Светлый вечер с протоиереем Павлом Великановым (эфир от 23.11.2014)

Гостем программы "Светлый вечер" был настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры, доцент Московской духовной академии, главный редактор научного-богословского портала «Богослов.Ru»  протоиерей Павел Великанов.
Темой беседы стало таинство Покаяния.
Отец Павел объяснил как можно понимать разницу между покаянием и исповедью, рассказал, как подготовиться к первой исповеди и как выбрать духовника.

Ведущие: Тутта Ларсен и Владимир Аверин

В гостях: протоиерей Павел Великанов 

Т. Ларсен

— Добрый вечер, друзья! Это программа «Светлый воскресный вечер» на радио «Вера» в студии Тутта Ларсен...

В. Аверин

— И Владимир Аверин. Здравствуйте!

Т. Ларсен

— Сегодня у нас в гостях протоиерей Русской Православной Церкви, богослов, доцент Московской духовной академии, главный редактор научного богословского портала «Богослов.Ru», настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде Павел Великанов.

 

Наше досье:

Протоиерей Павел Великанов. Настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры в городе Сергиев Посад. Главный редактор богословского портала «Богослов.Ru». Родился в 1971 году в Алма-Ате, окончил Московскую духовную семинарию, затем — Академию. В 1997 году стал священником. В настоящее время является доцентом Московской духовной академии и членом экспертного совета Синодального отдела религиозного образования и катехизации. А также входит в состав Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви.

 

О. Павел Великанов

— Добрый вечер!

Т. Ларсен

— Сколько у вас всего.

О. Павел Великанов

— Можно программу уже заканчивать.

В. Аверин

— Отчего же? Давайте все-таки начнем. Хотели мы поговорить с вами сегодня о Таинстве Исповеди. И у меня, как у человека, который...

Т. Ларсен

— А ты исповедовался хоть раз в жизни?

В. Аверин

— Увы. Не сложилось. Вопрос к вам. А вы исповедуетесь? Я совсем не понимаю в чем. Потому что я понимаю, когда живу я, я в миру, у меня масса соблазнов, масса грехов, причем таких... Это в следующей части. А вы человек, который живет внутри Церкви, который и так внутри. В каких грехах может исповедоваться священник, если он исповедуется.

О. Павел Великанов

— Вы знаете, я бы разделил две вещи, чтобы ответить на ваш вопрос. Есть исповедь как покаяние, есть исповедь как исповедь.

Т. Ларсен

— А в чем разница?

В. Аверин

— Поясните, потому что для меня нужно пояснить.

О. Павел Великанов

— Для многих даже прихожан это будет не очевидными вещами. Но на самом деле это вещи далеко не тождественные. Что такое исповедь? Само слово «исповедь» — есть исповедание чего-то изнутри наружу. Мы выносим то, что у нас копится в нашей душе вовне. В этой ситуации, когда мы говорим о церковной исповеди, это значит некое изымание внутренних проблем и вкладывание этих проблем в уши другого. Духовника, батюшки и так далее.

Покаяние — это совершенно другое. Покаяние — это человек осознает, что дальше он не может жить так, как дальше. Происходит глубинная переустановка его жизненных ценностей, я бы сказал, если использовать компьютерный язык, полное форматирование, с полным сносом операционной системы и установкой другой. Не просто апгрейд, а полный снос всей операционной системы. Это то, что есть покаяние по преимуществу. И теперь между этими двумя точками есть некое пространство, где они не пересекаются. Если говорить о Таинстве Покаяния в том первоначальном смысле, как оно существовало, в древней Церкви, это Таинство, которое чем реже совершалось, тем было лучше для всех. То есть предполагалось, что человек, приняв Крещение, сам факт принятия Крещения означает, что вся предыдущая жизнь отброшена и начинается новая жизнь.

Т. Ларсен

— По заповедям.

О. Павел Великанов

— По заповедям. Со Христом. В обновленном новом теле с душой, наполненной любовью ко Христу, готовностью жить по-другому. Предыдущее перечеркнуто, мы начинаем с чистого листа. И такое же отношение к Таинству Покаяния было в первые века, где каялись публично и в тех грехах, которые становились препятствием для участия человека в жизни евхаристической и жизни общины. То есть те грехи, с которыми человек не мог подойти к Причастию.

В. Аверин

— Это то, что перечислено в заповедях?

О. Павел Великанов

— Да. Сюда же относятся такие грехи, как отпадение от веры. Например, у человека была возможность исповедать свою веру ценой жизни, а он не удержался, он отказался. Грех? Да. Нельзя человека допускать до Причастия в таком состоянии? Очевидно, что нет. Грехи, связанные с нарушением супружеской верности. Убийство. Явные случаи воровства, обмана. Действительно серьезные грехи, которые имеют не только внутреннее смущение совести, а это грехи, которые подпадают почти под уголовный кодекс.

В. Аверин

— Деяния, действия?

О. Павел Великанов

— Серьезные, значимые поступки, сам факт которых поставляет этого человека за пределами Церкви. И это требует публичного покаяния, для чего? Для того чтобы его вернуть в Церковь. Почему, когда мы читаем разрешительную молитву на исповеди и там есть такие слова: «Примири, соедини его Святой Твоей Церкви во Христе Иисусе, Господе Нашем». Само чтение этой молитвы предполагает, что перед тобой человек, находящийся за пределами Церкви. Он хоть и крещен, но он уже не в Церкви, он выпал из Церкви.

Т. Ларсен

— Получается, что первые христиане не так уж часто исповедались?

О. Павел Великанов

— Конечно.

В. Аверин

— Я так понимаю, в этом и смысл. Если я однажды уже сказал, что я не буду...

Т. Ларсен

— Курить.

В. Аверин

— Я не знаю... Делать всего того, что запрещено Церковью, а дальше... Это вопрос, с которым я пришел, на самом деле, люди ходят раз в три недели, может быть, раз в месяц, и они так дежурно исповедуются. Приходят, перечисляют, и ничего не происходит. И в следующий раз они приходят, и опять ничего не происходят.

О. Павел Великанов

— Немного терпения, сейчас мы до этого дойдем.

Т. Ларсен

— Мне кажется, что те грехи, грехи деянием, они очевидны, и действительно можно взять себя в руки и перестать курить, пьянствовать, не стремиться убивать и не изменять жене...

В. Аверин

— А также брать взятки...

О. Павел Великанов

— Совершенно правильно. Это те вещи, над которыми человек властен.

Т. Ларсен

— Но извините, когда ты чертыхаешься, и это в лучшем случае, когда тебя подрезали на дороге, или ты завидуешь более успешному коллеге, или тебя бесит собственный муж, это такие вещи... Я вот не могу с ними справиться пока, хотя хочу.

О. Павел Великанов

— Позвольте, я продолжу. Когда мы говорим о той самой исповеди, с которой мы обычно имеем дело, когда мы видим людей церковных, которые ведут достойный образ жизни, которые максимально стараются жить по заповедям, соблюдают церковный устав, регулярно постятся, молятся, стараются всячески уходить от тех или иных видов греха. То тут возникает вот какая коллизия. Они хотели бы часто причащаться, но в нашей практике пропускной билет к Причастию — это исповедь. Это хорошо. Почему хорошо, объясню потом. Но без исповеди верующий человек не сможет подойти к Причастию, хотя очень хочет. Тут возникает вопрос: а в чем ему исповедоваться, если он никого не убил, никого не обманул, в меру своих сил старался вести себя достойно, благочестиво? В чем ему исповедоваться? Тогда эта планка поднимается выше. Мы переходим от области деяний к проблеме состояния человека. Если мы возьмем и наложим проекцию собственной жизни на евангельские заповеди, мы увидим, что да, между нами есть существенная разница. Мы можем посмотреть куда не надо, и лени у нас хватает, и позавидовать с легкостью, послать кого куда подальше. И мы это понимаем, что это неправильно, что я как христианин должен быть максимально далеко от всех этих вещей, но они во мне живут. И возникает вопрос: а что с ними делать? И вот человек приходит на исповедь и открывает свое сердце, свои помыслы своему духовнику. Говорит: «Батюшка, на этой неделе, было то-то, то-то. В этом я каюсь». В каком смысле каюсь? Не то, что у меня есть волшебная кнопка, нажму и больше этого не буду делать. Да я сейчас отойду, у меня опять все то же самое будет. Но я понимаю, что есть некая перспектива моего духовного развития, в плане которой эти грехи являются для меня препятствием, я хочу от них избавиться, но я понимаю, что просто механически этот вопрос не решается. Это те самые проблемы, которые решаются с заходом сбоку. Это системные проблемы, комплексные проблемы. Которые, в том числе, решаются и при причащении человека. Весь образ церковной жизни, весь тот уклад церковной жизни, в который мы стараемся поместить человека, он направлен на предельно простые вещи, на то, чтобы сделать человека святым. Грехи — это все то, что является свидетельством... Не просто грех как сознательное противопоставление себя воле Божьей, о чем мы говорили, а грех как несовершенство человека, как наша изъязвленность, слабость, внутренняя кривизна, неадекватность.

В. Аверин

— Отец Павел, можно говорить, если мы берем цель — это все равно путь, путь к Богу, то исповедь может рассматриваться как промежуточные финиши? Контрольные замеры.

О. Павел Великанов

— Да. Более того, можно по разному относиться к тому, что в нашей Церкви существует жесткое требование, обязательность исповеди перед Причащением. И притом, что я неоднократно высказывался в дискуссии о необходимости исповеди перед Причащением, я свою позицию не меняю, я считаю, что она обязательно должна быть. Почему? Потому что это позволяет нам не то чтобы не допустить человека до Причащения, если он не подготовлен, это на сегодняшний момент единственная и наиболее эффективная точка, где встречается священник с верующим. В других форматах, в других пространствах и жизни, и храмовом, это практически не происходит. Другое дело, что нужно изменить отношение к этой исповеди. Это не исповедь как покаяние, что мы берем, сносим все полностью и строим новое.

Т. Ларсен

— Катарсис.

О. Павел Великанов

— Да. Если на самом деле на каждую исповедь каждую неделю человек будет приходить к священнику и говорить: «Батюшка, у меня все плохо, я живу хуже всех, скажите мне, как надо будет жить, и я все поменяю». Это мне напоминает такую ситуацию. Вы живете в своем доме, и каждую неделю вы делаете генеральный ремонт. Причем не просто стеночки побелили, а полностью все снесли, крышу меняете... Понятно, что через 2-3 недели либо вы сойдете с ума, либо вы просто перестанете этим заниматься.

В. Аверин

— С другой стороны, как же быть с тезисом, что надо признать себя последним из грешников?

И это самый эффективный путь.

О. Павел Великанов

— Понимаете, в чем дело. Это признание идет не от ума. От ума мы можем себя чем угодно признать. И самыми великими и самыми грешниками. Если мы говорим о смирении, как о самом прямом и самом быстром пути к Богу. То смирение произрастает не от интеллектуальных попыток разобраться в том, какой ты плохой. А из опыта жизни по Евангелию. Когда человек пытается на самом деле, всеми силами жить так, как ему заповедал Христос, то есть две области. Первая область — область тех грехов, которые человек может не совершать. А вторая область — область тех состояний, в которые человек не может войти просто так, сам своим желанием. Как вы абсолютно верно сказали, если у вас есть привычка ругаться матом, когда кто-то вам на ногу наступил, то ты можешь себя удержать, можешь не произнести вслух, но внутри ты все равно скажешь все, что ты думаешь, этому человеку. Это не потому, что такой человек злой, просто вы к этому привыкли. И эти привычки крайне трудно преодолевать каким-то волевым усилием. И здесь человек пытается это преодолевать и вдруг понимает, что не может. Своими силами мы не можем стать святыми. И тут как раз человек понимает, что если не придет Господь, не пощадит его своей милостью, своей благодатью, он так и останется барахтаться со своими проблемами. Смирение не есть просто осознавание самого себя самым последним, самым неудачным, полным лузером, это совершенно другое. Смирение и самоуничижение — это прямо противоположное состояние. Смиренный человек просто испытывает некую предельную нужду в Боге. И поэтому он открывается для действия Бога.

Т. Ларсен

— То есть он опускает руки и говорит: «Ничего сам не могу, помоги...»

О. Павел Великанов

— Не-не-не. Ничего подобного! Он поднимает руки, начинает пахать, говорит: «Господи, очень этого хочу, я все делаю, но я понимаю, если не Ты придешь, если не Ты сделаешь, если не Ты во мне, это будет всуе». Это единственное нормальное состояние. Когда человек предельно вкладывается в работу над самим собой, он делает все, что может, максимально столько, сколько может, но при этом понимает, что плод будет зависеть не от его усилия, а от того, придет Бог к нему или нет.

В. Аверин

— Как в старом еврейском анекдоте. «Ты хотя лотерейный билет купи...»

О. Павел Великанов

— Вот-вот. Абсолютно верно.

Т. Ларсен

— Это программа «Светлый воскресный вечер», в студии — Владимир Аверин, Тутта Ларсен, у нас в гостях протоиерей Павел Великанов. Мы говорим о Таинстве Исповеди и вообще о духовном поиске и росте. Сейчас поиск духовного роста и совершенствования у представителей среднего класса, еще их называют креаклы, самый активной и потенциальной части населения, очень высок, и все разбредаются в самые разные стороны: кто-то в эзотерику, кто-то в йогу, в другие способы. И не все молодые люди приходят в храм, потому что совершенно неочевидно для них, что духовным ростом человек обрастает, исповедуясь другому человеку. Я пришел, меня встречает такой же, как я, о двух ногах-руках, у которого куча своих тараканов в голове...

В. Аверин

— Более того, поскольку я человек светский, и я привык судить, я так считываю, что он не совершенен, он далеко не совершенен. С какой стати, я буду ему что-то рассказывать?

Т. Ларсен

— Вдруг от него еще винцом вчерашним попахивает, или капуста в бороде застряла...

В. Аверин

— Или глаз у него сальный. Всякое бывает...

Т. Ларсен

— Очевидно, что этот человек не скажет мне, как достичь бессмертия, как прожить 90 лет и оставаться красивым, умным, потенциальным, как постичь истину и все тайны мира и просветиться. Не просветиться, а просветлиться.

В. Аверин

— Вот тут ты нащупала, по-моему, главную тему этого разговора. Я прихожу для чего? Чтобы мне рассказали, как жить? Я прихожу к священнику и жду, что он мне выложит рецепты счастья? Или я прихожу для того, чтобы в независимости от того, кто передо мной стоит, открыть свою душу Богу. И для меня не должно быть важно, кто передо мной.

О. Павел Великанов

— Вопрос не настолько простой, как, может быть, вам самим кажется.

В. Аверин

— Я над этим вопросом бьюсь всю жизнь.

О. Павел Великанов

— Конечно, легче всего было бы ответить так, что вы приходите к Богу, и поэтому никакого значения не имеет, как вы исповедуетесь, кому вы исповедуетесь, но это не так. Потому что взаимодействие между духовником и исповедником должно быть примерно такое, как должны понимать друг друга провожающий, сопровождающий человека при подъеме на гору и сам турист. Если этого понимания друг друга нет... То есть вам говорит сопровождающий: «Надо идти по этой тропе, иначе вы рухнете в пропасть...» Турист отвечает: «Да нет, вы мне очень не нравитесь, вы какой-то странный...»

Т. Ларсен

— И вообще, у меня спутниковый навигатор, зачем вы мне нужны?

О. Павел Великанов

— Да.

В. Аверин

— Или может быть ситуация, когда он мне, условно, говорит на итальянском, а я его не понимаю.

О. Павел Великанов

— Та же самая ситуация.

В. Аверин

— И тут не обязательно итальянский и русский, но много же есть русских языков, когда мы абсолютно не понимаем друг друга, хотя говорим как будто на русском.

О. Павел Великанов

— Абсолютно верно. Между духовником и исповедником должно быть понимание, между ними должна быть определенная внутренняя резонансность. Когда человек приходит к батюшке, батюшка уделяет ему время, пытается проникнуть внутрь его жизни, понимает и своими ответами удачно попадает на глубоко сокрытые внутри человека точки, рождает в нем ревность, готовность и вдохновение. Это правильно. Но при этом, что еще нужно понимать. Та практика, которая у нас сложилась за последнее время. Как последнее время, это практика еще дореволюционная. Когда все священники по определению вынуждены быть духовниками. Она не совсем корректна. Эта практика у нас сложилась потому, что было редкое причащение, причащались раз в год, а то и реже. Все священники должны были исповедовать людей по поводу Причащения. В поместных Православных Церквах такой практики нет. Когда рукополагают священника молодого, он не делает две вещи, которые делает любой священник в нашей Церкви: он не проповедует, и он не исповедует.

В. Аверин

— То есть это надо заслужить.

О. Павел Великанов

— Это не просто надо заслужить, человек должен духовно вырасти до такого уровня, должен получить богословское образование, после чего епископ совершает особый чин поставления в духовника и чин поставления в проповедника. Проповедники все обязательно должны иметь высшее богословское образование. И поэтому где-то там мы слышим живую проповедь на тему Евангелия или на какую-то актуальную, из жизни, мы должны понимать, что это человек, как сейчас говорят, сертифицированный, у него есть официальное право вещать от имени Церкви. Церковь ему доверяет. Это одна сторона. Вторая сторона. То же самое, что касается духовников. Поставленный духовник в первую очередь занимается духовным окормлением. Он не занимается миссионерством, он не занимается социальным служением, другими вещами, он непосредственно максимальное время уделяет окормлению своих пасомых. А поскольку там разделено Таинство Исповеди, то предполагается, что каждый верующий, благочестивый христианин имеет духовника, который знает его не просто так, понаслышке, через призму исповеди, а бывает у них в семье...

Т. Ларсен

— Сидит с ними за столом.

О. Павел Великанов

— Общается с ними помимо храма, знает, нормально, например, в Греции, греческая традиция, я достаточно хорошо знаю эту практику. Чаще всего стараются, чтобы духовник был не просто духовником одного человека, а духовником семьи. Это реально друг семьи, который изнутри знает эти линии напряжения между мужем и женой, отношения с родителями, детьми и так далее. Он бывает на их праздниках, юбилеях. То есть это такое живое вхождение внутрь семьи, но при этом с сохранением своего статуса как духовного наставника.

Т. Ларсен

— Такого человека можно всю жизнь искать.

В. Аверин

— И потом, сколько должно быть священников... Поскольку я деньги считаю... Сколько должно быть священников, для того чтобы эта модель могла работать.

О. Павел Великанов

— Все правильно. Мы просто обозначаем некоторую перспективу, идеальную модель. В нашей ситуации все может быть гораздо проще. Просто не надо стремиться найти такого священника, при взгляде на которого вы приходили бы в духовный ступор, и сразу бы хотелось молиться, поститься, каяться и слушать радио «Вера»... Надо находить того священника, общение с которым будет приносить вам духовную пользу. И вы будете чувствовать, что какие-то проблемы начинают разрешаться. Какие-то вопросы снимаются. И от общения с этим священником вы получаете хотя бы небольшой импульс к интенсификации вашего христианства, к более активному участию в церковной жизни, к более частому посещению храма, подготовке к молитве и так далее...

Т. Ларсен

— Но вопрос, который задаст любой человек не воцерковленный, зачем священник? Почему я не могу прийти в храм, не могу читать Евангелие, не могу читать молитвослов и самостоятельно готовиться, воцерковляться. И потом — почему я не могу исповедать свои грехи непосредственно Господу Богу, зачем мне нужен посредник?

О. Павел Великанов

— На этот вопрос мы уже ответили частично. Можно на Джомолунгму подниматься и с навигатором. Почитать в Интернете. В принципе, такой путь возможен. Я могу даже допустить, что определенный процент людей таким путем может подняться наверх. Не вопрос. Вопрос в другом. Почему надо именно исповедовать эти грехи кому-то другому. А проблема очень простая. Каждый из нас живет в нашей собственной операционной системе, мы смотрим на себя любимого своими собственными глазами. Надо понимать, что наш взгляд на самих себя имеет кривизну, понятно, что себя со стороны я не вижу. А объективно на себя посмотреть можно только со стороны. А обязательное наличие духовника предполагает то, что он и есть тот самый внешний свидетель вашего покаяния перед Богом, искренности. И того, что вы каетесь так, как надо каяться, а не так, как бывает, иногда человек приходит на исповедь, начинает слезно каяться, что он вчера съел постом шоколадную конфету, а ты начинаешь с ним общаться и вдруг понимаешь, что человек в блуде, там такое наворочено... А он говорит: «Это, правда, грех, это проблема?» Я утрирую, конечно. Но чтобы таких ситуаций избежать, нужен внешний наблюдатель. Второе, когда мы говорим о нормальном, полноценном окормлении, человек видит его не глазами самого исповедника, он видит его не через призму тех слов, которые ему говорит сам человек, он видит его через призму его реальной жизни.

В. Аверин

— Это в ситуации, когда он реально знает этого человека.

О. Павел Великанов

— Это единственная правильная, нормальная ситуация. Потому что вы не можете ничего сказать человеку, если только вы не глубоко просвещенный старец, которому Господь просто открывает. Пришел человек с улицы, он ему без исповеди, сразу выдал, в чем он не прав, что ему надо делать. Такое тоже есть. Но, давайте скажем честно, это не основное правило. Это уникальный случай. Это единицы, каждую эпоху Церкви такие единицы присутствуют, есть, но все-таки это не общее правило. Общее правило такое, что мы руководствуемся здравым смыслом, внутренним ощущением, переживанием этого человека и поэтому можем ему дать правильный ответ, правильный совет. Но для этого мы должны видеть этого человека не только на исповеди. Почему я заостряю этот момент, нормальное духовное окормление возможно только в том случае, если вы знаете человека вне контекста его стояния перед вами во время исповеди.

В. Аверин

— Вы сказали, что на Джомолунгму можно подняться, в принципе, в одиночестве. Если он не ходит на исповедь, в силу разных обстоятельств, может быть, так решил, что он может подняться на эту гору сам, он может считаться православным христианином?

О. Павел Великанов

— Нет.

В. Аверин

— Нет?

О. Павел Великанов

— Нет.

В. Аверин

— Просто он идет какой-то другой дорогой, отличной от дороги, которую заповедовала Церковь.

О. Павел Великанов

— Не нам судить, дойдет он или нет. Но когда мы сопоставляем шансы дойти ему и дойти человеку, у которого есть рядом инструктор, во-первых. Это важная вещь, но есть еще не менее важная вещь. Инструктор в первую очередь скажет: «Ты хочешь туда на вершину, тебе надо, прежде всего, не в горы лезть, а идти в тренажерный зал и заниматься накачкой мускулов, бегать по дорожке.

В. Аверин

— Подготовиться.

О. Павел Великанов

— Когда ты пройдешь определенный этап этого всего, тогда, может быть, мы начнем потихонечку подниматься. Так вот у нашего первого героя нет ни первого, ни второго. Есть шанс, что он поднимается наверх? Есть, в общем-то, конечно, есть. Всякое бывало в жизни. Но нужно быть крайне самонадеянным человеком и иметь слишком большие, достаточно большие основания, чтобы предпочесть первый путь второму, более распространенному. Почему я сказал, что этот человек не православный. Все-таки православность человека определяется не фактом его Крещения, а фактом его причастности к церковной общине. Церковная община вращается и созидается вокруг Таинства Евхаристии, вокруг Причащения, люди услышали зов Христа, пришли и захотели снова вращать свою мысль, радоваться чувствами, вдохновляться всем тем, что было связано со Христом в дни Его земной жизни. Всё. Это сосредоточие, это сердце жизни христианина, если мы это убираем, он — не христианин. Он может быть глубоко религиозным человеком, при этом он может поститься, молиться, читать духовную литературу, делать добрые дела, он может быть во всех отношениях вообще...

Т. Ларсен

— Пупсиком.

О. Павел Великанов

— Замечательный, прекрасный человек. Но если он не ходит в храм, и для него это реальное общение со Христом ничего не значит, он не православный. Он просто религиозный человек, верующий в Бога, верующий во Христа. Может быть, даже почти христианин. Но как Господь сказал? Кто не вкушает Мое Тело, не пьет Мою Кровь, тот не имеет части со Мной. Тот не является участником Моей жизни. Тот, тем самым низводит Христа до уровня обычного Бога. В понимании других религий. Кто такой Бог? Бог — это великий, создавший этот мир, действующий, поддерживающий и так далее. Кто такой Христос? Это не просто Бог в общем понимании людей, как это в других религиях существует в тех или иных вариациях. Это Бог, который захотел стать человеком, стал человеком, победил все то, что каждого из нас изнутри разлагает, и дал нам возможность приобщаться своего обоженого человечества. То есть каждый раз, причащаясь Тела и Крови Христовых, мы принимаем в себя того Христа, который победил уже нашу проблему. И наша главная проблема заключается в том, что мы с Ним не синхронизированы. Мы его принимаем, но в нас только мелкие какие-то части, детали, небольшие отделы нашего организма и духовно, и душевно начинают входить с ним в какое-то взаимодействие. Он целиком в нас. Но результат от этого маленький. Но все равно этот результат не соизмеримо больше по сравнению с теми, у кого этого нет. Так что здесь все вращается вокруг Евхаристии, вокруг возможности быть со Христом, быть причастным Христу. Если мы это убираем, то ничего не остается.

Т. Ларсен

— Это программа «Светлый воскресный вечер». У нас в гостях протоиерей Русской Православной Церкви, богослов, доцент Московской духовной академии, главный редактор научного богословского портала «Богослов.Ru», настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде Павел Великанов. Мы продолжим разговор через пару минут.

В. Аверин

— Продолжаем разговор. В студии Тутта Ларсен и Владимир Аверин, сегодня наш гость — протоиерей Русской Православной Церкви, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры, главный редактор научного богословского портала «Богослов.Ru» отец Павел Великанов.

Т. Ларсен

— У меня все-таки вопрос не праздный. Вы говорите, что человек должен найти батюшку, который станет его духовником, с которым он будет дружить, который будет его окормлять в храме, будет гостем на его праздниках. Но это же субъективный момент. Вот я пришла, мне этот дядька не понравился, а этот симпатичный, а как я пойму, достойный он духовник для меня или нет? Я же духовно

В. Аверин

— Несовершенен...

Т. Ларсен

— Да, мягко говоря, и я сужу о человеке по совершенно человеческим критериям. Не по его образованию, не по силе проповедей, его опыту пастырскому, а он мне просто понравился — симпатичный, молодой, может быть. И от него вкусно пахнет одеколоном. Я буду к нему ходить.

О. Павел Великанов

— Вопрос — в целеполагании. Зачем вам нужен батюшка. Если батюшка нужен, чтобы он был рядом с вами, просто мужчина, от которого приятно пахнет одеколоном, это одна ситуация. Если вам нужен духовник, наверное, он вам нужен не просто ради того, чтобы он был рядышком с вами, а для того чтобы он вас вел ко Христу. Если вы чувствуете, что этот человек вас уводит куда-то в сторону или является своего рода, как вы сказали, посредником между вами и Христом, бегите от него куда подальше.

В. Аверин

— А как искать? Мне требуется усилие, чтобы зайти в храм, не то чтобы поговорить. Мне, в принципе, сложно говорить с людьми, если я не скрыт за маской микрофона, студии, чего-то еще... Здесь мне проще гораздо говорить. Прихожу, он такой, я к нему сунулся, что-то мне не понравилось. Потому я пошел в другой храм, я сунулся к другому священнику. Это ситуация Москвы и другого большого города, есть хотя бы выбор. А когда я живу в маленьком городке, а когда я живу в деревне, когда священник один на несколько этих деревень и появляется раз в месяц, потому что такая ситуация. Выбора нет, а проблема выбора остается.

О. Павел Великанов

— Смотрите, я бы все-таки развел ваш вопрос на два отдельных вопроса. Первый вопрос — это возможность поиска духовника.

В. Аверин

— И способы.

О. Павел Великанов

— Здесь действительно должен быть выбор. И здесь иного пути, кроме как тыкаться к тому, другому, к пятому, десятому, двадцатому, тридцатому способа нет.

Т. Ларсен

— Тепло, холодно? Мой человек, не мой?

О. Павел Великанов

— Да. Ваш, не ваш. Потому что у разных людей свои конституции, но тут опять-таки надо смотреть, какой единственный критерий. Пришли к этому человеку, вы у него поисповедовались, вы поговорили с ним, вы рассказали ему о каких-то своих проблемах, услышали от него ответ и вы должны смотреть внутрь себя. Каков результат, каков плод? Если вам становится...

Т. Ларсен

— Легче?

О. Павел Великанов

— Не легче...

В. Аверин

— Вы использовали слово «импульс». Если я чувствую внутри импульс...

О. Павел Великанов

— Абсолютно верно. Вы получили этот импульс. Импульс может быть такой, что вы скажете, что же я за дурак, зачем я туда пошел, жил теперь спокойно, а теперь...

В. Аверин

— Грызет...

О. Павел Великанов

— Одна головная боль, сплошные проблемы.

Т. Ларсен

— Совесть пробудилась...

О. Павел Великанов

— Отлично, прекрасно. Цель священника — вдохновить, поднять уровень нашей постоянно сползающей ревности чуть-чуть повыше. Тут нужен выбор. И совсем другая ситуация, когда человек хочет прийти на исповедь и покаяться в том, о чем он уже давно просит прощения у Бога. Здесь никакой разницы нет, к какому священнику человек пойдет. Если это будет батюшка...

Во-первых, что я хотел еще сказать... Давайте не будем демонизировать наше духовенство. Все-таки большая часть нашего духовенства, где бы она ни жила, на периферии наших регионов огромное количество искренних пастырей, горячих, благочестивых, несущих жертвенное служение, у которых можно и поисповедоваться, и просить их быть своими духовниками.

В. Аверин

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Я как раз говорил о проблеме найти духовника.

О. Павел Великанов

— Да. Я бы разделил. Духовника надо искать и находить, и надо понимать, что вы можете найти духовника совсем не рядом с вами. Может быть, это будет духовник, с которым вы будете видеться один раз в год. Но этого одного раза в год будет достаточно, для того чтобы решить серьезные, глубокие ваши проблемы.

Т. Ларсен

— А духовник всегда один? Может быть 2-3?

О. Павел Великанов

— Все-таки нет. Если мы говорим о духовном окормлении, то должен быть один человек. В противном случае, вас будут просто раздирать. Потому что все равно у каждого духовника свое представление, свое видение пути, они могут быть очень разными, и вы можете оказаться на растяжке между двумя духовниками. Но что я сразу хочу сказать. Духовник может быть один. А ваших исповедников, батюшек, которые вас исповедуют, с которыми вы общаетесь, с которыми вы советуетесь, может быть много. На практике у многих православных христиан так и происходит. У них есть духовный авторитет, к которому они обращаются в сложных ситуациях, задает магистральное направление жизни. А какие-то мелкие, не столь значащие, не столь с высокой степенью риска проблемы решаются на уровне тех батюшек, с которыми этот духовник рекомендует взаимодействовать, общаться, прислушиваться и так далее.

В. Аверин

— Отец Павел, а может быть ситуация, когда священник во время исповеди говорит: «Пошел вон».

О. Павел Великанов

— У меня такая ситуация была один раз.

Т. Ларсен

— В каких обстоятельствах это возможно?

О. Павел Великанов

— Это возможно в ситуациях, когда исповедь не является исповедью, а является, например... Человек пришел на исповедь, чтобы батюшке рассказать о том, какой мерзавец ее муж.

В. Аверин

— Нет. Я говорю о том... Вот приходит человек, искренне кается, рассказывает про себя нечто, что с точки зрения этого священника уже за гранью возможного. Он говорит: «Пошел вон, чтобы ноги твоей не было в Церкви, потому что ты такой, что тебе не место здесь».

О. Павел Великанов

— Нет. В такой ситуации... Если батюшка... Давайте проговорим, чтобы было все понятно. Если человек пришел в Церковь с очень тяжелыми грехами, в которых он кается, в которых просит прощения у Бога, но с точки зрения батюшки эти грехи непрощаемы, и священник выгоняет человека из храма — это ситуация с точки зрения церковных канонов недопустимая.

Т. Ларсен

— То есть нет непрощаемых грехов?

О. Павел Великанов

— Грехов непрощаемых нет. Кроме нераскаянных.

В. Аверин

— Чтобы не ходить вокруг да около. Это проблема гомосексуалистов. Очень много, которых я знаю, они не идут в Церковь, они не идут на исповедь, потому что они абсолютно убеждены, что в ответ они получат оскорбление и «пошел вон», что с ними не будут разговаривать, что это невозможно. Это не только для Москвы, для многих мест в нашей стране, это внутренняя проблема людей, с которой они живут долгие годы.

О. Павел Великанов

— С нетрадиционной ориентацией ситуация ничем не отличается от других серьезных глубоких грехов, которые требуют не исповеди как просто произнесения вслух внутренних переживаний и помыслов, а исповеди как радикального изменения. Другое дело. Тут нужно понимать. Человек, который пребывает в грехе, у которого есть внутренний серьезный, глубинный слом, если мы говорим об изменениях ориентации, это духовно очень больной человек. И такому больному человеку естественно необходимо долгое серьезное, внимательное лечение. Как мы можем его лечить, если мы его выгоняем из больницы? Он должен лечиться в больнице, он должен быть под наблюдением, он должен быть под пристальным наблюдением священника, чтобы ему вылезти из этой ямы при одном условии, что он хочет оттуда вылезти.

Т. Ларсен

— Я не думаю, что большинство таких людей идут в храм, чтобы радикально изменить образ жизни. Они хотят быть причастны Церкви, но при этом оставаться в том состоянии, в котором они существуют.

В. Аверин

— Есть значительная часть людей, которая не воспринимает это как гей-прайд, они воспринимают это как несчастье, как греховность, они не могут справиться с этой греховностью, в то же время, осознавая все это внутри. Это трагедия, ломка, люди сходят с ума и вешаются, потому что они не понимают, где и как они могут получить поддержку, особенно слушая, что раздается, я прошу прощения, от православных активистов: забить камнями, на порог не пускать и изничтожить физически. И эта проблема существует. Может быть, это самый поверхностный пример, может быть, есть люди с какими-то еще проблемами, с осознанием своей греховности, которые тоже не пересекают порога Церкви, не идут на исповедь именно поэтому. И это может быть все, что угодно. Это могут быть отношения в семье, очень тяжелые.

Т. Ларсен

— А тогда они идут к психоаналитику. Кстати, для меня до сих пор не всегда понятная грань. Есть люди, которые пишут свои грехи на бумажке, прочитали, бумажку порвали и все дела. А есть люди, которые приходят к батюшке реально поговорить. И не просто по-церковнославянски свои грехи назвать и с ними расстаться, а как-то именно совет получить, житейскую мудрость...

О. Павел Великанов

— Я бы провел такое разделение, между вопросами, которые должны разрешаться в пространстве психологии, и вопросами, которые должен разрешать священник. Это, прежде всего, вопрос греха, никакой психолог не избавит вас от греха и не сделает примирение ваше с Богом. Это то, что должен сделать священник.

В. Аверин

— Психолог примирит вас с собой.

О. Павел Великанов

— Да, психолог примирит вас с самим собой, потому что у него просто нет этого инструментария, понимаете. Вы не можете предложить плотнику сварить две металлических вещи с помощью зубила и молотка, не знаю.

Т. Ларсен

— Но все равно, это большое искушение с батюшкой пообщаться, как с психологом.

О. Павел Великанов

— Но подождите, я еще не закончил. Я еще не сказал, что если мы говорим о полноценном духовном окормлении, то психолог тут просто не нужен. Почему? Потому что мы работаем на более глубоком уровне. Если это действительно работа, а не профанация, некая мнимость того, если мы действительно докапываемся до причин грехов... А почему этот человек одержим такой страстью? Какой у него в душе крен, изъян, доминирующая, господствующая страсть? На чем она основывается, на каких ложных внутренних установках? Что у него за спиной, какое у него наследство, что было у его родителей? Как выстраиваются его отношения с ближними? И так далее, и так далее. Это позволяет нам не просто решить проблему наличия греха в отношениях между этим человеком и Богом, но решить его глубинные душевные проблемы, которые имею проекцию очень конкретную, проекцию и в психологической сфере, и в том числе сфере телесной. Ведь огромная область заболевания психосоматических, все это... Мы не знаем, как это взаимодействует, но то, что взаимодействует, это очевидно.

Т. Ларсен

— Но подождите, это же невозможно. Если священник будет так глубоко участвовать в жизни каждого своего окормленца, а это несколько десятков минимум человек. Ни что времени просто не хватит в своей жизни. А откуда взять столько времени, сил и участия?

О. Павел Великанов

— В этом и вопрос. У хороших духовников никогда не бывает огромного количества духовных чад. Их в принципе быть не может. Я неправильно сказал: бывает. В том случае, если человек настолько просвещен благодатью Святого Духа, что он очень быстро, профессионально может поставить диагноз и назначить лечение человеку, не погружаясь вглубь разбирательства этих вещей. Это огромный опыт, особое духовное чутье. И я сам был свидетелем, причастником подобных вещей. Когда ты приходишь к кому-то, начинаешь рассказывать про свои проблемы, и тебе дается один ответ, но этот ответ — снайперский. Он просто бьет в ту самую точку, решив которую все остальное уже само собой разрешается. Но это особые ситуации, случаи. А так — да, я не думаю, что у одного духовника может быть близких чад больше сотни. Я считаю, что это невозможно. Но другое дело, мы же говорим об этих чадах как о неком предельном погружении в семьи. Вы думаете, многие этого хотят? Нет. Есть люди, у которых есть некий предел, до которого они хотят общаться со священником, и дальше никто особо не собирается...

В. Аверин

— Одна из главных проблем, которая извне видится, это проблема подчеркнутой ритуальности. И за этой ритуальностью скрываются какие-то смыслы. Скрываются — не в смысле маскируются, а в смысле, что этой ритуальности и достаточно. Это отдельный разговор...

О. Павел Великанов

— Это очень хороший, интересный разговор о месте обряда в нашей жизни, о том, какое значение мы должны придавать внешним ритуалам, внешнему укладу жизни. Особенно, если мы говорим о нашей Русской Церкви, где тема обряда — очень болезненная тема...

Т. Ларсен

— Это программа «Светлый воскресный вечер». Ее ведущие — Тутта Ларсен, Владимир Аверин. У нас в гостях протоиерей Павел Великанов. Мы как-то очень глубоко копаем, давайте поговорим, как человеку, в принципе... Вот я решил исповедоваться, в первый раз в жизни, может быть, подойду к батюшке, что мне нужно сделать? На бумажке написать все? Где мне эти грехи выписать? Как мне понять, есть у меня или нет?

О. Павел Великанов

— Я в первую очередь всегда советую людям, которые впервые приходят на исповедь, спрашивают, как правильно подготовиться, прочитать Евангелие. То первое, что надо сделать. Почему? Потому что в противном случае мы не очень понимаем, в чем нам надо каяться. Мы должны понять — мы православные христиане, Евангелие — это некий канон, правило нашей жизни. Мы должны его прочитать и понять, чего же от меня лично хочет Христос? И в чем заключается разница между моей реальной жизнью, моими поступками, которые, я понимаю, они были грешными, и тем, что говорится в Евангелии. И ту разницу, которая происходит между правильным и неправильным в своей жизни, мы превращаем в исповедь, с которой мы приходим...

В. Аверин

— А если в первый раз я решил это сделать в 50 лет, что же мне все 50 лет рассказывать?

О. Павел Великанов

— Слава Богу, что это произошло не в 90.

В. Аверин

— Бедному несчастному священнику... Это же может растянуться на сутки.

О. Павел Великанов

— Как это ни парадоксально, такие исповеди не бывают очень большими. Потому что все равно в жизни каждого человека все грехи имеют особенность компоноваться. Один грех тащит другой, постоянно повторяющийся грех обрастает-обрастает и постепенно становится большим камнем, исповедовать который где-то легче, чем огромное количество мелких грехов. Поэтому речь не о том, чтобы батюшке рассказать во всех подробностях, кто с кем и как. А именно рассказать, в чем вы каетесь. Если человек согрешал блудом, не надо батюшке рассказывать, что и где происходило, и почему так, почему расстались, почему снова встретились. Человек просто кается: «Батюшка, я согрешил блудом многократно». Этого достаточно.

В. Аверин

— То исповедь, я уже употреблял это слово, это некий промежуточный финиш и некоторый итог внутренней работы.

О. Павел Великанов

— Абсолютно верно. Это завершение вашего вызревшего покаяния. Которое вы принесли Богу у себя дома, когда вы сказали: «Господи, прости меня, что у меня было то-то, то-то». Вы знаете, и Бог знает, что это было. А батюшку не надо вводить во все эти подробности, опять говорю, он свидетель вашего покаяния перед Богом.

В. Аверин

— А не судья.

О. Павел Великанов

— Совершенно верно.

В. Аверин

— Хорошо, мне 50 лет. А когда деточка?

Т. Ларсен

— Если 9. Со скольки, с 7 лет исповедуются?

В. Аверин

— Которые ни прочитать Евангелие, ни провести этой внутренней работы не способны.

О. Павел Великанов

— У нас есть такая традиция. Мне эта традиция, скажу откровенно, не очень нравится. Когда дети принуждают к исповеди, кто с 7, кто с 9 лет. А почему мне это не нравится? Потому что у детей совершенно другое восприятие должного и не должного, чем у взрослых. И детям не так много есть, в чем каяться.

В. Аверин

— Спрашивают, маму, папу слушал?

Т. Ларсен

— Не слушал.

О. Павел Великанов

— Если мы говорим о нормальной семье, в которой родители занимаются воспитанием детей, где они стараются прививать им основные христианские понятия, добродетели, конечно, у детей будут грехи, но это будут не те грехи, которые их отлучают от Церкви. По крайней мере, до подросткового возраста. И здесь мы сами вгоняем себя в очень непростую ситуацию. Мы говорим: с семи лет ты должен приходить на исповедь, прежде чем идти причащаться. Ну что ребенок скажет? Папу-маму не слушал, ну понимаю, что неправильно. Ленился. Сестренку обижал. Контрольную списал. Все. И представьте себе, что делать батюшке, когда к нему приходит ребенок каждую неделю с одними и теми же грехами. Он понимает, что в следующий раз он сделает то же самое. Ну, может быть, контрольную не спишет, но все остальное все будет.

Т. Ларсен

— Зато у ребенка качается некая мышца, когда он будет подростком, ему не так сложно будет подойти...

О. Павел Великанов

— Вы знаете, когда он будет подростком, он просто в храм не пойдет.

Т. Ларсен

— Он по-любому может не пойти.

В. Аверин

— Подожди, он не пойдет, в том числе и потому, что для него это превращается в рутину, которая ни к чему не ведет.

О. Павел Великанов

— Потому что появятся такие грехи, о которых ему действительно стыдно будет сказать. Ему действительно будет стыдно сказать, потому что он не знает, что ему батюшка ответит.

Т. Ларсен

— А если он до этого вообще в храм не ходил, он вообще не пойдет.

О. Павел Великанов

— Это другая ситуация. Мы говорим о ребенке, который вырос в храме. Что я хочу сказать. Профанирование исповеди — это очень страшная вещь. Нельзя исповедь превращать в профанацию — исповедоваться, чтобы исповедоваться. Я счастлив, если ко мне подходит ребенок и говорит: «Батюшка, я не знаю, ничего особо такого, о чем хотелось бы попросить прощения у Бога, у меня не было». С Богом, иди, причащайся. Не надо выдумывать себе грехов. Грехов выдумывать не надо. Если ты не видишь, то не надо. С чем это можно сравнить? Каждый знает, что такое нарыв на теле? Оно где-то болит, что-то начинается-начинается. До тех пор пока он не локализован, пока это проблема не превратилась во что-то такое, что может выйти наружу, тем самым разрешить эту болезнь, ее нельзя трогать. Грех и покаяние — такие же вещи. Человек понимает, что у него болит, но оно должно выболеть в этом месте, чтобы от этого избавиться. Если мы будем... Оно болит, а давайте пожмем-пожмем, может, быстрее будет...

Т. Ларсен

— А тогда для этого ребенка происходит еще более страшная вещь — профанация Причастия. Он к Причастию скачет веселым козликом независимо ни от чего. Одно дело, когда ему четыре года, он перед Чашей хихикает и человечка лего в карман запихивает, другое дело, когда ему девять лет, и он походя...

О. Павел Великанов

— Согласен.

Т. Ларсен

— Не пройдя никакого фильтра, никакого испытания...

О. Павел Великанов

— Совершенно согласен. Поэтому я говорю, что исповедь должна быть, но надо изменить сознание прихожан к самой исповеди, что исповедь — это момент открытия своего сердца перед духовником. Там нету такого, что препятствует Причастию? Есть, что препятствует, в чем ты каешься, если ты не каешься, тогда лучше тебе не причащаться. Такие ситуации тоже бывают. Человек подходит: «Батюшка, я не знаю, что делать, я нахожусь в состоянии ярости, вот у меня сын, муж».

В. Аверин

— Вы его не пускаете к Причастию?

О. Павел Великанов

— А как? Как человека допустить до Причастия в состоянии ярости? Она его ненавидит.

Т. Ларсен

— Причастится он в состоянии ярости, может, его отпустит. Нет?

О. Павел Великанов

— Человек, который причащается в состоянии прямо противоположном той самой синхронизации нормальной человеческой жизни... Я это сравниваю так. Вот есть сургуч. Вы помните, в свое время запечатывали посылки. Что такое Причастие? Это печать. Сургуч надо разогреть, чтобы он мог воспринять эту печать. Если вы возьметесь за затвердевший сургуч, стукните печатью, вы знаете, что будет. Он разлетится на куски. Почему апостол Павел говорит: «Каждый, да испытывает себя, прежде чем приступает к Чаше». Только после этого «да дерзает есть и вкушать». Ведь люди могут и умереть, и заболеть. Это идет Причащение в осуждение. Это и есть то самое страшное, пренебрежительное отношение к Таинству. Прямо противоположное состояние, он одержим страстью, он одержим эгоцентрической ненавистью к другому человеку и при этом дерзает принимать в себя Христа, который есть, прежде всего, любовь и прощение.

Т. Ларсен

— А если человек не знал и причастился по незнанию? Решил в храм сходить, ребенка с собой привел, но не знал, что надо к Причастию как-то особенно готовиться и причастился.

О. Павел Великанов

— Бывают такие ситуации. Как ни парадоксально обычно такие Причастия случайные, они становятся первым этапом, первой серьезной ступенькой к движению человека к Богу. У меня есть несколько друзей, которые давно маститые священники, которые рассказывали. Их первый контакт с Церковью, ну не знаю, пришел мальчишкой в 17-18 лет в храм, все стоят, встал в очередь и подошел, причастился, вышел. А был некрещеный даже человек, даже такие ситуации были. Но с этого момента вдруг внутри него какая-то начинает вызревать новая жизнь, он принимает Крещение, идет в семинарию, становится священником. Кто-то был крещеный. Но надо понимать. То, что мы называем подготовкой к Таинству, это то, что мы можем сделать с нашей человеческой стороны, но это вовсе не определяет то, что Бог делает со своей стороны. Вы можете прекрасно подготовиться, вычитать все правила, все каноны, со всеми примириться, у всех попросить прощения, причаститься и после этого испытывать такую жуткую тягость... И вам будет страшно. Понимаете, наши мысли — это наши мысли, а у Бога свой взгляд на нас. Значит, есть какие-то вещи глубоко серьезные во мне, которые не дают этой резонансности. Которая вместо того, чтобы приносить радость освящения, просвещения, просветление внутреннее, мы становимся мрачными и тяжелыми, неадекватными.

Т. Ларсен

— У меня есть такая родственница, с которой если я иду на Всенощную Пасхальную или Рождественскую, все готовимся, постимся, радостно стоим, радостно причащаемся и на обратном пути всегда так страшно собачимся по дороге домой, что вся эта радость от поста и от его окончания, от праздника уходит в песок.

В. Аверин

— Зачем ты с ней ходишь?

Т. Ларсен

— Ну не могу не ходить. Пару раз было такое на службе, что я стою и понимаю, я просто в жутком раздрае, она меня раздражает, я не хочу с ней общаться, она выносит мне все мозги, она портит моего ребенка, все это не в коня.

О. Павел Великанов

— Это особая тема. Что я хотел сказать. Каждый раз приступая к церковным Таинствам и, прежде всего, к Причастию, мы совершаем определенный суд сами над собой. Мы подвергаем себя прикосновению некой абсолютно объективной реальности, которая есть Бог. И тут надо понимать, что внутренне надо быть готовым к очень неожиданным результатам. Получается, что совершенно не факт, что все...

В. Аверин

— То есть не священник мне судья, а я сам себе судья.

О. Павел Великанов

— Вы знаете, и вы сам себе не судья. Просто к вам приходит Бог, и иногда бывает, что вы встречаете совсем не того, кого ожидаете, и совсем не с таким отношением, не с таким взглядом к вам, на который вы сейчас рассчитывали.

В. Аверин

— Но в любом случае, этот суд — это я организую.

Т. Ларсен

— Это же твоя воля свободная.

В. Аверин

— Я его организую. Репетиция Страшного Суда.

О. Павел Великанов

— Ну, может, да. Некий момент истины. Но плюс этого момента истины в том, что он происходит не на вашем смертном одре, когда вы ничего сделать не можете. И, более того, это прекрасно, когда человек причащается и понимает, что он причащается в осуждение. Может быть, это жестоко прозвучит, но он понимает, что он причастился и вместо той радости, он чувствует, что его жизнь другая, неправильная. И это должно человека побудить к очень серьезному переосмыслению очень глубоких вещей. Мы можем о себе думать, что мы такие розовые и пушистые, христиане, а у тебя в глубине такая гниль. Ее просто Господь приоткрыл чуть-чуть и тебе показал: «Дружочек мой, ты вот какой, на самом деле. Вот почему тебе чаще надо ходить в храм, исповедоваться глубже, серьезнее заниматься своим духовным возрастанием». А не просто так сходил, причастился, ну да, еще один бонус получил в Царстве Небесном, скоро там все окажемся.

Т. Ларсен

— Что такое общая исповедь, и зачем она бывает?

О. Павел Великанов

— Общая исповедь в нынешней, сегодняшней практике — это прочтение священником определенных молитв и перечня грехов, которые являются наиболее распространенными, для того чтобы исповедующиеся вспомнили, если что-то забыли. Все. Не никакого Таинства общей исповеди.

Т. Ларсен

— Она не исключает...

О. Павел Великанов

— Она не просто не исключает, она желательна, она не обязательна, она желательна как способ подготовить человека к индивидуальной исповеди. Какой-то общей исповеди, когда все стоят скопом, священник читает над ними молитвы. Такая практика одно время у нас была. В Советское время, в Синодальный период встречались такие практики. Сейчас такие практики категорически недопустимы. И это представление о том, что возможна общая исповедь, это ложное представление.

Т. Ларсен

— Спасибо огромное! Это была программа «Светлый воскресный вечер».

В. Аверин

— Спасибо, отец Павел.

Т. Ларсен

— С вами были Тутта Ларсен, Владимир Аверин, у нас в гостях был протоиерей Павел Великанов.

О. Павел Великанов

— Всего доброго. Помощи Божией.