У нас в гостях были настоятель московского храма святых бессребренников Космы и Дамиана в Шубине протоиерей Александр Борисов и основатель дома трудолюбия "НОЙ" Емельян Сосинский.
В. Емельянов Здравствуйте. Это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— ...Алексей Пичугин, здравствуйте!
В. Емельянов И мы приветствуем, вот уже, получается, наших старых друзей, с которыми мы встречались, вот как Алексей посмотрел...
А. Пичугин
— ...ровно полгода назад.
В. Емельянов ...ровно полгода назад. Это протоиерей Александр Борисов...
Ну, протоиерей Александр Борисов у нас почаще бывает, настоятель Московского храма Святых Бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине...
А. Пичугин
— Да, здравствуйте.
В. Емельянов Здравствуйте... И Емельян Сосинский — основатель и руководитель Дома трудолюбия «Ной». Здравствуйте, Емельян!
Е. Сосинский
— Здравствуйте!
В. Емельянов Ну, действительно, трудно поверить, что прошло уже полгода. Это был февраль, и тогда мы подробно рассказывали о том, что такое Дом трудолюбия «Ной». Кстати, Вы можете, если есть желание, зайти на сайт — он, правда, как Емельян говорит, еще не до конца такой устоявшийся, но тем не менее: http://dom-noi.r
А. Пичугин
— Просто, может быть, не у всех есть Интернет. Я думаю, все равно в двух словах надо напомнить, о чем же все-таки идет речь, о чем пойдет речь сегодня. Потому что программа — в развитии, у наших гостей есть новости относительно того проекта, которым они занимаются, домом трудолюбия «Ной» — там положительные изменения происходят. Поэтому давайте вкратце все равно напомним слушателям, что же это такое.
Е. Сосинский
— Ну, во-первых, разрешите, я хотел поблагодарить радио «Вера», слушателей радио «Вера» за предыдущую передачу, в результате которой нам в первый раз в истории развития нашей организации (мы пять лет уже, практически, существуем) удалось собрать рекордное количество пожертвований, которое равнялось половине стоимости содержания всего приюта за месяц. Обычно у нас пожертвования — это не более одной четверти от содержания, а вот после этой передачи, потому что еще целый месяц она висела, я так понимаю, на сайте радио...
А. Пичугин
— Ну, она и продолжает висеть.
Е. Сосинский
— Да?
А. Пичугин
— Конечно.
Е. Сосинский
— ...нам удалось собрать половину. То есть за это огромная благодарность, потому что, как Вы понимаете, в этой работе материальное, как говорил Иоанн Кронштадтский, является одним из основных вообще — на что все это дело содержать.
Ну, и позвольте, действительно, напомнить о том, чем мы занимаемся. Мы работаем с бездомными людьми Московского региона — Москвы и области. Причем, мы работаем не точечно, не с единицами, работа с которыми ведется довольно-таки успешно многими организациями, но требует большого вложения материальных, человеческих и временных ресурсов. Мы работаем с тысячами, с сотнями, с тысячами. То есть наша задача — оторвать от основных видов греха, которыми бездомный живет на улице (это постоянный алкоголизм; это, как минимум, постоянное придумывание каких-то историй, чтобы ему подали; это различные криминальные... и воровство, и грабежи, и чего только нету)... То есть вот наша задача — именно от этого оторвать тысячи. То есть у нас, к сожалению, пока не хватает времени на такую точечную работу с каждым. Это уже пусть делают те, которые ими действительно давно занимаются. Наша задача — это вот остановить, что называется, эпидемию. И делаем мы это по образу Дома трудолюбия святого Иоанна Кронштадтского конца XIX века, который говорил, что бездомному надо дать, в первую очередь, жилье и работу, что люди должны трудиться, должны жить трезвой жизнью. Что если все остальные горожане хотят им действительно помочь, они должны создать им условия совместного проживания, совместной работы и обеспечить рынок сбыта того, что они там будут производить, потому что сами, конечно, никакой конкуренции выдержать не смогут. И это и с христианской точки зрения правильно, чтобы, как он говорил, отвратить людей от пьянства, от апатии, от тунеядства, и с точки зрения даже собственной безопасности (это он же говорил) это тоже правильно — чтобы бедомные не занимались некоторыми видами криминала, которыми они живут на улице. А когшда они смогут жить в труде и в трезвости, конечно, это абсолютно безопасные люди, такие же, как все вокруг. Вот этим занимается наша организация.
А. Пичугин
— Но тут еще важно — потому что мы сейчас будем расскзывать о том, что изменилось... Я так понимаю, что до этого, до этих перемен (ну, собственно говоря, и сейчас, наверное, тоже) Ваши подопечные жили не просто в каком-то одном месте, в приюте, а это были коттеджи, которые Вам сдавали владельцы этих домов где-то в коттеджных поселках.
Е. Сосинский
— Вся наша организация на данный момент — это уже 13 филиалов. Она вся находится в арендованных частных коттеджах на территории, да, как правило, СНТ Московской области, за некоторым исключением. И с этой точки зрения оно особо не поменяется. У нас, к сожалению, как была только вот эта возможность коммерческой аренды, пока как-то по-другому их расселять у нас не получается, возможности нет.
Хотя сейчас вот тоже одно очень позитивное изменение — у нас появился первый благотворитель (я даже не знаю, как они идут — как фирма или как частное лицо), который первый раз за всю нашу историю сдал нам бесплатно помещение, в котором мы сейчас еще только тоже проводим ремонт, только начинаем осваивать, оно относительно небольшое). Но это первый в нашей истории подобный опыт. Такого раньше не было — то есть мы за все платили, и платили по коммерческим ценам.
А. Пичугин
— Вот мы к этому и ведем. Я так понимаю, что речь идет о бывшем пионерлагере?
Е. Сосинский
— Нет, там, к сожалению, все в коммерческую аренду.
А. Пичугин
— Ага. Тогда давайте разбираться.
Е. Сосинский
— В этом году сложилась необычная ситуация, которой раньше, за предыдущие вот уже почти пять лет, не было. Дело в том, что лето, начиная с теплых дней, когда уже началась теплая весна, а потом все лето, значительная часть бездомных, привыкших годами жить на улице, уходят обратно на улицу, потому что они уже не боятся замерзнуть, они уже начинают жить подаянием, если это старики, инвалиды или женщины с детьми. Те, которые трудоспособные, переходят на вот этот летний режим работы. То есть они день поработали — потом несколько дней они на то, что наработали, гуляют. Потом ещше день поработали — и так далее. Ну, кто-то, может быть, и более удачно, то есть действительно куда-то устраивается, действительно в какие-то временные промежутки работает, а потом оказывается на улице.
И каждое лето у нас не хватало... То есть мы теряли примерно 30% людей. Это касалось и основного контингента (то есть бездомных, которые еще работоспособные)
Этим летом — видимо, в силу различных причин (то есть все их назвать сложно, можно только попытаться перечислить), так оказалось, что социальный контингент (старики, инвалиды, женщины, дети) — наши два уже на данный момент дома, которые ими занимаются, полные. Уже в середине июля мы были вынуждены начать отказывать, причем, самым незащищенным — это совсем тяжелым инвалидам, включая лежачих, и женщинам с детьми. То есть уже в середине лета нам стало некуда их принимать.
Еще раз говорю: причин много, поэтому не берусь анализировать. Мы, как правило, работаем с последствием: то есть раз оно уже так получилось, что они к нам просятся, нам их некуда девать, то стали думать, что же тогда делать. И вариант... Ну, вариантов обычно два: либо арендовать рядом еще какой-нибудь один коттедж... Но, учитывая, что это только середина лета, а основной приток людей, конечно, начинается с наступлением холодов... То есть как только начинаются дожди, как только начинаются холода, люди начинают идти, что называется, со страшной силой. Поэтому вот этот арендованный коттедж — он очень ненадолго перекрыл бы вот эту проблему. Поэтому думали и считали (в конце, правда, просчитались, об этом потом расскажу), но решили сделать такой кардинальный шаг — арендовать именно большую территорию с возможностью перевести туда вот наши эти два социальных дома, которые уже есть, и так, чтобы там был еще большой потенциал добирать людей с улицы. В результате всего этого арендовали территорию бывшего пионерского лагеря, в котором около 5 гектаров земли и около 5 тысяч квадратных метров помещений, в которых можно жить.
А. Пичугин
— Это в Подмосковье, да?
Е. Сосинский
— Это 40 километров от Москвы по Ярославскому шоссе, 15 километров до Сергиева Посада, недалеко от деревни Галыгино...
А. Пичугин
— А-а, знакомые места, да.
Е. Сосинский
— Вот. Это бывший пионерский лагерь, потом это была база отдыха. То есть там наш коечный потенциал может достигать уже от 500 до 700 койко-мест. И сейчас мы туда переводим... Там будет только социальный контингент (вот те, кого я назвал — женщины, старики, инвалиды, дети). И сейчас мы туда переводим наших подопечных из двух социальных домов. Это получится порядка 160 человек. Следовательно, мы можем набрать еще 400-500 человек — у нас есть возможность их туда принять. Я надеюсь, что, как минимум, на эту зиму этого хватит для всех, кто будет к нам обращаться, кто готов изменить свой образ жизни.
А. Пичугин
— А в каком состоянии помещения? Вы сами там проводите ремонт, или Вам сдали уже базу отремонтированну
Е. Сосинский
— Здесь я могу сказать, что перед тем, как арендовать конкретно вот этот бывший лагерь, мы проехали семь вариантов такого же типа и ужаснулись, на самом деле, что стало с бывшими пионерскими лагерями, с базами отдыха. То, что было еще со времен Советского Союза , — состояние всего настолько удручающее... То есть оно все разрушено стихией, людьми. Вот то, что мы сейчас нашли, оно лучшее из того, где... Ну, то есть, здесь, по крайней мере, речь идет о том, что можно что-то подремонтировать и жить. Потому что в остальных случаях надо было бы строить практически все заново.
Ситуация здесь, конечно, все равно тяжелая — то есть начиная с того, что все стены, потолки, полы — все это изъедено грибком, везде отвисшая штукатурка и так далее. Но здесь хотя бы целые стены, целые перекрытия. Крыши, хоть и текут, но они есть. Коммуникации подземные, хоть и текут, но они есть. То есть здесь речь идет все-таки о ремонте. И вот из всего, что мы смотрели, это, получается, единственно возможный вариант, где мы, возможно, вопрос это доведем до уровня, что тут вполне можно жить.
Причем, жить-то мы зждесь будем уже в любом случае, даже если, скажем, не удастся развезти воду по домам или еще что-то — ну, значит, будем привозить. По крайней мере, возможность завести людей под крыши, как-то их обогреть и накормить, трудоустроить здесь уже есть.
Протоиерей А. Борисов
— Я вот тоже был в этом месте — на базе отдыха, и я, конечно, изумился смелости Емельяна и его помощников...
А. Пичугин
— То есть Вам не показалось, что там сразу можно въезжать и жить?
Протоиерей А. Борисов
— Нет, какой!.. Там надо делать какой-то такой — ну, не капитальный, но такой, так сказать, косметический хотя бы!.. Но то, что надо подводить и горячую воду, и прочее, прочее... Точнее, не подводить, а ремонтировать вот эти все подводы и трубы, и так далее. Работа большая, конечно, предстоит, и просто ребята такие смелые и решительные, что за это дело взялись. Это место прекрасное — большой участок такого редкого соснового леса, эти дома отстоят друг от друга... Ну, база отдыха, конечно...
А. Пичугин
— Вообще-то, красивое Ярославское шоссе в сторону Сергиева Посада — там места очень красивые.
Протоиерей А. Борисов
— Да-да. Это совсем недалеко вот этой магистрали Москва — Ярославль. Хотя недалеко — там километра два проехать, и сразу начинается, практически, бездорожье.
А. Пичугин
— Ну, там и Лавра, и совхоз недалеко там... Знаковые, в общем, места.
Протоиерей А. Борисов
— Да-да. Это — на правую сторону, это — на левую. Ну, это хорошо. Такая близость — это замечательно. И сейчас вот наши и дьякон Александр, и отец Иоанн, священник туда уже приезжали, смотрели, помогали, воодушевляли.
А. Пичугин
— А вот как раз я хотел попросить Вас напомнить нашим слушателям взаимосвязь между приходом Косьмы и Дамиана и Домом трудолюбия.
Протоиерей А. Борисов
— Ну, связь такая, что это служение выросло из нашего кормления бездомных, которое мы проводили...
А. Пичугин
— ...да, известно.
Протоиерей А. Борисов
— ...наверное, в течение 15 лет, до 2013 года, когда мэрия нас уже просила остановить. При этом...
А. Пичугин
— На дорогих машинах там проезжают мимо, а Вы бездомных кормите!
Протоиерей А. Борисов
— Нет, там сейчас уже не проезжают, потому что там пешеходная зона и так далее.
А. Пичугин
— Пешеходная зона? Да. Ну, рядом проезжают.
Протоиерей А. Борисов
— Да, но Ценртр тут, напротив мэрии и прочее. Но главным-то стимулом были письма трудящихся окрестных домов, что вот, дескать, там собираются тунеядцы, что их там кормят и прочее, прочее, и что там много из Средней Азии людей, а православным еды не достается, ну, и так далее.
А. Пичугин
— Да...
Протоиерей А. Борисов
— Ну, все это, конечно, полная чепуха...
А. Пичугин
— Мы так долго мечтали переехать в этот дом на Тверской, столько лет, вот переехали — а тут на тебе!
Протоиерей А. Борисов
— Нет, я думаю, там многие люди — которые потомки тех, для кого строили дом 6 и Дом работников НКВД.
А. Пичугин
— Надо тоже напомнить слушателям, что речь идет о храме, который находится практически на углу Тверской улицы и Столешникова переулка.
Протоиерей А. Борисов
— Да, прямо напротив мэрии. Фонтан у нас там сейчас прекрасно сделали, там всякие выставки проходят, и макеты храмов замечательные. Все это красиво и хорошо.
А. Пичугин
— Да-да-да.
Протоиерей А. Борисов
— Развлекательная там музыка и прочее, прочее. Конечно, бездомные с этим не сочетались. Но вот печально, что главным стимулом послужили именно письма окрестных жителей, что они возмущаются тем, что вот кормят бездомных, дескать. Хотя это никак не касалось — их двор с другой стороны и прочее. Ну, вот...
А. Пичугин
— Напомним, дорогие слушатели, что сегодня на Светлом радио в гостях у программы «Светлый вечер» протоиерей Александр Борисов, настоятель храма Святых Бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине и Емельян Сосинский, основатель и руководитель Дома трудолюбия «Ной».
В. Емельянов Вы знаете, я слушаю вот эту историю, точнее, уже не в первый раз, и знаю о том, что такое Дом трудолюбия «Ной». А буквально позавчера в моем любимом «Собеседнике» был материал о несчастном человеке, который некоторое время назад, потеряв работу где-то там в регионе, приехал в Москву и... Я сейчас в двух словах просто эту историю расскажу. Я, может быть, какие-то детали упущу, но я сейчас пытался на сайте найти, но чего-то не могу найти. Ну, не важно — я так достаточно хорошо ее помню. И буквально на площади Трех Вокзалов... Ну, и он думал, что он приедет в Москву и сможет немного заработать денег. Ну, собственно, чего — все тянутся в столицу, чего тут и скрывать.
И буквально прямо на площади Трех Вокзалов к нему подошли два человека и предложили работу по профессии. А он водитель большегруза. И сказали, что прекрасные условия работы, полный пансион, питание и работа возле моря. И в итоге человек попал в буквально смысле этого слова в рабство и провел там чуть ли не год. Чудом ему удалось оттуда уйти, и здоровый, высокий, молодой мужчина в итоге весит 50 килограммов. В каких условиях он там работал, вообще совершенно непонятно. Раз в неделю или... ну, наверное, я привираю все-таки... раз в три дня ему привозили макароны и бараний жир, он это все делил на порции, чтобы каким-то образом не умереть с голоду, и работал просто буквально на каторжных работах.
Оказывается, таких людей очень много. И вот я просто думаю о том, что если бы он знал о том, что существует такой Дом трудолюбия «Ной», и другие люди знали... Причем, он не алкоголик — он совершенно нормальный человек. Просто так вот сложилась его судьба, очень непросто.
Я просто подумал о том, что если бы он знал о существовании Дома трудолюбия «Ной» и другие бы люди знали, которые сейчас даже продолжают находиться в рабстве (вообще, это отдельная тема), то все могло бы для них, в их судьбе сложиться совершенно иначе.
Протоиерей А. Борисов
— Да, конечно.
В. Емельянов Скажите, пожалуйста, отец Александр, а сейчас вот поприбавилось, в связи с тем, что у нас такая, ну, прямо скажем, нелегкая экономическая ситуация, народу безденежного? Вот Вы, как пастырь, видите это?
Протоиерей А. Борисов
— Ну, мне трудно судить — если только по числу просящих около храма. Примерно осталось так же. Они как-то саморегулируются
В. Емельянов Саморегулируются
Протоиерей А. Борисов
— Кто-то кого-то прогоняет или как... Так что, наверное, Емельяну лучше ответить на этот вопрос.
В. Емельянов Емельян, а Вы что скажете?
Е. Сосинский
— Поток людей увеличился.
В. Емельянов Значительно?
Е. Сосинский
— Сначала значительное увеличение было за счет потока беженцев с Украины, потом значительное увеличение произошло среди, внутри российских трудовых мигрантов. Вот, как Вы говорили, история об этом человеке, который, как Вы говорите, не пьет... Многие из них приехали на заработки в Московский регион, и кто-то еще даже до работы уже оказался в ситуации бездомности, кто-то после очередной работы, когда ему или не заплатили, или дальше никуда не устроили, оказался в этой истории. То есть людей действительно стало больше. Но если речь идет о трудоспособных людях, то очень большой спектр, куда они могут пойти совершенно на разных условиях, начиная от рабского труда, о которых Вы говорили, и кончая теми местами, где им будут и деньги платить, и пить разрешать, и жить как они хотят.
В. Емельянов А даже такие есть места, да?
Е. Сосинский
— Да. Задача — лишь бы человек приносил прибыль. То есть у них выбор очень большой. А вот что касается тех людей, которых мы называем подопечными наших социальных домов, это старики, инвалиды, женщины и дети. Их поток также намного увеличился, но очень мало мест, куда они могут пойти. То есть наше — как бы дерзну сказать, — наверное, самое большое в Московском регионе.
В. Емельянов Я просто думаю о том, что если мы видим на улице таких людей, может быть, им просто подсказать, что есть такая организация, есть такой Дом трудолюбия «Ной», чтобы люди как-то, может быть, смогли к Вам обратиться?
Еще хотел бы у отца Александра вот что спросить. В прошлый раз Вы с таким горьким сожалением говорили о том, что одной из важных проблем сегодня является недостаточность духовного окормления вот таких подопечных. И сил Вашего, например, прихода не хватает. А местное духовенство, к сожалению, не очень-то спешит проявить желание...
А. Пичугин
— Содействовать, приходить, окормлять...
В. Емельянов ...содействовать
Протоиерей А. Борисов
— Ну, Вы знаете, я думаю, что это не следует ставить в упрек местному духовенству, потому что не всегда это бывает рядом с храмом, не всегда это легко организовать. Так что, думаю, просто это священникам следует иметь в виду, не говоря о том, что у многих священников и без того нагрузка очень большая. Так что, я думаю, тут, в основном, надо об этом думать тем, кто, как мы, помогает Емельяну — и морально, и материально, что называется, изыскивать возможности для этого.
В. Емельянов А может быть, выйти, так сказать, вообще, условно говоря, на общецерковный такой уровень — обратиться к руководству епархии, может быть, в соответствующие синодальные структуры за помощью просто, за содействием?
Протоиерей А. Борисов
— Вы знаете, здесь, прежде всего, проблема в том, чтобы найти правильный модус работы. Я думаю, что вот Емельян как раз, и в чем его колоссальная заслуга, нашел этот путь работы. И важно поддерживать, чтобы из этого росло в дальнейшем. Нужны такие дома, чтобы это было примером для других, кто пожелает такую же работу вести. Но всегда в начале такого движения должен быть какой-то замечательный энтузиаст, который как бы имеет эту харизму такой работы, который себя этому посвящает, как Емельян, который занимается вот этим настолько полно.
Мы оказались тут в одном летнем лагере, тоже для бездомных устроенном, на берегу Оки. Ну, там был какой-то промежуточек — пара часов, с этими же обитателями этого лагеря бездомных пошли искупаться все. И Емельян, когда погрузился в воду, сказал искренне: «Ой, я восемь лет уже не купался!»
В. Емельянов (Смеется.) Несмотря на наше русское такое сердоболие, что ли, и так далее, вот как местные жители относятся? Все-таки слово «бездомный» и слово «бомж» в голове людской как-то...
А. Пичугин
— ...очень уж негативно.
В. Емельянов Да, негативно. И нам не очень нравятся эти люди — ну, чего тут скрывать. И мы стараемся, если мы видим такого человека на улице, все-таки или пройти побыстрее, или даже отвернуться от него. А как вот местные жители относятся к этим коттеджам, теперь уже к пионерскому лагерю? Я так понимаю, там населенные пункты совсем рядом? Ну, представляете, там сколько...
А. Пичугин
— Ну, и внутри населенных пунктов.
В. Емельянов ...600 бомжей, условно говоря!
А. Пичугин
— Я до сих пор вспоминаю, кстати, как Емельян в прошлой программе рассказывал, что очень часто бывают случаи, когда коттедж сдан Дом трудолюбия, а в соседнем доме пока еще (вот меня тогда удивила эта фраза Емельяна — «пока еще») все хорошо, пока еще они не думают свой загородный дом сдавать в аренду и поэтому возмущаются, что, дескать, у них там в пяти метрах происходит такое.
Протоиерей А. Борисов
— Ну, как правило, к сожалению, отношение, конечно, негативное. Мы имели опыт в Домодедово, я даже приезжал, поговорил с местным отделением милиции, которое поддержало протестующих. Причем, они не жаловались, соседи, на то, что что-то произошло, а выражали свою тревогу, что что-то может произойти, потому что у людей этих подозрительный вид и так далее. Ну понятно, что люди, которые жили на улице, которые поселились в доме, ездят вместе работать и прочее, у них вид не профессоров и докторов наук, у этих таких бездомных. Но никаких инцидентов печальных не было. И, тем не менее, вот такой протест. Вот так же, как в этом лагере, о котором сейчас только-только пронесся слух, что там уже социальный дом бездомных. Тоже уже собрались местные жители, какого-то депутата задействовали со своим протестом и так далее. Ну, очень странно. Наверняка, это люди все крещеные. Спроси их — наверняка, они скажут, что они верят в Бога и так далее. И, тем не менее, протест против того, чтобы оказать помощь этому социальному контингенту, сразу вспыхивает.
В. Емельянов Вот я как раз и хотел предложить порассуждать: а почему вообще христиане не очень-то охотно помогают бомжам — все больше детям, все больше сиротам, все больше престарелым, обездвиженным людям, а вот к бомжам, к бездомным такое вот, если можно сказать, не очень христианское отношение?
Протоиерей А. Борисов
— Вы знаете, я думаю, здесь тоже на самом деле главная причина — отсутствие структуры. Потому что когда это помогают детям — это понятно: вот больница, вот ребенок, у него полиомиелит или что-то еще. Конкретно понимаешь, что если дашь денег, то вот ребенку помогут.
В. Емельянов Ну вот конкретный человек — без дома, без ничего.
Протоиерей А. Борисов
— А здесь непонятно, куда эти деньги денутся. То ли у него отнимут какие-то их главари, которые позволяют его попрошайничать, то ли они это пропьют, и так далее. Поэтому создание такой вот понятной структуры — то, чем занимается Емельян, хотя это только еще начало такой работы, как раз, мне кажется, и даст возможность людям понять, на что они могут жертвовать, как это будут использовать, что это действительно будет реальная помощь.
В. Емельянов Емельян, а скажите, а вот на общегосударствен
Протоиерей А. Борисов
— Нет, нет, есть такие структуры социальной помощи и так далее, но они так как-то не очень еще плодотворно работают. И социальный дом у нас, в Люблино. Там и хорошо, и чистенько, все... Но если пока (нрзб.)...
В. Емельянов Если мы видим такое их количество, значит, этого явно не хватает?
Протоиерей А. Борисов
— Понимаете, этот дом в Люблино рассчитан все-таки на москвичей или, так сказать, бывших москвичей. А ведь 90% бездомных в Москве, по-моему, это люди приезжие, которые, понятно, не могут жить в маленьком городе, он их не прокормит. А Москва город большой, поэтому они стремятся сюда. И тут получается такая «вилка», что, с одной стороны, конечно, государство, городские структуры должны помогать, и они как бы, вроде, стремятся помогать, а с другой стороны, чем лучше они будут помогать, тем больше люди будут приезжать. То есть все время это будет на увеличение работать.
В. Емельянов Вы знаете, Емельян, давайте мы к этому разговору вернемся буквально через минуту. Мы напомним нашим слушателям, что они слушают программу «Светлый вечер». В студии ведущие Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— ...Алексей Пичугин.
В. Емельянов И наши сегодняшние гости — протоиерей Александр Борисов, настоятель московского храма Святых Бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине, и Емельян Сосинский, основатель и руководитель Дома трудолюбия «Ной».
А. Пичугин
— Дорогие слушатели, напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня протоиерей Александр Борисов, настоятель храма Святых Бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине (это в самом центре Москвы), и Емельян Сосинский — основатель и, можно сказать, руководитель, наверное, Дома трудолюбия «Ной».
Мы говорили в прошлой половине программы, в конце об отношении людей, в том числе людей верующих, православных, церковных к бездомным людям. Зачастую отношение негативное. Вот мне кажется, что есть какое-то такое довольно четко выраженное определение среди большинства наших людей: «Сами виноваты». Ну, им же никто, там, первую рюмку не наливал, никто у них паспорт не отбирал, никто их из дома не выгонял. Человек сам кузнец своего счастья, он сам пришел к этому образу жизни, и поэтому ну чего уж тут греха таить, чего я должен делать вид, что он мне нравится и я его люблю?
В. Емельянов То есть «споткнувшегося пни, чтобы упал совсем», да?
А. Пичугин
— Ну, это такое, мне кажется, мнение, с которым я лично встречался чаще всего. Ну, я думаю, что и здесь присутствующие тоже.
Протоиерей А. Борисов
— Вы знаете, безусловно... ну, вернее, я так думаю, что подавляющее большинство хочет помогать детям и животным и не хочет бездомным именно по этой причине.
А. Пичугин
— Дети милые, животные — тоже.
Е. Сосинский
— Именно по этой причине — что взрослые бездомные люди, бомжи, как их называют, конечно, в подавляющем большинстве случаев сами довели себя до этой жизни. Понятно, это как бы очень легко доказывается, поэтому спорить по этому вопросу бессмысленно.
Дело в том, что если человек является христианином, если мы говорим сейчас о христианской точке зрения, то, видя, что твой брат попал в ситуацию, в которой ему становится все хуже и хуже, он все гробит себя все больше и больше, и сказать, что ты сам в этом виноват, поэтому выплывешь — так выплывешь, а нет — так нет, это твои проблемы, это будет совершенно неправильный подход с христианской точки зрения. Иоанн Кронштадтский об этом же говорил, обращаясь к жителям города: конечно, надо сделать все для того, чтобы этих людей подхватить на той глубине, куда они уже опустились, и дать им возможность подниматься наверх. Здесь большая проблема в том, что, как отец Александр сказал, практически нету ориентиров, как делать так, чтобы не просто им что-то подбрасывать, и в результате этого они не только не начнут наверх подниматься, но начнут еще глубже опускаться. Потому что чаще всего просто подаваемая милостыня идет именно на очередные запои, на очередное нежелание людей трудиться для того, чтобы как-то жить. То есть, действительно, нужны структуры, в которых будет видно, что помощь. которая идет бездомным людям, действительно выводит их наверх. Именно этим мы и занимаемся.
И вот хочу сейчас немного поправить отца Александра. Когда он сказал, что в Домодедово полиция примкнула к местным жителям, там все было с точностью до наоборот: полиция организовала полностью все, что там произошло. Это было организовано именно замначальника полиции, я думаю, начальником. Местные жители там ни на какие манифестации и не собирались. Просто пошли участковые по домам с призывами: «Давайте мы их отсюда выгоним». То есть там все было гораздо жестче, и начальник полиции нам говорил слова замначальника, что «я знаю, как решить вопрос бездомности — мы просто выгоним Вас с со своей территории, и вопрос будет решен».
А. Пичугин
— А я как раз читаю сейчас, просматриваю, вернее, Ваше интервью нашим коллегам со «Свободы», где Вы об этом подробно рассказываете.
Е. Сосинский
— Теперь что касается того, должно ли государство в этом участвовать, не должно, нужен ли какой-то закон о бездомных. То, что говорил Иоанн Кронштадтский, вот чем мне проще... В наше время, фактически, ничего не изменилось. Я так подозреваю, что, наверное, никогда ничего не меняется. То есть мне достаточно почти дословно повторять то, что говорил он: без консолидации усилий Церкви, общества и государства решить эту проблему невозможно. То, что мы можем, мы делаем. Уже на уровне государства провели «круглый стол» в Общественной палате Москвы, в Мосгордуме, провели в Общественной палате России, создали рабочую группу при этой Общественной палате, вошли в нее. Мы готовим, насколько можем, вот этот Закон о бездомных, потому что он, конечно, необходим. Точно так же, как есть инвалиды в государстве, и государство сейчас, на мой взгляд, к ним повернулось очень сильно уже лицом, в отношении того, что было когда-то раньше. Точно так же есть инвалиды духовные, значительную часть из которых составляют как раз вот наши подопечные, то есть бездомные люди. Надо создавать целую среду обитания, в которой они могут чувствовать себя полноценными людьми. Это как раз основное, что пытаемся донести. Как можно это сделать? Это общинный образ жизни и общинный образ работы.
В. Емельянов Я боюсь, что со стороны государства ответ-то Вам будет, который уже прозвучал: «Денег нет».
Е. Сосинский
— Здесь что очень хорошо, но получилось как бы само собой... Одно из наших основных отличий от Дома трудолюбия Иоанна Кронштадтского как раз служит ответом на вопрос, что денег нет. Дело в том, что Дом трудолюбия Иоанна Кронштадтского — это было целиком благотворительно
У нас, в силу того, что нету отца Иоанна, в силу того, что Москва — это далеко не Кронштадт, у нас вся община содержится на 75% за счет работы самих трудоспособных бездомных. Они примерно половину из заработанных денег от работы на стройках, занимаясь тяжелым физическим трудом, получают зарплату, вторую половину им отдают в этот общий котел, на которую содержатся и трудоспособные, и, что самое важное, нетрудоспособные вот эти бездомные, которые — наши социальные дома. Поэтому государству для того, чтобы помочь решить проблему бездомных, требуется только обеспечить трудом, обеспечить работой, который окупала бы содержание их самих. То есть никаких других вложений от государства в принципе бы и не потребовалось.
В. Емельянов И не мешать?
Е. Сосинский
— Да. Вот, как я уже сейчас читал...
Протоиерей А. Борисов
— Сейчас главный принцип...
Е. Сосинский
— В Израиле сейчас уже, в таких поселениях бездомных государство разместило какие-то свои цеха, какие-то производства. То есть людям, так же, как и у Иоанна Кронштадтского, предоставили возможность общинно жить, предоставили возможность общинно учиться. И вот в Израиле они разрешили детям этих людей поступать без экзаменов в вузы. То есть они поняли, что сами люди, которые уже оказались в этой проблеме, из нее, скорее всего, никогда не выберутся. То есть настолько их обратно реабилитируют, чтобы они стали полностью социально независимыми, социально ответственными за себя людьми, это, скорее всего, невозможно, и не надо ставить тех планов, которые недосягаемы, а детей их вытащить можно. Поэтому от государства требуется то же самое, что говорил Иоанн Кронштадтский: общинное жилье и общинная работа. Дальше эти люди будут содержать себя сами.
В. Емельянов У нас государство, мне кажется, очень настороженно относится вообще ко всякого рода объединениям людей, к общинам...
А. Пичугин
— К любой инициативе снизу.
В. Емельянов Во-первых, к любой инициативе снизу, и, во-вторых, именно к некоей группе людей, которая живет обособленно, которую невозможно контролировать и так далее.
А. Пичугин
— Ну, это у нас старая история. Тем более, что любая инициатива снизу...
В. Емельянов Да, это у нас в генах!
А. Пичугин
— ...которая, вроде бы как, государством должна поддерживаться, резко начинает становиться инициативой сверху.
В. Емельянов Да, ну, надо же примазаться обязательно!
А. Пичугин
— Ну да ладно! Дело тут не в этом. А вообще есть примеры положительные... Вы говорите, что чаще всего такие люди... Ну, на примере Израиля — что их дети выходят из этого круга, поступая в вузы, начиная вести другой образ жизни. А у Вас в Доме трудолюбия «Ной» есть положительные примеры, когда сами Ваши подопечные возвращались к обычной, нормальной социальной жизни и покидали — в положительном смысле — покидали Ваш приют?
Е. Сосинский
— Вы знаете, я, конечно, не смогу назвать точную статистику, потому что те, которые хорошо ушли и не вернулись...
А. Пичугин
— Ну хотя бы один человек!
Е. Сосинский
— ...то есть я дальше не знаю их судьбу. Я знаю только тех, которые назад вернулись, и, как правило, у них ничего не получилось. Но, как минимум, 2% от всех людей, которые у нас прошли, они, я знаю, сейчас живут нормальной жизнью. Ну, через нас прошло 6 тысяч человек за эти пять лет. То есть можно примерно посчитать, сколько это.
А. Пичугин
— У Вас на сайте написано, что у Вас сейчас живет — сколько? — 600 человек?
Е. Сосинский
— Постоянно — да, более 600 человек у нас проживает. Вот за это время через нас прошли около 6 тысяч человек. В большинстве...
А. Пичугин
— Большинство все равно куда-то уходит?
Е. Сосинский
— Уходит из них большинство, и большинство из них социальной самостоятельной жизнью жить не может. Это надо признать. Я еще раз повторяю, что наша организация нацелена не на выделение вот этих «кристаллов» — то есть вложить огромное количество ресурсов, и денежных, и людских, и временных в то, чтобы одного из этого вытащить. Мы нацелены на то, чтобы тысячи не погибли. То есть кто-то, подавляющее большинство организаций занимаются единицами, и у них вот отчеты: «Мы 25 лет этим занимались, вот, наконец, он изменился». Сколько в него при этом вложено... Мы занимаемся тысячами. То есть наша задача — чтобы не были преступниками тысячи человек, а не единицы. То есть у каждого свое поле деятельности.
А. Пичугин
— Но у каждого какая-то сфера влияния все равно есть. Поле влияния вокруг себя.
Е. Сосинский
— Да, каждый занимается тем, чем он считает нужным, чем он может заниматься. Вот мы занимаемся подавляющим большинством, чтобы они не перекочевали... Вот, к сожалению, в последние годы пошла очень сильная тенденция, когда бездомные становятся тунеядцами. Этот вопрос проводил Департамент соцзащиты, и вот за три года число бездомных, которые отказываются работать, выросло в два раза. Я думаю, что этому способствует, в том числе, и то, что они поняли, что в Московском регионе можно жить, не работая, и совершенно как бы об этом не сожалеть. Поэтому мы пытаемся...
А. Пичугин
— (Смеется.) Мы как-то не очень представляем, как можно жить в Московском регионе, не работая...
В. Емельянов Слушай, ну ты знаешь, сколько можно с одной электрички собрать, вот так пройдя?
А. Пичугин
— Ну, понятно, понятно.
В. Емельянов С одной!
А. Пичугин
— Это же не жизнь.
В. Емельянов Я думаю... Ну, для них это жизнь, для них это нормально. И ему другой жизни не надо. Вот он в одной электричке прошел — 3-4 тысячи собрал, в другую сторону проехал — еще 3-4 тысячи. Ну, с кем-то поделился. Ну, в общем, можно так выйти на целый день трудовой, понимаешь? То есть при всем при этом он там ходит себе потихонечку за углом, поправляется в тамбуре где-нибудь и идет дальше работать. И, таким образом, он в день может заработать — в день! — до 10 тысяч рублей.
А. Пичугин
— Да. Ну, понятно, что если все это сплюсовать, сложить, поделить — ну... А выход-то все равно — выхода-то нету!
Е. Сосинский
— Ну, как — нету?..
А. Пичугин
— Ну, то есть, есть вот Дом трудолюбия «Ной».
Е. Сосинский
— (Смеется.)
А. Пичугин
— Но я имею в виду, что нет выхода все равно у такого человека из этого...
В. Емельянов Я думаю... Ты понимаешь, как-то... Я думаю, что если человек... он уже понял для себя, что он совершенно спокойно может припеваючи в Москве... Да я тебе даже могу сказать, что они столуются очень неплохо. Ты посмотри, какое количество огромное в Москве кафе, ресторанов и так далее. Им персонал охотно вместо утилизации — зачем им затрачиваться на транспорт и какие-то вот эти услуги утилизации вот этой всей пищи, которая не съедена в день, — они с удовольствием им дают, они прекрасно себя чувствуют!
А. Пичугин
— Я ужасную картину наблюдал около одного из крупных московских храмов на протяжении довольно длительного времени, проходя мимо. Там стояли толпы нищих, которые собирали подаяние. Вот те, кто проходил мимо, те, кто заходил на территорию храма, выходил. И ужасная картина, потому что люди довольно охотно подавали, особенно те, кто входил в храм. После них оставалась гора мелочи, которой была усыпана вся улица. То есть вот все, что меньше купюр, все летело просто наотмашь на мостовую.
В. Емельянов Вот так вот.
А. Пичугин
— И там до сих пор, наверное, в асфальт это закатано...
В. Емельянов (Смеется.) Вот, может быть, и, так сказать, ответ на наш с тобой вопрос, а почему мы не очень-то охотно им помогаем?
А. Пичугин
— Ну, это очень наглядная картинка.
В. Емельянов Ну, вот...
Протоиерей А. Борисов
— Ну, Вы знаете, это проблема всего мира. Вот знакомые люди, которые живут, скажем, во Франции, говорят, что множество просящих людей (там, правда, это большинство из Румынии — приезжают, или из африканских стран и так далее... Множество таких людей. Это проблема всего мира.
А. Пичугин
— Дашь монетку в евро — а она тебе вслед полетит.
Протоиерей А. Борисов
— Да-да-да. Я сам...
В. Емельянов Нет, евро не полетит, но 20 центов полетят точно.
Протоиерей А. Борисов
— Я сам как-то в Италии подал... Это было еще до евро, давно. Подал просящему человеку несколько монет — ну, я не очень ориентировался в этом, много это и мало, вот у меня было — я дал. Он так разгневался, бросил их об пол, что-то стал мне кричать. Но я по-итальянски не понимаю. Я так удивился, говорю...
В. Емельянов Мало!
Протоиерей А. Борисов
— Да, что вот в России как-то вот вообще вес берут, не бросают.
В. Емельянов У меня была аналогичная история в Израиле, у Стены Плача. Сейчас расскажу, очень красочная. Это был не бомж, это был не нищий. Это был проситель, вполне себе...
А. Пичугин
— Подаяние на что-то?
В. Емельянов Подаяние на что-то. Вполне себе, значит, такого респектабельного вида. И у меня тоже была какая-то мелочь, и у меня, естественно, были бумажные деньги. И я ему... Я ему эту мелочь... Я не то что ему горсть насыпал прямо, но я дал ему несколько монет — ну, просит человек, почему не дать? Тем более, у Стены Плача. Мне уже потом рассказали, что там это самое хлебное место. И он мне сказал, что «нет, уважаемый, папирус, папирус, только бумага!» Думаю: ну ничего себе!
Протоиерей А. Борисов
— Словом, это проблема человечества! И, вероятно, здесь надо искать и пути ее решения. И она очень трудная. Я думаю, что путь, который избрал Емельян, наверное, один из немногих реальных. Но важно, конечно, то, что говорилось, — что это должна быть общая проблема общества, Церкви и государства. И тогда как-то она будет решаться.
В. Емельянов У нас общество... У нас даже общество не консолидировано, а мы мечтаем о консолидации общества, Церкви и государства. У нас общество настолько... в таком раздрае находится, что...
Протоиерей А. Борисов
— Ну, понимаете, не надо браться одному за все. Но если каждый будет находить какой-то свой участок работы...
В. Емельянов Ну вот Емельян свой участок «мотыжит» будь здоров как!
Протоиерей А. Борисов
— Это замечательно. Это замечательная находка.
Е. Сосинский
— Вы знаете, я вот хотел сказать — у нас как раз вот в связи с этим произошел еще один очень позитивный момент. Раньше у нас, когда мы оказывались в какой-то сложной ситуации — либо с местными жителями, либо с полицией, что чаще всего, кстати... Кстати, с полицией у нас уже два года очень нормализовались отношения за счет того, что удалось выйти на уровень управления МВД России, которые не пытались решить проблему бездомных путем выталкивания за пределы своего района. Потому что все районы — их, все эту проблему стали решать. Вот раньше рядом с нами вставал только приход нашего храма — то есть там лично отец Александр приезжал и прихожане, то есть все, что могли, делали. Сейчас у нас совершенно как бы неожиданно мощно рядом, так как лагерь этот мы арендовали недалеко от Сергиева Посада, оказалось плечо очень мощной Троице-Сергиевой лавры. То есть для нас это неожиданность, и очень какая-то такая настолько воодушевляющая..
Во-первых, они сразу, что называется, и материально помогли — они нам выслали свою инженерную службу, которая помогла отремонтировать скважину вот эту водяную, насосы какие-то. Так мы узнавали — нам пришлось бы за это уже 200 тысяч заплатить. Они это сделали абсолютно бесплатно. И дальше продолжают в чем-то помогать.
Плюс, когда узнали о том, что местные жители не хотят рядом с собой видеть бездомных, еще даже не зная ни как это будет выглядеть, ни что там будут жить только старики и инвалиды...
В. Емельянов Побеседовали с ними, да?
Е. Сосинский
— ...уже сразу пошла поддержка. То есть уже они и местному батюшке рассказали, что это и кто это на самом деле будет. То есть неожиданно пошла такая очень мощная помощь. Поэтому я надеюсь, что если дальше это будет продолжаться, то все-таки удастся сделать что-то похожее на то, что было у Иоанна Кронштадтского, когда три четверти целого города перестали быть бездомными в том смысле, в котором они есть.
В. Емельянов Емельян Сосинский, основатель и руководитель Дома трудолюбия «Ной», и протоиерей Александр Борисов, настоятель московского храма Святых Бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине, наши сегодняшние гости.
А. Пичугин
— Вот Вы сказали, Емельян, что нету отца Иоанна — я смотрю, есть отец Александр...
Протоиерей А. Борисов
— Ну, это не сравнится! (Смеется.)
А. Пичугин
— Я на протяжении огромного количества лет слежу за деятельностью прихода Косьмы и Дамиана в совершенно разных сферах и направлениях... Там такое происходит, что...
Протоиерей А. Борисов
— Нет-нет, это несравнимо, конечно.
А. Пичугин
— Просто я и к вопросу подвожу. Я так понимаю, что клирики Вашего храма приезжают постоянно. Они какую-то духовную поддержку оказывают или?..
Протоиерей А. Борисов
— Да, конечно. Приезжают и в социальные дома, и туда, где трудятся. Ну, по мере возможности.
Е. Сосинский
— Ну, их уже, конечно, давно стало не хватать. То есть у нас с самого начала нашего возникновения... Мы созданы не только под духовным руководством — там и материальное начало положил, конечно, храм Косьмы и Дамиана. И изначально, пока это был один дом (потом их стало два), они еще справлялись. То есть миссионерская группа нашего храма — дьякон, потом присоединились священники. Как только домов стало больше, чем два, учитывая, что у нас вообще, по задумкам, духовное собрание должно проходить каждый день, они стали не справляться катастрофически. То есть сейчас их хватает на такое планомерное окормление двух домов, а у нас их уже 13. Поэтому силами одного прихода осуществлять духовное окормление 600 человек бездомных... Если сейчас, допустим, в лагере получится больше тысячи человек, к сожалению, это невозможно. Поэтому тут и на Лавру, конечно, естественно, надежда, и вот, как Вы говорили, и на местных священников, и не обязательно священников. То есть это и миряне, и кто угодно, которые действительно будут что-то доброе, что-то полезное рассказывать нашим подопечным о Боге, будут мотивировать их к ведению образа жизни, с духовной точки зрения, правильного. Это крайне важно.
А. Пичугин
— Ну, это, кстати, тоже может быть как обращение к слушателям радио «Вера». Если кто-то видит в себе силы и возможность этим заниматься и какую-то должную подготовку, наверное...
А потом вот Володя говорил про Церковь на уровне руководства, епархии. Мне кажется, что ведь есть еще такой очень хороший низовой уровень. Есть же друзья-священник
Протоиерей А. Борисов
— Идея хорошая, надо подумать. Но, как правило, деятельные священники всегда очень загружены.
А. Пичугин
— Ну, да, это тоже верно.
В. Емельянов Уважаемые коллеги, у нас не очень много времени для завершения нашей передачи остается, поэтому мне хотелось бы оставшееся время посвятить...
А. Пичугин
— Нуждам?
В. Емельянов ...разговорам о нуждам Дома трудолюбия «Ной». Потому что это действительно настолько благое дело делаем Емельян и спасает столько душ, что... ну, грех не помочь!
Е. Сосинский
— Разрешите, я тогда уже просто озвучу, потому что времени осталось совсем мало. Когда вот мы арендовали этот лагерь, наших собственных сил хватает только на оплату его аренды, его коммуналки и очень небольшой части людей. Вот каждый месяц, если мы там действительно заселим 500-600-700 человек, нам не хватает 2 миллионов рублей — это просто на их содержание. Нужен благотворитель по солярке, потому что отопление там очень мощное и очень такое дорогое. В общем, нам нужна или дешевая солярка, или благотворитель, это тоже серьезно.
В. Емельянов Давайте мы не будем частить. А то это все сейчас так лентой пройдет... Чтобы у людей это как бы отпечатывалось.
А. Пичугин
— Первое: солярка...
В. Емельянов Солярка нужна!
Е. Сосинский
— Второе... Первое — нужны деньги на содержание 500 человек, потому что их надо кормить, их надо лечить, много чего с ними надо делать.
Солярка.
Дальше нужны волонтеры по основным следующим направлениям: врачи, соцработники, юристы, автомобилисты, которые смогут куда-нибудь перевозить, ведущие групп надомной работы. То есть мы там, естественно, будем развивать какие-то надомные работы, чтобы как-то попытаться вывести хоть на какую-то самоокупаемость. Нужны очень заказы на эту надомную работу, чтобы у нее был сбыт, чтобы не просто это была трудотерапия. Нужен грузовик и автобус или микроавтобус, потому что то количество людей, которое будет там, уже своими силами, нашими машинками — мы это уже не сможем обслужить ни по людям, ни по грузам. Нужны миссионеры для проведения ежедневных духовных собраний, учитывая, что там будет восемь корпусов. Только туда, по идее, надо восемь, но уж хотя бы раз в неделю, так как сил прихода нашего храма Косьмы и Дамиана, конечно, на это не хватит.
Нужно примерно 200 двухъярусных кроватей и к ним 400 матрасов, спальных комплектов, подушек, одеял для того, чтобы мы могли людей туда заселить. Очень желательна камера для прожарки и вещей, и всех спальных принадлежностей, чтобы их потом какое-то время не выкидывать, а можно было прожаривать и дальше спускать...
В. Емельянов Это санобработка как раз, да?
Е. Сосинский
— Да. Это чтобы убивало там у них все, что там есть внутри. Желательна еще одна полевая кухня. Вот как раз, пользуясь случаем, благодарю Покровский женский монастырь и игуменью — они нам подарили одну полевую кухню. Это очень сильная экономия различных горючих материалов...
В. Емельянов Покровский женский монастырь дарит полевую кухню!
Е. Сосинский
— Да!
В. Емельянов Да военные, дорогие, неужели у Вас нет лишней полевой кухни?
А. Пичугин
— С консервацией.
Е. Сосинский
— Ее хватает на 300 человек. То есть пока нам ее хватает, но если там будет более, то одно и то же — не хватит.
А. Пичугин
— Уже зима не за горами.
Е. Сосинский
— Да. Вот это основные просьбы.
А. Пичугин
— Давайте, может быть, на сайте радио «Вера», если есть такая возможность (я сейчас обращаюсь к тем, от кого это зависит), вывесим вот этот список. Емельян нам его оставит, а мы его просто потом повесим — опубликуем где-нибудь на сайте, чтобы он висел.
И еще раз отсылаю, конечно же, наших слушателей на сайт радио «Вера», где есть расшифровка и аудиозапись нашей прошлой программы...
В. Емельянов И надеюсь, что будет расшифровка и этой программы тоже...
А. Пичугин
— Да и этой тоже, да!
В. Емельянов Ну смотрите, огромное поле для деятельности, уважаемые благотворители и просто сердечные люди, кому небезразличны люди вообще, а особенно те, которые попали в беду. Смотрите, очень много можно добрых и полезных дел сделать. Так что милости просим!
И еще раз напомню, что Вы можете просто зайти на сайт Дома трудолюбия «Ной»... Вы можете так и набрать: «Дом трудолюбия», и у Вас сразу же появится этот сайт.
А. Пичугин
— Ну, или http://dom-noi.r
В. Емельянов Да, ну вот... Или таким образом. Ну что ж, спасибо большое! Мы напомним, что нашими сегодняшними гостями были протоиерей Александр Борисов, настоятель Московского храма Святых Бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине... Спасибо Вам, что Вы нашли время и к нам пришли!
Протоиерей А. Борисов
— Спасибо Вам!
В. Емельянов И Емельян Сосинский, основатель и руководитель Дома трудолюбия «Ной». Емельян, Вам просто низкий поклон за то, что Вы делаете и спасаете людей.
Е. Сосинский
— Взаимно тоже благодарю.
Протоиерей А. Борисов
— Спасибо за гостеприимство.
А. Пичугин
— Спасибо! Второй раз мы в этом составе здесь, в нашей студии, собираемся. Надеемся, что это станет традицией. И приходите к нам всегда, рассказывайте о своих надобностях и вообще о том, что у Вас хорошего. Хотелось бы еще услышать о том, что у Вас хорошего происходит в жизни Дома трудолюбия.
В. Емельянов «Светлый вечер» для Вас провели
Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— ...Алексей Пичугин...
В. Емельянов И мы прощаемся, до новых встреч.
А. Пичугин
— Всего хорошего! До свидания!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер