Темы беседы:
— День рождения Гилберта Кита Честертона — христианские взгляд в произведениях;
— Позиции верующих и атеистов;
— Западные и восточные христианские мыслители;
— Программа «Парсуна» с Игорем Скляром
Об этом мы беседовали с Владимиром Легойдой, председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, членом Общественной палаты РФ.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья! В студии у микрофона Константин Мацан. На связи сегодня с нами, в этом часе «Светлого вечера», как всегда по пятницам, Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Добрый вечер.
В. Легойда
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Начать сегодня хочу с прекрасной даты: на этой неделе, в среду, исполнилось 150 лет со дня рождения Гилберта Кийта Честертона, 29 мая 1874 года он родился, ещё один юбиляр текущего года из интеллектуального сообщества. Я, кстати, никогда как-то не замечал, что они родились с Бердяевым в один год, а вот как интересно оказывается. Мы часто обращаемся к этому автору, английскому писателю и очень значимому христианскому апологету для XX века, и вы тоже нередко его цитируете, какие-то его афоризмы, его фразы в своих программах, задавая вопросы, вот хотелось бы с вами о Честертоне поговорить. Вы помните, когда вы впервые его почитали?
В. Легойда
— Ну, так вот уж подробно, наверное, не помню, я имею в виду, условно говоря, в каком году не вспомню, но думаю, что это было, наверное, где-то в позднеинститутские годы, что-то такое, когда в апологетических наших реалиях появились эти имена Льюиса и Честертона, думаю, что это, наверное, середина и вторая половина 90-х, скорее всего так.
К. Мацан
— А что вас любимое из Честертона?
В. Легойда
— Ну, у меня любимая, конечно, не художественная его литература, хотя я с удовольствием читаю рассказы об отце Брауне, несколько раз читал «Шар и крест» роман его, хотя, положа руку на сердце, мне кажется, это не большая литература, мне сложно это назвать такой большой литературой, все-таки мы «испорчены» здесь, в кавычках, «золотым веком» русской литературы, а также Вильямом нашим Шекспиром и прочим, и тут, я думаю, Честертон сам осознавал, так сказать, смиренно свое место на литературном небосклоне. Вот эссеистика его, то, что можно назвать публицистикой, скорее такие вещи, его наблюдения какие-то за происходившим в его время. Про Франциска у него очень интересный текст.
К. Мацан
— Вот про Франциска еще спрошу, а сейчас вспомнил, я как-то этот пример приводил тоже в наших разговорах: одна замечательная преподавательница, доктор наук, филолог из МГИМО, как-то сказала мне в частном разговоре такую фразу про Честертона, причем будучи исполненной к нему пиетета и интереса, что «Честертон — ну да, ну конечно, невеликий писатель, ну невеликий, это понятно». Я так это запомнил, и действительно, тут с вами согласен, для меня, как для читателя, тоже его публицистика философская превосходит его прозу художественную, потому что проза художественная очень такая наполненная, скорее, идеями, и в ней как бы философ и мыслитель побеждает стилиста и писателя, как мне кажется. Хотя при этом я вот этот вопрос похожий, такую оценку Честертона предлагал Андрею Аствацату́рову, замечательному санкт-петербургскому филологу и писателю, специалисту по англоязычной литературе, XX века в том числе, и он, в общем-то, без сомнения сказал мне: «Нет, Честертон — писатель первого ряда для английской традиции, безусловно». Два таких, в общем-то, не противоречащих друг другу взгляда, но ставящих разные акценты. Но вот если вы про Франциска сказали, вы читали в МГИМО курс «Духовно-интеллектуальная основа западной культуры», где одним из героев этого курса был как раз Франциск Ассизский. А вот что для вас, если вы опирались и на Честертона в том числе, во взгляде Честертона на этого католического святого, очень особенного, оказалось значимым?
В. Легойда
— Вы знаете, я сейчас, конечно, пытаюсь вспомнить, но боюсь, что сходу не вспомню, поскольку и курс мной давно был читан, и работа про Франциска честертоновская, она тоже довольно давно мной была прочитана, я к ней, честно говоря, не возвращался, в отличие от некоторых других вещей. У меня даже она, по-моему, не законспектирована, вот эта моя привычка...
К. Мацан
— ... что редкость для вас.
В. Легойда
— Да. Или знаете как, она, скорее, была законспектирована еще в те давние времена, когда были рукописные конспекты под курс. Вот у меня законспектирован там «Человек с золотым ключом», оттуда уже выписки с замечательными жизненными наблюдениями, какие-то цитаты даже я, наверное, вспомню, если постараться. Но думаю, что, наверное, скорее, я же с неким предубеждением брался за Франциска, в том смысле, что вот человек, находившийся в прелести, по нашим взглядам, там стигматы какие-то, и, наверное, думаю, что с помощью Честертона как-то, может быть, я чуть иначе на него посмотрел. Точнее, не думаю, а безусловно, я увидел некий другой взгляд, и, собственно, он есть теперь в моей картине мира, скажем так.
К. Мацан
— А как вам кажется, вот вы упомянули, что Че́стертон (или Честерто́н, тут, мне кажется, можно по-разному ставить ударение) реагировал на реалии своего времени? И это, например, очень видно в недавно опубликованной, впервые на русский переведённой книге, мы тоже как-то её касались в наших беседах, «Что не так с этим миром». А чем, при этой, безусловно, погружённости Честертона в контекст своего времени, чем он актуален сегодня, как вам кажется?
В. Легойда
— Он актуален, естественно, в тех вопросах, которые, простите за тавтологичность высказывания, не потеряли актуальности, и у него есть мысль о том, что «разница во взглядах на парламент важна, а о разнице во взглядах на самое главное — на религию, почему-то не принято говорить». Это у него, кстати, и в литературе, вот «Шар и крест», собственно, с этого начинается, со знаменитого монолога в суде одного из героев, куда главных героев привели, поскольку там была разбитая витрина редакции газеты, и один другого вызывал на дуэль. Это есть у него и в философской публицистике, эта мысль очень важная, потому что он, если так чуть-чуть добавить пафоса, возвышал голос против вот этой просвещеннической мысли о том, что религия — это ваше частное дело, дома делайте что хотите, а выходя на улицу, оставляйте свою религию в доме или приносите ее только в свой храм. И Честертон, конечно, говорит нам, что это невозможно для верующего человека, да и для неверующего, что разговор о религии важен, нужен, неизбежен, и в нем нет ничего такого стыдного, именно стыдного, и это, я думаю, вообще, к сожалению, не потеряло актуальности, потому что я просто даже в нашей жизни, ну и в своей работе сталкиваюсь порой с позицией, это может быть кто угодно, какой-нибудь общественный деятель, какой-нибудь чиновник, который — «Ой, нет-нет, это интимное, давайте про это говорить не будем». И очень странно это слышать в 2024 году, находясь в той ситуации, в которой мы находимся, и международной, и общественно-политической, духовной, какой угодно. Я даже как-то одному из своих собеседников, который пытался перед моим выступлением мне сказать, что «давайте мы не будем говорить, что вы работаете в Церкви и ограничимся вашим представлением, как человека вот из академической среды», и это было очень странно, потому что я сказал своему собеседнику, что я собираюсь говорить не о том, что я преподаю в качестве теории в институте, а о практике, которой уже на тот момент больше десяти лет, около двенадцати лет я занимаюсь, и эта практика связана с миром Церкви, церковных медиа и взаимодействия Церкви с медиа светскими. А мой собеседник всячески пытался меня убедить, что «вот не надо, это как-то не принято, зачем?..» И я даже вынужден был сказать, обычно я так не разговариваю, но я сказал, что, знаете, вы совершаете политическую ошибку по нынешним временам.
К. Мацан
— А вот вы упомянули роман «Шар и крест», не могу тоже немножко этого не коснуться, сюжет романа разворачивается вокруг того, что верующий спорит с атеистом. Верующего такого, как бы мы сегодня сказали, практикующего католика и очень такого истового, вызывают в суд за то, что он разбил витрину, в которой была газета с богохульной статьей о Богородице, и в суде присутствовал редактор этой газеты и автор этой статьи, собственно говоря. И вот там как раз звучит тоже эта мысль о том, что если бы этот человек оскорбил бы мою или вашу маму, то вы бы сочли, что я вполне имею право защищаться, вызвать его на дуэль и как-то ему ответить, а если он оскорбляет то, что дороже для меня всего на свете — мою веру, Божью Матерь, то вы почему-то считаете, что это недостойно того, чтобы я на это отвечал и не имею права на это ответить. Но в дальнейшем роман развивается чуть дальше, и речь не просто о том, что нельзя защищать свою веру или можно, а о том, что атеист этот вызов принимает, и он говорит, что да, я готов с вами прямо вот так старомодно скрестить шпаги буквально, на мечах, на шпагах устроить дуэль. И общество им этого не позволяет, за ними гонятся полицейские, и они вынуждены весь роман убегать от полицейских, чтобы наконец-то иметь возможность подраться на дуэли, а пока они убегают, в минуты отдыха они ведут такие философские споры о своём мировоззрении. То есть в романе есть идея того, что в принципе общество не принимает мировоззренческого спора, как чего-то серьёзного, как чего-то, что достойно спора, ведь это тоже близко к тому, о чём вы говорите, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Да, безусловно. Это, собственно, центральная мысль, которая разворачивается на протяжении всего романа, и в конечном итоге там, как таковой, дуэли не происходит. И некая, может быть, неокончательно художественная убедительность остаётся там, то есть скорее, это, может быть, концовка-пожелание, чем концовка-реальность, хотя я, честно говоря, детально уже не помню финала, тем более, что там же параллельно две линии развиваются, там есть и другие герои, с которых, собственно, начинается роман, и, по-моему, ими же и заканчивается, там некий старец какой-то...
К. Мацан
— Да, сейчас как раз об этом я тоже скажу и спрошу.
В. Легойда
— Да, это как-то утяжеляет, честно говоря, в целом художественное произведение. Но да, безусловно, это есть, и вы очень хорошо сформулировали, что со стороны атеиста есть готовность этот вызов принять, и эта позиция, которая, мне кажется, Честертону в жизни была тоже близка, потому что это в каком смысле библейское: «холоден или горяч», это не «тёпл», это некая позиция, которая выражает отношение к самому главному, и Честертон всегда, как мне кажется, отстаивал эту позицию, важность. И я, честно говоря, очень часто привожу вот этот монолог героя в суде, я привожу его в разных аудиториях, и в учебной аудитории, и где-то в работе с журналистами, особенно, когда говорят, что «вот, там православные активисты, что это только у нас может быть такое», я говорю: «Правда? А вот вам пример из английской литературы, который к православным активистам никакого отношения прямого не имеет». А студентам я рассказываю об этом, как о хорошей иллюстрации того, что такое религиозная мотивация и почему религия требует чрезвычайно деликатного обращения с собой, отношения, вот религиозное чувство, почему нельзя поддаваться на такие популистские лозунги о том, что невозможно оскорбить никакие религиозные чувства, это все придумано, что это все ерунда, и прочее, и прочее. Вот Честертон, таким художественным способом, но показывает, насколько это важно для религиозного человека и как это может проявляться.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну вот еще одна тема, связанная с романом «Шар и крест» ...
В. Легойда
— Простите, пожалуйста, если можно, я хотел бы вот в заключение сказать, что сейчас я подумал, что можем ли мы сказать, что Честертон разделяет позицию вот этого героя во время его монолога, потому что все-таки, наверное, в каком-то смысле не вполне, по крайней мере, то, каким способом мы должны свою веру защищать, потому что иначе бы, наверное, сюжет развивался чуть-чуть по-другому, но то, что он абсолютно разделял и говорил даже о необходимости разговора на эти темы, это, безусловно, так. Но вот вопрос, насколько герой выражает взгляды самого Честертона в своих проявлениях вследствие этой религиозной мотивации — это хороший вопрос для исследователя, что называется.
К. Мацан
— Роман «Шар и крест» начинается с очень такого странного описания некоего старца. По контексту книги кажется, что это некий православный старец, если я не путаю, его зовут Михаил, что-то такое, почему-то кажется что-то болгарское какое-то в этом. И этот старец, такая параллельная линия в романе, им же роман и заканчивается, в конце романа случается пожар — и даже то, что я сейчас это расскажу, я не проспойлерю ничего, потому что роман, в общем, не ради сюжета нужно читать, — и есть фраза, которую я помню очень хорошо, когда посреди этого пожара два героя наши, атеист и верующий, находятся в этой ситуации опасности, в безвыходной ситуации опасности, и если я правильно помню, неверующий этому старцу кричит: «Отец, спасайся!», а верующий говорит: «Нет, нужно сказать не так, надо сказать: «Отец, спаси нас!». И этот старец идёт, и языки пламени расступаются, в общем, действительно он их спасает. Очень важна интуиция отношения к святому и к Богу, который, вот он может нас спасти, от него исходит спасение, от святости. Любопытный момент, почему я об этом вспомнил — потому что у нас даже недавно вот в рамках Радио ВЕРА была некая такая дискуссия внутриредакционная, о каких авторах, скажем так, приличествует говорить на православной радиостанции, о каких нет. Честертон, безусловно, попадает в число тех авторов, о которых мы говорим, и о чём свидетельством наша сегодняшняя беседа. При этом Честертон — католик, человек, который очень осознанно на каком-то жизненном этапе пришёл к католичеству из англиканства, пришёл к традиции, к Риму, к Вселенской Церкви, которая всё в себя включает, такова католическая экклезиология, это для него было важно. Я даже разговаривал однажды с одним англичанином или американцем, сейчас точно не помню, который много лет жил в России, в городе Черноголовка, и занимался, в том числе, исследованиями Честертона, изданием его текстов, был таким членом честертоновского общества, и он делился со мной такой мыслью, что он своим американским коллегам (по-моему, американским) говорил, что не нужно подавать Честертона, как певца именно католичества, то есть вы на него так смотрите, что любой человек, Честертона прочитавший, должен непременно в итоге прийти в Католическую Церковь. Такой тонкий вопрос для православной аудитории. Звучала такая мысль у нас, во внутриредакционных дискуссиях, что было время — допустим, перестройка, когда было мало литературы, и поэтому Честертон был, его переводили, и он так очень благодарно воспринимался, как в принципе тот, кто защищает веру против неверия, атеизма или индифферентности по отношению к этому вопросу, и в тот момент, когда страна только открывала для себя заново Церковь, были не так уж важны конфессиональные различия. А сегодня прошло тридцать лет, вокруг много православной литературы, и нужен ли нам католик Честертон? Я не думаю, что у этого вопроса есть один такой рациональный ответ, но что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Да я думаю, что, знаете как, есть неправильно поставленный вопрос, но не то чтобы неправильно поставленный, но, скажем так, поставленный вопрос требует ответа на него, а мне кажется, что в данном случае нет этого вопроса просто потому, что Честертон, конечно, католик, и вот мы с вами упоминали Франциска, но вот это же тип святости, который православной традиции неизвестен, он для нас другой, — говорю я, чтобы избежать такого более жёсткого слова «чужой», и он интересный, он заканчивается таким внешним полученным, как считают католики, стигматами вот этими, и это то, что в православной традиции, как минимум мы можем сказать, не присутствует, а как максимум, если не будет отвергнуто, то будет воспринято с большой осторожностью и весьма-весьма скептически, или даже отвергнуто. Поэтому Честертон, который поёт гимн Франциску, он, конечно, католик, чего уж тут говорить, но поэтому и важно, изучая, постигая и пытаясь понять католицизм, узнать о католицизме от католиков, и это присутствует и в других его текстах, при этом он англичанин, при этом он англичанин, живущий в определённое время, и этих всех слов из этой замечательной песни выбросить невозможно, она просто тогда перестанет звучать и быть той песней, какой она является. Но при этом и католичество, и православие — это католическое христианство и православное христианство, не нужно загонять себя в ситуацию, в которую мы себя порой загоняем и которая замечательно описана словами мамы одного известного священника, которая, говоря о таких «зелотах» в кавычках, сказала: «Может быть, они и православные, но точно не христиане». Поэтому с позиции тех самых православных, которые, «может быть, и православные, но не христиане»: зачем нам католик Честертон? Но есть какие-то темы, которым у католиков уделялось больше времени, больше внимания, например, богословские или рефлексия богословская по поводу каких-то современных реалий, всё это может вполне быть предметом изучения, и в каких-то вопросах мы, конечно, будем совпадать, поэтому, если мы исходим из того, что у нас живая вера, мы ею живём, то и живое отношение к другому опыту, мы и себя в том числе лучше понимаем, взаимодействуя с этим опытом. Ну и, конечно, есть многое из того, что нам близко, особенно вот в этой, может быть, дихотомической ситуации мира верующего и неверующего человека, или мира верующего и неверующего мира.
К. Мацан
— Я в качестве такой заметки на полях, в продолжение ваших слов, приведу одну цитату, показывающую очень ярко, в какой атмосфере и социальной, и психологической в том числе жил и творил Честертон, причём эту цитату я встретил в исследовании, собственно, по Честертону, автор приводит выдержку из письма американской писательницы Вирджинии Вульф к своей подруге, и это 1928 год. И вот что пишет Вирджиния Вульф про другого очень известного английского христианского мыслителя Томаса Стернза Элиота, поэта, публициста, лауреата Нобелевской премии, редактора, вот про него эта цитата, но она вполне применима ко всей некоей психологической атмосфере эпохи. Вот что пишет Вирджиния Вульф: «У меня был ужасно неловкий и гнетущий разговор с дорогим нашим беднягой Томом Элиотом, которого с этого дня можно считать для нас умершим навсегда. Он стал англокатоликом, верит в Бога и бессмертие души и ходит в церковь. Я была по-настоящему шокирована. Есть в этом что-то неприличное, когда живой человек сидит у камина и верит в Бога». Ну вот такая атмосфера порождает во многом апологетику Честертона.
В. Легойда
— Замечательная цитата, замечательная. Просто, что называется, берём на вооружение.
К. Мацан
— Я вам пришлю, Владимир Романович.
В. Легойда
— Да, спасибо.
К. Мацан
— Мы прервёмся ненадолго в нашей беседе и вернёмся к этому разговору после небольшой паузы, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. На связи сегодня с нами, как всегда по пятницам в этом часе «Светлого вечера», Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты, мы продолжаем наш разговор. Еще немного хочу задержаться на Честертоне, но уже не столько на его произведениях конкретно, сколько на тех темах, к которым они отсылают. Вот вы сказали, подчеркнули, что тот тип святости, который Франциск Ассизский представляет, чужд православию, и это и вправду так. В качестве такой, опять же, заметки на полях, я об этом тоже в наших программах говорил, но для этого разговора это, быть может, не бесполезно: такой апологет православия, как отец Василий Зеньковский — русский философ и богослов XX века, замечал, что для него Франциск Ассизский — это такой странный пример как бы друга православных, православия на Западе, в западной традиции. Если различать очень грубо и схематично, конечно же, западное христианство, как христианство рациональное, философское, и восточное христианство, как это делал Зеньковский, как христианство внутреннего делания, такого духовного и, скажем так, в здоровом смысле слова мистического опыта внутреннего, не дурного мистицизма, а внутренней практики богообщения, которая ставится под особый знак и акцент, в отличие от такой сухой рациональной религиозности, то для Зеньковского Франциск Ассизский — такой редкий пример какого-то отблеска, какой-то параллели, если угодно, такому восточному христианству на Западе. И поэтому я хочу ещё раз обратиться к Франциску Ассизскому вот какой-то связи: я вот буквально недавно, так совпало, этот очерк Честертона перечитывал, и Честертон начинает с того, что пытается говорить, как он будет о Франциске рассказывать, и говорит, что это не будет очерк такой вот просто пересказ предания, это не будет очерк скептический, критикующий Франциска, его религиозность, это будет попытка посмотреть на Франциска глазами современников и попытка посмотреть — а вот современный человек, что он может для себя важного во Франциске увидеть. И с моей точки зрения, это важно, и об этом Честертон пишет, это тема благодарности. Вот вся жизнь Франциска по Честертону была хвалой Богу за то, что мир вообще есть, за бытие, за самую малость. Когда святой Франциск лишился всего вообще, как пишет Честертон, и пошёл босиком в одной власянице в снег, в лес, когда лишился вообще всего, он вдруг осознал, что жизнь как таковая уже есть, дар, и стал благодарить Бога за всё. И вот это такая главная центральная мысль очерка про святого Франциска у Честертона, как у вас это отзывается?
В. Легойда
— Я думаю, что это весьма точное, по крайней мере, из того, что мне известно о Франциске, наблюдение, и действительно, там есть какие-то иллюстрирующие и подтверждающие мысли, детали из жития Франциска, это не только проповедь птицам, а это и, например, такая, в каком-то смысле трогательная деталь, что вот он, если видел какие-то обрывки текстов, он их собирал, потому что из этих букв можно имя Божье сложить, и это тоже, наверное, в широком смысле слова средство такого благодарного отношения к жизни. Это очень важное, мне кажется, качество, потому что я помню, как одна героиня в «Парсуне» у меня сказала, когда мы с ней рассуждали об унынии в теме «надежды», обычный поворот такой, она сказала, что уныние бывает от отсутствия благодарности, что благодарный и благодарящий человек никогда не унывает, и действительно, невозможно одновременно испытывать эти оба чувства. Мне кажется, что вроде бы мысль простая, но как-то она у меня до этого в такой формулировке не попадалась, ну или, по крайней мере, я на этом не останавливался, а здесь я это запомнил, и сейчас вспомнил в связи с тем, что вы сказали, я думаю, что в этом смысле Франциск, наверное, никогда в какое-то уныние не погружался, хотя из жития мы знаем, что переживания были ему свойственны. Собственно, и окончание его жизни тоже связано с тем, что он, наверное, в каком-то плане страдал от того, что нищенствующий орден францисканцев, им придуманный и созданный, он уже при его жизни начал оформляться и структурироваться, и иерархизироваться таким образом, который он считал неприемлемым, он, собственно, и перестал поэтому его возглавлять, насколько я это помню. Так что, может быть, там, конечно, разные были переживания у него и чувства, но думаю, что вот это наблюдение насчёт благодарности, оно очень точное.
К. Мацан
— Ещё один очерк Честертона про другого великого представителя католической традиции — Фому Аквинского, вы его наверняка читали, что-то вы о нём помните, он как-то в вашем курсе был задействован?
В. Легойда
— Фома или очерк?
К. Мацан
— Очерк Честертона о Фоме Аквинском.
В. Легойда
— Вот я не помню, читал ли я его тогда к курсу или всё-таки уже, скорее всего, позже, после того, как курс более-менее был сформирован, но, конечно, в каком-то смысле Честертон не мог пройти мимо Фомы, поскольку, как мы знаем, единственная книга, которая в своё время была удостоена чести быть возложенной на престоле в католическом храме, помимо Евангелия, это «Сумма теологии» Фомы Аквинского, поэтому, конечно, это фигура, рядом с которой мало кого можно поставить, по крайней мере, в интеллектуальном католическом пространстве, в каком-то смысле её не обойдёшь.
К. Мацан
— Ну хорошо, спасибо огромное, Честертона вспомнили, и про Льюиса, может быть, мой последний вопрос на эту тему. Я встречал у Натальи Леонидовны Трауберг в одном из текстов такое мнение, что, казалось бы, мы очень часто вместе берём Честертона и Льюиса, и потому что фигуры переводчика, и потому что оба апологеты, хотя в более такой академической традиции они отнесены к очень разным потокам. Честертона описывают преимущественно как часть такого католического движения в Великобритании, публицистики, а Льюиса описывают в рамках англиканского богословия, причём, в том числе, такого близкого к академическому, хотя Льюис не был богословом по специальности, он был историком философии по первой своей профессии и историком литературы по второй, которая стала основной. Но вот у Трауберг была такая мысль, что есть разница при этом между ними в чём: в том, что мимо Честертона, мимо его каких-то обобщений как бы невозможно пройти в личном плане, если ты их прочитал, если ты их принял, они тебя как-то побуждают меняться. И если я ничего не путаю, то мысль была в том, что Льюис в этом смысле менее обязывающий, его ты читаешь, восхищаешься, но как будто можно дальше жить как прежде, как будто меньше в каком-то смысле... таков его тон, тональность меньше цепляет. И была у Трауберг тоже мысль, что вот сначала был переведён Честертон и его читали, а потом как-то времена изменились и стал затребован Льюис больше. От другого нашего современника, замечательного священника, тоже такую мысль слышал, что Льюиса читать легко, вот как-то он так льётся, как река, а Честертона читая, как будто всё время взбираешься на гору какой-то аргументации, опираясь на эти парадоксы, разбирая их и так далее. Вот как в вас это отзывается?
В. Легойда
— Они, конечно, очень разные, и безусловно, оба чрезвычайно интересные и в плане личного какого-то понимания христианства, и в плане просто вот, знаете, как мы недавно тут записывали подкаст фомовский, и не помню, то ли в кадре, то ли за кадром говорили о том, что многие из читавших «Хроники Нарнии» никак не связывают это с христианскими образами, смыслами, символами и так далее, и встаёт вопрос о достижении целей, поставленных автором, о реализации замысла, ну это так, что называется, к слову. Но мне вот с мнением Натальи Леонидовны, тем мнением, которое вы выразили, сложно согласиться просто потому, что «Письма Баламута» Льюиса — это, конечно, книга, которая, как-то я себе не представляю, как она может оставить человека равнодушным, когда ты просто начинаешь узнавать себя в каких-то... Там же ведь такая тонкая, даже не просто психология, а вот какая-то антропология такая человеческого поведения, антропология, собственно, как устроен человек, и это настолько попадает в читателя, и сам же Льюис признавался, что он даже пугался, как легко она писалась именно вот с тех позиций, которые он там принял, с позиций тёмных сил. Поэтому как-то вот в этом смысле это первое, с чем мне сложно согласиться, и при этом я всё-таки не читал или давно не перечитывал каких-то основных его текстов, то есть не всё прочитано у меня из того, чтобы иметь суждение какое-то цельное о Льюисе, нужно прочитать, поэтому мне сложно здесь обобщения делать такие сравнительные.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО сегодня на связи с нами в программе «Светлый вечер». Хочу обратиться теперь к одной из самых свежих ваших «парсун», а вернее, к недавно вышедшей второй части беседы с актёром Игорем Скляром. Я помню, когда только вы записывали эту программу, вы у себя в социальных сетях делились тем, что получился особенный разговор, может быть, даже неожиданно для вас какой-то особенный, и если я правильно понимаю, программа вышла в двух частях, только программа, которую совсем уж жалко резать, загоняя в одну часть, выходит в двух частях. Вот какие у вас впечатления от этого разговора, и чем для вас так программа оказалась, может быть, неожиданной?
В. Легойда
— Вообще-то в каком-то смысле она ожидаемо была особенная, потому что я, насколько это возможно было, за творчеством Игоря Скляра следил, хотя в театре я его не видел, к сожалению, только в кино, но я понимал, что это актёр очень больших возможностей и широкого диапазона, если можно так сказать, актёрского, что вот этот массовый его образ, связанный с фильмом «Мы из джаза» и с песней «На недельку до второго», он, конечно, сильно обедняет представление, он такой глубокий драматический актёр, можно вспомнить хотя бы фильм 1994 года «Год собаки», где он играет уголовника, там фантастический дуэт с Инной Чуриковой, и вообще такой, очень в каком-то смысле философский фильм. Поэтому я как раз ожидал многого от этого разговора, он дружит с Евгением Германовичем Водолазкиным, я даже звонил Водолазкину, когда готовился, мы с ним обсуждали и поговорили о Водолазкине, потому что в интервью Скляра, которое я читал, он упоминает Водолазкина, но ему никогда не задавали никаких вопросов, и мы немножко поговорили о творчестве Евгения Германовича. Правда, потом, что бывает редко, мы после съёмок ещё довольно долго разговаривали с героем, и у меня какие-то вещи сейчас перемешались, что было в таком разговоре, но действительно, это было весьма-весьма интересно, аккуратно скажу, что далеко не всегда с актёрами удаётся такой содержательный разговор провести.
К. Мацан
— А вот фраза, которая и в анонс программы была взята, потому что действительно очень сильная: «Ждать и терпеть — такое же мужское достояние, как догонять, побеждать и совершать». Вот для вас эти слова оказались чем-то неожиданным, новым, или вы, в общем-то, и сами так думаете, так видите?
В. Легойда
— Мне формулировка кажется очень правильной и удачной, я, наверное, так не формулировал, но в каком смысле всё же вот в этих формулировках какие-то нюансы, оттеночные значения, здесь скорее «ждать» неожиданно больше, чем «терпеть», конечно, потому что с терпением как-то было более-менее ясно.
К. Мацан
— Эта фраза, почему ещё я за неё ухватился, не только потому что она мне тоже показалась очень точной, и не только потому, что на крупном плане, когда об этом говорит Игорь Скляр, видно, что он об этом говорит не дежурно, из некоего своего опыта преодоления и очень как-то с силой такой. При этом я понимаю, что такая мысль может быть услышана с неким скепсисом, в каком смысле: когда, ну вот человек там, у нас сегодня культ достижения, достигаторства, успеха, побед, а вот у кого-то в жизни, (я сейчас ни в коем случае не говорю про вашего собеседника, абстрактно размышляю) а вот у кого-то в жизни что-то там не задалось, вот он в каком-то возрасте в чём-то разочаровался, чего-то не добился, и вот он себя утешает тем, что нет, ну ждать, терпеть, это тоже добродетель, тоже достояние, тоже нужно, но в этом, на самом деле, всё равно некая обратная версия такого разочарования того, что не достиг, не смог, не победил, не достиг, не догнал. Скляр, с одной стороны, вовсе не об этом говорит, с другой стороны, у него прозвучали слова, что в каком-то возрасте начинаешь что-то понимать, с какого-то момента это начинает для тебя быть значимым. Вот что бы вы такому скептику, вот так эту фразу услышавшему, ответили?
В. Легойда
— Вы знаете, в жизни может быть и одно, и другое, это может быть одновременно, это может быть действительно, знаете как, ситуация, которую ты не можешь изменить, она требует только одного: если тебя тяготит отношение, то измени отношение. Я недавно со средней дочкой на эту тему говорил, что есть ситуации, которые мы можем изменить, а есть, которые не можем, и вот те, которые не можем, чтобы сохранять какое-то спокойствие, трезвомыслие и некую благодарность, о которой мы с вами сегодня уже говорили, то нужно изменить отношение своё к этой ситуации, поэтому тут может и это ещё измерение присутствовать. Но вот, если мостик перекидывать от этой темы к такой смежной, я читал об этом, когда готовился, и мы говорили об этом в интервью и после интервью: вот Скляр принципиально не снимается в рекламе, он просто считает, что это недопустимо для актёра. У него был один опыт, и то, поскольку они оговаривали, как может использоваться его образ, когда он увидел, что компания эта нарушила договорённости, он как-то отказался и прочее, у него есть своё такое обоснование, почему это недопустимо, невозможно, хотя я думаю, что тяжёлые времена ему известны тоже не понаслышке, и понятно, что это способ заработка, который, в общем, вполне себе, в нем нет ничего такого безнравственного, по крайней мере, по нашим представлениям современного мира, но вот это его принцип, который в любом случае вызывает уважение, и главное, что он последователен и от него не отступал, это тоже, конечно, такой редко встречающийся, но очень интересный такой момент.
К. Мацан
— А мысль, которую вы сами ему предложили, как вопрос и некий такой контрапункт к тому, что он говорил о том, что сцена — это экстремальная ситуация в том смысле, что там нельзя быть теплохладным, и если ты не переживаешь на сцене жизнь всерьёз, то ты просто плохо играешь, и вообще про то, что человек как бы раскрывается в экстремальных ситуациях, его характер проявляется в них, и сцена — одна из таких ситуаций. Вы ему предложили некую контрмысль о том, что, существует цитата кого-то из умных людей, что «характер мужчины лучше всего проявляется не в битве, а в быту».
В. Легойда
— Да, это Уилки Коллинз, кто-то из героев Уилки Коллинза в какой-то из книг говорит, что «характер мужчины больше всего проявляется в бытовых ситуациях».
К. Мацан
— А вы с этим согласны?
В. Легойда
— Я не вполне согласен с тем, что лучше всего проявляется, но он, безусловно, проявляется, он во всём проявляется, и в бытовых, и в экстремальных. Но, знаете, кто-то из моих недавних «парсунных» героев, по-моему, ещё не вышедшая программа из последних записанных, сейчас пытаюсь вспомнить кто, сказал на вопрос мой любимый нынешний: «хорошо ли вы себя знаете?», что «лучше всего можно себя узнать в экстремальных ситуациях, но я очень надеюсь, что у меня их не будет в жизни». Такой был ответ, что, может быть, и не надо знать, потому что бог его знает, как ты себя поведёшь. Поэтому, конечно, и так, и так человек проявляется, безусловно. Просто здесь, если уж заглублять эту мысль, это помните, вот у Достоевского рассуждения об Алёше, по крайней мере, у рассказчика в «Братьях Карамазовых», что он вот жаждал подвига, и когда он там «не могу ходить только к обедне, когда Христос сказал „раздай всё, иди за Мной“, и только какую-то лепту вносить», он говорил, что это проще, то есть это не то чтобы не положительная черта, но это проще, чем вот подвиг ежедневного кропотливого и, может быть, незаметного какого-то труда постоянного. Можно и так сказать, что что-то такое однократное яркое совершить в каком-то смысле проще, но, видите, тут, как говорится, времена не выбирают, для нас сегодня эта тема поведения в экстремальной ситуации, она перестала быть какой-то книжной или редко встречающейся, мы в этих реалиях живём сегодня и видим, как люди себя проявляют не в быту.
К. Мацан
— Ну что ж, спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан, спасибо, до свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Рецепты семейного счастья». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
- «Таинство Священства». Протоиерей Федор Бородин
- Светлый вечер с Владимиром Легойдой
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Рецепты семейного счастья». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
Гостями программы «Семейный час» были священник Дмитрий Кузьмичёв, настоятель храма Воскресения Христова в Толстопальцеве, и его супруга Ника.
Разговор о «рецептах семейного счастья» начинается с памяти о «несломленном» поколении, которое прошло через лишения, научилось радоваться малому и жить не «я», а «мы».
Гости вспоминают советскую привычку быть «частью большого коллектива» и объясняют, чем она похожа и чем отличается от христианской общинной жизни в Боге. Они разбирают слово «счастье» как «со-частье» — участие в жизни другого — и говорят о благодарности Богу за каждый дар: детей, дом, чашку чая и возможность просто быть вместе.
Отец Дмитрий и матушка Ника приводят примеры, как человек сам делает себя несчастным, когда обесценивает то, что ему дано, ставит себя в центр вселенной и забывает молиться и благодарить. Вспоминая святую Ксению Петербургскую, они показывают, как через молитву и подвиг любви горе может стать началом другой радости. Гости рассказывают о своей программе для супругов, где муж и жена ведут дневники, пишут друг другу письма и составляют «сорок слов благодарности» Богу. Семейное счастье — поле, которое нужно возделывать, чтобы не дать боли и усталости разрушить уже дарованное.
Ведущая: Анна Леонтьева
Все выпуски программы Семейный час
«Непростомамы Дубны». Анастасия Иванова
Гостьей программы «Пайдейя» была автор проекта «Непростомамы Дубны» Анастасия Иванова.
Мы говорили с нашей гостьей о том, как и почему она решила организовать проект, призванный объединять мам в активное сообщество, где можно обмениваться идеями, опытом, задавать вопросы и поддерживать друг друга. Как благодаря подобным проектам можно находить для себя решения в вопросах воспитания и образования детей, ведь многие мамы уже прошли определенные этапы и могут помочь другим своим примером, опытом и накопленными знаниями.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Пайдейя
Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Божественная литургия. 14 декабря 2025г.
Утро 14.12.25
Неде́ля 27-я по Пятидеся́тнице.
Проро́ка Нау́ма.
Глас 2.
Боже́ственная литурги́я святи́теля Иоа́нна Златоу́стого
Литургия оглашенных:
Диакон: Благослови́ влады́ко.
Иерей: Благослове́но Ца́рство Отца́, и Сы́на, и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Вели́кая ектения́:
Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)
Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.
О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.
О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся. О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.
О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.
О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.
О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.
О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их, Го́споду помо́лимся.
О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.
Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Пе́рвый антифо́н, псало́м 102:
Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода,/ благослове́н еси́ Го́споди./
Благослови́, душе́ моя́, Го́спода,/ и вся вну́тренняя моя́/ и́мя свя́тое Его́./ Благослови́, душе́ моя́, Го́спода,/ и не забыва́й всех воздая́ний Его́,/ очища́ющаго вся беззако́ния твоя́,/ исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́,/ избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой,/ венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами,/ исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́:/ обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́./ Творя́й ми́лостыни Госпо́дь,/ и судьбу́ всем оби́димым./ Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови,/ сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́:/ Щедр и Ми́лостив Госпо́дь,/ Долготерпели́в и Многоми́лостив./ Не до конца́ прогне́вается,/ ниже́ в век вражду́ет,/ не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам,/ ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам./ Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́,/ утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́./ Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад,/ уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша./ Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны,/ уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́./ Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше,/ помяну́, я́ко персть есмы́./ Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́,/ я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т,/ я́ко дух про́йде в нем,/ и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́./ Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́,/ и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́./ Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой,/ и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет./ Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́,/ си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́./ Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́,/ слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́./ Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́./
Благослови́, душе́ моя́, Го́спода,/ и вся вну́тренняя моя́/ и́мя свя́тое Его́.// Благослове́н еси́, Го́споди.
Ектения́ ма́лая:
Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Второ́й антифо́н, псало́м 145:
Хор: Хвали́, душе́ моя́, Го́спода./ Восхвалю́ Го́спода в животе́ мое́м,/ пою́ Бо́гу моему́, до́ндеже есмь./ Не наде́йтеся на кня́зи, на сы́ны челове́ческия,/ в ни́хже несть спасе́ния./ Изы́дет дух его́/ и возврати́тся в зе́млю свою́./ В той день поги́бнут вся помышле́ния его́./ Блаже́н, ему́же Бог Иа́ковль Помо́щник его́,/ упова́ние его́ на Го́спода Бо́га своего́,/ сотво́ршаго не́бо и зе́млю,/ мо́ре и вся, я́же в них,/ храня́щаго и́стину в век,/ творя́щаго суд оби́димым,/ даю́щаго пи́щу а́лчущим./ Госпо́дь реши́т окова́нныя./ Госпо́дь умудря́ет слепцы́./ Госпо́дь возво́дит низве́рженныя./ Госпо́дь лю́бит пра́ведники./ Госпо́дь храни́т прише́льцы,/ си́ра и вдову́ прии́мет/ и путь гре́шных погуби́т./ Воцари́тся Госпо́дь во век,// Бог твой, Сио́не, в род и род.
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Единоро́дный Сы́не:
Единоро́дный Сы́не и Сло́ве Бо́жий, Безсме́ртен Сый/ и изво́ливый спасе́ния на́шего ра́ди/ воплоти́тися от Святы́я Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и,/ непрело́жно вочелове́чивыйся,/ распны́йся же, Христе́ Бо́же, сме́ртию смерть попра́вый,/ Еди́н Сый Святы́я Тро́ицы,// спрославля́емый Отцу́ и Свято́му Ду́ху, спаси́ нас.
Ектения́ ма́лая:
Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Я́ко благ и человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Тре́тий антифо́н, блаже́нны:
Хор: Во Ца́рствии Твое́м помяни́ нас, Го́споди, егда́ прии́деши, во Ца́рствии Твое́м.
На 12: Блаже́ни ни́щии ду́хом, я́ко тех есть Ца́рство Небе́сное.
Блаже́ни пла́чущии, я́ко ти́и уте́шатся.
На 10: Блаже́ни кро́тции, я́ко ти́и насле́дят зе́млю.
Блаже́ни а́лчущии и жа́ждущии пра́вды, я́ко ти́и насы́тятся.
На 8: Блаже́ни ми́лостивии, я́ко ти́и поми́ловани бу́дут.
Воскресные, глас 2:
Тропарь: Глас Ти прино́сим разбо́йничь, и мо́лимся:// помяни́ нас, Спа́се, во Ца́рствии Твое́м.
Блаже́ни чи́стии се́рдцем, я́ко ти́и Бо́га у́зрят.
Тропарь: Крест Тебе́ прино́сим в проще́ние прегреше́ний:// его́же нас ра́ди прия́л еси́, Человеколю́бче.
На 6 Блаже́ни миротво́рцы, я́ко ти́и сы́нове Бо́жии нареку́тся.
Тропарь: Покланя́емся Твоему́, Влады́ко, погребе́нию и воста́нию:// и́миже от тле́ния изба́вил еси́ мир, Человеколю́бче.
Блаже́ни изгна́ни пра́вды ра́ди, я́ко тех есть Ца́рство Небе́сное.
Тропарь: Сме́ртию Твое́ю, Го́споди, поже́рта бысть смерть:// и Воскресе́нием Твои́м, Спа́се, мир спасл еси́.
На 4: Блаже́ни есте́, егда́ поно́сят вам, и изжену́т, и реку́т всяк зол глаго́л на вы, лжу́ще Мене́ ра́ди.
Тропарь: Мироно́сицы сре́тил еси́, воскре́с от гро́ба,// и ученико́м возвести́л еси́, рещи́ Твое́ воста́ние.
Ра́дуйтеся и весели́теся, я́ко мзда ва́ша мно́га на Небесе́х.
Тропарь: И́же во тьме спя́щии// Тя, свет, ви́девше, в преиспо́днейших а́довых, Христе́, воскресо́ша.
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.
Тропарь: Отца́ просла́вим, Сы́ну поклони́мся вси,// и Свято́му Ду́ху ве́рно воспои́м.
И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Богородичен: Ра́дуйся, Престо́ле Огнезра́чный./ Ра́дуйся, Неве́ста Неневе́стная.// Ра́дуйся, я́же Бо́га челове́ком, Де́во, ро́ждшая.
Ма́лый вход (с Ева́нгелием):
Диакон: Прему́дрость, про́сти.
Хор: Прииди́те, поклони́мся и припаде́м ко Христу́. Спаси́ ны, Сы́не Бо́жий, Воскресы́й из ме́ртвых, пою́щия Ти: аллилу́иа.
Тропари́ и кондаки́ по вхо́де:
Е́сли храм Госпо́дский:
Тропа́рь воскре́сный, глас 2:
Егда́ снизше́л еси́ к сме́рти, Животе́ Безсме́ртный,/ тогда́ ад умертви́л еси́ блиста́нием Божества́./ Егда́ же и уме́ршия от преиспо́дних воскреси́л еси́,/ вся Си́лы Небе́сныя взыва́ху:// Жизнода́вче, Христе́ Бо́же наш, сла́ва Тебе́.
Тропа́рь проро́ка Нау́ма, глас 2:
Проро́ка Твоего́ Нау́ма па́мять, Го́споди, пра́зднующе,/ тем Тя мо́лим:// спаси́ ду́ши на́ша.
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.
Конда́к проро́ка Нау́ма, глас 4, подо́бен: «Яви́лся еси́...»:
Просвети́вшееся Ду́хом чи́стое твое́ се́рдце/ проро́чества бысть светле́йшаго прия́телище:/ зри́ши бо, я́ко настоя́щая, дале́че су́щая;/ сего́ ра́ди тя почита́ем,// проро́че блаже́нне Нау́ме сла́вне.
И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Конда́к воскре́сный, глас 2:
Воскре́сл еси́ от гро́ба, Всеси́льне Спа́се,/ и ад, ви́дев чу́до, ужасе́ся,/ и ме́ртвии воста́ша;/ тварь же ви́дящи сра́дуется Тебе́,/ и Ада́м свесели́тся,// и мир, Спа́се мой, воспева́ет Тя при́сно.
Е́сли храм Богоро́дицы:
Тропа́рь воскре́сный, глас 2:
Егда́ снизше́л еси́ к сме́рти, Животе́ Безсме́ртный,/ тогда́ ад умертви́л еси́ блиста́нием Божества́./ Егда́ же и уме́ршия от преиспо́дних воскреси́л еси́,/ вся Си́лы Небе́сныя взыва́ху:// Жизнода́вче, Христе́ Бо́же наш, сла́ва Тебе́.
Тропа́рь хра́ма.
Тропа́рь проро́ка Нау́ма, глас 2:
Проро́ка Твоего́ Нау́ма па́мять, Го́споди, пра́зднующе,/ тем Тя мо́лим:// спаси́ ду́ши на́ша.
Конда́к воскре́сный, глас 2:
Воскре́сл еси́ от гро́ба, Всеси́льне Спа́се,/ и ад, ви́дев чу́до, ужасе́ся,/ и ме́ртвии воста́ша;/ тварь же ви́дящи сра́дуется Тебе́,/ и Ада́м свесели́тся,// и мир, Спа́се мой, воспева́ет Тя при́сно.
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.
Конда́к проро́ка Нау́ма, глас 4, подо́бен: «Яви́лся еси́...»:
Просвети́вшееся Ду́хом чи́стое твое́ се́рдце/ проро́чества бысть светле́йшаго прия́телище:/ зри́ши бо, я́ко настоя́щая, дале́че су́щая;/ сего́ ра́ди тя почита́ем,// проро́че блаже́нне Нау́ме сла́вне.
И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Конда́к хра́ма.
Е́сли храм свято́го:
Тропа́рь воскре́сный, глас 2:
Егда́ снизше́л еси́ к сме́рти, Животе́ Безсме́ртный,/ тогда́ ад умертви́л еси́ блиста́нием Божества́./ Егда́ же и уме́ршия от преиспо́дних воскреси́л еси́,/ вся Си́лы Небе́сныя взыва́ху:// Жизнода́вче, Христе́ Бо́же наш, сла́ва Тебе́.
Тропа́рь хра́ма.
Тропа́рь проро́ка Нау́ма, глас 2:
Проро́ка Твоего́ Нау́ма па́мять, Го́споди, пра́зднующе,/ тем Тя мо́лим:// спаси́ ду́ши на́ша.
Конда́к воскре́сный, глас 2:
Воскре́сл еси́ от гро́ба, Всеси́льне Спа́се,/ и ад, ви́дев чу́до, ужасе́ся,/ и ме́ртвии воста́ша;/ тварь же ви́дящи сра́дуется Тебе́,/ и Ада́м свесели́тся,// и мир, Спа́се мой, воспева́ет Тя при́сно.
Конда́к хра́ма
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.
Конда́к проро́ка Нау́ма, глас 4, подо́бен: «Яви́лся еси́...»:
Просвети́вшееся Ду́хом чи́стое твое́ се́рдце/ проро́чества бысть светле́йшаго прия́телище:/ зри́ши бо, я́ко настоя́щая, дале́че су́щая;/ сего́ ра́ди тя почита́ем,// проро́че блаже́нне Нау́ме сла́вне.
И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Конда́к Богоро́дицы, глас 6:
Предста́тельство христиа́н непосты́дное,/ хода́тайство ко Творцу́ непрело́жное,/ не пре́зри гре́шных моле́ний гла́сы,/ но предвари́, я́ко Блага́я,/ на по́мощь нас, ве́рно зову́щих Ти;/ ускори́ на моли́тву и потщи́ся на умоле́ние,// предста́тельствующи при́сно, Богоро́дице, чту́щих Тя.
Диакон: Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Иерей: Я́ко Свят еси́, Бо́же наш и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно.
Диакон: Го́споди, спаси́ благочести́выя.
Хор: Го́споди, спаси́ благочести́выя.
Диакон: И услы́ши ны.
Хор: И услы́ши ны.
Диакон: И во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Трисвято́е:
Хор: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)
Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас.
Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас.
Диакон: Во́нмем.
Иерей: Мир всем.
Чтец: И ду́хови твоему́.
Диакон: Прему́дрость.
Проки́мен воскре́сный, глас 2:
Чтец: Проки́мен, глас вторы́й: Кре́пость моя́ и пе́ние мое́ Госпо́дь,/ и бысть мне во Спасе́ние.
Хор: Кре́пость моя́ и пе́ние мое́ Госпо́дь,/ и бысть мне во Спасе́ние.
Чтец: Наказу́я наказа́ мя Госпо́дь, сме́рти же не предаде́ мя.
Хор: Кре́пость моя́ и пе́ние мое́ Госпо́дь,/ и бысть мне во Спасе́ние.
Чтец: Кре́пость моя́ и пе́ние мое́ Госпо́дь,
Хор: И бысть мне во Спасе́ние.
Чте́ние Апо́стола:
Диакон: Прему́дрость.
Чтец: Ко Ефесе́ем посла́ния свята́го апо́стола Па́вла чте́ние.
Диакон: Во́нмем.
Чте́ние воскре́сное (Еф., зач.233: гл.6, стт.10-17):
Чтец: Бра́тие, возмога́йте о Го́споде и в держа́ве кре́пости Его́, облецы́теся во вся ору́жия Бо́жия, я́ко возмощи́ вам ста́ти проти́ву ко́знем диа́вольским, я́ко несть на́ша брань к кро́ви и пло́ти, но к нача́лом и ко власте́м и к миродержи́телем тмы ве́ка сего́, к духово́м зло́бы поднебе́сным. Сего́ ра́ди приими́те вся ору́жия Бо́жия, да возмо́жете проти́витися в день лют и вся соде́явше ста́ти. Ста́ните у́бо препоя́сани чресла́ ва́ша и́стиною, и обо́лкшеся в броня́ пра́вды, и обу́вше но́зе во угото́вание благовествова́ния ми́ра, над все́ми же восприи́мше щит ве́ры, в не́мже возмо́жете вся стре́лы лука́ваго разжже́нныя угаси́ти. И шлем спасе́ния восприими́те, и мечь духо́вный, и́же есть глаго́л Бо́жий.
Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его.
Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.
Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,
и обув ноги в готовность благовествовать мир;
а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Иерей: Мир ти.
Чтец: И ду́хови твоему́.
Диакон: Прему́дрость.
Аллилуа́рий воскре́сный, глас 2:
Чтец: Глас вторы́й: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Хор: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Чтец: Услы́шит тя Госпо́дь в день печа́ли, защи́тит тя И́мя Бо́га Иа́ковля.
Хор: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Чтец: Го́споди, спаси́ царя́, и услы́ши ны, во́ньже а́ще день призове́м Тя.
Хор: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Диакон: Благослови́, влады́ко, благовести́теля свята́го Апо́стола и Евангели́ста Луки́.
Иерей: Бог, моли́твами свята́го, сла́внаго, всехва́льнаго Апо́стола и Евангели́ста Луки́, да даст тебе́ глаго́л благовеству́ющему си́лою мно́гою, во исполне́ние Ева́нгелия возлю́бленнаго Сы́на Своего́, Го́спода на́шего Иису́са Христа́.
Диакон: Ами́нь.
Диакон: Прему́дрость, про́сти, услы́шим свята́го Ева́нгелия.
Иерей: Мир всем.
Хор: И ду́хови твоему́.
Диакон: От Луки́ свята́го Ева́нгелия чте́ние.
Хор: Сла́ва Тебе́, Го́споди, сла́ва Тебе́.
Чте́ние Ева́нгелия:
Диакон: Во́нмем.
Чте́ние воскре́сное (Лк., зач.91: гл.18, стт.18-27):
Диакон: Во вре́мя о́но, челове́к не́кий приступи́ ко Иису́су, искуша́я Его́, и глаго́ля: Учи́телю благи́й, что сотвори́в, живо́т ве́чный насле́дствую? Рече́ же ему́ Иису́с: что Мя глаго́леши бла́га? Никто́же благ, то́кмо еди́н Бог. За́поведи ве́си, не прелюбы́ твори́, не уби́й, не укра́ди, не лжесвиде́тельствуй, чти отца́ твоего́ и ма́терь твою́. Он же рече́: вся сия́ сохрани́х от ю́ности моея́. Слы́шав же сия́ Иису́с рече́ ему́: еще́ еди́наго не доконча́л еси́, вся, ели́ка и́маши, прода́ждь и разда́й ни́щим, и име́ти и́маши сокро́вище на небеси́, и гряди́ во след Мене́. Он же слы́шав сие́, приско́рбен бысть, бе бо бога́т зело́. Ви́дев же его́ Иису́с приско́рбна бы́вша, рече́: ка́ко не удо́бь иму́щии бога́тство в Ца́рствие Бо́жие вни́дут. Удо́бее бо есть вельбу́ду сквозе́ иглине́ у́ши проити́, не́же бога́ту в Ца́рствие Бо́жие вни́ти. Ре́ша же слы́шавшии: то кто мо́жет спасе́н бы́ти? Он же рече́: невозмо́жная от челове́к возмо́жна суть от Бо́га.
И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благой! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?
Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог;
знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою.
Он же сказал: все это сохранил я от юности моей.
Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною.
Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат.
Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!
ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.
Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?
Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу.
Хор: Сла́ва Тебе́, Го́споди, сла́ва Тебе́.
Ектения́ сугу́бая:
Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.
Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)
Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.
Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.
Еще́ мо́лимся о бра́тиях на́ших, свяще́нницех, священномона́сех, и всем во Христе́ бра́тстве на́шем.
Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.
Прошения о Святой Руси: [1]
Еще́ мо́лимся Тебе́, Го́споду и Спаси́телю на́шему, о е́же прия́ти моли́твы нас недосто́йных рабо́в Твои́х в сию́ годи́ну испыта́ния, прише́дшую на Русь Святу́ю, обыше́дше бо обыдо́ша ю́ врази́, и о е́же яви́ти спасе́ние Твое́, рцем вси: Го́споди, услы́ши и поми́луй.
Еще́ мо́лимся о е́же благосе́рдием и ми́лостию призре́ти на во́инство и вся защи́тники Оте́чества на́шего, и о е́же утверди́ти нас всех в ве́ре, единомы́слии, здра́вии и си́ле ду́ха, рцем вси: Го́споди, услы́ши и ми́лостивно поми́луй.
Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.
Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.
Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Моли́тва о Свято́й Руси́: 3
Диакон: Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Иерей: Го́споди Бо́же Сил, Бо́же спасе́ния на́шего, при́зри в ми́лости на смире́нныя рабы́ Твоя́, услы́ши и поми́луй нас: се бо бра́ни хотя́щии ополчи́шася на Святу́ю Русь, ча́юще раздели́ти и погуби́ти еди́ный наро́д ея́. Воста́ни, Бо́же, в по́мощь лю́дем Твои́м и пода́ждь нам си́лою Твое́ю побе́ду.
Ве́рным ча́дом Твои́м, о еди́нстве Ру́сския Це́ркве ревну́ющим, поспе́шествуй, в ду́хе братолю́бия укрепи́ их и от бед изба́ви. Запрети́ раздира́ющим во омраче́нии умо́в и ожесточе́нии серде́ц ри́зу Твою́, я́же есть Це́рковь Жива́го Бо́га, и за́мыслы их ниспрове́ргни.
Благода́тию Твое́ю вла́сти предержа́щия ко вся́кому бла́гу наста́ви и му́дростию обогати́.
Во́ины и вся защи́тники Оте́чества на́шего в за́поведех Твои́х утверди́, кре́пость ду́ха им низпосли́, от сме́рти, ран и плене́ния сохрани́.
Лише́нныя кро́ва и в изгна́нии су́щия в до́мы введи́, а́лчущия напита́й, [жа́ждущия напои́], неду́гующия и стра́ждущия укрепи́ и исцели́, в смяте́нии и печа́ли су́щим наде́жду благу́ю и утеше́ние пода́ждь.
Всем же во дни сия́ убие́нным и от ран и боле́зней сконча́вшимся проще́ние грехо́в да́руй и блаже́нное упокое́ние сотвори́.
Испо́лни нас я́же в Тя ве́ры, наде́жды и любве́, возста́ви па́ки во всех страна́х Святы́я Руси́ мир и единомы́слие, друг ко дру́гу любо́вь обнови́ в лю́дех Твои́х, я́ко да еди́неми усты́ и еди́нем се́рдцем испове́мыся Тебе́, Еди́ному Бо́гу в Тро́ице сла́вимому. Ты бо еси́ заступле́ние и побе́да и спасе́ние упова́ющим на Тя и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Ектения́ об оглаше́нных:
Диакон: Помоли́теся, оглаше́ннии, Го́сподеви.
Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)
Диакон: Ве́рнии, о оглаше́нных помо́лимся, да Госпо́дь поми́лует их.
Огласи́т их сло́вом и́стины.
Откры́ет им Ева́нгелие пра́вды.
Соедини́т их святе́й Свое́й собо́рней и апо́стольстей Це́ркви.
Спаси́, поми́луй, заступи́ и сохрани́ их, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Оглаше́ннии, главы́ ва́ша Го́сподеви приклони́те.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Да и ти́и с на́ми сла́вят пречестно́е и великоле́пое и́мя Твое́, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Литургия верных:
Ектения́ ве́рных, пе́рвая:
Диакон: Ели́цы оглаше́ннии, изыди́те, оглаше́ннии, изыди́те. Ели́цы оглаше́ннии, изыди́те. Да никто́ от оглаше́нных, ели́цы ве́рнии, па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Прему́дрость.
Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва, честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Ектения́ ве́рных, втора́я:
Диакон: Па́ки и па́ки, ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй. (На ка́ждое проше́ние)
Диакон: О свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.
О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.
О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.
О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.
Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Прему́дрость.
Иерей: Я́ко да под держа́вою Твое́ю всегда́ храни́ми, Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Херуви́мская песнь:
Хор: И́же Херуви́мы та́йно образу́юще и животворя́щей Тро́ице Трисвяту́ю песнь припева́юще, вся́кое ны́не жите́йское отложи́м попече́ние.
Вели́кий вход:
Диакон: Вели́каго господи́на и отца́ на́шего Кири́лла, Святе́йшаго Патриа́рха Моско́вскаго и всея́ Руси́, и господи́на на́шего Преосвяще́ннейшаго (или: Высокопреосвяще́ннейшего) имярек, епи́скопа (или: митрополи́та, или: архиепи́скопа) титул его, да помяне́т Госпо́дь Бог во Ца́рствии Свое́м всегда́, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Иерей: Преосвяще́нныя митрополи́ты, архиепи́скопы и епи́скопы, и весь свяще́ннический и мона́шеский чин, и при́чет церко́вный, бра́тию свята́го хра́ма сего́, всех вас, правосла́вных христиа́н, да помяне́т Госпо́дь Бог во Ца́рствии Свое́м, всегда́, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь. Я́ко да Царя́ всех поды́мем, а́нгельскими неви́димо дориноси́ма чи́нми. Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Ектения́ проси́тельная:
Диакон: Испо́лним моли́тву на́шу Го́сподеви.
Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)
Диакон: О предложе́нных Честны́х Даре́х, Го́споду помо́лимся.
О святе́м хра́ме сем, и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.
О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.
Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Дне всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.
Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)
Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.
Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.
До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.
Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.
Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.
Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Щедро́тами Единоро́днаго Сы́на Твоего́, с Ни́мже благослове́н еси́, со Пресвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: Мир всем.
Хор: И ду́хови твоему́.
Диакон: Возлю́бим друг дру́га, да единомы́слием испове́мы.
Хор: Отца́, и Сы́на, и Свята́го Ду́ха,/ Тро́ицу Единосу́щную/ и Неразде́льную.
Диакон: Две́ри, две́ри, прему́дростию во́нмем.
Си́мвол ве́ры:
Люди: Ве́рую во еди́наго Бо́га Отца́ Вседержи́теля, Творца́ не́бу и земли́, ви́димым же всем и неви́димым. И во еди́наго Го́спода Иису́са Христа́, Сы́на Бо́жия, Единоро́днаго, И́же от Отца́ рожде́ннаго пре́жде всех век. Све́та от Све́та, Бо́га и́стинна от Бо́га и́стинна, рожде́нна, несотворе́нна, единосу́щна Отцу́, И́мже вся бы́ша. Нас ра́ди челове́к и на́шего ра́ди спасе́ния сше́дшаго с небе́с и воплоти́вшагося от Ду́ха Свя́та и Мари́и Де́вы и вочелове́чшася. Распя́таго же за ны при Понти́йстем Пила́те, и страда́вша, и погребе́нна. И воскре́сшаго в тре́тий день по Писа́нием. И возше́дшаго на небеса́, и седя́ща одесну́ю Отца́. И па́ки гряду́щаго со сла́вою суди́ти живы́м и ме́ртвым, Его́же Ца́рствию не бу́дет конца́. И в Ду́ха Свята́го, Го́спода, Животворя́щаго, И́же от Отца́ исходя́щаго, И́же со Отце́м и Сы́ном спокланя́ема и ссла́вима, глаго́лавшаго проро́ки. Во еди́ну Святу́ю, Собо́рную и Апо́стольскую Це́рковь. Испове́дую еди́но креще́ние во оставле́ние грехо́в. Ча́ю воскресе́ния ме́ртвых, и жи́зни бу́дущаго ве́ка. Ами́нь.
Евхаристи́ческий кано́н:
Диакон: Ста́нем до́бре, ста́нем со стра́хом, во́нмем, свято́е возноше́ние в ми́ре приноси́ти.
Хор: Ми́лость ми́ра,/ же́ртву хвале́ния.
Иерей: Благода́ть Го́спода на́шего Иису́са Христа́ и любы́ Бо́га и Отца́ и прича́стие Свята́го Ду́ха, бу́ди со все́ми ва́ми.
Хор: И со ду́хом твои́м.
Иерей: Горе́ име́им сердца́.
Хор: И́мамы ко Го́споду.
Иерей: Благодари́м Го́спода.
Хор: Досто́йно и пра́ведно есть/ покланя́тися Отцу́ и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху,// Тро́ице Единосу́щней и Неразде́льней.
Иерей: Побе́дную песнь пою́ще, вопию́ще, взыва́юще и глаго́люще.
Хор: Свят, свят, свят Госпо́дь Савао́ф,/ испо́лнь не́бо и земля́ сла́вы Твоея́;/ оса́нна в вы́шних,/ благослове́н Гряды́й во и́мя Госпо́дне,// оса́нна в вы́шних.
Иерей: Приими́те, яди́те, сие́ есть Те́ло Мое́, е́же за вы ломи́мое во оставле́ние грехо́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: Пи́йте от нея́ вси, сия́ есть Кровь Моя́ Но́ваго Заве́та, я́же за вы и за мно́гия излива́емая, во оставле́ние грехо́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: Твоя́ от Твои́х Тебе́ принося́ще, о всех и за вся.
Хор: Тебе́ пое́м,/ Тебе́ благослови́м,/ Тебе́ благодари́м, Го́споди,// и мо́лим Ти ся, Бо́же наш.
Иерей: Изря́дно о Пресвяте́й, Пречи́стей, Преблагослове́нней, Сла́вней Влады́чице на́шей Богоро́дице и Присноде́ве Мари́и.
Досто́йно есть:
Хор: Досто́йно есть я́ко вои́стинну блажи́ти Тя, Богоро́дицу, Присноблаже́нную и Пренепоро́чную и Ма́терь Бо́га на́шего. Честне́йшую Херуви́м и Сла́внейшую без сравне́ния Серафи́м, без истле́ния Бо́га Сло́ва ро́ждшую, су́щую Богоро́дицу Тя велича́ем.
Иерей: В пе́рвых помяни́, Го́споди, Вели́каго Господи́на и отца́ на́шего Кири́лла, Святе́йшаго Патриа́рха Моско́вскаго и всея́ Руси́, и Господи́на на́шего Преосвяще́ннейшаго (или: Высокопреосвяще́ннейшего) имяре́к, епи́скопа (или: митрополи́та, или: архиепи́скопа) титул его, и́хже да́руй святы́м Твои́м це́рквам, в ми́ре, це́лых, честны́х, здра́вых, долгоде́нствующих, пра́во пра́вящих сло́во Твоея́ и́стины.
Хор: И всех, и вся.
Иерей: И даждь нам еди́неми усты́ и еди́нем се́рдцем сла́вити и воспева́ти пречестно́е и великоле́пое и́мя Твое́, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: И да бу́дут ми́лости вели́каго Бо́га и Спа́са на́шего Иису́са Христа́ со все́ми ва́ми.
Хор: И со ду́хом твои́м.
Ектения́ проси́тельная:
Диакон: Вся святы́я помяну́вше, па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)
Диакон: О принесе́нных и освяще́нных Честны́х Даре́х, Го́споду помо́лимся.
Я́ко да человеколю́бец Бог наш, прие́м я́ во святы́й и пренебе́сный и мы́сленный Свой же́ртвенник, в воню́ благоуха́ния духо́внаго, возниспо́слет нам Боже́ственную благода́ть и дар Свята́го Ду́ха, помо́лимся.
О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.
Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Дне всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.
Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)
Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.
Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.
До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.
Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.
Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.
Соедине́ние ве́ры и прича́стие Свята́го Ду́ха испроси́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: И сподо́би нас, Влады́ко, со дерзнове́нием, неосужде́нно сме́ти призыва́ти Тебе́, Небе́снаго Бо́га Отца́ и глаго́лати:
Моли́тва Госпо́дня:
Люди: О́тче наш, И́же еси́ на небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.
Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: Мир всем.
Хор: И ду́хови твоему́.
Диакон: Главы́ ва́ша Го́сподеви приклони́те.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Благода́тию и щедро́тами и человеколю́бием Единоро́днаго Сы́на Твоего́, с Ни́мже благослове́н еси́, со Пресвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Диакон: Во́нмем.
Иерей: Свята́я святы́м.
Хор: Еди́н свят, еди́н Госпо́дь, Иису́с Христо́с, во сла́ву Бо́га Отца́. Ами́нь.
Прича́стен воскре́сный:
Хор: Хвали́те Го́спода с Небе́с,/ хвали́те Его́ в Вы́шних.
Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Прича́стие:
Диакон: Со стра́хом Бо́жиим и ве́рою приступи́те.
Хор: Благослове́н Гряды́й во и́мя Госпо́дне, Бог Госпо́дь и яви́ся нам.
Иерей: Ве́рую, Го́споди, и испове́дую, я́ко Ты еси́ вои́стинну Христо́с, Сын Бо́га жива́го, прише́дый в мир гре́шныя спасти́, от ни́хже пе́рвый есмь аз. Еще́ ве́рую, я́ко сие́ есть са́мое пречи́стое Те́ло Твое́, и сия́ есть са́мая честна́я Кровь Твоя́. Молю́ся у́бо Тебе́: поми́луй мя и прости́ ми прегреше́ния моя́, во́льная и нево́льная, я́же сло́вом, я́же де́лом, я́же ве́дением и неве́дением, и сподо́би мя неосужде́нно причасти́тися пречи́стых Твои́х Та́инств, во оставле́ние грехо́в и в жизнь ве́чную. Ами́нь.
Ве́чери Твоея́ та́йныя днесь, Сы́не Бо́жий, прича́стника мя приими́; не бо враго́м Твои́м та́йну пове́м, ни лобза́ния Ти дам, я́ко Иу́да, но я́ко разбо́йник испове́даю Тя: помяни́ мя, Го́споди, во Ца́рствии Твое́м.
Да не в суд или́ во осужде́ние бу́дет мне причаще́ние Святы́х Твои́х Та́ин, Го́споди, но во исцеле́ние души́ и те́ла.
Во время Причащения людей:
Хор: Те́ло Христо́во приими́те, Исто́чника безсме́ртнаго вкуси́те.
После Причащения людей:
Хор: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
По́сле Прича́стия:
Иерей: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́, и благослови́ достоя́ние Твое́.
Хор: Ви́дехом свет и́стинный,/ прия́хом Ду́ха Небе́снаго,/ обрето́хом ве́ру и́стинную,/ неразде́льней Тро́ице покланя́емся,// Та бо нас спасла́ есть.
Иерей: Всегда́, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь. Да испо́лнятся уста́ на́ша/ хвале́ния Твоего́ Го́споди,/ я́ко да пое́м сла́ву Твою́,/ я́ко сподо́бил еси́ нас причасти́тися/ Святы́м Твои́м, Боже́ственным, безсме́ртным и животворя́щим Та́йнам,/ соблюди́ нас во Твое́й святы́ни/ весь день поуча́тися пра́вде Твое́й.// Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.
Ектения́ заключи́тельная:
Диакон: Про́сти прии́мше Боже́ственных, святы́х, пречи́стых, безсме́ртных, небе́сных и животворя́щих, стра́шных Христо́вых Та́ин, досто́йно благодари́м Го́спода.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Диакон: День весь соверше́н, свят, ми́рен и безгре́шен испроси́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.
Хор: Тебе́, Го́споди.
Иерей: Я́ко Ты еси́ освяще́ние на́ше и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: С ми́ром изы́дем.
Хор: О и́мени Госпо́дни.
Диакон: Го́споду помо́лимся.
Хор: Го́споди, поми́луй.
Заамво́нная моли́тва:
Иерей: Благословля́яй благословя́щия Тя, Го́споди, и освяща́яй на Тя упова́ющия, спаси́ лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, исполне́ние Це́ркве Твоея́ сохрани́, освяти́ лю́бящия благоле́пие до́му Твоего́: Ты тех возпросла́ви Боже́ственною Твое́ю си́лою, и не оста́ви нас, упова́ющих на Тя. Мир ми́рови Твоему́ да́руй, це́рквам Твои́м, свяще́нником, во́инству и всем лю́дем Твои́м. Я́ко вся́кое дая́ние бла́го, и всяк дар соверше́н свы́ше есть, сходя́й от Тебе́ Отца́ све́тов и Тебе́ сла́ву и благодаре́ние и поклоне́ние возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)
Псало́м 33:
Хор: Благословлю́ Го́спода на вся́кое вре́мя,/ вы́ну хвала́ Его́ во усте́х мои́х./ О Го́споде похва́лится душа́ моя́,/ да услы́шат кро́тции, и возвеселя́тся./ Возвели́чите Го́спода со мно́ю,/ и вознесе́м И́мя Его́ вку́пе./ Взыска́х Го́спода, и услы́ша мя,/ и от всех скорбе́й мои́х изба́ви мя./ Приступи́те к Нему́, и просвети́теся,/ и ли́ца ва́ша не постыдя́тся./ Сей ни́щий воззва́, и Госпо́дь услы́ша и,/ и от всех скорбе́й его́ спасе́ и́./ Ополчи́тся А́нгел Госпо́день о́крест боя́щихся Его́,/ и изба́вит их./ Вкуси́те и ви́дите, я́ко благ Госпо́дь:/ блаже́н муж, и́же упова́ет Нань./ Бо́йтеся Го́спода, вси святи́и Его́,/ я́ко несть лише́ния боя́щимся Его́./ Бога́тии обнища́ша и взалка́ша:/ взыска́ющии же Го́спода не лиша́тся вся́каго бла́га./ Прииди́те, ча́да, послу́шайте мене́,/ стра́ху Госпо́дню научу́ вас./ Кто есть челове́к хотя́й живо́т,/ любя́й дни ви́дети бла́ги?/ Удержи́ язы́к твой от зла,/ и устне́ твои́, е́же не глаго́лати льсти./ Уклони́ся от зла и сотвори́ бла́го./ Взыщи́ ми́ра, и пожени́ и́./ О́чи Госпо́дни на пра́ведныя,/ и у́ши Его́ в моли́тву их./ Лице́ же Госпо́дне на творя́щия зла́я,/ е́же потреби́ти от земли́ па́мять их./ Воззва́ша пра́веднии, и Госпо́дь услы́ша их,/ и от всех скорбе́й их изба́ви их./ Близ Госпо́дь сокруше́нных се́рдцем,/ и смире́нныя ду́хом спасе́т./ Мно́ги ско́рби пра́ведным,/ и от всех их изба́вит я́ Госпо́дь./ Храни́т Госпо́дь вся ко́сти их,/ ни еди́на от них сокруши́тся./ Смерть гре́шников люта́,/ и ненави́дящии пра́веднаго прегреша́т./ Изба́вит Госпо́дь ду́ши раб Свои́х,/ и не прегреша́т// вси, упова́ющии на Него́.
Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.
Хор: Ами́нь.
Иерей: Сла́ва Тебе́, Христе́ Бо́же, упова́ние на́ше, сла́ва Тебе́.
Хор: Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь. Го́споди, поми́луй. (Трижды) Благослови́.
Отпу́ст:
Иерей: Воскресы́й из ме́ртвых Христо́с, И́стинный Бог наш, моли́твами Пречи́стыя Своея́ Ма́тере, и́же во святы́х...
Многоле́тие:
Хор: Вели́каго Господи́на и Отца́ на́шего Кири́лла,/ Святе́йшаго Патриа́рха Моско́вскаго и всея́ Руси́,/ и Господи́на на́шего Преосвяще́ннейшаго (или: Высокопреосвяще́ннейшего) имяре́к,/ епи́скопа (или: митрополи́та, или: архиепи́скопа) титул его,/ богохрани́мую страну́ на́шу Росси́йскую,/ настоя́теля, бра́тию и прихо́жан свята́го хра́ма сего́/ и вся правосла́вныя христиа́ны,// Го́споди, сохрани́ их на мно́гая ле́та.
[1] Прошения и молитва о Святой Руси размещены на сайте «Новые богослужебные тексты», предназначеном для оперативной электронной публикации новых богослужебных текстов, утверждаемых для общецерковного употребления Святейшим Патриархом и Священным Синодом.











