Светлый вечер с Натальей Белохвостиковой (13.10.2016)

У нас в гостях была Народная артистка РСФСР Наталья Белохвостикова.

Наша гостья рассказала о своих работах в кино, об отношении к культуре кино, а также о чудесной истории усыновления ребенка из детского дома.

 

 

 

 

---

В. Емельянов

— Здравствуйте, вы слушаете радио «Вера». Это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов.

А. Пичугин

— Алексей Пичугин. Здравствуйте!

В. Емельянов

— С особым удовольствием хочется представить нашу сегодняшнюю гостью — это народная артистка России Наталья Белохвостикова. Здравствуйте, Наталья Николаевна!

Н. Белохвостикова

— Здравствуйте! Добрый вечер!

Наше досье:

Наталья Белохвостикова. Родилась в Москве в семье дипломата. Пять лет прожила с родителями в Англии. Начала сниматься в кино ещё будучи школьницей. Училась во ВГИКе в мастерской Сергея Герасимова, работала на киностудии имени Горького, в Театре-студии киноактёра. Народная артистка РСФСР, лауреат государственных премий, сыграла более 25 ролей в кино.

В. Емельянов

— Сразу хочется наговорить кучу комплиментов. Потому что только одни названия: «Красное и чёрное», «Тегеран-43», мой очень любимый фильм «Легенда о Тиле»...

Н. Белохвостикова

— Спасибо!

В. Емельянов

— «Маленькие трагедии», «Берег», «Змеелов», «Надежда». В общем, просто дальше бессмысленно перечислять, хотя я был очень удивлён — вы такая прекрасная актриса, и всего 29 фильмов.

Н. Белохвостикова

— Да.

В. Емельянов

— Это очень избирательно.

Н. Белохвостикова

— Да.

В. Емельянов

— Вы настолько не расплескали всё это, потому что в иную фильмографию смотришь — у людей по 150, по 200 картин. Скажем, недавно наш замечательный Леонид Вячеславович Куравлёв отмечал свой юбилей восьмидесятилетний — 200 с лишним фильмов, 200 с лишним картин.

Н. Белохвостикова

— Да, это правда.

В. Емельянов

— У вас всего 29, но зато какие! А с чем это связано?

Н. Белохвостикова

— Во-первых, это связано со мной — характер такой, — и с учителем, который научил определённым образом каждого выстраивать свою жизнь и судьбу. Он нам всегда говорил, что «ребята, после каждой премьеры вы должны проснуться и вам не должно быть стыдно». И поэтому к каждой роли я подходила как бы очень всерьёз, мне казалось, что это новый этап жизни, новый этап судьбы, я должна прожить этот год правильно, я должна подняться на ступенечку вверх. Если что-то не откликалось в моём сердце, не случалось контакта с группой, с режиссёром, я уходила, тихо уходила. Но это ещё и возможность, потому что всю жизнь у меня замечательный муж, который давал мне шанс вот эти паузы заполнять тоже творчеством и не зарабатывать, грубо говоря, деньги.

В. Емельянов

— Мы напомним нашим слушателям или расскажем тем, кто не знает из них, что супруг Натальи Николаевны — замечательный наш режиссёр Владимир Наумович Наумов. Тоже можно бесконечно говорить об этой личности. Это совершенно потрясающий творческий человек — и художник, и затейник большой.

А. Пичугин

— Да, безусловно.

В. Емельянов

— И вы просто так вот тихо-тихо отходили в сторону и говорили: «Нет, я не буду»?

Н. Белохвостикова

— Да.

В. Емельянов

— И настолько была высока планка, которую Сергей Герасимов и Тамара Макарова задали?

Н. Белохвостикова

— Да. Но так же началось — первый партнёр Шукшин; Жаков. И потом пошло-поехало. Великие: Смоктуновский, Джигарханян, Дворжецкий, Леонов... Я даже не знаю... Олег Даль.

В. Емельянов

— Высоцкий?

Н. Белохвостикова

— Ну, совершенно имена фантастические, партнёры удивительные, редкие. И тогда планка была очень высока. И поэтому чем дальше, тем меньше было материала, в который хотелось бы погрузиться и потратить свою жизнь на это. Поэтому, может быть, возникали другие... вот фестиваль у меня был, ещё что-то. Книжку мы писали с мужем — «В кадре» написали книжку. Параллельно шли съёмки. Вот например мы сейчас не можем закончить «Сказки Пушкина». Мы делаем «Сказку о царе Салтане», где я играю сватью бабу Бабариху, Юрий Стоянов играет Салтана. Но у нас закончилось финансирование, и всё. И хотя Пушкин — наше всё, но тем не менее.

А. Пичугин

— Ещё я помню, два года назад анонсировался выход.

В. Емельянов

— Пушкин — наше всё, Белохвостикова — наше всё, Наумов — наше всё.

Н. Белохвостикова

— Наумов — классик.

В. Емельянов

— А деньги, где деньги?

Н. Белохвостикова

— Да, нет возможности завершить фильм.

А. Пичугин

— Это удивительная история, конечно.

Н. Белохвостикова

— Это фантастика! Поэтому... вот сложное время, непростое сейчас для актёров.

А. Пичугин

— А на каком этапе хотя бы?

Н. Белохвостикова

— Где-то полкартины мы сняли. Замечательный, интересный материал, смешной, трогательный. И вообще, такое удовольствие было работать в сказке, но тем не менее у нас уже и герои выросли, и уже стареть начали, поэтому...

В. Емельянов

— Это несмотря на то, что у Владимира Наумовича своя продюсерская компания? И те, кто помоложе в этой компании, продюсеры, не могут найти деньги?

Н. Белохвостикова

— Да, не могут притянуть деньги. Но мы попали, может быть, в плохую полосу — эти последние три года непростые для страны, и поэтому спонсоры, которые должны были участвовать, они тихо самоустранились, но государство нам не идёт навстречу.

А. Пичугин

— Это какая-то фантастическая история, потому что очень часто приходят действительно прославленные люди, чьи имена золотыми буквами написаны в истории нашего и мирового кинематографа, и говорят, что их проект, который они делают уже на протяжении многих лет, из-за отсутствия финансирования завершить не могут. И приходят люди, которые... даже не обязательно сюда, а вот общаешься где-то с людьми, которые два или три года назад впервые вообще увидели съёмочную площадку, и у них выходит уже пятый фильм. Вот как так происходит, я понять не могу. Также Норштейн не может «Шинель» закончить.

В. Емельянов

— Лёша, ты знаешь, понимаешь в чём дело? Мне кажется, есть ещё такая история, что не все умеют просить деньги. Вот я, например, не умею просить деньги.

А. Пичугин

— Да, я тоже.

В. Емельянов

— Если бы, может быть, я умел просить деньги... а, может быть, и хорошо, что я не умею просить деньги. Может быть, Владимир Наумович тоже не умеет просить деньги?

Н. Белохвостикова

— Нет, он продюсер, он обращался к разным людям, к разным продюсерам. Но тем не менее время таково, что вот это не наш формат, как говорится. Наш формат сейчас совсем другой, к сожалению. И поэтому не набираются те роли, которые хотелось бы набрать. Потому что вот читаешь какой-то сценарий и думаешь: «Но это же моя жизнь. Зачем? Она такая богатая, у каждого человека одна. И жизнь не только кино. И вот потратить себя на этот воздух просто очень стыдно. Вот даже не только жалко, а стыдно». Я думаю, Герасимову было бы стыдно на меня посмотреть в новом качестве. Поэтому занимаюсь другим. Вот я сейчас очень интересно, кстати говоря... это мог только Армен Борисович Джигарханян, конечно, своим талантом, своей любовью ко мне, а моей к нему сговорить меня прийти к нему в театр.

В. Емельянов

— Я как раз хотел спросить: вот всё-таки кино-кино, а что с театром у вас?

Н. Белохвостикова

— Вот. И сейчас не скажу кто, не скажу что — и вот у нас начинаются репетиции. И я верю ему, потому что я понимаю, что это удивительный совершенно мастер и удивительный артист.

В. Емельянов

— Актрисе кино сложно понять, вообще, природу происходящего в театре?

Н. Белохвостикова

— Я играла в театре «Красное и чёрное» и «Бесы» Достоевского — в Театре киноактёра. Но потом так складывалась жизнь... Может быть, это зависело от того, с кем я, кто меня приглашал и с кем я находилась рядом. Я репетировала и несколько раз включалась в какие-то проекты, но что-то, какой-то звоночек, и я убегала на съёмку, то есть до выпуска не дошла ни разу. Как-то меня всё время театр... Ну, Герасимов нас так воспитал. Он нам всегда говорил: «Ребята, артист театра и артист кино — это две совершенно разные профессии». И так как я с 17 лет погрузилась в мир кино, где всё знакомо, где на ощупь всё — запахи, звуки, — всё это любишь и знаешь, и чувствуешь. Театр с юности не был в крови, и поэтому не было, может быть, того толчка или той роли, которую захотелось бы сыграть. Наверное, так ещё.

В. Емельянов

— Но это отважно, конечно, в такое приключение пуститься спустя много лет.

Н. Белохвостикова

— Да-да-да!

В. Емельянов

— Но вы — человек отчаянный, в общем.

Н. Белохвостикова

— Совершенно безбашенный, как я говорю иногда.

В. Емельянов

— Да, я читал, как вы боретесь за своих — вы самолёты останавливаете...

Н. Белохвостикова

— Да-да. Но это вдруг, это всё вдруг. Я же тихая. Вот сейчас видите — я тихая. Потом, я дочка посла, я выросла за границей в Англии, и дальше, дальше с родителями в других странах, я воспитанный человек. Но вдруг в каких-то ситуациях просыпается что-то такое, что заставляет действовать. Это хорошо!

А. Пичугин

— Наталья Николаевна, меня много лет мучает один вопрос. Мне некому его было задать, но вот теперь мне представился такой замечательный шанс спросить у вас. Фильм «Берег» — один из самых моих любимых фильмов снят в 1983 году. Меня всегда удивляло, как можно было в 83-м году снять такой фильм — практически про Западную Германию и про жизнь за пределами железного занавеса? И ещё в 85-м году получить за него госпремию.

Н. Белохвостикова

— Да, это было.

А. Пичугин

— Он же такой... я не люблю все эти штампы — антисоветский.

Н. Белохвостикова

— Антисоветским он не был, но там всё было честно.

А. Пичугин

— В том-то и дело, что там всё было честно!

Н. Белохвостикова

— Там всё было честно и правильно. И Бондарев — автор, который прошагал войну; и Алов — режиссёр, который прошагал войну. Поэтому там всё было по-настоящему.

А. Пичугин

— А были какие-то проблемы с ним, с прокатом, с выходом на экраны?

Н. Белохвостикова

— Нет. Фильм шёл.

А. Пичугин

— Сразу?

Н. Белохвостикова

— Да. Он на удивление шёл, он даже выходил где-то в других странах. Он шёл, по счастью, тогда... это 83-й год, ещё был прокат, и фильм выходил.

А. Пичугин

— И не было опасений, что его могут закрыть, не выпустить?

Н. Белохвостикова

— Были, потому что там у Алова и Наумова «Скверный анекдот» лежал 23 года на полке и вышел спустя 23 года. «Бег» с трудом выпускали. И, вообще, все картины как-то так со скрипом многие выходили.

А. Пичугин

— Мне даже «Бег» всегда казался менее опасным, с точки зрения, может быть, советской власти, чем «Берег».

Н. Белохвостикова

— «Бег» это сложно, в то время это сложно.

В. Емельянов

— С «Бегом» многие какие-то истории связаны: Елена Сергеевна Булгакова...

Н. Белохвостикова

— А они дружили с ней. Я так переживаю... я её не застала. Я была маленькая, а потом уже, когда познакомилась с ними, её не было. Это такие потрясающие истории! Они рассказывали мне — вот Володя и Алов, когда ещё был Алов жив. Там была такая история: когда она посмотрела картину, ей очень понравилось, и они вышли во двор, её провожать. Она говорит: «Ребята, я завтра жду вас в час на обед!» И вдруг окно открывается машины, она смотрит на моего мужа, говорит: «Володечка, а почему у тебя чёрная рубашка?» А ему только что Евтушенко привёз — тогда это было модно — чёрные рубашечки. Он говорит: «Нет, Елена Сергеевна, это просто подарок, это так модно сейчас». Она говорит: «Нет, это траурная рубашка», — закрыла окно, и на следующее утро сын позвонил и сказал, что она умерла. Она была странной женщиной, чувствующей как-то этот мир удивительно... странной женщиной. Мне очень жалко...

А. Пичугин

— Она до конца оставалась супругой Михаила Афанасьевича, наверное, именно в первую очередь.

Н. Белохвостикова

— Да, конечно!

В. Емельянов

— Народная артистка России Наталья Белохвостикова у нас сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». Давайте вернёмся к вашему курсу потрясающему. Во-первых, за несколько курсов до это были молодогвардейцы, ваш курс называли «Четыре Наташи». Речь идёт о вас, Наталье Гвоздиковой, Наталье Аринбасаровой и о Наталье Бондарчук. И парни ваши тоже — Николай Ерёменко, Талгат Нигматулин — вот совершенно удивительные жизненные истории...

Н. Белохвостикова

— Вадим Спиридонов.

В. Емельянов

— Вадим Спиридонов, тоже который рано ушёл. Они почему-то все очень рано ушли.

Н. Белохвостикова

— Все! Малишевский... Все, их нет. Все наши мальчики очень-очень рано ушли. Для меня это просто ужасно. Вот я сейчас говорю, а у меня мороз по коже, потому что Герасимов как-то нас воспитал очень здорово. Мы были семьёй какой-то, а это больше, чем любовь даже, больше, чем дружба — мы были одной крови люди. И поэтому вот эти потери — я их не могу понять, принять, смириться до сих пор. Мне их не хватает. Мы привыкли поддерживать, мы привыкли знать, что мы есть друг у друга. И когда вот так вот, так много и так быстро, и так рано — это катастрофа, это ужасно.

В. Емельянов

— А вот такой вопрос: помня и имея перед глазами примеры блестящих педагогов, вам никогда не хотелось поделиться своим опытом с молодыми, не хотелось набрать курс во ВГИКе?

Н. Белохвостикова

— Вы знаете, меня приглашали всю жизнь.

В. Емельянов

— А вы?

Н. Белохвостикова

— А я говорила «нет», потому что надо быть очень смелым человеком, чтобы сказать: «Ты можешь. Иди». Вот сейчас Джигарханян мне говорит: «Но ты же можешь, я же знаю тебя всю жизнь. Иди, получится!» И этому человеку надо верить. Да, я хочу, во всяком случае, Армену Борисовичу верить, а Герасимову мы верили безмерно. И знали, что если этот человек сказал «встань и иди», ты пойдёшь. И он ещё все время какими-то советами, какой-то помощью режиссёрам, какими-то подсказками всё время помогал, он и Тамара Фёдоровна. И я понимала, что я не буду таким педагогом, я не смогу быть в силу, ну, просто обстоятельств. Да, я, наверное, может быть, научу мастерству и скажу: «Идите в этот мир». А сейчас, когда только ленивый — ой, простите за такое слово, — не преподаёт...

В. Емельянов

— Но ведь, смотрите, у них, конечно, были другие возможности. Предположим, придя сейчас во ВГИК, вы наверняка не сможете своих студентов снимать. А они-то могли! И «Красное и чёрное»...

Н. Белохвостикова

— Нет-нет. Они могли, но, знаете, ведь тогда всё-таки была какая-то логика. ВГИК каждый год не набирал курс. Были мастерские казахские, были мастерские украинские... И эти ребята уезжали на свои студии в свои города, а курс там был 12 человек. То есть был шанс, что москвичи придут в Театр киноактёра или в штат студии имени Горького, то есть всё-таки как бы заботились об их будущем. А сейчас школ миллион, училищ миллиард. И куда? В сериалы? Сейчас это стало бизнесом просто.

В. Емельянов

— Да. Я вот всё время удивляюсь: ну, хорошо, с советских времён мы знаем, что есть пять школ, шесть условно говоря. И вот даже тогда возникали сомнения — зачем такое количество актёров каждый год выпускается. Даже если курс набирает 20 человек, до диплома доходит из них 8...

Н. Белохвостикова

— Я с вами совершенно согласна, я согласна, да!

В. Емельянов

— А сейчас это и какие-то частные институты, и учёба за деньги, и всё такое прочее. Не потому ли — сейчас смотришь иногда или кино какое-то, или, опять же, вот как раз телесериалы и понимаешь, что планка профессиональная упала просто очень сильно.

Н. Белохвостикова

— Вчера мы с Арменом Борисовичем были на канале «Культура». И его фраза, он говорит: «Сейчас упала ниже плинтуса», — сказал Армен Борисович наш любимый. Ну, я-то соглашусь!

А. Пичугин

— Ну, а ему ещё вдвойне виднее, потому что он постоянно работает с молодыми актёрами.

Н. Белохвостикова

— Да-да, у него свой театр, и он понимает, что очень тяжело. Потому что этот навык потерян, разрушена школа. Разрушить очень просто, быстро, а вот создать, научить и сказать, что хорошо, а что плохо — очень сложно. Потому что очень ведь верится, когда выходит какой-то безумный сериал, и тебе говорят, что ты гений и ты талант. Наверное, очень сложно не поверить в это. Потому что гламур, потому что ты на каких-то презентациях, ты в свете вспышек фотографов...

А. Пичугин

— Красные дорожки, софиты...

Н. Белохвостикова

— Да, софиты... И молодому человеку очень сложно оценить реальность.

А. Пичугин

— То есть можно сказать, что сериальный бизнес убивает профессию актёра?

Н. Белохвостикова

— Я думаю, что во многом, конечно. У нас, да, конечно.

А. Пичугин

— Снимаются десятки, если не сотни сериалов, постоянно нужны молодые актёры, которые туда вливаются. Всё это выходит на экран, и видно в первую очередь именно их.

Н. Белохвостикова

— Да, это губит их, потому что я не различаю лиц. Я теряюсь в сюжетах, даже если когда-то включаю телевизор, мне очень сложно...

А. Пичугин

— Но у этой медали есть и обратная сторона — несколько раз мне приходилось набирать людей на работу на радио на разные станции, и постоянно приходят резюме именно от актёров в первую очередь, без опыта работы на радио, но при этом с каким-то минимальным опытом именно в сериалах и совсем маленьким опытом в театрах. И видно, что хотят они попасть на радио не от того, что им очень хочется туда, а просто потому, что не снимают и в театр тоже больше не зовут.

В. Емельянов

— И на что-то надо жить. Говори уж до конца!

Н. Белохвостикова

— Да, надо на что-то жить, а век очень короткий...

В. Емельянов

— Особенно у девочек.

Н. Белохвостикова

— У девочек очень короткий сейчас век, потому что, да, выходит какая-то 50-серийная картина, и всё, и как-то очень многих не с большой любовью приглашают... Не знаю, мне кажется, что это совершенно бездушная, выхолощенная какая-то идёт атмосфера в этих картинах, предсказуемая.

В. Емельянов

— И потом, ценности сомнительные...

Н. Белохвостикова

— Мне очень жалко детей, которые вдруг садятся и начинают смотреть. Не все, но они же включают телевизор. Вот я сыну запрещаю смотреть телевизор. Он смотрит или слушает какие-то... Вы знаете, наверное, это на совести родителей всё-таки во многом. Всё-таки семья должна как-то контролировать, что происходит с человечком. Потому что если этого не произойдёт, то это беда. Потому что мир сейчас такой огромный, и манков, и желаний так много — хочется это и хочется то, и туда и сюда, что... читать разучились. В наше время у моих родителей вся квартира была в стелажах, в книгах, которые привозились из-за границы. Я до сих пор помню, когда я учила английский, были эти оксфордские словари, толстенные — я, девочка, поднять их не могла. Я листала, вот этот шелест страниц...

В. Емельянов

— И аромат книги.

Н. Белохвостикова

— Да. А сейчас я говорю: «Кирюш, ты сделал английский?» — «Да». — «А это слово что значит?» — «Сейчас», — тык «Гугл», и всё!

В. Емельянов

— С одной стороны, это проще, конечно. Я могу сказать, что я всё-таки остаюсь приверженцем традиционных книг, потому что я тоже люблю, когда шелестят страницы, я люблю типографский запах...

Н. Белохвостикова

— Я люблю это. Почему Пушкин писал гусиным пером? Чтобы он сейчас написал у нас с вами?

В. Емельянов

— У него не было «Паркера» — вот почему!

Н. Белохвостикова

— Нет, а я не про «Паркер», я про интернет. Вот чтобы он нашлёпал там?

В. Емельянов

— Прошу прощения, что я о себе, хотя мы вас в гости пригласили, я и в поездки беру с собой книжки, даже если они тяжёлые, но именно книжки. Они совершенно прекрасно читают с электронных устройств, им нормально.

А. Пичугин

— Причём читают то же самое, что и ты.

В. Емельянов

— Может быть, не то же самое, но я вижу, во всяком случае, что это не бульварное чтиво, это хорошие, нормальные книги. Но им так удобно, они привыкли. Я, например, не могу читать с экрана, мне не нравится — мне нравится шелестеть.

Н. Белохвостикова

— Да, и мне не нравится.

В. Емельянов

— Наталья Николаевна, давайте сейчас немножко отойдём от такой, условно говоря, пессимистичной ноты.

Н. Белохвостикова

— Это не пессимистично, это новое время, это жизнь, это нормально.

В. Емельянов

— Ели мы всё время будем говорить об этом — что вот мы, а вот как раньше, а сейчас вот это...

Н. Белохвостикова

— А хочется, чтобы это всё-таки осталось. Ведь какая-то преемственность должна же быть.

В. Емельянов

— Я думаю, что через детей. Вот хотелось бы о детях.

Н. Белохвостикова

— Да, через детей.

В. Емельянов

— Ваша дочь режиссёр.

Н. Белохвостикова

— Да, артистка она по первой профессии, а потом режиссёр — по второй.

В. Емельянов

— В каком-то интервью вам задавал журналист вопрос, вы сказали такую фразу, что «я не могу о ней рассказывать, я не уполномочена, я не имею права». Поэтому мы не будем о ней так особо задавать вопросы. Просто скажем, что она режиссёр, она снимает картины.

Н. Белохвостикова

— Она снимает очень хорошие картины, но они в прокат не выходят. Вот её последняя картина «В России идёт снег» — замечательная картина, это последняя роль Золотухина в кино, последняя — буквально за несколько месяцев до того, как его не стало. Но просто пророческая такая картина, а она не вышла вообще, она лежит, ждёт своего часа.

В. Емельянов

— И на телевидение не пристроить.

Н. Белохвостикова

— Нет. Неформат. Потому что надо думать, потому что никто не пляшет, не скачет.

В. Емельянов

— Но ваши картины что, получается, тоже неформат? Даже вот эти каналы, предположим, ретроспективные, их несколько.

Н. Белохвостикова

— Всё равно развлекают.

В. Емельянов

— Не найти, например, те же самые «Легенду о Тиле», «У озера», их нет в программах.

Н. Белохвостикова

— Ну неформат. Вы знаете, Феллини спросили, сказали, что «знаете на ваши картины е так много народу ходит». На что великий Феллини сказал: «Надо учиться!» Может быть, всё-таки надо учиться, не надо воспринимать, что это мы пессимистично о чём-то рассуждаем, а надо всё-таки каким-то образом прорываться к тому, что голова для того и дана, чтобы думать, сердце должно биться, и душа как-то работать, потому что не всё как бы исчисляется вот...

В. Емельянов

— Мне хотелось бы затронуть вот какую тему: однажды вы с Владимиром Наумовичем сделали очень серьёзный шаг. И в вашей семье появился сын — этого мальчика вы усыновили. Разное ходило по интернету, и не очень лицеприятное, но это, как правило, люди не очень далёкие, я тоже считаю, что в чём-то немножко ущемлённые. Кто-то считал, что это пиар какой-то, даже до этого доходило. Многие просто удивились, некоторые были озабочены и озадачены тем, что они немолодые люди, а они взяли всё-таки маленького мальчика и так далее. Давайте мы поговорим об этой истории, потому что меня, честно говоря, просто потрясли маленького, совсем крошечного ребёнка, когда вы встретились с ним, и он сказал: «Тётенька, а купите мне, пожалуйста, крест!»

Н. Белохвостикова

— Крестик.

В. Емельянов

— «У всех есть крестик, а у меня нету». Вот откуда в этом маленьком человечке это было всё?

Н. Белохвостикова

— Я не знаю. Вы знаете, я бы дала всё, чтобы понять, почему. Потому что мы приехали выступать в этот детский дом. Там было 101 человек. Он был самый маленький, и он там прожил до встречи с нами три месяца, до этого он где-то был — где, никто не знает. Он замечательно говорил в три годика. И когда мы пошли потом пить чай и уже собирались уходить, он ко мне подошёл. И я не могу понять, как вот трёхлетний человечек, малюточка, может подойти к тёте, которая только что два часа на сцене что-то такое рассказывала, делала, показывала. Он, из всех подошёл, сказал: «Тётенька, купите мне, пожалуйста, крестик!» И у меня всё внутри оборвалось — вот сейчас мурашки. Я говорю тут же: «Маленький, а, может быть, ты что-то хочешь? Давай лошадку мы тебе привезём, робота? Что ты вкусное хочешь?» Он говорит: «Нет, крестик, привезите мне, пожалуйста, крестик!» — повернулся и ушёл. Это был такой шок. А мы были с Наташей и с Володей вместе, втроём. Я говорю: «Да, я обязательно, конечно, конечно я приеду, я привезу». И вот мы поехали домой, ехали так молча, потому что всех это просто...

В. Емельянов

— Потрясло.

Н. Белохвостикова

— Да, это потрясение, это стрессовое такое состояние. Мы с Наташей пошли купили крестик тут же. Буквально прошло два-три дня, мы поехали туда, привезли всего-всего-всего. И крестик я надела ему, завязала ниточку. Вернее, не ниточку — я купила на цепочке. И мне потом цепочку, пока он был там ещё, отдали, потому что боялись, что он потеряет. И мы надели вместо цепочки ниточку церковную, и завязали ему крестик. Он носит его до сих пор, этот крестик. Вы знаете, вот он посидел с нами, мы чайку попили, он сказал: «А можно я пойду к себе?» Мы сказали: «Малыш, конечно, иди!»

А. Пичугин

— В три года, да, он так рассуждал?

Н. Белохвостикова

— В три года и три месяца. И он повернулся и пошёл. Такие вытянутые колготки какие-то линялые, зелёно-какие-то. И он ни разу не обернулся. И вот так проходило несколько раз — мы приезжали, он вежливо с нами улыбался, замечательно с нами разговаривал. Он не картавил, ничего, он на чистейшем русском языке с вами разговаривал — человек со взрослыми глазами — и уходил. И никогда не оборачивался. И вот так прошёл, наверное, месяц, и однажды мы сидели на кухне с Володей вечером, после съёмки. Он говорит: «Ты чего думаешь?» Я говорю: «Думаю, а чего он сейчас там один маленький делает». Володя говорит: «И я думаю». Всё!

В. Емельянов

— Продолжение этой истории в программе «Светлый вечер» слушайте буквально через одну минуту.

А. Пичугин

— Напомним, что сегодня Наталья Белохвостикова — гость программы «Светлый вечер». Я — Алексей Пичугин.

В. Емельянов

— Я — Владимир Емельянов. И мы продолжаем нашу программу. Таким образом маленький Кирилл обрёл свою новую семью. И вот ещё одна фраза его: «Я каждую ночь ложился и просил Бога, чтобы меня поскорее нашли». Вот это откуда в нём — вот это ощущение... Он одинокий, конечно, был, но не... я даже не могу это выразить как-то.

Н. Белохвостикова

— Я этого не понимаю. Когда он мне это тоже сказал, мне было тоже как-то очень не по себе. Я не понимала. Всё время было ощущение, что это не трёхлетний ребёнок, а какое-то совершенно существо, вот откуда-то появившееся, космическое. Почему он так странно о себе рассказывает... Он ничего не рассказывал, только это. Когда я его спрашивала: а что? — ничего, как будто нет ничего. Так я и не знаю ничего.

В. Емельянов

— Вот о его той прошлой жизни?

Н. Белохвостикова

— Вообще ничего.

В. Емельянов

— Так, и не надо, может быть?

Н. Белохвостикова

— Нет, это не надо, конечно это не надо. Даже Александр Николаевич Коновалов, наш великий нейрохирург, когда я его спросила: «Ну почему мне Кирилл ничего не говорит?» — он говорит: «Не трогай! Значит, не надо». А вот почему он сказал, что он каждый вечер просил Бога, откуда он это знал?

В. Емельянов

— А вы, вообще, рассматриваете эту ситуацию с точки зрения, что это Промысл Божий о вас, о вашей семье?

Н. Белохвостикова

— Да, конечно!

В. Емельянов

— Что это всё не случайно.

Н. Белохвостикова

— Нет, я только так это и рассматриваю, иначе это и невозможно рассматривать, потому что мы были взрослыми людьми, мягко говоря. Я была совсем взрослая, Володя уже был человек немолодой, когда это всё произошло. И то, что вот так — совершенно не думая... Я очень рада, что у меня ещё была жива мама и мой брат младший тогда. И я к ним привела Кирилла. И вот мама — мудрая, удивительная женщина — вот как светились её глаза, как будто к ней пришёл её родной человек. И он помнит бабушку, помнит дядю, которых нет уже — так произошло. И Кирюшка обрёл... он помнит. Даже вот на днях мы с ним были в Музее современного искусства на площади Пушкина — бывший музей революции. И там находятся скульптуры деда Наумова — «Стража». Он учился у Бурделя в Париже. И там находятся несколько скульптур. И вот Кирюшка так приехал, и вот он смотрит на эти фигуры, трогает их. И вот ощущение, что он знает, что это его — он как-то обрёл этот мир, он вошёл в него. Это тоже очень удивительно. То есть человечек, чётко понимая, что он появился в три года, вот это его жизнь, он за неё всё отдаст. Я не знаю... это Бог его послал, это его послал Бог, потому что я не рассуждала, я не думала. И вообще, мы не рассуждали, то есть мы не шли к этому. Мы, получив эту информацию, этот запрос, мы на него просто ответили и всё. Это очень странный поворот судьбы, очень странный. И я его себе объяснить не могу. И я не знаю, что это. Так было 10 лет назад, это случилось.

В. Емельянов

— Сейчас он уже отрок, ему 12 лет, насколько я понимаю?

Н. Белохвостикова

— Нет, ему 13 с половиной лет. Он выше меня ростом, у него 42 размер ноги. Это совершенно взрослый юноша, который собирается стать математиком почему-то, занимается вольной борьбой, компьютером. И в общем, очень умненький мальчик. И как-то вот незаметно, когда я открываю дверь, стоит высокий, красивый юноша, что, конечно, очень радует, потому что мы победили какие-то хвори, мы победили все болезни. И вот такой вот замечательный мальчишка.

В. Емельянов

— Какие качества в нём вас удивляют, может быть, даже и восхищают?

Н. Белохвостикова

— Доброта. Доброта и желание всё отдать, желание помочь.

А. Пичугин

— Это изначально в нём было?

Н. Белохвостикова

— Было. Но это сейчас растёт в какой-то геометрической прогрессии. Это желание никогда не доставить огорчение. То есть если вдруг он написал там что-то на «тройку», он никогда не вернётся домой не переписав, никогда. Он придёт в шесть вечера, но он перепишет эту контрольную. Он получит «четыре» или «пять», но он никогда не придёт, чтобы я не расстроилась. Он фантастический мальчик.

В. Емельянов

— А у них с отцом есть какие-то от вас секреты, тайны?

Н. Белохвостикова

— О, да! Они шушукаются, они хохочут.

В. Емельянов

— Вас не пускают?

Н. Белохвостикова

— Нет-нет, для меня вход воспрещён. У них свои дела, своя любовь какая-то неземная.

В. Емельянов

— Удивительно, что он сразу стал называть вас «мама» и «папа»!

Н. Белохвостикова

— Да, моментально! То есть секунды не было. Но он человечек очень любопытный. Вы знаете, когда у них в классе был конкурс какой-то, не конкурс, а в конце года каждому давали — кто-то там лидер, не лидер, а он стал душой класса. Вот он распространяет тепло и добро. И мне учительница рассказывала, что они ехали из какой-то поездки в Мышкин, с экскурсии большой зимой, и он к ней подошёл и говорит: «Ой, у вас такие руки замёрзшие! Давайте я вам погрею!» Вот он такой. Это так не похоже на наших детей современных. «Давайте я вам разотру!» А у него тёплые такие ручонки всегда. И он ей растирал пальчики. Вот как, почему? Почему он подошёл, почему он это сделал?

В. Емельянов

— А в нём есть какое-то творческое начало?

Н. Белохвостикова

— Есть.

В. Емельянов

— Он же всё-таки растёт в творческой семье, он видит, как отец рисует, там чего-то думает над фильмом.

Н. Белохвостикова

— Он гениально лепит, чего папа не умеет, Володя не умеет. Он фантастически лепит, но сейчас он занят другим, ему некогда. Но если его просишь — это может быть какой-то корабль, на корабле пираты, и всё это мелкие детали, мельчайшие подробности. Я не понимаю, во-первых, как эти маленькие ручки делают это, и как это рождается, для меня это тайна. Он замечательно читает стихи, замечательно. Когда у меня был фестиваль, закрывался десятый, юбилейный фестиваль, его попросили выйти на сцену и что-нибудь пожелать мне. Он сказал: «Я маме стихи прочту». Его спросили: «А что ты будешь читать?» Он говорит: «Я буду читть «Пророка» Пушкина». Я знать не знала в свои — сколько ему было лет? — в десять лет он читал «Пророка» Пушкина. Я говорю: «А ты что, в школе учил?» — «Нет, это программа седьмого класса».

В. Емельянов

—Может, Наташа с ним сюрприз такой подготовила?

Н. Белохвостикова

— Нет, никто с ним не готовит. Что самое смешное, что с ним никогда никто не репетирует ничего — он снимался у отца, у Наташи чуть-чуть. В «Сказках Пушкина» он Пушкина читает — он там играл юнгу. Никогда с ним не репетируют, никогда его не натаскивают, это табу, это он сам. Вот он такой. Откуда это — я не знаю, тоже не знаю. Потому что он для меня вообще загадка — этот человечек загадка, и откуда, и как, и почему так. Тайна.

А. Пичугин

— Давайте поговорим теперь о форуме, тем более, что вы сами о нём напомнили. Сколько лет он продолжался?

Н. Белохвостикова

— 12 лет.

А. Пичугин

— То есть десятый, о котором вы сказали, и потом ещё два.

Н. Белохвостикова

— Да, 12, в позапрошлом году был у нас последний форум.

А. Пичугин

— И закрылся. А почему? Тут стоит, наверное, слушателям напомнить, что фестиваль назывался «Я и семье».

Н. Белохвостикова

— Да. «Я и семья».

А. Пичугин

— Может быть, если кто-то не знает из слушателей, расскажите, пожалуйста, о чём он был, почему он всё-таки закрылся.

В. Емельянов

— И чем он всё-таки отличался от множества других кинофестивалей и кинофорумов!

Н. Белохвостикова

— Этот форум проходил в Москве, длился неделю. И у нас с самого начала было очень много параллелей. У нас были династии актёрские — и советские, и зарубежные. У нас была анимационная программа, у нас были фильмы для бабушек и дедушек, у нас были фильмы для семьи, у нас было много-много всего. У нас были мастер-классы, у нас были встречи с актёрами, встречи с мультипликаторами, мы учились даже мыло делать. Мы расписывали лавки мира вокруг кинотеатра «Художественный». То есть вот эта неделя, это был праздник кино и возможности общаться, возможности чему-то учиться, вот это было такое очень, по-моему, хорошее дело для Москвы. Во всяком случае, у нас всегда было очень много зрителей и очень много людей. Всегда это проходило безумно красиво. Красиво, потому что приезжали детки и из детских домов, и вообще много детей приходило. Но вот так, видимо, всему приходит конец. 12 раз мы провели этот форум. Потом прекратилось финансирование этого форума. Это было московское правительство. Или кто? Я не знаю. Москва, этот форум принадлежал Москве. Но «Я и семья» — этот бренд остался у меня. И если у меня возникнет какая-то эмоция, знание, силы, может быть, это когда-нибудь возникнет в каком-то другом ключе, как-то иначе. Потому что очень благое дело было.

В. Емельянов

— То есть сейчас вы бы не хотели его продолжать?

Н. Белохвостикова

— Сразу?

В. Емельянов

— Да. Если бы сейчас, предположим, случись чудо, вас разыскал бы, предположим, мэр Сергей Собянин и сказал: «Наталья Николаевна, вот, знаете, действительно, такая ерунда вышла. Давайте всё-таки возвращаться к этой истории».

Н. Белохвостикова

— Я бы сказала огромное спасибо, потому что я просто имела в виду, что самой начинать — это очень тяжело. Поэтому я эту фразу сказала, что когда-нибудь, когда я почувствую силы, возможности это стронуть с места, я, может быть, к этому вернусь. Если кто-то захочет это вернуть, я буду только очень рада, потому что, кроме счастья и счастливых глаз, я ничего не видела в течение этой недели. Мы проводили, даже в Крыму у нас был форум. В Крыму в позапрошлом году летом, когда мы общались. Это было очень... Для меня больше такого, конечно, не было и не будет никогда, но эмоция фантастическая: когда в лагерях — поломаны руки, ноги, приходят люди, и они приходят смотреть кино на передвижках военных. Там, в Крыму, остались вот эти машины, на которых показывали кино.

В. Емельянов

— Ещё с войны?

А. Пичугин

— Ничего себе!

Н. Белохвостикова

— И вот с этих передвижек мы показывали кино. Вы представляете? И люди, потерявшие близких, тогда же была страшная полоса у них, а у нас тоже. Просто на всё это было смотреть тяжело. И вот они приходили с детьми и смотрели кино, которое мы привезли.

А. Пичугин

— Наталья Белохвостикова сегодня гость программы «Светлый вечер» на светлом радио. Наталья Николаевна, а сейчас? Вот последний фильм с вашим участием вышел семь лет назад, в 2009 году.

Н. Белохвостикова

— «В России идёт снег».

А. Пичугин

— «В России идёт снег», да, 2009 год.

Н. Белохвостикова

— А потом мы начали делать «Сказки Пушкина».

А. Пичугин

— Да, а если речь идёт о режиссёрах, которые приходят к вам и гарантируют, что фильм выйдет в прокат, что это интересная история...

Н. Белохвостикова

— А ни один режиссёр..

А. Пичугин

— Никто не может гарантировать сейчас?

Н. Белохвостикова

— Гарантировать никто не может, кроме нескольких имён, о которых все знают.

А. Пичугин

— То есть чаще всего просто не соглашаетесь на какие-то работы?

Н. Белохвостикова

— Я не соглашаюсь не потому, что фильм не выйдет в прокат, а потому, что мне это не интересно.

А. Пичугин

— Да, это то, о чём мы говорили в начале программы. И часто предлагают?

Н. Белохвостикова

— Ну...

В. Емельянов

— А что это за роли? Вот просто чтобы мы могли себе представить.

А. Пичугин

— Отчего отказывается Наталья Николаевна Белохвостикова?

В. Емельянов

— Да, отчего отказывается Наталья Николаевна Белохвостикова, и в каких ролях её видят эти режиссёры и сценаристы, которые присылают сценарии.

Н. Белохвостикова

— Знаете, грубо говоря, это вот... Меня же в жизни мало кто знает так, даже режиссёры, особенно которые моложе. И понять, что я такое, наверное, мало кто может, потому что то, что на экране, это совсем не то, что я в жизни и то, что мне хочется, например, делать. Поэтому идут какие-то вот такие размытые подобия того, что когда-то... невнятица такая.

В. Емельянов

— А вы живёте довольно замкнуто, я так понимаю, да?

Н. Белохвостикова

— Я не столько замкнуто живу, сколько... Я какую-то часть своей жизни оберегаю, да.

В. Емельянов

— То есть у вас не такой день, где полным-полно гостей всегда, как это иногда часто бывает у многих.

Н. Белохвостикова

— Нет, но близких. Это не носит характер проходного такого дома, нет, я этого не люблю. Вы знаете, это всё из детства, всё-таки я дочка посла и дочка человека, который всю жизнь прожил тоже в определённой атмосфере вакуума. Потому что советское посольство за границей это определённая атмосфера.

В. Емельянов

— Ну ещё застёгнутые на все пуговицы, конечно.

Н. Белохвостикова

— Нет, они потрясающие все были, они фантастические все были. Ой, Господи, на санках катались, в мешках прыгали, песни пели все. Это были удивительно образованные люди. Когда отец по два часа на английском языке — пресс-конференция. Это такой борец. Это удивительные люди. Мир другой. И я всё-таки, наверное, родом из детства. Поэтому я говорю только то, что я хочу сказать. А то, что мне не хочется, я не говорю. Поэтому во многом я закрыта, во многом меня расценивают и видят той, которой я была такая там, и есть на экране. Но так должно быть, наверное.

В. Емельянов

— Нам, в этом смысле, с нашей профессией, нам с Алексеем, везёт, потому что есть повод для сравнения. Я сейчас не про вас говорю... ну, действительно, актёр или актриса, которые приходят, и ты знаешь, что есть такой образ у него, и его все любят, например. А в жизни он совершенно другой человек, и вообще не про это. Я сильно помоложе был тогда, сколько нет в живых Евгения Павловича Леонова.

Н. Белохвостикова

— Ой как я его люблю!

В. Емельянов

— Но мне удалось немного с ним пообщаться, совсем немного. И это, конечно, просто... там в жизни вообще ничего не было от того, что мы видим в «Афоне», например...

Н. Белохвостикова

— Да что вы! Два года я с ним прожила на «Тиле»-то!

В. Емельянов

— Мне кажется, что как раз именно вот эта глубина, которая была у этого человека, может быть, она наиболее полно раскрылась в последней его театральной работе — прекрасный был спектакль «Поминальная молитва». И то это не весь Евгений Павлович Леонов.

Н. Белохвостикова

— Вы знаете, какой он мужественный был? Можно я скажу, да? В «Тиле» он играл Ламма, а Ламма, как известно, был в накладках такой, а это очень тяжело, жарко. У Евгения Павловича был инфаркт. И очень все боялись и не хотели, и опасались, хотя понимали, что кроме него вряд ли кто сможет сыграть Ламма. И он всю жаркую экспедицию в Риге после инфаркта, вот в этих накладочках прожил. Ни разу я не слышала, чтобы он жаловался. Он только говорил: «Хорошо! Никогда не было так хорошо!» Вот это порода людей удивительная.

В. Емельянов

— Ну да, а сейчас молодёжь приходит, в смысле артисты, и говорят: «Сначала райдер мой почитайте».

Н. Белохвостикова

— Да, это так.

В. Емельянов

— Казалось бы, кто ты, вообще, и что ты сделал?

Н. Белохвостикова

— Это так.

В. Емельянов

— Наталья Николаевна, спасибо вам, что вы выкроили время. Вы знаете что? Мне очень хочется пригласить вас, чтобы и Владимир Наумович тоже поучаствовал в передаче.

Н. Белохвостикова

— Конечно, спасибо.

В. Емельянов

— И может быть, даже Кирюша. Я не знаю, насколько у нас тут хватит микрофонов.

А. Пичугин

— Микрофонов нам хватит. У нас разные случаи и варианты бывают количества гостей.

В. Емельянов

— Поэтому было бы здорово, если бы вы пришли всей семьёй, и мы бы с вами поговорили.

Н. Белохвостикова

— Давайте. Мы даже вчетвером можем прийти.

А. Пичугин

— Мы были бы очень рады.

Н. Белохвостикова

— С удовольствием придём!

А. Пичугин

— Ну а пока, я думаю, что замечательным финалом нашей программы была бы песня из фильма «Тегеран-43».

В. Емельянов

— Шарль Азнавур её поёт?

Н. Белохвостикова

— Шарль Азнавур.

В. Емельянов

— А песня эта написана ведь для вас специально, она вам посвящена?

Н. Белохвостикова

— Да. Во всяком случае, писалась она, когда Жорж Гарваренц — наш композитор — он, посмотрев материал, кстати, я там с Джигарханяном, сцена с Джигарханяном в Кале, где он по канатам ищет путь в посольство советское. И у меня там несколько крупных планов. Он посмотрел эти планы, сказал: «Всё. Где пианино?» И вот мы пошли, и он наиграл мелодию, а потом ещё, а потом ещё. И на следующий день мы услышали эту песню.

А. Пичугин

— «Вечная любовь».

Н. Белохвостикова

— «Вечная любовь».

В. Емельянов

— Это правда, что она у вас как рингтон стоит на телефоне?

Н. Белохвостикова

— Да, могу включить телефон, можете мне позвонить!

В. Емельянов

— Давайте мы просто оригинал послушаем.

А. Пичугин

— Да, вам поверим, а послушаем оригинал.

В. Емельянов

— Спасибо вам большое! До новых встреч, удачи вам, добра!

А. Пичугин

— Спасибо вам большое!

Н. Белохвостикова

— Спасибо за такой тёплый разговор! Спасибо! До свидания! Счастливо, удачи!

Звучит песня Шарля Азнавура «Вечная любовь».