Светлый вечер с Петром Алешковским. Гость программы: Фазоил Атауллаханов (30.11.2017)

В гостях у Петра Алешковского был член-корреспондент РАН, доктор биологических наук, профессор МГУ Фазоил Атауллаханов.

Наш гость вспоминал о своем детстве, прошедшем в Самарканде, и о том, как жили средне-азиатские советские республики в послевоенные годы.

---

П. Алешковский

— Здравствуйте, программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня сегодня замечательный ученый, член-корреспондент Академии наук, профессор Фазли Атауллаханов.

Ф. Атауллаханов Здравствуйте.

П. Алешковский

— Вот необычная ситуация — я беседую с ученым. Вы по национальности таджик?

Ф. Атауллаханов Таджик.

П. Алешковский

— Вы родились в Самарканде?

Ф. Атауллаханов Да.

П. Алешковский

— Для меня культура таджиков... Узбекскую я знаю куда хуже. Самарканд, вроде бы, Узбекистан, но, вместе с тем, Самарканд исторически таджиками считается своим городом...

Ф. Атауллаханов Таджикский город, да.

П. Алешковский

— И так и есть, хотя он принадлежит Узбекистану сегодня официально. И там очень много было и есть — очень много таджиков, в Самарканде. Самарканд — город имперский, Тимуров город. Были моменты замечательного расцвета архитектуры, был античный Самарканд — тоже центр местной вселенной. Самарканд — это точка на Великом Шелком пути, очень важная и главная, поэтому это место культуры, место встреч разных культур, на самом деле, и разных этносов. И поскольку родились Вы в советское время — в каком году, кстати?

Ф. Атауллаханов В 1946-м.

П. Алешковский

— В 1946-м. Вот недавно был у нас Борис Николаевич Любимов, он 1947 года рождения... Очень интересно сравнить Ваши воспоминания, скажем, с его воспоминаниями. Они, конечно, будут совсем другими, но поскольку наши слушатели вряд ли представляют себе, как жили республики Советского Союза, вот я думаю, что Вам слово. И, Наверное, удобно, и правильно, и красиво рассказать это через семью, наверное, и окружение, так?

Ф. Атауллаханов Ну, я попробую. Вы меня будете корректировать, если что-то меня понесет куда-то.

П. Алешковский

— Да-да.

Ф. Атауллаханов Родился я в семье традиционной — мой отец и мой дед коренные самаркандцы. А Самарканд тогда, когда я родился, представлял из себя такое место, разделенное на две части. И даже географически разделенное на две части. Был старый Самарканд, честный, с кривыми улочками, среди которых была только одна большая улица, так называемая улица Ташкентская, которая главный тракт.

П. Алешковский

— Средневековый город!

Ф. Атауллаханов И махалли — масса домиков, которые образовывали такие кварталы.

П. Алешковский

— Коммуна-квартал.

Ф. Атауллаханов Да, коммуны-кварталы.

П. Алешковский

— Классическое построение средневекового города, будь то Великий Новгород, Бухара или Самарканд, Страсбург французский и так далее, и так далее.

Ф. Атауллаханов Да.

П. Алешковский

— Это совершенно естественное построение.

Ф. Атауллаханов Вот. И населен был этот старый город, в котором я родился, исключительно таджиками. Очень редко встречались там семьи узбеков, которые были так же инородны, как и русские семьи в этом городе. Они там были, но очень мало. Просто в силу того, что это плотная застройка, традиционная, где люди жили веками...

П. Алешковский

— Веками, да.

Ф. Атауллаханов ...в одном и том же доме, туда трудно было внедриться. А по другую сторону оврага так называемого — такой... — действительно, когда-то это была замечательная река Чашма, приток Зеравшана, потом она стала помойкой, в советское время, — по другую сторону был новый город. Этот новый город был основан русскими. Это было в то время, когда, еще до революции, Средняя Азия была завоевана и там была создана...

П. Алешковский

— Присоединена.

Ф. Атауллаханов ...крепость построена. Как раз она смотрела лицом на Старый город. И за крепостью с той стороны был современный европейский город. Но европейский-то он европейский, но он, конечно, все равно был в сильной степени под влиянием азиатской культуры.

П. Алешковский

— Ну, а как иначе?

Ф. Атауллаханов А Старый город — он, конечно, был очень традиционен. И, несмотря на то, что наша семья была необычная... Мама моя — русская, она приехала туда в эмиграцию во время войны. Но поскольку наша семья жила в старом дедовском доме, где жило еще то ли пять, то ли семь семей, детей моего деда от моих теть, дядь и папы...

П. Алешковский

— То есть это клан жил в доме, да?

Ф. Атауллаханов Это был большой клан, да. Так вот дед — он, по тому что до нас дошло (к сожалению, дошло очень мало) — пришел в Самарканд.

П. Алешковский

— Дед был Атауллахан, судя по всему, по Вашей фамилии?

Ф. Атауллаханов Звали его Атауллахан. Да, звали его Атауллахан, он был из Афганистана. Но как будто бы он был афганец.

П. Алешковский

— Таджиком?

Ф. Атауллаханов Точно сказать невозможно. То ли он был афганским таджиком, то ли он был кем-то другим, афганцем.

П. Алешковский

— Афганских таджиков много.

Ф. Атауллаханов И, может быть, даже не афганцем. История у него была очень сложная, насколько мы так знаем уже потом, позже, косвенно по всяким вещам. Он рано ушел из семьи и путешествовал по всему миру очень широко. И он стал врачом. Где он учился...

П. Алешковский

— А какому миру, интересно?

Ф. Атауллаханов А?

П. Алешковский

— Какому миру известно?

Ф. Атауллаханов Он жил в Индии, он жил во многих странах Азии. Я не думаю, что он бывал в Европе, это неизвестно. Но так вот, по азиатской части мира он попутешествовал очень сильно. И он стал врачом. Говорят, что он был выдающимся совершенно врачом. А носило его по миру, потому что он принял новую религию — бахаизм. Он был бахаистом, и поэтому был отвергнут своим как бы кровным кланом. И дальше его долго повсюду носило, пока он не осел в Самарканде. В Самарканде он довольно быстро, по-видимому, стал очень известным врачом. Настолько известность его распространялась по всему Узбекистану, Таджикистану, я не знаю куда, что даже я застал... Ну, деда не стало в 1938 году, когда его убили как афганского шпиона вместе со всеми старшими детьми...

П. Алешковский

— Ой, кошмар!

Ф. Атауллаханов То есть у меня остались только тети...

П. Алешковский

— А дяди...

Ф. Атауллаханов Ни одного дяди. Семьи дядьев моих жили с нами в этом же дворе, но самих дядьев уже не было. И единственный, кто остался живым, это мой отец, которому в это время было 9 или 10 лет.

П. Алешковский

— То есть его пощадили, да?

Ф. Атауллаханов Вот, его не тронули. Остальных всех — под гребенку. Ну, потом, конечно, когда наступили советские времена, пришла бумажка о том, что...

П. Алешковский

— Реабилитация?

Ф. Атауллаханов ...они были, да, реабилитированы, что они не виноваты, но это ни у кого особых сомнений не вызывало. Потому что Самарканд — это небольшой город, и, естественно, старая часть города — там все друг друга знали, и все хорошо знали, кто написал донос, и что, так сказать... Все это было хорошо известно. Но, тем не менее, это было.

П. Алешковский

— Фазли, а что значит... Вот Вы говорите: «азиатский доктор». Что значит?.. Ведь Академий он не кончал, университетов не кончал, да? Это какое-то устное обучение. Можете ли Вы восстановить вот этого доктора, вот пути, этапы, и как он лечил, и что он делал? Оперировал ли он?

Ф. Атауллаханов Значит, очень трудно восстановить, что и как было. Но те инструменты, которые до меня дошли — ну, нам, детишкам, достались играть, которые мы находили где-то там в свалках, они были европейские.

П. Алешковский

— То есть пинцеты всякие?

Ф. Атауллаханов С иноземными надписями, да. Это были пинцеты и скальпели, и, наверное, сложные какие-то инструменты. И я знаю, что лечил он дома, вот в этом самом дворе, где мы жили.

П. Алешковский

— (Говорит одновременно.) Ну, Вы знаете, вот римляне придумали форму скальпеля, и она не изменилась?

Ф. Атауллаханов (Смеется.) Нет, она была очень похожа. Что еще было мне любопытно — от деда нам досталось некоторое количество книжек. Я знаю от отца, что у деда была гигантская библиотека, но он говорит, что в 20 — 30-е годы одним из признаков, по которому шла, так сказать, борьба с баями и басмачами, это были книги. Если в семье, дома были какие-то книги, а часто это книги были на арабском, то есть русский солдат прочесть не мог, что это за книга...

П. Алешковский

— ...то это показатель...

Ф. Атауллаханов ...ну, это был показатель того, что это бай, а может быть, и басмач, и, в общем, враг. Но, тем не менее, деду удалось пережить это время. И только в 1938 году его убили. Он был, по-видимому, достаточно светский человек, потому что я знаю, что его дети старшие, которые с ним погибли, учились уже в русском медицинском институте. Они тоже были врачами, и образование у них было медицинское — российское.

П. Алешковский

— И папа Ваш ведь потом стал врачом?

Ф. Атауллаханов И папа мой потом стал врачом. Ну, тогда уже деда, естественно, не было. И среди книг, которые от деда достались, была часть книг на русском языке. И там был Гаккель, там был Брем, там был даже Дарвин. То есть были книжки естественнонаучные, я бы так сказал. Были какие-то и медицинского толка книги, но, в основном, конечно, это были такие естественнонаучные книги. Я не знаю, читал ли дед по-русски и читали ли его сыновья по-русски, но, скорее всего, читали, судя по книгам, потому что они учились в русских институтах. Ну, а после раскулачивания, конечно, жизнь семьи, в которой было 16 детей (у деда была очень большая семья) — вся...

П. Алешковский

— Жена была одна?

Ф. Атауллаханов Жена была одна. Он был в этом смысле как бы... Ну, бахаисты вообще не признают многоженство.

П. Алешковский

— Многоженство, да? А бахаисты ведь были под запретом в арабских странах? Смертная казнь...

Ф. Атауллаханов Поэтому деда и носило по всему миру. Есть даже такая легенда, что его старший брат нашел его в Самарканде, уже когда они были довольно такие пожилые люди, поскольку он его искал, чтобы убить, как вероотступника. Но не убил, а сам принял эту веру...

П. Алешковский

— А сам принял бахаизм.

Ф. Атауллаханов ...и остался с дедом, и жил там, в Самарканде. Ну, в общем, от деда пошел довольно большой, очень известный клан, который сейчас, по подсчетам каких-то моих дальних родственников, насчитывает пару тысяч человек, расселившихся по всему миру.

П. Алешковский

— Сойти с ума!

Ф. Атауллаханов Но тогда это было, конечно, очень тяжело. Потому что на бабушке осталось все семейство с одним парнем, которому 10 лет, и несколькими внуками, которым было в это время ну около того же. Их отцов убили, а они остались. А женщины в Средней Азии не работали никогда. У нее не было никакого источника существования.

П. Алешковский

— Напомним слушателям, что это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским, и в гостях у меня замечательный ученый и вот сейчас мемуарист Фазли Атауллаханов, который родился в 1946 году в Самарканде в очень интересной семье, такой большой. И полторы тысячи Атауллахановых и связанных с ними есть на сегодняшний день в мире. И я, узнав об этом в свое время, попросил ученого физика и биофизика Фазли рассказать об этом нашим слушателям. Пожалуйста.

Ф. Атауллаханов Ну...

П. Алешковский

— А скажите, пожалуйста, вот что же — женщине пришлось идти работать?

Ф. Атауллаханов Нет.

П. Алешковский

— Как жила?

Ф. Атауллаханов Она и жены старших детей стали кормиться тем, что пекли лепешки, готовили какую-то еду, продавали то, что удалось утаить, потому что дед был богатым человеком. В общем, тем не менее, жили очень скудно и подрабатывали все мужчины, начиная с 8-9 лет...

П. Алешковский

— Мальчишки?

Ф. Атауллаханов Мальчишки. На базаре — кто воду продавал, кто огурцы. В общем, в основном, кормились, конечно, с базара. И, тем не менее, тяга в высшему образованию была совершенно удивительной и фантастической, потому что, ну, я не знаю, по-моему, все поколение моего отца получило высшее образование, и внуки тоже, по большей части, все стремились к образованию. Хотя это было непросто. Я знаю, что отца не принимали в медицинский институт как врага народа. Тем не менее, как-то ему удалось туда просочиться. Но я все это отношу к тому, что в Средней Азии никогда строго никакие законы не выполнялись.

П. Алешковский

— А была какая-то община бахаистов, которая поддерживала семью, или вот этот бахаизм сошел на нет?

Ф. Атауллаханов Он не бы сильно заметен. Это было так, в общем, не очень...

П. Алешковский

— Это было решение деда, да? Его понимание мира — что все люди братья, и все едины?

Ф. Атауллаханов Да. Да. И он пришел уже бахаистом в Самарканд.

П. Алешковский

— А как существовал вокруг мусульманский мир тогда? Это интересно. Были ведь гонения, наверное, и на мулл тоже очень сильные, естественно?

Ф. Атауллаханов С мусульманством было очень интересно. Средняя Азия никогда от мусульманства, по-видимому, не могла отказаться. Оно было загнано внутрь...

П. Алешковский

— Ну, так, как и православие.

Ф. Атауллаханов ...но каждый секретарь райкома или обкома, или, я не знаю, президент — все они внутри оставались мусульманами. Мусульманами, может быть, не с точки зрения истинной веры, сколько с точки зрения обрядовой. Но весь наш уклад, вся жизнь, все принципы, все воспитание было, естественно, тамошним, местным, мусульманским. Мы не могли вырасти по-другому, независимо от собственно, так сказать, идеи веры. Поэтому, конечно, связи там были другие, и отношения между людьми строились не совсем так, как это было, наверное, в России.

П. Алешковский

— А что Вы имеете в виду?

Ф. Атауллаханов Ну, я имею в виду, что, например, в Москве вряд ли моему отцу удалось бы получить высшее образование, а там это удалось — через связи, знакомства, каких-то там знакомых, прочих ему удалось преодолеть этот барьер и стать студентом медицинского института.

П. Алешковский

— А связи и знакомства в Средней Азии — это все, да?

Ф. Атауллаханов Это очень большая роль, да. Это фантастическая, гигантская...

П. Алешковский

— То есть если ты отказал кому-то, кто формально считается твоим другом или хорошим знакомым, то ты проклят в глазах всех, да?

Ф. Атауллаханов Да, да, конечно.

П. Алешковский

— Тут важно понимать, что на этом можно и сыграть, да?

Ф. Атауллаханов Там очень сложная эта схема. Но она действительно... Правила жесткие. Каждый человек, кто там живет, должен их строго придерживаться, иначе возникают всякие нехорошие вещи.

П. Алешковский

— Ну, например?

Ф. Атауллаханов Ну, система отторгает такого человека. Ну, например, до меня доходили слухи... Я вообще рано уехал из Средней Азии, не очень детально все знаю, но если в Самарканд сажали какого-нибудь чиновника большого уровня — там, секретаря парткома, секретаря партии или, я не знаю, кого там, который вел себя, сильно нарушая правила и этику тамошней жизни...

П. Алешковский

— Этикет?

Ф. Атауллаханов ...его скидывали — непонятно как, непонятно, кто, почему, но его довольно быстро убирали. В Самарканде такой человек не приживался. А Каримов, который долгое время возглавлял Узбекистан, он тоже самаркандец, и он как раз в этом смысле традиционалист. Я не хочу сказать, что он мне симпатичен, не надо это так понимать, но то, что он традиционалист, это совершенно точно. Ну, вот мой отец, поступив в этот медицинский институт...

П. Алешковский

— В местный, самаркандский, да?

Ф. Атауллаханов Да. Это повезло то, что во время Второй мировой войны...

П. Алешковский

— Второй? Великой Отечественной? Перевезли?

Ф. Атауллаханов ...Великой Отечественной войны — туда приехал медицинский институт откуда-то из России, и там преподавали совершенно выдающиеся ученые. Очень хорошие, говорят. По отзывам моих родителей, говорят, институт был очень хороший. И вот моя мама встретилась там с папой...

П. Алешковский

— А мама тоже врач?

Ф. Атауллаханов Мама тоже врач, они оба были врачами.

П. Алешковский

— А какой специальности?

Ф. Атауллаханов Значит, Мама была врачом-инфекционистом, а отец был хирургом.

П. Алешковский

— Оба специалиста очень востребованы в Азии.

Ф. Атауллаханов В Азии — да, конечно. Безусловно.

П. Алешковский

— Инфекционист — это кругом холера и тиф. Рядом все время, до сих пор дизентерия и так далее, все такие серьезные отравления — и пищевые, и вирусные. А хирург, понятно, востребован всегда.

Ф. Атауллаханов Да. Ну, и вот жили они... Я вообще с большим трудом представляю себе, каким образом маме удалось преодолеть все барьеры, которые были, — этнические и человеческие, всякие.

П. Алешковский

— Наверное, была любовь, в первую очередь?

Ф. Атауллаханов Это безусловно, да. Поэтому-то это и преодолело.

П. Алешковский

— А, вот это и главное.

Ф. Атауллаханов Потому что она вошла в совершенно чужой для себя мир, чужим человеком. Но она выучила язык, она стала одеваться как узбечка или таджичка.

П. Алешковский

— Ну, во-первых, как мамина фамилия, откуда она пришла? И эта война, эта эвакуация... Моя семья эвакуировалась в Ташкент, например, и тоже вспоминали о ташкентской жизни. Потом они попали в Свердловск, там, не важно... Те, кто не оказался на войне, понятным ходом вещей, оказались далеко от места, где они родились и жили. Но дедушку и бабушку Вы помните?

Ф. Атауллаханов Значит, мама родилась, по-моему, в Полтаве, но их семья, поскольку папа был военный... Их семья... Кстати, я забыл сказать: мамина фамилия — Власова Тамара Ивановна. Семья переезжала очень часто с места на место вместе с дедом. Какое-то время они жили в Ленинграде, какое-то время жили где-то на Донбассе. Я не очень хорошо знаю детали этого дела. Но как только началась война, дед эвакуировал бабушку с дочерью — одна дочь была, единственная — в Среднюю Азию. Жили они в городе — такой небольшой городок есть — Термине, это под Бухарой — до тех пор, пока мама не закончила школу. После окончания школы мама поступила в Самаркандский мединститут...

П. Алешковский

— ...где встретила папу.

Ф. Атауллаханов Они с бабушкой туда переехали, она очень быстро встретила там папу. По-моему, они были на первом курсе или на втором.

П. Алешковский

— А дедушка появился уже?..

Ф. Атауллаханов Дедушка после войны не вернулся. Он не погиб на фронте, но он обзавелся другой семьей...

П. Алешковский

— Понятно.

Ф. Атауллаханов ...и он больше не фигурировал в нашей жизни. А бабушка жила с нами до тех пор, пока она не умерла.

П. Алешковский

— Вы помните ее?

Ф. Атауллаханов Да, я ее помню. Она нас воспитывала, как бы вся домашняя жизнь была на ней, потому что и папа, и мама всю жизнь работали. И работали, конечно, очень тяжело и много.

П. Алешковский

— И вот русская часть воспитания какая-то была?

Ф. Атауллаханов Русская…

П. Алешковский

— Вы сказали, что мама выбрала путь полностью соответствия месту и жизни с мужем.

Ф. Атауллаханов Значит...

П. Алешковский

— Причем, не религиозных соображений ради, а этических.

Ф. Атауллаханов Да. Ну, это было интересно, потому что, с одной стороны, была тяга моих родителей в европейскую культуру. Все-таки считалось, что все-таки русская или европейская культура — это вот то, что надо.

П. Алешковский

— Что достойно.

Ф. Атауллаханов К этому надо стремиться. Но образ жизни, традиции — все было местным, ну, своим, там, самаркандским. И естественно, что язык, на котором мы говорили дома, был таджикский. Но и русский тоже присутствовал, поскольку бабушка не выучила таджикский язык. Ну, три языка были естественны — таджикский, узбекский, русский. Они были естественны. Отдали меня в школу, и все мои братья учились в русской школе. Это было не очень близко, но, так сказать, была русская школа, в которую отдавали детишек многие таджики и узбеки — просто потому, что считалось, что это лучше. Ведь раньше больше перспективы — можно будет поступить в институт и дальше, в общем, куда-то двигаться. Поэтому это была сразу смесь... Нельзя сказать, что это было чисто такое вот русское или чисто таджикское... Это была интересная смесь, во многом мне очень симпатичная, а в каких-то вещах она была уродливой, естественно, как всякие гибриды. Но мои родители недолго прожили у бабушки, потому что как только они закончили институт... А пока они учились в институте, и папе, и маме приходилось, помимо учебы, еще подрабатывать очень много. Я знаю, что папа там много по ночам работал в морге, занимался... чем только он ни занимался, чтобы как-то прокормить это семейство. Времена были очень трудные — конец... Ну, только-только война кончилась...

П. Алешковский

— После войны, да.

Ф. Атауллаханов Сразу после войны — это, конечно, никаких подпорок, ничего, не на что было опереться. И образования у них не было, и ни одна бабушка ни с одной стороны не могла обеспечить безбедного существования. После окончания института мне было — ну, сколько лет? — наверное, четыре или пять... Пять, наверное, лет. Их отправили по распределению в поселок Джума.

П. Алешковский

— Кишлак.

Ф. Атауллаханов В переводе на русский — «Пятница». Это небольшая железнодорожная станция и маленький поселок.

П. Алешковский

— Очень хорошо. Вот, позвольте, здесь прервемся на минутку. Те, кто нас слушают, не выходите, мы сейчас вынырнем из эфирной тишины.

Ну что ж, это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня необычный и замечательный гость — ученый, физик, биофизик, занимающийся, кстати, проблемами искусственной крови и вообще кровообращением, член-корреспондент Академии наук Фазли Атауллаханов. И Фазли вспоминает свою жизнь в Самарканде в детстве, рожденный в 1946 году от русской мамы и таджикского отца. Пожалуйста. Вот мы доползли до города юности.

Ф. Атауллаханов Да, доползли...

П. Алешковский

— До городка, до поселка.

Ф. Атауллаханов ...до поселка Джума — он даже до городка не дотягивал, это было такое, ну, село, я бы сказал так. В этом селе была сельская больница, в которой, по-видимому, врачей не было совсем.

П. Алешковский

— Кроме папы.

Ф. Атауллаханов Вот папа и мама — вот два врача, которые туда попали. Почему я сужу? Потому что папа сразу после мединститута оказался главврачом этой больницы. Жили мы в больнице, естественно, первое время, пока родители там чего-то не построили себе рядом с больницей. И, поскольку меня некуда было девать, меня отдали в школу. В городе — ну, в этом поселке — была единственная школа с одним учителем, и на все классы. Поэтому я очень рано пошел в школу, что, на мой взгляд, было очень замечательно и хорошо. Вот. Но учиться там, конечно, было очень легко. Родителям, наверное, приходилось тяжело, потому что я помню — даже я помню, — как частенько ночью стучали в окно, посреди ночи будили родителей...

П. Алешковский

— Ну, понятно.

Ф. Атауллаханов Отец — хирург, нужно было срочно ехать, делать операцию. И вся такая жизнь была нормальная. Тогда у нас была заложены основы воспитания, которые, ну, довольно сильно идут вразрез с тем, что я вижу здесь, в России, в Москве, ну, и вообще в европейской культуре.

П. Алешковский

— А именно?

Ф. Атауллаханов В первую очередь, это было антиэгоистическое воспитание, это было коллективное воспитание. Мы росли во дворе у бабушки, таджикской бабушки, в котором было шесть или семь семей — ее детей, старших детей. И это было, наверное, 12 или 15 человек детишек разного возраста.

П. Алешковский

— Разного возраста.

Ф. Атауллаханов Самого разного возраста, но все они росли одной кучей и спали в одной комнате, и ели из одного котла, так сказать. И разделение на семьи было очень условным. И при этом никакого «я», никакой, так сказать, такой сильной персонализации отдельного ребенка не было. Все вместе, все за все, так сказать... За все отвечает старший. И поскольку я был старшим не только по возрасту, но еще и по положению... А в Азии это очень важно — что старший сын... Ну, отец остался единственным мужчиной в семье, стало быть, на него перешла ответственность за все семьи, не только за одну.

П. Алешковский

— Первый вопрос, который задают тебе в Азии: «С какого года?». И когда выясняется, что ты старше, кланяются — и все: шофер ты, академик — «с какого года?». Старше — все, ты выше.

Ф. Атауллаханов Совершенно верно. И вот я очень хорошо помню, что мои личные интересы или интересы кого-то из этого коллектива — они стояли на втором, на третьем, на десятом месте. Все вместе, ответственность за все — на старшем. И поэтому я помню, как меня наказывали за проделки других.

П. Алешковский

— Других. Но Вы понимали, что это правильно?

Ф. Атауллаханов Абсолютно. То есть вообще вопроса в том, что это как-то не так, не было. Система воспитания — воспитания трудом, в первую очередь. Потому что все знали свои обязанности и нельзя было их не выполнять. Кто-то, там, подметает, кто-то дрова приносит, кто-то на базар идет за хлебом. Я помню, как я ходил в магазин за хлебом к пяти часам утра, потому что там к шести-семи уже нельзя было купить хлеб. А мне было тогда...

П. Алешковский

— А выпекали ночью, да?

Ф. Атауллаханов Выпекали ночью, утром весь распродавали — и все. Это было вот в этом поселке Джума, и я помню, что меня посылали туда еще совсем маленьким, наверное, в каких-то самых первых классах. Никто не боялся, что ребенок один на улице, что с ним нет никакого сопровождающего. Это вырабатывало очень важные свойства, которых я не нахожу сейчас в своих, скажем там, знакомых более юного возраста. Первое — это инициативность. Без того, когда у тебя нет поводыря, когда ты растешь один и имеешь обязанности, хочешь — не хочешь, в тебе воспитываются навыки приспособленности, инициативности, активности и творческой активности. Я считаю, что для меня это была очень хорошая школа, потому что потом мне в жизни это очень пригодилось. Во-вторых, никакого слюнтяйства никогда. Как бы тебе трудно не приходилось, никаких вопросов о том, «а вот, а что, а как, а почему мне что-то кто-то не дает?» — такого вопроса никогда не было. Ты должен все получить сам. Все будет против тебя, но ты должен сам всего добиваться.

П. Алешковский

— Ну, естественно, не воровством и не хамством и прочее?

Ф. Атауллаханов Естественно, да. При этом культура закладывалась как бы как основа — образование, знания, культура. И чрезвычайно тщательно, детально проработанный этикет взаимоотношений между людьми, который построен на самых высоких принципах, это всегда было традиционно внутри этой самой старой самаркандской культуры. Это и сейчас тоже...

П. Алешковский

— Именно самаркандской, Вы подчеркиваете это, да?

Ф. Атауллаханов Мне кажется, что да. Потому что...

П. Алешковский

— Потому что мне, когда я был в Средней Азии, говорили, что Самарканд — город особый, люди самаркандские — особые. Ну, знаете, как и про Одессу говорили, скажем, про Томск, который имел гимназию, ну, и так далее. Было несколько городов, кроме Москвы и Питера, которые имели свой уклад. И сегодня очень интересно этнографам их... Можно ли выловить или нет? Вот в этом смысле я слушаю Вас именно с таким прицелом, с таким интересом.

Ф. Атауллаханов Ну, вот, так сказать, с точки зрения самаркандского мальчишки, который рос в Старом городе, я знаю совершенно точно, что именно самаркандская культура таджиков Старого города — она была отличной от всего остального, потому что было некоторое высокомерие и пренебрежение к диким узбекам, которые вокруг там уже 500 лет живут, но так и остаются дикими и не понимают простых вещей. И было такое, так сказать, «сторожкое» отношение к чужим русским, которые, вроде бы, главные и важные, и русская культура должна стать частью, но все равно это нечто чужое. То есть, по-видимому, Самарканд, действительно, отличался в этом плане от своей традиционной культуры, идущей из больших древних времен.

П. Алешковский

— Но на границе Узбекистана и Таджикистана, недалеко от Самарканда, стоял большой плакат, где было написано: «Да здравствует нерушимая дружба узбекского и таджикского народов!». Ставили ее таджики со стороны Таджикистана, и две руки сжимались в рукопожатии — одна белая, другая — желтая. Понятно, что таким образом было подчеркнуто тюркское пришествие на землю фарси. Вот и все.

Ф. Атауллаханов Да, да. Верно.

П. Алешковский

— Такие вещи подмечал, конечно... Мне это рассказал начальник археологической экспедиции, который заострил мое внимание, а я запомнил. Но понятно, что вот эти... Наверное, опять же, встретив узбека, не положено было... И вообще нормально относились к человеку, как к человеку, но совершенно другое дело — историческая память.

Ф. Атауллаханов Это память и традиции, уклад жизни. Но он, конечно, был потрясающе гостеприимным. Не допускалось, естественно, никакое выражение вот такой вот презрительности...

П. Алешковский

— ...(нрзб.) хамства.

Ф. Атауллаханов ...да, и высокомерия по отношению к любому гостю, независимо от того, кто он. И если, так сказать, это проскальзывало про узбеков как-то, но абсолютно как бы именно вскользь, совершенно затаенно, а не как форма поведения. Считалось, что все люди совершенно одинаковы, и гость — это святое, это понятно все. Традиционное, так сказать, восточное гостеприимство — оно, естественно, было широко применимо. Ну вот интересно из той жизни в этом маленьком поселке Джума было то, что — и это, по-видимому, шло и от родителей, и, может быть, еще и из генетики тоже, — но была фантастическая тяга к знаниям. Очень, очень хотелось...

П. Алешковский

— У Вас?

Ф. Атауллаханов У меня, у моих братьев. Ну, у меня, наверное, в особенной степени. Я чувствовал огромную нехватку...

П. Алешковский

— ...времени читать, да?

Ф. Атауллаханов Нет, времени было полно. Мы носились по улицам целыми днями. Мне учиться не нужно было — это было так легко, что... К нам были требования очень низкие...

П. Алешковский

— Ну, понятно.

Ф. Атауллаханов И у меня оставалось время на чтение. Я перечитал все книги, которые мне были доступны. А доступно мне было очень мало чего. Школьная библиотека была очень скудная, я ее всю быстро прочел насквозь. Литература, которая там была, как я теперь понимаю, это была вообще, конечно, дикость. Это какие-то, я не знаю, там детективы русские, советские детективы или какие-то книжки про шпионов и разведчиков — в общем, совершеннейшая белиберда, которая абсолютно...

П. Алешковский

— Трэш.

Ф. Атауллаханов ...да, которая никакой культуры не давала, кроме навыка чтения. Я выучился там читать партитурно. Читал со скоростью — когда в университете учился, я уже понимал это и прикидывал скорость своего чтения, — она составляла примерно две страницы в минуту. Ну, и то хорошо, слава Богу, за это спасибо. Мы прожили там семь или восемь лет. И когда мне уже было... ну, я должен был идти в 8-й класс, родители решили, что они должны переехать в Самарканд, потому что в этой глуши дети останутся неграмотными.

П. Алешковский

— Ух, как здорово!
Ф. Атауллаханов Из-за детей, я так думаю, отец ушел с поста главврача сельской больницы (а Вы понимаете, что эта фигура в Средней Азии в сельской местности — это, так сказать, крупная фигура).

П. Алешковский

— Очень уважаемый  человек!

Ф. Атауллаханов Очень уважаемый человек, и жили они хорошо, и дом построили, и, так сказать, мы уже жили вполне неплохо к тому времени, когда я был еще...

П. Алешковский

— Это не просто очень уважаемый человек — это какие-то, ну, особые звездочки, да? Насколько я понимаю, вот человек может на всю жизнь сохранить за собой этот магазин, эту больницу. Она — его в последнее время.

Ф. Атауллаханов И, кроме того, к этому времени, когда человек там прожил десять лет, например, он уже сколько людей спас!

П. Алешковский

— И родилось сколько людей у него на руках!

Ф. Атауллаханов Со сколькими людьми... И родилось у него на руках! Со сколькими людьми он связан уже, можно сказать, кровными узами!

П. Алешковский

— Да, да.

Ф. Атауллаханов Так что это, конечно, был большой шаг. И при этом, что интересно — отец не пошел врачом в какую-нибудь самаркандскую больницу — он пошел в аспирантуру. И пошел учиться заново. Это с такого-то поста. Он защитил диссертацию и работал в университете.

П. Алешковский

— Это программа «Светлый вечер», и я, Петр Алешковский, беседую с моим замечательным гостем, членом-корреспондентом Академии наук, биофизиком Фазли Атауллахановым. Да, пожалуйста. То есть отец понял, что ему не хватает качества, при том, что практики у него было за десять лет вдосталь?

Ф. Атауллаханов Практики было выше головы, но рутина заедала, и он решил, что надо кончать. Помноженное на...

П. Алешковский

— И каким хирургом он стал? Общим или направленным?

Ф. Атауллаханов Он не стал хирургом. Он пошел в аспирантуру, туда, куда смог пойти. Это была аспирантура по биохимии. Он стал биохимиком и стал заниматься биохимией паразитарных инфекций, которые в Средней Азии были бичом. Не только... Ну, малярию к этому времени более-менее искоренили, но лейшманиоз и вот эти болезни — биохимией этого дела он стал заниматься. Он почему-то ушел из хирургии. Я никогда не спрашивал у него, почему, но вот он ушел в чистую науку.

П. Алешковский

— И преподавал в университете, да?

Ф. Атауллаханов И преподавал в университете на биологическом факультете, да. А мама работала в инфекционной больнице всю свою жизнь.

П. Алешковский

— И Вы вернулись в тот же дом, в котором родились?

Ф. Атауллаханов И мы вернулись в тот же дом, в котором я родился.

П. Алешковский

— И вот вся эта большая орда, которая там жила, просто подвинулась и выделила Вам две комнаты? Или три?

Ф. Атауллаханов И она... Совершенно верно. Две комнаты у нас было — и до отъезда, и после отъезда. И мы жили в этом старом дедовском доме. В общем, я все же так там и прожил. Когда закончил... окончив школу, уехал учиться в Москву в университет, мы все еще жили там.

П. Алешковский

— А сейчас там живут Атауллахановы?

Ф. Атауллаханов Да, маленький кусочек от этого остался. Но там была потом эпопея потом уже, когда я учился в университете: эту вот главную улицу Старого города, Ташкентскую...

П. Алешковский

— Расширили?

Ф. Атауллаханов ...решили расширить, и снесли — наш дом прямо выходил на эту улицу... Половину этого дома снесли, и мои родители построили — как это называлось — кооперативную квартиру. Некий дом, который тогда строили...

П. Алешковский

— Уже не там?

Ф. Атауллаханов Он уже был совсем не там. Тем не менее, он был в Старом городе, ну, ближе к границе Нового города, и туда переехало очень много семей. То есть как бы туда немножко сдвинулось это все.

П. Алешковский

— Понятно.

Ф. Атауллаханов Но я там уже не жил. Для меня это было место, куда я приезжал в гости к родителям, а мои воспоминания все ограничиваются только дедовским двором с этими огромными резными воротами, с этими темными какими-то склепообразными многочисленными помещениями, в которых трудно было найти концы, и каким-то количеством комнат, в которых жили вот все мои родственники. Ну, и мы вернулись в Самарканд, я пошел в некую самаркандскую школу учиться, и, конечно, мне показалось, что Самарканд — это уже такой прямо совершенно...

П. Алешковский

— Столица?

Ф. Атауллаханов ...ну, пуп земли, суперстолица. Я хорошо себя представляю по двум причинам: когда уже, будучи студентом, я стал ходить в горы, немножко занимался туризмом... А я был необыкновенный турист в этом смысле, потому что я приходил и говорил на родном языке с людьми, которые там, в горах живут. Для них это было странно.

П. Алешковский

— В смысле?

Ф. Атауллаханов Туристов шло много...

П. Алешковский

— А, а туристов-таджиков не было?

Ф. Атауллаханов Да, но туристов-таджиков среди них не было. И когда вдруг обнаруживалось, что я говорю на их родном языке, и что я из Самарканда, а Самарканд для них — это было совершенно нечто фантастическое, то открывались все двери. Мы так тепло и душевно с людьми говорили. А — ну, Памир Вы, наверное, даже лучше меня знаете, Вы знаете, что там...

П. Алешковский

— Нет-нет-нет, я знаю очень плохо, но я помню, что заплатить деньги за постой было нельзя, и мы носили с собой рулоны ткани. И когда мы уходили, мы оставляли рулон ткани, подзывали маленькую девочку и говорили: «Вот маме покажи, когда мы уйдем». И это было «спасибо», и эта ткань была для этих нищих людей большим подспорьем. Но деньги им просто нельзя было показать.

Ф. Атауллаханов Нельзя было, да. Ни деньги, ни что другое, потому что это была бы кровная обида.

П. Алешковский

— А вот предмет, а вот предмет...

Ф. Атауллаханов Подарить что-нибудь...

П. Алешковский

— ...это была условная такая договоренность. «Заплатил очень хорошо тканью» — это не плата, это спасибо за барана, которого тебе зарезали, хотя предназначался он для других целей, как вполне возможно.

Ф. Атауллаханов Да. Ну вот и, конечно, жизнь в Самарканде была уже как бы более цивилизованной. Но, тем не менее, уровень культуры, который был в Самарканде в это время, несмотря на то, что это, вроде, областной центр... Мы-то все гордились тем, что мы самаркандцы, все вот такие как бы продвинутые очень, культурные, интеллектуальные, но на самом деле дикость была совершеннейшая. Потому что когда я собрался ехать в Москву поступать в университет, моя учительница математики всплеснула руками и сказала: «Что ж ты мне раньше не сказал? Я бы тебе книжку дала!». А выяснилось, что существуют пособия для поступающих, что существуют конкурсные задачи, которые можно порешать, а я об этом даже не подозревал. Никаких там — не то, что репетиторов...

П. Алешковский

— То есть Вы с налету поступили?

Ф. Атауллаханов Не было знания того, что вообще есть какая-то дополнительная литература. Только учебники — и все.

П. Алешковский

— То есть Вы поступили с налету просто?

Ф. Атауллаханов Да. Но мне крупно повезло. Потому что это был действительно сборник конкурсных задач Московского университета, и пока я четыре дня ехал в поезде... Я открыл эту книжку сначала, в первый же вечер, и я не мог понять ни одной задачи. Но, по счастью, книжка была с ответами. И я научился за эти несколько дней — там, пять-шесть дней до первого экзамена — я научился решать эти задачи.

П. Алешковский

— С ума сойти!

Ф. Атауллаханов Ну, потому что я, по-видимому, был очень сообразительный. Вообще, в школе я учился довольно своеобразно. Когда мы получали учебники, я их прочитывал за первую неделю после получения — ну, это обычно было до сентября, и больше не открывал — никогда вообще. И учился я... У меня была одна тетрадка на все предметы, и это в Самарканде проходило, и мне этого было достаточно, чтобы быть отличником, с медалью, и все это прочее... То есть я кончил... Но когда я вот чуть-чуть вынырнул из этого мира, в котором я был супер...

П. Алешковский

— Супергерой, да?

Ф. Атауллаханов Да. Оказалось, что да, я, может быть, и толковый парень, но я безграмотный человек. Я с трудом поступил в университет — так сказать, по повышающей. Первая отметка была тройка, но это был экзамен, на котором отсеивалось 90 процентов поступающих, и тройка — это было очень хорошо. А дальше, там, все пошло к пятеркам. И, значит, я учился за время поступления, за время вот экзаменов. Но когда я поступил, я понял, что я безграмотный человек. Я, во-первых, не знаю ни русской культуры, ни, тем более, западной. Если вот что-то про русскую культуру я слышал на уроках...

П. Алешковский

— Ну, и от мамы, наверное, все-таки?

Ф. Атауллаханов Немножко от мамы, немножко на уроках, то западной культуры я не знал вообще. Я стал читать запоем. Первые годы в университете мне были интересны тем, что я за это время прочел всю классику — русскую и нерусскую, все, что можно было в Москве добыть, поскольку читал я очень быстро. Мое образование в этой области происходило таким нетривиальным способом: я брал собрание сочинений и читал его от начала до конца. Потом брал следующее собрание сочинений и его читал.

П. Алешковский

— Ну, Вы знаете, это называется «списки» на филфаке. Те, кто прочитал списки в свое время, ровно в этом возрасте, когда мозг впитывает, те — у них все в порядке. Ну, конечно, в зависимости от того, как распорядилась генетика — способный или неспособный... Но тот, кто не прочитал списков, больше их не прочитает никогда, потому что какого-нибудь там Флобера или Вольтера, или Бомарше, да и много чего, никогда мы не перечитаем. Юность дана для того, чтобы набрать этот багаж.

Ф. Атауллаханов Да, да.

П. Алешковский

— Вот. А что из него осталось — это уже совершенно не важно. Что-то осталось.

Ф. Атауллаханов Да. Так что это было, конечно, любопытное время.

П. Алешковский

— Это прямо такая история Ломоносова замечательная. Но все-таки давайте мы университет оставим в стороне, потому что это уже Москва. А вот такой экскурс самаркандской жизни. Вот древний город. Есть люди, которые говорят тебе: «Мальчик, это город древний. Вот здесь то-то, здесь — сё-то». Вот есть люди... Ну, у меня была такая семья, что мне всегда рассказывали, показывали, там, Василия Блаженного или, там, еще что-то. И поэтому для меня это было привычно, естественно. Там, я помню первый, 1969 года, выезд в Великий Новгород папин. Он был тогда не Великий Новгород, а Новгород. Значит, мало чего помню, но помню. И так далее. Вот а Вы бегаете по Самарканду, значит. Эта голубая плитка со звездами и роскошные такие мечети, да? Бесконечные медресе, которые прячутся в махаллях. И вдруг ты выскакиваешь на какую-нибудь арабскую вязь и прочее. Были люди, которые приобщали Вас к этой культуре? Или это все проходило мимо, так, по-советски?

Ф. Атауллаханов Нет, это мимо не проходило. Мы были фанатами своего города, мы его очень любили и гордились тем, что мы здесь живем. Мы не понимали степени своей безграмотности, но гордостью мы были переполнены.

П. Алешковский

— Угу, это в Азии я почувствовал.

Ф. Атауллаханов В это время, когда я там рос, начались активные раскопки на Афрасиабе — это старом городище Самаркандском...

П. Алешковский

— Городище, да.

Ф. Атауллаханов Как раз стали копать Арк, и мы с большим любопытством мальчишками бегали туда и смотрели. И я восхищался глубиной раскопок — там шел такой вертикальный узкий раскоп — ну, наверное, метров 40 глубиной. И все это была культурная, так сказать, какая-то эта самая...

П. Алешковский

— Большое спасибо! Сегодня в «Светлый вечер» в студии был член-корреспондент Академии наук Фазли Атауллаханов. Спасибо Вам!