, что соответствует норме. И, соответственно, когда мы говорим, церковь говорит последние годы о том, что мы понимаем, мы, конечно, против абортов в принципе, но мы понимаем разные настроения в обществе, разных людей и прочее, поэтому мы сейчас в качестве официальной позиции церкви не заявляем требование запретить аборты, мы говорим о том, что давайте мы выведем эту процедуру из фонда обязательного медицинского страхования. С чем это связано? Это связано, в том числе, и с тем, есть несколько причин, что мы тем самым лишаем оснований воспринимать аборт, как общественную норму. И мне кажется — это очень важно. То есть необходимо, церковь идет именно по этому пути диалога с обществом и мягкого такого постепенного изменения сознания, когда люди поймут, что...ну есть исключительные случаи, так называемые «медицинские показания», когда, я имею ввиду, в первую очередь, внематочную беременность, когда просто невозможно ребенка сохранить — это, насколько я понимаю, медицинский факт просто. И вот эти изменения, они происходят, они очень важны, поэтому я бы не сказал, что это вот вода в ступе, так сказать.
М. Борисова
— Но среди всех перечислявшихся мер на Соборе одна вполне, по-моему, логичная и ни у кого не вызывающая никакого отторжения — это воспитание нового поколения, для которого семейные ценности будут приоритетны. В принципе, все понятно, никто не возражает, давайте воспитывать. Причем если говорят христианам обычно: «А сами покажите пример», то, если посмотреть на наше белое духовенство, у нас колоссальное количество многодетных священнических семей, причем там многодетные — это не три-четыре ребенка, а шесть, восемь, десять детей. То есть это уже практически почти повсеместно. Но что-то пример как-то не подхватывается светскими прихожанами. Хотя если говорить так уж откровенно: священническим семьям тяжелее многодетным, в силу того, что отец постоянно трудится на приходе и занят прихожанами вместо того, чтобы зарабатывать деньги на обеспечение своего многочисленного семейства. Но почему-то этот пример не заразительный.
В. Легойда
— Да нет, ну почему же, мне кажется, заразительный. Только хорошая зараза, она медленнее распространяется, чем плохая и как раз-таки среди прихожан тоже очень много многодетных семей. Другое дело, что среди не прихожан, может, их не так много, как хотелось бы. А среди прихожан есть, хотя, повторяю, это же не церковная задача, многодетность не является целью христианской жизни, это, скорее, дети — как благословение Божие, из этого исходит семья. Но все-таки это не сугубо церковная задача, это задача именно общественная, почему эта тема, видите, и становится центральной на церковно-общественной площадке, такой, как Всемирный русский народный собор. И это в данном случае важно. Но то, что медленно это происходит — да, медленно, поэтому и взаимодействие с государством происходит, потому что здесь разные нужны меры, они по отдельности не работают: ни экономическое стимулирование, ни изменение каких-то представлений — то, о чем я говорил, в голове просто у человека, хотя это тоже все очень важно. Вот тот самый комплекс мер, который может что-то изменить. Да, небыстро, но есть вещи, которые не меняются, так, что я щелкну пальцем сейчас (если кто-то услышал звук), не меняется по щелчку, и ничего здесь не сделаешь.
М. Борисова
— Ну, будем надеяться, что воспитать когда-нибудь какое-то хорошее поколение.
В. Легойда
— Да у нас хорошее поколение сейчас, я не могу сказать, что оно плохое, просто этот объем информации, который сваливается на это поколение, он во многом содержит другие ценности. И здесь я не хочу сейчас превращаться в какого-то такого критика и говорить, как все плохо, но давайте объективно просто посмотрим, содержит эта информация то, что может помогать представлению о здоровой многодетной семье, это информационное поле или содержит какие-то другие представления. Мы, правда, иногда, мне кажется, стесняемся разговора о каких-то здоровых правильных вещах, мы говорим: «Ой, сейчас пропаганда начнется», почему мы так не относимся, если критически подходить, к какой-то идиотской рекламе, не имеющей ни смысла, вообще ничего, из серии: «Ты этого достоин» — это же, если вот так разобраться, это какая-то пропаганда бессмысленности, оболванивания, идиотизма, которая потоком просто льется на нас, на наших детей со всех вообще источников и прочее. Мы как-то стеснительно молчим об этом.
М. Борисова
— Давайте мы продолжим разговор о бессмысленности и идиотизме рекламы. Мы прервемся буквально ненадолго, через минуту мы вернемся.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в студии Марина Борисова. И сегодня, как всегда по пятницам, в нашей студии Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношения Церкви с обществом и СМИ. И мы прервали наш разговор на фразе Владимира Романовича о том, что хорошие стереотипы у нас с трудом внедряются в общественное сознание, а всякая ерунда, благодаря рекламе, очень быстро распространяется, как эпидемия.
В. Легойда
— Как вы прекрасно это сформулировали, главное, короче, чем я.
М. Борисова
— По поводу хороших стереотипов: ну и что делать, если поп на мерседесе — это стереотип, который укоренен в общественном сознании, а священник-отец многодетного семейства пока как-то не очень?
В. Легойда
— Не сдаваться, а что делать — не сдаваться, не поддаваться и всеми силами пытаться как-то эту ситуацию менять. Я имею ввиду ситуацию, конечно, стереотипов, они тоже порождение определенной деятельности информационной политики и прочее, а просто видоизменять вот этот вот, в том числе, и редакционную политику СМИ, если угодно. Я помню, как-то на одной встрече патриарха, мы проводим раз в году — патриарх встречается (ну, не реже одного раза в год) с руководством федеральных СМИ. Это всегда такой разговор доверительный, закрытый, я поэтому не могу какие-то подробности рассказывать, но понятно, что там обсуждаются вопросы важные, острые и иногда нелицеприятно говорится о том, что, собственно, происходит у нас на телеканалах, в других наших федеральных СМИ. И вот я помню, после одной такой встречи мне один из представителей одного из федеральных каналов мне сказал, что, конечно, все правильно патриарх говорит. Мне, говорит, самому иногда стыдно смотреть то, что наш канал показывает. Но это же понятно, что мы связаны с рейтингами, реклама, это экономическая модель существования. И тут даже политической воли, что называется, недостаточно, чтобы это отменить, а необходимо некое соглашение всех каналов, я так это запомнил, наш разговор, сейчас его передаю по памяти. Вот если все договорятся, что мы вот это не показываем, чтобы остаться в одной конкурентной среде, тогда вот это будет возможно. Но это же не что-то такое, не-человечески сложное. То есть грубо говоря, надо сесть и договориться, но пока не договорились. Но это понятный такой, понятное направление движения, которое может касаться «ой, там, невозможно». Когда-то представлялось невозможным существование Светлого радио, православного радио в ФМ диапазоне, а вот оно есть, благодаря усилиям конкретных людей и их вере, что это возможно, поэтому я думаю, что и здесь какие-то изменения могут быть.
М. Борисова
— Вот золотые ваши слова, договариваться нужно и, несмотря на то, что иногда это занимает очень много времени. Вот, к сожалению, только у нас очень часто бывает логика действий, в особенности, у представителей светской власти по принципу, который был у нас в советские времена, формулировался он так: «Если партия прикажет — комсомол ответит: Есть!». И вот у нас получается так, что не успел патриарх сказать, что численность и здоровье нации должны стать для государства приоритетами наравне с обороной и безопасностью, как тут же появилось у некоторых депутатов Государственной Думы инициатива законодательно закрепить понятия «традиционные ценности» и «традиционные религии». Вот я, когда об этом узнала, подумала: интересно: у нас был кодекс строителя коммунизма, он кого-то от чего-то уберег? Или моральная атмосфера в последнее десятилетие советской власти была так здорова́ и замечательна? Откуда это стремление вместо того, чтобы, как вы говорите, садиться и долго искать какое-то взаимопонимание, быстренько принять какой-нибудь закон? У нас же светское государство, у нас, слава богу, религии от него отделены. Может быть, они сами как-то сообразят и договорятся о представлении и традиционных ценностях? Как-то это все звучит очень странно, может быть, я ошибаюсь?
В. Легойда
— Там надо смотреть конкретику, которая за этим стоит, я не вижу никакой беды в законодательном закреплении тех или иных положений. Тем более, что у нас в преамбуле закона «О свободе совести» говорится об особой роли традиционных для России религий. Сейчас дословную формулировку не помню, перечисляются четыре традиционные религии. Другое дело, что вы правы в том, что автоматически никакой закон не меняет сознание людей и ситуацию в обществе, но это не значит, что он не нужен — он может быть нужен для каких-то других, вполне конкретных вещей важных, законодательного закрепления. Там в такой логике можно договориться, что хорошие люди и так не воруют, зачем законодательно что-то прописывать, тут много всего. Поэтому мне кажется, что тут просто надо смотреть, что именно предлагается и дальше уже решать.
М. Борисова
— Просто, может быть, вы мне объясните, как можно ценности законодательно определить?
В. Легойда
— Я же не инициатор этой темы. Нет, ну вполне можно, смотрите: я вам могу сказать такую вещь, вот, кстати, у нас, если я не путаю, вот в соборном слове Всемирного русского народного собора соборяне говорят, что «Мы выступаем за закрепление представления о браке, как союзе мужчины и женщины».
М. Борисова
— Это можно понять, потому что есть прецеденты.
В. Легойда
— И есть законодательное закрепление ценностей, потому что пятьдесят лет назад это было бы странным, потому что тогда, кстати, когда говорили о перспективах других браков — все смеялись и говорили, что этого никогда не будет — это тоже факт. А сегодня во многих странах в законодательстве такая фраза, такое закрепление невозможно, поэтому есть смысл в этом? Вот соборяне считают, что есть, что закрепить на законодательном уровне...
М. Борисова
— На всякий случай, чтобы было...
В. Легойда
— Брак, как союз между мужчиной и женщиной. И в этом смысле я думаю, что представители всех религий традиционных, они, конечно, эту историю поддержат, ну, собственно, они и поддержали, приняв это соборное слово. Поэтому вы спросили — я ответил.
М. Борисова
— Но там есть еще через запятую призыв законодательно определить, что такое традиционные религии. Замечательно — мы определим, и что? У нас перестанут существовать нетрадиционные религиозные объединения?
В. Легойда
— Нет, не перестанут, но, повторяю, тут многозадачная тема. Допустим, смотрите: вот у нас «Основы религиозных культур и светской этики» в школах преподаются же, да? Они по какой логике выстраивались? Именно по логике того, что есть четыре традиционных религии, и они должны изучаться. И поэтому, если люди скажут: «А почему не изучается какой-нибудь шаманизм, распространенный там-то, там-то? Ну потому, что вот...»
М. Борисова
— Нет, скорее шаманизм вряд ли потребуют изучать в школе
В. Легойда
— Там просто культура передачи другая, через инициацию, насколько я знаю.
В. Легойда
— Ну, что-то другое могут потребовать.
М. Борисова
— Но я допускаю, что, скажем, католики или протестанты могут удивиться, почему «Основы православной культуры» преподаются, а основы там...
В. Легойда
— Да, потому что мы изучаем традиционные для России религии.
М. Борисова
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ проводит с нами сегодня этот светлый вечер. Но сказать, что протестанты не относятся к традиционной религии, то есть они не христиане?
В. Легойда
— Почему? Это же не вероучительный предмет, это предмет, который говорит о том, какая конфессия христианская сыграла определяющую роль в формировании русской культуры — это православие.
М. Борисова
— Ну да, но существуют еще старообрядцы.
В. Легойда
— Да, поэтому в рамках вот «Основ православной культуры, насколько я понимаю, о старообрядцах им тоже рассказывается.
М. Борисова
— Вы более осведомлены.
В. Легойда
— Положение обязывает.
М. Борисова
— Поскольку у вас еще и дети, да?
В. Легойда
— Да.
М. Борисова
— А они, кстати, какой-то интерес к этим вот традиционным ценностям и традиционным религиям проявляют вообще? Им любопытно хотя бы узнать об этом?
В. Легойда
— Ну, у меня маленькие же, пока на уровне, когда они сталкиваются с друзьями, с детьми, допустим, с мусульманами когда сталкиваются, они приходят потом, рассказывают, спрашивают.
М. Борисова
— А может быть, это действительно нужно, чтобы это было какое-то перекрестное опыление?
В. Легойда
— А оно так и происходит же по факту, все равно они общаются все.
М. Борисова
— То есть сами дети друг другу все объясняют? Или приходит ребенок к папе и спрашивает, почему у мусульман так, а у нас не так?
В. Легойда
— Как писал Владимир Владимирович Маяковский: «Крошка-сын к отцу пришел».
М. Борисова
— А пап-то готов отвечать на такие вопросы?
В. Легойда
— Наш — да (смех)
М. Борисова
— Я имею ввиду не конкретного папу в вашем лице, а в принципе вот православный христианин, может быть, и ему какой-то ликбез положен?
В. Легойда
— Так потому курс и существует, и преподаватели, которым можно задать эти вопросы, если что, я думаю. В этом тоже его ценность, этого курса.
М. Борисова
— Но тут люди и с православием-то разобраться не успевают толком, а предлагается еще разбираться с какими-то основами других религиозных традиций. Как-то все это очень запутанно.
В. Легойда
— Вы знаете, я в свое время с Юрием Павловичем Вяземским мы говорили, я что-то сказал, что, по-моему, в третьем классе рано говорить о религии. Он говорит: «А о математике не рано? Все зависит от того, как говорить. Можно и в 1-ом говорить, можно и в 11-м, просто не надо в 11-м говорить, как в 1-м, и наоборот». Поэтому я не думаю, что рано. Вопрос того, как мы про это говорим.
М. Борисова
— Но ведь речь-то идет скорее о традициях, не о вероучении, в котором, в общем, если взять людей, которые считают себя иудеями по вероисповеданию, мало кто из них что-нибудь вразумительное вам расскажет о том, собственно, в чем его вероисповедание заключается, если только это не такой, сугубо религиозный человек. А так, в основном, расскажут про праздники, про какие-то обычаи.
В. Легойда
— Ну разные люди тоже везде есть, поэтому тут мне кажется...
М. Борисова
— Именно вот если речь идет об иудеях, то...
В. Легойда
— Не знаю, у меня нет социологии, которая бы подтверждала или опровергала то, что выговорите. Я думаю, что в принципе люди многие знают больше о внешней стороне такой какой-то обрядовой.
М. Борисова
— Так ведь и о православии тоже.
В. Легойда
— Ну да, так это потому и надо как-то просвещаться людям.
М. Борисова
— Но просвещаться целенаправленно или просвещаться в этом вот межконфессиональном общении?
В. Легойда
— Одно не исключает другого, мне кажется.
М. Борисова
— Я почему спрашиваю — потому что у нас бывают ситуации, когда человек, начиная себя ассоциировать только с одной религиозной традицией, жестко отметает все остальные.
В. Легойда
— Но это же от человека зависит, кому-то интересно, кому-то нет, кому-то нужно, кому-то нет. Тут, мне кажется, сложно как-то навязывать. Другое дело, что, опять же, вы говорите: а почему традиционные религии? Вот мы, когда понимаем, что у нас четыре традиционные религии, которые большое внимание оказали и оказывают на нашу культуру и на нашу жизнь, хорошо бы, на мой взгляд, каждому гражданину иметь хоть какое-то представление об этих религиях, представление адекватное и правильное, это важно.
М. Борисова
— Чтобы на Ураза-байрам, Курбан-байрам, когда целые улицы заполнены молящимися мусульманами, не пугаться?
В. Легойда
— Да нет, просто, чтобы понимать, про что ислам, про что буддизм, о чем это. Чтобы, как некоторые мои студенты, в свое время гордо заявляющие, что они буддисты, говорили о переселении душ. Я на это говорил им, что в буддизме нет учения, представления о душе, там есть учение о перерождении. А душа — это уже, как минимум, индуизм или вообще их других религий. Но просто, чтобы иметь какое-то адекватное представлении о вероучении и вообще традиции религиозной.
М. Борисова
— То есть тогда получается, мы как раз пришли к тому, что преподавание основ каких бы то ни было религий должно быть не одной религией, не одной традицией, а вот именно этим перекрестным, потому что в чем смысл.
В. Легойда
— Смысл в любом случае есть. Но другое дело, что каковы возможности учебного процесса и на это надо смотреть, тоже все находится в динамике, какие-то изменения происходят все время, у нас дети безусловно, перегружены, это факт. Мы много говорим о недостатках школы, но не надо забывать объем информации, который увеличивается, когда мы любим особенно сравнивать с тем, как мы учились или наши мамы или бабушки и дедушки, там просто объемы информации несоизмеримо меньше были. И то, что помню, что для нас, мы, когда учились вплоть до старших классов, не то, что 6-оы, 5-ый урок был чем-то таким уже...ну точно до старшей школы их не было. У меня, у всех моих детей в начальной школе...
М. Борисова
— В каких школах вы учились? Просто удивительно.
В. Легойда
— Я в физико-математической школе учился.
М. Борисова
— А как же так, когда же вы это успевали все?
В. Легойда
— Ну вот успевали, нормально.
М. Борисова
— Ну не было этих там, не знаю, двух языков, которые сейчас зачем-то вот, это я сугубое свое личное мнение высказываю: зачем во втором классе начинать учить второй язык — в современной ситуации мне непонятно.
М. Борисова
— Но в гимназии же учили.
В. Легойда
— В гимназии, там другая система была, там учили древние все-таки языки, которые основой ложились. Они потом, извините меня, когда в гимназиях учили древние языки, тогда не было ни ОБЖ, ни МХК, ни много всего другого, информатики не было.
М. Борисова
— Очень жалко, что тогда не было информатики, может быть у нас было бы больше возможностей в интернете сейчас.
В. Легойда
— Не знаю-не знаю (смех), не знаю, что бы осталось, сложно сказать.
М. Борисова
— Ну ладно, мы, как это говорила одна литературная героиня: «Я подумаю об этом завтра».
В. Легойда
— Вот это прекрасно, да.
М. Борисова
— Очень жалко с вами расставаться, но приходится до следующей недели с вами попрощаться, большое вам спасибо за эту беседу.
В. Легойда
— Спасибо.
М. Борисова
— Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО был сегодня в студии нашего светлого радио. С вами была Марина Борисова, до свидания, до новых встреч.
В. Легойда
— Спасибо.
У Даши есть все шансы окончательно победить болезнь, давайте ей поможем
Поделиться
Иногда в жизни случаются ситуации, к которым невозможно подготовиться, например, человек сталкивается с тяжёлой болезнью. Она застаёт врасплох, забирает силы и ресурсы. В такие моменты помощь добрых людей и благотворительных фондов становится проблеском света, надеждой, которая мотивирует не сдаваться.
Воронежский фонд «ДоброСвет» объединяет десятки неравнодушных сердец со всей России и вместе с ними приходит на помощь болеющим детям и их близким. Оплачивает лечение и не только. Сейчас фонд проводит сбор в поддержку семилетней Даши Малюковой. И у нас с вами тоже есть возможность принять в нём участие.
Даша проходит лечение в онкоотделении воронежской больницы. У девочки опухоль в районе ключицы. Все необходимые процедуры и химиотерапию она преодолевает смело и даже старается подбадривать других детей. Тем, кто только прибыл в больницу, Даша рассказывает о том, как всё устроено, и что на самом деле здесь не страшно. А некоторых малышей заботливая девочка доводит за руку до процедурного кабинета.
Сама Даша прошла уже несколько курсов химиотерапии. Лечение помогало уменьшить опухоль. Однако тот препарат, который ей вводили, дал серьёзные осложнения на печень, поэтому врачи решили его заменить. Новое дорогостоящее лекарство родителям девочки необходимо приобрести самостоятельно, поскольку оно не входит в перечень бесплатно выдаваемых. Поэтому семья обратилась в фонд «ДоброСвет». На сайте фонда опубликована полная история Даши Малюковой, и есть возможность её поддержать. Подарим девочке шанс окончательно победить болезнь!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Любовь как дар от Бога». Ольга Юревич
Поделиться
У нас в студии была жена священника, многодетная мама, ведущая семейной школы при Марфо-Мариинской обители Ольга Юревич.
Мы говорили о любви как даре от Бога, как о заложенном в человеке потенциале, который нужно развивать и умножать.
Этой программой мы продолжаем цикл из пяти бесед о дарах Бога человеку.
Дары Бога нам мы часто воспринимаем как данность, а потому относимся к ним потребительски. А если напомнить себе, откуда что взялось? Жизнь как дар Бога. Время как дар Бога. Земля как дар Бога. Любовь как дар Бога. Таланты (включая главный — человечность) как дары Бога. Что изменится, если к этим дарам мы начнём относиться как к заданию на пути к обоженью?
Первая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена жизни как дару от Бога (эфир 15.09.2025)
Вторая беседа с протоиереем Максимом Козловым была посвящена времени как дару от Бога (эфир 16.09.2025)
Третья беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена Земле как дару от Бога (эфир 17.09.2025)
Все выпуски программы Светлый вечер
«Стратегия в работе и жизни». Алексей Горячев
Поделиться
Гостем программы «Вера и дело» был предприниматель с тридцатилетним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии Алексей Горячев.
Разговор строится вокруг его новой книги «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности» и вопросов, которые она поднимает. Алексей объясняет, что важно честно взглянуть на свою жизнь, определить ключевые сильные стороны и опереться на глубинные ценности, чтобы не превратиться в безличную «функцию» бизнеса. Стратегия, по его словам, — это не предсказание будущего, а навык жить с ясным вектором на год, пять и двадцать пять лет вперёд, возвращая энергию в сегодняшний день.
В беседе звучат рассуждения о лидерстве и ответственности, о том, как христианину соединить личные планы с промыслом Божиим и не перекладывать на Господа собственный выбор. Гость подчёркивает: ошибки не повод останавливаться, а материал для роста. Строя личную стратегию, мы учимся сотрудничать с Богом и открывать глубину собственной жизни.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у микрофона Мария Сушенцова, и сегодня мы продолжаем цикл программ «Вера и дело». В рамках этих программ мы встречаемся с предпринимателями, экономистами, иногда и чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. С удовольствием представляю нашего сегодняшнего гостя — это Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. Добрый вечер, Алексей.
А. Горячев
— Добрый вечер, Мария.
М. Сушенцова
— Алексей, очень рада видеть вас вновь в нашей студии. Вы уже приходили к нам примерно год назад, и у нас был прекрасный разговор, один из первых в рамках этого цикла программ. Мне кажется, за этот год вы многое сделали, у вас есть такой серьезный плод вашей деятельности — это книга, которую вы опубликовали, и называется она «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности». И сегодня мне хотелось бы наш разговор выстроить, если не столько вокруг самой книги, сколько вокруг темы, которая нами поднималась уже неоднократно в этой передаче, и к нам приходили письма в редакцию о том, что «пожалуйста, давайте обсудим, как человеку ориентироваться на жизненном пути, как ему быть на развилках и карьерных, и личных в разных временных моментах своего пути». Тема эта для нас очень близкая, востребованная, и сегодня хотелось бы вот об этом поговорить. Но прежде позвольте вас спросить: всё-таки книга — дело большое и долгоиграющее — как вы к этому шли, как возникла эта идея и трудно ли было писать?
А. Горячев
— Мария, спасибо большое за вопрос. Здравствуйте, дорогие друзья. Я думаю, что идея возникла просто из той ситуации, что я сам очень люблю книги. При этом я отдаю себе отчёт, что эта книга родилась во время, когда люди всё меньше и меньше читают книги. Но всё-таки остаётся какая-то часть людей, которые книги тоже любят. У меня у самого большая библиотека — порядка семи тысяч бумажных книг дома, и мне подумалось, что было бы здорово, чтобы я мог каким-то образом отделить себя от того нарратива, который я несу, и попробовать донести это в том числе через книгу. И я нашёл соавтора, уговорил его взяться вместе за эту сложную работу — Алексея Каптерева, и вот прошло полтора года работы, иногда мы от неё здорово уставали, и от разговоров, и от редакций, версий, потому что вы знаете, что редакция какой-нибудь фразы может её полностью поменять до изменения одного слова, и потом обратно это найти иногда сложно. Но вот сейчас на столе у нас лежит эта книга, и я этому несказанно рад. Думаю, что для меня —мы и в книге это рекомендуем, и я это рекомендую тем людям, с которыми сталкиваюсь в жизни, — писать вообще очень полезно. Писать, формулировать, как-то докручивать мысль, говорить о чём-то важном для себя — важное в этом смысле упражнение. И вот я сказал не случайно «нарратив»: мне кажется, что мы все являемся носителями определённых историй. Когда я смотрю на свою жизнь, я понимаю, что всю жизнь рассказываю одну и ту же историю и она про наш человеческий выбор, про наши ценности, про принятие решений, принятие на себя ответственности за то, что мы в этой жизни делаем, и книга тоже про это. Я не случайно сказал про нарратив, потому что люди мне представляются такими историями, и как раз вот эта стратегия позволяет понять, какую историю мы рассказываем, и попробовать рассказать её до конца. Я сейчас стал видеть людей, как, к сожалению, не рассказанные до конца истории. Вот представьте, в каком-нибудь подземном переходе метрополитена мимо нас идут недорассказанные истории, многие из которых никогда не будут рассказаны, и это обидно. Эта книга может помочь человеку подумать о важных вещах, понять свою историю и постараться успеть её рассказать.
М. Сушенцова
— Какую замечательную метафору вы использовали: люди, как недорассказанные истории. Вы сейчас, на самом деле, приоткрыли нам немножечко дверь в содержание этой книги. Хотела бы уточнить у вас: название книги содержит первые два слова «Стратегия личности», и на первый взгляд, тот, кто не знаком с личностями авторов этой книги, кажется, что очень расхожее это название, даже весьма популярное, мы можем много встретить на полках книжных магазинов и в интернет-пространстве книг, посвящённых секретам успеха, секретам успешной личной стратегии или что-то психологическое, или какие-то бизнес-практики пишут о том, как строить стратегию в бизнесе или в жизни. Но, судя по продолжению названия, как вы дальше расшифровываете эти слова, чувствуется, что ваша книга какой-то иной в себе подход содержит, она на что-то опирается, явно не очень прагматическое, но и прагматическое, конечно, тоже, потому что мы все живём, мы все связаны с практикой, но в ней есть как будто что-то более фундаментальное. Вот не могли бы вы пояснить, чем ваш подход к этой популярной теме принципиально отличается от перечисленных?
А. Горячев
— Знаете, мне сложно до конца исследовать и понять, почему эта тема сейчас стала популярна, у меня есть гипотезы. Сейчас мир стал более индивидуалистичным, человек как бы увидел себя в многочисленных отражениях, может быть, социальных сетей, зеркал и так далее, и он, иногда, к сожалению, не очень глубоко, начинает задумываться вообще, как он живёт или как он хочет жить, видя какие-то образцы. Когда вы говорите о соединении личной стратегии и стратегии бизнеса, очень часто люди, которые создают стратегии для своего бизнеса, как будто бы немножко забывают о себе. И они делают бизнес и превращаются в одну из, может быть, самых крупных, самых красивых шестерёнок с каким-нибудь рубином — искусственным, а может быть, вполне себе настоящим — их Божий дар в центре, но они не обращают на это внимание, они превращаются в функцию. И вот задача, в том числе и этой книги — вернуть человеку себя самого. Прежде всего, возможно, эта книга для людей деятельных, потому что я этих людей много встречаю и встречал, они — моё окружение, люди, которые что-то делают в жизни, реализуют себя через деятельность, и мне бы хотелось помочь им вернуть формулу бизнеса человека, потому что он каким-то странным образом часто из неё выпадает. Мы видим бизнесы, как механизм швейцарских часов, где есть такие шестерёнки, которые, если хорошо смазаны, долго и хорошо работают. Но мы же понимаем, что есть какой-то фактор, который не даёт им иногда работать, но его как бы не видно. И вот этот человек, с его устремлениями, с его характером, с его мотивациями, с характером он рождается, мы сейчас это уже хорошо понимаем, какая-то часть характера формируется потом окружением, но, кстати, родители почти не влияют на наш характер, как это ни удивительно, это достаточно устойчивая часть личности. Вот книга эта как бы даёт человеку некоторое зеркало или, может быть, служит фонариком, подсвечивая какие-то важные части, о которых стоит подумать, пока не поздно. Потому что вот мы даже с вами на первой встрече говорили, что для меня успех — про то, что мы хотим в своей жизни успеть. Вот иногда говорят, что наши лучшие учителя — какие-то серьёзные кризисы, болезни, банкротства и так далее, и эта книга может оказаться таким мягким и мелодичным звоночком, чтобы не дожидаться тех неприятных моментов в своей жизни. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, думаю, что отличие человечности и прагматизма в том, что человек шире, чем понятие прагматизма, как мы его понимаем, через деньги. Прожить свою жизнь — это вполне себе прагматичная задача, но я надеюсь, что в нашей жизни есть много всего, кроме денег.
М. Сушенцова
— Да, то есть прожить свою жизнь, но прожить её на самой своей глубине, по крайней мере, заглянув туда.
А. Горячев
— Тут, мне кажется, достаточно слова «свою», потому что, если мы не определяемся с нашими выборами и с тем, как мы устроены, то обычно мы проживаем жизнь такой, знаете, щепки, которая плывёт по ручью, попадает в какие-то водовороты, направляется общим потоком. Но мы можем сделать выбор, и в той части, в которой мы можем выбирать, в которой мы можем управлять, мы можем существенно изменить это движение.
М. Сушенцова
— Алексей, хотелось бы спросить у вас, с чего начинается работа с личной стратегией для тех людей, которые к вам обращаются за советом по работе над своей стратегией? С чего вы начинаете эту работу?
А. Горячев
— Я это называют триггерным вопросом: у человека есть какая-то проблема, иногда это кризис среднего возраста просто, проблемы в бизнесе, проблемы в отношениях, какая-то история, на которую иногда не хватает энергии, и человек думает (и правильно думает): «может быть, подумав о своей жизни глубже и построив какой-то вектор в своей жизни, я смогу эту проблему, задачу решить». Действительно, это так происходит, плод вот этих размышлений, если все получилось, в общем-то, в решении каких-то стоящих задач — не все их можно решить, но многие решаются, в снижении тревожности, что позволяет нам лучше действовать, эффективнее, в повышении амбициозности, в смысле того, что мы лучше понимаем, куда мы идем, и выбираем правильные шаги, у нас появляется больше уверенности, и это так действует, в общем, на абсолютное большинство людей. То есть началось с мотивации, как многие вещи: вот каким-то образом человек почувствовал, что нужно что-то менять. А дальше мы эту мотивацию немножко откладываем в сторону, потому что, мне кажется, начинать нужно с попытки понять человека. Странно говорить о стратегии, не понимая, о чьей стратегии ты говоришь. То есть мы используем психометрические тесты, мы используем глубинные интервью, много разных подходов, которые созданы, мы стараемся использовать валидные подходы, валидные — это значит те, которые действительно работают, и не получается так, что человек получил один результат теста, прошёл его завтра и получил другой, с другими рекомендациями. Есть тесты, которые вполне признаны и хорошо работают. Поэтому первое — это мотивация, рождающаяся из какой-то конкретной задачи жизни, а на самом деле мы эту задачу откладываем и начинаем с погружения в человека.
М. Сушенцова
— То есть ваша первая задача — сделать диагностику, выяснить такой психологический профиль личности. А что происходит дальше?
А. Горячев
— А дальше у нас появляется базис, фундамент, на котором мы можем строить наше размышление о будущем. В книге предлагается выбирать этот горизонт обычно в моём подходе, потому что действительно для разных людей время это довольно условное, но для простоты я бы предложил вариант год — это период жизни, который мы обычно обдумываем в Новый год или в день рождения. Я бы предложил период пять лет, горизонт пять лет. За пять лет мы можем сделать очень многое. Мы можем начать, например, новую компанию или новый проект, по дороге понять, что, например, для нас это не работает или работает. Вот пять лет — это очень важная, мне кажется, единица жизни. То есть, если я понимаю, что мне 50, и я считаю, что трудоспособный возраст активный я себе отмерил до 65, лет — это, условно говоря, три забега по пять лет, в которые я могу что-то важное сделать, или отказаться, или продолжить дальше. И 25 лет, тоже это зависит от возраста, это такой условный интервал, когда мы можем понять — а зачем это всё? Вот я на год напланировал, это приведёт к чему-то, что я сделаю за пять лет в идеале. А к чему это вообще приведёт, как я представляю себя в 75 лет? Вот у меня 25 лет возникло как раз из того, что я об этом в этой системе для себя размышлял примерно в 50 лет. То есть я думал: вот в 75 лет я хочу работать или нет, как и где я хочу жить, ну и так далее. В книге есть целый список вопросов, ответив на которые, уже будет примерное представление. И тогда возникает определённый вектор, который проходит как раз из точки с настоящим, в котором мы чуть лучше поняли себя, потому что это путь, это путь длиной всю жизнь, нам нужно познавать себя, я очень в это верю, и мы по ходу меняемся, и познавать заново. Дальше год, пять, двадцать пять — получился вектор, в котором мы уже получаем определённую опору, и мы, простроив этот вектор, возвращаем сегодня свою энергию в настоящее. То есть стратегия, она вроде бы про будущее, но она не про угадывание будущего, она про желаемое будущее, потому что лучший способ создать будущее — это работать на то, чтобы оно было таким. И это нас возвращает в следующий шаг, который мы сделаем сегодня, потому что теперь нам понятно, куда мы двигаемся, и мы можем выбирать.
М. Сушенцова
— Вы сказали такую фразу замечательную, что вот эти размышления о выстраивании вектора возвращают энергию в настоящее, то есть они возвращает, потому что мы осмысленно что-то делаем, не сомневаясь в значимости поставленных целей, поэтому энергия возвращается, насколько я уловила?
А. Горячев
— Нет, энергия возвращается, потому что нам нужно решать задачи в настоящем, и будущего пока не существует. Бог живёт в вечности, вот для Него она существует, а у нас есть только тот момент, в котором мы проживаем сейчас. И обычно, когда мы устремляемся куда-то мечтой, там появляется очень много позитивной такой энергии, если действительно удалось понять, что я по-настоящему хочу, куда бы мне хотелось, делаю ли я что-то для того, чтобы туда прийти? Вот если я об этом задумаюсь, у меня пойдёт позитивная созидательная энергия. А возвращает нас это к тем задачам, которые нужно решать сегодня. Когда мы делаем стратегию для большой компании, а мне кажется, человек всегда больше любой, даже самой большой компании, как личность он — целая вселенная, то вот представьте, что компания в кризисе нашла для себя будущий вариант развития, стартап. Там ещё ничего нет, есть только хорошая идея, хороший рынок, ресурсы, люди, но это пока мечты, это пока гипотеза, и это пока идея, которая стоит на самом деле отрицательных денег, потому что нужно потратить деньги на её проверку. И когда мы вот это поняли, мы можем из этого будущего взять часть энергии и подумать: а что нам нужно делать с несколькими тысячами людей, которые, например, на нас сейчас работают, иногда с десятками или сотнями миллиардов выручки, за которые мы сейчас отвечаем, для того, чтобы завтра мы могли в том числе идти туда? И ровно так же с человеком, то есть вот это устремление туда даёт энергию, чтобы делать что-то уже сегодня, делать что-то для того, чтобы приближаться к тому идеальному будущему, которое мы позитивно для себя простраиваем, и делать что-то для того, чтобы продолжать работать в своём настоящем над собой и теми проектами, которые мы для себя выбрали.
М. Сушенцова
— Стратегия, получается, направлена в будущее, это вектор, который мы выстраиваем. И тут у христианина, мне кажется, может закономерный вопрос возникнуть: а как же быть с Промыслом Божиим обо мне? Не слишком ли я пытаюсь сам от своего ума запланировать всё наперёд, определить для себя вектор? Вдруг Господь хочет его как-то по-иному проложить для меня или что-то изменить? И возникает вопрос: правомерно ли в принципе человеку верующему настолько продумывать свою жизнь, пусть и не с точностью пятилетних планов (как было в советских пятилетках, например, там прямо точно всё было просчитано), может быть, и с определёнными такими округлениями, прикидками, но вот правомерно ли это, и не исключает ли такой подход соработничества Бога и человека, Его деятельного какого-то участия в жизни человека?
А. Горячева
— Очень хороший вопрос. Во-первых, важно сказать, что человеку верующему в этом смысле гораздо проще, потому что основной большой и главный вектор своей жизни верующие люди хорошо понимают, то есть у нас есть опора, у нас есть это понимание и так далее. А дальше мы возвращаемся к тому, что в Евангелии есть притча о тех талантах, которые Господь нам даёт, и вот как раз изучение себя — это попытка понять, какие же у меня на руках таланты, и что я могу сделать, чтобы их приумножить. Вы говорите о соработничестве Бога, а я возвращаю на соработничество Богу.
М. Сушенцова
— Да, наверное, ваша формулировка правильнее.
А. Горячев
— И мне кажется, что иногда мы как бы расслабляемся, и мы надеемся на Бога, а сами включиться в эту важную работу, которой от нас ждут, от нашей свободной воли, мы же не случайно получили такой тяжёлый иногда дар свободной воли, когда мы должны делать выбор и двигаться в соответствии с этим выбором. А там даже в заглавии книги вынесено: «на основе наших ценностей». И если наши ценности включают в себя наше религиозное мировоззрение, наш взгляд и то, чем у нас учит Церковь, то нам становится намного легче, то есть эта наша стратегия без сомнения не является оторванной от замысла Божьего о нас, это попытка познать этот замысел и соработать Богу, строя то, ради чего мы на этой земле оказались. Святые отцы говорят, что человек, не равен сам себе, то есть для того, чтобы человеку разогнуться в собственный рост, ему нужно принимать много решений, совершать много выборов и постоянно познавать себя. Я считаю, что наша православная литература во многих аспектах оказывается глубже и серьёзнее, чем некоторые недавние даже открытия в психологии. Глубина познания человеческой души и вот этот как раз вектор познания себя, и в каком-то смысле действительно я встречал: «не доверяй себе, пока не ляжешь в гроб» — это же процесс познания, узнавания и каким-то образом реализация того, для чего мы здесь оказались.
М. Сушенцова
— Интересно: получается, что христианство даёт вектор, но не освобождает от ответственности. Всё переложить на Господа не получится, надо самому что-то делать, как-то размышлять и выстраивать свою деятельность. Вы знаете, меня заинтересовала одна цитата в вашей книге, меня вообще много цитат там заинтересовало, но одна особенно откликнулась, и хотела бы я попросить вас её расшифровать. «Стратегия — это конфликт, и без конфликтов не бывает прогресса». Когда я прочитала эти слова, во-первых, мне показалось, что это очень жизненно и явно почерпнуто из богатого опыта, и вспомнились слова Христа о том, что «Не мир пришёл Я принести, но меч». Вы это послание имели в виду, которое я сейчас процитировала, примерно тот посыл, который выражен в этих словах Христа, или здесь предполагается что-то иное? В общем, соотнести хотелось бы стратегию и конфликтность. На мой взгляд, она кажется неустранимой, но вот христианину как с конфликтом быть: уворачиваться от него, идти в него с бронёй или как-то ещё с этим обходиться применительно к своей жизни?
А. Горячев
— Обычно у нас есть в мире задачи, которые нам кажутся трудно разрешимыми и стоящими того, чтобы на них потратить жизнь. Во многих случаях, на самом деле, мы это делаем неосознанно. Вот я понимаю, что одна из моих задач, и она отражена в предпринимательстве — это принятие на себя ответственности за собственный выбор, принятие на себя права выбирать, действовать, создавать что-то. Предпринимательство всегда социально, то есть человек создаёт для того, чтобы люди чем-то пользовались. Вот такая история, она тоже связана с верой, можно про это рассказать через веру по-другому, но вот я проще расскажу для всех, и тех людей, которые пока в себе, может быть, веру не открыли. И то, что вы говорите, конфликт — это как раз решение той задачи, на которую, по сути, нам не жалко положить жизнь. И во многих случаях мы не осознаём, как она устроена. Иногда частично эта задача в нас, у нас бывают какие-то стороны, которые мы продолжаем в себе развивать, а это и есть наша жизненная стратегия, то есть мы видим, что, преодолевая и решая какую-то задачу в мире, мы одновременно решаем какой-то внутренний конфликт и исцеляемся от какой-то важной истории, избавляемся от неё. Поэтому в этом смысле для того, чтобы родилось новое, необходимо, чтобы действительно был конфликт и было какое-то преодоление, и так развивается мир.
М. Сушенцова
— Возможно, это чисто моя интерпретация, но мне показалось, что здесь вы имели в виду не только конфликт внутренний, который безусловно нас двигает куда-то, иначе бы мы, наверное, сидели под пальмой просто, но и конфликт с кем-то из внешнего мира, потому что, когда человек начинает активно что-то делать, мир часто его за это по головке не гладит, и сопротивление среды или каких-то людей, или каких-то обстоятельств, или более обобщённых сил, оно бывает. Вот мне интересно, как с этим быть?
А. Горячев
— Я и говорю не только про внутренний конфликт, это какая-то история, которую важно решить в мире, и действительно, сопротивление будет, об этом очень хорошо написано в Евангелии. И наши близкие с большой любовью, очень сильно, например, сопротивляются, если мы встали на путь каких-то мыслей, выбрали для себя цели, сконцентрировались на них. И это путь преодоления конфликта, здесь рождается мотивация, энергия. Мы что-то преодолеваем, мы что-то меняем, какой-то свой след оставляем. Вот след — это же изменение, была какая-то поверхность, например, мы туда наступили, и что-то осталось, то есть мы её изменили. Вот это изменение требует энергии, и в каком-то смысле это, без сомнения, конфликт.
М. Сушенцова
— Спасибо. Я напомню, что сегодня в этом часе с нами Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. У микрофона Мария Сушенцова. Мы продолжаем с Алексеем обсуждать тему вышедшей недавно его книги, которая называется «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности». Мне кажется, что для нашей программы «Вера и дело» эта тема как нельзя лучше подходит, поскольку часто мы с нашими гостями так или иначе приходим к вопросу о том, как человеку быть, как ему выбирать, принимать важные решения на тех или иных жизненных развилках. Алексей, сейчас мне хотелось бы немножечко вернуться снова к вашей книге. Вы там пишете о том, что в личной стратегии есть три измерения — личное, социальное и трансцендентное, то есть забота о себе, о людях и о смысле. Почему важны все три измерения, как они между собой связаны?
А. Горячев
— Во-первых, потому что, как мы говорили, трагедия и стратегия человека начинается с него самого, то есть она неотъемлемо связана с личностью человека, и очень часто люди принимают на себя какие-то истории, которые им подсказывает социум, они к ним не имеют никакого отношения. Это может привести к разочарованию, к ощущению непрожитой или ненаполненной жизни и мучительному достаточно пути. Дальше стратегия, после создания, должна быть реализована в социуме, потому что стратегия — это глагол, то есть стратегия — это всё-таки действие, а не то, что мы придумали для себя какой-то документ или нарратив, какое-то понимание, которым мы делимся с другими. Это всё-таки выбор того, что мы делаем, и делание, и это всегда связано с людьми, всегда проявляется в человеческом обществе. А третий, смысловой аспект, мне кажется, важно понимать, что пока мы являемся носителями чего-то, нам помогает пройти сложные участки, когда вот рождается стартап, например, там есть даже такое определение «долина смерти» — это момент, когда действительно нужно прожить, когда всё плохо, ещё ничего непонятно, много неопределённости, и помогает прожить нам такие периоды опора как раз на что-то, что нам по-настоящему важно, на что-то большее, чем мы. Поэтому без этого аспекта прийти к чему-то значимому и осознать это что-то значимое просто невозможно.
М. Сушенцова
— И в связи с этими измерениями вы пишете в своей книге о том, что существует три типа лидеров, то есть людей, которые не обязательно занимают должность руководителя, как я поняла, но вот за ними кто-то идёт, у них есть последователь. Кстати, замечательное определение, что лидер — это не какой-то руководитель или выскочка, а тот, у кого есть последователь, то есть тот, кто привлекает так или иначе к себе людей. И там вы называете три типа лидерства — аутентичное, лидерство как служение и этическое лидерство. Вот не могли бы вы пояснить, в чём суть этих типов лидерства и привести какие-то примеры, вот как, допустим, человек может понять, к какому типу лидера он относится, как ему это в своей жизни использовать при построении своей стратегии?
А. Горячева
— В определении лидера, во-первых, я бы ещё добавил выбор направления той же стратегии в том числе, и то, как ты влияешь на эту группу своих последователей для того, чтобы двигаться в заданном направлении. То есть, получается, три важных аспекта: последователи, выбор направления и влияние на то, чтобы мы двигались в том направлении. И вот если посмотреть на эти лидерства, знаете, многие вещи не существуют в таком чистом виде, обычно это смесь нескольких направлений. Но, по сути, некоторые лидеры очень харизматичные, то есть они показывают: «я такой, иди за мной, ты будешь таким же, бери с меня пример» и честно, прозрачно рассказывают про то, что он делает, в основном. Это такое аутентичное лидерство. Лидерство как служение тоже может быть очень рядом, вот такой лидер может понимать, находясь на определенной пирамиде организации, что то, что он делает — он делает не потому, что он хозяин этих людей, которые находятся в этой пирамиде ниже, и они служат для того, чтобы он получал какие-то блага, но он должен или может понимать то, что он делает, как служение этим людям и тем людям, для которых они создают, например, какие-то продукты или сервисы. А лидерство этическое — это тоже сейчас очень такая важная и развивающаяся концепция, которая как бы подсвечивает те принципы, которые важны для этого лидера, важны для организации, в которой он служит. Вот если мы пытаемся это обсуждать, то в хорошем лидере, возможно, больше проявлено чего-то, но обычно в нём есть все эти три истории, и люди просто сталкивались, кристаллизовывали эти вещи для того, чтобы их попытаться понять. А можно ли так сказать, что, допустим, христиане, люди верующие, призваны стремиться к какому-то из этих типов лидерства — например, к этическому лидерству или к лидерству как служению, или же здесь всё упирается в психологический профиль личности, то есть, грубо говоря, каким тебя Господь создал, какие задатки у тебя есть, так ты и будешь себя в этой жизни проявлять?
А. Горячев
— Я думаю, что мы призваны как раз быть лидером, который соединяет в себе все эти три направления. На мой взгляд, гораздо эффективнее действовать, работать собой, чем пытаться работать другим человеком, как бы нам ни казалось это привлекательным. Не зря говорят: «будь собой, другие места заняты». Мы можем прожить жизнь, как процесс исследования в том числе себя, своих сильных сторон, своих талантов, которые дал нам Господь. Соответственно, это же нам даёт возможность увидеть других людей и понять, где у нас, например, не самая сильная сторона, где мы должны соединяться с другими. Я читал про то, что мы специально созданы таким образом, чтобы могли взаимодействовать, чтобы нам необходимо было взаимодействовать, потому что одни мы вряд ли являемся всеохватными, то есть где-то у других людей есть другие сильные стороны. И ведь здесь, если говорить о христианстве, то есть заповедь: «Возлюби ближнего как самого себя», то есть предусматривается изучение себя для того, чтобы осознать, как устроены мы, понять, что все устроены очень по-разному и научиться любить, мне кажется, все возможные наборы вот этих вполне реальных характеристик личности, и, соединяясь с ними, создавать что-то общее. Социальное служение для нас тоже очень понятная концепция, мы понимаем, что это абсолютно необходимо, и действительно мы являемся частью какой-то больше всегда системы, участвуя в разных процессах. Ну, а этика у нас есть христианская, там, слава богу, многие вещи очень чётко заданы, и они являются для нас важными ориентирами для того, чтобы мы понимали, куда двигаться. Наверное, исполнить всё невозможно, но путь задан очень чётко.
М. Сушенцова
— А когда вы работаете с клиентами, с людьми, которые к вам обращаются, вы делаете с ними вот такое определение типа лидерства, или, опять же, всё это перемешано, и такой вот функциональной роли это определение типа лидерства не играет? То есть в таком практическом русле работы над собой в выстраивании личной стратегии важно определиться, чего больше во мне проявлено, я вот больше такой харизматик и за моей личностью яркой идут, или же во мне больше заложена интенция к служению людям, например, или вот я смыслу высокому служу —вот это важно про себя понять, или важно просто понимать, что есть и первое, и второе, и третье, и, в общем, для работы не так важно?
А. Горячев
— Нет, мне кажется, это очень важно понять. Опять же, иногда мы устроены одним образом, а действуем в соответствии с теми примерами, которые, например, встретили на жизненном пути, и это может быть просто не очень эффективно, все-таки лучше работать собой, потому что мы созданы Творцом, каждый из нас — интересный и самобытный инструмент, который, естественно, имеет место в этой мозаике большой жизни. И плюс это определённая оптика, которая позволяет понять и увидеть, естественно, не только себя, но и других лидеров, которые рядом с нами, лучше понять какие-то примеры, понять, как это проявлено в себе, вот последовательно, надевая разные очки разных типов лидерства, мы можем понять, собственно, что нами управляет, потому что для того, чтобы управлять другими, нужно разобраться, что управляет тобой, иначе это может к таким привести не лучшим последствиям, если у нас абсолютно всё находится в тени.
М. Сушенцова
— Алексей, мне очень понравилось, в вашей книге, было такое выражение, что «стратегия — это ритуал мышления», навык, иными словами, который хорошо бы, чтобы каждый из нас в себе развивал для лучшего понимания себя, вот кто я, где моё место, которое уже занято. А скажите, пожалуйста, может ли человек, прочтя вашу книгу или прочтя что-то ещё, или дойдя до этого самостоятельно, сам выработать свою стратегию жизни, и что ему для этого нужно делать? Или же всё-таки, по вашему опыту, необходим наставник тот или иной, впереди идущий, который возьмёт за руку или отзеркалит, что-то покажет, подскажет? Вот это всё-таки самостоятельная работа, домашнее задание или эта работа всегда в паре с кем-то?
А. Горячев
— Спасибо, очень хороший вопрос, как и все остальные, впрочем. Вот мы с Алексеем сели писать эту книгу в мире, как я говорил, в котором всё меньше читают книги, для того, чтобы она могла именно помочь человеку создать стратегию. Мы думали о том, что, может быть, достаточно какой-то рабочей тетради, ведь это практическое упражнение, и тогда же мы поняли, что одна из задач, которую может решать книга — сделать человека самого стратегом для себя. Потому что, пока он читает книгу, там много разных вещей, расширяющих кругозор и углубляющих понимание того, как устроен мир, люди и сам человек, и вот ради этого писать книгу стоило. К тому же стратегия — это же не раз и навсегда заданная история, это именно навык мыслить, осмысливать определённым образом свою жизнь для того, чтобы мы могли эту стратегию корректировать, могли понимать, где сейчас находится наша цель, и как изменились мы в процессе движения к этой цели, а цели могут меняться, это не раз и навсегда заданный путь. Иногда они не меняются, но тем не менее это не значит, что нет смысла, например, раз в три месяца или хотя бы раз в год пытаться ещё раз системно осмыслить то, что для тебя важно. Говоря о человеке рядом для того, чтобы пройти этот путь — да, действительно, люди устроены так, что нам нужен другой человек для того, чтобы это осмыслить. Можно вполне, как мне кажется, обойтись без какого-то там специального консультанта или наставника, который пошёл путь, но другой человек нужен, потому что мы так устроены, что самостоятельно не можем увидеть себя. Есть такая поговорка, что для танца, для танго, в частности, в том примере, нужны двое — вот человеку тоже нужен другой человек, в котором он будет отражаться и с которым он может поделиться чем-то важным, тем, что тот человек не знает, дав другому человеку моральное право делиться чем-то об этом человеке, который тоже, в общем-то, закрыт, находится от него в тени, где-то сзади, на какой-то тёмной стороне луны его личности, и это могут быть неприятные, а могут быть очень приятные открытия. И есть области, которые долго остаются скрытыми, и другому человеку они тоже неочевидны. И вот в процессе этого познания, если нам повезёт, мы можем открывать те области, которые не видны ни другим людям, не видны нам, но, в принципе, существуют. И вот для этого, конечно, нужен человек и другие люди очень важные, с которыми мы могли бы делиться не только какой-нибудь хроникой успешных людей обсуждением Илона Маска или кого-то ещё, кого сейчас можно модно обсуждать, а какими-то важными для нас, судьбоносными вещами для того, чтобы получить этот отклик и услышать другого человека, а может быть, не одного. То есть это учебник по созданию пространства искренних важных разговоров о своей судьбе.
М. Сушенцова
— Замечательно. То есть получается, что работа над своей стратегией всё равно так или иначе подразумевает диалог именно потому, что есть теневая сторона, которую мы просто не в силах сами увидеть.
А. Горячев
— Мы, во-первых, не в силах, а, во-вторых, мы её часто видеть не хотим. И нам действительно важно чем-то делиться и что-то получать в ответ. Момент, когда мы двигаемся, ведь стратегия, я не случайно сказал, это глагол, это же создание определённых гипотез, которые мы проверяем на практике. И вот здесь тоже важен другой человек, чтобы мы поделились, как мы идём, что у нас получается, что мы чувствуем, для того, чтобы мы просто создали пространство диалога. Начать его можно с собой, можно завести дневник, и я это очень рекомендую, можно попробовать это записать, обдумать, дать себе для этого специальное время. Но в какие-то моменты бесценно участие в нашей судьбе других людей, и более того, есть побочный очень хороший эффект, что, может быть, с этими людьми мы укрепим и сделаем более глубокими наши отношения.
М. Сушенцова
— Я помню, вы упоминали, по-моему, даже в сегодняшнем нашем разговоре, что для человека вообще важно сесть и разобраться, какие у него есть слабые стороны, а какие сильные стороны. И действительно, интуитивно первое, что приходит на ум — чтобы познакомиться лучше с самим собой. А вот в этом процессе, когда мы сели, взяли листок бумаги перед собой и решили обдумать, найти, написать свои сильные и слабые стороны, как это сделать вообще? Мы можем это сами понять или нам нужно провести опрос общественного мнения среди тех, кому мы доверяем?
А. Горячев
— Я думаю, здесь важно и то, и другое, и в книге описаны алгоритмы, есть конкретные вопросы, и как это можно делать. Важно начать с того, чтобы попробовать поговорить с собой, выстроить этот внутренний какой-то диалог и здорово, если есть под рукой действительно лист бумаги и ручка, но потом очень неплохо попробовать спросить свое окружение, выработать какие-то простые вопросы. Это часто, кстати, людям предлагают на различных программах и тренингах — спросить свое окружение, вот какие у меня сильные стороны, и иногда это поражает и удивляет. То есть какой-то аспект, ты с ним не можешь не согласиться, но ты сам его не видишь, а люди тебе эту историю обратно отдают как большой дар, и ты можешь что-то с этим делать, как в позитивной, так и в негативной, в негативном спектре.
М. Сушенцова
— А я правильно понимаю, что выявление сильных сторон — это и есть определенный ключ, шаг вперед в определении личной стратегии? То есть, если я выявил и апробировал на обществе, в некоем узком кругу эти сильные стороны, то это и есть ключик к тому, как и чем мне следует заниматься, допустим, ближайший год, пять лет, то есть чему посвятить свое время, свои силы, и что-то из этого должно получиться. То есть ставку в своей стратегии лучше делать на сильные стороны? Ведь бывают подходы и наоборот, что вот надо слабые стороны подтягивать, недоразвитые какие-то, которые остались в зачаточном состоянии. Как вы считаете?
А. Горячев
— Я считаю, опираясь на позитивную психологию, что сильными сторонами важнее заниматься, и я даже приведу пример из моей работы инвестиционной. Смотрите, как устроено: представим, человек, который проинвестировал много проектов, и у него есть проекты, которые хорошо развиваются и растут, и есть проекты, у которых есть проблемы, и в которых что-то не получается. И в большинстве случаев, если человек не задаётся этим вопросом, не размышляет, естественно, мы бросаемся тушить пожары. И во многих случаях, к сожалению, пожары эти связаны не с недостатком наших усилий, а с какими-то объективными факторами, что, например, мы не нашли правильного рынка; то, что мы предлагаем, не решает ту проблему, которая есть на этом рынке; несмотря на наши усилия, эти компании перестают существовать, мы их списываем. А теперь представим другую ситуацию. А вот, кстати, успешные мы иногда продаём, мы их все хотим купить и остаёмся вот с этими пожарами, потому что это контринтуитивно. А на самом деле, если у компании есть определённый вектор движения, то, возможно, приложив какие-то дополнительные усилия, мы поможем этой компании стать ещё больше, то есть опираясь на что-то, что уже нащупано как то, что в бизнесе мы называем «бизнес-модель», как какую-то важную историю, которая работает. Тут ещё есть один аспект: мы можем менять и, наверное, должны менять какие-то вещи, которые в нас не нравятся, и про это наша христианская аскетика, но мы понимаем, что это очень долгий путь, иногда человек его проходит за всю жизнь, и дай бог успеть это сделать к концу жизни и понимать, что нам что-то удалось. Это долгий путь. Если мы говорим, что мы находимся сейчас в настоящем — на мой взгляд, у нас особо нет выбора, то есть сейчас мы можем использовать то, что у нас есть, а значит, наши сильные стороны. И при этом мы можем думать, каким образом часть или важную какую-то работу мы делаем над изменениями наших черт характера, а главное, что мы, может быть, даже не понимаем, что наших сил нам далеко не всегда хватит, чтобы это изменить, и тогда, осознавая свои слабые стороны, мы, например, можем делать паузу и в этом видеть свою свободу. Я один раз на какой-то лекции видел очень классный слайд, там какая-то наша слабая черта, когда мы её не осознаём, она, как такая обезьянка, сидит на наших плечах, и мы иногда не верим, что можем полностью от неё избавиться, но мы можем её пересадить в тележку, которую мы везём за собой. Она с нами, но она чуть дальше, она нами не управляет, она рядом с нами есть. И вот просто осознание того, что это так, даёт уже очень много. И тогда мы можем не реагировать на какой-то стимул, а как бы отвечать, делая какую-то паузу. Ну, например, если человек высокоэмоциональный и гневливый, мы можем предположить, что, возможно, он и будет таким же, но только другой человек может этого никогда не узнать, потому что, зная, что он гневливый, может сказать: «Окей, во мне много силы и эту энергию я использую как-то по-другому. А сейчас я не взорвусь и на этого человека этот свой гнев не вывалю, сделаю небольшую паузу и, может быть, уйду из комнаты, а энергию эту преобразую во что-то более позитивное». То есть он остаётся таким же, как был, быстро это изменить невозможно, но это происходит совсем по-другому. Поэтому я бы вот предложил для того, что происходит с вами сегодня, изучать и использовать сильные стороны, мы это можем делать так, что слабые стороны могут оказаться несущественными, осознавая это, мы можем ими управлять, и, если мы хотим, в долгосрочную стратегию закладывать тоже исправление чего-то, что нам хочется исправить.
М. Сушенцова
— Вы сейчас рассказывали, как с этим работать, а мне представилась такая схема или обобщение, что вот сильные стороны наши — это подсказка для направления к деятельности нашей, к такой рабочей, что ли, стороне жизни, профессиональной, творческой, а слабые наши стороны — это подспорье для духовной работы. То есть это же всё-таки разные аспекты нашей жизни, и мы время для одного выделяем, время для другого, наверное, как-то так. Ну, так мне услышалось, по крайней мере.
А. Горячев
— Да, я абсолютно согласен. И более того, мы, работая с этим, становимся полезными иногда для других людей, если нам удалось сделать пару маленьких шагов в правильном направлении, значит, мы в этом можем помочь и другому человеку. То есть в этом тоже определённый есть и внутренний конфликт, что мы, борясь с какой-то историей в себе, продолжая её, например, сживать или работать над ней, если нам удалось хотя бы сделать какие-то шаги, значит, другому человеку можем это показать, дать надежду, что этому человеку тоже удастся пройти по этому пути. И в этом может быть очень много энергии, как вот мы приводили в пример гнев, энергии там достаточно, и отцы говорят, что это энергия для того, чтобы мы боролись с грехом, а не с ближним, и действительно, мы можем это правильно канализировать.
М. Сушенцова
— А как быть с ошибками или провалами на пути реализации нашей стратегии? Вот запланировали, вроде всё просчитали, согласовали, и бах! — что-то идёт не так. Как с этим работать?
А. Горячев
— Знаете, когда-то мне встретилась в подростковом возрасте книжка такого американского писателя Курта Воннегута «Колыбель для кошки», и там есть такая фраза, которая мне прямо тогда запала в голову: «Ошибку сделать невозможно». И она такая очень освобождающая, то есть без сомнения мы делаем ошибки, но по сути у нас должна быть смелость для того, чтобы двигаться дальше. Эдисон, когда разрабатывал свою лампочку, запротоколировал больше двух тысяч неработающих ситуаций, он их проанализировал, отбросил и понял, в какой области он должен искать работающий вариант. То есть, если у нас есть силы идти дальше, а мы их должны находить, то ошибки помогают нам понять, как не работает, для того чтобы нащупывать, как это работает.
М. Сушенцова
— И главное, чтобы силы не кончались, и чтобы была энергии, чтобы двигаться дальше. Спасибо вам большое, Алексей, за этот разговор. Напомню, что в этом часе с нами был Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. У микрофона была Мария Сушенцова. Наша программа прошла в рамках цикла «Вера и дело», где мы разговариваем с экономистами и предпринимателями о христианских смыслах экономики. Еще раз спасибо вам большое, Алексей. Было очень интересно, даже не заметила, как час пролетел.
А. Горячев
— Взаимно. Спасибо большое, Мария. Дорогие друзья, кто послушал, я очень надеюсь, что вы сделаете свой выбор, совершите какие-то важные шаги в жизни и придете к результату, который будет для вас по-настоящему важен.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. До встречи через неделю.
Все выпуски программы Светлый вечер
