«Семья — малая церковь». Священник Иаков Белый-Кругляков

У нас в гостях был клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Иаков Белый-Кругляков.

Мы говорили о том, какой семью задумывал Бог, можно ли сегодня приблизиться к этому замыслу, и как участие в церковной жизни может помогать двигаться к единению внутри семьи.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

Александр Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз приглашаем вас за семейный стол. Хотя... хотя знаете, обычно мы смутно представляем себе, чем вы занимаетесь в тот момент, когда включается красная лампочка ОНР в студии радио «Вера» и Алла Митрофанова и Александр Ананьев говорят вам: «Добрый вечер. В эфире программа Семейный час». Мы не знаем обычно, чем вы занимаетесь, когда мы в эфире. Но сегодня мы знаем точно, сегодня в Страстную Субботу 23 апреля вы собираетесь на пасхальное богослужение всей семьей. С большой долей вероятности, по крайне мере мы так думаем. Здесь Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

Александр Ананьев:

— И мы приветствуем в студии тоже в предпраздничном торжественном настроении клирика московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священника Иакова Белого-Круглякова. Добрый вечер, отец Иаков.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Здравствуйте.

Александр Ананьев:

— Здравствуйте. Прежде чем я озвучу тему, на которую нам бы сегодня хотелось поговорить, тема и простая и сложная одновременно, ну, все, как мы любим, я хочу задать вам вопрос, на который рассчитываю получить от вас, зная, что вы можете дать на этот вопрос максимально развернутый и глубокий ответ. Что такое христианская семья в вашем понимании? Вы же вообще вышли из того, что мы называем христианской семьей, ваша семья это идеал христианской семьи, если можно так сказать.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Ну да. Спасибо большое за такой вопрос. Я думаю, что для меня нет лучше выражения того, что такое христианская семья, как малая церковь. Наверное, самое...

Александр Ананьев:

— Вот теперь всем стало понятно. Это еще сложнее понять, что такое семья как малая церковь. Мне хочется... Вот смотрите, у меня есть знакомая, ей сорок два года, трое детей, муж, дела, ипотеки, больная свекровь, куча дел. Она помогает всем сразу вокруг. И у нее вопрос. Она сейчас собирается на пасхальное богослужение, она очень часто ходит, более чем регулярно в храм, ее муж, наверное, нет. Дети со скрипом, но да, а какой у нее выбор. И у нее много сомнений на счет того, ее семья христианская или нет? Она бьется как голубица в клетке, делает все для этого, но у нее большие сомнения.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я думаю, что сомневаться ей не стоит, семья ее христианская, потому что в этом уверил таких же христианских женщин апостол Павел, когда сказал, что верной женой освящается семья, освящается муж. Мы все понимаем, в чем трудность ее восприятия, ее определенный крест, но это семья, и семья это в принципе Богом установленный институт, какой бы она ни была, все равно сюда распространяется, на мой взгляд, это выражение «семья — это малая церковь».

Александр Ананьев:

— Вот здесь, наверное, можно и закрывать нашу сегодняшнюю тему, прекращать программу, включить торжественную музыку...

Алла Митрофанова:

— Мне вот, например, интересно, а как Бог установил? Вы говорите, Богом установлено, А как Бог установил? Как Он задумал этот организм, когда мужчина и женщина два в одной плоти? Что стоит за этими словами: «Семья — это малая церковь».

Александр Ананьев:

— Получается, дорогой отец Иаков, мы сейчас взяли весь вселенский объем ответственности, духовного труда, подвижничества, взяли, упаковали в один огромный тюк, взвалили на плечи этой красивой женщины и сказали: тащи, теперь все, что называется христианской семьей, зависит от тебя.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я думаю, нет, не так это должно быть представлено. Здесь очень важно понять, что семья это Богоустановленный институт еще в раю. Это первая заповедь людям, как сказано в книге Бытия, что Бог благословил их и сказал, плодитесь и размножайтесь. Это заповедь, которая дана еще в раю до грехопадения людей, самая первая, самая в каком-то смысле важная первоначально для человечества. Семья это должен быть источник радости, мы зря так воспринимаем, вспоминая чин венчания, когда надеваются венцы, все сразу говорят, что мученические венцы, теперь вся жизнь мучения. Но это не так.

Александр Ананьев:

— Посмотрите на изможденное лицо Аллы Сергеевны, отец Иаков. Она же подвижница, она же страдалица.

Алла Митрофанова:

— Что бы мне еще подвинуть, чтобы самой места побольше было для жизни? Если только в этом смысле.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Смысл семьи в радости. Может быть, наоборот, этой женщине, о которой вы говорите, как христианке, стоит потрудиться, но потрудиться для радости, чтобы семья стала оплотом радости, чтобы она стала крепостью радости, стала раем, в котором эта заповедь дана. Это не просто, это достигается через множество жертв, маленьких или больших, через терпение и так далее, но это все должно возводить к радости. Эти плоды должны пожинаться уже здесь и сейчас, в семье. Они должны становиться явными, чтобы понимать.

Александр Ананьев:

— Сегодня 23 апреля, в субботу, когда в доме пахнет свежеиспеченными куличами, а в душе ожидание не просто праздника, а чуда воскрешения и всего того, что мы ждали целый год, то, в чем мы нуждаемся больше всего в этой жизни, мы хотим в программе «Семейный час» с Алечкой поговорить о... — и сейчас вы так аккуратно, на мой взгляд, перечеркнули, но сейчас об этом подискутируем — о единении семьи вокруг церковных праздников. Именно это мгновение идеально подходит для этого. Единение семьи вокруг церковных праздников, традиций, участии в богослужениях. Опять же, да, мы сейчас ставим в скобках знак вопроса. Жизнь семьи, не отдельно взятой сорока двух летней женщины с тюком ответственности на хрупких плечах, а всей семьи в согласии и в соответствии с церковным календарем, вообще было бы круто. Возможно ли это в современном мире и надо ли, дальше уже детали, надо ли детей водить на длительные богослужения? Надо ли загруженных монтажом мужей водить на длительные богослужения? Это тоже отдельный вопрос, между прочим.

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, мужей вообще никуда не надо водить. Если они сами ведутся, пусть ведут всех остальных, а если не ведутся, ну что же.

Александр Ананьев:

— Как говорится, муж птица гордая, пока не пнешь, не полетит. Это всегда так бывает.

Алла Митрофанова:

— Кстати говоря, знаю примеры и их немало, когда семья, если, к примеру, женщина более церковный человек, чем мужчина, в пасхальную именно ночь все-таки собираются вместе в храм. Договариваются как-то. Потому что это такое время, это особенное событие. Мне кажется, даже для тех из нас, кто себя с церковной жизнью не особенно-то соотносит, но соотносит себя с христианством. И понимают, что мы живем в присутствии Христа, и история разворачивается в присутствии Христа. Даже если люди в храм не ходят, все равно большинство из нас это понимают, и многие приходят, например, на крестный ход на ночную пасхальную службу. Потом, пожалуйста, можно вместе с детьми уехать, а кто-то из семьи пусть останется, кому это особенно трепетно и дорого.

Александр Ананьев:

— В каком месте начинается единение в этой твоей хорошей схеме?

Алла Митрофанова:

— В радости. В том, что, мне кажется, пасхальная радость — для всех радость.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— На моем совсем небольшом опыте, маленьком совсем, как священника, очень часто происходят такие истории, что на Пасху супруга приводит, нет, не приводит, а приходит вместе со своим мужем, который до этого не бывал в храме вовсе, или очень давно, или не целенаправленно. Или наоборот, я встречал ситуацию, когда муж стал воцерковляться, и именно на Пасху удалось прийти вместе со своей супругой, и это стало точкой отсчета новой жизни. Семья именно в эту ночь пасхальную начинала жить уже какой-то другой историей. Это реально, я как свидетель таких событий за этот год своего священства, вспоминаю прошлую Пасху. А так, что касается меня, моего опыта, как я вырос в семье, то для меня эта тема — единение семьи вокруг церковных праздников — мне вообще кажется, что это чуть ли не последнее, что может людей объединять, особенно в современном мире.

Александр Ананьев:

— Вот сейчас было неожиданно. Вот прям неожиданно. Я-то думал, что сейчас отец Иаков чуть ли не встанет, и торжественно будет говорить, а что еще может объединить семью, как ни церковный календарь, как ни череда наших праздников, как ни череда богослужений, как ни обнявшись вместе стоять в очередь на исповедь. И тут отец Иаков говорит, да нет, в общем, это последнее, что может объединить. На первой строчке ипотека, на второй собака.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Нет, смотрите, я имею в виду, последнее, что реально может объединить. Я имею в виду как раз то, что вы ожидали, Александр, что все остальные вещи едва ли нас объединяют.

Александр Ананьев:

— А!

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Вот какой смысл, наверное, я в это вкладываю. Действительно, как Алла сказала, какая-то радость во Христе, может быть, даже не осознанно возникает. Церковные праздники, вообще церковный год, церковный календарь, это может быть последнее, опять в этом самом смысле...

Алла Митрофанова:

— Как последний бастион, вы имеете в виду.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Последняя возможность как-то организовать свою жизнь, циклично из года в год проходящую. Церковные праздники очень важные отметины, которыми измеряется жизнь. Сейчас я не представляю, как может быть по-другому, и это реально превращает жизнь в радость, превращает семью в церковь.

Александр Ананьев:

— «Семейный час» на «Светлом радио». Алла Митрофанова, Александр Ананьев, клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Иаков Белый-Кругляков. Вы сейчас очень точно, отец Иаков, точно, метко и понятно сказали о том, как это важно, как это здорово и как это основополагающе для семьи, для веры, для семьи как малой церкви объединиться и жить в ритме, в тональности, в соразмеренности с церковным календарем. Но вот в чем штука. Если я, отдельно взятый человек, попытаюсь жить в рамках церковного календаря специально, проснусь утром и — так, отныне и во веки вечные жить я буду в соответствии с церковным календарем. Да ерунда получится. Специально, даже я один, отдельно взятый, оторванный от Аллы Сергеевны, мужик бородатый, у которого борода трется о микрофон, не могу, это будет глупость. Правда. Это должно быть естественно, должна быть такая потребность, как потребность в чистой воде, потребность в свежем воздухе, потребность в сне и — потребность жить в соответствии с церковным календарем. А тут семья. А в семье что? А в семье все разные.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да.

Александр Ананьев:

— А в семье каждому надо свое. И ты тут такой: друзья, у меня для вас отличная новость, отныне мы будем жить... И что? Да, ничего же не получится.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, пожалуй, так не получится. То есть я, наверное, описываю идеальную картинку.

Александр Ананьев:

— Такой христианский сферический конь в вакууме.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— В вакууме, да.

Александр Ананьев:

— Сияющий в вакууме.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Конечно, если говорить в целом, в семьях, в которых хоть кто-то есть христианин и который задается этим вопросом, как мне созидать мою семью по-христиански, то здесь все сводится к таким вещам очень, с одной стороны простым, с другой стороны, самым глубоким, в принципе. Семья, брак это начало восстановления расколотого человечества в этом мире. Почему райский оплот, потому что люди становятся одной плотью, одним целым, как и должно быть по замыслу Бога. Муж, жена, у них появляются дети. Эта сплоченность должна проявляться во всем, не только, что у нас фамилия одна, у нас печати стоят в документе, мы живем в одной квартире или в одном доме. Здесь должно быть стремление к полному единодушию и не навязыванию таких историй, что я решу, что мы живем по церковному календарю, поэтому мы все так живем. Так в семье не получится, потому что так единство не созидается. Теперь это невозможно. Может быть, когда-то... У нас бывает романтичное представление о том, что было в прошлом, муж мог сказать, что мы живем так и вся семья...

Александр Ананьев:

— Жизнь эпохи Домостроя. Хорошая жизнь была.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, да, Домостроя. На самом деле мы не можем сказать, насколько люди были счастливы, когда... Я сейчас, может быть, резкую вещь скажу, и надеюсь, что меня все поймут правильно. Мы не можем сказать, что люди были совершенно счастливы, когда не было такого огромного количества разводов. То есть разводов не было просто потому, что по-другому жить было невозможно. Если брошенная женщина, это катастрофа была, очевидно.

Алла Митрофанова:

— Плюс аспект хозяйственный. Общее хозяйство, где посевная, урожай, уборка, ты в одиночку с этим не справишься. Урбанизация, отрыв наш от земли, тут много разных факторов. На ум приходит, перечитываю «Евгения Онегина», точнее сказать, даже переслушиваю в блестящем исполнении Валентина Непомнящего, всем рекомендую. Кому лекарство от внутренней боли, от разорванности мира, от всего — Валентин Непомнящий, фантастические лекции по «Евгению Онегину», его чтение, естественно наизусть романа «Евгений Онегин» и его комментарий. В очередной раз, естественно, обращаясь к этому тексту, обращаешь внимание на няню Татьяны Лариной, где Татьяна спрашивает: Была ль ты няня влюблена? — Да что ты, мы слов таких не знали. — А как же ты венчалась? — Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне тринадцать лет. Ну и что? Сказали ей родители, и пошла она под венец с мальчиком, о котором практически ничего не знала, и так они прожили, так и прожили. Как-то так, и слов таких не знали. Это действительно другая система координат по сравнению с тем, в чем сейчас живем мы, выбирая друг друга, присматриваясь.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Совершенно верно.

Алла Митрофанова:

— А еще как нам священники рекомендуют, вы не бегите сразу жениться и венчаться, вы год повстречайтесь, приглядитесь, походите за ручку и далее со всеми остановками. Это другое.

Александр Ананьев:

— Получается так, супруги относились примерно так же, как я отношусь к руководителю или главному бухгалтеру на своей работе.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Пожалуй, просто было какое-то основание, его сейчас нет, которое не является чем-то негативным само по себе, что люди несли свой крест до конца своих дней, если там все было плохо, это тоже подвиг, несение креста, это правильно, «что Бог сочетал, человек да не разлучает». Но все-таки семья это райский оплот, она должна приносить радость, это школа любви. Мы живем в другой абсолютно системе координат, которая не знакома человечеству и не знакома Церкви. Мы сейчас только нащупываем, как существовать, когда человек сам себе выбирает спутника жизни, когда он полностью за это несет свой собственный ответ, когда у него есть полная свобода, в том числе в жизни потом, когда он уже женился или она уже вышла замуж. Это совершено новая реальность.

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, за всю ивановскую не берусь судить, и тем не менее, мы ближе сейчас, у нас больше шансов приблизиться к замыслу Бога о семье.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— И больше ответственности, получается.

Алла Митрофанова:

— И как следствие, пункт второй мы не выдерживаем, зачастую.

Александр Ананьев:

— У меня как раз противоположное твоему мнение, нам гораздо сложнее. Как выглядит обычный день в нашей семье. В одном конце огромной квартиры сидит в наушниках Алла Сергеевна Митрофанова, подтянув красивые ноги на диван, обняв собаку, и слушает Непомнящего «Евгения Онегина». В другом конце огромной квартиры в своих наушниках...

Алла Митрофанова:

— Какой огромной? Тридцать шесть метров. Ну, хорошо.

Александр Ананьев:

— Зачем ты мне все портишь? Так все хорошо начиналось, я почти ввел в заблуждение тысячи радиослушателей.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— А я представил.

Александр Ананьев:

— В другом конце относительно огромной квартиры сижу я в наушниках и либо работаю, либо слушаю очередную фантастику и параллельно занимаюсь чем-нибудь еще.

Алла Митрофанова:

— Рисует.

Александр Ананьев:

— Рисую, да. Где здесь единение? Это раньше — одна изба, все на одном квадратном метре. У жены свои обязанности, у мужа свои, и все было...

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— И где здесь единение?

Александр Ананьев:

— У них общее дело, а эти двое разбрелись. Картошку вскопать, прополоть, полить. Мы сходили, купили картошку, вопрос закрыли и все, и разбрелись по разным углам, каждый в своем смартфоне. Ничто не разделяет людей так, как эти индивидуальные средства получения ненужной информации.

Алла Митрофанова:

— В этом можно согласиться. Однако есть и другая часть той же картины. Почистили картошку и давай вместе сочинять, а каких специй мы туда добавим, а как мы ее запечем, давай с розмарином в рукаве и с оливковым маслом, не, а давай в этот раз вот так. Короче говоря...

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Стал бы раньше муж такие вещи, да, обсуждать с супругой своей?

Александр Ананьев:

— Я и не обсуждаю. Она сама как-то решает. А потом мы включаем телевизор и молча ужинаем. Тихо! Идеал христианской семьи.

Алла Митрофанова:

— Ну что ты такое... Ну ладно.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Мне кажется, вообще в целом, то, что мы сейчас обсуждаем, это тема свободы, нужна нам она или нет. Может, проще жить, когда все четко расписано и ни шага влево, ни шага вправо, и все четко, и ты ничего не решаешь, а просто в этом существуешь. Так, может быть, проще. Получается, что в свободе жить гораздо сложнее. Это, наверное, наша реальность как раз.

Алла Митрофанова:

— Да, «Великий инквизитор» про это, что в свободе жить вообще-то очень тяжело. Зачастую мы сами выбираем что-то такое, что обусловит и регламентирует.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Что пленит нас.

Александр Ананьев:

— Мы вообще не умеем выбирать. Мы в принципе не способны выбирать.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— А нас никто не учил.

Александр Ананьев:

— Я вспоминаю шутку — не шутку, анекдот — не анекдот про Ломоносова, которому сказали: а вы представляете, в начале 21 века у каждого будет маленькая черная коробочка и в этой коробочке будут все знания мира. И он скажет: да, неужели, и вы через эту коробочку будете каждое мгновение черпать эти бесконечные... — Нет, мы будем там в шарики играть.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Котиков лайкать.

Александр Ананьев:

— Котиков лайкать, да. Вот, пожалуйста, вот результат нашего свободного выбора.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Так и есть.

Алла Митрофанова:

— Есть такое. Мне кажется, все-таки то, что отец Иаков сказал про замысел о семье... В чем драма грехопадения, простите? Мы в канун Пасхи об этом рассуждаем, Пасха как преодоление последствий этого трагического события. Один из очень болезненных для нас исходов этого разделения то, что человек... мы не знаем, как это было до конца, как это визуализировать, нам не очень понятно. Эти первые главы книги Бытия, там много иносказаний, метафор, смыслов, облеченных в слова, и через эти слова нам не до конца понятных. Вот эти кожаные ризы, получается, до грехопадения Адам и Ева были действительно единым организмом, мы не знаем, была ли у них общая кровеносная система и была ли у них вообще кровеносная система, как это вообще все решалось, как это выглядело. Но то, что мы знаем точно, каждый из них облекся в свои собственные кожаные ризы после грехопадения, и так получилось, что они стали два отдельных существа по отношению друг к другу. На следующей неделе будет про таинство венчания говорить, там, наверное, подробнее остановимся на том, как преодолевается...

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, это как раз тема про венчания, очень важная, очень интересная.

Алла Митрофанова:

— Эта драма, следствие которой на каждом шагу. И то, что каждый в своем смартфоне сейчас, это просто проекция драмы грехопадения на наш двадцать первый век, вот и все. Это не значит, что в предыдущие века это было как-то иначе, что люди были друг другу ближе. Все равно это драма разделения. Откроем Братьев Карамазовых, там же вся эта драма разделения и оторванности одного человека от другого. И чем глубже мы уходим в самих себя, тем больше мы отрываемся друг от друга. Это то, что в Пасхе может преодолеться, в Воскресении Христовом, Который нас возвращает к замыслу о нас, к преодолению смерти и разделения между нами, как следствия.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Так и есть. Это и есть дело спасения Христом. Христос пришел воссоединить человечество в себе, создать новый мир, новый Израиль. Семья это такая молекула, такая составляющая этого нового мира, без которой вообще ничего этого невозможно. На ней все остальное и построено.

Александр Ананьев:

— Сейчас мы прервемся на минуту полезной информации на радио «Вера», а через минуту вернемся к разговору и попытаемся выяснить, что не так с нашими молекулами, почему они распадаются на атомы, и в итоге не складывается задуманная самим Богом материя, состоящая из этих молекул?

Алла Митрофанова:

— И что с этим делать?

Александр Ананьев:

— И что с этим делать.

Алла Митрофанова:

— Не заставлять же мужа слушать «Евгения Онегина».

Александр Ананьев:

— Хорошо зафиксированный муж в уговорах не нуждается.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Попробовать можно.

Александр Ананьев:

— Не стоит, отец Яков, не стоит, это очень опасно. Вы меня мало знаете. Мы вернемся через минуту, не переключайтесь.

Александр Ананьев:

— В тот самый миг, когда вы... Я сейчас рисую себе картину, что сейчас вы готовитесь к тому, что вы вернетесь из храма, и дома вас будет ждать теплый семейный праздник. Я не знаю, может быть, готовите что-то, может быть, нарезаете что-то, а может быть, просто проводите время за молитвой и за радио «Вера». В тот самый миг, когда вы готовитесь к величайшему празднику в году, мы, Алла Митрофанова...

Алла Митрофанова:

— ...Александр Ананьев...

Александр Ананьев:

— ...с клириком московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священником Иаковом Белым-Кругляковым говорим о том, возможно ли единение семьи вокруг церковных праздников сегодня в 21-м веке. Когда вместо общего хозяйства и жизни в четком соответствии и в естественной гармонии с окружающей природой, с церковным календарем у нас какие-то представления о том, что нам надо, и они, как правило, далеки от того, что нам надо действительно. Прежде чем мы продолжим разговор, друзья, я не могу с вами не поделиться. Накануне Пасхи я тут открыл для себя рецепт каленых яиц. Вы знаете, что это такое, отец Иаков?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Нет.

Александр Ананьев:

— О, я вам расскажу, это прекрасно.

Алла Митрофанова:

— Ждем — не дождемся попробовать.

Александр Ананьев:

— Я ждал этого весь Великий пост. В принципе это возвращает нас к тому деревенскому быту времен Домостроя. Когда все уже заканчивалось, готовка какая-то, в печи оставались тлеть угли, хозяйка в чугунок складывала два десятка, три десятка свежих яиц и убирала в тлеющие угли этот чугунок, и они там стояли до самого утра, пока угли не остывали. Сейчас, конечно же, печей ни у кого нет, приходится изгаляться как получится. Мы берем чугунную кастрюлю, складываем туда два десятка яиц помытых свежих и на три часа при температуре 110-120 градусов в духовку, потом выключаем духовку, оставляем ее остывать и идем на службу на пасхальную. А когда приходим, в духовке вот эти яйца, которые: а) легко чистятся, по крайней мере я об этом читал, я еще ни разу не пробовал, мы в этом году впервые только...

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— В предвкушении.

Александр Ананьев:

— Белок приобретает такой нежный ореховый цвет, как вареная сгущенка, желток становится очень плотным и с гораздо более ярким вкусом, а хранятся эти яйца практически вечность. Но это невозможно, потому что они невероятно вкусные. А, каков рецепт! Воспользуйтесь обязательно.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Кажется, я запомнил.

Александр Ананьев:

— Да там, в общем-то, и запоминать нечего. Я уже давно фантазирую. Это, знаете, откуда-то из детства. Железнодорожный вокзал Саратова, вокзальный буфет, в вокзальном буфете, по моим меркам очень дорого, продается разрезанное пополам яйцо.

Алла Митрофанова:

— С горошком и майонезом?

Александр Ананьев:

— С подернутым временем майонезом сверху и россыпью небрежной горошка. Это самое вкусное, что вообще было в жизни. Сегодня мы говорим о единении семьи вокруг церковных праздников, традиции участия в богослужении. Возможно ли это в 21-м веке. Я сейчас хочу зайти немножко с другой стороны. Духовная жизнь и график. Это вообще как? Это вообще зачем? Я понимаю, для того, чтобы вести бизнес, у тебя должен быть, называется тайм-менеджмент. Тайм-менеджмент духовной жизни. Это вообще нонсенс. У тебя должен быть грамотный подход к тайм-менеджменту. Сегодня вот это, вот это, вот это. Вот это во столько-то, во столько-то встреча, к завтрашнему дню вот это, стратегически к концу этого года нам надо завершить вот этот проект, договориться о двух вот этих. Здесь мне все понятно. А с духовной жизнью?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— В духовной жизни, мне кажется, невозможно построить такой график, какой должен я выполнить план в этом году. Многие из нас пытаются в Великом посту нечто подобное сделать, вот мы уже завершили эту дорогу в очередной раз. Каждый раз я думаю, что многие понимают, что не получается так, план есть, но реальность другая.

Александр Ананьев:

— Получается же формализация абсолютная.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да. Но с другой стороны, в духовной жизни график важен как такой некий...

Александр Ананьев:

— Якорь.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Как некий якорь, как регламентирование своей жизни. У преподобного Исаака Сирина где-то в его творениях есть такие слова о молитве, он вообще много размышляет о молитве и говорит, что настоящего высшего состояния может достигнуть человек только в пустыни, он сразу нас как бы обрубает немножко. Но он еще говорит такие вещи: молитва должна быть искренней и постоянной — вот это два важнейших момента в молитве. Когда спрашивают, какая молитва сильная — молитва, которая искренняя и постоянная. Там слово «искренняя» можно перевести как неформальная. Постоянство это формальность, и получается, что это немножко парадокс, но именно в нем и существует духовная жизнь, мы без этого не можем.

Александр Ананьев:

— Давайте, положа руку на сердце, вот мы, Алечка, я, обычные люди, которые живут обычной жизнью. Про вас не спрашиваю, вы особая статья, я имею в виду вы священнослужители, у вас особый подход.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Нам проще.

Александр Ананьев:

— Вам и сложнее и проще, я сейчас говорю про обычных людей. Вот давайте, положа руку на сердце, а мы вообще умеем молиться, мы вообще способны к молитве?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я думаю, что многие из таких вот людей, очень даже да.

Александр Ананьев:

— Когда прижмет, когда, прости меня Господи, не дай Бог, ребенок по ту строну двери, на которой написано «реанимация», вот там да.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Вся загадочность всей истории с духовной жизнью, кто как спасается, кто какой жизнью живет, кто умеет молиться, кто нет, вся проблема в том, что это невозможно выяснить никак. Человек, который умеет молиться, не скажет, что он умеет молиться, никогда.

Алла Митрофанова:

— Да.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

И мы никогда не можем знать, кто как молится, никак этого не понять. Господь открыл как-то преподобному Антонию, что женщина какая-то спасается подвигом выше тебя, преподобный Антоний, который в пустыне борется с демонами и достигает каких-то невероятных духовных высот. А какая-то женщина, которая просто несет свой крест семейной жизни, оказывается выше подвигом своим. Но это ему Господь открыл. А так это никак не выяснишь ведь. Здесь только и остается попытка сделать это чем-то постоянным, попытка хоть как-то формализовать, этот самый график, сам факт, что есть утренняя молитва, есть вечерняя молитва, есть Пасха, есть пост, есть воскресный день, какие-то точки очень важные. Без них, может быть, не останется ничего совсем. Мне кажется, в этом смысле этот график в духовной жизни важен, это для нас, немощных людей последнее, что остается, что может быть ценным. Потому что в нашем мире это трудно взять свою жизнь и на церковный календарь условно ее...

Александр Ананьев:

— Вписать.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Вписать.

Алла Митрофанова:

— Может быть, это кстати то самое сознательное усилие, которое навстречу Богу можно предпринять и стоит предпринять. Если мы будем ждать, когда мне станет органично молиться, ходить на службу, тогда я буду это делать, мы не дождемся этого никогда. Нам это не будет органично по одной простой причине, мы люди, живущие не в идеальном мире, а опять же в том самом мире после грехопадения, который разделен. Он не только нас друг от друга отделяет, он нас и от Бога отделяет. И гораздо органичнее на самом деле от Бога отделиться.

Александр Ананьев:

— Подожди, подожди. Ты сейчас пытаешься всех, таких разных людей запихать в это прокрустово ложе.

Алла Митрофанова:

— Нет, я не пытаюсь, я о себе говорю.

Александр Ананьев:

— Ты же понимаешь, что есть люди, которым невозможно не причащаться реже, чем раз в неделю, для них это как воздух. Есть люди, которым абсолютно нормально причащаться раз в месяц, чаще им просто, расплескают, ни к чему.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Вот, да. Алла, наверное, хочет сказать о том, что мы живем в таком состоянии, что нам легче грешить, чем не грешить, в любом случае это легче и удобнее, очень примитивно говоря, выбор делать.

Александр Ананьев:

— Я даже не говорю про «грешить», понятно, конечно. Я продолжаю свою мысль. Вот у нас есть два разных человека, допустим, муж и жена, жена у него такая, муж у нее такой, и тут им сверху говорят, друзья, у нас для вас график. И как? И чё?

Алла Митрофанова:

— Не, не, не, Сашенька, я немножко про другое. Мы рождаемся уже в этом состоянии отделенности друг от друга и от Господа Бога, и дальше у нас есть жизнь, чтобы эту отделенность попытаться преодолеть. Но без усилия, потому что рождены-то мы в отделенности, хотя задуманы мы иначе, без усилия с нашей стороны мы эту отделенность не преодолеем.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Здесь семья — важнейшее поле битвы за это объединение расколотого.

Алла Митрофанова:

— Почему и важно. Опять же Пасха это такое уникальное явление в нашей жизни, когда нам легко, нам легко потому, что там такая радость. Все, кто сейчас ночью или утром придут с детками, как у нас в храме отец Максим Козлов говорил, еще когда в Татьянинском служил, у нас будет литургия утренняя пасхальная, туда, пожалуйста, приходите с детьми, мы ее отдаем в кавычках «на растерзание» детям, в хорошем смысле, дети могут голосить, такая детская.

Александр Ананьев:

— При этом дети были в Татьянинском храме на ночной литургии.

Алла Митрофанова:

— Тоже, потому что есть родители, которые знают, что их детям больше в радость будет вместе с родителями на ночной службе, все индивидуально. Мне кажется Пасха это такой момент захлестывающей радости, когда нам легко сделать этот шаг навстречу Богу, а дальше Он возьмет на ручки, не случайно же слово Иоанна Златоуста.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я тоже о нем вспомнил, огласительное слово. Все придите, все придите, нерадивые, постящиеся, не постящиеся, все придите, огромный телец, все приступите, никто да не уйдет голодным. И это действительно как-то легко.

Алла Митрофанова:

— На всех хватит, для всех заколот телец, все приходите. Ой, это прям... Дожить бы.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— До мурашек.

Алла Митрофанова:

— Да, да, да, каждый раз это такой восторг детский.

Александр Ананьев:

— Осталось совсем немного, я уверен, что доживем. Я возвращаюсь к своему вопросу относительно графика. Себя, как мы только что проговорили, запихать в этот график сложно, но, даже не столько можно, со временем можно, сколько нужно, да? То есть мы усложним себе таким образом жизнь, но через это усложнение и через эту назидательную, навязанную в каком-то смысле, в хорошем, положительном, нам сверху парадигму, мы, наверное, поднимемся и войдем в резонанс с церковным календарем. Сложно, но можно. Это что касается себя, сложно, но можно. Вопрос, а стоит ли запихивать туда мужа с детьми вот этой женщине? Ей очень хочется, чтобы они вместе в едином ритме дышали, вдыхали и выдыхали, и ходили, но как-то не складывается. А ей хочется.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Весь трагизм мира людей в том, что у людей есть свобода, свобода воли. Этот тот самый камень, который Бог создал и который Он сам не может поднять, условно говоря, то, что Он не преодолевает. В этом же трагедия Самого Бога, Он ничего не делает, Он не заставляет человека прийти к Себе, человек либо выбирает это, либо нет. То же самое происходит в супружеских отношениях, вообще в отношениях людей. Это всегда больно и тяжело. Ты бы хотел или хотела, чтобы супруг или супруга вместе с тобой разделял всю радость церковной жизни, точно также относился к Христу, как ты к Нему относишься, чтобы Он тоже как и для тебя был всем, и ты не можешь это навязать, невозможно. Да это тяжело, это больно, но все равно остается огромное пространство, чтобы потихонечку к этому идти, жертвуя своими мечтами, что сейчас вы будете акафисты читать круглые сутки. В семье есть такое понятие, как семейное застолье. Ведь мы говорим о попытке положить свой график на церковный календарь, а церковный календарь отмечается праздниками, радостными событиями — праздниками. Праздник это застолье. И вот мы сейчас сказали про огласительное слово Иоанна Златоуста, он говорит: «Придите все на пир, телец для всех заклан». Это праздничный стол, это семейная трапеза, семейный стол. Может быть, семейное застолье это мистическая вещь, очень глубокая, и, может быть, это самое главное дело, потому что ничто так не объединяет, как семейный стол. Такими моментами свою жизнь к Богу и возводить. Праздник от слова праздность — ничегонеделание. Вот эта самая суббота день покоя, праздник, ничегонеделание, то есть оставить мирскую суету, все то, что нас разделяет, у каждого свое дело, особенно в нашем мире, как мы сейчас говорили, оставить все это и объединиться в праздности за столом, за радостью обычной семейной. Пусть твой супруг не будет воспринимать пока Христа и Церковь, как для тебя это важно, но ты просто поделишься с ним радостью, радость в принципе от Господа. Если она не основана на каких-то грехах, но это уже не радость, а что-то странное. Вот это то, что можно и нужно давать своей семье как христианину, это обязанность, долг такую радость нести.

Александр Ананьев:

— «Семейный час» на «Светлом радио». Алла Митрофанова, Александр Ананьев, клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Иаков Белый-Кругляков. За несколько буквально даже не часов, мгновений, вздохов и выдохов до Пасхи говорим о том, как бы так устроить свою жизнь, чтобы православная культура, наш календарь церковный стал естественной средой для жизни семьи. Или хотя бы самого себя, нет не себя, не столько себя, а вот именно семьи, детей, и главное не только культурой, но и убеждением и верой.

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, только через себя, мне кажется, как раз через себя. Если для тебя это... Дети же будут все равно смотреть, как родители, это известная вещь. И радость жены будет воспринята мужем, если она палку не перегибает. Наоборот еще легче, если муж уже в этом, то жене легче прийти.

Александр Ананьев:

— Не знаю, у меня есть большие сомнения. Давай нарисуем картину. Жена утром уходит в храм, а муж остается дома. Она говорит: я в храм — он: о’кей, хорошо, что купить на ужин? Все. Что возникнет такой момент, что муж или дети скажут, а возьми нас с собой в храм? Да не будет такого.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— А происходит немножко по-другому. Весь этот механизм работает так, что твоя церковность начинает иметь значение, когда ты выходишь из храма, когда домой возвращаешься, и как ты там живешь. Не сам факт того, что ты уходишь в храм, должен заинтересовать членов твоей семьи, а тот факт, какую ты жизнь являешь, каким ты приходишь оттуда и каким ты остаешься постоянно рядом с ними. Это скорее можем сподвигнуть: ничего себе, как может действовать вся эта история.

Александр Ананьев:

— Как в той шутке. Звонок в дверь, открываешь дверь, здравствуйте, вы не хотите поговорить о Боге? — Нет, нет, спасибо, мы православные христиане.

Алла Митрофанова:

— Забавный, но трагический эпизод вспоминаю. Была какая-то суббота, даже не помню, что это был за праздник. Александр Владимирович работали практически до утра, с учетом того, что мы в воскресенье в храм собирались, в общем в субботу никак не мог.

Александр Ананьев:

— А потому что грешник страшный.

Алла Митрофанова:

— Да нет.

Александр Ананьев:

— И работу сделал идолом своим и поклоняется ей, яко язычник.

Алла Митрофанова:

— Нет, очень заботится о семье. Короче, пошла я в храм одна. Мне казалось, все предусмотрела, с собакой погуляла, кофе сварила, думаю, на обратном пути плюшки какие-нибудь куплю, чтобы Сашенька проснется... Все предусмотрела. Но нет. Выхожу из храма, звонит муж и говорит: я проснулся, а у нас дома метель. Потому что собака, в тот момент еще щенок, дорвалась до подушки и порвала все в хлам.

Александр Ананьев:

— Я даже не помню эту историю, давно это было.

Алла Митрофанова:

— А я помню очень хорошо, как я вышла из храма и думаю, какая же я умничка, все так хорошо придумала, муж спит, кофе готов, сейчас я плюшечки куплю, все замечательно. Да-дамс.

Александр Ананьев:

— Но вы же можете меня понять? Просыпаешься, голова болит, жены нет, дома бардак.

Алла Митрофанова:

— Бардак, вот, и так тоже бывает. И это, конечно, такая печалька. И дальше ты бежишь домой, просто сломя голову, плюшки в итоге уже не покупаешь, потому что надо поскорее прибежать и помочь убраться. В общем, бывает такое, что обстоятельства врезаются в нашу жизнь, и наши идеальные представления о том, как все будет...

Александр Ананьев:

— Я хочу сейчас сделать на этом акцент. Это мы говорим о супругах, которые живут очень синхронизированной друг с другом жизнью. Вместе работают и на этом проекте и на этом проекте. У них общий круг знакомых, общая жизнь, общая работа, общие проекты, общие темы для обсуждения, они говорят на одном языке, и то — вот, пожалуйста, насколько они разные.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Может быть, что вообще важнейшие моменты семейной жизни такие вот как раз. Их преодоление это рост. Апостол Павел говорит, достигайте любви, она представляется как некое древо, которое надо поливать, она же поливается не просто когда все классно, когда все учтено, и муж просыпается в полной роскоши, все идеально, жена молится еще и за него, и стоит тихонечко остывает завтрак. А может быть, как раз когда такие проблемы возникают, чисто человеческие, их преодоление каждый раз — это сплочение семье.

Алла Митрофанова:

— Но мужу-то это за что было, я не понимаю.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Ни за что. Чтобы явилась слава Божия.

Алла Митрофанова:

— Да, через умножение любви. Я помню, пришла домой, а там уже практически все убрано. А потом Саша еще прекрасную историю написал для журнала «Фома» непридуманную про то, как у нас собака время от времени раздирает свою кровать, а Саша ее зашивает, ставит заплатки, и точно так же Господь. Мы рвем кровати свои, свои жизни рвем в клочья, А Господь ставит на них заплатки, зашивает и, в конечном счете, всегда очень хорошо получается.

Александр Ананьев:

— Красиво. Вопрос важный. Не так давно говорили с протоиереем Александром Гавриловым из Санкт-Петербурга. Мы очень часто говорим на темы, сопряженные, где и православие, и психология, и семейная жизнь, воспитание детей. И в частности одной из причин, по которым в семье, которую есть все основания назвать благополучной, мама, папа, духовная жизнь, все пироги, почему дети становятся наркоманами, одной из причин, как он сказал, что подростки в знак протеста против религиозного насилия начинают действовать уж совсем назло родителям. И находят самое разрушительное, подростки изобретательны в этом смысле.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, да.

Александр Ананьев:

— Я не стану говорить, так это или не так, это, скорее, сфера знаний специалистов, но что такое религиозное насилие, могу себе представить. Попытка уложить семейную жизнь в график, в церковный календарь, в какой момент превращается в религиозное насилие? И в какой момент нужно сказать себе, погоди, стоп, здесь нужно отпустить, пускай сами решают? Чтобы это было не насилие, но радость.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Это та самая трудность про свободу, как препятствия для полного счастья здесь и сейчас. Насилие начинается тогда, когда ты поступаешь не так, как Господь в этом смысле. Когда ты пытаешься человека перепрограммировать под себя. Это может быть очень понятно по-человечески, и благие намерения спасти свою семью, заставить ее быть счастливой во Христе. Но это насилие, Господь так не действует и мы не должны так действовать. В любом случае тут начинается насилие. Я не специалист, не могу экспертно об этом рассуждать, но как мне представляется, оно может быть скрытым, может быть очевидным, совсем действенным, насилие, может быть подспудным давлением моральным. И здесь жертвенность должна проявиться в собственном терпении, в снисхождении к людям, в жалении людей. Мы так по-христиански думаем, что мы-то знаем, что надо полюбить в людях то, что Богом заложено, а если мы будем любить по плотски, то будем им угождать. Но мы как-то легко себя ставим на место судей. Христос по-другому в Евангелии, Он видит, что люди голодные, просто голодные, Он совершает чудо, чтобы их накормить, чтобы они не были голодными. Он исцеляет больных, помогает... Он даже некоторые сюжеты, как с той хананейской женщиной как будто не планировал ей помочь, говорит, что Я пришел только для погибших овец дома Израилева. Она Его умоляет, и Он говорит: ох, жено, велика твоя вера — и помогает ей. Из такой обычной жалости, просто человеческой, у нее больная дочь, и Он ей помогает. И мы, может быть, должны тоже как-то так подходить. Эта женщина, кстати, была не иудейской традиции, и мы не можем сказать, но она жила в языческой среде, и Господь не потребовал от Нее сию же минуту пойти покаяться, принести какие-то... произнести Символ веры, переформатировать свою веру. Он просто откликнулся, потому что Он знает, когда это возможно, когда не возможно, и, скорее всего, именно такая простая человеческая доброта и жалость, это самая лучшая проповедь, самая действенная. Такую проповедь и надо нести в семью. Просто своей любовью, снисхождением, несмотря на свои мечты и ожидания, как-то с ними бороться, что ли. Потому что все эти мечты и ожидания о суперпрекрасной христианской семье в идиллии тоже идол.

Александр Ананьев:

— Два вопроса, а у нас осталось буквально три минуты, два вопроса, на которые я хотел бы получить короткие ответы. Нет, хотел бы получить длинные, но время остается только на короткие. Допустим, трапеза дома, в гости пришли родственники далекие от церкви, вообще считающие себя атеистами, все равно у вас какие-то отношения, ну, не выгонять же тетушку из дома. Молитва перед трапезой?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я бы произнес. Но перед этим я бы предупредил, конечно. Но произнес бы молитву. Вот это тот момент, когда нужно суметь не постесняться.

Александр Ананьев:

— На какое-то время вы можете выйти и заняться своим чем-нибудь языческим, а мы пока помолимся?

Алла Митрофанова:

— Почему?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, можно никуда не выходить, я думаю, что такие вещи... И даже если наоборот, мы христиане, а у нас какие-то неверующие, далекие от всего этого родственники, мы же от них не будем требовать соблюдать пост, соблюдать какие-то моменты, это с нашей стороны снисхождение.

Александр Ананьев:

— Ну, это будет все равно. Я крестился четыре года назад, для меня это вопрос, я не знаю, есть момент. Когда мы вдвоем или когда мы с друзьями, с которыми разделяем наши убеждения, мы живем одной жизнью, тогда да, не вопрос, здорово. А когда ...

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Это момент, когда нужно проявить мудрость змеиную, как «просты как голуби и мудры как змея».

Александр Ананьев:

— Понятно, не мой вариант.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Я тоже бываю в таких ситуациях и делюсь, как поступаю я. Не могу дать какой-то универсальный ответ, к сожалению. Ты чувствуешь сам, как люди могут воспринять те или иные твои действия, так называемые религиозные. Господь же говорит, с одной стороны, не постыдитесь, с другой стороны, не мечите бисер. Здесь нужно почувствовать самому, Господь нам предоставляет возможность рассудить в моменте. Зачастую, если я понимаю, что люди тяжело воспримут, если я начну произносить: Отче наш, слава и ныне, благословение трапезы и так далее, то я просто благословляю трапезу свою, перекрещусь хотя бы и скажу, Господи помоги, благослови. Так мы и делаем в конечном итоге. И последний вопрос. Долгие и ночные богослужения, брать ли детей, в каких случаях брать не надо?

Алла Митрофанова:

— Вас брали?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Меня какие-то разы брали, какие-то не брали. По ситуации. И точно так же всем бы я рекомендовал, смотрите сами, как ваши дети поживают. У вас есть любая возможность. Сегодня сказали, как отец Максим Козлов призывал, что приходите утром с детьми. Есть целая Светлая седмица, никто ничего не потеряет, но я знаю, что многие семьи приходят вместе с детьми ночью. И я знаю, что это не просто, по-разному разные дети на это реагируют, конечно, кто-то спит, не просыпается, у кого какой сон. Здесь тоже не должно быть насилия, что только так и никак иначе, потому что проблемы создаются не только вам и вашим детям, но и остальным людям в храме большие. Это то же самое рассуждение, как лететь в самолете в дальние полеты с детьми с маленькими рядом с пассажирами.

Александр Ананьев:

— Будьте мудры.

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— Да, будьте мудры.

Александр Ананьев:

— Спасибо вам, дорогой отец Иаков. Ну что, выключаем духовку и собираемся в храм? С наступающей вас Пасхой, друзья. С вами была Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

Александр Ананьев:

— Клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Иаков Белый-Кругляков. Вас же там можно найти, если есть желание можно общаться с вами?

Священник Иаков Белый-Кругляков:

— С наступающей Пасхой, дорогие друзья. Спасибо вам.

Александр Ананьев:

— Спасибо. С наступающей Пасхой. Всего доброго.